Текст книги "Экстремальные услуги"

С военной техникой обращаться сложнее. Конечно, операторы-комбайнеры смогут вывести в бой дистанционно управляемых роботов. Но руководить этими машинами в быстро меняющейся тактической обстановке – никогда. Тут нужны профессионалы, а их у мятежников немного. Иначе не вербовали бы заключенных.

А мой бывший однокурсник и будущий премьер достает из сейфа кристалл лазерной записи, упакованный в контейнер с пломбой. Подбросив цилиндрик, небрежно кидает в мою сторону. Поймав футляр на лету, спрашиваю:

– Что на нем?

– Ты просил карту ЧД-каналов.

Оперативно работают. Значит, потянуть время не удастся. Немного разочарованный этим обстоятельством, я вставляю кристалл в свой блокнот, после чего долго не могу опомниться.

Кристалл хранит карту гиперспейса, выполненную в совершенно непривычной, я бы даже сказал – нечеловеческой манере. Мне требуется некоторое время и масса интеллектуальных усилий, чтобы понять принцип и найти ЧД, расположенную возле Ульса.

***

Кто бы мог составить такую карту? Я видел ЧД-проекции, которыми пользуются цивилизация Айн и Малая Галактика, но у них совершенно иная система отображения. Цвай вообще не имеют выхода в ЧД. Кто же картографировал этот сектор для моих похитителей? Драй или другие? Мысль о том, что это могли быть карты Восьми Царств, я отбросил мгновенно – за тысячи лет дислокация ЧД-воронок изменилась бы принципиально.

Или все-таки постарались орионцы? Ракурс съемки совершенно дикий, но это ничего не значит. Космографы могли специально послать экспедицию в отдаленный сектор, чтобы запутать следы… Мало мне было прежних забот, так еще ломай голову над новой загадкой…

– Доволен? – спрашивает Аль-Зумруд.

– Мне надо разобраться, – чистосердечно признаюсь я. – Такую карту вижу впервые.

– Разбирайся скорее, – требует он. – И вот еще… Когда мы учились в универе, ты говорил, что можно проложить ЧД-канал в любую точку.

– Неужели? Тогда мы многого не понимали… Он перебивает, не дослушав:

– И еще ты говорил, что можно создать автономный космос, где время будет течь быстрее или медленнее. Как это называлось – положить время на бок?

– Отклонить от вертикали.

– Вот именно. Ты должен уложить время в горизонтальное положение!

– Это не просто, – вяло возражаю я и зеваю несколько раз подряд. – Даже я не всемогущ.

– Прекрати, – фыркает Аль-Зумруд. – Будешь кокетничать, когда останешься наедине с Чезаре… Человек, подчинивший себе Магический Кристалл и выпросивший власть над гиперспейсом, сможет сделать абсолютно все.

Очень хочется признаться, что ни черта мне тот кристалл не подарил, причем по вполне прозаической причине: кристалл был самым обыкновенным камнем, не содержавшим даже намека на магию или зачатки разума. Однако не стоит им знать об этом – пусть верят, что я обладаю чародейской властью.

Новый звонок. У стены, где несколько раз появлялась тупая морда Жирного Педика, теперь возникает голограмма офицера в черном мундире. Такую униформу носит охрана замка. Офицер мычит, словно не решается сказать что-то важное. Наконец рожает:

– Сэр, только что найден труп генерала Кассандро.

Столько впечатлений в один день – многовато для главаря мятежников. Аль-Зумруд орет и беснуется, грозит всех расстрелять и лично пытать раскаленной железякой. Потом все-таки разрешает рассказать подробности.

Мне тоже интересно узнать, что Жирного Педика застрелили в упор из лучевого оружия. Труп обнаружили в запертом изнутри кабинете. Так вот и живем: в начале нашего разговора он был еще жив, надеялся совратить меня и докладывал Хаджи Альфонсу о ходе следствия, а теперь получил фотонов и никого больше не сможет ни в газовую камеру отправить, ни бросить живым в крематорий.

– Охрана что-нибудь слышала? – мрачно спрашивает член Политкома.

– Только звук вроде слабого взрыва. Старший наряда постучал и спросил, не случилось ли чего, но мистер Кассандро не ответил. Система безопасности вышла из строя, к видеофону никто не подходил. Я на свой страх и риск приказал взломать дверь… – Офицер растерянно добавляет: – Сэр, внутри был только труп. Никаких признаков убийцы.

Неожиданно для меня Хаджи Альфонс Аль-Зумруд начинает выть, как волк-переросток. Он пинает мебель и бьет кулаком об стол. Спустя минуту, взяв себя в руки, выкрикивает:

– Усилить охрану, оцепить замок, никого не выпускать!

– Все уже сделано, сэр, – рапортует офицер в черном. – Преступник наверняка проник в кабинет по вентиляционным трубам, но он не мог уйти далеко.

Дав отбой, Хаджи Альфонс поворачивается, и я вижу лицо, искаженное гневом и страхом. Я понимаю его состояние, но не могу удержаться, чтобы не пошутить:

– По законам классического детектива, подозрение падает на тебя

Он вздрагивает и боязливо на меня смотрит.

– Каким образом?

Усевшись поудобнее, начинаю перечислять:

– Ну, во-первых, ты меньше всего подходишь на роль убийцы, а это уже подозрительно. Во-вторых, у тебя наверняка есть мотив – все убитые в той или иной степени были твоими конкурентами. В третьих, главное. Ты привез на Улье приятеля, который потихоньку ликвидирует твоих конкурентов. Но ты допустил просчет, когда проболтался, назвав меня чародеем. Потянув за эту ниточку, умный детектив легко вычислит преступника. И тогда нас с тобой повесят на одной перекладине. Нервно поежившись, Аль-Зумруд жалобно бормочет:

– Ты не мог убить Чезаре Кассандро, потому что все время сидел около меня.

– Ты просто обеспечивал мне алиби! На самом деле в это время я пролез по трубам в квартиру душки Чезаре, застрелил его, а потом эвакуировался.

– Не сходится. – Он мотает головой. – Камеры слежения зафиксируют, что ты все время сидел в моей комнате. В начале нашего разговора бедняга Кассандро был еще жив, и за эти полчаса ты никуда не отлучался.

Я продолжаю упорствовать:

– Наверняка ты нашел способ обмануть видеокамеру. Например, подкупил операторов, и они подменили запись. Кстати, тебе же лучше, чтобы эта версия оказалась правильной. Если мы с тобой не убийцы, то сами можем оказаться следующими в списке киллера…

Хаджи Альфонс с сомнением смотрит на меня, потом вдруг раздраженно кричит, чтобы я прекратил болтать глупости и убирался. По его словам, прямо с утра мне предстоит работенка в черной дыре.

***

Еле волоча ноги, иду по коридору. Никак не возьму в толк, с чего это у Аль-Зумруда так резко испортилось настроение. Хотя, пожалуй, понял. Он из тех, кто болезненно реагирует на шутки о смерти. Что и говорить, денек для мятежных политиков выдался неважный: кто-то сначала безнаказанно положил кучу подонков на космодроме, потом прикончил еще одного прямо в замке. Наверное, Аль-Зумруд чувствует себя не лучшим образом, когда вспоминает о затаившихся поблизости киллерах…

Спускаясь по лестнице, неожиданно замечаю застывшую в раздумьях пикантную худощавую шатенку – одну из той парочки, с которой договаривался утром. Только вот – хоть убей – не вспомню, как ее зовут.

Заметив меня, она возмущенно восклицает:

– Куда ты девался? Мэри не может, ее муженек сегодня дома сидит. А я вот свободна.

Стало быть, она – Кэт. И не объяснишь, что я измотан и не спал вдвое дольше, чем дозволено в мои годы. К тому же – ай да я! – при виде ее форм, усталость мгновенно испаряется.

– Пошли скорее, – нетерпеливо говорю я, потряхивая ключиком. – Добрый ангел подарил нам уютное гнездышко.

У нее чудесные длинные ноги, но грудь оказалась не лучшего качества – слишком размятая и отвисающая. Любовью Кэт занимается с энтузиазмом, но немного однообразно, словно выполняет надоевшую работу. Так оно, наверное, и есть.

В перерыве я завожу разговор по душам и выясняю немало любопытных деталей. Родители Кэт – авалонцы, ее отец командовал бригадой добровольцев, взявшихся за оружие, чтобы поддержать Фурушиту. После разгрома мятежников отцу удалось бежать, и он долго мотался по дальним окраинам Ойкумены.

Кэт родилась в лазарете какой-то шахты на планете, население которой состояло из трех сотен рудокопов. С четырнадцати лет она выступала в стриптиз-шоу, мечтая о карьере кинозвезды или видеомодели. Три года назад отца нашли вербовщики Освободительной армии. Вместе с родичами Кэт оказалась на неизвестной планете, где был пригодный для дыхания воздух, а в небе светили два солнца – красное и голубое, лун же было не меньше трех. Там она познакомилась с Мэри, и подруги вышли замуж за молодых офицеров-авалонцев.

– На той планете был гарнизон… – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал безразлично. Кэт презрительно фыркает.

– Скажешь тоже. Там было что-то типа военной школы. Учили всяких придурков, как правильно держать винтовку.

Она не должна заподозрить, что меня интересует дислокация тренировочного лагеря. Поэтому я делаю вид, будто хочу возобновить интимную игру, однако дело не пошло.

– Извини, – говорю я, прикрывая рукой зевок. – Старая история. Женщины быстро надоедают.

– Точно как у меня с мужиками, – сочувственно замечает Кэт. – Ну, до завтра.

Наконец-то я остался один. Время еще не позднее, но я немедленно натягиваю одеяло и закрываю глаза. Конечно, следовало бы собраться с мыслями и хорошенько обдумать все, что удалось узнать. Только нет на это сил.

Заснул я почти мгновенно.

4. «Империя и Клан не забывают…»

На рассвете я собираю очередной гербарий в парке и незаметно для себя поднимаюсь по склону до самой вершины. Здесь меня накрывает упавший с неба конус прожекторных лучей. Над головой кружит летающий броневик, и солдаты что-то орут, высунувшись из люков. Сначала я решил, что залез в какую-нибудь запретную зону, однако все оказалось намного прозаичнее: меня вызывают к начальству.

Не прошло и часа, как я доставлен на орбиту и принимаю под командование бульдозерный корабль «Ахилл» из флотилии разорившейся фирмы «Singular», остатки которой мне предлагали купить на Просперити Даже помощничка дали – жизнерадостного верзилу с помятым лицом хронического алкаша. Его зовут Алонсо Бергман, и прежде он служил дыролазом в той же фирме Кроме него для полного счастья экипаж пополнили офицером-авалонцем по имени Вроцлав Радецки. Этот капитан-лейтенант неизвестно какого флота – профессиональный пилот, а по совместительству – муж моей вчерашней подружки Кэт. Можно сказать, близкий родственник.

– Вчера могли бы удостовериться, что не сбегу, – обиженно ворчу я. – Нечего ко мне надсмотрщиков приставлять.

– Так надежнее, – строго говорит Аль-Зумруд, – Корабль большой, в одиночку не управишься. И вообще перестань капризничать.

Я понимаю его нервозность: где-то по соседству обосновалась банда пресловутых «охотников за головами», так что сам Хаджи Альфонс в любой момент рискует схлопотать пулю. Или порцию яда… А что, неплохая мысль.

В общем, я прекращаю пререкания и велю Вроцлаву осмотреть двигатели. Авалонец мрачно сообщает:

– Уже любовался этим чудом техники. Полное дерьмо. Половина гравигенов тянет не больше сорока процентов.

– Ясно, – говорю я, запуская тестирование. – Алонсо, ты раньше работал на этом бревне?

– Было дело, – развязно откликается дыролаз.

Я врезаю ему каблуком в промежность, а затем, когда Алонсо скрючился, добавляю «коготь тигра» в печень. Он грохается на пол, и я официальным тоном объясняю:

– В дальнейшем будешь отвечать: «Так точно, шеф». Аль-Зумруд удивлен, Вроцлав одобрительно хмыкает, а дыролаз хрипит:

– Так точно, шеф.

Ответы приходится вытягивать из него клещами, но основное удается понять быстро. Корабль в ужасном состоянии. Понятно, почему Диомедио Родольфо обанкротился. Любой бы обанкротился, так глупо экономя на ремонте и техобслуживании. Истинная экономия не в том, чтобы глупо беречь деньги, а в том, чтобы умно их расходовать…

– Я не смертник, – немедленно заявляю я Хаджи Альфонсу. – Не собираюсь лезть в воронку на таком гробу.

– Ты именно смертник и есть, – популярно объясняет Аль-Зумруд. – Если я прикажу тебя расстрелять, то ты сдохнешь сразу. А если будешь работать на этом корабле – может, проживешь чуть дольше.

– "Ахиллу" нужен хотя бы частичный ремонт, – взываю я к разуму местного руководства. – У вас же хорошие отношения с орионцами. За две недели приведете кораблик в чувство.

Потеряв терпение, Аль-Зумруд переходит на визг:

– У нас нет двух недель! Или ты выполнишь работу за пять дней, или будешь четвертован!

– Ладно, не психуй… – Я делаю испуганное лицо. – Вроцлав, Алонсо, займите места. Начинаем погружение.

Хаджи Альфонс, подозрительно поглядев на меня, осведомляется:

– Земляк, ты что собрался делать? Я, не оборачиваясь, говорю:

– Проложу канал, который тебе нужен. Сядь и пристегнись.

Он явно занервничал. Наверное, не думал, что я пойду в черную дыру прямо сейчас, да еще с высокопоставленными зрителями на борту. После минутных колебаний отважный борец против имперской тирании произносит дрогнувшим голосом:

– Нет, пожалуй, я вернусь на Улье.

Я не отвечаю, лишь пожимаю плечами. Когда Аль-Зумруд и его охранники исчезли за дверью, пилот Вроцлав обеспокоенно замечает:

– Шеф, корабль плохо слушается руля. Работать на таком, как вы правильно сказали, бревне – опасно.

– Не так уж и опасно, если не лезть на рожон… И если второй пилот хоть чего-то стоит.

Шаттл с Аль-Зумрудом и его свитой отстыковался, когда я загружал в базу данных корабля полученную накануне карту ЧД-каналов. Алонсо Бергман, сидевший у меня за спиной, принялся громко читать молитвы.

***

Гиперспейс спокоен. Идеальный штиль – делай, что угодно. «Ахилл» натужно ползет по капилляру, превращая тоненькую трубочку в умеренно просторный ЧД-канал. Большим кораблям здесь будет тесновато, но двадцатитысячники пройдут без проблем. Вернее, прошли бы, не будь я специалистом экстра-класса.

В 19 ламоррах от исходной точки мы приближаемся к участку, который я обнаружил, изучая карту. Космолет-бульдозер, ползущий на неполной тяге, словно упирается в непреодолимое препятствие. Озабоченно вскрикнув, даю «малый назад» и напряженно всматриваюсь в голограмму. Прямо по курсу – темное пятно, означающее зону повышенной гравитации.

– Что случилось? – нервно спрашивает капитан-лейтенант Радецки.

Алонсо долго пялится на монитор и говорит с некоторым облегчением:

– Едва не врезались. Там, в трехмерности, на этом месте большая звезда. И ее тяготение сворачивает гиперспейс.

– Сходи на разведку, – приказываю ему. – Только осторожнее, не приближайся к стенкам.

– Не маленький, знаю, – ворчит дыролаз.

Провожаю его до шлюза и помогаю надеть скафандр. Заодно осматриваюсь. Мой скафандр, в котором я вытаскивал из мнимой ловушки яхту Розетты, тоже здесь. Когда Алонсо закрывает за собой люк переходной камеры, я заглядываю в набедренный контейнер своей дыролазной одежонки. Инструменты не тронуты, и я перекладываю парочку в карман костюма-трансформера. Армейский нож – не ахти какое грозное оружие, но пока ничего лучшего у меня нет,

Вернувшись в рубку, вижу на мониторе Алонсо. Мой призыв к осторожности он выполняет с максимальной перестраховкой: почти не удаляется от «Ахилла», выполняя все замеры на предельном расстоянии от опасной зоны. Вот что значит наемник – эффективность его труда близка к нулю. Алонсо принесет результаты, которые можно было бы получить, не покидая космолета. Будь это настоящая работа и будь здесь Омар Сипягин, мы с ним в лепешку расшиблись бы, чтобы получить полную картину…

Я спрашиваю Вроцлава:

– Ты на каких кораблях служил?

– В академии на Конунге готовили пилотов общего профиля – истребители, корветы, фрегаты, торпедоносцы. Когда служил в Иностранном легионе, был вторым пилотом фрегата типа «Кортес». Потом, на Диаманте, 4 командовал корветом земной постройки типа «Коршун» – такие же стоят сейчас на Ульсе.

– Так ты ж боевой офицер! – Я делаю вид, будто восхищен его послужным списком. – Какого черта ты делаешь на этом бульдозере?

Он мнется, не зная, что ответить. Я говорю, посмеиваясь:

– Можешь не отвечать. Тебе поручили приглядывать, чтобы я не угнал корабль на имперскую базу. Так?

Слегка покраснев, Вроцлав кивает. Я продолжаю, презрительно усмехаясь:

– Глупо. Мне ведь совсем не трудно сорвать их планы. Например, разгоню «Ахилла» и врежусь в стенку канала возле воронки. Или сорву реактор на запредельный режим. Не только нас с бульдозером, даже самой черной дыры не останется.

Побледнев, офицер-наемник растерянно бормочет:

– Вы не сделаете этого… Никто этого сделать не сможет… Сейчас не двадцать второй век… Я спешу успокоить дурачка-авалонца:

– Конечно, не сделаю. Просто пытаюсь объяснить, что пользы от тебя как от соглядатая не слишком много.

Возвращается Алонсо. Рапорт дыролаза неутешителен: впереди – непреодолимое препятствие. Он, конечно, идиот и бестолочь, потому как достаточно чуть-чуть поднажать, и мы прорвемся через трудное место, как нож под ребро. Однако все идет строго по моему плану, поэтому я делаю предельно озабоченное лицо.

– Возвращаться надо, – боязливо предлагает Алонсо.

– Попытаемся обойти по дуге, – неуверенно говорю в ответ. – Вдруг получится.

«Ахилл» – продолжает пробивать канал, который отныне будет далеко не прямым. На трассе образуется изгиб, изрядно затрудняющий навигацию. Впрочем, я в этом не виноват: два свидетеля подтвердят, что дядюшка Агасфер сделал все возможное и даже больше.

Через полчаса канал проложен. Пробив слой свернутого пространства, «Ахилл» вываливается в периферийный ЧД-канал возле столь памятного мне сектора Зеленой Пирамиды. И месяца не прошло после нашего с Оливейрой визита в эти края. Теперь у рокады, охватывающей владения Единых Миров, есть отросток в сторону Ориона-47. Неплохой плацдарм для удара по тылам Империи. Или для броска имперского флота на Улье.

Весь обратный путь я рассеян и не отвечаю на реплики развеселившихся попутчиков. Кажется, мне удается найти способ, как сообщить на Землю о заговоре. Главное – не спешить. Дождемся следующего погружения.

***

В столовую мы поспели как раз к началу дармовой кормежки. Официантки снова разносят гороховый суп. При виде меня в обществе Вацлава у Кэт и Мэри вытянулись лица. Кивнув в их сторону, я негромко спрашиваю:

– Ты случайно не знаком с той рыженькой?

– Мэри, подруга моей жены. Понравилась?

– Угу. Как, по-твоему, можно к ней подкатиться?

– Запросто, – подмигнув, говорит Вроцлав. – Законченная шлюха. Сколько раз я говорил жене, чтобы не водилась с этой дрянью… Пошли, познакомлю.

Я горячо благодарю за дружескую услугу. Вроцлав представляет меня девкам, которые дружно чирикают: «Ой, а мы вас еще вчера здесь видели…» Наговорив комплиментов, я предлагаю:

– Давайте не будем хлебать эту музыкальную бурду, а поднимемся на третий этаж. Я слышал, там рацион получше.

В кафетерии мы плотно пообедали, попутно прикончив две литровые бутыли сред некачественного бренди. Больше половины этого добра вылакал Вроцлав, так что можно было спокойно употреблять Кэт у него на глазах – бравый капитан-лейтенант ничего бы не заметил.

Впрочем, я не имею желания извращаться и намерен заняться Мэри, потому как Кэт мне вчера малость наскучила. Однако не успел я предложить медноволосой булочке прогуляться по коридору до моего номера, как к нашему столику подходит, держа в руке бокал, сам адмирал Яньху Фурушита.

Джузеппе не ошибся: этот тип вовсе не погиб в боях за Авалон, но сумел вырваться и увел неведомо куда остатки своей флотилии. Теперь понятно, почему на учениях корветы стреляли лучше всех: Яньху – серьезный командир. Жаль, что накануне его не было на космодроме среди встречающих – там бы он точно схлопотал давно заслуженную пулю…

Похоже, адмирал успел хорошо принять, но на ногах держится твердо.

– Мне сказали, это ты вчера показал класс пилотажа в самом конце тренировок, – сообщил флотоводец-авалонец. – Кадровый пилот-истребитель?

– Скорее, старый межзвездник, – скромно отвечаю я, – Но когда-то водил Г7. И вообще люблю с оружием возиться. У нас на Монтеплато без этого не прожить.

Как я и рассчитывал, проспиртованные адмиральские извилины сработали по оптимальному маршруту: человек с Монтеплато – значит, земляк Упыря и Аль-Зумруда, то есть особа, приближенная к главарям. Следовательно, должен был сделать вывод Фурушита, с этим существом можно откровенничать. До определенных пределов, конечно.

– Как тебе понравились наши истребители? – осведомляется адмирал.

– Дерьмовые машины, – искренне говорю я. – Что за модель?

– "Гладиус", Орион снял их с вооружения лет десять назад и теперь дарит нищим странам и таким, как мы.

– Тайная армия и не должна рассчитывать на многое. – Я горестно вздыхаю.

Он допивает содержимое стакана, с отвращением смотрит на обнажившееся дно и, поморщившись, говорит:

– Не по душе мне все эти интриги, заговоры, выстрелы из-за угла… Дело солдата – воевать лицом к лицу против врага… – Фурушита здорово пьян и болтает без умолку, перескакивая с одной темы на другую. – Здесь нет настоящих солдат и настоящих политиков, только крысы. Поэтому их и убивают одного за другим.

Я заявляю с горделивостью сельского придурка:

– Нас боятся. Потому и послали сюда самых опытных киллеров.

Адмирал насмешливо фыркает.

– Где ты видел опытных киллеров? Этих баранов с Монтеплато и Зиянды можно убивать голыми руками. Да любой из моих офицеров…

Он осекается, поняв, что его занесло. Впрочем, мне хватило и этой оборванной фразы, чтобы сообразить: эмигранты с Монтеплато и Авалона не слишком любят друг дружку… После неловкой паузы Фурушита спрашивает, готов ли транспортный коридор. Я откровенно отвечаю:

– В общих чертах готов, но канал пока узковат. Нужно еще несколько рейдов на бульдозере, чтобы расширить трассу.

Фурушита презрительно цедит сквозь зубы:

– Не обязательно. Боевые корабли с включенной защитой, проталкиваясь малым ходом через капилляр, расширят его до нужного размера. Заодно будет тренировка для личного состава.

– У ваших корветов невелика плотность поля, – напоминаю я.

– Плотность поменьше, чем у бульдозера, зато скорость побольше. Растолкают.

– Можно и так, но для этого нужны тяжелые корабли.

Фурушита машет рукой.

– Ничего, поставим три фрегата правильным треугольником. Поля перекроют сечение любого канала.

Он слишком умен, и мне это не нравится. Умный враг опасен и должен быть нейтрализован любой ценой

Допив свой коктейль, Фурушита небрежно изображает рукой что-то вроде приветствия и, слегка пошатываясь, удаляется. Я помогаю Кэт отволочь в койку мертвецки пьяного Вроцлава, после чего мы с Мэри ускользаем в мою комнату.

Мэри оказалась особой многоопытной и честно отработала несколько простеньких позиций. Я тоже не ударил в грязь лицом. В общем, отвел душу. И тело тоже.

Одеваясь, Мэри деловито сообщает:

– Утром я была в городе и нашла кучу ювелирных магазинчиков.

– Будет тебе подарок. – Я смеюсь. – Кстати, как ты объяснишь мужу, откуда взялись украшения? Она беззаботно улыбается:

– Скажу, что откладывала с его денежного довольствия. Или что получила в подарок, продинамив какого-нибудь здешнего туза. Что-нибудь придумаю.

– Умница… – Я в нерешительности смотрю на постель – застилать или нет – и решаю, что не стоит возиться. – Ты тоже с Авалона?

– Угу…

По словам Мэри, ее отец, граф Вацап-Звездяну, был крупным администратором режима Фурушиты. Когда имперские войска подавили мятеж, отец отсидел три года, после чего был выслан из Единых Миров без права возвращения в течение десяти лет. Мэри родилась уже на Просперити. Педро Сапхо, муж Мэри, тоже происходит из аристократического авалонского рода, который не принял имперских порядков и эмигрировал в Малую Галактику. Педро был подростком, когда организованная их семьей фирма разорилась, и парень сразу записался в Иностранный легион. Там он и познакомился с Вроцлавом. Года два назад Фрица и Вроцлава завербовали эмиссары Фурушиты, и обоих офицеров перебросили в лагерь, готовивший подразделения боевиков с разных планет.

– И там вы с Кэт подцепили парнишек, – закончил я. – Ну, теперь уже мало осталось. Я слышал, через неделю начинаем.

Она спешит блеснуть осведомленностью:

– Фриц говорит, послезавтра начнут прибывать транспорты с войсками, и он получит батальон.

– Ты имеешь в виду, что отряды из всех тренировочных лагерей будут сконцентрированы на Ульсе?

– Ну да. А потом этот придурок с Монтеплато станет президентом Ульса и вызовет на помощь армию союзни…

Мэри замолкает на полуслове и растерянно моргает. Да, авалонцы не любят моих земляков Наверняка Фурушита сам рассчитывал стать вождем движения, но Глобальная разведка Малой Галактики остановила выбор на Упыре. Запомним.

Сделав вид, будто не заметил ее оплошности, я разливаю шампанское.

– Ты не сказала, на какой планете познакомилась с мужем.

– Понятия не имею, куда нас отвезли, – оживляется Мэри. – Два солнца там было – большое красное и голубой карлик. Сила тяжести чуть повыше, чем здесь.

– Долго летели до Аквилона?

– Часов сорок. Семь раз проходили через воронки. Меня чуть не выдрало.

Интересно было бы вытянуть из нее дополнительную информацию, но время уже поджимает. Пообещав при первой же возможности навестить ювелиров, я выпроваживаю Мэри и приступаю к более важным делам.

Молекулярный синтезатор быстренько выдавливает двести миллилитров остро пахнущей смеси. Этот аромат я синтезировал лет тридцать назад. Многократно опробованный парфюм, только слишком резкий запах. Пришлось сочинить раствор, смягчающий его, так чтобы не шибало в нос…

Выбрав из архива характерный пейзаж Монтеплато, готическими буквами набираю на картинке название – «Аромат Родины», ниже – девиз: «Весь мир увидит нашу внутреннюю красоту», а еще ниже – наглую ложь: «Единственный экземпляр». Распечатав этикетку, наклеиваю на флакон и спешу в парк.

***

Упырь появляется точно по расписанию. Именно это время отведено у него на прогулку. Променад пополам с сиестой.

Впереди, по бокам и сзади бредут деловитые телохранители, а придурковатый экс-президент неторопливо шаркает по вымощенной плитками парковой аллее. Он что-то бормочет себе под нос и церемонно раскланивается со встречными.

Выхожу лоб в лоб и, когда процессия оказывается в трех шагах, а охрана впивается в меня взглядами готовых на все сторожевых псов, говорю на диалекте Альгамбры:

– Почтеннейший, позвольте выразить вам величайшую признательность…

Услыхав родную речь, Упырь тает и принимается расспрашивать меня о Монтеплато. Я рассказываю байки: дескать, тяжко стенающий под гнетом имперских поработителей народ с нетерпением ждет великого освободителя. Упырь, просветлев, восклицает:

– Мы скоро вернемся!

Я продолжаю подмазываться к большому начальству И протягиваю подарок – флакон лосьона «Аромат Родины» Подарок сопровождается очередной чудовищной ложью – мол, парфюм синтезирован из эссенций цветов, собранных на Монтеплато.

Упырь чуть не плачет от умиления и долго благодарит, разумеется, не упускает случая ввернуть коронное: про весь мир, который увидит его внутреннюю красоту.

Тем не менее он не слишком доверяет малознакомому сопланетнику и не торопится принимать дар. Наверное, подозревает, что я – убийца-смертник, замысливший его отравить. Понимая небеспочвенность подобных опасений, отворачиваю крышку и пульверизатором обрызгиваю себя. Затем, вдохнув терпкий запах, смачиваю лосьоном и облизываю палец.

Упырь вполне удовлетворен такой демонстрацией, и мы расстаемся как лучшие друзья. Можно считать, что я обзавелся очень влиятельным покровителем.

Возвращаясь в замок, нос к носу сталкиваюсь со вчерашним приятелем Нико Патлатым. Бывалый взломщик Инфосети одет в мундир, из расстегнутого ворота выглядывают полосы тельняшки, на погонах – лычки капрала и эмблема войск связи. Все, разумеется, орионское.

Оказывается, Нико теперь командует отделением в роте технического обеспечения. Проще говоря, он – начальник смены на объекте «Аргус-Центр», который контролирует охранную систему замка и прилегающей территории. Расхваставшись, Нико сообщает очень важную для меня новость: десять часов ежедневно (сутки Ульса длятся тридцать часов) системы внутренней безопасности – в полном его распоряжении.

– Значит, теперь в замке живешь?

– Нет, не настолько жизнь прекрасна, – с сожалением говорит Нико. – Сплю в казарме, а сюда только на службу хожу.

Он показывает окна своего бокса на втором этаже восточного крыла замка, под окнами которого я только что беседовал с Упырем Нико добавляет, что по соседству размещаются полицейские службы и живут жандармы и каратели, бежавшие со многих планет. Здесь же располагаются архивы, камеры для допросов, криминалистические лаборатории. В западном крыле расселяют военных.

– В вашей казарме только связисты живут?

– Спятил? Там больше тысячи солдат, на фиг столько связистов!

– И все с уголовным прошлым? Нико смеется.

– Ну, ты даешь! Нашего брата от силы две сотни.

Задав еще несколько вопросов, узнаю, что в казарме, примыкающей к западному крылу замка, расквартирована сводная бригада, состоящая из пяти батальонов – охранного, военной полиции, обслуживания, связи и разведки. Рота Нико входит в состав батальона связи, причем технари, к тому же из числа уголовной элиты, находятся на привилегированном положении. Поэтому девочки-связистки всегда готовы нырнуть в койку. Я спрашиваю:

– Как моральный климат в части? Старослужащие не домогаются?

– В самую точку, приятель, – Патлатый сокрушенно покачивает лысиной. – Офицеры – сплошь алкаши и наркоманы, а фельдфебель охранного батальона и его дружки – отпетые ублюдки. Бывшие копы с Зиянды. Нас, блатных, трогать боятся, но каждую субботу опускают кого-нибудь из новобранцев. – Он темпераментно выговаривает заковыристое проклятие. – Такого, я тебе скажу, даже в тюрьме не делают. У нас закон строгий, если ты голубой – будь добр занимайся своим делом к общему удовольствию. Но чтобы насильно – за это можно и перышком по горлышку схлопотать.

– Когда у них следующая оргия?

– Завтра суббота по здешнему календарю.

– Завтра у них суббота… – Я быстро просчитываю варианты. – Значит, после отбоя они соберутся в каптерке – так?

– В оружейной комнате, – уточняет Нико. – Моего сменщика уже предупредили, чтобы за час до полуночи вырубил объективы в этой части казармы.

Тем лучше. Смена моего приятеля, то есть Нико, останется как бы в стороне. Я вкрадчиво перехожу к другой теме.

– Скажи-ка лучше, в каких местах нет постоянного наблюдения. Понимаешь, мне надо с одной бабцой уединиться.

Нико понимающе лыбится и рисует схему мертвых зон, которые не просматриваются «Аргусом». Камерами не оборудованы несколько дорожек и беседок в восточной части парка возле самого обрыва Заодно выясняю, что в моей новой комнате камеры работают не постоянно и действительно выключаются изнутри, но при желании служба охраны может их снова включить. Есть такие помещения в замке, контроль за которыми ведется лишь по приказу руководства.