Текст книги "Таинственный Рафаэль"

Глава 1
Юный маэстро

Маленькая комнатка на втором этаже невысокого дома в историческом центре Урбино хранит трогательный секрет.

С низким потолком, запрятанная в глубине дома, почти не знающая солнечного света, эта тесная каморка – самое укромное место в доме. В одной из стен устроена небольшая ниша, в ней можно увидеть портрет матери, которая держит спящего младенца, подложившего под голову пухлые ручки (см. иллюстрацию далее). Женщина сидит на скамейке и, ожидая, пока дитя проснется, читает книгу, раскрытую на деревянной подставке, которая кажется повисшей в воздухе. Весь образ дышит спокойствием и элегантностью. Волосы матери собраны сзади и деликатно покрыты прозрачным покрывалом. На ней темно-синяя накидка, под которой скрывается красная туника. Цвета ее одежд заставляют предположить, что перед нами – Мадонна с младенцем Иисусом на руках, застигнутая в столь трепетный и вместе с тем обыденный момент.

Такое трогательное изображение естественно поместить на алтаре маленькой семейной капеллы, однако перед нами – интерьер совершенно обыкновенного дома. И у персонажей картины нет нимбов. Тот, кто ее написал, хотел поведать не о святости, а об обыденности момента. Может быть, потому, что в этой комнате подобные сцены нередко можно было видеть и в реальности. Может быть, потому, что эта женщина – не Пресвятая Дева с младенцем, а какая-нибудь в действительности существовавшая молодая мать.

Джованни Санти. Мадонна с младенцем. Фреска, дом Рафаэля, Урбино

Эта картина находится на втором этаже дома-музея Рафаэля, и в этой комнате, судя по всему, художник родился в 1483 году. Хоть это невозможно доказать (как и большинство фактов, относящихся к первым двадцати годам его жизни), но трудно не предположить, что перед нами портрет новорожденного гения и его матери. Матери, которую он потеряет, будучи всего восьми лет от роду. Может быть, этот портрет – единственный след, запечатлевший заботу матери о своем мальчике? О ней мы знаем совсем немного: ее звали Маджия, и отец Рафаэля попросил ее руки у семьи Чиарла, потому что был очарован ее элегантностью и хорошими манерами. Она была ему верной подругой, внимательной и ласковой.

По всей вероятности, Джованни Санти запечатлел эту семейную сценку, чтобы выразить признательность любимой жене, подарившей ему нежданное счастье отцовства, когда ему было уже 50 лет. Только так можно объяснить присутствие столь драгоценной фрески в доме, совсем не похожем на роскошные дома аристократии: ни высоких потолков, ни парадных лестниц, ни сколько-нибудь привлекательного фасада. Тем не менее в этом скромном доме скрывается от больших толп одно из самых изысканных произведений искусства, какие только видел зеленый регион Марке за весь период Кватроченто. Произведение, к счастью, нисколько не пострадало от позднейших ремонтов и переделок.

В 1460 году Джованни Санти приобрел этот скромный дом, отвечавший, однако, всем его запросам. На втором этаже должен был жить сам маэстро с семьей, а на первом должна была располагаться его мастерская с дверью в небольшой внутренний дворик. До сих пор под портиком можно видеть маленькую колонну с изображением ступки, использовавшейся в те времена для приготовления красок и служившей символом его семейного дела – мастерской, обслуживавшей самого знатного клиента в городе: герцога Федериго да Монтефельтро. Не случайно дом находится в двух шагах от Герцогского замка.

Именно здесь разворачивались все самые значимые события из творческой карьеры Джованни Санти, который часто брал с собой маленького Рафаэля, когда отправлялся во дворец. Мы почти ничего не знаем об отношениях великого художника с отцом, но нетрудно вообразить, насколько важным для образования и развития художественного вкуса мальчика были эти посещения.

Город в форме дворца

До того как стать образованным и щедрым меценатом, Федериго был не знавшим страха и упрека военачальником. Его твердость и решительность стали предметом множества легенд. Говорили, что он всегда просил изображать его в профиль, поскольку правая сторона его лица была изуродована по вине несчастного случая. В одном из турниров неумелый противник ранил его так, что герцог потерял глаз и на щеке остался уродливый шрам. По легенде, чтобы сохранить как можно более широкое поле зрения, Федериго удалил часть носа, которая загораживала обзор сохранившемуся глазу. Первый пример пластической хирургии в истории!

С той же свойственной ему решительностью Федериго затем создал одно из самых роскошных и изысканных придворных обществ в истории, приглашая художников и архитекторов с мировой славой. Из Далмации он вызвал Лучано Лаурана, чтобы тот выстроил герцогский дворец, из Сиены приехал Франческо ди Джорджо Мартини, который украсил герцогство замками и неприступными крепостями. Чтобы обессмертить образ герцогини Баттисты Сфорца[7]7
  Баттиста Сфорца (1446–1472) – герцогиня Урбинская, вторая жена Федериго да Монтефельтро.


[Закрыть], из Сансеполькро приглашен Пьеро делла Франческа, для написания официальных портретов герцогской семьи ангажирован испанец Педро Берругете, а алтарные доски для одной из самых красивых церквей Урбино расписывал фламандский художник Иос ван Гент, после того как Паоло Уччелло отказался от этой работы. Произведения этих художников можно и по сей день увидеть в Урбино, в герцогском дворце, прославляющем город своим великолепием.

Дом семьи Монтефельтро был своего рода секретной лабораторией нового мировидения. В его недрах расположен знаменитый кабинет, где герцог размещал портреты «великих мужей прошлого и настоящего». Здесь греческая философия и латинская литература встречаются с христианской религией: Платон и Аристотель мирно соседствуют со св. Иеронимом и св. Августином, Гомер и Цицерон дружественно взирают на Моисея и св. Фому Аквинского. Это своеобразное торжество неоплатонизма – философского течения, которое в те годы старалось объединить античную традицию со средневековой, воспевая величие Человека. На искусных деревянных инкрустациях можно увидеть предметы, которые герцог хотел бы хранить в этой небольшой комнате: разные виды оружия, музыкальные инструменты, книги и рабочий инвентарь. Можно ли было найти более изящный и мудрый способ отдать дань тому разностороннему образованию, какое герцог получил в Мантуе у знаменитого гуманиста Витторино да Фельтре[8]8
  Витторино да Фельтре (1378–1446) – итальянский педагог-гуманист эпохи Возрождения. В Мантуе он основал свою знаменитую школу, которую назвал «Дом радости». В этой школе он обучал не только детей герцога и других аристократов города, но и талантливых детей из бедных семей. Дети из богатых семей учились за деньги, а из бедных – бесплатно.


[Закрыть]?

Джованни охотно рефлексировал по поводу артистической среды своего времени – ее он описал в знаменитой «Рифмованной хронике».

В блистательном кругу ученых и творцов Джованни Санти сумел проложить себе дорогу. Он не просто местный художник, который должен довольствоваться простенькими заказами необразованных клиентов, – он интеллектуал в полном смысле этого слова. Джованни Санти с легкостью может изготовить декорации для спектакля на мифологический сюжет, но без проблем создает и произведения на религиозные темы, где святые и Мадонна в крайне выдержанных позах изображены с большой аккуратностью и анатомической точностью. Джованни охотно рефлексировал по поводу артистической среды своего времени – ее он описал в знаменитой «Рифмованной хронике», где переплел восхваление деяний герцога с высокой оценкой самых известных художников эпохи. Он точно знал, чего хочет и что ему нужно. Он отметил классический вкус Андреа Мантеньи[9]9
  Андрея Мантенья (ок. 1431–1506) – итальянский художник, представитель падуанской школы живописи.


[Закрыть], прославляет передовую фламандскую школу Яна вай Эйка[10]10
  Ян ван Эйк (ок. 1385 или 1390–1441) – фламандский живописец раннего Возрождения, мастер портрета, автор более ста композиций на религиозные сюжеты.


[Закрыть], упоминает всех лучших художников итальянского Кватроченто, от Пизанелло[11]11
  Антонио ди Печчо Пизано, или Антонио Пизанелло (ок. 1392–1395 – вероятно, 1455) – один из наиболее выдающихся художников эпохи Возрождения и раннего итальянского Кватроченто.


[Закрыть] и Джентиле да Фабриано[12]12
  Джентиле да Фабриано (ок. 1370–1427) – итальянский живописец, крупнейший представитель интернациональной готики в Италии.


[Закрыть] до Беато Анджелико[13]13
  Фра Беато Анджелико (1400–1455) – итальянский художник эпохи раннего Возрождения, доминиканский монах.


[Закрыть] и Мазаччо[14]14
  Мазаччо (Томмазо ди Джованни ди Симоне Кассаи (Гвиди), Томмазо ди сер Джованни ди Гвиди, 1401–1428) – знаменитый итальянский живописец, крупнейший мастер флорентийской школы, реформатор живописи эпохи Кватроченто.


[Закрыть] и, наконец, своих современников – Антонелло да Мессина[15]15
  Антонелло да Мессина (ок. 1429/1431-1479) – итальянский художник, видный представитель южной итальянской школы живописи эпохи раннего Возрождения.


[Закрыть], Джованни Беллини и Леонардо да Винчи.

Странно, но Вазари отзывается о столь ученом человеке с утонченным вкусом совершенно нелестно: «Живописец не слишком выдающийся»[16]16
  Вазари Джордже. Жизнеописания наиболее известных живописцев, ваятелей и зодчих. Полное издание в одном томе: Пер. с ит. А. Г. Габричевского и А. И. Бенедиктова. – М.: Альфа-Книга, 2008. Глава «Жизнеописание Рафаэля из Урбино».


[Закрыть]. Эта крайне суровая оценка далее как будто смягчена, но в исключительно корявых выражениях: «Человек одаренный и способный направлять детей по верному пути, которому, однако, не повезло, так как смолоду никто ему этого пути не указал». В общем, человек добрый, но бесталанный.

Другой оценки придерживаются ученые, которые в последние годы постарались переосмыслить фигуру Джованни Санти, пытаясь понять, что унаследовал Рафаэль от техники и стиля своего отца.

В XV веке не было принято подвизаться в подмастерьях, не достигнув 11-летнего возраста.

На этот вопрос не так легко ответить, ведь, кроме того что не осталось никаких документов, которые рассказали бы, как складывались их отношения, фортуна приложила усилия, чтобы дополнительно запутать следы.

В 1494 году, когда Рафаэлю шел двенадцатый год, Джованни Санти умер. Его подкосила ужасная болезнь, которую он подхватил в Мантуе, куда его пригласила за год до этого Изабелла д'Эсте[17]17
  Изабелла д'Эсте (1474–1539) – супруга маркграфа Мантуи, ценительница искусства и покровительница знаменитых художников, одна из известнейших женщин итальянского Ренессанса, прозванная «примадонной Возрождения».


[Закрыть], чтобы он написал ее портрет. Нездоровый воздух города, окруженного болотистыми озерами, довершил дело.

Никто не верит словам Вазари, который пытается убедить самого себя в том, что «Рафаэль, будучи еще совсем юнцом, оказался отличным помощником во многих работах, которые Джованни выполнял для государства Урбинского»[18]18
  Вазари Джордже. Жизнеописания наиболее известных живописцев, ваятелей и зодчих. Полное издание в одном томе: Пер. с ит. А. Г. Габричевского и А. И. Бенедиктова. – М.: Альфа-Книга, 2008. Глава «Жизнеописание Рафаэля из Урбино».


[Закрыть]. Как бы рано ни проснулся в нем будущий гений, в XV веке не было принято подвизаться в подмастерьях, не достигнув 11-летнего возраста. Могло случиться, что бедная семья отдавала своего сына в мастерскую к какому-нибудь художнику, чтобы ребенок приносил домой хоть как-то заработок, но уж, конечно, никто не доверял ему уголь или кисть. Даже такому ребенку, как Рафаэль.

«Мадонна Монтефельтро» Пьеро делла Франчески – один из самих революционных шедевров итальянского Кватроченто – глубоко потрясла десятилетнего мальчугана.

Существует архивный листок, на котором можно видеть его милое и спокойное лицо с нежными чертами: кто-то полагает, что это автопортрет, нарисованный при помощи зеркала. Но гораздо вероятнее, что этот невинный детский взгляд зарисовал один из сотрудников мастерской. Нет ни одной картины Джованни Санти, где чувствовалась бы рука Рафаэля. Но, несомненно, детство, проведенное в столь богатом культурными стимулами окружении, не могло пройти для ребенка бесследно.

Шедевры под рукой

Кроме того, что было в знаменитом кабинете, коллекция Федериго да Монтефельтро включала целую серию других картин – о многих из них в дальнейшем Рафаэль вспоминал, создавая собственные произведения. Вряд ли можно сомневаться в том, что величественная «Мадонна Монтефельтро» Пьеро делла Франчески – один из самых революционных шедевров итальянского Кватроченто – глубоко потрясла десятилетнего мальчугана. Подвешенное под сводами потолка яйцо, перекликающееся с формой лица Мадонны, несомненно, запечатлелось в его памяти – он не раз впоследствии рисовал женские лица той же формы. Напряженные взгляды персонажей, их расстановка полукругом под нишей, но главное – сияющий свет, наполняющий всю сцену, послужили моделью для большинства картин Рафаэля, где одновременно присутствуют несколько святых.

Весело бегая по роскошным залам герцогского дворца, мальчик конечно же рассматривал и одну из самых загадочных картин в истории искусства – «Идеальный город»[19]19
  «Идеальный город» – картина неизвестного автора, датируемая в диапазоне от 1470 года до первых десятилетий XVI века. Вероятно, произведение было создано по заказу Федериго да Монтефельтро для урбинской резиденции, а затем перевезено его дочерью Елизаветой в основанный неподалеку монастырь.


[Закрыть], возможно, в более полной версии. До сих пор не установленный художник построил на горизонтальном пространстве идеальную центральную перспективу, разрезанную по центру круглым в основании храмом, на котором сходятся геометрические узоры белых и синих мраморных плит, выстилающих улицу. Через несколько лет Рафаэль расположил на схожем фоне одну из самых трогательных запечатленных им сцен – «Обручение Девы Марии».

Написанный на небольшой доске бледный профиль женщины, направившей отсутствующий взгляд на супруга, на фоне тщательно вырисованного пейзажа, кажется не слишком выразительным. Речь идет о Баттисте Сфорца, жене герцога, с поразительно замысловатой прической и отсутствующим взглядом человека, почти перешедшего в иной мир. Ее портрет Федериго заказал Пьеро делла Франческа, чтобы запечатлеть в вечности воспоминание о дорогом лице. Помня об этом портрете, Рафаэль не раз придавал своим моделям схожее мистическое выражение.

Во время процессии в праздник Тела Христова ребенок, несомненно, не раз видел картину, написанную Иосом ван Гентом[20]20
  Йос ван Гент, или Юстус ван Гент, Йос ван Вассенхове – нидерландский художник, работавший во второй половине XV века. В творчестве этого художника соединились традиции нидерландской и итальянской живописи.


[Закрыть], где Иисус совершает таинство евхаристии после Тайной вечери, – сцена, столь отличающаяся от того, что он видел в отцовской мастерской, но столь точная в передаче жестов и выражений.

Все эти шедевры развивали эстетическое чувство молодого Рафаэля, а также формировали его восприятие перспективы и желание учиться у великих современников, чтобы затем предложить их решения в собственных произведениях. Эту «вредную привычку» Рафаэль, несомненно, приобрел еще ребенком, наблюдая с раннего детства великие живописные шедевры, которых так много создавалось в его родном городе.

Семейная мастерская

Потеряв в 1494 году отца, Рафаэль остался полным сиротой – и его счастливое детство рисковало перейти в трагическую юность. Джованни после смерти Маджии вновь женился – на Бернардине ди Пьетро Парте, которая после похорон супруга решила не терять времени и немедленно привлечь пасынка к суду, чтобы не упустить своего права на наследство. Некрасивая история, которая сделала из будущего художника убежденного холостяка. В защиту мальчика выступил дядя Бартоломео, которому удалось уберечь его от личного участия в тяжбе: Санти появится перед судом только на первом из трех слушаний, которые урегулировали отношения с Бернардиной. Мальчик был слишком занят приведением в порядок дел отцовской мастерской.

В 1500 году, всего восемнадцать лет от роду, он уже подписал свой первый контракт в качестве «маэстро» – титула, которым могли подписываться только художники, имеющие собственную мастерскую.

Может быть, именно отсутствие родителей подтолкнуло его в яркий и беспокойный мир деревянных досок, ступок и клейких паст, который он до этого мог только наблюдать, но не прикасался к ним. В 1495 году началось собственно обучение мастерству, в котором он наконец смог раскрыть свой прирожденный талант. Это годы, о которых нам мало что известно и которые обросли множеством мифов и слухов, но мы можем с легкостью вообразить одаренного юношу за рисованием и подготовкой картин, которые коллеги и сотрудники покойного отца продолжали во множестве писать в недрах небольшого дома в самом центре Урбино. Один из них, Эванджелиста да Пиан ди Мелето, – художник не слишком яркого дарования, консерватор по характеру, с несколько грубоватым стилем рисунка, но человек большого сердца, благодарный памяти учителя, – взял мальчика под свою опеку и позаботится о том, чтобы передать ему секреты отцовского мастерства.

Мальчик же демонстрировал поразительный талант. Иначе трудно объяснить тот факт, что в 1500 году, всего восемнадцати лет от роду, он уже подписал свой первый контракт в качестве «маэстро» – титула, которым могли подписываться только художники, имеющие собственную мастерскую.

Юный гений начал свое стремительное восхождение к Олимпу.

Божественная выходка

Заказ пришел от клиента из другого региона Италии, от Андреа Барончи, торговца шерстью из Читта-ди-Кастелло. В то время этот город входил в зону влияния семьи Монтефельтро, поэтому вполне вероятно, что Барончи посетил мастерскую Санти во время одной из своих частых поездок в Урбино в период, когда в родном городе он исполнял должность старосты. Очевидно, он не смог устоять перед талантом молодого, хоть и совершенно неизвестного, художника. Барончи стал первым в длинной серии счастливых встреч с влиятельными людьми, которых поразят манеры и талант Рафаэля и которые дадут ему возможность поработать над заказами, казалось бы, превосходящими его возможности.

Рядом с именем Рафаэля в контракте, по которому он обязался изобразить «Коронование Блаженного Николая Толентинского, победителя сатаны», стоит имя Эванджелисты. Юноша, хоть и наделенный способностями, но все еще несовершеннолетний, должен иметь за плечами гаранта, которому доверяют клиенты. Соглашение предусматривало заработную плату 32 дуката, которые должны были быть выплачены в три захода: первый – для покупки материалов, два других – по ходу выполнения заказа. Сумма не столь уж большая для картины заказанных размеров, но размах заказа заставляет думать, что и после смерти Джованни мастерская Санти не прекращала работу: наконец появилась возможность показать, насколько она конкурентоспособна на соответствующем рынке. Благодаря гению Рафаэля «акции» росли очень быстро.

Дядя Бартоломео Санти быстро понял, что его подопечный – незаурядный художник, в которого имеет смысл вкладывать, чтобы не растерять символический капитал, накопленный братом. Опека над юношей стала, таким образом, еще и выгодной – как для родственников, так и для новых клиентов. Барончи имело смысл рисковать, доверяясь кисти начинающего, но смелого живописца, поскольку за ним стояла группа мастеров, которые не позволили бы ему допустить ошибок. Рафаэль не мог бы и надеяться на лучшую возможность показать себя. Несмотря на присутствие имени Эванджелисты во всех связанных с картиной документах, многие признают, что роль сорокалетнего маэстро была в этот раз весьма второстепенной. Недаром в документах в качестве «маэстро» фигурирует только Рафаэль, его имя всегда стоит на первом месте. Так называемый алтарь Барончи – полностью его детище.

Рафаэль выстраивал композицию сцены в мельчайших деталях, прибегая к помощи подмастерьев, чтобы найти позы для персонажей.

Рисунок, хранящийся сегодня в Лилле (см. иллюстрацию далее), подтверждает, что Рафаэль выстраивал композицию сцены в мельчайших деталях, прибегая к помощи подмастерьев, чтобы найти позы для персонажей. Этот метод он будет использовать на протяжении всей своей карьеры, свободно переходя от схваченных с натуры зарисовок к полностью выдуманным импровизациям и деталям, найденным на картинах других художников – часто своих конкурентов.

Рафаэль Санти. Рисунок для алтаря Барончи Коронование Блаженного Николая Толентинского, победителя сатаны. 1500–1501 годы, черный мел, 40,9×26,5 см, Музей изящных искусств, Лилль

В этом первом его шедевре фигура Бога (см. иллюстрацию 1 на вкладке) в центре и сверху взята с рисованного портрета юноши с короной в руке. Кто-то утверждает, что эту же корону использовал за несколько лет до этого Санти-старший для фрески в городке Кальи: это подсказывает, как могла происходить повседневная деятельность мастерской. Внутри студии хранились различные предметы, которые использовались для украшения живописных сцен как аксессуары персонажей – или давались персонажам в руки. В этом рисунке Рафаэль пытается найти прежде всего правильное положение рукам, которые едва касаются предмета, и наклон для головы, легкий и эфемерный, как полагается божеству, но на рисунке видно и внимание художника к ногам главного героя, которые он здесь изучает внутри мандорлы[21]21
  Мандорла (отит, mandorla – «миндалина») – в христианском искусстве особая форма нимба, сияние овальной формы, вытянутое в вертикальном направлении, внутри которого помещается изображение Христа или Богоматери (реже святых).


[Закрыть], обрамляющей фигуру Бога-отца. В окончательном варианте Рафаэль изменил ракурс, и большая часть тела Господа покрылась просторными одеждами с глубокими складками. Если всмотреться, первоначальная поза дала Рафаэлю возможность пошутить – очевидно, над своим юным коллегой по мастерской.

Обстановку легкости и некоторой лихости Рафаэль всегда будет поддерживать среди своих работников и в дальнейшем.

Между ног фигуры заметен эрегированный пенис – деталь ненужная и непристойная, передающая веселую и шутливую атмосферу, царившую в художественной мастерской в центре Урбино. Обстановку легкости и некоторой лихости Рафаэль всегда будет поддерживать среди своих работников и в дальнейшем.

По сути дела, этот драгоценный рисунок был нужен только для того, чтобы наметить позы персонажей – все детали относительно частей тела будут радикально изменены в конечной версии, от которой дойдут только копии, созданные в последующие века.

Молодой художник с первых же шагов продемонстрировал поразительную способность проникать в души своих персонажей и передавать их чувства во все более уверенной и изящной манере.

Основная структура останется той же, что и в этом первоначальном бумажном наброске, – по крайней мере, насколько мы можем судить по фрагментам, выжившим в землетрясении 1789 года, разрушившем церковь Св. Августина и раздробившем алтарную доску. В дальнейшем она попала в руки папы Пия VI, который решил разобрать ее и хранить по отдельности цельные фрагменты. Сегодня детали этой своеобразной мозаики, которую никому уже не суждено собрать, помогают понять, каковы были образцы, на которые ориентировались Рафаэль и его ближайшие сотрудники в этот период.

От манеры Джованни Санти остаются, без сомнения, внимание к каждой складке и способность выстроить торжественные фигуры, первоначально кажущиеся расслабленными. Но выражение лица Бога-отца поражает. Его борода, идеально разделенная на две вихреподобные части, скрывает рот со странной, слегка недовольной гримасой. Он собирается возложить корону на святого, поразившего распростертого в его ногах сатану. Но рот Бога не выражает одобрения – скорее неприязнь к пораженному демону.

Рафаэль приступил таким образом к изучению захватывающих и неожиданных эмоций, которые могли незаметно, но верно изменить сложившиеся к тому времени живописные традиции. Молодой художник с первых же шагов продемонстрировал поразительную способность проникать в души своих персонажей и передавать их чувства во все более уверенной и изящной манере. Сама по себе картина не несет ничего революционного: у нее правильная, симметричная композиция, в которой тщательно соблюдена иерархия персонажей. Непосредственно под Всевышним расположены Мадонна и св. Августин, которые также держат в руках корону, в то время как два ангела помогают св. Николаю в его подвиге. Все разворачивается по законам гармонии, но лицо Бога иллюстрирует внимание к натуре, которое у Рафаэля будет все сильнее развиваться от картины к картине.

Поразительный успех этого изображения открыл перед Рафаэлем двери самых важных культурных центров Умбрии, Тосканы и его родной области Марке. Его карьера не могла начаться лучшим образом.