Текст книги "Сестры"

Сэди

Сквозь шторы пробивается слабый свет. Передо мной медленно проступают очертания комнаты.

Просыпаться на заднем сиденье «шевроле» и то не так странно и одиноко. По крайней мере, я знала, что делать, когда проснусь. Забраться на водительское сиденье. Завести мотор. Поехать искать Кита. А сейчас… Мягкая подушка, пружинистый, но вполне удобный матрас и уютное одеяло напоминают о доме, о прошлом. О том, чего у меня уже никогда не будет. О том, как я на цыпочках заходила к Мэтти, ласково трясла ее за плечо, чтобы она проснулась. Если через десять минут она не вставала, я уже куда менее ласково срывала с нее одеяло. Она всегда приходила завтракать, когда омлет был уже ледяной, и постоянно из-за этого нудела, но потом я поняла, что она из тех чудаков, которые и правда любят холодный омлет…

Вот так проходило мое утро.

А он меня этого лишил.

Нос болит так, что надо бы что-то с этим делать. Я заставляю себя подняться, натягиваю джинсы, а потом замечаю время на часах на тумбочке. Пять вечера. Господи.

Я босиком выхожу из номера. Пол холодный, пальцы на ногах немеют. Лучше бы лицо онемело. На парковке, кроме моей машины, появилась еще одна, чуть покрасивее и поновее. Я прохожу мимо уборщицы, которая как раз выходит из пустого номера. Первым делом отмечаю, какая она высокая. Высокая и крепкая, с вьющимися рыжеватыми волосами. Она задерживает на мне взгляд и слегка хмурится – смахивает на обеспокоенность. Я прячу лицо, слабо представляя, насколько плохо сейчас выгляжу, и мне становится немного стыдно. Хочется повернуться к ней и сказать: «Я в порядке».

Я в порядке.

Я загребаю чуть ли не ведро льда из льдогенератора, возвращаюсь в номер и засовываю лед в полотенце. Прижимаю его к лицу, пока боль не уходит. Я теперь вообще ничего не чувствую. Лед тает, и вода струится у меня между пальцев. В тусклом дневном свете номер кажется еще уродливее. Я кидаю полотенце в ванну, переодеваю футболку, надеваю ботинки и раздвигаю шторы. Нужно что-то с собой делать. С носом ничего не выйдет: видимо, нужно просто ждать. Ну тогда хоть причешусь. Волосы после мытья стали мягче и пышнее. Приглаживаю их. Приятное чувство, надо бы насладиться им, пока могу. Завязываю волосы в хвост. Складываю вещи в рюкзак и вешаю его на плечо. Вообще-то я заплатила за еще одну ночь, но после того, что случилось в Монтгомери, нужно всегда быть готовой бежать.

Вчерашнего мужчину я в офисе не наблюдаю. Вдруг понимаю, что даже не знаю, как его зовут. Вместо него за стойкой парень лет двадцати пяти. У него детское лицо, которое странно сочетается с его мускулистым, стройным телом. На щеках ямочки. Кудрявые каштановые волосы и легкий загар, будто он уже успел провести большую часть едва начавшегося лета на улице. Он одет в форменную одежду, на которой, как и нигде в мотеле, нет никаких синих птиц. На пальце он крутит кольцо с ключами… По крайней мере, пытается. Кольцо с громким звоном падает на пол. Он наклоняется за ним, а когда распрямляется, краснеет, как помидор. Он вешает ключи на пояс, осматривает мое изувеченное лицо. Его взгляд опускается мне на грудь. Я без лифчика. Он понимает, что смотрит не туда, и праздное любопытство в его глазах сменяется стыдом. Он наконец вспоминает, что надо бы спросить, чем он может помочь. У него скрипучий голос, от которого мне не по себе. На груди у него бейджик – «Эллис». Телевизор опять включен, и сегодня там показывают новости.

– Д-Даррен не здесь?

Он удивленно моргает, услышав мое заикание, и тут же пытается скрыть изумление. Думает, будто я ничего не заметила. Вот только никак не загладишь ситуацию, когда реагируешь на своего собеседника как на неполноценного уродца. Остается только надеяться, что собеседник спустит тебе такое поведение, хотя ты этого и не заслуживаешь.

Я адресую ему улыбку, которой он не заслуживает.

– Чего? Он вернулся? Я его не видел, да и Джо об этом не говорил… – Он смотрит куда-то за мое плечо, будто ждет, что сейчас войдет Кит. – Обычно Даррен сообщает, что скоро приедет.

– Он г-говорил, что и-иногда здесь о-останавливается.

– Откуда ты его знаешь?

– Старый д-друг семьи. – Я делаю паузу. – Он т-тут не в-всегда живет? Это как?

– За ним тут зарезервирован номер. Он много лет дружит с Джо. Периодически заезжает в десятый номер и оставляет там вещи, так что остальным мы его не сдаем.

– Н-не самое удачное б-бизнес-решение Джо.

– Не, Даррен хороший человек. Однажды спас Джо жизнь. – Он говорит это с такой гордостью, будто сам к этому причастен. – Но, думаю, тут его нет, если только ты не знаешь больше моего.

– Вот б-блин.

– Ты надолго здесь?

– Еще н-на ночь.

– Он когда угодно может заявиться. Если хочешь, оставь ему записку. Мы ему передадим, когда он вернется.

Я покусываю губы.

– А в-вы не м-могли бы открыть м-мне его н-номер? Я н-не записку х-хотела оставить… так, с-сюрприз один.

– Оставляй мне, я отдам.

Черт.

– Вы не знаете, г-где он с-сейчас? Если недалеко, я бы с-сама туда съездила и отдала бы п-подарок лично в р-руки.

Эллис молча разглядывает меня, а потом говорит:

– Напомни, как тебя зовут.

– Э-э. – Засопев, я вздрагиваю и хватаюсь за нос. – Ой.

– Не расскажешь, что случилось?

– А-авария.

– Болит, наверное.

– Т-точно.

Я кошусь на его пояс, на котором висят ключи. Жаль, что не получится незаметно их стащить, так было бы куда проще.

– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает Эллис.

Я поднимаю на него взгляд.

– О ч-чем это вы?

– Ну… – Он пожимает плечами и смущенно чешет в затылке. – Просто когда мне кажется, что людям нужна помощь, я их об этом спрашиваю, вот и все.

Даже не знаю, как реагировать. Понятия не имею, как отвечать на человеческую доброту и внимательность. Единственное, что я чувствую, – это желание провалиться сквозь землю. Так себе реакция.

Я прочищаю горло и возвращаюсь к нужной теме:

– А в-вы хорошо з-знаете Даррена?

– Он мне даже работу помог найти, – отвечает Эллис. – Мы в интернете познакомились. У меня тогда был тяжелый период, и он мне помог – попросил Джо меня взять. Джо разрешил мне пожить здесь, пока я на съем жилья не накопил. Отличный он мужик.

Я делаю осторожный шажок назад. Может, Кит опять привел меня к чудовищу вроде Сайласа Бейкера? «В интернете познакомились». Что это, блин, вообще значит? Если…

Если это означает то, о чем я думаю, хватит ли мне решимости действовать?

– В и-интернете?

– Ага.

– Как?

– Да у нас просто было одно общее увлечение.

– К-какое?

Он хмурится:

– Ты так и не представилась.

– Т-точно. Не п-представилась.

Раздается хлопок, и телевизор опять начинает рябить. Эллис отворачивается, а я пользуюсь моментом и ухожу. Руки дрожат. Изо всех сил пытаюсь справиться с паникой. Выйдя из офиса, я иду по коридору к десятому номеру. Дергаю за ручку. Заперто. Еле сдерживаюсь, чтобы не выбить дверь. Запускаю пятерню в волосы. Почему все так сложно? Разве не достаточно уже того, что я пережила? Ну должно же быть просто. Всегда должно было быть просто. Я должна была жить обычной жизнью, без всех этих красивых домов, скрывающих всякую мерзость, которую невозможно выкинуть из головы. Каждая миля, разделяющая меня и Монтгомери, – это жизнь, которую я не сумела спасти. Моя сестра мертва. Мертва. Я не знаю, почему этого, черт побери, недостаточно.

Я бессильно бью в дверь поцарапанным кулаком, прохожу свой номер и останавливаюсь на углу здания. Должен же быть какой-то способ попасть в номер Кита. Я смотрю на шоссе, на отдельно стоящие домишки. Лэнгфорд совсем маленький, но он все-таки немного напоминает Колд-Крик. По горизонту ползет дым: кто-то жжет костер в бочке на заднем дворе. Я даже вижу силуэты вокруг этой бочки, слышу смех и кантри-музыку.

Я обхожу мотель. На другой стороне у него лишь длинный ряд окон. Сразу видно, где заканчиваются частные владения: узкая полоса скошенной травы резко переходит в высокую поросль мне по пояс.

На цыпочках подхожу к первому окну. Они все узкие и расположены чуть выше моего роста. Я хватаюсь за ветхий деревянный подоконник и пытаюсь подтянуться, но щепки вонзаются мне в ладонь. Черт возьми. Я вытаскиваю из руки занозы, а потом снова подтягиваюсь и заглядываю внутрь. Как я и думала – ванная.

Я смогу пролезть. Тесновато, конечно, но я смогу. Я давлю на стекло и чувствую, что оно слегка поддается, но вот из рамы не выходит. Я опять спрыгиваю и начинаю считать окна. Прохожу мимо своей комнаты, а потом оказываюсь у номера Кита. Наверное, тут-то и должно стать попроще.

Бить стекло ведь несложно, правда?

Я шарю по земле в поисках чего потяжелее. Удается не сразу. Приходится залезть в высокую траву. Наконец я нахожу подходящий булыжник и, как только сжимаю на нем свои пальцы, тут же вспоминаю Монтгомери, коробку с замком…

Не уверена, что готова об этом думать.

Темнеет. Я возвращаюсь к окну Кита, подтягиваюсь. Действовать надо быстро и наверняка. Не знаю, услышит ли что-нибудь Эллис, но лучше бы удар получился удачным. Я заношу руку, бью по стеклу.

И не отдергиваю ее, когда стекло разбивается.

– Черт, черт, черт…

Я спрыгиваю. Рука выглядит так, будто я пыталась покончить с собой: вся в кровище, мясо торчит, боль невыносимая. Какая же я дура, дура, дура, дура…

– Черт…

Пытаюсь подавить рыдания и прислушиваюсь, игнорируя бешеный стук сердца. Разрезать себе руку ко всем чертям – это вообще-то очень больно, но мне придется еще хуже, если Эллис что-нибудь слышал. Я жду. Ничего. Наверное, можно залезать. Я даже не слышала, как разбилось стекло, громко ли. Помню только, как заносила руку, а потом была слишком поглощена резкой болью.

– Все хорошо, – шепчу я. – Все хорошо, все хорошо…

Какая злая ирония: я только наедине с собой могу говорить без запинок, но в то же время я единственная, кого не ободрит твердость моего голоса.

Мне просто очень нужно… Очень нужно попасть в этот номер.

С помощью булыжника я убираю с оконной рамы остатки стекла, бросаю в окно рюкзак и, не обращая внимания на острую, мучительную боль, забираюсь внутрь. Стараюсь не трогать собственную липкую кровь, которая залила все на свете.

Я оказываюсь в ванной. Тут темно и пахнет несвежими полотенцами. Я выхожу, щурюсь в тусклом свете, замечаю кучу полотенец в раковине и оборачиваю одно из них вокруг руки. Меня всю передергивает от отвращения при мысли о том, что эти полотенца когда-то трогал Кит. Я крадусь к двери и осторожно открываю ее, стараясь не обращать внимания на ноющую руку в кроваво-красном полотенце.

Номер у Кита такой же, как и мой. Те же обои, стол, стулья. Правда, у него есть холодильник, – наверное, его собственный. Местечко обжитое: кровать не заправлена, одеяло отброшено в сторону. Повсюду валяется одежда: на стульях, на полу у кровати, на туалетном столике. Даже не знаю, с чего начать. Приходится действовать одной рукой. Я проверяю выдвижные ящики, шарю в карманах штанов, пытаясь найти хоть какую-нибудь подсказку о его нынешнем местоположении.

«Давай же, ублюдок, выдай себя».

Заглядываю в холодильник, откуда доносится тошнотворный запах испортившихся продуктов. Стаскиваю с кровати одеяло, снимаю с подушек наволочки. У меня только одна рабочая рука, и все проходит жутко медленно. В итоге, обыскав все что можно, я решаю перевести дух. Ничего. Замечаю на тумбочке спичечный коробок с логотипом «У Купера».

Я смеюсь.

Сажусь на кровать и еле удерживаюсь от отчаянного крика.

Хватит.

Успокойся, Сэди.

Я встаю, переворачиваю стол, опрокидываю стулья. Шкаф от стены отодвинуть не удается. Заползаю под кровать, задыхаясь от пыли. Там тоже ничего. Я вылезаю. Мои глаза находятся на уровне матраса. Так. Матрас. Я поднимаю его и издаю радостный вопль: в центре каркаса кровати лежит маленький конверт. Я тянусь к нему левой рукой. С правой бессильно повисает полотенце, и на пол капает кровь. Я сажусь на ковер и, убаюкивая правую руку, смотрю на конверт. Он такой же легкий, как коробка Сайласа, и у меня случается неприятное дежавю. Я закрываю глаза, сдавливаю конверт, чувствуя пальцами пузырчатую упаковку внутри.

«Сделай меня сильнее», – думаю я, ни к кому в особенности не обращаясь.

«Сделай так, чтобы я сумела это выдержать».

Я переворачиваю конверт.

Сердце вырывается из груди, и я боюсь, что умру, так и не узнав, что у меня в руках. Я снова зажмуриваюсь, делаю глубокий вдох и открываю конверт. Внутри – пачка фальшивых документов и какие-то лоскуты. Фотографий нет. Слава богу. Я перебираю документы, и к горлу подступает ком. Вот оно, первое подтверждение того, что так называемый Кит вообще существует. Если не учитывать свидетельства людей, в жизни которых он то и дело мелькает.

Это водительские права. Выглядят они весьма правдоподобно. В каждых – его фотография. У меня закипает кровь. Хочется сожрать разбитое стекло в ванной, лишь бы ничего этого не видеть. На фотографиях он выглядит иначе: одновременно кажется и чуть более безобидным, и чуть более опасным, чем тогда, когда жил с нами. В уголках глаз больше морщин, желтоватая кожа туже обтягивает череп. Почти на всех правах стоит по черному кресту – видимо, в знак того, что к этим личинам он вернуться больше не может. Его знали под многими именами. Грег, Коннор, Адам… Тоби, Дон… Кит. Дрожащими руками я подношу последние права поближе.

Вот тот человек, которого я знала.

Пол-лица перечеркнуто крестом, но я и без того хорошо его помню. Я прямо вижу, как он сидит напротив меня за обеденным столом. Валяется на диване в гостиной перед телевизором, а потом идет ко мне. Ждет нас с Мэтти со школы, сидя на стуле перед трейлером. Это было лучше, чем когда Мэтти болела и он забирал меня на машине, каждый раз съезжая на обочину недалеко от трейлерного парка… Я кладу права на пятнистый ковер фотографией вниз и смотрю на лоскутки. Поднимаю один. Розовая, мягкая ткань, подшитая по краям. Я сразу понимаю, что это. Кусок от воротника рубашки. Перевернув его, я вижу имя, выведенное черным маркером.

Кейси.

Я хватаю еще один лоскуток.

Изящный цветочный узор. Бутоны роз.

Переворачиваю его.

Анна.

Следующий лоскут – голубой, без рисунков.

Джоэлл.

В клеточку.

Джессика.

И наконец, персиковый.

Сэди.

Я бросаю лоскуток на пол и начинаю шарить в рюкзаке, пока наконец не нахожу то, что нужно. Фотографию. Фотографию, на которой стоит он, Мэтти, мама. И я. В той самой рубашке.

В той самой рубашке.

Я медленно поднимаюсь на ноги, не сводя глаз с собственного лица на снимке. Но потом я понимаю, что больше не могу на себя смотреть. Я опускаюсь на корточки и собираю лоскуты с правами, потому что я не могу оставить девочек здесь, в полном одиночестве, а права – это, считай, список городов, в которых он побывал. Туда, наверное, я и поеду. В каждый. Спрошу местных, знают ли они его, выведаю, куда он мог уехать, а потом… Позади меня распахивается дверь. Черт.

Я оборачиваюсь, в глубине души ожидая наконец увидеть его, Кита, но это не он.

Это Эллис.

Он стоит в дверном проеме, раскрыв рот от удивления.

Он едва успевает сказать «Какого…», перед тем как я одним прыжком преодолеваю расстояние между нами и вдавливаю его в стену. Окровавленную руку прижимаю к его груди, и полотенце падает на пол. Из-за удивления его рефлексы притупляются, и я успеваю вытащить нож и приставить лезвие к его горлу. В комнате тихо, слышно только наше дыхание. Я чуть сильнее сжимаю нож. Даже не понимаю, где заканчивается лезвие и начинается его шея. У меня кружится голова от такой власти над человеком, от понимания, что, дай он мне повод, я…

Пусть только даст мне повод.

– Т-ты тоже из этих? – требовательно спрашиваю я. Он весь в поту и дрожит. Как и я. Я крепче вцепляюсь в нож и всем телом наваливаюсь на Эллиса. Он нервно сглатывает. – Ты т-тоже из этих?

– Что? Тоже? Как кто?

– Как К-К… – Нет-нет. Не Кит. – Д-Даррен.

– Я…

– Т-ты трахаешь маленьких девочек?

– Что? Нет! Нет… – Он хочет помотать головой, но из-за ножа не осмеливается. Он сглатывает, кадык дрожит. – Я не знаю, о чем ты.

– Где в-вы познакомились? На с-сайте для извращенцев? – Я опять наваливаюсь на Эллиса, и он жалобно скулит от страха. – Где, блин?

– В… в… – Он делает глубокий вдох. – В «Контервотче». Это… это игра такая, просто… онлайн-игра! Мы были в одной команде. Я ничего…

Эллис лихорадочно осматривает комнату и, даже невзирая на прижатый к горлу нож, замечает на полу стопку прав и лоскуты с именами.

– Я не знаю, о чем ты говоришь.

Чувствую, как все тело бьет дрожь, даже держать нож сложно. Наверное, я его случайно и убить могу. «Я не знаю, о чем ты говоришь». Мне не нравится, как это прозвучало. Я ведь ложь за милю чувствую, и Эллис…

Эллис не врет.

– Ты поранилась, – говорит он.

Я качаю головой. Не хочу, чтобы он держал меня за дикарку, которую можно усмирить ласковым словом.

– Н-нет, – отвечаю я.

– Ты меня убьешь?

Я поджимаю губы и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

«Вообще-то я опасна, – хочется сказать мне. – У меня есть нож».

Я наконец осознаю, насколько мне хреново.

Трудно дышать.

– Ты ведь не хочешь меня убивать.

– Не надо, – говорю я. Знаю, что случится, когда я опущу руку. Он вызовет полицию, и тогда все пойдет коту под хвост. – Н-не надо…

– Слушай, – начинает Эллис, – просто… Просто опусти нож. Ты поранилась. Давай я тебе помогу, а? Забинтую тебе руку, а ты… Ты расскажешь мне о Даррене, договорились?

– Н-нет. – Я чуть сильнее прижимаю нож к его горлу, будто сама себе что-то доказываю. Я бы смогла, если б нужно было. Я могу. Я убью. – Ты его д-друг. Ты в-вызовешь копов, и… – Нет-нет-нет. – Я с-сама должна… Это я д-должна…

– Давай я помогу. – Такое ощущение, что он сейчас расплачется. – Ну пожалуйста.

«Девочки»
Сезон 1, Эпизод 5

Уэст Маккрей. Пара домов, несколько расположенных абы как заведений – в общем, Лэнгфорд мало походит на город. Так, безликое место для очередной стоянки.

Судя по адресу, который мне дала Кэт Мэтер, Сэди направлялась в мотель «Синяя птица». Самый мягкий эпитет, которым его можно описать, – это «неказистый». Здесь все держится на честном слове. Наружная обшивка в саже, кровля «плачет», почти все оконные стекла в трещинах. Короче говоря, мотель как-то не заслуживает своего поэтичного названия. Через шестьдесят дней владелец «Синей птицы», Джо Перкинс, отдаст ключи Маркусу Дэнфорту, и тот снесет мотель. Джо придется попрощаться с местом, которое последние пятьдесят лет было ему домом. Так что прибыл я очень вовремя.

Джо Перкинс. Прежде чем я взялся управлять мотелем, он назывался «Гостиница Перкинсов». Раньше он принадлежал моим родителям, до них – бабушке с дедушкой, а еще раньше – прабабушке с прадедушкой. В общем, моя семья сто лет им владеет, но я вот не потянул. Бизнес начал разваливаться. Честно говоря, я даже не уверен, что мне хотелось управлять мотелем. Меня особо никто не спрашивал. Я тогда был совсем зеленым юнцом.

Уэст Маккрей. Вы никогда не знали наверняка, чем хотите заниматься?

Джо Перкинс. Именно! У меня даже времени подумать не было. Не хочу казаться неблагодарным… Знаю, мне повезло, что работу искать не пришлось. Просто… Я начал управлять мотелем, едва окончив школу. Наверное, родителям – упокой Господь их души – стоило хотя бы спросить меня, хотел я этого или нет. Я не против быть управляющим, но это не мечта всей моей жизни.

Уэст Маккрей. Джо Перкинсу пятьдесят пять. Это поджарый мужчина с обветренным лицом, копной седых волос и кучей татуировок. По его словам, каждая татуировка что-то значит, но что – знает только он да чернила.

Джо Перкинс. Вот только про эту могу рассказать…

Уэст Маккрей. На левом бицепсе у него набита синяя птичка.

Джо Перкинс. Это моя первая татуировка. В честь нее и назвал мотель. Постояльцы спрашивают: «И где тут у вас синяя птица?» А я показываю тату: «Вот, смотрите». (Смеется.)

Уэст Маккрей. Когда я сказал Джо, что хочу поговорить о девушке, которая, возможно, пять месяцев назад останавливалась в его мотеле, он согласился, но предупредил: сюда часто приезжают всего на ночь, и он редко запоминает постояльцев. И все же, когда я показываю фотографию Сэди, он сразу ее вспоминает.

Джо Перкинс. Да, была здесь такая. Говорила странновато. Искала моего друга. Вот поэтому-то я ее и запомнил.

Уэст Маккрей. Этого друга зовут Даррен?

Джо Перкинс. Ага, Даррен. Она спрашивала, нет ли его в мотеле, но в тот момент его не было. Не знаю, зачем он ей понадобился. Кажется, она и не объясняла даже. Правда, я ее видел всего раз. Она вроде всего ночь здесь пробыла… Хотя, возможно, заплатила за две. Не помню. Я выкинул журналы учета, когда продал мотель.

Уэст Маккрей. Расскажите, пожалуйста, о Даррене.

Джо Перкинс. Он спас мне жизнь.

Уэст Маккрей. Серьезно?

Джо Перкинс. Ага. Ехал я как-то по шоссе, в мотель как раз возвращался. И тут в меня впечатался какой-то пьяный козел. Машина несколько раз перевернулась и упала в канаву. Не знаю, что это был за говнюк, но надеюсь, он горит в аду. В общем, Даррен ехал позади меня, увидел все это, затормозил… Я был в отключке, мне знатно раскромсало бедро. В больнице сказали, что, если б не Даррен, я бы умер от потери крови. С тех пор мы дружим. Я пообещал, что у меня в мотеле для него всегда будет свободный номер.

Уэст Маккрей. Вы знаете, где сейчас Даррен?

Джо Перкинс. Не знаю. Короче, идея с номером ему понравилась, и он занял десятый. Я больше никого туда не заселял. Он въезжал и съезжал когда хотел, по своему усмотрению. Но больше пары недель тут не проводил.

Уэст Маккрей. Очень щедро с вашей стороны.

Джо Перкинс. Ну моя жизнь все-таки подороже будет, чем какой-то номер. В общем, он постоянно где-то мотался, но всегда возвращался в «Синюю птицу». Хороший парень, только на месте ему не сидится. Правда, давно от него вестей не было, он так раньше не делал… Все пытаюсь с ним связаться, сказать, что продал мотель. Но не выходит.

Уэст Маккрей. У вас есть его телефонный номер?

Джо Перкинс. Да, даже готов вам его дать, только он все время вне зоны доступа.

Уэст Маккрей. Это правда. Я пробовал звонить несколько раз. Без толку.

Джо Перкинс. Честно говоря, у меня дурное предчувствие. И ваш звонок его только усугубил. Даррена ищет какая-то девчонка – а потом он исчезает. Вы приходите с вопросами о девчонке – оказывается, что она тоже пропала без вести. (Пауза.) Так кто же она?

Уэст Маккрей. Она заявляет, что Даррен – ее отец.

Джо Перкинс (смеется). За время нашего знакомства Даррен ни разу не упоминал, что у него есть дочь.

Уэст Маккрей. Ну, а она утверждает обратное.

Джо Перкинс. Я просто… (Смеется.) Если бы у него была дочь, он бы ее не бросил, не такой он был человек… Он бы не отвернулся от семьи. Он жизнь мне спас.

Господи, чем больше мы его обсуждаем, тем меньше мне все это нравится.

Уэст Маккрей. Вы не могли бы показать мне номер Даррена?

Джо Перкинс. Даже не знаю. Ну то есть мне, конечно, и так надо бы там прибраться… Я долго это откладывал. Не хочу туда заходить до тех пор, пока не останется выбора. Он просил ничего там не трогать, когда его нет, а я ведь уважаю его… Но… Вы правда думаете, что у него неприятности?

Уэст Маккрей. Точно сказать не могу. Знаю только, что ищу Сэди, а она искала его. И в итоге, как вы и говорили, они оба пропали.

Джо Перкинс. А его комната разве чем-то поможет?

Уэст Маккрей. Пока не увижу ее – не пойму.

Джо Перкинс (вздыхает).