Текст книги "Лабиринты любви"

Вполне возможно, она уже знает, кто он такой и зачем работает у нее. Сложная штука жизнь! Приходится собирать компромат на женщину, которую он страстно желает. Пути Господни неисповедимы! Но все-таки что она делает в ПИА?

Хант еще раз внимательно осмотрел спальню. Знать бы, где ее дневник? С его содержанием он уже познакомился. Однако не мешало бы взглянуть на оригинал!

Помимо почерка Ханта интересовали ее последние записи, которые могли появиться после их знакомства. Интересно, нашлось ли в ее фантазиях место для него?

Он подошел к комоду, выдвинул верхний ящик. Сразу бросились в глаза ее очки в уродливой черной оправе. Он надел их и усмехнулся.

Все правильно! Обычные стекла, никаких диоптрий… Надень такие очки, и никто тебя не узнает!

Помимо очков в ящике лежали шпильки, заколки, броши, какие-то золотые украшения, а также маникюрные принадлежности. Он выдвинул следующий ящик.

– Ну и ну! Очень, очень хорошо, милая графинюшка!

Прочитав ее дневник, Хант в своих мечтах называл ее именно так. Изысканное нижнее белье – штанишки из натурального шелка, кружевные лифчики, ночные сорочки – вызвало в нем необыкновенную нежность.

Вывалив содержимое ящика на кровать, он обнаружил то, что искал.

Вот он, ее дневник!

Хант устроился поудобнее в кресле возле окна и начал читать те страницы, которых не было в копии. Вдруг он напрягся и весь превратился в слух. Дверь? Нет. Все нормально. Он с облегчением перевел дыхание. Что-то воображение у него чересчур разыгралось. Ну и что там в дневнике?

«Она никогда никого не хотела так, как его», – сразу бросилось ему в глаза. Весьма многообещающе! Кого это «его»? Может, речь о нем?

С надеждой он погрузился в чтение страниц дневника, заполненных совсем недавно.

«После ужина граф показал ей свой замок. Сначала они шли по длинному коридору, который привел их к двери, задрапированной портьерами из гобеленовой ткани с замысловатым узором в бордовых тонах.

За дверью оказалась роскошная гостиная. Она не смогла сдержать возглас восхищения. Стены комнаты были декорированы гобеленом, затканным цветами, листьями, дикими зверями и рыцарями в доспехах. Невозможно передать всю палитру красок, какую использовали мастера! Любой из известных человечеству языков просто оказался бы недостаточно богат…

Хрусталь и бронза, позолота и лепнина, канделябры из баккара – наиболее ценного сорта хрусталя, в котором преломлялись неведомо откуда проникавшие сюда солнечные лучи, диваны с множеством подушек вокруг мраморного камина, персидские ковры, бесчисленные бюро и столики с изящными дорогими безделушками – все это великолепие поражало. Раздался бой каминных курантов.

Граф улыбнулся и, взяв Диану под руку, проводил ее до дверей спальни.

– Спокойной ночи, графиня! – склонил он голову. Диана посмотрела на него с недоумением.

– Граф? – произнесла она с вопросительной интонацией.

В тишине замка с его переходами и коридорами ее тихий голос прозвучал довольно громко.

– Пора спать, моя дорогая!

– Граф, не засну я без вашей любви, – прошептала она в ответ, поборов робость.

Хотите, чтобы я вас любил, моя дорогая? Вы это имеете в виду?

– Да… О да, граф! – Порывисто прильнув к его груди, она взглянула на него глазами, умоляющими о любви.

Не сказав больше ни слова, граф подхватил ее на руки и вместе со своей драгоценной ношей переступил порог.

В спальне горели свечи. Графиню била дрожь. Она предвкушала неземное блаженство от плотской любви и откровенных ласк, которыми они станут одаривать друг друга этой ночью.

Покрывая поцелуями лакомые прелести ее роскошного тела, он смаковал. Вдыхая сладостный аромат ее кожи, он трепетал. Прелестная теплота, шедшая от обнажавшегося женского тела, наполняла его физическим восторгом. Но вот Диана предстала перед ним полностью обнаженной, и графу показалось, будто в комнату вошла какая-то грозная сила. С ним сделалось что-то странное. Желание наполнило его острым физическим восторгом, которое мгновенно сменилось животной необходимостью доказать ей, как она прекрасна.

А в ней как будто жило два существа: одно томилось от стыдливости, другое принимало сознательно возбуждающие позы – одну красивее и гибче другой.

– Любимый… пожалуйста… – раздался в тишине спальни то ли шепот, то ли всхлип.

Граф припал губами к ее груди – нежной, бело-розовой, с упругими закруглениями, похожую на грозди неведомого прекрасного плода.

Он любил ее…

За окном сияла лунная ночь. Весь мир со всеми его красками, звуками и запахами куда-то вдруг исчез, и перед ним осталась одна она.

Они долго ласкались и наконец вместе достигли кульминации.

Быстрее, глубже, жарче…

Дыхание рвалось. Она билась, стонала, а граф был счастлив. Когда она затихла, граф положил свою голову ей на живот».

Вздохнув, Ник Хант вернулся к реальности.

Кэтрин его хочет. Нет никаких сомнений на этот счет, поскольку тому масса доказательств.

Во-первых, порывистый почерк… Он выдает импульсивность ее мысли в момент, когда она писала. Она ничего не придумывает… У нее в подкорке все это закреплено довольно прочно.

Во-вторых, великое множество деталей. Подробное описание интерьера в замке напоминает любовную прелюдию. Кульминация как бы отодвигается, зато воображение работает более утонченно. Причем скорее интуитивно, чем логически.

Хант пришел к выводу, что, несмотря на влечение, которое Кэтрин к нему испытывает, она старается свести до минимума общение с ним. Что натолкнуло его на эту мысль, ему самому было непонятно, но что-то, несомненно, было. Вот еще один момент для тщательного анализа.

В то время как Хант обдумывал все это, он с трудом преодолевал нарастающее возбуждение. С величайшим усилием заставил он себя направить внимание на изучение почерка Кэтрин.

А почерк, между прочим, наводил на размышления. Он был неровным. Прежде всего… В начертании букв присутствовала весьма важная закономерность. Все буквы были разной высоты даже в одном слове, что, как известно, отражает свойства и психическое состояние пишущего.

Хант еще раз исследовал почерк Кэтрин – вернее, произвел сравнительный анализ написанного в разное время – и убедился, что Кэтрин страдает хронической сексуальной неудовлетворенностью.

Вот это номер! Теперь понятно, почему его к ней так тянет. Она бомба с часовым механизмом… Настанет час «х», и она ка-а-а-к жахнет!..

Ну а то, что в некоторых местах буквы словно толкают друг друга, а слова вылезают за поля, будто не хватает бумаги, – явный признак того, что пишущий, во-первых, большой мечтатель, а во-вторых, крепко связан со своим подсознанием.

Странная манера письма! Особенно при описании поступков графа либо его харизмы. Какой-то ускользающий персонаж, не обладающий запоминающейся внешностью. Кто является прообразом столь таинственного героя?

Дневник Кэтрин внушал Ханту подозрение, однако его внутренний голос, преодолевая сопротивление разума, робко, но достаточно аргументированно предпринимал попытки оправдать Кэтрин, найти доводы в пользу ее невиновности.

Может быть, она всего лишь неопытный дилетант, попавшийся на чью-то удочку? И теперь пытается, но не в состоянии выбраться из омута, в который ее угораздило попасть!

Вариантов, конечно, много… И разных! Но если в этом дневнике что-то закодировано, то разгадать, что именно, практически невозможно.

Тут двух мнений быть не может!..

Было уже около пяти часов. Кэтрин с минуты на минуту должна вернуться домой. Пора уходить, но ему безумно хотелось остаться.

Он лежал в ее постели, читал «Лабиринты любви» и сопереживал героям, сжигаемым страстями.

Кто они? Женаты? Хорошо ли друг друга знают? Все эти вопросы, бесспорно, представляют интерес. Знать бы ответы! Тогда можно понять, почему Кэтрин лжет.

Ник Хант сунул дневник на дно ящика, сверху положил нижнее белье. Кажется, все было так! Поправив постель, которую изрядно помял, он напоследок еще раз окинул взглядом комнату и вдруг увидел каблук, торчащий из-под кровати. Серебристая туфелька!.. На губах Ханта появилась заговорщицкая ухмылка.

– А графиня-то вполне может быть и Золушкой! – произнес он вполголоса. – Неужели Принц не заслужил сувенир на память о прекрасной незнакомке?

Он поднял туфельку и положил к себе в сумку.

Занятное будет у Золушки выражение лица, когда она обнаружит пропажу!

Ник Хант покинул квартиру Кэтрин в пять с четвертью.

Охранная система не потребовала на этот раз много времени. Во избежание встречи с хозяйкой он воспользовался запасным выходом и помчался домой, весьма довольный собой и добытой информацией.

4

Что-то было не так. Кэтрин поняла это сразу, как только вошла в спальню. Она нахмурилась, но раздался телефонный звонок, и пришлось отвлечься от тревожных мыслей.

– Кэтрин, милая, привет! – раздался в трубке голос Сары Рэндом, ее редактора. – У меня для тебя замечательные новости. Это как раз насчет последних штрихов к твоему дневнику.

– Сара… – прервала ее Кэтрин, – пожалуйста, не обижайся, но я не хотела бы сейчас вносить поправки. Я собираюсь доделать все до конца, поскольку у меня в голове целый ворох идей.

– Без проблем! Пусть будет, как ты хочешь, я тебе полностью доверяю. Уже ясно, что правки почти не будет, так что вполне можешь сначала закончить работу, а потом я немножечко причешу твой шедевр. Кстати, Кэтрин, мне безумно понравилась сцена с зеркалами, она идеальна, просто изумительна! Как только тебе такое удается? Это просто уму непостижимо!

– Смотри не перехвали меня! – рассмеялась Кэтрин.

– А ты, моя дорогая, не скромничай! Всем кругом понятно, что когда твоя книга выйдет, то Нэнси Холлидей сразу выпадет в осадок. Ей-Богу, ты заткнешь за пояс эту курицу!

Манера Сары разговаривать всегда веселила ее коллег. Вот и Кэтрин, слушая ее монолог, не могла удержаться от хохота.

– Мир велик, не думаю, что нам с ней может быть тесно!

– Только не вздумай это сказать своей маме.

– Ни в коем случае! Здесь я с тобой полностью согласна. Она мой самый ярый поклонник.

Однажды мать Кэтрин совершенно случайно обнаружила дневник дочери в арендованной машине, на которой та прикатила в гости к родителям на ферму.

Мать прочла его и пришла в восторг. Она сразу заявила, что, если издать этот дневник, он станет замечательным подарком любой женщине. Такая книга – это же женская библия!

Сказано – сделано… Недолго думая и втайне от дочери, она послала дневник агенту, который и связался с Сарой.

– Женщина должна уметь раскрыться, и твоя книга этому поможет.

– Сара, ну ты просто как моя мама. Ей-то это простительно – материнские чувства и все такое, но ты…

– А я, милая моя, профессионал. И как профессионал могу сказать, что ты недооцениваешь свою мать. Она молодчина, поскольку разглядела в твоем дневнике самый настоящий бестселлер. Скажи, она участвовала в движении начала шестидесятых?

– Да! Ее даже арестовывали пару раз. А знаешь, – Кэтрин поняла, что разговор предстоит долгий, поэтому сбросила туфли и поудобнее устроилась на кровати, – она и с моим отцом познакомилась в полицейском участке.

– А что твой отец там делал? – удивилась Сара.

– Не пугайся, – рассмеялась Кэтрин, – он не преступник, просто проходил свидетелем по одному делу.

– Скажи, дорогая, а каково это иметь мать – борца за равноправие женщин и свободную любовь!

– За свободную любовь? – Кэтрин покачала головой. – Она очень счастлива в браке с папой. Вместе они уже тридцать два года. И я знаю, что они до сих пор любят друг друга.

На секунду в трубке повисла тишина.

– Ты хочешь сказать, что либеральные взгляды твоей матери всего лишь красивые слова, пустая болтовня?

– Конечно. Но прошу тебя, не распространяйся об этом. Мамуля не переживет огласки.

Неожиданно взгляд Кэтрин упал на стоящее в углу кресло. Она нахмурилась. Да… Опять это непонятное ощущение. Шестое чувство подсказывало, что в квартире что-то не так. Когда она почувствовала неладное?

Кэтрин прокрутила в голове свое возвращение домой и вспомнила, что, как только она вошла и включила в прихожей свет, ее сразу что-то насторожило.

Показалось, будто Ник был у нее дома. Почему у нее возникло такое чувство, она понять не могла. После бурной сцены у нее в кабинете они больше не общались. Свое согласие встретиться с ним наедине она забрала обратно.

– Кэтрин, ты где? – По интонации было понятно, что Сара уже не в первый раз произносит ее имя. – Кэтрин, ау?

– Да, Сара, да…

– Ты меня не слушаешь?

– Нет, что ты! Я слушаю тебя, – начала оправдываться Кэтрин, – просто на меня сегодня столько всего навалилось, что я никак в себя не приду.

– Дорогая, какие еще могут быть у тебя дела? – искренне удивилась Сара. – Все свое внимание ты должна сейчас уделять дневнику, волновать тебя должны только твои буйные фантазии и ничего больше, слышишь?

– Сара, не волнуйся, я все успею…

– Ты, моя дорогая, будешь смеяться, но самого главного я тебе так и не сказала. Книгу мы будем издавать не в феврале, а в декабре. И тогда она разойдется в одно мгновение – праздники все же!

– Неужели уже в декабре? – Кэтрин впала в панику.

– Да, дорогая, теперь понимаешь, почему я тебя подгоняю? – И не дождавшись ответа, что частенько с ней бывало, продолжила: – У меня есть еще один вопрос к тебе. Ты будешь брать псевдоним?

– Да, но я пока не придумала какой. Может быть, просто Кэтрин?

– Просто, но со вкусом, – одобрила Сара. – Но все-таки я советую тебе еще подумать над этим. – Вот теперь, похоже, действительно все. Я позвоню тебе на следующей неделе, узнаю, как продвигаются дела. Целую, моя дорогая. Пока.

– Пока, Сара. – Кэтрин положила трубку.

Как здорово, если то, что сказала Сара, правда! Получу за свой дневник деньги, покончу со всей этой опостылевшей жизнью, вернусь к родителям, заведу любовника и стану жить как все нормальные люди! – размышляла Кэтрин. Это было именно то, о чем она время от времени мечтала последнее время.

Но о Нике она думала постоянно. Вот и сейчас Кэтрин вернулась к мыслям о нем.

Она представила его, больного, в постели, то и дело переключающего телевизионные каналы. Может, стоит навестить его? Просто как друга.

Конечно, он в какой-то мере мешает ее работе в ПИА, но, с другой стороны, она перестала подозревать его в слежке за ней и успела даже проникнуться к нему доверием.

Не исключено, что, когда она вырвется из своего агентства, они станут хорошими друзьями.

Кэтрин в задумчивости теребила телефонный провод, то и дело наматывая его себе на палец.

Ладно, решено. Пора прекратить сторониться друг друга! Ведут себя словно дети. Просто надо помнить, что разумнее всего – приятельские отношения. Сама сожгла мосты, так почему бы первой и не начать их возводить заново? Кэтрин достала курицу из стоящего в прихожей пакета. Птица уже начала таять, и на полу образовалась лужица. Бульон будет вариться час, прикидывала она. За это время можно написать еще пару страниц.

Но, вместо того чтобы работать, весь следующий час она думала о том, что надеть. После того как Кэтрин поставила вариться бульон, она прошла в спальню и открыла дверцу шкафа.

И тут ею снова овладело странное чувство, ей опять показалось, что Ник был в ее квартире и даже заглядывал в шкаф.

Похоже, у меня паранойя, подумала она. А вот надеть нечего! Костюмы с юбками, брючные, знаменитое вечернее платье… Не густо! Ей вдруг безумно захотелось втиснуться в обычные джинсы и напялить какой-нибудь стильный свитерок.

Не идти же к Нику в том, в чем она, его босс, обычно приходит на работу!

Кэтрин сама себе удивлялась: неужели это она? До знакомства с Ником о тряпках и не думала даже. Дьявольское наваждение какое-то!

Хотя Кэтрин и понимала всю нелепость происходящего, терзаться меньше она не стала.

Спустя полчаса она в очередной раз убедилась, что все гениальное просто. Если хочешь себе другую одежду, купи ее.

Проблемой оказалось стремительно летящее время, но если постараться, можно успеть.

Пока бульон доваривался, Кэтрин сняла с ногтей старый лак, нанесла новый, обновила макияж, привела в порядок прическу.

Затем перелила бульон в термос и помчалась в ближайший универмаг.

Пропажу серебристой туфельки она так и не обнаружила.

Выбор в магазине был не особенно богатым, но Кэтрин сразу увидела в отделе готового платья требуемое. Джинсы ей подошли со второй примерки, а свитер будто только ее и дожидался. Словом, на посещение магазина ушло не более пятнадцати минут.

Довольная собой, Кэтрин схватила такси и поехала к Ханту. С каждой минутой сердце ее, переполненное счастьем, но слегка испуганное, билось все сильнее и сильнее.

Ник Хант открыл дверь и не поверил своим глазам.

– Кэтрин? – Он постарался придать своему голосу олимпийское спокойствие, которого на самом деле не было и в помине. – Наверное, ты пришла помочь мне справиться с Хьюджем.

– Наверное, – в тон ему ответила Кэтрин. – Я обожаю это слово.

Ник с трудом приходил в себя. С ума сойти! К нему пожаловала сама Кэтрин Робинсон, или как там ее?

Но ошеломлен он был не только ее визитом, но и ее туалетом. Кино, Голливуд!.. Джинсы, обтягивающие стройные бедра, тонкий свитер, выгодно подчеркивающий высокую грудь…

Хант был готов дать голову на отсечение, что этого наряда у нее утром не было. Он отлично помнил содержимое ее шкафа. Да там и помнить-то нечего! Серый официоз…

Выходит, она принарядилась специально для него? Ник Хант был польщен.

– Я что, так и буду стоять на пороге? – не удержалась Кэтрин от шпильки.

– Ой, извини! – засуетился Ник. – Проходи… Пожалуйста, ничего не подумай. Просто я немного удивлен, что ты пришла, – зачастил он. – Но я этому, поверь, очень рад.

Небольшой дом Ханта был обставлен со вкусом, но после беглого осмотра стало ясно, что здесь живет холостяк.

На Нике были только шорты, и то мокрые. Не слишком подходящая экипировка для больного, отметила Кэтрин.

– Сегодня прохладно, – сказала она.

– Удивлена моим внешним видом? – улыбнулся он.

– Есть немножко, – Кэтрин постаралась ответить как можно беспечнее.

– Понимаешь, никак не могу справиться с Хьюджем. Надумал вымыть эту псину, а он, по всей видимости, этого не хотел. Вот я промаялся с ним около часа и вымок до нитки.

– Ах вон оно что! Теперь понятно, – сказала Кэтрин с сочувствующей интонацией в голосе.

– Не спеши с выводами, лучше послушай дальше. Все, что я рассказал, еще полбеды. – Ник жестом предложил Кэтрин пройти в гостиную и по дороге продолжал свой рассказ: – Так вот, после всех моих стараний Хьюдж назло мне удрал во двор и извалялся в грязи! И сейчас он там, и я никак не могу загнать его обратно!

– Понятно, – протянула Кэтрин и вручила Нику термос с бульоном. – Это для тебя… – Кэтрин возблагодарила судьбу за то, что в гостиной полумрак, так что Ник не заметил румянца, мгновенно опалившего лицо. – Я подумала, тебе будет полезно выпить горячего бульона.

– Спасибо, весьма тронут… – Хант придал лицу скорбное выражение.

Замечательно! Все сходится… Новый прикид, бульон в качестве идиотского предлога, хотя яснее ясного, милая графинюшка, что ты пожаловала с визитом по иной причине, подумал он, прижимая термос к груди с величайшей осторожностью, будто это хрустальная ваза.

– Не стоит благодарности, – сказала Кэтрин. – Так поступил бы любой на моем месте. – Поняв, что, оправдываясь перед ним, выглядит глупо, она решительно добавила: – И, пожалуйста, Ник, не воспринимай этот бульон как знак моего особого к тебе внимания.

– Я и не думал! – не моргнув глазом соврал Хант все с той же скорбной миной на лице.

Возникла неловкая пауза. Они стояли друг против друга.

Хант отвинтил крышку, отхлебнул бульон через горловину.

– Слушай, вкусно!

– Я рада, – ответила Кэтрин.

Но дальше разговор не клеился. Помолчали…

– Значит, у тебя проблема с Хьюджем? Давай сделаем так. Ты отнесешь бульон на кухню, а я пока постараюсь найти с ним общий язык.

– Рискни! – кивнул Ник. – Но будь осторожна, он хоть и добрый, но дурной. Укусить не укусит, но неприятности могут быть. – Он открыл Кэтрин дверь на внутренний дворик, а сам пошел в кухню.

Когда он вернулся, то застал комичную картину. На земле лежала Кэтрин и тщетно пыталась увернуться от пса, который облизывал ее, придавив всем своим мощным телом. Хант покатился со смеху.

– Ник, черт побери, уймись! – крикнула Кэтрин злым голосом. – Убери собаку!

– Хьюдж, ко мне! – гаркнул Ник.

Но пес даже ухом не повел. Кэтрин не двигалась, сообразив, что Хьюдж, пожалуй, решил, что у них игра такая – она приподнимается, он ее опрокидывает.

– Хьюдж, я сказал, ко мне! – произнес Ник грозным голосом.

Никакой реакции!

Тогда он подошел к псу и попытался оттащить его за ошейник, но Хьюдж огрызнулся и зарычал, а Кэтрин всхлипнула.

– Ник, – в панике прошептала она, не в силах говорить громче, – лучше пусть уж он меня облизывает, а то ведь и сожрать может! Придумай что-нибудь…

– Я сейчас…

Ник побежал в дом и через пару секунд вернулся с куском парной вырезки.

– Хьюдж, держи!

На этот раз пес отреагировал. Он медленно поднял голову, посмотрел на своего хозяина, на кусок мяса у того в руке, потом на Кэтрин. Пару раз облизнул ее щеки и не торопясь направился к Ханту. Однако в планы Ника совсем не входило делиться с Хьюджем отменной вырезкой.

– И ты, сукин сын, после всего что сегодня натворил, думаешь, будто я отдам тебе этот кусман? – Пес, сама невинность, посмотрел на него своими черными кроткими глазами. – И не надейся! – сказал Ник и зашагал к двери.

– Ник, стой! – крикнула Кэтрин отчаянным голосом.

Он обернулся и обомлел. Кэтрин вся в грязи стояла спиной к забору, вытянув руки перед собой, а Хьюдж медленно, с чувством собственного достоинства шел к ней, помахивая хвостом. Не дают мяса – и ладно! Поиграю с этой милой леди…

– Хьюдж, ко мне! – позвал Ник, но пес даже не обернулся. – Хьюдж, я пошутил. – Хант направился к нему. – Забирай свое мясо! – Собака наконец пошла к хозяину. – На, шантажист, жри! – Ник кинул псу вырезку и бросился к Кэтрин.

Ну и вид у нее был! Лицо в грязных мокрых подтеках, тушь размазана, но все же она была чертовски привлекательна. Глаза сияли, на губах играла улыбка.

– У тебя ласковый песик! Я бы сказала, даже слишком…

Он опасался, что сейчас она сама спустит на него всех собак, а вышло все наоборот.

– Может, есть желание заняться воспитанием моей собачары, а? Общий язык, я смотрю, вы уже нашли… – Хант вопросительно посмотрел на Кэтрин.

– Воспитание Хьюджу, конечно, не повредит… А почему бы и нет?

– Платить буду немного, но зато регулярно.

– Договорились.

Весело смеясь, они пожали друг другу руки.

Хьюдж уже разделался с мясом и подошел к ним, сладко облизываясь.

– Проголодался я, пока этот монстр уминал наш ужин. – Ник потрепал Хьюджа по холке. – А ты?

– И я! Правда, у меня появилось еще одно желание.

– Какое? – Ник лукаво улыбнулся.

Кэтрин рассмеялась.

– Нет-нет, не подумай ничего такого! Не найдется ли у тебя чего-нибудь, во что мне можно переодеться? Как-то не очень уютно в грязной и мокрой одежде.

– Нет проблем! Всегда пожалуйста! Я джинн, который счастлив выполнить любое твое желание. Не стесняйся, проси у меня все, что угодно…

– Перестань! – прервала его Кэтрин. – Ты что, надумал меня заморозить?

Ник до сих пор был в одних шортах, но ему холодно не было. Кэтрин своим присутствием скрасила ему этот вечер. Она – то солнце, которое и светит и греет…

– Да, моя гр… госпожа. – Ник чуть было не сказал «графинюшка», но вовремя спохватился.

Они пошли в дом. Хьюджа Ник не стал звать. Пусть скучает один!

Пока Кэтрин переодевалась в джинсы и свитер Ника, у нее было время подумать.

Что-то не очень похоже, будто Ник болен. Если отпросился с работы, стало быть, должен лежать в постели, то есть болеть по всем правилам. А он? Полуголый, в мокрых шортах гоняется за собакой…

Когда она вышла в гостиную, он одобрил ее внешний вид.

– Можешь пользоваться моим гардеробом как своим! – засмеялся Ник.

– Слушай, я была уверена, что ты болен, но теперь вижу, что это совсем не так. Ты просто решил взять себе выходной. Я права?

Ник всплеснул руками. Ну разве так можно? Недоверие оскорбляет…

Он был болен, но успел вылечиться. В конце концов, для чего-то ведь существуют лекарства! Хант приводил какие-то доводы в свое оправдание, а сам лихорадочно пытался найти ответ на вопрос, почему она пришла.

Очевидно, для установления мира между ними, но зачем он ей понадобился? Это уже другой вопрос. Ник тешил себя мыслью, что причиной визита стал ее интерес к нему. Хорошо бы, если бы дело обстояло именно так…

А вдруг Кэтрин что-то заподозрила и пришла с целью подтвердить либо опровергнуть свои догадки.

Язык у Ханта был хорошо подвешен, поэтому он особо не напрягался по поводу того, о чем говорил. Мысли текли параллельно словам и совершенно не влияли на убедительность его рассказа о своем «чудо-выздоровлении».

Ник взглянул на Кэтрин. Верит ли она в то, что он говорит? А если она искусно притворяется? Он почувствовал легкое раздражение. Неопределенность в их отношениях его нервировала. Когда Ник это осознал, раздражение усилилось.

Он в очередной раз получил подтверждение того, что увлекся Кэтрин сильнее, чем следовало бы, сильнее, чем он обычно себе позволял. Никогда прежде сложностей с женщинами у Ханта не возникало, поскольку он умело маневрировал.

– Бульон будешь? – буркнул Хант.

Она кивнула, и он отправился в кухню.

Перемена в его настроении от Кэтрин не укрылась. Она решила ни о чем его не спрашивать, а просто посмотреть, что будет дальше.

А дальше Ник принес им по кружке горячего бульона с хлебом, включил телевизор, и они в полной тишине прослушали блок новостей. Им было нечего сказать друг другу, и напряжение возрастало с каждой минутой.

– Ник, почему бы тебе не отдать Хьюджа в специальную школу для собак? Он совсем тебя не слушает!

Хант оценил ее попытку разрядить обстановку, но вместо того чтобы расслабиться, набычился.

– Спасибо за совет! Без тебя я бы совсем пропал, – бросил он с вызовом в голосе.

Кэтрин предприняла еще одну попытку разрядить грозовую атмосферу:

– Ты меня не понял. Я просто удивлена, почему ты до сих пор этого не сделал.

Ник молчал. Сидел, тупо уставясь в экран телевизора. Кэтрин встала с дивана и направилась к двери, ведущей во двор.

– Хьюдж, ко мне! – позвала она собаку. Через несколько мгновений в дверном проеме показалась чумазая морда Хьюджа.

– Хьюдж, мыться! – Кэтрин взяла собаку за ошейник, и они ушли.

Ник молча следил за происходящим, но потом не выдержал и пошел за ними.

Он был немало удивлен повиновением своего питомца. Что это с псом? Неужели ей удастся еще и искупать его?

Пес вел себя примерно. Сразу залез в ванну и спокойно стоял все время, пока Кэтрин его мыла. Ник в это время оставался безмолвным зрителем, но зато, когда Хьюдж, чистый и ароматный, выскочил из ванны, он разразился бурными аплодисментами.

Ну разве можно на нее сердиться? Конечно нет. Ник винил во всем самого себя. Нелюбезный он какой-то сегодня с ней!

– Ник, у тебя замечательный пес! – сказала Кэтрин, довольная произведенным фурором. – Если не возражаешь, я с превеликим удовольствием возьмусь за его воспитание… за умеренную плату.

Ник смотрел на Кэтрин, и в его взгляде она без труда прочла: «Я тебя хочу». Он взял полотенце, подошел к Кэтрин и вытер ей руки.

А одежду тебе придется опять сменить. Ты вся промокла. – Хант начал стаскивать с нее футболку.

Она не сопротивлялась. Спустя минуту она стояла перед ним лишь в джинсах и лифчике.

– Чтобы ты не чувствовала себя стесненной, я тоже снимаю с себя рубашку. – Он не спеша начал расстегивать пуговицу за пуговицей.

Кэтрин смотрела на него словно завороженная. Неприятные мысли в один миг улетучились, стало казаться, будто во всем мире они одни.

Он и она… Мужчина и женщина, которых непреодолимо влечет друг к другу.

Ник снял с себя рубашку и швырнул ее на пол. Его руки легли на ее обнаженные плечи.

Они были теплыми и нежными, таким же был и взгляд, каким Хант смотрел на Кэтрин.

И вот они уже чувствуют дыхание друг друга. Обоим хочется страстного поцелуя, но они не спешат, наслаждаясь предвкушением чего-то необыкновенного.

И это происходит!..

Когда Ник поцеловал Кэтрин, ей померещилось, будто земля уходит из-под ног. И сразу сердце неистово заколотилось, застучало в висках, и она задержала дыхание.

И вдруг раздался телефонный звонок. Резкий звук прорезал тишину, словно будильник, прервавший их сладкий сон.

Ник не хотел брать трубку, но Кэтрин настояла:

– Подойди к телефону, я подожду тебя. Хант не без сожаления пошел в гостиную.

И каково же было его разочарование, когда оказалось, что ошиблись номером.

Просто не туда попали, дьявол их побери!

Ник вернулся в ванную, а на Кэтрин уже была надета футболка. Несмотря на неистовое желание, накатившее на нее, ей хватило времени образумиться. Она стояла перед зеркалом, проводя щеткой по волосам, и не обернулась, когда он окликнул ее:

– Кэтрин?

Она взглянула на его отражение в зеркале и тихо произнесла:

– Ник, не подумай, будто я избегаю тебя. И голову я тебе не морочу…

– Именно это ты и делаешь! С начала нашего знакомства! – Хант дал волю накопившемуся раздражению.

– Я чувствую себя почему-то скованной, – сказала тихо Кэтрин.

– Не влечет тебя ко мне, вот и все! – возразил Ник.

– Нет, ты не прав! Я хочу тебя. Да и ты давно уже понял, что меня тянет к тебе. Но это не суть важно… Я не могу. – Что еще можно сказать в свое оправдание, она не знала.

Какое-то время Ник пристально смотрел на Кэтрин, ожидая продолжения. А когда понял, что Кэтрин сказала все, что хотела, спокойным и ровным голосом проговорил:

– Все предельно ясно! Тебя ко мне тянет, ты меня хочешь, но слегка нервничаешь при мысли о близости со мной.

Сарказм, прозвучавший в его голосе, ранил Кэтрин. Но она не стала винить Ника. Он прав: ее доводы больше похожи на нелепые отговорки, а правду сказать она не может. Кэтрин молчала, понимая, что сказать ей нечего.

Ник вышел из ванной, закрыв за собой дверь. Через минуту он появился с ее мокрой одеждой.

– Твои джинсы и свитер не успели высохнуть, но тебе в своей одежде будет комфортнее, чем в моей, которая, кстати, тебя сильно толстит, – бросил он, захлопывая дверь.

– Грубиян и хам! – крикнула ему вдогонку Кэтрин.

Он и сам не понял, как у него язык повернулся сказать такое женщине. Но уж очень ему захотелось уколоть ее, рассчитаться за то, что он сейчас чувствует. Его раззадорили, а потом оставили с носом и, похоже, считают полным дураком, раз думают, будто он спокойно проглотит ту лапшу, которую вешают ему на уши.

Кэтрин выбежала из его дома через минуту. Чувствовала она себя прескверно. И опять, как в прошлый раз, она корила себя за то, что пришла к Нику в дом.

На улице было прохладно, мокрая одежда не грела. Все было против нее, даже такси она нашла далеко не сразу. В общем, когда она наконец приехала домой, то испытала неописуемую радость.