Текст книги "Друзья и незнакомцы"

Она выпалила:

– Мой папа тоже работает в жилищном строительстве.

Вообще-то, он был прорабом.

– Я первый человек в нашей семье, который учится в колледже в таком месте, – добавила она.

Сэм отдавала себе отчет в том, что делала. Она пыталась сказать: «Я одна из вас, я не такая, как они». Немного отчаянный ход, но, похоже, сработало. После этого она вошла в их круг. Женщины разрешали ей хранить свою замороженную смесь для дайкири и куриные наггетсы в морозилке на кухне и даже дали ей ключ, чтобы она могла достать свою еду в любое время.

В конце каждой недели, когда работницы разбирали холодильники, Мария упаковывала все прилично выглядящие остатки еды, чтобы они с Делми могли забрать их домой. Иногда она заворачивала что-то и для Сэм.

– Я положила тебе кое-что из твоего любимого, – говорила Мария, сжимая ее руку.

* * *

Сэм сидела на крыльце, не обращая внимания на людей, снующих вокруг.

«Вольво» Рамоны было припарковано перед кампусом. Сэм узнала его по слегка покосившейся наклейке на бампере «Обама’08». Вполне возможно, стикер прилепила сама Рамона, хотя в 2008 году она еще не могла ни водить машину, ни голосовать.

Все друзья Сэм жалели, что не родились на четыре года раньше, чтобы стать частью той исторической ночи. В год избрания Обамы президентом Сэм исполнилось пятнадцать. Она помнила гудение машин и одобрительные крики на их тихой пригородной улице. Шэннон рассказывала, что тогда впервые увидела плачущего отца. По его словам, появление президента, похожего на него, было одним из величайших сюрпризов в его жизни. Он не думал, что это возможно, пока это не случилось.

В 2012 году она пошла на выборы с друзьями. Они сфотографировались перед школьным спортзалом, где впервые проголосовали, выстроившись плечом к плечу, как старшеклассники перед выпускным балом. Это было захватывающе, но в том году уже не чувствовалось напряжения предыдущих выборов. Они едва обращали внимание на опросы. Все уже знали, кто будет победителем.

Сэм подумала, не написать ли Изабелле, прося ее спуститься и поговорить. Изабелла всегда хорошо отзывалась о Клайве, и Сэм знала, что подруга делала это ради нее. Когда Сэм поинтересовалась, не торопится ли она с замужеством, Изабелла ответила: «С одной стороны, конечно. С другой стороны, полгода совместного проживания не равны шести месяцам просто отношений. Это как возраст у собаки».

Сэм ей не написала. Она была почти уверена, что довольно скоро снова почувствует себя нормально. Ей не хотелось, чтобы у Изабеллы осталась какая-то неприятная история о Клайве, которую она запомнит и предъявит потом в качестве аргумента не в его пользу. К тому же, Изабелла попыталась бы затащить ее на вечеринку, а это могло бы быть похоже на предательство Клайва.

Минут через десять Сэм почувствовала знакомое желание быть с ним рядом. Она привыкла отгонять его от себя. Но в этот раз Клайв был прямо здесь, наверху.

Вернувшись в комнату, она обнаружила, что парень уже не спал. Он валялся в постели, подперев рукой голову, и ждал ее, знакомо ей усмехаясь.

Она почувствовала вспышку желания.

– Где ты была? – спросил он.

– Просто вышла проветриться. Я думала, ты отключишься до утра.

– Неа. У меня открылось второе дыхание. Ты мне обещала прогулку, пойдем.

– Уверен? – улыбнулась Сэм.

– Ага.

Они шли по центру города, держась за руки и смеясь. Все было закрыто, кроме модного итальянского ресторана и бара «Ланчардс», где местные ребята играли в автоматы, смотрели спортивные матчи, заедая их ведрами попкорна, и курили в ванной. Сэм с друзьями часто туда ходили, но только потому, что некоторым из них еще не исполнилось двадцати одного года, а местный вышибала закрывал глаза даже на худшие из поддельных паспортов.

Они с Клайвом сидели на скамейке возле почты, болтали, прижавшись друг к другу, его рука лежала у нее на плечах. Все было так же, как и всегда, когда они были вдвоем. Сэм чувствовала себя пьяной от любви.

Вернувшись домой, они почистили зубы вместе, обнимая друг друга за талию, как бы странно это ни выглядело. Они занялись сексом, а потом смотрели старый эпизод сериала «Фрейзер» и ели шоколадные батончики, которые он привез.

Когда на экране поползли титры, Клайв воскликнул:

– О! У меня же для тебя кое-что есть.

Он встал с кровати, все еще голый, и полез в чемодан, через мгновение вытаскивая из него маленькую книгу в твердом переплете с розами на обложке.

– Не совсем то, что я искал, но это тоже тебе, – заметил он. – Увидел ее у мамы дома и подумал, что ты, наверное, никогда ее не читала, но тебе бы понравилось. Это почти идеальный роман.

Он вручил ей книгу.

Сэм прочитала заголовок – «Ангел» Элизабет Тейлор.

Едва она открыла рот, собираясь задать вопрос, Клайв, с ноткой снисходительности в голосе, сказал:

– Нет, это не та Элизабет Тейлор.

– Само собой, – сказала она.

– Это имя стало для бедной женщины проклятием, – продолжил он. – Выйди она замуж за кого-то другого и носи другое имя, возможно, она бы не стала одним из самых недооцененных писателей всех времен.

Сэм задумалась над такой незадачливостью, а Клайв продолжал рыться в чемодане.

Наконец он нашел картонный тубус и вынул из него два рулона бумаги.

– Это тебе от Фредди и Софи, – пояснил он.

Она нарисовала радугу, а он – птицу, и оба написали: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ТЕТУШКА СЭМ».

– Я скучаю по ним, – призналась Сэм.

Дважды за лето брат Клайва с женой и детьми приезжали к ним на выходные в Лондон. Никола с Майлзом каждый раз устраивали себе свидание на двоих, а Сэм с Клайвом водили Фредди и Софи в магазин игрушек и ужинали. В отличие от других членов их семей, дети никак не оценивали их как пару. Клайв так хорошо с ними ладил. В такие моменты Сэм легко могла представить счастливую семейную жизнь.

– Я обязательно повешу эти рисунки в рамку, – сказала она. – Давай позвоним им завтра?

– Конечно, детка, – согласился он.

Вскоре после этого Сэм заснула, более довольная, чем за все последние недели.

* * *

На следующее утро она проснулась от звука кого-то, кто пытается не шуметь. Она услышала, как открываются и закрываются ящики, и открыла глаза – это была Изабелла, которая рылась в своем комоде.

– Извини! – прошептала она. – Я уйду через секунду. Пытаюсь найти наушники. Ты их не видела?

– Нет, – ответила Сэм, прикрывая одеялом голую спину Клайва.

Конечно, она предполагала, что Изабелле что-то понадобится в комнате, но все же не могла не беситься – вряд ли наушники были предметом первой необходимости.

– Как прошла первая ночь? – спросила Изабелла громким, театральным шепотом.

– Хорошо. А у тебя?

– Как обычно. Лекси выпила бутылку голденрота на двоих с каким-то парнем, и дело кончилось тем, что ее тошнило этими золотыми хлопьями.

– Хмм, – невнятно пробурчала Сэм.

Клайв зашевелился рядом с ней.

Ей хотелось бы, чтобы он не просыпался. Но вместо этого он открыл глаза и сказал:

– Привет.

– Привет, – радостно ответила Изабелла. – Добро пожаловать в Америку!

– Спасибо.

В Лондоне они провели все вместе очень мало времени. Через неделю после того, как Сэм приехала на лето, Изабелла уехала домой. Изабелла с Клайвом никогда особо не ладили, но старались быть милыми друг с другом ради нее.

Клайв нашарил рукой на полу трусы и натянул их под одеялом.

Вся ситуация казалась Сэм какой-то неприличной. Ей бы хотелось, чтобы Изабелла постучалась перед тем как войти, или чтобы Клайву хватило здравого смысла притвориться спящим, пока она не ушла.

Когда он встал и сказал: «Я в туалет», – Сэм выпалила:

– Надень штаны!

Он бросил на нее насмешливый взгляд.

– Ты что, думала, я пойду по коридору в одних трусах?

Клайв подобрал со стула брошенные туда накануне вечером джинсы и футболку. Одевшись, он, насвистывая, вышел из комнаты.

Изабелла заметила:

– Для старика он и впрямь неплохо сложен.

Сэм бросила в нее подушку.

Под одеялом девушка была полностью обнажена. Она натянула его до самого подбородка. Все ее друзья здесь так небрежно относились к наготе. Изабелла по утрам сидела в одном белье, словно воплощая мужскую фантазию о том, чем занимается студентка колледжа в свободное время.

– Подождать вас двоих на завтрак? – спросила Изабелла.

– Нет, – быстро отозвалась Сэм, мгновенно решив, что ни за что не поведет Клайва в столовую.

– Ладно, – пожала плечами Изабелла. – Увидимся позже.

Ненадолго Сэм осталась одна. Она посмотрела в окно на машины, проносившиеся по улице. Ей казалось, что каждый из этих водителей понял о жизни что-то, чего она никогда не узнает. Как можно было быть с кем-то счастливым в одно мгновение и подавленным в другое? Ощущать себя одновременно женщиной и глупым ребенком? Станет ли когда-нибудь легче?

Да, напомнила себе Сэм. Когда она больше не будет жить здесь, в этом подвешенном состоянии. Когда у них снова получится быть вместе по-настоящему.

Когда Клайв вернулся, она сказала:

– Думаю, было бы здорово позавтракать в постели.

– Ммм, – он одобрительно кивнул головой.

– Я пойду в столовую и принесу нам что-нибудь. Хочешь рогалик? Яйца? Французский тост? Картофель? Бекон?

– Все вышеперечисленное, – сказал он. – Но сначала я бы хотел заняться в постели кое-чем другим.

– О, – произнесла Сэм, сбрасывая одеяло на пол. – С большим удовольствием.

Все последующие дни Сэм часто вспоминала строчку из одной книжки с картинками Гила: «Стены превратились в мир вокруг».

Они так и не вышли из комнаты. Субботу и воскресенье провели в постели, практически без одежды, просто болтая и смотря фильмы по телевизору, постоянно прикасаясь друг к другу, как будто компенсируя дни и недели, которые были вынуждены провести врозь.

В субботу вечером заказали китайской еды. В остальное время Сэм спускалась в столовую, когда там было поменьше народу, и собирала им что-то поесть.

Женщины на кухне посмеивались над ней, когда в воскресенье утром она юркнула за кофе, держа в руках контейнер с тостами, фруктами и яйцами.

В столовой студенты пили кофе из кофемашины, просто нажав на кнопку, но он был горьким и разбавленным. Сэм, еще работая в утреннюю смену, привыкла пить хороший кофе, который они приносили из дома и варили для себя и по-прежнему забегала за ним на кухню.

– Похоже, у тебя разыгрался аппетит, – кивнула Габи на тарелку Сэм.

– Дай же нам на него посмотреть, – воскликнула Делми. – Ты что, держишь его наверху связанным, как пленника?

– О, БДСМ, – пошутила Габи.

Женщины постарше не засмеялись. Возможно, они посчитали шутку неуместной, а может, просто ее не поняли.

– Я хочу знать все подробности, – Габи понизила голос, чтобы ее услышала только Сэм. – Я живу в комнате своей матери с годовалым ребенком. Дай же мне пофантазировать!

Сэм рассмеялась.

– Мы просто… много читаем.

– Ну конечно, – ухмыльнулась Габи.

Поначалу Сэм казалось, что запереться в комнате было романтичной идеей. Но на третий день все провоняло сексом и пиццей. Открытый чемодан и грязная одежда Клайва, казалось, занимали каждый сантиметр пола. Она все спотыкалась о его вещи. У двери громоздилась стопка посуды, которую она все время забывала отнести на кухню, словно решив, что вызовет кого-то из службы обслуживания номеров, чтобы ее забрать.

В понедельник утром Сэм огляделась вокруг и сказала:

– Почему бы нам не выйти на улицу и не заняться чем-нибудь?

Элизабет дала ей выходной, когда услышала, что приезжает Клайв.

Они решили пойти в небольшой поход. Незадолго до обеда она спустилась в столовую и набила рюкзак бутербродами и печеньем, завернув их в бумажные салфетки. Подумав немного, прихватила еще два блестящих красных яблока.

Габи наблюдала за ее действиями, скрестив руки, со все той же ухмылкой на лице.

– Заткнись, – посоветовала ей Сэм.

– А что я? Я ничего не сказала. У тебя растущий организм, тебе нужно есть. Ты не забыла самое необходимое? Пластиковые вилки? Соль, перец? Презервативы?

– Габи! – только и смогла воскликнуть Сэм.

Ее удивляло, что в постели с Клайвом она могла вытворять что угодно, но уже через час была слишком смущена, чтобы поделиться этим с подругой. Изабелла наверняка потребует подробностей, и Сэм наверняка подчинится, но она знала, что будет все время краснеть во время этого разговора.

Сэм и Клайв доехали на автобусе до горы Хантингтон за тридцать минут. Подъем был легким, до вершины они шли не больше часа. Она следовала за ним, отмечая, как напрягаются его икры, когда он делает шаг. Ей нравились его длинные худые ноги.

Этим же вечером Клайв должен был улетать в Лондон.

С вершины горы открывался вид на всю долину. Они сидели и говорили о следующем годе, о том, каково это будет – просыпаться вместе каждое утро. Вдалеке Сэм видела колледж и окружавший его город – кирпичные здания и мощеные дороги, вдоль которых зеленели деревья. На некоторых из них уже были заметны следы приближающейся осени.

После отъезда Клайва Изабелла заметила:

– У меня такое чувство, будто я не видела тебя всю неделю.

– Знаю, – согласилась Сэм.

– Прошлой ночью мы с девочками смотрели телевизор в гостиной. Все спрашивали, где ты. Я сказала им, что ты вся в любви, закрылась наверху. Все думали, что ты уехала домой на похороны или еще что стряслось. Никто из них даже не знал, что Клайв здесь.

Сэм рассмеялась.

– Почему вы все время просидели взаперти? – спросила Изабелла. – Ты что, пыталась его спрятать?

– Зачем мне это делать? – парировала Сэм.

Но подумала: не это ли как раз она и сделала?

7

Элизабет

Элизабет не хотела идти на встречу книжного клуба, но Эндрю настоял.

– Ты почувствуешь себя здесь счастливее, когда заведешь друзей, – настаивал он. – Я справлюсь с Гилом. Попрошу маму составить мне компанию.

Стефани Престон жила в трех домах отсюда. Было куда труднее придумать предлог, объясняющий ее отсутствие, чем просто взять и пойти. Элизабет подумала, что это было мило с их стороны – пригласить ее. Книжный клуб состоял из пяти женщин примерно ее возраста из их района. Он сложился задолго до ее приезда. У него даже было название – The Laurels.

И все же Элизабет не хотелось быть его частью.

– Думаю, я скажусь больной, – придумала она.

Она стояла в холле с тарелкой хумуса и большой сумкой, в которой лежали бумажник, телефон, книга, ключи и молокоотсос. Эндрю и малыш, сидящие на диване, смотрелись так уютно. Она хотела устроиться рядом с ними.

– Подумай об этом так: если ты останешься дома, тебе придется провести с моей мамой весь вечер, – попытался убедить ее Эндрю.

Как по команде, Фэй, нагруженная полиэтиленовыми пакетами, открыла дверь.

Из пакетов торчала упаковка диетической газировки и пачка шоколадных батончиков «Херши».

– Вы принесли нам продукты, – осторожно произнесла Элизабет.

– Это мое, – отмахнулась Фэй. – Джордж говорит, что я больше не могу делать покупки в Костко. Он считает, что мелкий опт вредит малому бизнесу. Мы сильно из-за этого поссорились. Мне нужно спрятать кое-что в вашем холодильнике в гараже.

– Хорошо, – согласился Эндрю, словно в этой просьбе не было ничего необычного.

– Не понимаю, что вы хотите сделать, – сказала Элизабет.

– А вот что, – ответила Фэй. – Я купил двадцать пачек масла. Когда мне понадобится новая упаковка, я за ней зайду, а Джорджу скажу, что купила ее в магазинчике у Гибсона, да еще и заплатила больше, чем нужно.

Элизабет попыталась перехватить взгляд Эндрю, чтобы показать, что он должен это как-то пресечь. В противном случае у Фэй будет повод заглядывать к ним, когда она пожелает. Но Эндрю был занят тем, что вытирал слюну с подбородка Гила.

Впрочем, он не отказал бы Фэй, даже если бы видел ее выражение лица.

Став матерью сына, Элизабет наконец-то поняла, почему отношения между ней и Фэй всегда были несколько напряженными.

– Когда Эндрю было шесть лет, он заявил, что женится на мне, – выдала ей Фэй, когда они позвонили его родителям рассказать, что обручились. В ответ Элизабет удалось только вымолвить: «Ничего себе».

Ей никогда не приходило в голову, что у нее может быть мальчик. Даже после того, как это подтвердил анализ крови, она все еще могла представить только уменьшенную копию себя – капризную девчонку, которая будет любить все те же девчачьи штучки, что и она. Элизабет не могла не почувствовать разочарование. Она погуглила: «Можно ли отвести мальчика на «Щелкунчика»?», «Читают ли мальчики Лору Инглз Уайлдер?»

Но как только она увидела Гила, все вопросы отпали сами собой.

Подойдя к дому Стефани, Элизабет улыбнулась приторно-красивой блондинке у двери. Она была одета в джинсы и плащ от Бербери, а в руках держала поднос, прикрытый фольгой.

– Мы не знакомы, – сказала она. – Я Гвен Хайнс.

– Элизабет Ронсон. Мы с мужем переехали в белый дом два месяца назад. А ты где живешь? Я думала, что видела уже всех в нашем квартале.

Женщины из их района зашли к ней на выходных после того, как они с Эндрю переехали. Принесли бутылку вина и печенье, которое испекла одна из них. Кроме того, сообщили ей кучу полезной информации – о муниципальном бассейне, о том, как получить бесплатные наклейки для мусорных баков в ратуше и кому позвонить, если им понадобится электрик, разнорабочий или маляры. Они были милы, но Элизабет не покидало чувство, что эта компания смотрит на нее сверху вниз.

Гвен наклонилась ближе и прошептала:

– Я живу в четырех кварталах отсюда. Мое членство в книжном клубе Лорел-стрит вызвало споры, – ее тон звучал так, как будто она одновременно шутила и говорила правду. – Элизабет Ронсон, – продолжила она. – Знакомое имя. Ты пишешь для «Таймс».

– Когда-то писала, да.

– Мне понравилась твоя книга.

Она написала две, но не было необходимости уточнять, какую из них обычно имел в виду собеседник. Ее первая книга, рассказывающая о выдуманных и настоящих склоках между актрисами старого Голливуда, стала популярной. Кинокомпания выкупила права на экранизацию, о ней написали везде, где можно.

Вторая ее работа – история диетической индустрии в Америке – вышла на той же неделе, что и полдюжины громких книг, включая ту, которая позднее выиграла Пулитцеровскую премию. Ее труд просто похоронили. Никто его не прочел, кроме Номи, Эндрю, Джорджа и примерно семнадцати незнакомцев.

Люди регулярно подходили к ней на вечеринках и хвалили ее первую книгу, признаваясь, как они ждут еще одну.

– Я написала, – обычно говорила Элизабет. – Вышла два года назад.

Ей самой казалось, что вторая книга была лучшей из того, что она когда-либо написала. Ее агент, Амелия, говорила, что согласна с ней и что все писатели подвержены прихотям рынка. Предполагалось, что это должно было ее утешить, но вместо этого Элизабет подумала: если провал второй книги не был ее виной, то успех первой, возможно, тоже не был ее заслугой.

Гвен она сказала только:

– Спасибо. Это мило с твоей стороны.

– Моя соседка читает в колледже лекции о нон-фикшене, – сообщила Гвен. – Не возражаешь, если я расскажу ей, что ты сейчас живешь в нашем городе? Уверена, ей бы очень хотелось устроить встречу с тобой для своих студентов.

– Буду только рада.

Дверь распахнулась, и перед ними предстала Стефани с ярко-красными губами и распущенными волосами. На ней были черные обтягивающие лосины и леопардовые туфли на шпильке. Элизабет только и могла подумать, как она напоминает ей Оливию Ньютон-Джон из последней сцены Grease.

– Идем пить вино! – вместо приветствия крикнула Стефани.

Они последовали за ней на кухню, где женщина предложила каждой из них по бокалу, больше напоминавшему кубок эпохи Возрождения.

– Стефани, сегодня среда, – со смехом напомнила ей Гвен.

– Чак уехал, а дети у моей матери, – отозвалась Стефани. – Давайте веселиться. Девочки уже здесь.

По дороге в гостиную Стефани спросила Гвен, как прошли ее выходные в Вермонте.

– Хорошо, – ответила та. – Очень спокойно. Мы много гуляли, поужинали в ресторане и спали допоздна в воскресенье. Мы оба так много работали последнее время, было здорово немного расслабиться.

– Высыпаться. Ужинать вне дома, – протянула Стефани. – Кажется, я еще помню, каково это. Элизабет, Гвен – единственная женщина среди нас, у которой хватило ума не обзавестись потомством, это если вдруг такие выходные для тебя тоже звучат незнакомо.

Гвен натянуто улыбнулась. Элизабет показалось, что она узнала это выражение лица. Ей самой приходилось столько раз выдавливать из себя улыбку в последние годы.

– Гвен, у Элизабет недавно родился ребенок, – продолжала Стефани. – Совершенно очаровательный. Как его зовут, я опять забыла?

– Гилберт, – напомнила Элизабет, отчаянно желая сменить тему ради Гвен.

– Точно, Гилберт, – голос Стефани прозвучал так, словно она все еще не была вполне уверена, что ребенка зовут именно так.

Элизабет и Гвен поставили принесенную еду на журнальный столик, который уже ломился от угощений, к которым никто не прикасался. Поднос с ломтиками сыра, выложенными веером, и крекерами. Миска с нетронутым луковым дипом. Картофельные чипсы, голубые кукурузные чипсы, сальса.

Маленькая белая собачка подпрыгивала на задних лапах вокруг стола, обнюхивая разложенную еду, что не способствовало пробуждению аппетита.

Мелоди, Карен и Пэм расселись на диване. Дебби, рыхлая домохозяйка, жившая прямо через улицу от Элизабет, сидела справа от них в кресле из кухни.

– Мы только начали наше обсуждение, – объявила Стефани, присаживаясь на подлокотник дивана.

Элизабет стало неловко, когда она увидела, что единственная принесла с собой книгу «Подруги». Она присела на пустой стул рядом с Дебби. Гвен заняла единственное оставшееся свободным место, скамейку в нескольких метрах от нее.

– Пэм, – обратилась к ней Стефани. – Ты что-то говорила о названии.

– Как по мне, так оно только вводит в заблуждение, – сказала Пэм. – Думаю, я рассчитывала, что они будут больше похожи на нас, на настоящую группу подруг.

– Они были друзьями в колледже, – вмешалась Мелоди. – Потом выросли, и их пути разошлись. Все как в жизни, разве нет? Сколько из нас поддерживают отношения с подружками по колледжу?

«Подружки», – мысленно повторила Элизабет, пытаясь подавить презрение.

Она подумала о Номи. Их пути ведь не разошлись? Степень близости их отношений, как правило, зависела от обстоятельств – они общались меньше, когда Номи уехала доучиваться в Пенсильванию, и больше, когда она устроилась на работу в Нью-Йорке. Номи встретила Брайана раньше, чем Элизабет познакомилась с Эндрю, и какое-то непродолжительное время они разговаривали не так часто, как обычно. Но потом пара появилась у них обеих, они обе вышли замуж. В их жизнях вновь появилось что-то общее. Сильнее всего их связало материнство. На их дружбу, казалось, не влияло расстояние и частота общения. По крайне мере, Элизабет на это надеялась.

– Большинство персонажей такие неприятные, – заявила Пэм. – Кто бы хотел дружить с женщиной, которая закрутила интрижку с женатым мужчиной, а потом помогла ему отправить жену в психушку?

– Не думаю, что нам стоит оценивать героев как своих друзей, – мягко заметила Гвен.

Дебби, похоже, восприняла ее реплику как подтверждение своих мыслей.

– Это все Мелоди виновата. Ее выбор, – заметила женщина. Она повернулась к Элизабет: – Мелоди у нас самая умная.

Мелоди пожала плечами, словно говоря, что так оно и было.

– Ну давайте, осуждайте меня, у меня степень по английской литературе, – сказала она.

«Нет, ты сорокадвухлетняя риэлторша», – подумала Элизабет.

– Она всегда выбирает какую-нибудь серьезную книгу, которую все мы пропустили в средней школе, – продолжила Дебби. – Радуйся, что ты не читала с нами «Ребекку».

Гвен поднялась со своего места.

– Я пойду принесу что-нибудь выпить, – сказала она. – Кому-нибудь что-нибудь нужно?

Все покачали головами. Элизабет заметила, что Гвен не притронулась к своему бокалу с вином.

– Давайте каждая скажет об одной вещи, которая ей понравилась в книге, – предложила Стефани.

– Чтобы Мэри Маккарти перевернулась в могиле, – прошептала Гвен по пути на кухню, касаясь шарфом руки Элизабет.

Элизабет хотела пойти за ней, но подозревала, что это будет выглядеть странно.

– Думаю, из нее получится хороший фильм, – начала Карен.

– Ты говоришь это о каждой книге, – вмешалась Мелоди.

– Это не так.

– Карен, ты вообще ее прочла?

– Да, половину.

– Мне понравился стиль, – произнесла Дебби. – Хотя он и сбивал с толку. Я все время запиналась на именах. Уж простите, но они такие тупые – Дотти, Полли, Присс, это вообще что такое?

«Всем бы таких родителей с утонченным вкусом, назвавших ребенка Дебби», – подумала Элизабет.

Несколько лет назад дальняя кузина Эндрю врезалась в дерево на лыжах и получила черепно-мозговую травму. После этого она озвучивала все, что приходило ей в голову. Если бы нечто подобное произошло с Элизабет, она бы пропала. Никто, за исключением, пожалуй, ребенка, не вынес бы ее, если бы узнал, что она думает на самом деле.

Вернулась Гвен, держа в руках стакан минеральной воды.

Видеоняня, которую Дебби сжимала в одной руке, держа во второй бокал шардоне, пронзительно запищала. Элизабет поначалу подумала, что это дети Стефани, спящие наверху. На экране были видны две черно-белые фигурки, лежащие рядом. Но Стефани оставила детей у матери.

– Это твои? – показала на экран Элизабет.

Дебби кивнула.

– Нет смысла платить за няню, когда я на противоположной стороне улицы, верно? Крейг играет в покер, вернется домой около восьми. Он за ними и присмотрит.

Элизабет поймала взгляд Гвен.

Только с ней ей и хотелось поговорить. Их короткий диалог на крыльце и замечание Гвен, отпущенное шепотом по пути на кухню, наводили ее на мысль, что они могли бы подружиться.

– Дебби, не забывай, что «Подруги» написаны в тридцатые, – вмешалась Мелоди.

– На самом деле, написан роман был в пятидесятых, просто действие происходит в тридцатые годы, – заметила Гвен. – Такая качественная проза, мне он очень нравится.

– Видимо, я предпочитаю что-то посовременнее, что-то, с чем мы можем соотнести собственный опыт. Как «Пятьдесят оттенков серого».

– Но написанное в прошлом проливает свет на события настоящего, – не согласилась Гвен. – Высвечивает все то, что осталось неизменным.

– Что же, например? – недоуменно спросила Дебби.

Элизабет хотелось, чтобы у нее хватило смелости сказать: «Например, все еще существуют женщины, которые характеризуют ответственность своих мужей за детей словом “присматривает”».

Одна сцена в книге заставила ее плакать. Одна из героинь хочет кормить своего новорожденного сына грудью, но медперсонал и ее муж настаивают на молочной смеси, что тогда было в порядке вещей. Героиня вынуждена лежать на больничной койке и слушать, как разрывается ее ребенок в комнате дальше по коридору. Звук его плача сводит ее с ума.

Теперь рекомендации изменились с точностью до наоборот, давление на мать вроде бы уменьшилось, но все равно общество требовало от нее слишком многого.

– Например, – начала Гвен, – кусок про отношение к женщинам на работе показался мне пугающе современным. Не говоря уже о том, что на следующих выборах мы можем вернуться к подпольным абортам, потому что легальные запретят.

Дебби выглядела напуганной.

– Гвен, – попыталась она ее остановить.

– Дамы, – вмещалась Стефани. – Это всего лишь книга. Все это неважно. Пусть каждая останется при своем мнении. У меня есть тема поинтереснее: во вторник Джоан Уокер увидела машину Тима Бауэра на стоянке у мотеля «Сикс» в Декстере. Средь бела дня. Она узнала его номера.

– Не может быть.

– Может.

– Я думала, Джоан по вторникам работает в школе.

– Ее уволили.

– Опять?

– Да. Джанет была слишком довольна, чтобы не ткнуть ее в это носом.

Шесть минут. Ровно столько времени они потратили на обсуждение романа, который Элизабет дочитывала поздней ночью, несмотря на то, что была вымотана, чтобы не ударить в грязь лицом, когда они будут о нем говорить.

Следующие два часа они горячо обсуждали секреты женщин, которых она не знала. Дебби вызвалась быть переводчиком для Элизабет.

– Джанет – невестка Стефани, – шептала она. – Они не ладят.

– У дочери Джоан были проблемы с наркотиками. Это было ужасно. Но сейчас ей лучше. Она продает минеральную косметику в Интернете. Джоан говорит, она гребет деньги лопатой.

Элизабет хотелось сказать: «Спасибо, но мне все равно».

Эти женщины теперь будут ее подругами?

Стефани подливала вино, едва бокал пустел наполовину. На второй круг Элизабет прикрыла свой рукой. Остальные были уже навеселе, за исключением Гвен, которая, насколько Элизабет видела, пила только воду. Наконец Стефани убрала нетронутые закуски и выставила десерт – клубнику в шоколаде, печенье, кексы и пирожные, которые, впрочем, все равно никто не ел.

– Как дела дома, Элизабет? – спросила Мелоди.

Элизабет не знала, что и сказать. Сегодня вечером с ней так мало говорили, что она чувствовала себя как прибор, который включен, но перешел в спящий режим.

– Все… хорошо, – выдавила она.

– Все уже распаковали?

– Да, наконец-то.

Вообще-то она разобрала вещи сразу после переезда. Элизабет умела распаковывать вещи, ей вообще хорошо удавались все дела, не требующие долгих серьезных размышлений.

– Бейсмент не затапливает? – спросила Мелоди.

– Нет.

– У нас не было больших дождей с тех пор, как они переехали, – заметила Пэм. – Подождите, пока выпадет снег. Вот тогда и проверите.

– Для вас это, должно быть, большие перемены, – продолжала Мелоди. – В каком районе вы жили в Нью-Йорке?

– Бруклин. Кэрролл Гарденс.

– У вас было свое жилье или вы снимали?

– Свое.

– Это дорогое местечко, не так ли?

– Мы урвали отличное предложение, – сказала Элизабет, стараясь, чтобы ее голос прозвучал непринужденно.

Разговор начинал походить на допрос.

– Вы поселились в Бруклине до того, как взлетели цены? – спросила Мелоди. Она вскинула голову. – Ну почему я не могу быть одной из тех людей, которые принимают гениальные решения в сфере недвижимости?

Элизабет почувствовала гордость, но сказала только:

– Нам просто повезло купить жилье в нужный момент.

– Может быть, твое везение принесет удачу и нам, и стоимость домов на Лорел-стрит скоро подскочит, – сказала Мелоди. – Мы так обрадовались, когда вы купили этот дом. Я долго думала, что никто его не приобретет.

– Почему? – спросила Элизабет. – Там живут привидения?

Она пошутила, но женщины вокруг опустили глаза в пол.

– В этом доме умерла мать миссис Диллон, и умерла страшной смертью, но нет, сомневаюсь, что в нем водятся привидения, – ответила Мелоди. – Просто прежние хозяева были ленивы. Им на все было наплевать. Я помню, как зашла на просмотр дома и прямо на стене на входе увидела огромную трещину. Я показала ее Морин, агенту. Мы старые друзья. Я ей сказала: «Морин, это стена». А она мне отвечает: «Нет, это краска потрескалась». Я ей говорю: «Я занимаюсь этим пятнадцать лет, я знаю, на что смотреть». Тогда Морин взглянула на меня и прошептала: «Городские лохи ищут деревенский шарм. Это моя единственная надежда».