Текст книги "Плащ душегуба"

– Тогда почему вы решили помочь нам сейчас? – спросил Калеб.

– Причина в двух словах: Мелочевка и Щепотка. – Вид у Чарли был измученный. Он промокнул глаза уголком скатерти. – О, это были славные девчата в свое время, но им претило выступать заради ужина, им не нравилось, когда люди глазеют на них, пялятся в их окна, подглядывают за ними. Поэтому они решили свалить отсюда и попытаться, так сказать, устроить собственную жизнь… как-нибудь помаленьку.

Лиза была растрогана. Она протянула Чарли свой носовой платок и сказала:

– И они стали проститутками.

– Как это – «стали»? Они уже ими были. Они просто смотались.

– Вы можете помочь нам поймать человека, который это сделал? – спросил Калеб.

– Не знаю, как много я могу вам рассказать. Для начала – этот маньяк всего лишь пешка. Бедный больной парень, делает за Ряженых их работу. У меня опять пустой стакан. Ради всего святого, Нянюшка, просто принеси мне бутылку. Во-вторых, до церемонии должно произойти только еще одно убийство. Ряженые никакого особого стиля в этих убийствах не предполагают. Им лишь требуется, чтобы они происходили по меньшей мере по одному за ночь. А сам убийца, может, и имеет какой-то собственный почерк, но тут я вам ничем помочь не в силах.

– Мы знаем, когда должна произойти церемония, но не знаем, где, – сказала Лиза.

– Ряженые принесут кого-то в жертву земному воплощению своей богини Ерд. Это вовсе не то, что убийства проституток, и, возможно, совсем не забава. Земную богиню с рождения готовят для этой роли, так что вам еще до церемонии придется выяснить, кто она, и постараться добраться до нее раньше, чем это сделают Ряженые.

– А у вас есть какие-нибудь предположения насчет ее личности? – спросил Калеб.

– Насколько я знаю, чтобы выбрать ее, они пользуются астрологией или еще какой-то ерундой в том же духе. Они начинают искать эту богиню с самого ее рождения, а когда находят – забирают ее. Это все, что я знаю.

– Значит, возможно, они ее пока не нашли, – сказал Калеб.

– Возможно. В мое время этот ритуал стал редкостью. Ряженые в течение многих лет пытались его искоренить. В последний раз он проводился, когда я был еще мальчишкой. И пока я жив, мне не хотелось бы видеть подобное снова.

– Но где? – спросила Лиза. – Вы можете сказать нам, где это произойдет?

– Я вам скажу, но и вы должны кое-что для меня сделать. Когда придет время, – он вытащил из кармана пистолет с раструбом, – я хочу поквитаться с Твидом. За Мелочевку и Щепотку – и во славу непримиримых лилипутов.

– Я начальник полиции, – сказал Калеб. – Я не могу позволить вам этого. Впрочем… если я буду слишком занят… возможно, я не смогу воспрепятствовать вам.

– И на том спасибо. Все, что мне нужно – один меткий выстрел. Церемония состоится…

Внезапно снаружи раздался страшный грохот, а затем – крики сотен голосов.

– Что за черт? – воскликнул Калеб.

Лиза отдернула штору. В одной из внешних стен Лилибурга зияла громадная дыра, вокруг которой кружились и опадали мелкие обломки. Здоровенный кусок штукатурки пробил крышу кухни и рухнул на стол.

Калеб схватил одну из крохотных табуреток и разбил ею окно.

– Выскакиваем наружу, пока крыша не обвалилась!

Облако пыли постепенно рассеивалось, и Калеб увидел взрослого африканского слона, методично вытаптывавшего игрушечный городок и его жителей. Большинство строений уже были разрушены.

– Он здесь все снесет, – объявил Калеб. – Нам лучше убраться отсюда и отвести тебя в безопасное место.

Прежде чем Лиза успела возразить, он вскинул ее себе на плечо.

– Калеб, я могу идти сама.

– Я… – Колени у Спенсера подкосились, и он уронил Лизу на пол. – Не могу… Мои ноги… Они не слушаются!

Страттон был уже во дворе и целился в слона из своего пугача.

– Эй, думаешь, ты такой здоровый, да? А ну давай! Получай свою пулю!

Он выстрелил, и слон, испугавшись безвредного, но звучного хлопка, попятился в облако пыли. А секундой позже его ножища опустилась прямехонько на господина Мальчика-С-Пальчик.

– Лиза, спасайся! – крикнул Калеб, хлопая себя по ногам, чтобы оживить их.

– Вот уж дудки! – фыркнула Лиза.

Она забросила Калеба себе на плечо и, не разбирая дороги, бросилась сквозь град штукатурки. В конце концов она выбралась на дорожку метрах в ста от дома, от которого осталась лишь груда обломков. Маленький народец уже убрался из опасного места. Несколько служителей догнали слона и теперь успокаивали его.

– Ты можешь поставить меня, Лиза? – сказал Калеб.

– Ты уверен, что сможешь стоять? Может, я лучше отнесу тебя домой?

– Нет уж, поставь.

Лиза опустила Калеба на дорожку и стряхнула пыль с его брюк.

– Бедный Чарли, – сказал он. – Ему так и не удастся отомстить.

– А нам – получить информацию.

Калеб ощутил внезапный тычок под ребра. Он обернулся и увидел Нянюшку, крохотную служанку, которая протягивала ему большую старинную книгу. На кожаном переплете были вытиснены символы, равных которым Калебу еще не доводилось видеть.

– Что это? Она имеет отношение к Ряженым?

Нянюшка ничего не ответила, лишь протянула руку.

– Спасибо, Нянюшка, – сказала Лиза, беря ее за руку. – Если мы что-то можем для вас сделать…

Малютка отдернула ручонку и вновь протянула ее.

– Гм, – сказала Элизабет.

– Вы думаете, я кинулась спасать эту штуковину ради собственного удовольствия? Из-за вас двоих я без дома осталась, так что платите!

Лиза ошарашено пробормотала:

– Я не понимаю, в чем наша…

Калеб вытряхнул в маленькую ладошку свой кошелек.

– Я сомневаюсь, Лиза, что этот слон сумел освободиться без посторонней помощи, – сказал он.

Внезапно раздался еще один вопль. Калеб окинул глазами дорожку.

– Похоже, веселье не закончилось. Кто-то где-то кричал:

– Ради всего святого, спасайтесь! Зип на свободе!

– Сначала женщины и дети, – распорядилась вредная мамаша двух белобрысых мальчишек, проносясь мимо Лизы и Калеба к выходу.

Спенсер и Смит обернулись и увидели Зипа, темнокожего микроцефала, который, насвистывая, неторопливо брел по дорожке, заткнув большие пальцы за пояс меховых штанов. Завидев его, люди вопили и разбегались кто куда. Он выглядел смущенным. Какая-то леди, пробегая мимо, стукнула его зонтиком. Зип явно расстроился от такого пренебрежения. Он раскинул руки и предложил:

– Обнимемся?

– Ради бога, бегите! – заголосил кто-то. – Спасайся кто может! Барнумский дикий негрозоид-шизомоид выбрался из кандалов!

Зип казался вполне безобидным, но вот вызванная его появлением паника привела к настоящему хаосу. Люди топтали друг друга, сбивали киоски сувениров и поджигали урны с мусором для создания большей неразберихи.

– Сюда! – крикнул Калеб, схватил Лизину руку и повлек в сторону бегущей толпы.

– Куда ты? – перекрикивая шум, спросила она.

– Попробуем выйти, откуда вошли!

Они бросились назад к маяку, вынужденные продираться сквозь обезумевшую толпу, которая драпала в противоположном направлении. Почти у выхода они наткнулись на шеренгу облаченных в смокинги представителей высшего общества Нью-Йорка – Вандербилтов, Асторов и Карнеги, – которые сочли неподобающим для своих важных персон присоединиться к всеобщей суматохе и продолжали чинно шествовать по променаду.

– Мы надели свое лучшее платье, – сказал господин Карнеги, – и ожидаем, что нас затопчут как джентльменов, если уж этого не избежать.

В его словах можно было почти явственно расслышать волнующие аккорды «Ближе, Господь, к Тебе».[31]31
  «Ближе, Господь, к Тебе» – первые слова церковного гимна, текст (1841) Сары Ф. Адамс (1805–1848), музыка (1856) Лоуэлла Мейсона (1792–1872). (Прим. ред.) Этим гимном завершался фильм «Сан-Франциско» (1936) режиссера Вуди Ван Дайка. Его же исполняет оркестр на «Титанике» в одноименных фильмах (1953, 1997): по словам уцелевших пассажиров, именно эту мелодию исполнял оркестр на тонущем лайнере в ночь на 15 апреля 1912 г. (Прим. ред.)


[Закрыть]

– Скорее, Лиза! – взвизгнул Калеб.

Они бросились прочь из царившего вокруг бедлама и в конце концов добрались до выхода. Однако, к их разочарованию, выход оказался перекрытым – его блокировали три железных рысака из Стипльчеза, на которых восседали воплощения самой Смерти, преследовавшие Лизу и Калеба.

– Каких еще дьявольских злодеев послал нам этот Старый Козел Сатана? – возопил Калеб, вытаскивая револьвер.

Возникла небольшая пауза, после чего монахи вонзили шпоры в бока механических коней и понеслись прямо на Спенсера и Лизу.

– Эй, Калеб, мне кажется, они хотят нас убить, – сказала Лиза.

Спенсер опустился на колено, прицелился из своей «точки-тридцать-два» и выстрелил. Мощный разряд его оружия прозвучал как хлопок детского пугача, а пули так лениво отправились в путь, что можно было проследить их траекторию, пока они не плюхнулись на дорожку, изрядно не долетев до цели.

Калеб хмуро посмотрел на револьвер и заглянул в барабан.

– Лиза, спасайся, – приказал он, неуклюже запихивая новые пули, в то время как зловещие всадники неумолимо приближались к ним.

Однако, вместо того чтобы бежать, храбрая девушка решительно встала между начальником полиции и железными конями.

– Именем Гарриет Бичер Стоу, что ты, по-твоему, делаешь?

– Спасаю твою жизнь, как обычно, – ответила Лиза, вытащила свисток, который он дал ей накануне, и что есть силы дунула в него. Пронзительный душераздирающий звук, лезвием рассекший воздух, возымел на механических коней неожиданное действие. Они звонко заржали, встали на дыбы и вскинулись «свечкой», отправив своих всадников прямиком в небеса. Калеб ошарашено смотрел на застывших на задних ногах коней, словно кто-то просто их выключил. Бум! Три монаха тяжело шлепнулись на землю и остались лежать в полной неподвижности.

Лиза забросила Калеба себе на плечо и, не разбирая дороги, бросилась сквозь град штукатурки.

– Что это было? – удивленно спросил Калеб.

– Шумоповеденческая модификация, – пояснила Лиза. – Эти механические твари устроены так, что, если на Стипль-чезе произойдет несчастный случай, по аварийному свистку скачки немедленно прекращаются.

Калеб глядел на Лизу, поражаясь ее неиссякаемому запасу бесполезных знаний.

– Браво, – сказал он, слишком потрясенный, чтобы скрывать свое восхищение. – Здорово сработало. Правда здорово.

– С тебя причитается. У нас есть проблема посерьезней.

Они подошли к монахам, неподвижно лежавшим на дорожке. Калеб все еще потирал свою пятую точку и прихрамывал, надеясь, что Лиза этого не заметит.

Она откинула с одного из монахов капюшон – под ним обнаружилась доброжелательная физиономия белого мужчины с лихо закрученными усами. Из глазниц сыпались искры, балахон слегка дымился.

– Занятно, – сказала Лиза. Она откинула капюшоны двух других монахов и улыбнулась, довольная своей догадкой. Все лица были похожи как капли воды.

– Я так и думала. Это роботы-францисканцы.

Морщась, Калеб склонился, чтобы рассмотреть их поближе.

– Определенно, более совершенная технология, чем у Бойлерплейта, – сказала Лиза. – Заметил, как они похожи на живых?

Она открутила одну из голов и теперь внимательно разглядывала ее.

– Этот мерзавец Твид подставил нас. Спрашивается: почему? И на что ему эти роботы?

– Есть лишь один человек, который мог создать эти штуки. Тот же, кто сконструировал Бойлерплейта.

– Профессор Аркибалд Кампион?

– Точно.

– Но ты говорила, он свихнулся.

– Тоже верно.

– Тогда как?…

– Возможно, он продолжает трудиться в своей камере в Психушке Бельвю. А может, он создал их прежде, чем сошел с ума, не знаю. Знаю только, что он единственный в мире человек, чьих знаний достало бы для решения подобной задачи.

– Стало быть, нам придется нанести визит нашему славному профессору, – сказал Калеб, не желавший, чтобы Лиза встречалась тет-а-тет со своим бывшеньким – не важно, насколько тот лишился рассудка.

– Ты пойдешь туда один. Мне совсем не хочется видеть этого человека. А я попытаюсь разобраться в содержании книги.

– Лиза, нам безопаснее держаться вместе.

– У нас нет времени. Крушитель нанесет новый удар еще до полуночи, а до смертельного ритуала Ряженых осталось всего шесть часов.

Она зашагала прочь.

– Поговоришь с Кампионом, и через два часа мы встретимся в «Дельмоникос». Я подозреваю, что наш странноватый мэр уже там и наслаждается горячим ягодичным пирогом с…

Уже почти у выхода она вдруг обнаружила, что Калеба рядом нет. Он плелся в нескольких метрах позади нее.

– Охо-хо-нюшки! Наверное, все дело в четвертом поясничном позвонке, охо-хо, – кряхтел он, потирая поясницу.

Лиза фыркнула, покачала головой и возвела очи горе, прося Создателя маленько подсобить. Затем она одним броском взвалила начальника полиции на плечо и потащила к поезду.

Глава 8
В которой на свет является лысый череп незнакомца

Я сидел в кухне своей квартиры в «Дакоте» и вертел в руках поблекший дагерротип. Гора оладий, испеченных мною час назад, уже остыла. Потягивая молочный коктейль «Карнейшн» с клубникой, я сидел напротив пустого стула и ломал голову, что такое могло произойти с моим любезным другом Венделлом. Если бы что-то стряслось во время его выступления на ипподроме, я наверняка об этом услышал бы. Или еще услышу?

А возможно, и нет. В смысле – мне-то кто об этом сообщит? Я просмотрел газеты – нет ли там упоминаний о каких-либо нью-йоркских такси со склонными к конфронтации пассажирами, которые прошлой ночью, возможно, повзрывались в Нью-Джерси к чертовой матери? Но нет, такая удача меня не постигла. Поэтому я взял трубку своего телефона, сделанную в форме пышного бюста Мэй Уэст, прижался к ней ухом и быстро набрал номер.

– Госпожа Пирс? Это Крис Эллиот.

– Что тебе надо? Я смотрю «Реджис».

– Извините за беспокойство. Я просто хотел спросить, не знаете ли вы часом, где ваш сын?

– Разумеется. А он что, не говорил тебе? Он вместе с президентом в Кэмп-Дэвиде, утрясают новый мирный договор Израиля с Палестиной. Он звонил с час назад, сказал, что обе стороны подписались, а теперь они с президентом спорят, кто сорвет банк – Билл О'Рили или Ал Шарптон. И какого дьявола, собственно, я должна знать, где малыш Винстон?

– Венделл.

– Что? Слушай, парню уже почти полтинник, и ему не нужен сигнал к отбою. Ясно?

– Да, но…

– Кстати, я видела тебя в повторном показе «Пирамиды».[32]32
  «Пирамида» – телевизионное игровое шоу со значительным денежным призом, шедшее на различных каналах американского телевидения с 1973 вплоть до 2004 г. (Прим. ред.)


[Закрыть] Какого черта ты ответил: «Чих», если вопрос был: «Вещи, которые жужжат»?

С мамашей Венделла всегда было трудно разговаривать, и я никак не мог понять, почему. По-моему, она считала меня кем-то вроде хитрого белого дьявола, но наезжать на мое искусство… Черт побери, никто не посмеет пренебрежительно отзываться о моем блестящем выступлении на шоу «Пирамида в сто тысяч долларов»!

– Это потому, госпожа Пирс, что я пытался заставить игрока понять очевидную связь между простуженным человеком, который все время чихает, ставит на плиту чайник, но засыпает, а вода кипит, и от жара загорается кухонное полотенце, и начинается пожар, от которого включается пожарная сигнализация и жужжит. Вам понятно? Это была лучшая подсказка в мире, если бы участница не растерялась от яркого света и моих попыток отстучать ей ответ морзянкой.

– Пожарная сигнализация не жужжит, придурок! Она звенит или воет, причем громко! Кстати, твоя физиономия в телевизоре выглядит еще толще, чем в жизни.

– Госпожа Пирс, я беспокоюсь за Венделла. Он должен был…

– Слушай, я же сказала. Я не требую от парня звонить мамочке каждый раз, когда ему захочется смочить фитиль.

– А он что теперь, свечки отливает?

– Ты бы лучше попробовал звякнуть его новой подружке, а мне тут пора… Очень мило было тебя услышать. Надеюсь, твоя карьера сдвинется с места и ты больше не будешь звонить сюда, хорошо? А теперь – пока.

Я повесил трубку и шатаясь – можно сказать, сомнамбулически – побрел в свою роскошную гостиную, где рухнул в кресло.

«Неужели у Венделла новая подружка? Наверняка какая-нибудь хорошенькая смышленая чертовка! – По моей унылой физиономии, выражавшей: «Ну почему же у меня нет девушки-то?!», скатилась слезинка, и я горестно вздохнул. – Вот шустрый кобелина! Но как это так, что он мне ничего не сказал?»

* * *

– Он не из наших. Тогда зачем нам с ним цацкаться? – ворчала Молли Фря, точа шипы своей палицы.

– Потому что вождь сказал, что с этого бродяги мы получим хороший навар, – сказал Бамбино, разогревая добытую где-то вчерашнюю яичницу-болтунью.

– По мне, так это все фигня, – встряла Резвушка, в своеобразном реверансе принюхиваясь к своему подгузнику, дабы убедиться, что его еще не пора менять. – Раньше нам ни с кем не приходилось любезничать, и все было в порядке. И жили мы тут – просто припеваючи!

– Всего один день в год. Думаю, мы выдюжим. – Бамбино помешал яичницу пальцем.

Молли Фря стояла, не сводя глаз с Цыпочки и незнакомца.

– Что ж, надо так надо, – сказала она. – Но это будет плохой пример для молодых бойцов. И в глазах других племен мы окажемся слабаками.

– Кому понравится, если в его омлет из голубиных яиц плюхают толику рокфора с червями?!

Сам же пришелец, облаченный в лохмотья от Замарашек, стоял по колено в воде, время от времени прикладываясь к несяку с пивом, а Цыпочка вглядывался в движущиеся тени под водой, готовясь вонзить копье в извивающееся тело угря.

– Ты здесь неплохо устроился, парень, – громогласно заявил чужак. – Скажи мне, а ты когда-нибудь охотился на дичь покрупнее? Жирафы, взрослые гориллы, волосатые мамонты и всякое такое?

– Только на волосатых бомжей, – ответил Цыпочка.

Возникла пауза. Незнакомцу потребовалось несколько секунд на раздумье.

– Спокойно, спокойно, дружище, – сказал он расхохотавшись. – Чувство юмора важнее скромности, хотя я поклонник того и другого. Я вот о чем: не будете ли вы так любезны сообщить, как далеко отсюда до канала?

– Канала?

– Панамского канала, парень! Мне позарез надо сказать пару слов тамошнему начальнику. Когда я в последний раз проходил через шлюзы, он так мухлевал с уровнем воды, что в конце концов мое каноэ оцарапало себе брюхо!

– Кхм. Мои познания в истории не столь сильны, мистер, ведь в школу я никогда не ходил, да и не очень-то хотелось, но все же я уверен, что Панамский канал будет построен только в 1914 году.

– Зашибись! Просто какое-то мычание ягнят!

Цыпочка резко наклонился, ударил копьем, но юркая добыча ускользнула.

– Зашибись… Интересно, и какого хрена я только что так выразился?… И еще про мычание ягнят… И… это странное имя – Дельмо. Оно так и крутится у меня в голове. Я не помню никого с таким именем, однако оно кажется мне знакомым.

– Эй, а ну-ка ты попробуй! – сказал главарь Замарашек, протягивая копье чужаку. – Дождись, пока он окажется прямо возле тебя, а потом…

– Есть!

Бродяга метнул копье в реку, пронзив громадного черного угря. Он вытащил его и бросил взгляд на извивающуюся тушу, издав при этом пронзительный вопль, словно разъяренная банши. Чужак выскочил из воды, его набедренная повязка упала, отчего он споткнулся и ничком рухнул на землю. Бутуз – полупес, полудикобраз – ухватил его лохмотья и умчался прочь. Цыпочка поднял гарпун и осмотрел превосходную добычу.

– Тут жратвы на неделю! – воскликнул он и посмотрел на голозадого бродягу, который, пыхтя, взбирался на берег под всеобщие одобрительные восклицания.

– Эй, чужак! – окликнул Цыпочка. Толстяк наконец выбрался на берег и рухнул на гравий, распластавшись как выброшенный на сушу кит. – Воистину ты обладаешь духом Замарашек. Эй, Медуз!

– Да, сэр!

– Сделай ему тату.

Медуз, шести с половиной лет, был с младенчества слепым – стараниями одной гуманитарной организации. Предназначением этих филантропов было лишать зрения бедных сирот, чтобы потом они не страдали от отсутствия окон в их спаленках. Медуза держали в банде, поскольку отсутствие зрения обострило все остальные чувства, особенно иронию, вспыльчивость и жестокость к животным – все, что составляло для Замарашек основу добродетели. Но самое главное, он был великолепным художником: его выполненные вслепую каракули смотрелись в девятнадцатом веке ничем не хуже, чем творения Ротко или Поллока в веке двадцатом; вот он-то и был призван для торжественного нанесения на тело чужака фирменной татуировки Замарашек в духе абстрактных импрессионистов.

В течение следующих двух часов вся округа, вплоть до улицы Кешью (западная часть), оглашалась жалобными воплями чужака, над спиной которого трудился Медуз, орудуя ржавой иглой, заполненной дегтем и углем.

– Вы меня убьете! Пожалуйста, хватит! – молил толстяк. – Клянусь, я не знаю, когда кавалерия пойдет в атаку!

Его спина представляла собой беспорядочную мешанину красного и черного – крови и чернил, – в которой отдаленно угадывались невидимые птицы, порхавшие в воображаемом лесу.

– Я лишь скромный пехотинец! Вам стоило бы заняться майором Ливингстоном. Вот кто вам нужен!

Молли Фря, Бамбино и Резвушка топтались поблизости, наслаждаясь агонией жирного пришельца. Когда все было закончено, Бамбино и Молли Фря под присмотром Цыпочки наложили толстый слой грязи на лицо и тело чужака. Резвушка вскочила на спину испытуемого, отчего он снова завопил от боли, водрузила ему на голову церемониальную пустую жестянку из-под фасоли, а потом несколько раз ударила по ней церемониальной монтировкой. Вновь обращенный растроганно всплакнул – его признали своим! – поскольку для него, лишенного памяти, эта пестрая орава отныне стала единственной семьей. Отныне он был счастлив находиться в обществе Замарашек и вполне смирился с перспективой жизни под откосом.

– Не знаю, с чего и начать, – начал он, сделав солидный глоток из несяка и громко рыгнув. – Это был самый чудесный день в моей жизни. Впрочем, никакого другого я и не помню.

Раздались смешки. Бамбино ткнул Молли Фря под ребра:

– Мы все еще можем съесть его, а?

Молли пожала плечами:

– Как решит Цыпочка.

– Я просто думаю, какие вы ужасно замечательные! Бамбино и Молли Фря, я люблю вас, ребята, и по прошествии лет, я уверен, вы тоже меня полюбите. Согласны? Возможно? Ну хоть чуть-чуть?

Он выпятил губы и показал пальцами, насколько чуть-чуть, а затем хохотнул:

– Вы двое – самые лучшие!..

Названные двое недоуменно переглянулись.

– …А про маленькую Резвушку могу сказать только одно. Я знаю, что под грубой маской, говорящей: «Отвали, или я размажу по стенке твою жирную задницу!» – таится душа истинной леди, и я благодарен ей за поддержку.

Резвушка не обращала никакого внимания на происходящее, сосредоточенно раскуривая сигару.

– Ну и наконец мистер Цыпочка. Я благодарен вам, сэр, что вы извлекли меня из ледяной воды и предоставили мне кров, и стол, и, разумеется, этот новый наряд. – Он вальяжно повернулся, демонстрируя свои лохмотья. – Я даже полагаю, он льстит моему непростому телосложению. Так или иначе, я хочу сказать Замарашкам – всем и каждому, – что до конца жизни буду трудиться, дабы завоевать ваше уважение. Это самое малое, что я могу сделать в уплату за ваше щедрое великодушие. И сейчас, на этой освященной земле, мне припомнилась одна древняя китайская поговорка. Она короткая и незатейливая, однако в ней скрыт важный смысл, весьма подходящий для данного случая…

Вновь обращенный разразился тирадой, состоящей из странных звуков, непривычных для ушей Замарашек, однако явно изреченной на безупречном кантонском диалекте, почерпнутом чужаком от няни, уроженки Гонконга. Закончив цитату, он пояснил:

– …Что в вольном переводе означает: «Со мною к старости иди, ведь счастье – впереди».[33]33
  «Со мною к старости иди, ведь счастье – впереди…» – две первые строки знаменитой поэмы английского поэта Роберта Браунинга (1812–1889) «Робби Бен Эзра» (1864). Эти стихи вдохновили на создание песен многих композиторов. Самое знаменитое переложение стихотворения – песня Джона Леннона «Со мною к старости иди», написанная в 1980 г. за несколько месяцев до смерти. (Прим ред.)


[Закрыть]

Под гробовое молчание племени бродяга оглядел потрясенные лица чумазой ребятни и удовлетворенно кивнул, явно довольный произведенным впечатлением.

– Ну что же – кто готовит обед?

– Чужак заговорил! – объявил Цыпочка. – Мы сделали наше доброе дело на этот год, подобрав незнакомца и вернув его к жизни. Но теперь он один из нас и должен подчиняться правилам племени. Чужак!

– Да, капитан, – откликнулся тот. – Я готов.

– Мы не знаем, кто ты, но тебе явно больше семи лет, а следовательно, как принято у Замарашек, тебе пора покинуть нас.

Банда поддержала его шквалом выкриков. Бродяга смутился:

– Что? Но я…

– Выход здесь, чужак.

Несколько человек подтолкнули его к верху насыпи.

– Там север, – показал копьем Цыпочка. – Вон там – юг, туда – запад, сюда – восток.

– Да, но у меня сложилось впечатление, что…

Медуз протянул ему джутовый мешок:

– Мы тут все скинулись и собрали для тебя кое-что… Немного: несколько крабовых панцирей, кусок сушеного угря и шмат жевательного табака – мы все по очереди пожевали его, чтобы сделать табак для тебя более сочным и вкусным.

– Спасибо, Медуз, но…

– А что касается этого Дельмо, то в наших краях нет никого с таким именем. На твоем месте я пошел бы на север, – посоветовал Цыпочка. – Надеюсь, ты найдешь того, кого ищешь.

Он протянул копье.

– Это тебе, мой толстый сбившийся с пути друг. Никогда в жизни не видел, чтобы городской хлыщ так бил угря.

– Знаешь, на самом деле мне никуда не нужно идти, поскольку…

– Прощай, чужак. Мы больше тебя не знаем, и, если однажды кто-нибудь из нас наткнется на тебя в темном переулке, не обессудь, если он поджарит тебя, потому что так и положено Замарашкам.

– Это утешает.

– Но если настанет день, когда ты окажешься в смертельной опасности, грозящей не от нас, а от кого-то другого, – пошли нам весточку, и Замарашки бросятся тебе на помощь. Ибо мы можем быть несносными, жестокими и невоспитанными хулиганами, но у нас золотые сердца, и обычно мы не забываем своих. А теперь скатертью дорожка.

Цыпочка обнял чужака. Потом каждый из Замарашек по очереди подошел, чтобы дружески ткнуть его в плечо на прощание. Молли Фря двинула ему палицей в живот, а Бамбино попытался откусить порцию его дряблого предплечья.

Мгновенье спустя Замарашки снова исчезли под насыпью, и толстяк остался в одиночестве на улице Ривингтон – босой, в лохмотьях, с мешком и копьем в руках. В его большой круглой голове теплилось смутное знание о существовании аппетитных пигмеев, Панамского канала и кого-то по имени Дельмо.

– Ну не зашибись ли? – всхлипнул он.

* * *

А в это время в полутемной квартире на третьем этаже неприметного кирпичного особняка страдал убийца: обхватив руками голову, он буквально колотился о стену.

– Нет, нет, нет! Пусть это прекратится! Мама, останови это! Зачем? Зачем? Это не я! Я этого не делал! Я хороший мальчик! Люди любят меня! Они считают меня милым! Почему я должен совершать эти ужасные поступки? Я не хочу убивать! Я хочу петь! Хочу танцевать!

Он потянулся через стопку надоевшей корреспонденции и вынул из сумки с инструментами цилиндр и тросточку.

– Танцевать, танцевать, я должен танцевать! Расступитесь, дайте место – буду танцевать!

С этими словами убийца пустился в пляс на манер Фреда Астера, перепрыгивая с одного предмета мебели на другой. Вскочив на неубранную кровать, он пропел скороговоркой:

 
Сладкая Рози О'Грейди —
Мой нежный первоцвет.
Ты истинная леди,
Сомнений в этом нет.
Когда пойдем мы под венец,
Как счастливы мы будем,
Милее сладкой Рози нет,
И мы друг друга любим.[34]34
  «Сладкая Рози О'Грейди» – популярная песня автора и исполнительницы Мод Наджент (1877–1958), ставшая названием фильма-мюзикла (1943) режиссера Ирвинга Каммингса с Бетти Грейбл в главной роли. (Прим. ред.)


[Закрыть]
 

Убийца отвесил поклон воображаемой публике и, отдуваясь, повалился на постель, весь взмокший. Некоторое время он лежал, уставившись в потолок; его воображение выискивало зверюшек в трещинах штукатурки. «Вот тигр, а там – гиппопотам… А вот пара беззаботных проституток прохаживаются по переулку… Но что это позади них?».

– Нет! – закричал он; удары сердца отдавались в голове басовым барабаном. – Нет, нет, нет! Не убегайте! Вернитесь, спойте со мной! Мы исполним веселую песенку.

И, наращивая темп, он продекламировал нараспев:

 
Жила-была девчушка
с веселой завитушкой,
Которая на лобик
Всегда могла упасть.
Уж коль бывала милой,
То очень-очень милой,
А коль бывала злюкой,
То злюкой – просто страсть.[35]35
  «Жила-была девчушка…» – популярный детский стишок, долгое время считавшийся народным; на самом деле авторство принадлежит американскому поэту Генри Уордсворту Лонгфелло (1807–1882). (Прим. ред.)


[Закрыть]
 

– Все они так ужасны, эти девчушки. Ходят по улицам со своими грязными кудряшками-завитушками, выставляя напоказ потные буфера и заскорузлые титьки. Но, по крайней мере, им известно, что они плохие, очень плохие, просто злюки злющие. Не то что дамы из общества в чистых-пречистых платьях. Как Эмили Дикинсон и Гарриет Бичер Стоу. А эта противная Лиза Смит? Нет, моя дорогая Лиза, ты не была умницей-разумницей. На самом деле ты была злюкой злющею. И что же делать с этим Веселому Джеку?

Тук-тук-тук.

– Только не тогда, когда я пою!

– Так я, что ль, не нужна вам, доктор? Мне послышалось, вы позвали меня по имени, истинно говорю, – сказала госпожа О'Лири.

– Нет, госпожа О'Лири, – отозвался убийца с кровати. – Это была прелестная песенка про О'Грейди, а вовсе не про О'Лири. Но все равно спасибо. А сейчас можете идти.

– Тут еще одно убийство прошлой ночью было, да, – продолжала госпожа О'Лири. – Два, ежели точнее, вот. А всего выходит три, вот как!

– Можем устроить и четвертое, госпожа О'Лири, – промурлыкал убийца. – Буквально сейчас, если пожелаете.

– Что это вы такое сказали – вот прям только что?

Ее слова были встречены зловещим молчанием.

– Сказали б вы лучше своей мисс Рози О'Грейди не соваться нонче на улицу, ежели она беспокоится о своих лепесточках и всяких прочих нежностях. Говорят, эти двое несчастных лишились ключиц, небных язычков и аорт, вот как! Каким же надо быть очумелым психом, чтобы сбежать с женской ключицей, спрошу я вас?

– Возможно, иммигрант, – ответил маньяк. – Многие из них приезжают в нашу прекрасную страну, едва ли вообще имея какие-либо ключицы, а потом у них достает наглости разгуливать здесь, похищая наши.

– Вот и я в точности так думаю, доктор!

Дзынь-дзынь-дзынь!

Убийца поднял трубку, а госпожа О'Лири припала ухом к двери. Она слышала, как доктор говорил – тихо, голосом все более низким и мрачным.

– Да, я понимаю. Ерд бродит среди нас.

Возникла пауза. Домовладелице страсть как хотелось услышать побольше. Она нагнулась и попыталась заглянуть в замочную скважину.

Внезапно дверь комнаты распахнулась, и убийца предстал перед ней – абсолютно голый.

– О господи, принимаем ванну, а, доктор?

– Время, госпожа О'Лири! Умоляю, который час?

– Половина шестого, да, – ответила она. – Приближается закат, и, говорят, этот мясник сегодня наверняка нанесет очередной удар, не иначе как!

– Вот это надо срочно постирать и отгладить, госпожа О'Лири. Поскольку платье понадобится мне сегодня вечером, немного позднее. – Монстр протянул ей куль пропитанной кровью одежды. – И на этот раз – никакого крахмала!

– Как пожелаете, доктор.

– Ох, да, госпожа О'Лири, будьте любезны отправить это.

Убийца подал ей коробку, адресованную в «Вечерние новости» для передачи госпоже Элизабет Смит; на обертке было выведено ярко-красными буквами: «Внимание, биологические отходы! Обращаться с осторожностью».

– Уже иду, доктор!

Убийца закрыл дверь, и госпожа О'Лири заковыляла вниз по лестнице, разглядывая окровавленную одежду.

– Ох-хо-хо!.. Уж лучше бы доктор не надевал костюм, когда занимается живописью, вот что!

* * *

Лиза сидела в угловом кабинете ресторана, окруженная стопками книг, которые она позаимствовала в библиотеке. В «Дельмоникос» существовал строгий закон, по которому женщинам запрещалось обедать в одиночестве. Еще более суровое правило возбраняло им читать за столом. И хотя нарушение последнего закона Лоренцо Дельмонико мог спустить дерзкой репортерше, но позволить ей обедать без компании он был просто не в состоянии. Поэтому Лизе был предоставлен суррогатный кавалер – средних лет джентльмен в плохо подогнанном фраке.