Текст книги "«Ангельская» работёнка"

Глава десятая

Банни посмотрел на вывеску над дверью «Частного клуба Чарли» и нервно провел рукой по безнадежно непослушной копне темно-каштановых волос. Его ладони стали мокрыми, во рту пересохло, а от холодного пота рубашка липла к спине. Лишь отчасти в этом виноваты были остатки похмелья. Он пришел домой, чтобы переодеться в то, что считал лучшей своей рубашкой, однако она предала его, коварно уменьшившись за те три месяца, которые он ни разу ее не надевал. Пока он стоял, это не бросалось в глаза. Но стоит ему присесть, как пупок немедленно затеет игру в «ку-ку» самым непривлекательным образом.

После утреннего брифинга они с Гринго заскочили в «О’Хэйган», чтобы пообедать ирландским завтраком и немного опохмелиться. Ели они в основном молча. Как только они вышли от О’Рурка, Банни немедленно заявил, что собирается просить отвод из собранной опергруппы, поскольку ему эта затея абсолютно не нравится.

– Блин, да половина гардов Дублина мечтали бы туда попасть! – пытался урезонить его Гринго.

Банни не сомневался, что Гринго прав. А значит, кому-то из гардов повезет, поскольку он уже принял решение. Он точно знал, для чего нужен Верхолазу, и не хотел принимать в этом участие.

Потом он вернулся домой, поспал пару часов тревожным сном и принялся приводить себя в порядок. Рубашке пришлось пообещать, что он откажется от еды навынос на целый месяц, если она на него налезет. К счастью, черный блейзер проявил чуть больше великодушия. Банни даже откопал туфли, в которых посещал свадьбы, – те, что давили на мизинцы и врезались в пятки.

И вот теперь он стоял на тротуаре, потея, как индейка в декабре, и вытирал мокрые ладони о рубашку сзади, чтобы не испортить тщательно отглаженные кремовые брюки.

Очень медленно Банни пошел по покатому переулку. Приблизившись, он услышал приглушенный звук музыкальной записи. Посмотрев на короткую лестницу, спускавшуюся к бару в цокольном этаже, он увидел горевший внутри свет. Дверь, выкрашенная в красное, местами была выщерблена, а окно рядом с ней – грязным и затянутым снаружи проволочной сеткой. Заглянув внутрь, Банни заметил ту самую девушку из прошлой ночи, с волосами, собранными в хвост, возившую по полу шваброй. Пока он глядел на ее размытый силуэт, она выжала швабру в ведро и опустила ее обратно в воду. Затем она подняла голову и посмотрела в сторону окна. Банни убрал свою большую голову из поля ее зрения и отвернулся, чтобы уйти. Затем он повернулся обратно, после чего снова отвернулся, чтобы уйти, опять повернулся обратно и застыл с поднятой рукой над красной облупленной краской.

Посмотрев на приготовившуюся стучать руку, он прошептал про себя:

– Да господи ты боже мой!

Впрочем, попытка постучать не удалась, поскольку дверь открылась прежде, чем костяшки пальцев достигли ее поверхности. Из-за двери осторожно выглянуло лицо девушки, которую он видел прошлой ночью. Банни заметил, что волосы ее теперь снова были распущены и темной завесой падали на правый глаз. Она была одета в нечто похожее на рабочий комбинезон.

– Хм… привет… здрасьте… как дела… привет.

Девушка приподняла бровь и слегка улыбнулась. Банни заметил, как велики ее карие глаза.

– Привет.

– Я… кхм-м… Я тот парень, который…

– Устроил погром прошлой ночью? – закончила она за него слегка игривым тоном.

– Да, и я реально об этом жалею. Я… поймите… не то чтобы оправдываюсь, но…

Она подняла руку.

– Расслабься. Ноэль побесился некоторое время, но теперь успокоился. Пара постоянных гостей сказала ему, что трое остальных участников драки проявили неуважение к музыке. Этого он тоже терпеть не может. Но это не значит, что мы поощряем такие действия. У нас не так уж много мебели.

Она посмотрела куда-то вправо, и Банни проследил за ее взглядом. Остатки стола и пара разбитых стульев лежали в небольшом закутке под лестницей.

– Охренеть, блин.

– Не переживай. Ноэль отправился за заменой. Теперь у нас могут случайно появиться стулья с ножками одинаковой длины.

Банни нервно пошевелил руками. Почему-то они стали казаться ему громоздкими кусками мяса, с которыми он не знал, что делать.

– Я могу лишь извиниться… В смысле, я не такой уж грубый человек.

Девушка приподняла единственную видимую бровь.

– Да ладно? А мне показалось, ты охрененно быстро втянулся. Подумай о том, чтобы стать профессионалом. У тебя большой потенциал, малыш.

– Они вели себя как мудилы, честно говоря.

– Рада слышать. Если бы ты так же относился к людям, которые тебе нравятся, я бы запереживала.

– Так из какой ты страны родом?

– Из всех сразу. Во мне цыганская душа.

– Значит, ты профессиональная певица или вроде того?

Девушка открыла дверь пошире, чтобы указать на мокрый пол.

– Я не профессиональная певица. Глория Эстефан[35]35
  Глория Эстефан (р. 1957) – американская певица кубинского происхождения, автор песен.


[Закрыть] не стала бы намывать полы.

– Ну, я имел в виду, что ты фантастически поешь. Я впечатлился. Это что-то феноменальное.

Девушка нервно улыбнулась.

– Ага. Причем ты еще не видел, насколько чисто вымыт пол. Ты бы рехнулся от экстаза.

– А ты хотела бы работать певицей на полную ставку?

– А? Чтобы отказаться от всего этого? – Она посмотрела на него насмешливым взглядом. – Ты задаешь слишком много вопросов.

Банни поднял руки.

– Прости, прости. Никто не собирается звать испанскую инквизицию.

Лицо девушки застыло как каменная маска.

– Моего прадедушку убила испанская инквизиция.

– Господи, прости, я… Ты держись!

Раздался удивительно мягкий и глубокий смех.

– Тебя слишком легко развести.

Банни нервно улыбнулся в ответ.

– О! Я могу дать денег на новую мебель?

Он принялся хлопать себя по карманам в поисках бумажника.

– Полегче, великий транжира. У тебя нет бумажника, забыл?

Банни покраснел.

– Ну да, верно.

Она потянулась куда-то за дверь, после чего вернула ему куртку.

– Можешь заскочить и уладить дела с Ноэлем в течение недели. Только дай ему время остыть. Он тут почти каждый вечер, кроме понедельников, когда мы не работаем.

– А как насчет тебя?

– А я каждый вечер.

– И ты поёшь?

– А еще разливаю напитки, устраняю засоры в дамском туалете, разнимаю драки – я на все руки мастер.

– Понятно, – ответил Банни. – Это хорошо.

Она снова улыбнулась.

– Неужели?

– Ну да, – сказал Банни. – Нельзя допускать, чтобы дамские туалеты забивались. Тогда женщины начнут пользоваться мужскими туалетами и наступит хаос.

– Произойдет полное крушение естественного хода вещей.

– Как служителя закона меня это крайне заботит.

– Правда? А вот черный синяк под твоим глазом свидетельствует об обратном.

– Ну, я…

Она посмотрела ему в глаза и на мгновение замолчала. Когда девушка заговорила вновь, ее тон уже не был таким игривым:

– Знаешь, твой глаз выглядит каким-то нездоровым. Возможно, тебе стоит показаться врачу. Если честно, он совсем плохой.

– Не переживай! – ответил Банни, указав на свой левый косящий глаз. – Он всегда таким был.

– О… – Девушка по-настоящему смутилась. – Кажется, я облажалась, да?

– Ни в коем случае. Я разбил чьей-то головой один из ваших столиков. Часто первое впечатление не самое потрясающее.

– Не сказала бы. Того парня это явно потрясло.

– Просто хочу заметить, что я не какой-нибудь шизик, докапывающийся до любого говорливого гобшайта[36]36
  Гобшайт (ирл. gobshite) – трепло, идиот (букв. «дерьмо из глотки»).


[Закрыть], которого стремно воспитала мать.

Девушка бросила на Банни ошеломленный взгляд.

– Я поняла из этого только то, что некоторые слова определенно были английскими…

– Извини, я… хм-м… Просто хотел уточнить, что я не какой-нибудь пьяница, который любит ввязываться в драки.

– Конечно нет. Ты всего лишь фанат джаза с удивительно низкой толерантностью к хамству.

– Точно!

Банни кивнул и широко улыбнулся.

– Так и кого ты любишь больше всего? – спросила девушка.

– Люблю?

– Из джазовых исполнителей.

– Э-э, хм… тебя.

Девушка закатила глаза с такой кривой ухмылкой, что у Банни слегка забурлило в животе.

– А кого ты?

– Полагаю, зависит от настроения. Прямо сейчас, – она указала большим пальцем за спину, – это Билли Холидей[37]37
  Билли Холидей (1915–1959) – американская певица, во многом повлиявшая на развитие джазового вокала своим оригинальным стилем пения.


[Закрыть].

– О да, – ответил Банни. – Она великолепна.

Девушка покачала головой.

– О боженьки… А ведь так хорошо начал…

Глава одиннадцатая

– Стивен Колган, врежь уже по этой чертовой штуке! Врежь по ней!

Детектив-инспектор Финтан О’Рурк услышал Банни Макгэрри задолго до того, как увидел. Он парковал машину на Филпотт-стрит, когда из-за стены донесся характерный рев Банни с коркским акцентом. Финтан дважды проверил все двери, поскольку как никто другой знал, что в этом районе осторожность никогда не бывает излишней. Возможно, где-то неподалеку и бушевал экономический бум «Кельтского тигра», но Филпотт-стрит оставалась неколебимой. В этом районе доминировали многоквартирные дома исключительно депрессивного вида, которые давно нуждались в покраске. А в самом центре его располагался хёрлинг-клуб Святого Иуды. Он был организован всего пару лет назад на месте игрового поля, ставшего невостребованным, – после того как частная школа решила, что будет скорее отправлять своих учеников в пригород на автобусе, чем позволит детям заниматься на спортивных объектах, состояние которых признали неудовлетворительным. Земля принадлежала городскому совету, и Банни успел вмешаться прежде, чем кто-либо успел заключить договор на работы по реконструкции территории.

О’Рурк поднял взгляд на стену, за которой раздавался стук ясеневых клюшек вперемешку с редкими криками поддержки и кряхтеньем запыхавшихся спортсменов. Время от времени все звуки перекрывал зычный глас Банни Макгэрри:

– Дэннис О’Мэлли, перестань гоняться за гребаным мячом. Ты защитник, а не йоркширский терьер!

Финтан прошел через то, что считалось здесь входными воротами. Да и слово «клуб» в названии казалось слишком громким: все, что тут было, – только поле и пара вагончиков. Граффити – в основном незамысловатые как по стилю, так и по смыслу – «украшали» стены через неравные пустые промежутки. Вагончикам пришлось еще хуже. На одном из них красовалось огромное изображение члена с яйцами, которое кто-то попытался прикрыть плакатиками, рекламирующими уже давно закончившуюся распродажу.

По полю бегали мальчишки среднего школьного возраста в шлемах, казавшихся для них большими, и неумело гоняли взад-вперед пробковый мяч. Вокруг стояли разрозненные группки родителей, наблюдавших за игрой. У середины поля возвышался раскрасневшийся и ревущий Банни Макгэрри. Примечательно, что в радиусе шести метров вокруг него не было никого, кроме одного толстого рыжего мальчугана, макавшего клюшку для хёрлинга в ведро у ног.

– Дэйви Райан, ты вратарь! Ты вратарь, сынок! Ну что ты смотришь на меня растерянно? Сейчас ты у ворот? Нет? Ну так возвращайся к ним!

Банни повернулся к стоявшему рядом ребенку.

– Ты же слышал, Десси, как перед началом игры я велел ему стоять в воротах? Неужели это так сложно?

– Он не понимает нюансов игры, босс.

– Ты прав, Десси, абсолютно прав.

– Хотите, я снова привяжу его за ногу к одной из штанг, босс?

Банни посмотрел на ребенка.

– Нет, Десси, мы это уже обсуждали. Так делать нельзя.

– Да, босс. Простите, босс.

– Хотя мысль неплохая… ФИЛИПП НЕЛЛИС! Ты почему сел на землю? Мяч в игре! Мне плевать, что ты далеко. Это самый быстрый командный вид спорта на планете! Вставай, просыпайся и встряхнись!

Рыжий мальчик оглянулся и, заметив стоявшего в ожидании Финтана О’Рурка, потянул Банни за рукав.

– Босс, мусора подъехали!

Банни повернулся с удивленным выражением лица. Затем строго посмотрел на мальчишку сверху вниз.

– Десси, я тебе что говорил? Не «мусора», а «Гарда Шихана». Произноси правильно и с уважением, поскольку я один из них.

– Я никому об этом не скажу, босс.

Банни сделал сердитое лицо.

– Вообще-то, я не скрываюсь… АХ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, СУДЬЯ!

Примерно в центре поля несколько членов обеих команд образовали небольшую кучу-малу, после чего устроили бурное крещендо из размахивающих конечностей и обвинений. Судья несколько раз дунул в свисток, мало повлияв этим на ход разбирательств.

– Десси, время губки. Только полегче с магическим соком, его у нас немного.

Толстяк отдал честь и, пыхтя, вышел на поле, обеими руками держа перед собой драгоценное ведро.

О’Рурк подошел и встал возле Банни.

– Магический сок?

– Простая вода с небольшой добавкой лимона, но они думают, что она творит чудеса.

– Понятно, – с улыбкой ответил Финтан. – А какая из команд твоя?

Банни искоса взглянул на него.

– Сам-то как думаешь? – спросил он с негодованием.

Финтан указал головой. Ну конечно. Те, что носили красный цвет Корка, разумеется. Однако можно было догадаться и без того, поскольку экипировка команды в синем была заметно лучше. Все их футболки идеально сочетались друг с другом, в отличие от снаряжения клуба Святого Иуды – многократно залатанного, заштопанного и с растянутой во многих местах тканью.

– Надо же, – сказал Банни, – а я и не знал, что ты фанат хёрлинга в возрастной категории до двенадцати лет, Финтан.

– Я не фанат… при всем уважении. Всего лишь пришел с тобой поговорить.

Банни вновь повернул голову в сторону поля.

– Извините, инспектор, но сейчас я немного занят. Ты не мог позвонить мне заранее?

– Я не сумел отыскать твой номер утром, когда решил тебе звонить.

– Ага. Должно быть, ты его удалил. Мы давно не общались.

– Я был занят, и уж ты-то точно не покрыл себя славой, когда мы виделись в последний раз.

Банни раздраженно махнул рукой.

– Когда этот гребаный лебедь набросился на меня, как… как чертов…

– Забудь, – перебил О’Рурк. – Я здесь не затем, чтобы вспоминать былое. Я еду к руководству, чтобы окончательно согласовать список членов спецгруппы, но детектив-сержант Спейн проинформировал меня, что ты не хочешь в нее входить. Он прав?

– Все верно, – ответил Банни, даже не повернув головы. – Спасибо, но нет… Давайте, парни, поехали! СОБЕРИТЕСЬ!

Когда все поднялись на ноги и собрались, судья приготовился вновь бросить шлитар[38]38
  Шлитар – мяч для игры в хёрлинг.


[Закрыть].

Десси вернулся вразвалку с ведром и волшебной губкой в руках.

– Все отлично, босс, – сказал он, подняв большой палец.

Всего через восемь секунд после того, как мяч опять ввели в игру, он пролетел над перекладиной ворот Святого Иуды, принеся соперникам очко.

– Святая Мария верхом на мопеде!.. Филипп Неллис, ты когда начнешь бросаться на мяч? Нет боли – нет результата, сынок. Остальные держите позиции! Так мяч хотя бы случайно попадет в кого-нибудь и не долетит до ворот.

– Босс, – сказал Десси, – мяч улетел на дорогу.

– Вот блин! Может, сходишь принесешь?

Десси вздохнул.

– Уже иду, босс.

– Молодчик.

Банни достал из спортивной сумки у своих ног другой шлитар и швырнул его на поле.

– Аккуратнее с ним. Он у нас последний.

– Банни, – сказал О’Рурк, – я жду ответа.

Банни бросил на О’Рурка короткий, но явно раздраженный взгляд.

– Я уже ответил.

– Мне нужно объяснение.

– Черт возьми, Финтан, неужели это не может подождать?

– Нет. У меня встреча с комиссаром через сорок минут.

– Все просто: я не хочу быть в опергруппе. По той же самой причине, по которой ты хочешь меня туда втянуть. Ты знаешь, что нас с Доналом Картером связывает одна история.

– Знаю. Квартал Кланавейл был одним из твоих первых мест службы в Дублине, правильно?

– Наверняка ты и так знаешь ответ. А теперь – если ты не против – я, вообще-то, тренер на игре. ВПЕРЕД, ПАРНИ, ПРОДОЛЖАЙТЕ В ТОМ ЖЕ ДУХЕ!

– Ради бога, Банни, удели минуту своего времени, прошу тебя. Ты ведь все равно проигрываешь матч.

Банни развернулся так быстро, что О’Рурк отступил на шаг.

– Ты что, черт возьми, несешь? Мы впереди на шесть очков.

Несмотря на полное отсутствие интереса, О’Рурк не смог скрыть удивления:

– Серьезно?

Вратарь клуба Святого Иуды Дэйви Райан подхватил мяч, чтобы возобновить игру, и, вложив все силы в бросок, отправил его по дуге в центр поля. Именно тогда невысокий ребенок, который, как заметил О’Рурк, до сего момента вообще ничего не делал, легко отбил мяч в землю перед собой, заставив двух противников метнуться не в ту сторону. Затем он в одиночку провел мяч через половину поля. Шлитар лежал на его хёрле будто приклеенный, когда он ловко обходил трех защитников. Затем он остановился, отступил на шаг и одним плавным движением отправил мяч с расстояния тридцати ярдов в пространство над перекладиной ворот команды соперников[39]39
  По правилам игры в хёрлинг, мяч, пролетевший в ворота выше поперечной штанги, приносит одно очко. Мяч, попавший в нижнюю часть ворот, считается голом и оценивается в три балла. Счет очков и голов в хёрлинге идет отдельно по принципу «число голов – сумма очков».


[Закрыть].

Раздались спонтанные аплодисменты – причем, как заметил О’Рурк, аплодировали даже некоторые родители, болевшие за противоположную команду.

– Красивая игра, Поли Малкроун, просто великолепная! Продолжай в том же духе, сынок. Остальные берите пример с Поли.

– Ух ты, – произнес О’Рурк.

– Лучший ударный нападающий, которого ты когда-либо видел. Настоящий самородок. Теперь мы поборемся за округ.

Затем в игре наступил перерыв, поскольку Десси до сих пор не вернулся с улетевшим мячом, а второй скатился в высокую траву в конце поля. Вратарь соперников и судья возглавили поисковую группу. Остальные игроки обеих команд восприняли паузу как сигнал к тому, чтобы посидеть, поболтать или поиграть на нервах родителей.

Банни повернулся к О’Рурку и посмотрел ему прямо в глаза.

– Томми Картер наверняка мог превратиться в первосортную гадюку, и я надеюсь, что вы изловите его так же, как и всю его команду, но отец Томми – хороший человек, и я не хочу оказаться в двусмысленной ситуации. – Банни придвинулся ближе и ткнул пальцем в грудь О’Рурка. – Я знаю, зачем тебе нужен, Финтан. Когда толпа подонков решила поджечь дом Картера, именно я вошел внутрь и вытащил его детей. Но я сделал то же, что сделал бы ты или любой другой полицейский. Так что давай не будем превращать обычный поступок в нечто особенное.

– Но спас детей ты, – ответил Финтан. – Мы могли бы это использовать.

– Не интересует.

– Мне нужно выбить из колеи Томми Картера, так что да – я буду задействовать все возможные рычаги.

– Последнее, что я слыхал о Донале Картере, – сказал Банни, – это то, что он серьезно болен. Почки или типа того. Ты хочешь взять его сына? Прекрасно. Но Донал – порядочный человек. Все, что он хотел, – избавить свой квартал от наркотиков, и ему это удалось. Если бы мы лучше справлялись со своей работой, ему бы вообще не пришлось никуда влезать.

Банни повернулся обратно к полю. О’Рурк ухватил его за руку и развернул к себе.

– Господи, до чего же ты упрямая сволочь, Макгэрри. Ладно. Так и быть. Поделюсь с тобой информацией, о которой не знает никто, кроме меня, комиссара, О’Шэя и Каннингем. Нельзя допустить, чтобы Картер что-нибудь заподозрил. Я верю, что ты никому не расскажешь.

Банни пристально посмотрел на О’Рурка и кивнул.

О’Рурк еще более понизил голос:

– Причина, по которой мы плотно занялись Томми Картером, заключается в следующем: у нас имеются довольно веские основания полагать, что он собирается сменить род занятий. Он заключил сделку. Нам неизвестно, где это будет и когда, но мы знаем, что он ждет поставку крупной партии кокаина.

– Чушь собачья.

– Увы, не чушь. Я могу показать тебе переписку с американским Управлением по борьбе с наркотиками. Очевидно, кто-то из его приятелей – бывших армейских рейнджеров – знаком с кем-то из бывших спецназовцев в Штатах, которые мутят там бизнес. Томми далеко не его отец, который, как ты знаешь сам, сильно болеет. На самом деле врачи дают ему не более двух месяцев, если не сумеют найти донорскую почку, но на это надежды совсем мало. И как только он умрет, Томми станет на все плевать. Он собирается наводнить Дублин дешевым кокаином и развязать такую охеренную нарковойну, какой мы еще никогда не видели.

– Но… – проговорил и запнулся Банни, явно пытаясь собрать услышанное воедино, – после всего, через что они прошли?

– Именно так, – кивнул О’Рурк. – Возможно, ты вытащил юного Томми и его сестру из огня, но Томми не забыл и не простил тех, кто это устроил. Его отец был против наркотиков в целом, но Томми только против пары конкретных наркодилеров – тех, кто хотел его поджарить.

– Но…

С дальнего конца поля донесся победный крик, и девочка лет восьми высоко подняла руку с найденным мячом.

Банни развернулся к полю.

– Так, парни, смотрите в оба и продолжайте в том же духе.

Соперники ввели мяч в игру.

– ЛАРРИ ДОДДС, вынь палец из носа и следи за игрой!

Десси вновь появился рядом с Банни со вторым мячом в руке.

– Он не разбирается в нюансах игры, босс.

– Ты прав, Десси, абсолютно прав.

– Банни, – сказал О’Рурк, – ты собираешься и дальше игнорировать то, что я сказал?

Мяч улетел в дальнюю сторону поля, где его перехватил юный Малкроун, который тут же получил клюшкой по ногам.

– СУДЬЯ!

Разразилась рукопашная схватка в исполнении двенадцатилетних детей, полная толчков и пиханий, во время которой судья чуть не довел себя до инфаркта, пытаясь их утихомирить.

– Так, – произнес Банни, – пора воспользоваться скамейкой запасных.

Десси кивнул, взял свой шлем и принялся его надевать.

– Замени Деса. Я хочу, чтобы ты вывел из игры их двенадцатый номер.

Десси кивнул.

– Он больше тебя, выше и быстрее, но у тебя есть то, чего нет у него.

Щекастое лицо Десси просияло.

– Вы правы, босс.

Он вынул из кармана спортивной формы нечто похожее на самодельный кастет.

– Это что еще за хрень, Десси? – изумился Банни, отобрав у него кастет. – Это абсолютно незаконно.

– Не согласен, босс. В школе я специально просмотрел правила игры в хёрлинг. Там нет ни слова про кастет.

– Чего?! Слушай, – Банни помахал кастетом перед его лицом, – это незаконно по всей стране, не говоря уже о спорте. Что я тебе говорил о твоих инициативах?

– Знаете, в чем ваша проблема, босс? – сказал Десси, поднимая хёрл[40]40
  Хёрл – клюшка для игры в хёрлинг.


[Закрыть]. – Вы не разбираетесь в нюансах игры.

Банни и О’Рурк молча посмотрели вслед Десси, выбежавшему на поле.

– Какой интересный мальчик, – заметил О’Рурк.

– Ну, он хороший, в глубине души. Просто немного… увлекается, вот и все.

– Ага, – ответил О’Рурк. – Как думаешь, что станет с ним и всеми этими парнями, растущими в городе, который вот-вот накроет волна дешевых наркотиков?

Банни искоса взглянул на О’Рурка.

– Полагаю, ты не терял мой номер, Финтан. Думаю, ты заехал сюда специально, чтобы поговорить со мной именно здесь.

О’Рурк пожал плечами.

– Как я уже сказал, я задействую все возможные рычаги.