Текст книги "Дневники чудовища. Освобождая души"

19. Идея

Лица присутствовавших на совещании следователей выглядели уставшими, хотя было утро, когда они собрались в кабинете полковника Зуева. Небритые лица мужчин с трехдневной щетиной, мятая одежда подчеркивали, что все силы сейчас брошены на расследование по делу двойного убийства в парке на севере Москвы. Они явно недосыпали. После бессонной ночи их ждал очередной рабочий день.

– По заключению судмедэксперта, смерть первой убитой – Ольги Кругловой – наступила с полуночи до двух часов ночи, аналогично предыдущим убийствам, вследствие рассечения сонной артерии скальпелем. Кисти были отрублены мини-топором. Вторая жертва, очевидица преступления – Вера Калинина, опознана матерью. Двадцатичетырехлетняя девушка работала официанткой в элитном ресторане Москвы. Смерть ее наступила в результате открытой черепно-мозговой травмы и перелома свода черепа. Убийца сильно ее толкнула, и жертва упала на спину, ударившись затылком о камень, – докладывал майор Медведев.

– С алкоголичкой, оказавшейся ночью в парке, ясно, а что свидетельница так поздно делала в парке? – уточнил полковник Зуев.

На вопрос ответил майор Мухин, который допрашивал близких погибшей Веры Калининой.

– Со слов матери, погибшая вышла встречать сестру, которая любила там прогуливаться. Но сестра вернулась домой раньше. Так как за убитой числились грешки, поздние возвращения домой, семья не придала этому особого значения и все легли спать. Позже они заволновались, когда утром убитой не оказалось дома.

– Мы также опросили жениха погибшей, – дополнила лейтенант Осипова. – Мы исключили его из круга подозреваемых. Он работал вместе с погибшей в том же ресторане. В ночь убийства он задержался на работе, что подтверждают несколько свидетелей. Он отпадает, у него алиби и совсем не было мотивов ее убивать, любил, не ссорились.

– Что с уликами? – спросил полковник Зуев.

– Орудий убийств на месте преступления не найдено – ни топора, ни скальпеля. По дорожке следов обуви на месте преступления несколько отпечатков оказались пригодными. По данным экспертизы можно сказать, что убийца – женщина, размер следа соответствует тридцать девятому размеру обуви, приблизительный рост – сто семьдесят два сантиметра, приблизительный вес – шестьдесят два килограмма, каких-то физиологических особенностей не выявлено, – ответил майор Медведев.

– Мы исключили мать и дочь убитой свидетельницы, у них тридцать седьмой размер обуви, – сказал Мухин.

– Как-то все хаотично у нашей Освободительницы. Никакой связи между убитыми. Одна блондинка, другая брюнетка. Социальные статусы разные: парикмахер, хозяйка магазина, алкоголичка. Общих мест пересечений между жертвами не найдено. Преступления совершены то в квартире, то на открытом участке местности, то отрезает языки, то топором отрубает руки, – разводя руками, возмущалась Светлана.

– Почему она отсекла руки жертве? В чем здесь смысл? Она нас так хочет запутать? Может, Круглова что-то украла, и Освободительница поступила с ней как в древности с ворами – за проступок отсекла руки в знак наказания? – спросил Зуев.

– Кстати, убитая имела привод за кражу. Мы сейчас прорабатываем эту версию, – ответил майор Мухин.

– У убийств должна быть цель. Это не случайные убийства. Так какая цель у всех этих убийств? Кто-то мне может ответить? Или мы опять ни черта не можем и не знаем? Убийца бегает по парку с топором, а у нас опять ничего нет. Ни подозреваемых, ни свидетелей. Улики и то косвенные, – злился полковник Зуев.

– Следаки из северного также обескуражены, ломают головы. Разве этих маньяков поймешь. Вот рождаются такие уроды, и сиди, думай, что у них там на уме, – насмехаясь, сказал майор Мухин.

– Это для нас во всем в этом нет смысла, а для убийцы, мне кажется, все логично и обдуманно. Здесь прослеживается система, но мы не видим какая, – сказал Денис.

– А вы какой смысл видите во всем этом? – обратился Михаил Зуев к доктору Берковичу.

– Она маньячка, спору нет, одержимая ведомой пока только ей навязчивой идеей. Замечу, маньяками не рождаются, а становятся в результате воздействия извращенной социальной среды на несформировавшуюся личность в детстве, – начал говорить Беркович. – Я бы ее охарактеризовал как убийцу-миссионерку, которая возложила на себя миссию очищения общества от нечисти. Чаще всего жертвами таких убийц становятся асоциальные слои общества, такие как проститутки и гомосексуалисты.

– Ну да, и одной алкоголичкой на земле стало меньше, – улыбаясь, произнес Александр Мухин.

Берковичу не понравилось, что Мухин его перебил. Он деловито продолжил:

– В случае с нашей Освободительницей, где социальные слои жертв разные и только последняя жертва вела неблагоприятный образ жизни, сама убийца, наказывая, демонстрирует, что относится к ним с отвращением, презирает. Она искренне верит в правильность своего дела, тщательно планирует соответствующую кару в каждом случае. Она явно одержима какой-то идеологией. Но пока мне не до конца понятно, общая ли она для всех или индивидуальна для каждой жертвы. Она хочет, чтоб ее услышали, поэтому оставляет послания. Я так понимаю, в этот раз она не успела завершить свой ритуал из-за свидетельницы. И не оставила нам послания?

– Да, верно. Ничего не было обнаружено, – ответила Осипова.

– Доктор Беркович, вам как психологу видны, какие последующие действия нам ожидать от убийцы?

– Убийства обязательно возобновятся. Продолжительность периода эмоционального остывания или охлаждения, как вам больше нравится, может составлять разные временные отрезки: дни, недели, месяцы и годы. Интервал между первым и вторым убийством составлял год, третье убийство – Кругловой – Освободительница совершила спустя пять месяцев. Возможно, незавершенность деяния, неудовлетворенность потребностей, невысказанность приведет к опрометчивым поступкам либо сократит время эмоционального остывания, и она решится на следующее убийство в ближайшее время, так как не получила необходимого душевного комфорта.

– Серийников остановить могут только три события: его собственная смерть, арест и пожизненное заключение. Вероятность исправления их равна нулю. Мы можем изучать факты, но никогда не узнать истины, – подытоживая, печально сказал майор Медведев.

Совещание подошло к концу, следователи начали расходиться. Лейтенант Осипова выдвинула свою последнюю идею перед уходом, собирая документы со стола:

– Во всем этом преступлении мне больше всего жаль детей убитой многодетной Кругловой. Бедные дети! Хотя кто знает, может, в детском доме им будет лучше, чем с такой непутевой матерью, как их.

Светлана Осипова, имея сына подростка, неоднократно корила себя за то, что из-за тяжелой работы, ненормированного графика мало уделяла внимания собственному ребенку. Часто перекладывала материнские обязанности из-за нехватки свободного времени на бабушек и дедушек. Но успокаивала себя тем, что сын растет среди любви, уважения и взаимопонимания в кругу семьи.

– Повтори! Что ты сказала? – озадаченно уточнил Медведев.

– Я говорю, бедные дети, – уходя, сказала Осипова.

Медведев застыл, чутье обострилось. Он обратился к психологу:

– Те фотографии, которые вы демонстрировали из личных архивов Соколовой и Образцовой. Скиньте их мне на электронную почту.

– Могу узнать, что вдруг у вас вызвало такой интерес к этим фото? – спросил Беркович, выпучив свои невинные глаза Винни Пуха.

– Есть идея.

– Не соблаговолите ли поделиться своими догадками? – со злорадной улыбкой спросил Беркович.

Больше всего Медведеву не хотелось делиться идеями с высокомерным майором Мухиным, но теперь они в одной упряжке. Раскрыть убийство, в первую очередь, было делом чести для Максима, а кому достанутся лавры первенства – второстепенно.

– Не привык делать поспешных выводов, пока не проверю лично, – ответил Максим.

– Как только дойду до компьютера, я вам перешлю, – ответил доктор Беркович.

Максим вернулся на свое рабочее место. Налил крепкого кофе, зажег сигарету, а из головы не выходила фраза, брошенная Светланой: «Бедные дети». Эти слова его зацепили, но он не мог найти связь, почему они так врезались ему в подсознание. Было чувство, что есть надежда найти подсказку, невидимую глазу до этого.

Беркович не заставил себя долго ждать. Спустя пару минут на электронную почту к Медведеву пришло письмо от него. Макс открыл папку, на экране компьютера замелькали семейные снимки Натальи Соколовой. Он пристально всматривался в лица, не отводя глаз от монитора. Что-то похожее он уже видел. Ему вспомнилось, что подобное он рассматривал в спальне квартиры Образцовой. Его внимание привлекло сходство, что дочь Натальи на всех фото выглядела так же, как дочь Марии, удрученно, как в воду опущенная, с грустью в глазах и унылостью. В памяти всплыли семейные фото, которые на днях он видел у собственной матери на тумбочках. Запечатленные образы его, сестры и племянников выглядели совершенно по-другому, лица улыбающиеся, сияющие счастьем и радостью. Неожиданно в голове следователя Медведева проскочила мысль: «Может, дело не в самих жертвах, а в их окружении, в этих беззащитных овечках, в бедных детях?

В дверь постучали, в кабинет зашел Колесников. Он проработал совместно со следователем Медведевым уже достаточное время, чтоб изучить его повадки, поэтому от его внимания не ускользнул тот факт, что у напарника внезапно появилась искорка интереса.

– Макс, есть идеи? Поделишься? – спросил Денис.

– Есть. Кажется, я нашел, где собака зарыта, недостающий элемент пазла.

– Что за пазл?

– Головоломка, которую я никак не могу разгадать.

Максим выглядел возбужденно. Денис не мог понять, что сейчас его пугает больше – чучело щуки, висящее на стене, или сумасшедший взгляд напарника.

– Головоломка? О чем ты, поясни?

– Головоломка состоит из трех загадок-вопросов: кто убийца, какой мотив, где она бродит, – высказал Максим мучащие его на протяжении всего дела Освободительницы вопросы.

– И на какой из них ты получил ответ?

– Нужно встретиться с дочкой Соколовой. Либо мои догадки подтвердятся, либо опровергнутся. Поймешь все по ходу, – сказал Медведев.

Макс затянулся сигаретой, отыскал нужный номер телефона, взял сотовый и набрал номер.

– Лидия Соколова?

– Да, я слушаю, – прозвучал мягкий женский голос.

– Следователь майор Медведев, веду расследование об убийстве вашей матери.

– Я вас помню. Столько времени прошло. Вы нашли убийцу? – спросила с удивлением Лидия.

– Пока нет, – с огорчением в голосе сказал Максим. – Но это дело времени. Нам необходимо с вами встретиться для выяснения некоторых обстоятельств.

– Сегодня?

– Да, лучше сегодня.

– Это так неожиданно… Через два часа я заканчиваю работу. Неподалеку есть кафе, – немного помешкав, ответила Лидия.

– Замечательно! Скиньте адрес. До встречи!

20. Мотив

Медведев и Колесников прибыли по назначенному адресу в кафе, где их уже дожидалась дочь Соколовой Лидия. За столиком сидела яркая двадцатисемилетняя шатенка в тонком струящемся летнем платье, с красной помадой на губах. Вытянутые оригинальные серьги явно авторской работы при движениях головы раскачивались из стороны в сторону, подчеркивая ее длинную шею. Последний раз Максим видел Лидию почти полтора года назад и помнил совершенно иначе: печальную, в черном траурном одеянии, горем убитую женщину. Тогда он не придал особого значения подавленному состоянию дочери потерпевшей. Ведь только что она потеряла при трагических обстоятельствах близкого человека, и удрученный внешний вид был естественным. Но фотографии, которые он увидел в семейном архиве Соколовых, наглядно показывали, что и при жизни матери Лидия была не совсем счастлива. На всех фото она запечатлена с грустным выражением лица, без улыбки, в темных нарядах, никакой яркости и света, словно тень. А сейчас перед ним сидела раскрепощенная, пышущая красотой женщина, с горящими глазами и легкой улыбкой на устах. На этот счет у Максима были свои догадки по поводу перемен, приведших к таким изменениям во внешности и поведении Лидии, и он хотел их проверить.

– Что вы хотели узнать? Чем я могу вам помочь в расследовании?

– Расскажите, какая была Наталья Соколова при жизни? – спросил следователь Медведев.

– Мне кажется, вы все знаете. Что именно вас интересует?

– Какой она была матерью, ваши отношения, какие они были?

– А при чем здесь мои отношения с матерью? – Лидия опустила глаза.

– Открылись новые обстоятельства дела, – не раскрывая своих догадок, сказал майор Медведев. – Это нам поможет понять убийцу, почему он выбрал именно Наталью.

– Непростые, – вздохнув, ответила Лидия. – Она была очень властной, требовательной.

Было видно, что она выбирает слова и тема разговора была неприятна ей. Максим решил ей помочь.

– Лидия, прошло почти полтора года, как вашей матери нет в живых. Вы можете открыть свою душу и высказать все, что вы посчитаете нужным нам рассказать. Никто вас не осудит за непростые отношения с матерью.

Лидия отвернулась к окну, наступила тишина. Собрав волю в кулак, она уверенно заявила:

– Плохой, токсичной матерью! Деспот! Вот кем она была… Я никогда не слышала от нее, что она меня любит, – в глазах появилась та грусть, которую запомнил Медведев. – Она любила только свою работу и себя. С детства я помню только оскорбления в свой адрес, а не ласку матери. Никогда не была мной довольна, чтобы я ни делала, все время наказывала. Она, не стесняясь, унижала меня и при посторонних. Держала меня в ежовых рукавицах, не разрешала мне общаться с парнями, она вообще все запрещала. Отец не смог с ней жить и развелся, уехал в другой город, с ним она тоже не разрешала общаться… Даже съехав от нее, не буду говорить, чего мне это стоило, я ни в чем не могла принимать решения самостоятельно. Она во все вмешивалась и диктовала, как мне и что делать. Все должно было быть как она хочет. Она за меня все определяла, что мне надевать, куда мне ходить, с кем дружить, кем быть. Она сломала мне жизнь, – глубоко вздохнув, сказала Лидия. – Это долгий разговор, что еще вы хотите знать?

– Чем вы сейчас занимаетесь? Работаете?

– Мать не давала мне заниматься тем, чем я хочу. По ее велению я стала бухгалтером, но втайне от нее рисовала с детства. Сейчас я художник и, как говорит мой наставник, у меня есть талант. Некоторые мои успешные работы уже купили. Завтра у меня важное событие в моей новой жизни. Я открываю мою первую выставку работ, чтоб показать как можно большему количеству людей свои картины, – глаза Лидии снова наполнились светом.

– Как в целом изменилась ваша жизнь теперь… стало ли вам… что вы чувствуете? – Максим специально не договаривал фразы, давая возможность высказаться Лидии.

– Стало ли мне легче, когда я освободилась от материнского угнетения? Это вы хотели спросить? Да! – уверенно и жестко сказала Лидия. – Теперь я могу дышать и жить как хочу, делать и заниматься любимым делом. Я художник, а художнику, чтобы творить, нужна свобода! Сейчас я наслаждаюсь жизнью. Я счастлива, вот что я чувствую, – с улыбкой ответила она.

На этих словах Медведев с Денисом переглянулись.

– Мы предпримем все необходимые меры, чтоб поймать убийцу вашей матери, – сказал Денис напоследок. Но это, похоже, меньше всего волновало Лидию в настоящее время.

Медведев и капитан Колесников изнывали в пробках. Макс ехал с довольным видом. Денис дождался красного света светофора и очередного загруженного перекрестка и начал разговор:

– Что это было?

– Что? – переспросил Макс.

– Это признание Лидии про отношения с матерью, что она освободилась. Это то, о чем я подумал? – удивленно спросил Денис.

– Я не знаю, о чем ты думаешь, но, надеюсь, моя интуиция меня не подводит, и у нас есть мотив.

– Ты хочешь сказать, что преступница убила жертв, потому что они были плохими матерями?

– А почему нет! И передала весточку дочерям через послание.

– Не знаю, – неуверенно ответил капитан Колесников.

– При жизни матери Лидия была похожа на незаметную, несчастную серую мышь. Дочь Марии Образцовой такая же. Согласен?

– Согласен.

– Прошел год, и Лидия расцвела. Теперь ее не узнать. Это уверенная, целеустремленная, красивая девушка, наполненная светом. Как она сама сказала, я не тянул ее за язык, она свободна.

– Мотив убийцы – освобождение дочерей от плохих матерей – может быть как рабочий вариант, который надо проработать.

– Остальные варианты либо хреновые, либо у нас их нет. Хочешь проверить дочь Образцовой? – с интересом в голосе спросил Максим.

– Конечно, поехали навестим ее.

К шести часам вечера майор Медведев с напарником Колесниковым добрались до магазина одежды «Твой стиль». Этим семейным бизнесом убитая Мария Образцова владела вместе с сестрой Ольгой и дочерью Валерией. Магазин располагался на первом этаже девятиэтажного жилого дома. Из входной двери вышли две довольные женщины с большими фирменными пакетами с изображением логотипа магазина. Просторный бутик женской одежды располагал ассортиментом товаров по разным стилям: классический, женственный, городской шик, бохо, оверсайз, комфорт, стильная одежда плюс сайз. Учитывая отсутствие конкурентов рядом, качественную продукцию и адекватную ценовую политику, магазин быстро обрел популярность. После смерти Образцовой бизнес перешел по наследству сестре и дочери убитой, что делает их потенциально заинтересованными в ее убийстве лицами. Но на момент совершения преступления у них было алиби, что исключило их из круга подозреваемых.

Еще с порога Ольга и Валерия заметили следователей, которые шли им на встречу. Ольга хорошо запомнила мужественного, красивого майора Медведева, а также его вечно улыбающегося напарника. Сквозь пробивающуюся щетину привлекательная ямочка на подбородке Медведева стала менее заметной, лицо выглядело еще более уставшим.

– Мы можем поговорить с вами? – обратился Медведев, глядя на дочь убитой Образцовой.

Девочка в испуге спряталась за спиной тети и лишь изредка выглядывала. Полное отсутствие макияжа, скромный внешний вид делали ее значительно моложе своих двадцати трех лет.

– Может, я могу вам помочь? – спросила сестра убитой Ольга.

– Нам бы лучше переговорить с Валерией, – ответил Медведев серьезно.

– Девочка еще не оправилась от смерти матери, у нее еще перед глазами стоит тот кошмар, который она видела. Давайте, чтоб не распугать клиентов, пройдем в подсобку. Вы выглядите очень уставшими. Я угощу вас чаем с печеньем и отвечу на все интересующие вас вопросы, – предложила Ольга.

Валерия была похожа на беззащитную овечку, которую сейчас поведут на забой, а не на разговор. Максим, понимая, что от растерянной девчонки и правда будет мало толку, в отличие от разговорчивой Ольги, согласился. Да и кофе сейчас был очень кстати.

– Кофе можно, – одобрительно ответил Максим.

– Лера, обслужи клиентов. А я пока поговорю со следователями. Хорошо, дорогая, справишься? – обернувшись, ласково сказала Ольга.

– Да, – покачивая головой, ответила Лера.

Втроем они прошли в подсобку.

– Я вижу, что вы с Валерией очень близки, – сделав пару глотков крепкого кофе, сказал майор.

– Да, я очень люблю Леру. Знаете, Господь Бог не дал мне этого счастья. У меня своих детей нет. Лерочка для меня не просто племянница, а больше.

– Расскажите, а какие были отношение между матерью и дочкой? Какой матерью была ваша сестра? – спросил следователь Медведев.

Болтушка Ольга даже немного опешила, не ожидая такого вопроса.

– Сестра моя, Мария… не знаю, что сказать, а покойниках либо хорошо, либо никак.

– Нам очень важно это для расследования, – расплывшись в улыбке, сказал майор.

Перед обаянием майора Ольга не смогла устоять, уж больно симпатичен он ей был как мужчина.

– Прости меня, Господи, но если для дела… Строгая была, я даже бы сказала, тиран в юбке. Я никогда не была на ее стороне при воспитании Леры. Она ее замучила, посмотрите на нее, это же несчастное создание. Наверное, она любила Леру, но как-то по-своему. Вроде и заботилась, даже брала ее во все путешествия, но все время ее попрекала во всем, что тратит на нее много денег, что она этого не заслуживает. А Лера – девочка хорошая, добрая, отзывчивая, послушная, умненькая. Мать подавила в ней всю уверенность. Сестра любила и при людях пожаловаться, какая у нее никчемная дочь, а сама даже ей учиться не дала, говорила, что она тупица безмозглая и не сможет в институт поступить, что только и может шмотки продавать. А чтоб продавать, тоже, знаете, талант нужен. Девочка на одни пятерки в школе училась, все матери угодить хотела, мечтала ветеринаром стать. Затравила она ее, – слезы выступали на глазах у Ольги. Посмотрите, у хозяйки вещевого магазина дочь одевается как монашка – во всем закрытом и черном. Она ей не разрешала. Зато сама ходила как королева, стильная, да из салонов красоты не выходила.

– Она ее била? – спросил капитан Колесников.

– Ой, что вы, до рукоприкладства не доходило. Боже упаси! Еще этого не хватало. Зато на язык колкая была, насмехалась над Лерой. Мы практически весь день проводим в магазине, сами понимаете, бизнес есть бизнес. Мы с Лерой как продавцы, а сестра – экономист по образованию – занималась документами, договорами с поставщиками. Это у нее хорошо получалось, что уж там говорить, как владелица она хороша была, на ней все держалось, но как мать… нет, – Ольга опустила глаза. – Мне жаль девочку стало. Я попросила сестру, чтоб Лера у меня пожила. Давление у меня бывает, иногда плохо чувствую, чтоб хоть стакан воды кому подать, скорую вызвать. Пришлось слукавить, нормально я себя чувствую, чтоб девочку к себе забрать, чтоб сестра ее меньше дергала. Вот последние полтора года со мной живет. Думала, что освобожу ее от общения с жесткой матерью. Так она ее в магазине тюкала, проходу не давала. Она дочке всю нервную систему поломала.

Следователи покинули магазин одежды, получив всю необходимую информацию. Садясь в машину, Денис сказал:

– Макс, хороший нюх у тебя, чуйка тебя не подвела. Показания сходятся, пазл складывается. Мотив прослеживается.

Капитан Колесников день ото дня испытывал к своему старшему напарнику все больше уважения. Ему нравились методы, которые использовал Медведев, его проницательность и самоотдача. Он набирался опыта и был горд, что ему выпало работать с ним в паре.

«Иногда я вспоминаю, как это произошло в первый раз. Ощущения и эмоции, испытанные мною в тот момент, до сих пор меня будоражат.

Я прокручиваю в голове, как кинопленку, события того дня. С самого утра дела шли не очень. Проснувшись, я поняла, что высыпания на коже лица, которые появились две недели назад, усилились. Сыпь распространилась на руки и спину. Все жутко чесалось и доставляло мне дискомфорт. Лекарства, которые мне прописали от аллергии, помогали ненадолго. За завтраком мать сильно кричала на меня, как обычно. Я выслушала целый список оскорблений и нецензурной брани от нее в свой адрес. Она прочла мне лекцию на тему, что она в мои годы уже делала это, умела то, что я скотина неблагодарная, что еще в утробе надо было меня удавить. И все в таком духе. Ее никогда не интересовало, что у меня на душе, как мои дела, чем я дышу, что меня вдохновляет, а что огорчает. Как всегда, не спрашивая, какие мои планы на день, мать за меня все решила и определила, чем и когда я должна заниматься и что делать. Настроение было испорченно. Я была рада, что у меня был повод свалить быстрее из дома, и, пока я еще не получила от матери чем-то тяжелым по голове, я поторопилась на прием к дерматологу.

У входа в поликлинику мое внимание сразу привлекла милая девочка лет двенадцати с мамой. Взор у девчонки был растерянный, глаза грустные, она была похожа на ангелочка. Девочка практически все время молчала, а ее мать, наоборот, трещала без остановки. Куда бы я ни шла – то в гардеробную, то в регистратуру, – наши дороги пересекались. И в итоге мы оказались в коридоре третьего этажа возле кабинета к одному и тому же врачу. Свободных мест для ожидания было мало, мы расположись на стульях друг напротив друга. Мамаша с каким-то вожделением отвешивала бесконечные нравоучения и замечания в сторону девочки. То она не так стоит, то не так сидит. “Сядь ровно! Не сутулься, спина будет кривая. Денег нет, чтоб потом тебя по врачам таскать”, – без устали твердила женщина. Тетка бесила меня с самого начала, как я их увидела. “Когда ты успела испачкать кофту? Вымазалась как свинья, с тобой стыдно в люди выходить. Ты меня позоришь! Я стирать за тобой не буду, ты уже большая дылда, сама постираешь”. Вид у девчонки был замученный, она была похожа на маленького беззащитного ягненка. “Отдай сюда свой телефон, целыми днями из рук не выпускаешь, только в игрушки играть, – не переставала верещать это мерзкая жаба. – Лучше бы книгу почитала, поумнее бы стала”. Просидев в очереди к врачу не меньше получаса, я не знала, куда себя деть, как заставить замолчать эту деспотичную дрянь. Мои уши устали от этой брани. Меня подташнивало от ее голоса, от стоящего крика, зуд нарастал, и я практически без остановки почесывалась то там, то сям. “Где твой рюкзак, где ты его оставила? – неожиданно сказала мать девочки. – Включай мозги! Тупица! Неужели ты такая бестолочь и останешься на всю жизнь! Будешь когда-нибудь ты собранная”. “Он, наверное, на скамейке на первом этаже возле гардероба, – неуверенно ответила девочка”. Чем больше я наблюдала за ними, тем больше меня раздражала эта тетка, называемая матерью. В ней не нравилось все: внешний вид, дерганые манеры, надменный тон, которым она говорила. Я не спускала с нее взгляда. Хотела ей крикнуть в ответ: “Заткнись ты уже, достала!” Да, больше всего меня бесил ее грязный рот, из которого сыпались нотации и оскорбления в адрес дочери. “Я сама схожу, сиди уж, а то еще умудришься потеряться, – сказала эта мразь. – Толку от тебя как от козла молока. Ничего тебе доверить нельзя. Что из тебя получится, не знаю. Когда ты за ум возьмешься?”.

Эта гадина пошла к лифту, чтоб спуститься с третьего этажа на первый за оставленным рюкзаком. Не знаю почему, но я интуитивно последовала за ней, хотя подходила моя очередь к врачу. К тому времени я расчесала руки уже до крови. Лифт долго не поднимался. Нетерпеливая мамаша пошла искать лестницу, а я шла вслед за ней. Что-то внутри меня подстегивало продолжать идти за ней, кровь бурлила во мне, раздражение возрастало. С каждым моим шагом я сокращала дистанцию между нами. Я наступила ей на пятку и сделала это намеренно. Она злобно обернулась, но ничего не сказала мне, лишь посмотрела высокомерно. Добравшись до лестницы, я практически дышала ей в затылок. Тетка неожиданно резко повернулась на сто восемьдесят градусов и встала передо мной лицом к лицу, стоя на первой ступени лестницы. “Тебе места мало? Че надо? – грубо произнесла она. Меня пронзила вспышка гнева, как молния, кровь закипела в моих висках. “Чтоб ты сдохла, сука!!!” – сказала я ей в лицо. Я, не задумываясь ни на секунду, толкнула ее с лестницы. Это произошло так быстро. Но на короткий миг я перехватила ее взгляд, расширенные от ужаса зрачки говорили о неминуемой беде. Лестница была крутая, некоторые ступеньки были разломаны, углы сколоты. Чего ожидать от старой поликлиники без своевременного ремонта. Она летела с грохотом спиной вниз. Совершив два переворота, ударяясь о ступени, тело докатилось до последней подножки и остановилось. Последовала тишина. На лестничном пролете, кроме нас, больше никого не было. Я медленно спустилась к ней. Она лежала спиной вниз, из-под головы вытекала лужа крови. Став над ее телом, я видела, что затылочная область четко встала на край выступа. “Это финал”, – подумала я.

Тихо, не привлекая внимания, я вышла из поликлиники как ни в чем не бывало, так и не попав на прием к врачу. Воздух… на улицу… скорей. Вот он – первый глоток свежего воздуха. Я иду по парку, прокручиваю в своей голове случившееся… Я чувствую ощущение свободы, прилив жизненных сил. Я довольна, я ликую! Улыбка не сходит с моего лица. Прохожие смотрят на меня как на сумасшедшую, но я не сумасшедшая…

Какое-то время я ждала, что за мной придут из полиции. Правоохранительные органы проводили проверку, но ничего не обнаружили, видеонаблюдение не работало. Списали на несчастный случай.

Я осознаю произошедшее и ни о чем не сожалею. Я хочу поговорить с той милой девочкой, увидеть ее вновь, сказать, что она свободна. Эта тварь больше не причинит ей боли, больше не будет обид, криков, оскорблений и унижений. “Ты свободна! Ты можешь делать что хочешь! Ее больше нет! Живи, твоя душа освободилась!”

ВН».