Текст книги "Дезертирство в Красной армии в годы Гражданской войны (по материалам Северо-Запада России)"

Глава 1. Комиссии по борьбе с дезертирством Северо-Запада России

1.1. Оформление системы борьбы с дезертирством (1918 – весна 1919 г.)

Вначале 1918 г. на развалинах старой армии в условиях развивающейся Гражданской войны и продолжающейся Мировой советская власть приступила к созданию новой армии на основе добровольности. Говоря о Красной армии первых месяцев, необходимо отметить, что «добровольное вступление… не означало, что военнослужащий мог в любое время по собственному желанию оставить военную службу»[132]132
  Портнов В. В., Славин М. М. Правовые основы строительства Красной армии 1918–1920 гг.: историко-юридическое исследование. М., 1985. С. 62.


[Закрыть]. Добровольная служба оформлялась подписанием специального обязательства на срок не менее шести месяцев. Декретом ВЦИК от 22 апреля 1918 г. был утвержден текст воинской присяги. Инициатива на местах (например, в Петрограде) по подписанию красноармейцами неких торжественных обещаний была проявлена еще ранее. Данное нововведение рассматривалось как одна из форм «сдерживания военнослужащих от дурных поступков: оставления службы (дезертирства), неисполнения приказов, озорства, мошенничества и т. п.»[133]133
  Пухов Г. С. Как вооружался Петроград. С. 18.


[Закрыть]. С конца марта в петроградских частях пытались уточнить и конкретизировать права и обязанности красноармейцев. В частности, были разработаны «Условия приема и жизни в Красной армии Выборгского района», «Общие обязанности красноармейца», «Условия для вступающих в Эстонский коммунистический батальон», «Обязательство» Особого отряда Красной армии и т. д.

Понятие побега со службы, под которым понималось «самовольное отсутствие свыше пяти дней без всяких на то основательных причин», было раскрыто в декрете «О социалистическом рабоче-крестьянском Красном Флоте» от 14 февраля 1918 г. Предусмотренные декретом наказания соответствовали духу времени: исключение из профессионального союза или демократической организации, а также отдача на общественные работы[134]134
  Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1917–1918 гг. № 23. М., 1942. С. 331–335.


[Закрыть]. Логично, что раньше всего необходимость юридической фиксации данного военного преступления была осознана именно в военно-морском флоте как в традиционно более четко отлаженной, дисциплинированной и консервативной, в силу своей специфики, нежели армия, системе.

Тезис С. П. Оликова о том, что Красная гвардия образца зимы 1917–1918 гг. была «единственной в истории вооруженной силой, которая не знала дезертирства», излишне категоричен – здесь также стоит вести речь только об отсутствии дезертирства массового[135]135
  Оликов С. Дезертирство в Красной армии и борьба с ним. С. 18.


[Закрыть]. В сравнении с армией призывного периода следует также помнить, что количественно бо́льшую долю отнесенных к дезертирам в годы Гражданской войны составили уклоняющиеся от мобилизации, что просто не могло иметь места при добровольческом наборе.

29 мая 1918 г. был издан декрет ВЦИК «О принудительном наборе в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию»[136]136
  Декреты Советской власти: Т. 1–18. М., 1957–2009. Т. 2 (1959). С. 334–335.


[Закрыть]. Был сделан шаг, на который, казалось, невозможно было пойти еще в начале 1918 г., когда «жива была еще в памяти старая армия. Живы были еще и ее остатки, которые растекались по всей стране»[137]137
  Строительство Красной Армии. М., 1919. С. 4.


[Закрыть]. Уровень дисциплины в любой армии непосредственно связан с уровнем дезертирства, самовольных отлучек и т. д. Один из пунктов резолюции по докладу Л. Д. Троцкого о создании Красной армии на V съезде Советов 10 июля 1918 г. гласил: «Рабочая и крестьянская Красная Армия должна быть построена на основе железной революционной дисциплины… Хулиганские элементы, которые грабят и насилуют местное население или устраивают мятежи, шкурники, трусы и дезертиры, которые покидают боевые посты, должны караться беспощадно»[138]138
  Декреты Советской власти. Т. 2. С. 542.


[Закрыть]. Необходимый, по сути, переход к комплектованию Красной армии на основе воинской повинности вызвал естественную волну массового дезертирства, которая к концу 1918 г. стала представлять серьезную опасность для новой власти. Она заключалась не только в ослаблении армии, но и в создании почвы для антисоветских вооруженных выступлений, нарушении работы транспорта, развитии бандитизма, демонстрации безнаказанного нарушения советских декретов.

За 1918 год существенно изменился и классовый характер армии: в добровольческий период большую часть ее составляли рабочие, да и первые мобилизации затронули лишь города. 29 июня 1918 г. был издан декрет СНК о призыве рабочих 1896–1897 гг. рожд., постоянно и временно проживающих в Петрограде и пригородах, а ровно через месяц были призваны рабочие 1893–1897 гг. рожд. всех уездов Петроградской губернии[139]139
  Декреты Советской власти. Т. 2. С. 109–111; Там же. С. 507–508.


[Закрыть]. В августе 1918 г. по Петрограду активно распространялась листовка, в которой, наряду с призывом к матерям, женам и сестрам рабочих «звать» их на призывные пункты, констатировалось, что каждый не явившийся – «враг народа и изменник собственному делу»[140]140
  Петроградские листовки Гражданской войны 1918–1920 гг. Л., 1944. С. 23.


[Закрыть].

Осенью начались массовые призывы крестьян, пришедшиеся как раз на период полевых работ, что также сказалось на уровне уклонения от службы. С этого времени пара «крестьянин-дезертир» стал одним из клише большевистского агитпропа, причем весьма заслуженно. В постановлении, принятом на совещании военных делегатов XI съезда РКП(б) (март – апрель 1922 г.), давалась характеристика Красной армии «…как принудительно собранной живой силы, более чем на ³/₄ состоящей из крестьян», из чего и вытекали ее особенности[141]141
  Протоколы XI съезда РКП(б). М., 1936. С. 693.


[Закрыть]. Говоря о мобилизационных кампаниях этого периода, главнокомандующий Вооруженными силами республики С. С. Каменев подчеркивал, что на местах призывных списков не имелось, никакой специальной подготовки к призыву не велось, а «просто говорилось – таким-то возрастам идти на войну. Каждый мог скрыть свой возраст, однако шел»[142]142
  Цит. по: Портнов В. В., Славин М. М. Правовые основы … С. 112.


[Закрыть]. Сложилась объективная ситуация, в которой всех подлежащих призыву привлечь просто не представлялось возможным в силу слабости системы, и потому «брали только тех, кто являлись на сборные пункты»[143]143
  Козаков А. Общие причины … С. 32.


[Закрыть]. Видный военный и партийный деятель С. И. Гусев писал об отсутствии реальных рычагов воздействия на население и сельские органы власти: «Вспомните, как проводились первые мобилизации. Митингами, манифестацией, листовками»[144]144
  Гусев С. И. Гражданская война и Красная Армия. С. 37.


[Закрыть]. Иначе и быть не могло, ведь в начальный период мобилизационного строительства Красной армии «учетные аппараты, не говоря уже про места (где их, зачастую, не было), но даже в центре были поставлены весьма слабо»[145]145
  Козаков А. Указ. соч. С. 32.


[Закрыть]. Более того, в сборнике «Строительство Красной Армии» под редакцией военного комиссара Всероссийского главного штаба В. Г. Шарманова отмечено, что учет населения, подлежащего призыву, начался только после первых мобилизаций[146]146
  Строительство Красной Армии. С. 5.


[Закрыть]. Л. Д. Троцкий говорил о массовой неявке на призывы среди крестьян в губерниях, удаленных от фронтов, где «учет был плох, призывы не брались всерьез»[147]147
  Троцкий Л. Д. Моя жизнь: Опыт автобиографии. Иркутск, 1991. С. 363.


[Закрыть]. Воспитание в народной среде подобной «необязательности» в отношении исполнения законов и «простительности» к нарушителям летом – осенью 1918 г. будет оплачено дорогой ценой при последующих призывах. Это «несерьезное» отношение к мобилизациям – отголосок революционно-анархической вольницы 1917 г. и отсутствие восприятия советской власти как пришедшей всерьез и надолго.

Исследователь В. С. Измозик, анализируя сводки о настроениях на местах, отметил как типичные для 1918 г. сведения о нежелании населения выполнять декрет о мобилизации в Красную армию[148]148
  Измозик В. С. Глаза и уши режима: Государственный политический контроль за населением Советской России в 1918–1928 гг. СПб., 1995. С. 36.


[Закрыть]. На VI съезде Советов Петроградской губернии в январе 1919 г. один из уездных представителей заявил в своем выступлении: «Мобилизованные целых волостей не являлись. Человек 300–400 мобилизованных собираются и попадают под воздействие офицеров и кулаков, происходит вооруженное восстание и приходится подавлять его оружием… У нас есть волости, где на мобилизацию смотрят как на что-то враждебное и стараются разрушить ее»[149]149
  Цит. по: Мусаев В. И. Политическая история Ингерманландии в конце XIX-ХХ в. СПб, 2001. С. 71.


[Закрыть]. К концу 1918 г. от мобилизации в Красную армию по Советской России уклонилось 917 250 человек…[150]150
  Оликов С. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть]

Проведение широких мобилизационных кампаний в России неизменно встречало определенное сопротивление того или иного рода со стороны мобилизуемых. Даже говоря о патриотическом подъеме первых месяцев Первой мировой войны, уместно вспомнить о беспорядках и волнениях среди новобранцев. Слова исследователя С. В. Тютюкина об этих событиях вполне ложатся и на рассматриваемый нами период: «Здесь проявилась глубокая, годами копившаяся неприязнь значительной части народа к властям… Ситуация усугублялась привычной для России административной неразберихой, произволом карательных органов, привыкших действовать в основном методом устрашения и подавления»[151]151
  Тютюкин С. В. Патриотический подъем в начале войны // Мировые войны XX века: в 4 кн. М., 2002–2005. Кн. 1. С. 362.


[Закрыть].

Меры, применяемые для борьбы с дезертирством во второй половине 1918 г., несмотря на решительность (объявление дезертиров врагами народа и применение массовых расстрелов), не характеризовались организованностью и продуманностью. Анализируя все новые многотысячные наборы в Красную армию и чуть ли не превышавшее их число бежавших и уклонистов, Н. Н. Мовчин сделал любопытный вывод: «пока еще оставались ресурсы для призывов, не было побудительных причин серьезно отнестись к борьбе с дезертирством»[152]152
  Мовчин Н. Н. Указ. соч. С. 130.


[Закрыть]. Позднее глава Политуправления Петроградского военного округа К. Г. Аршавский в телеграмме в Псковскую губернскую комиссию по борьбе с дезертирством (далее – ГКД) от 9 января 1920 г. о предстоящей мобилизации 1901 г. рожд. обращал внимание на то, что одной из основных задач на тот период было «приведение в более благоприятное состояние взаимоотношения между числом мобилизованных и числом штыков». Речь шла о необходимости начать, наконец, дорожить каждым призванным, так как «расход человеческого материала чрезвычайно велик», а больших мобилизаций страна уже не в силах была проводить[153]153
  ГАНИПО. Ф. 1. Оп. 3. Д. 1. Л. 76.


[Закрыть].

При отсутствии организованной системы сопротивления дезертирству большая доля ответственности была возложена на партийные структуры. Советский историк В. В. Бритов, конъюнктурно рассказавший в своей монографии об успешном прохождении массовых мобилизаций 1918–1919 гг., все же упомянул, что без «крайнего напряжения» усилий РКП(б) это было бы невозможно[154]154
  Бритов В. В. Рождение Красной Армии. М. 1961. С. 215, 230.


[Закрыть]. В сентябре 1918 г. Петроградский губернский комитет РКП(б) выработал «Инструкцию партийным коллективам красноармейских частей». Пункты 7 и 8 этой инструкции возлагали на партийные коллективы не только недопущение «утечек» при отправке на фронт, но и борьбу с малодушием бойцов и дезертирством на фронте[155]155
  Пухов Г. С. Как вооружался Петроград. С. 45.


[Закрыть]. Постановлением ЦК РКП(б) от 26 ноября 1918 г. всем членам партии предписывалось «общими энергичными усилиями вызвать скорый перелом в настроении и поведении частей», обратив особое внимание на укрепление дисциплины и на то, чтобы ни одно воинское преступление не осталось безнаказанным[156]156
  Портнов В. В., Славин М. М. Указ. соч. С. 177.


[Закрыть]. Явственную демонстрацию того, к чему это приводит и на фронте, и в тылу, дал 1917 г.

С лета 1918 г. началось создание системы военно-революционных трибуналов (далее – ВРТ), что логично шло параллельно с первыми крупными призывами в Красную армию, оформлением проблемы массового дезертирства. Первоначально на отдельных участках фронта по личной инициативе комиссаров и командиров возникали разного рода чрезвычайные органы («тройки», трибуналы, военно-полевые суды), которые включились в борьбу с военными преступлениями, в том числе с дезертирством[157]157
  Данишевский К. Х. Революционные военные трибуналы. М., 1920. С. 3–4.


[Закрыть]. В беседе с корреспондентом «Северной коммуны» председатель ВРТ при РВСР К. Х. Данишевский так обосновал необходимость создания таких трибуналов: «Вошедшие в состав новой армии бывшие солдаты, пережившие период разложения и демобилизации, принесли с собой склонность к дезертирству и беспричинной панике»[158]158
  Северная коммуна. 1919. 2 янв.


[Закрыть]. Соответственно, на фронте должна была сложится эффективная и скорая на расправу карательная система, приговоры которой оказали бы отрезвляющее влияние на нестойких бойцов. Простую и меткую мысль высказал Л. Д. Троцкий в феврале 1919 г., отметив, что армия революционной, переменчивой эпохи по сути своей есть «нервная армия, которая живет порывами…» и может дрогнуть, побежать вследствие любых неудач[159]159
  Троцкий Л. Д. Советская Республика и капиталистический мир. Ч. 2 // Сочинения. Т. 1–21. М.; Л., 1925–1927. Т. 17. Ч. 2 (1926). С. 86.


[Закрыть].

Практическая борьба с дезертирством в 1918 г. легла во многом на плечи ЧК, но, несмотря на масштабность массового дезертирства (сотни тысяч человек), эта задача была для них третьестепенной. В историографии по исследуемому региону этот вопрос не нашел достойного отражения[160]160
  См., напр.: Петров М. Н. ВЧК – ОГПУ: первое десятилетие (на материалах Северо-Запада России). Новгород, 1995; Ратьковский И. С. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 г. СПб., 2006.


[Закрыть]. По сведеньям М. Я. Лациса, по состоянию на 18 сентября 1918 г. в одной только Новгородской губернии было задержано 11 150 дезертиров[161]161
  Лацис М. Я. Два года борьбы на внутреннем фронте. М., 1920. С. 74.


[Закрыть]. Используя материалы периодической печати, петербургский исследователь И. С. Ратьковский выявил 80 случаев применения высшей меры наказания органами ЧК за дезертирство в 1918 г.[162]162
  Ратьковский И. С. Указ. соч. Приложение. Табл. 6.


[Закрыть] На этом этапе подавляющая часть извлеченных дезертиров отправлялась обратно в части, лишь те, чей побег был отягчен уголовными преступлениями, контрреволюционной деятельностью или же совпал с тяжелой военной обстановкой, подлежали суду. Уездные ЧК, имевшие, как правило, весьма слабый кадровый состав, зачастую только усложняли ситуацию с дезертирами, скрывавшимися на селе, неуклюжими или же излишне жестокими действиями провоцировали бело-зеленые восстания. Их упразднение несколько оздоровило отношение власти и населения, способствовало успешности борьбы с дезертирством.

Для борьбы с паникой и дезертирством уже в августе 1918 г. на фронте действовали «специальные конные отряды-десятки», состоящие по преимуществу из коммунистов[163]163
  Цит. по: Дайнес В. О. Штрафбаты и заградотряды Красной Армии. М., 2010. С. 18.


[Закрыть]. Всем начальникам боевых участков Северокавказского военного округа было предписано немедленно сформировать отдельные роты для борьбы с дезертирством. Вскоре за этим последовал приказ: «Выделить при каждом штабе корпуса две контрольные роты для наблюдения в тылу за порядком и задержания дезертиров, к коим применять расстрел»[164]164
  Директивы командования фронтов Красной Армии (1917–1922 гг.): сб. документов: в 4 т. М., 1971–1978. Т. 1. С. 306, 666.


[Закрыть]. Л. Д. Троцкий поощрил инициативу командования 5-й армии, где была создана «летучая сотня» для борьбы с дезертирством, и рекомендовал внедрять этот опыт на всех фронтах.

После занятия Красной армией Пскова в ноябре 1918 г. в губернии началась организация особых военизированных подразделений, имевших задачей борьбу с дезертирством, которое здесь зачастую принимало характер вооруженного сопротивления советской власти. В конце 1918 г. по распоряжению Псковского губернского комитета РКП(б) был создан Псковский коммунистический отряд (около 60 штыков). На него были возложены функции «очистки» окрестностей Пскова от дезертиров и белогвардейцев. Подобные формирования были созданы и в других уездах (например, в Островском)[165]165
  Минченков С. А. Части особого назначения на Псковщине в начале 20-х гг. // Правоохранительная деятельность в Псковской области: история и современность. Вып. 2. Псков, 2000. С. 16.


[Закрыть]. Постепенно в отдельных районах исследуемого региона появлялись не только силовые подразделения, но и временные структуры, организующие и координирующие антидезертирскую деятельность. Так, например, в начале 1919 г. в Луге действовал «Военно-революционный штаб отрядов по усмирению кулацко-белогвардейских мятежей и борьбе с дезертирством»[166]166
  ЦГА СПб. Ф. 5275. Оп. 1. Д. 39. Л. 27 об.


[Закрыть].

Приказом председателя РВСР № 44 от 7 октября 1918 г. обязанность задерживать дезертиров и доставлять их в штаб полка или дивизии возлагалась на сельсоветы и комбеды, ответственными за неисполнение считались их председатели. Каждый добровольно сдавшийся властям дезертир, который являлся в штаб дивизии и говорил: «Я дезертир, но клянусь, что дальше буду сражаться честно», – должен был быть прощен и допущен к исполнению «высоких обязанностей» красноармейца[167]167
  ЦГА СПб. Ф. 5275. Оп. 1. Д. 39. Л. 14.


[Закрыть]. Одновременно тот же приказ грозил расстрелом на месте за любую попытку сопротивления со стороны дезертира.

Постановлением РВСР от 24 октября 1918 г. все меры к розыску скрывшихся красноармейцев должны были принимать окружные военные комиссары и войсковые начальники, «распоряжениями которых формировались воинские части, давшие дезертиров»[168]168
  Реввоенсовет Республики: Протоколы 1918–1919. М., 1997. С. 88.


[Закрыть]. По прибытии эшелона с красноармейцами надлежало провести проверку личного состава, выявить «летчиков» и подключить к их поимке окружные военкоматы (далее – ОВК) и войсковых начальников[169]169
  Руководство к декретам и постановлениям … С. 27.


[Закрыть]. Приказом РВСР № 283 от 22 ноября 1918 г. все отставшие от следующих на фронт эшелонов должны были предаваться революционному суду как дезертиры. Отмечалось, что они деморализующе воздействуют на красноармейцев и парализуют работу транспорта[170]170
  Руководство к декретам и постановлениям … С. 28.


[Закрыть]. В это время, когда потенциальная мобилизационная база большевиков была далеко не исчерпана, на первом месте находилась не проблема недополучения Красной армией боевых единиц, а «побочные» негативные эффекты бегства: перебои в работе железных дорог, удар по авторитету советской власти, создание взрывоопасной ситуации в тылу и т. д.

С самого начала важная роль в деле борьбы с дезертирством отводилась агитации, главным образом силами периодической печати. Признавалось необходимым «…создать среди трудовых масс населения и прежде всего в самой Красной Армии понимание всей преступности дезертирства в тех условиях, в каких находится наша страна, и настроения к дезертирам, нарушающим основной долг граждан Советской республики»[171]171
  Реввоенсовет Республики. С. 156.


[Закрыть]. На деле же до января 1919 г. должного внимания этой теме на страницах газет не уделялось.

Проблема дезертирства и уклонения от мобилизации была равно актуальной для всех противоборствующих сторон в Гражданской войне. Важнейшим делом для них было успешное проведение призыва, сокращение дезертирства из армейских рядов; нужно было «заставить новобранцев воевать, а не разбегаться после первого же боя»[172]172
  Шанин Т. Революция как момент истины. С. 318.


[Закрыть]. В обвинение белым режимам Г. Раковским была брошена следующая фраза: «Крестьянство с необычайной стойкостью и упорством уклонялось от участия в гражданской войне. Суровые репрессии, драконовские приказы о мобилизациях не могли парализовать массового, чуть ли не поголовного, дезертирства из рядов „русской армии“»[173]173
  Гражданская война в России (1918–1921 гг.) / сост. С. Пионтковский. М., 1925. С. 626.


[Закрыть]. По большому счету, приведенное высказывание применимо ко всем вооруженным силам гражданской войны в России, с той лишь разницей, что пятимиллионная боеспособная Красная армия все же состоялась и победила.

Н. Х. Реден обозначил своеобразную обоюдность дезертирства в войне Гражданской – проблему перебежчиков – так: «Массовое дезертирство было нередким явлением. Из-за него Белая армия теряла и приобретала солдат»[174]174
  Реден Н. Указ. соч. С. 222.


[Закрыть]. А. Ренсом сообщал о полном нежелании сражаться и у красных, и у белых за отсутствием у них осознанных политических и патриотических убеждений. Скудное снабжение влекло за собой массовое дезертирство и переход на сторону врага, из армии которого они вскоре с немалой долей вероятности бежали вновь[175]175
  Ransome А. The crisis in Russia. 1920 / The Project Gutenberg EBook. URL: http://www.gutenberg.org/1/3/2/1326 (дата обращения: 06.10.2016).


[Закрыть]. Министр общественных работ Северо-Западного правительства Н. Н. Юденича Н. Н. Иванов писал: «Я близко видел гражданскую войну, и мое заключение: народ наш в массе не принял гражданской войны ни красных, ни белых, и участвовал в ней весьма нехотя»[176]176
  Скерский К. В. Красная армия … С. 8.


[Закрыть]. И для Советской России, и для подконтрольных белым территорий равно подходит следующее описание: «длинные вереницы совершенно молодых и здоровых людей тянутся в глубокий тыл, гонимые безотчетным и слепым чувством страха»[177]177
  Цит. по: Молчанов Л. А. Газетная пресса России в годы революции и Гражданской войны (окт. 1917 – 1920 г.). М., 2002. С. 234.


[Закрыть]. Сравнивая численность противоборствующих сил и масштабы дезертирства в них, Р. Пайпс заметил: «Во второй половине 1919-го из рядов Красной Армии дезертировало каждый месяц больше солдат, чем служило во всей Добровольческой армии белых»[178]178
  Пайпс Р. Россия под большевиками. С. 78.


[Закрыть].

Большинство крестьян было готово сражаться с белыми в своих волостях, но не вдалеке от малой родины. Особенно это было характерно для партизанских, добровольческих формирований, которые зачастую набирались в одной деревне. При переброске на другой фронт такие части в буквальном смысле таяли на глазах. «Земляческие» побеги в родную волость были одной из характерных черт войны.

В ответ на естественное дезертирство и уклонение, вызванное и нежеланием воевать, и неприятием большевистской политики в деревне, «требовались как политическая агитация, так и принуждение, порядок, жестко навязанный рождающимся государством»[179]179
  Боффа Дж. История Советского Союза. С. 102.


[Закрыть]. Острота вопроса требовала максимально быстрого сложения в чрезвычайных условиях практической и теоретической базы борьбы с дезертирством. Тем не менее на III Партийной конференции Совета коммун Северной области (далее – СКСО) 2 декабря 1918 г. основной докладчик по военному вопросу Б. П. Позерн с удовлетворением утверждал: «… мы провели множество мобилизаций, с которыми не справилось бы ни одно хорошо организованное капиталистическое государство. Нам же удалось проделать это лишь благодаря наличию комитетов деревенской бедноты, которые зорко следят за тем, чтобы никто не уклонялся»[180]180
  Цит. по: Пухов Г. С. Как вооружался Петроград. С. 50.


[Закрыть].

Надежда власти на успешность призывной кампании во многом возлагалась именно на комбеды. Так, приказ Новинского волостного военкомата (Тихвинский уезд Череповецкой губернии) от 20 ноября 1918 г. гласил: «Всем комитетам бедноты вменяется в обязанность проверять отпускные билеты-мандаты у солдат, прибывших в отпуск, и, если таковые окажутся без всяких увольнительных документов – немедленно доставлять в волостной комиссариат. За неисполнение… комитеты бедноты подвергаются ответственности по законам военного времени»[181]181
  Комитеты деревенской бедноты: сб. документов. Л., 1947. С. 364.


[Закрыть]. Ноябрьское предписание Запольского волостного военкомата (Лужский уезд) местному комбеду по поводу отправки дезертиров содержало следующие практические подробности: «Вторично предписываю вам принять самые строжайшие меры по отправке проживающих в вашем обществе дезертиров, кои до сих пор не отправились в свои части… При ослушании граждан отправиться в часть, прошу в тот же день переписать их фамилии и список представить в военный комиссариат, который вышлет партизан для ареста таковых и отправки в комендатуру в г. Лугу с рапортом как дезертиров»[182]182
  Комитеты деревенской бедноты: сб. документов. Л., 1947. С. 368–369.


[Закрыть].

Принципиально новым шагом стало образование Центральной комиссии по борьбе с дезертирством (далее – ЦКД). В соответствии с постановлением Совета рабоче-крестьянской обороны (далее – СРКО) «О дезертирстве» от 25 декабря 1918 г. (см. Приложение 1) в нее вошли представители Всероссийского главного штаба (далее – ВГШ), Всероссийского бюро военных комиссаров, Народного комиссариата по военным делам[183]183
  Декреты Советской власти. Т. 4 (1968). С. 255.


[Закрыть]. Временный характер данной комиссии особо подчеркивался, что сказалось и на ее официальном первоначальном названии – Центральная временная комиссия по борьбе с дезертирством. Казалось, стоит взяться за данную проблему «всем миром», и такой неотъемлемый спутник царской армии, как дезертирство, будет изжит. Только с созданием ЦКД мы можем говорить о начале оформления организованной и планомерной борьбы с дезертирством. Тем не менее четкая, прозрачная для самих «борцов» понятная система работы так и не была налажена в течение всей Гражданской войны.

Несмотря на определенную концентрацию дела в руках ЦКД, названное постановление предписывало привлекать к розыску дезертиров «все Советские учреждения»[184]184
  Декреты Советской власти. Т. 4. С. 255.


[Закрыть]. Для борьбы с массовым дезертирством нельзя было обойтись исключительно военными или узкоспециализированными ведомствами. Еще в сентябре 1915 г., когда уровень данного явления был несравнимо ниже, военное ведомство, сообщая в Министерство внутренних дел о побегах («разбегается почти весь эшелон»), просило о содействии, так как «военное министерство… без помощи гражданской власти бессильно что-нибудь сделать»[185]185
  Оськин М. В. Указ. соч. С. 272.


[Закрыть].

Дезертиры в постановлении были охарактеризованы как «некоторые порочные, а подчас и несознательные элементы»[186]186
  Декреты Советской власти. Т. 4. С. 255.


[Закрыть]. Отметим особенность, которая будет встречаться в подобных декретах и в дальнейшем: дезертирство, несмотря на всю масштабность, представлялось преступлением отдельных субъектов, исключительным случаем. Получалось, что, поднимая важность решения данного вопроса на значительную высоту, подобные определения для конкретного работника на местах психологически, пожалуй, принижали значимость его труда, а следовательно, и ответственность, активность, которую необходимо было проявить на этом поприще.

Признавая всю трудность положения Советской России, постановление «О дезертирстве» квалифицировало его как тяжкое и позорное преступление, на пресечение которого необходимо обратить «всю энергию государственной власти…». Народным комиссариатам юстиции и по военным делам поручалась разработка для ревтрибуналов «инструкций по определению степени виновности дезертиров». Они же, совместно с Наркоматом внутренних дел, должны были устанавливать степень виновности должностных лиц «в случаях недостаточно энергичной борьбы с дезертирством». Для наказания дезертиров определялся чрезвычайно широкий спектр мер: от денежных штрафов до расстрела. Укрыватели карались принудительными работами сроком до пять лет. Ответственность за ведение борьбы с дезертирами на местах возлагалась на комитеты деревенской бедноты, исполкомы советов, военные комиссариаты[187]187
  Декреты Советской власти. Т. 4. С. 254–256.


[Закрыть].

Первоначально планировалось ограничиться созданием только центральной комиссии, но скоро стало ясно, что нельзя обойтись без разветвленного аппарата, который охватил бы «…своим щупальцем все отрасли жизни тыла и армии, держащим в своих руках и направляющим предназначенные для борьбы с дезертирством силы»[188]188
  Оликов С. Указ. соч. С. 18.


[Закрыть]. Тем не менее уже самим постановлением от 25 декабря 1918 г. предписывалось учреждать местные «вспомогательные органы»[189]189
  Декреты Советской власти. Т. 4. С. 255.


[Закрыть]. Что это за органы, в документе не уточнялось. Итак, ЦКД мыслилась как весьма компактный «штаб-лаборатория» для планирования, координации антидезертирской борьбы, разработки проектов декретов и инструкций. Лишь под давлением необходимости эта комиссия была фактически «размножена» на места, вплоть до волостного уровня, явив на выходе сложную систему с огромным количеством разнообразнейших функций, которые часто вторгались в зоны ответственности других ведомств. Несмотря на это, по авторитетному мнению И. И. Вацетиса и Н. Е. Какурина, «проведение кампании по борьбе с дезертирством и уклонением от мобилизации удалось осуществить благодаря организации целой сети широко разветвленных органов для борьбы с этим злом в общереспубликанском масштабе»[190]190
  Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб., 2002. С. 430.


[Закрыть].

Уже в начале 1919 г. информация о появлении в Советской России «чрезвычайной комиссии по борьбе с дезертирством» и о ее работе стали появляться на страницах «белых» газет[191]191
  Скерский К. В. Красная армия … С. 51.


[Закрыть]. В одной из информационных сводок противников большевиков так описывалась система комдезертир: «По всей России образована сеть органов, имеющих специальное назначение – ловлю дезертиров под разными названиями, начиная от главного управления по борьбе с дезертирством в Москве, всеукраинской центральной комиссией и кончая губернскими и уездными „комдезами“»[192]192
  Цит. по: Скерский К. В. Указ. соч. С. 109.


[Закрыть].

Постановление «О дезертирстве» родилось не одномоментно, но прошло череду обсуждений в декабре 1918 г. на весьма представительном уровне. Одним из ключевых стало заседание 19 декабря 1918 г. На нем среди прочих присутствовали председатель РВСР Л. Д. Троцкий и будущий первый глава ЦКД И. Л. Дзевялтовский (Дзевалтовский). Последнему было поручено в течение 24 часов создать комиссию для выработки декрета о борьбе с дезертирством[193]193
  Реввоенсовет Республики. С. 157–158.


[Закрыть]. На данном заседании создаваемая комиссия понималась как «временный орган… с самыми широкими полномочиями». В губерниях и уездах было решено не плодить новых штатных единиц, а пользоваться имеющимися работниками военного и, по мере надобности, других ведомств (внутренних дел, юстиции и др.)[194]194
  Реввоенсовет Республики. С. 155.


[Закрыть]. Меры наказания первоначально варьировались от вычета тройного жалования до расстрела, одной из предполагаемых форм ответственности было направление дезертиров на службу в «особо опороченные части»[195]195
  Реввоенсовет Республики. С. 157.


[Закрыть].

Первое заседание ЦКД состоялось еще 24 декабря 1918 г. (то есть до выхода постановления «О дезертирстве») и носило подготовительный характер. Заседания 25 и 27 декабря проходили при участии представителей множества ведомств: народных комиссариатов юстиции, труда, продовольствия, путей сообщения, военного отдела издательства ВЦИК, агитационного отдела Всероссийского бюро военных комиссаров. Последнему было поручено принять немедленные меры к развертыванию активной пропагандистской работы. Через Наркомат просвещения было решено привлечь художников для создания серии плакатов, изобличающих дезертиров, на издательство ВЦИК возложили создание брошюры о вреде дезертирства. Силами местных комитетов РКП(б) на ближайшее время было назначено проведение серии митингов о дезертирстве. Началась разработка проектов приказов РВСР об отпусках красноармейцев, о проверке документов на железных дорогах, об утере документов, усилении надзора за регистрацией всех прибывающих военнослужащих, о привлечении к ответственности за проживание дезертиров сельсоветов и домовых комитетов, «о мерах пресечения попыток отдельных красноармейцев к побегу во время пути» и так далее – то есть самого широкого круга нормативных актов, прямо или косвенно затрагивающих дезертирский вопрос[196]196
  Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-130. Оп. 3. Д. 579. Л. 1–1 об.


[Закрыть].

ЦКД было выделено 2 млн руб. на чрезвычайные расходы и помещение на Арбате, д. 35 (впоследствии ЦКД переехала на Большую Никитскую ул., д. 52). Штат ее, по состоянию на май 1919 г., был сравнительно невелик: председатель, члены комиссии (которые весьма вольно относились к обязанности посещать заседания ЦКД), 11 сотрудников секретариата, курьеры и шофер[197]197
  Известия Народного комиссариата по военным делам. 1919. 20 мая.


[Закрыть]. За отсутствием необходимого опыта и неимением реальных сил хотя бы для остановки огромной волны дезертирства конца 1918 – начала 1919 г. никаких принципиальных результатов деятельность ЦКД на этом этапе не принесла. В феврале 1919 г. по стране было задержано лишь 26 тыс. дезертиров, многие из которых бежали вновь[198]198
  Мовчин Н. Н. Указ. соч. С. 130.


[Закрыть].

Для радикального снижения остроты дезертирского вопроса и резкого увеличения мобилизационной базы через возвращение беглецов в Красную армию было решено амнистировать дезертиров, добровольно сдавшихся властям. Приказ РВСР № 17 от 4 января 1919 г. обещал освободить от всякого наказания явившихся в течение двух недель с момента его опубликования. Карой вплоть до расстрела грозили всем, кто не откликнется на призыв до 1 февраля 1919 г.[199]199
  Руководство к декретам и постановлениям … С. 32; Известия Народного комиссариата … 1919. 15 янв.


[Закрыть] Данная акция в масштабах Советской России результатов практически не принесла. Тем не менее по отдельным сообщениям с мест, в частности начальника комендантской части Новоржевского УВК, добровольная явка в уезде была успешна, те дезертиры, которые имели при себе документы, указывающие на принадлежность к части, отправлялись по месту прежней службы. Остальные были подвергнуты обстоятельным расспросам (справок о них не наводилось) – из них формировались особые команды, отправлявшиеся на пополнение 2-го и 3-го Псковских полков в Вильно. Так, 28 января было отправлено 24, 1 февраля – 43 человека[200]200
  ГАПО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 91. Л. 2.


[Закрыть]. Явившиеся после указанного срока также направлялись в свои части, но «при сношениях с просьбой привлечь виновных к ответственности». Все прошедшие через военкомат, заносились в особую книгу, чтобы в дальнейшем была возможность отследить факт рецидива. На 11 февраля 1919 г. по уезду в такую книгу было внесено 95 человек, из них 28 дала одна только Посадниковская волость[201]201
  ГАПО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 91. Л. 2.


[Закрыть].

9 февраля 1919 г. ВГШ, получая и обобщая сведения о все возрастающем пожаре дезертирства, указывал окружным военным властям на необходимость немедленно заставить военных комиссаров и военруков проявить «исключительную энергию и инициативу в деле безотлагательного привлечения этих элементов на военную службу»[202]202
  Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 25888. Оп. 1. Д. 60. Л. 38.


[Закрыть]. Обязательное постановление Комитета рабочей обороны СКСО «К борьбе с дезертирством» (февраль 1919 г.) объявляло работу по ликвидации данного явления «одной из очередных задач всех учреждений Советской России и каждого честного труженика»[203]203
  ГАПО. Ф. Р-51. Оп. 1. Д. 91. Л. 18.


[Закрыть]. По декрету «Об амнистии некоторых категорий красноармейцев к годовщине Красной Армии» все дезертировавшие в первый раз, отбывающие наказание в виде лишения свободы, освобождались «при условии дачи освобождаемыми подписок»[204]204
  Декреты Советской власти. Т. 4. С. 425.


[Закрыть]. Многие выпущенные из мест заключения дезертировали вновь.