Текст книги "Дракон на краю света"

Релкин снова прикинул на взгляд расстояние до реки. Смогут ли они добраться до следующей излучины? Идти придется никак не меньше пяти миль и едва ли не большую часть пути – по гористым сопкам. И конечно, скорость их на этом отрезке будет небольшой. Но после сопок есть надежда на более ровную местность, где они, возможно, сумеют наверстать упущенное.

Релкин повернулся было спросить мнение Уола, как услышал крик почти одновременно с глухим звуком удара. Перед глазами все смешалось. Мужчины арду избивали Уола и Иума своими дубинками. Среди них был и великан Омми. Он ткнул своим массивным кулаком в лицо Релкину, и в следующую минуту драконир понял, что лежит на спине, ошеломленный и окровавленный. Он потряс головой, пытаясь собраться с мыслями. Челюсть его, похоже, была сломана.

Омми и другой арду схватили его за ноги и поволокли к обрыву. Под ними почти отвесный утес уходил в реку.

– Прощай, бесхвостый, ты нам здесь не нужен, – проговорил великан Омми.

И Релкин полетел вниз, отчаянно размахивая руками. Достаточно ли тут глубоко?

Едва он успел задать себе этот вопрос, как коснулся ногами воды и ушел по колено в ил. Удар потряс каждую косточку его тела, но ничего не сломал. Юноша заворочался в иле, пытаясь освободить ноги. Он яростно брыкался, поднял к поверхности огромное облако грязи и наконец сумел наполнить свои сжавшиеся легкие воздухом.

Он держался на воде, откашливаясь, задыхаясь, взбивая пену. Поглядев вверх, он ничего не смог увидеть, кроме утесов, словно башенные стены, уходивших в небо. Высота утесов, похоже, уменьшалась, пока течение медленно проносило его мимо.

Релкин как будто оцепенел от перемешавшихся в нем чувств – шок, боль в челюсти, радость, что он все-таки жив. Течение несло его все дальше. Он молился о том, чтобы обозленные арду не убили Иума и Уола. Иначе будет положено начало кровавой межродовой мести. О боги, лицо совершенно разбито! Омми мог попросту впечатать его в землю. Релкин подумал, что никто его еще так сильно не бил.

Он позволил течению нести себя, изредка подгребая руками. Поискав меч, он понял, что оружия с ним нет. У него остался только нож.

Не было с ним и маленького охотничьего лука; он отложил его в сторону, когда они заканчивали есть.

Старый Каймо выбросил кости препаршивейшим образом. Релкин молился, чтобы они пощадили Иума и Уола. Омми, проклятие на его голову! Конечно, это должен был быть Омми. Релкин давно уже ждал подобного. Омми много недель вынашивал этот план.

Проплыв некоторое время по течению, Релкин в несколько гребков подплыл к другому берегу; при этом он все время оглядывался, высматривая крокодилов, которыми были наводнены некоторые излучины реки. Похоже, ему повезло: здесь крокодилов не было.

Времени ушло немало, но в конце концов юноша все же выбрался из воды на галечный пляж. Берег представлял собой переплетение торчавших отовсюду корней, над которыми нависли небольшие деревца. Релкин выкарабкался на сушу и тут же припал к земле, внимательно прислушиваясь. Собственно, всегда услышишь приближение больших пуджиш, хотя они и двигаются очень тихо для своих размеров, но лучше быть абсолютно уверенным в их отсутствии.

Кроме насекомых, никто не шевелился. Берег, похоже, был чист. Релкин рискнул выйти на открытое пространство чуть повыше. Вдали виднелся лес.

Наверное, он прошел уже половину пути, как из-за деревьев впереди раздался ужасающий рев. Релкин распластался на земле. Укрыться было негде, а бег с крупным пуджиш наперегонки был верным способом самоубийства: пуджиш гораздо быстрее человека.

Деревья и кусты закачались, последовала новая серия страшных воплей, и из лесу вышел огромный красно-коричневый. Это был громадный взрослый экземпляр, больше любого виверна. Он был больше даже Пурпурно-Зеленого с Кривой горы. Мощная голова хищника была вооружена зубами, походящими на кинжалы. Релкина охватил как самый обыкновенный, так и священный ужас. Старый Каймо не раз выбрасывал для него плохие кости, но чтобы такие ужасные! Видимо, мрачный Гонго возжелал увидеть в своих смертных покоях хорошо прожеванного драконопаса.

Но затем игральные кости бога снова покатились по игровому полю. Раздалось еще несколько ужасных рыков, от которых содрогнулась земля, и чудовище пошло дальше той смешной четкой, почти семенящей походкой, которая никак не вязалась с обликом зверя огромной величины. Пуджиш прошел мимо Релкина, не удостоив вниманием букашку, распростертую ниц на земле.

Изумленный тем, что остался в живых, Релкин рискнул подняться. Пуджиш прошагал вниз по склону к деревцам, нависшим над рекой. Громадная голова его вздернулась, словно он к чему-то прислушивался. И тут оно явилось. Отдаленный рык, за которым последовал еще один, а затем все слилось в один сплошной рев. Релкин все понял – это разговаривали соперники. Они помечали свою территорию. Возможно, они занимались этим ежедневно.

Релкин увидел, как огромный монстр закинул голову и издал новый рев. Жесткий его хвост, провисающее тело – все это было карикатурой на виверна; кроме того, у чудища была отвратительная голова – плосколобая, тогда как высокий лоб вивернов говорил о наличии разума. За первым ревом последовал новый, за ним – длинное сосредоточенное мычание, долженствовавшее известить всех и каждого, чья здесь территория. Потом пуджиш снова сдвинулся с места, вошел в воду и опять взревел.

Надо было уходить, пока чудовище занято своими делами. Релкин вскочил на ноги и кинулся в лес. Там он сориентировался по течению реки и зашагал, не обращая внимания на боль в ушибленных ногах. Вот уж где определенно не стоит долго находиться, если вы одиноки и безоружны, так это в компании расшалившегося пуджиш.

Остановившись, чтобы перевести дыхание, всем своим существом не переставая вслушиваться в звуки чащи, Релкин с удивлением подумал о власти смертельной кости. Старухи положили ему в изголовье смертельную кость, а он не сумел от нее избавиться. И вот теперь она сама охотится за ним. Эта проклятая смертельная кость пришла по его душу.

Глава 21

Релкин провел ночь, пристроившись на кривом суку дерева. Все тело нестерпимо болело и ныло. Когда он поменял положение, спину его так свело судорогой, что он чуть не свалился вниз. В довершение ко всем этим мучениям спал он очень плохо, просыпаясь от страха при каждом громком звуке в джунглях. Ночью некоторые пуджиш весьма активны, что как-то не способствует спокойному отдыху.

Юноша молил старого Каймо приостановить пока игру и больше не метать за него кости. Он и с этим-то коном еще не справился. Оставалось утешаться мыслью, что сегодня ночью никто так и не пробовал его съесть.

Он начал спускаться. Новая боль возвестила о том, что ему таки не удалось выбраться невредимым из вчерашней переделки. Падение в реку с обрыва не прошло даром. Сломано ничего не было, но зато чувствовалась слабость во множестве мест – от лодыжек до бедер, особенно в коленях.

Драконир повторил переучет своего имущества, уже проведенный прошлой ночью. Итак, у него оставался длинный нож и кое-что из инструментов. Он потерял сапоги, завязшие в клейком донном иле. Печально. Впрочем, пожал плечами Релкин, сапоги так или иначе отработали свое. Ноги же быстро загрубеют. Нужно только внимательно следить за колючками.

Первой необходимостью этого дня было – отыскать себе еду. Вооруженный лишь ножом, он мог надеяться в ближайшее время одерживать победы лишь над фруктами или орехами. Как только он сумеет соорудить себе новый охотничий лук, положение вещей изменится к лучшему.

Он огляделся в поисках деревьев, с которыми его познакомила Лумби, – в частности, он искал дерево им и дерево пик-о-пок, сейчас у них был как раз сезон плодоношения. Сначала ничего, кроме сосен, он не видел, потом разглядел рощицу пик-о-пок и направился к ней.

Ему повезло. Эти пик-о-пок были увешаны почти спелыми стручками. В несколько минут он нарезал достаточно плодов для сытного завтрака. Затем принялся раскрывать стручки и есть большие вкусные бобы. Жестковатые бобы имели сладкий ореховый привкус. Юноша набил желудок, а потом напился из чистого ручья. И сразу почувствовал себя значительно лучше: голод его был утолен, по крайней мере частично, а немного позанимавшись гимнастикой и размяв мышцы, он сумел смягчить боль.

Затем он медленно двинулся в путь, насторожив уши, карауля малейшие звуки, которые могли бы выдать присутствие пуджиш. Без Базила с его могучим Экатором и даже без лука Релкин чувствовал себя совершенно беззащитным в этих первобытных джунглях.

Он искал место, где можно было бы побыстрее перебраться через реку. Лучше всего переправляться на бревне, чем плыть просто так, решил он, приняв в расчет риск встречи с крокодилами. Днем раньше ему очень повезло. Каймо выбросил кости весьма причудливой комбинацией, это уж точно.

А потом, как часто он это делал, Релкин снова впал в раздумья: по-прежнему ли Великая Мать направляет его шаги? Распространяется ли ее присутствие и на эти запредельные земли? Может, потому все так неустойчиво в его судьбе, что она не может больше защищать его от превратностей игры старого Каймо? А ведь он знает, что нити судьбы подвержены невероятным сдвигам. Те, кто был способен понять смысл и механизм этих изменений, существовали далеко за пределами мира Рителт. Релкину приходилось встречаться с подобным. И он слышал странные песни золотых существ.

О боги, как все болит! Этот удар чуть было не переломал ему лодыжки.

Теперь перед ним была новая проблема: как вытащить Базила из племенного лагеря, не выдав своего присутствия. Незачем им было знать, что Релкин уцелел. Это, безусловно, закончится очень плохо.

Конечно, он мог бы вернуться в лагерь и публично обвинить Омми в покушении на его жизнь. Потребовать справедливого отмщения Иума и Уола, если они убиты.

И тогда уж непременно племя разобьется вдребезги. Арду раздробятся и снова станут по-настоящему беспомощными перед лицом работорговцев. Если они, следуя своим привычным маршрутам миграции, пойдут на юг, рабовладельцы подстерегут их. Если же останутся на севере – окажутся под угрозой голода. Даже их охотничьи угодья со временем оскудеют. Они могли бы добывать трехрогих у озера, но это означало бы неизбежные встречи со взрослыми красно-коричневыми пуджиш, которые слишком велики для стрел и камней арду. Лесные люди рассеются, их численность сократится – вся работа Релкина пропадет зря. Что бы они ни делали, гибель их предопределена, если только они не сумеют объединиться в племя и не научатся сражаться, используя свою численность, чтобы целиком уничтожать экспедиционные партии работорговцев.

Релкин не был уверен, бросал ли его когда-нибудь Каймо в более трудную игру. Ведь, слов нет, ему непременно нужно вернуться в лагерь и найти виверна. Никакая сила в мире не способна удержать драконопаса от поисков его дракона.

Но хотелось бы знать, как ему вытащить дракона из лагеря, полного охотников арду? Всегда кто-нибудь стоит на карауле. Релкин уже подумывал, как обезвредить караульного. У него есть нож. Мысль была неприятной, но если это будет необходимо для освобождения дракона, придется пойти и на убийство.

В глубине души Релкин боялся, что Базил мог уйти сам. Он мог отправиться в одиночестве на север (а если кто и способен выжить в этих джунглях, это только двухтонный боевой дракон, вооруженный свирепым клинком Экатором). Но в отсутствие драконопаса возникнут проблемы, с которыми дракон не справится: небольшие ранки, сломанные когти, паразиты и многое другое. Перед внутренним взором Релкина появился дракон, рыщущий вдоль и поперек земель Арду и страдающий от многочисленных болячек.

Нет, Релкину необходимо вернуться. А потом им двоим придется выскользнуть из лагеря так, чтобы их никто не заметил. Не совсем легкая задача, хоть виверны и способны двигаться очень тихо. Но разрешимая. Ну а потом они уйдут, не простившись. Любые другие действия вызовут волнения и междуусобицу. А Релкин решил ни в коем случае не допустить раскола народа Арду. Но было печально уйти, не сказав «прощай» Лумби.

Еще он молился о том, чтобы не убили Иума и Уола.

Покончив со стручками, он встал. Решив обследовать берег, подошел ближе к реке. Здесь он и почувствовал запах горелого дерева. Слабый, но безошибочно указывающий на то, что рядом горит костер. Дожди прекратились слишком недавно, для того чтобы пламя могло разгореться по-настоящему. Необходимость разведки была Релкину очевидна. Работорговцы могли, скажем, вытащить лодку на берег на целый день. Может, у них что-то случилось – болезнь или поломка лодки? Что бы там ни было, Релкину нужно было взглянуть на них.

Следующий час он медленно подкрадывался к источнику запаха дыма. Когда запах усилился, Релкин пошел еще медленнее, выискивая глазами малейшие признаки человека. Он увидел широкую песчаную косу, свободную от кустарника. За ней едва угадывалась еще одна излучина реки. В центре косы дымило заброшенное кострище. Никого вокруг видно не было.

Он тщательно обследовал дымящиеся угольки. Работорговцы давно уже ушли. Они стояли здесь лагерем прошлой ночью. Релкин видел признаки беспорядка. Не слишком они позаботились и о том, чтобы, уходя, засыпать костер.

Он навалил песка на тлеющие угольки и подошел к берегу, чтобы осмотреть воду. На реке паруса видно не было. Невероятно, но они исчезли. В глубине души он надеялся увидеть этот белоснежный треугольник.

Релкин уже поворачивался, когда почувствовал, как что-то обернулось вокруг его головы, а затем скользнуло по плечам.

И в следующее мгновение его стиснула петля умело брошенного лассо, притянув руки юноши к туловищу. Потрясение было значительным, изумление – всеобъемлющим. Он собрал силы и попытался затормозить пятками, но веревка потащила его, беспомощного, через косу к опушке леса. Краем глаза он успел увидеть человека. Взметнулась дубинка. Затем последовал удар, и свет померк в тумане невыносимой боли.

Когда он очнулся, миром властвовали громовая головная боль и ритмичные покачивания. Вился ветерок; вверху Релкин видел проблеск неба и вздымающуюся громаду паруса. Он почувствовал явственную тошноту и с минуту лежал, глубоко дыша, надеясь удержать приступ рвоты. Наконец тошнота ослабла, а потом и вовсе оставила его, но он очень ослаб, холодный лот скатывался по его спине. Драконир потряс головой в надежде прояснить ее, но эти два действия оказались несовместимы. Какое-то мгновение угроза возвращения тошноты была явной.

Руки юноши были связаны за спиной. Ноги тоже связаны. По ощущениям, вязал его профессионал – веревки держали крепко, но не останавливали кровообращения.

Очень осторожно он поднял взгляд. На него смотрел человек с самыми леденящими глазами из всех, что видел когда-либо Релкин в жизни. Из-под черного хохолка, промасленного и проткнутого красными лакированными иголками, глаза эти взирали на пленника с холодной насмешкой.

Человек заговорил, обращаясь к кому-то через голову Релкина. Релкин услышал злобный смех позади. Он отметил хорошо развитые мускулы груди и рук стоявшего над ним человека, кожаную безрукавку и лосины, а еще острый кривой нож с медной ручкой, висевший на поясе. Человек, казалось, олицетворял свою свирепость.

За спиной Релкина снова раздался смех, и большая рука, сграбастав его лицо так, что отозвалась болью сломанная челюсть, развернула пленника к толстому человеку, краснолицему, бритоголовому, с большим круглым носом и близко посаженными карими глазами. Толстяк излучал злобное веселье. Он проговорил что-то на языке арду, но Релкин не успел разобрать его слова. Краснолицый повторил фразу на другом языке, обращаясь к тому, что с хохолком.

Затем краснолицый со смехом отпустил лицо Релкина, и тот мельком успел разглядеть третьего человека, высокого, бледнолицего, с прямыми волосами. Потом взгляд пленника снова уперся в первого, с хохолком.

Человек сказал что-то на языке работорговцев. Релкину эти слова ничего не говорили, и он пожал плечами. Мужчина рассмеялся. Смех его был резок. Затем он переключился на ломаный арду. Произношение – из рук вон, но понять его было можно. Релкина это ничуть не удивило; конечно же, работорговцы должны были до некоторой степени выучить язык людей, на которых охотятся.

– Ты – Бесхвостый. Мы искали Бесхвостого. Ты попал в наши руки. Очень хорошо.

Улыбка человека была весьма неприятной.

– Обползли тебя вокруг. Просто. Один из старейших трюков.

Кровь бросилась в лицо Релкину. Конечно же – бросить недогоревший костер, арду подойдут посмотреть, и готово – лови их с помощью веревки и дубинки. Проклятие! Его пронзил стыд, когда он понял, как просто с ним обошлись.

– Так кто же вы? – сердито спросил Релкин.

– Я есть Катун. Из Мирчаза. Рабовладельческий город. Я везу тебя туда. За тебя заплатят небывалую цену. Бесхвостый арду. Сами лорды Игры заинтересовались тобой. Ты привлек к себе много внимания. К твоему сожалению.

Снова эта беспощадная улыбка. Релкин подумал, что алые шпильки означают, наверное, принадлежность к какой-нибудь касте или элитный статус.

– Кто они? – мотнул головой Релкин.

– Это – Билдж и Эйдорф. Билдж, тот мечтал о тебе, как о женщине. Билдж любит мальчиков вроде тебя.

Наверное, на лице Релкина отразилась плохо скрытая тревога, потому что Катун снова улыбнулся и несколько смягчил сказанное:

– Катун убивать Билджа, если он только коснется волоска на твоей голове. Пока жив Катун, ты в безопасности.

Релкин тяжело сглотнул. А Эйдорф? Похоже, он не был достаточно опасен, поэтому Катун его и не упомянул. По крайней мере, в этом смысле.

– Мы идем на юг быстро-быстро. Через несколько дней будем в городе Язм. Потом большая барка до Мирчаза. Через луну, продадим тебя.

Похоже, все это искренне забавляло Катуна.

Глава 22

Так прошла неделя. Случайные ливни быстро сменялись голубизной ясного неба, и палящее солнце в считанные минуты высушивало все вокруг.

Ночи проводили на небольших песчаных пляжах, обычно разжигая костер и зорко посматривая, не приближаются ли пуджиш. Работорговцы очень нервничали из-за пуджиш, которых они называли кебболди, «кровожадными» и «людоедами», говоря о них с особым отвращением. Теперь Релкин лучше понял, почему работорговцы ограничивались в своих рейдах лишь южными лесами: там пуджиш попадались крайне редко.

Дни проходили на лодке. Релкин всегда оставался со связанными руками и ногами. Катун сам следил за тем, чтобы путы Релкина были надежны. Пленника освобождали лишь ненадолго – поесть и облегчиться, утром и вечером. На запястьях и лодыжках Релкина образовались мозоли.

Как-то раз, когда крупный зеленый пуджиш набрел на лагерь, они бросились наутек. Катун просто схватил Релкина, перекинул его через плечо, легко вскочил в лодку, а потом с невероятной силой оттолкнулся от берега. Только тогда Релкин понял, какой необыкновенной силой обладает этот человек. А его быстрота и несомненное мастерство во владении оружием представляли опаснейшую комбинацию. Много ли великих бойцов, размышлял Релкин, смогли бы справиться с Катуном. Вряд ли. Кроме того, он понял, что побег нужно готовить очень тщательно. Если ему придется убивать Катуна, это нужно будет сделать врасплох и с первого удара. Релкин понимал, что в рукопашном бою против Катуна у него почти нет шансов на победу, а ведь куошит сражался во многих схватках и встречался с самыми разными стилями боя. Релкин решил, что Катун был гладиатором, прирожденным воином и явно превосходил по своим возможностям всех, кого знал драконир.

Еще он понял, почему злобный Билдж послушен Катуну и избегает контактов с Релкином. Билдж и Эйдорф держались другого конца лодки. Релкин был благодарен Катуну, хотя и старался не показывать этого, прикрывая эмоции маской безразличия. И ни разу не выказал он отчаяния, зреющего в нем.

В отношениях между Катуном и Билджем угадывалась постоянная скрытая яростная вражда. Релкин понимал, что Билдж, не минуты не колеблясь, убил бы Катуна, да только знает, что тот сильнее.

Эйдорф – о котором можно было только сказать, что он старше других, – похоже, с трудом уживался с обоими спутниками. Релкин догадался, что Эйдорф был когда-то солдатом, честным человеком, но по какой-то причине утратил положение. Со стороны Билджа Эйдорф встречал только презрение, Катун же за время путешествия обронил в адрес бледнолицего едва несколько слов, хотя, как заметил Релкин, и не презирал его.

Возможности для побега по-прежнему не было. Техника мирчазских работорговцев была надежно отработана, а для этого пленника они постарались особо. Релкин узнал, что они рассчитывали на награду за его поимку. Он был замечен во время летних сражений как лидер мятежных арду и освободитель рабов. Рабовладельческая Ассоциация объявила награду – золотой брусок, именуемый таби, – за его голову. Катун решил получить этот таби и отойти от работорговли.

Впрочем, это было еще не все. Помимо награды, существовала еще плата, которую дадут лорды, возжелавшие купить необыкновенное существо. Очевидно, лорды почитали приобретение в собственность такого, как Релкин, за великую удачу. Между лордами существовало своего рода соперничество в обладании уродцами, каким они считали бесхвостого арду. Добычу можно было выставлять при больших стечениях народа, иногда в клетках, и еще их можно было использовать для темных тайных дел, ведь все лорды были колдунами, старыми и безнравственными.

Во время пути из бесед с Катуном Релкин все больше узнавал о городе. Город этот был великим и древним. Катун рассказывал, что лорды Тетраана пришли с далекого севера в конце древней Красной Эры. Вел их великий принц Зизма Бос из Гелдерена. В правление Боса и Аркелаудов лорды построили великий город с мраморными улицами, дворцами, библиотеками, площадями и огромными монументальными сооружениями для Великой Игры лордов Тетраана.

Он стал называться Верхним Городом и был обнесен высокими стенами с могучими воротами. За пределами стен располагался «нижний» город, известный как Город Рабов, потому что основу его населения составляли бывшие рабы, в большинстве своем – старые и отработавшие, ни на что больше не годные и просто-напросто выставленные из города на волю судеб. Почти все они умирали через год-два, но, пока жили, составляли люмпен-массу сероликих и седоволосых, формируя дно общества Города Рабов.

Релкин очень скоро разобрался, что большинство рабов – бесхвостые. Арду же были редкостью и высоко ценились за свою физическую красоту. Обычных рабов поставляли из племен западных районов Эйго. Работорговлей в этих областях заправляли крупные организации. И лишь в опасной торговле пленными арду буканьеры вроде Катуна могли рассчитывать добыть какое-то золото.

Помимо люмпен-массы престарелых рабов, население Города Рабов составляли рыбаки, торговцы, авантюристы и головорезы. Законы издавали в Верхнем Городе. По обрывочным сведениям Релкин сделал вывод, что город этот охраняется чем-то вроде легиона, призванного отражать любую физическую агрессию. Легион этот составляли выходцы из разных частей света. Катун когда-то служил в нем. Эйдорф тоже.

Верхний Город имел сложную структуру. В нем существовало несколько уровней. Наибольшую значимость имели такие районы, как Город Храмов и Игровое Поле. Вдобавок имелись еще высокие башни, именуемые Башнями Обозрения. В них располагались резиденции правящих лордов, которых выбирала Великая Игра. Ее проводили в Пирамиде Игры. Упоминал Катун об этой Игре только уважительным тоном и неохотно отвечал на расспросы Релкина. Драконир пришел к выводу, что Катун очень переживает потерю своего социального статуса. Его, видимо, выгнали из Верхнего Города и вышибли из Гвардии – так назывался этот охранный легион – и Катун жаждал вернуться к прежней жизни. Свое переселение в Город Рабов он расценивал как недоразумение и очень его стыдился.

О жизни Катуна до его прихода в Мирчаз Релкин узнал еще меньше. Этой порой своей жизни Катун тоже не гордился. Население Города Рабов Катун презирал. К лордам Тетраана испытывал смешанные чувства. Релкин сумел выделить зависть, страстное желание уподобиться им и тщательно скрытую ненависть. Релкин пришел к выводу, что Катун жаждет принадлежать к классу лордов. Рабов же и воров нижнего города он презирал в равной степени.

В один прекрасный день, войдя в очередную излучину, они оказались у пограничного города Язм. Это был небольшой городок – горстка домов, стоящих у реки. Большинство строений были бревенчатые, сделанные из грубого бруса. Было здесь с дюжину причалов и несколько полуразвалившихся доков. Рядом с доками стояли клетки, теперь пустые, но Релкин понял, что несколькими месяцами раньше они были забиты втиснутыми в них рабами арду.

Катун не собирался особенно мешкать в Язме. Билдж было начал возражать, но безуспешно. Бордели и салуны пришлось забыть. Они подвели свою лодочку к пристани, и Катун сразу же, не торгуясь, продал ее смотрителю. Затем они быстро перешли на большой речной бриг, пришвартованный к более длинному причалу. Корабль был одномачтовым, нес вооружение шхуны и казался на вид ухоженным.

Релкина спустили вниз и приковали в темной каморке. Запястья его охватывали теперь простые наручники, прикрепленные к свисающей с потолка цепи. Цепь эта была достаточно длинной, чтобы обеспечить пленнику некоторую свободу движений – он мог хотя бы почесаться, что было огромным облегчением после долгих дней мучений. Отсутствие ножных кандалов стало второй великой радостью. Но нельзя сказать, что места в каморке было достаточно, чтобы повернуться или удобно лечь. Вскоре явились приятельски настроенные крысы, чтобы обследовать одежду и волосы новичка, но, не найдя ничего интересного, удалились.

Пока он спал, бриг отдал швартовы. Проснувшись, Релкин почувствовал, как движется корпус судна, поднимавшегося на волнах, и понял, что они в пути. Мирчаз приблизился вплотную.

Распорядок дня быстро устоялся. Пища была простой, в основном хлеб и вода, раз в день – немного фруктов. Прогулки совершались по палубе на длинной цепи, тянущейся от его запястий к талии Катуна.

Как и раньше, Релкин не видел возможности бежать, кроме как победив Катуна. Однако Катун был опытным работорговцем, отлично понимавшим, на что способен отчаявшийся пленник. Релкин совсем потерял надежду.

Что до остальных спутников, их Релкин почти не встречал. Билдж, похоже, все время спал, а Эйдорф целыми днями сидел на носу в одиночестве.

Было у Релкина время и рассмотреть экипаж. Его составляли пять матросов и капитан, тучный одноглазый страшила. Все они выглядели работящими и содержали корабль в чистоте и порядке. На арду, впрочем, никто не говорил, что ограничивало расспросы Релкина.

Окружающий ландшафт постепенно менялся. Темнолистые деревья Земель Ужаса сменились сначала пальмами, а потом и смешанными лесами с более светлой листвой, чем во владениях пуджиш и могучих шмунга.

С течением дней Релкин все больше погружался в депрессию. Побег казался невозможным, и они все дальше уходили от земель Арду. Как ему вернуться назад искать своего дракона? Как его дракон справится без драконопаса?

Его вера в старых богов угасала. Однажды он поймал себя на том, что шепчет молитвы, которые выучил еще ребенком, молитвы, обращенные к Великой Матери, которая, как ему говорили, все видит, все слышит, все чувствует и все знает. Релкин никогда по-настоящему в это не верил; теперь ему очень хотелось бы надеяться, что он был все эти годы не прав. Если ему и нужна была ее помощь, то именно теперь.

Он пытался поддержать свой дух, как можно больше расспрашивая Катуна. Иногда Катун позволял себя расспрашивать. Но чаще его словно что-то глодало, и он впадал в молчание задолго до того момента, как отволакивал Релкина вниз и сковывал в темной каморке.

Катуну не нравилось, что он слишком мало знает о внешнем мире. Он знал внутренние земли Эйго, но никогда не видел океанов, даже не видал Внутреннего моря Уад аль Наб, откуда Релкин пришел в земли Арду. Катун, правда, слыхал об их существовании и вскоре поверил кое-чему из рассказов Релкина. Но ему ненавистна была сама мысль о собственном невежестве, что и заставляло его обвинять Релкина во лжи при каждом удобном случае.

Как-то Катун помянул Боса, говоря о северных землях. Катун мало знал об этих землях, кроме того, что оттуда пришел Вое вместе с лордами Тетраана.

– Кто это Бос?

– Ничего не знаешь, прямо как арду. Глуп, как свинья.

– Но я ведь не знаю, кто такой Бос.

– Бос основал великий город. Он пришел из святых земель, очень давно. Теперь ты уже скоро увидишь. – Катун поднялся. – Идем.

И потащил Релкина в темноту.

В другой раз Катун спросил Релкина о едва заметных шрамах на спине, которые оставила плетка гномов в подземном городе волшебного леса Валур.

Релкин попытался объяснить, но при упоминании о гномах Катун ожесточился и отказался слушать дальше. Гномы в мире больше не живут. В этом убеждении он был тверд, как алмаз. А Релкина снова обвинил во лжи.

– Небось стащил что-нибудь. И не хочешь признаться, что ты просто маленький воришка.

А потом, в один прекрасный день, леса расступились, уступив место возделанным землям. Река вырвалась на широкую намывную равнину с разбросанными деревушками, светящимися в ночи огнями человеческого жилья, пересеченную дорогами и тропинками.

В этот день на палубе появился Билдж. Катун казался оживленнее обычного. Релкин понял, что путешествие их подошло к концу. Здесь уже была цивилизация.

Затем впереди появилась линия поросших лесом холмов, рассеченных каньоном, промытым рекой. Попетляв между холмами, они вошли в длинное озеро с обрывистыми берегами. На обрывах росли деревья. Ближайшие холмы были безлесны, зато покрыты лугами, на которых паслись белые стада овец. Здесь были видны ряды каменных изгородей, попадались и небольшие каменные домики.

Вскоре стало ясно, что это еще только преддверие главного озера, потому что глубина начала увеличиваться, берега отдалились, и вдали показалось обширное водное пространство. Релкин разглядел крупные строения, а еще он увидел золотые блики, говорящие о том, что где-то там есть достаточно обширные поверхности, способные отражать лучи солнца.

Катун дернул его за цепь и показал рукой на вершину холма по левой стороне. Релкин взглянул и ахнул. Вершину холма венчала огромная статуя. Из белого камня была вытесана фигура человека, простирающего руки в благословении над лежащим внизу озером, к далекому противоположному берегу.

– Бос! – проговорил Катун с обожанием в голосе.

Билдж огляделся и сказал что-то, заставившее Катуна сначала плюнуть, а потом произнести резкую злую фразу, которой Релкин не понял.