Текст книги "Команда Д"

Часть V. Аэропорт

АЭРОПОРТ. Лето 1998 года.

Самолет медленно выкатывался с базовой площадки аэропорта. Вполсилы гудели тягловые моторы, неуклюже покачивались крылья, но двигался самолет уверенно и спокойно. Он проехал всю площадку, развернулся, притормозил и покатился в обход, выбираясь к началу взлетной полосы. Это был обычный «Боинг», принадлежащий немецкой авиакомпании, через два часа он должен коснуться немецкой земли, точнее, берлинского бетона. Вдруг самолет застыл. В этом не было ничего необычного – нормальная предстартовая процедура. Сейчас диспетчеры дадут команду и он устремится вперед, только уже не маневрируя по дорожкам аэропорта, а стремительно набирая скорость всеми ходовыми моторами.

Но диспетчер не давал команды. И тому были причины – по взлетной полосе навстречу самолету стремительно двигался приземистый джип, а с противоположной стороны раздалась очередь – Гриценко определил, что стреляли из старого доброго Калашникова – и показался второй джип. Машины встали по бокам «Боинга», и из распахнувшихся дверей посыпались люди. В тот же миг один из люков «Боинга» раскрылся, и кто-то из выскочивших кинул в образовавшийся проем какой-то предмет, напоминающий небольшой пистолет. И действительно – немедленно внутри самолета раздался приглушенный выстрел и из люка на бетон выпало тело в форменной одежде помощника пилота. Вслед за ним высыпалась, раскатываясь в воздухе, веревочная лестница, и шестеро приехавших – Гриценко отметил, что их было именно шестеро – слаженно и быстро подняли в люк два тюка из джипов и забрались сами. Лестница убралась и люк закрылся. Все происшествие заняло ровно четыре минуты, и к «Боингу» уже подъезжали три патрульных машины внутренней охраны аэропорта «Шереметьево-2».

Неожиданно люк распахнулся снова, и оттуда буквально вышвырнули крупного человека в строгом сером костюме – не смотря на то, что его руки были скованы наручниками, он сумел в воздухе перевернуться и приземлиться на ноги. В следующую секунду он дернулся в сторону, но автоматная очередь из люка распластала его по бетону, мешая брызги крови с искрами бетонной крошки. Через секунду в люке появился человек в плаще. Лица его не было видно, но вся его поза показывала, что его просто выставили насильно в проеме люка: было в позе что-то нелепое – как будто выставили не живого человека, а остекленевшую куклу. Взвод подъехавшей внутренней охраны, успевший рассосредоточиться за своими машинами и джипами прибывших, никак не отреагировал на это – очевидно команды «огонь» они еще не получили – слишком мало прошло времени, чтобы хоть кто-нибудь сумел понять что вообще произошло. Гриценко отметил про себя, что внутренняя охрана сработала оперативно, даже подозрительно оперативно для такого молниеносного случая. И он решил, что скорее всего она была поднята по тревоге минут на семь раньше – когда темные джипы только прорывались на поле действия с разных сторон аэропорта, а что они прорвались с боем было теперь уже очевидно.

Раздался еще один выстрел и хотя видимость была размытая, Гриценко показалось, что лоб человека в проеме буквально взорвался изнутри. Тело рухнуло на асфальт рядом с двумя предыдущими, и люк закрылся.

Крылов выключил проекционный экран и быстро, деловито начал:

– Это произошло тридцать пять минут назад. Снимал наш сотрудник с обзорного пункта, – Крылов кашлянул, – совершенно для других целей. Обстановка такова – террористы штурмом пробились на взлетную полосу, этого вы не видели, и захватили самолет – это вы видели. После чего они связались с диспетчерской и предъявили свои условия – в течение часа нам предписывается выполнить два пункта – доставить к самолету двадцать парашютов и национального героя чеченской республики, вождя боевиков Аслана Налмурадова, который был месяц тому назад был захвачен нашим пограничным патрулем при переходе русско-чеченской границы, доставлен в Москву и ожидает суда. На обсуждение условий и подготовку нам отведен час, по истечении которого террористы, в подтверждение максимальной серьезности своих намерений, грозятся каждые последующие полчаса расстреливать по одному человеку из пассажирского салона. Судя по тому, что было нам продемонстрировано, они выполнят свое обещание. По их плану после доставки парашютов и Налмурадова большая часть пассажиров будет отпущена, затем самолет поднимется в воздух и в некой точке икс террористы с Налмурадовым покинут самолет, на чем инцидент по их словам будет исчерпан.

Крылов сделал паузу. Девять присутствующих на оперативном брифинге молчали, Гриценко мельком бросил взгляд на часы, охватывающие его широкое запястье и развернутые циферблатом к себе. Крылов очевидно заметил это, и продолжил в том же оперативном темпе:

– Опергруппа «Альфа» поднята по тревоге и сейчас движется к аэропорту. Более точная информация – террористы не опознаны, судя по всему, в самолете изначально находился их сообщник, открывший изнутри люк и получивший пистолет. Он тоже не установлен. По данным таможенной службы среди пассажиров находился один чеченец по национальности, и как раз он оказался третьим убитым. Первым был помощник пилота, вторым – личный секретарь и охранник Фридриха Гольца, заместителя немецкого консула, который сейчас находится среди пассажиров – это один важный момент. Второй важный момент – среди пассажиров находится некая Анжелина Озерова, летевшая в частную поездку в Берлин, судя по всему – планируя через месяц родить ребенка в Германии. Террористы сообщили, что от стресса у нее десять минут назад начались преждевременные роды. Выдать ее они также отказываются. Это все в общих чертах. И от себя добавлю – очень тяжелая, практически безвыходная ситуация, с такой мы не сталкивались уже очень давно. Пока что ни одного варианта штурма самолета нет. Более того – нет гарантии, что террористы выполнят свои условия даже в том случае, если мы выполним их требования. Можно с уверенностью говорить, что тут мы имеем дело с профессиональной группой высокого класса, поэтому вряд ли они исполнят свои обещания прежде чем убедятся что мы не подготовили никакого подвоха, например не вкололи Налмурадову «вакцину возмездия»… Настораживает хотя бы число востребованных парашютов – двадцать штук. Террористы могут вполне покидая самолет резонно решить захватить с собой заложниками нескольких пассажиров, в том числе и Фридриха Гольца – а это уже международный скандал. Вы все присутствующие здесь на брифинге – руководители различных ведомств и подразделений. Сейчас мы должны проработать ситуацию и вместе выработать и скоординировать план действий. Ориентировочное направление действий – выполнение условий террористов с обеспечением тщательного контроля. Какие будут мнения?

Генералы молчали. Гриценко вяло прикрыл глаза. Сегодня весь день с утра он чувствовал что в воздухе витает какая-то атмосфера напряженности и некой торжественности – такое ощущение возникало у него часто за последние месяцы, он даже сознательно ждал какого-нибудь толчка, поворота событий, который бы позволил ему сделать шаг – объявить себя и показать плоды своего более чем двадцатилетнего труда. И когда случилось практически небывалое – по тревоге были собраны все руководящие силы внутренних войск, армии и разведки России – Гриценко почувствовал, что сегодняшний день будет переломным в его судьбе.

Все это молниеносно пронеслось в мозгу Гриценко, а кроме того параллельно мозг делал подготовку к анализу ситуации – для начала приблизительную, интуитивную. И появилось решение – точнее засветилась некая возможность, которая стремительно перерастала в уверенность. Гриценко еще не до конца осознал в чем заключается шанс, но рука уже машинально вскинулась вверх и он услышал свой голос, который произнес:

– Я могу решить ситуацию с гарантированным успехом – в самом худшем случае будут выполнены условия террористов, но на 96 процентов я гарантирую обезвреживание террористов при полном отсутствии жертв.

Крылов молча смотрел на него и Гриценко продолжил:

– Мне необходимо возглавить операцию, двадцать минут мне надо на подготовку, также мне могут потребоваться некоторые силы других ведомств, которые прошу оперативно предоставить. Через сорок минут операция будет закончена. Действовать будет моя бригада "Д". У меня все, я жду разрешения начать действия.

Крылов помолчал, взвешивая, и затем обвел взглядом присутствующих. Очевидно он не встретил ни одного возражения, поэтому кивнул: «действуйте». Гриценко почувствовал как подпрыгнуло сердце и в кровь выплеснулась порция адреналина. Честно говоря он не предполагал, что Крылов воспримет его слова столь молниеносно и даст ему полный карт-бланш, не требуя предварительных выкладок – это шло в разрез со всеми правилами экстренного брифинга. Впрочем сама ситуация шла вразрез с любыми правилами. Крылов безусловно ценил Гриценко, и возможно на него подействовала именно уверенность Гриценко в том, что задание по силам "Д" – раньше Гриценко был максимально тщателен в подготовке тех операций, к которым его подключали, и никогда не давал несбывшихся впоследствии обещаний или прогнозов.

Усилием воли Гриценко подавил адреналиновый бум в крови и начал хладнокровно отдавать команды. Следующие пять минут прошли в колоссальном напряжении, но за это время Гриценко смог сделать многое – доработал и кристаллизовал свой замысел, успел в общих чертах доложить его Крылову, поднял по тревоге все восемь курсов "Д" и заказал с оружейного склада института серьезный комплект спецтехники, которая могла пригодиться и организовал подготовительную работу других подразделений. Заодно он успел продумать три других ветви своего плана – заведомо менее удачных – на тот случай, если Игра не сработает. Но он почему-то был уверен, что Игра сработает.

* * *

Гриценко на секунду закрыл лицо руками и когда открыл его снова, лицо заметно изменилось. В сущности почти ничего не произошло, только оно стало казаться немного грубоватым и глуповатым. Гриценко надел наушники, утопил клавишу селектора и заговорил. Голос его тоже изменился – теперь это был не обычный голос Гриценко, голос «академика в погонах», как его шутя называли в высших эшелонах. Теперь это был окающий и невпопад растягивающий отдельные слоги голос поднятого по тревоге военного коменданта – Гриценко мастерски владел психологической Игрой.

– Эта ало! Ало! Прием! – хрипло заорал он в микрофон, – Аворит начальник по реагированию чрезвычайных ситуаций полковник Сидоров! Прием, как связь, как связь, прошу на связь! Аворит начальник по реагированию чрезвычайный ситуаций полковник Сидоров! Прошу на связь!

– Первый на связи. – послышался в динамиках спокойный уверенный голос, начисто лишенный какого-нибудь акцента.

Гриценко отметил, что говоривший назвал себя «Первым» – это означало что у микрофона сейчас главарь террористов, и это было удачей.

– Первый, говорит Сидоров! – объявил Гриценко, – Значить ситуация под контролем, было вынесено решение к принятию ваших условий для взаимного согласия.

– Когда начнется выдача? – немедленно спросил Первый.

– Эта минут через сорок, уже в дороге. Заключенный Налм… Налмурадов и армейские парашюты в районе двадцати штук.

– Еще раз. – спокойно приказал Первый.

– А? – гаркнул Гриценко.

– Еще раз повтори. – спокойно приказал Первый и Гриценко удовлетворенно отметил, что собеседник перешел на «ты» – значит выбранный тон был верным.

– Повторяю: заключенный Налмурадов и парашюты в количестве двадцать находятся в доставке… в дороге! Как слышно?

Гриценко повел глазами и оглядел генералов и полковников внутренних спецслужб, молча стоявших вокруг переговорного стола экстренной связи и наблюдавших за переговорами.

– Слышно, все понял. – произнес Первый на том конце линии.

– Но для компромисса мы имеем два условия и без их выполнения с вашей стороны выдача не состоится. Значить так, первое – это выдача всех граждан иностранных подданств и второе – это беременная женщина, и ее выдать немедленно.

– Нет. Сейчас мы диктуем условия. – ответил Первый.

– Эта… Не имею, значит, приказа действовать в этом случае. Тогда я значит докладаю что вы отказываетесь на наши условия и начинаем штурм.

Динамик молчал. Гриценко продолжил.

– Я имею приказ чтобы граждан иностранных подданств и беременную обеспечить в полную безопасность, иначе мы рассмотрим вариант штурма, потому что компромисс это когда условия выполняются с двух сторон, мать вашу, вы щас имеете дело со службами внутренних дел России, понимать надо и мы не допустим подвергать опасности иностранных граждан и беременную.

– Компромисс – мы выдаем одну беременную и точка. – произнес Первый медленно и внушительно выговаривая слова.

– Все, так точно, значить утвердились на этом! – быстро и энергично затараторил Гриценко, перебивая Первого.

Психологический прием был прост и наивен – это был первый ход в цепи действий Гриценко, и он не особо рассчитывал, что первый ход сработает. В запасе было еще шесть вариантов развития основного плана и еще три запасных плана, если основной не удастся. Но первый же ход сработал: Первый действительно находился в сильном напряжении не смотря на спокойный голос, и он действительно хорошо представлял, что условия, выдвинутые террористами изначально, просто фантастичны и находятся на грани реальности – достаточно одной капли, и – кто их знает, этих военных – дадут команду на штурм самолета, и конечно погибнут все и провалится вся тщательно подготовленная и до этого момента прекрасно продвигавшаяся акция, ну не считая конечно неожиданности с беременной женщиной. Но в то же время Первый ожидал подвоха и понимал, что пока он диктует условия – он владеет ситуацией. То, что он произнес, не входило в изначальный план акции, но ведь и сама беременная женщина не была запланирована, а от нее нужно было срочно избавиться, это Первый понимал. Он знал, что беременная была до некоторого времени дополнительным козырем, который при правильной подаче ускорит ход операции – именно поэтому Первый сообщил о беременной когда выставлял условия. Но теперь, в тот момент, когда, судя по всему, противник условия принял, беременная стала обузой. Первый бы ее расстрелял без зазрения совести – слишком много было поставлено на карту и слишком мало он ценил человеческую жизнь, но он понимал, что сразу после этого начнется штурм. Поэтому Первый и сам не знал зачем он произнес это – возможно просто взыграла древняя гордость, не позволившая отдать противнику фишку без боя, – но он сказал:

– Взамен беременной мы возьмем еще двух заложников.

– Это в условия не входит! – запротестовал Гриценко.

Первый уже и сам понял, что действительно погорячился и этот ход был совершенно лишним. Но отступать было поздно:

– Я сказал – вместо беременной мы берем двоих.

– Так точно, двоих. – неожиданно согласился Гриценко.

Первый насторожился и подумал, что комендант Сидоров не так прост как кажется – он представил себе как к трапу самолета подводят двоих амбалов-спецназовцев и усмехнулся. Все-таки сегодня в нем ожила жестокая восточная кровь предков-воинов, и кровь требовала повелевать и властвовать безраздельно.

– В течение трех минут вам надлежит согнать к трапу двадцать обычных пассажиров аэропорта и мы сами выберем кого мы возьмем.

– Это неслыханно! – возмущенно перебил его Гриценко.

Он был бы рад закричать: «Да! Да! Согласен!» – потому что это был самый лучший вариант Игры, но он не мог этого сделать – слишком наглым и неслыханным было требование, если бы Гриценко его выполнил, то, одумавшись, бандит мог бы усомниться – действительно ли комендант Сидоров выгнал из здания аэропорта толпу мирный пассажиров чтобы отдать их в лапы заложников? Поэтому Гриценко продолжил:

– Мы эта, не можем ставить под угрозу новых граждан!

Первый очевидно уже и сам это понял, поэтому спросил:

– А журналисты есть в аэропорту?

– Да уже много приехало. – ответил Гриценко.

– Прекрасно – наберите добровольцев из журналистов.

– Но это никак… – запротестовал было Гриценко, но Первый его не слушал:

– Если среди них мы увидим хотя бы одного переодетого спецназовца, мы дадим очередь по всей толпе. Но если вы поступите благоразумно, то мы выдадим вам вашу беременную суку и покажем что мы честно выполняем свои условия. Да или нет?

– Минутку, я доложу руководству! – заорал Гриценко.

– Да или нет? Чтобы через три минуты у самолета была толпа журналистов. Я повторяю последний раз – да или нет?

Гриценко держал паузу и смотрел на дверь – неожиданно она распахнулась и в комнату влетел молоденький сержант. Гриценко вскинул руку, приказывая ему замереть и крикнул испуганным голосом «коменданта Сидорова»:

– Да!!

– Конец связи. – объявил Первый.

В его голосе чувствовалось удовлетворение и превосходство.

Гриценко стукнул по клавише отбоя и рывком повернулся к вошедшему:

– Ну что, готово?

Вбежавший сержант отрапортовал:

– Все восемь бригад "Д" заняли позицию.

– Действуем по плану А1 – «журналист». – кивнул Гриценко. – Игра сработала!

Краем глаза Гриценко заметил, как один из присутствующих, заместитель начальника ФСБ Сырчуков, чуть приподнял свой массивный подбородок и потянул воздух ноздрями, как часть делают люди, когда собираются вдруг сделать вслух какое-то решительное заявление. Гриценко не любил Сырчукова, впрочем по служебной линии им приходилось пересекаться крайне редко. Не любил он его за твердолобость и излишнюю наглость, а особенно за то, что сам Сырчуков терпеть не мог Гриценко и при случае это демонстрировал. Вот и сейчас Сырчуков произнес достаточно громко, чтобы слышал Крылов:

– Думаю не стоит радоваться прежде времени, вам поручили непосильное для вас дело, Гриценко, хотя пока вам везет.

Гриценко не мог сейчас терять ни минуты времени, но Сырчуков произнес слова, которые могли быть обращены против Гриценко если операция все-таки пройдет неудачно, и произнес это специально в присутствии Крылова. Собственно говоря, по сути Сырчуков сейчас просто нагло заявил, что, мол, Крылов сделал ошибку, поручив операцию Гриценко. Одернуть зарвавшегося Сырчукова должен был сейчас сам Крылов, но Крылов промолчал – значит у него действительно были сомнения не сделал ли он ошибки, поручив операцию людям Гриценко, а не группе «Альфа». И Гриценко этого оставить так не мог. Он удивленно приподнял одну бровь, повернулся к Сырчукову и веско произнес:

– Везет? Я не знаю такого слова – «везет». Везет – шофер в личном автомобиле, и везет он туда, куда проложены асфальтовые дороги. И если я проложил дороги, я имею право требовать, чтобы шофер вез меня туда, куда мне нужно.

– Действительно, комментарии сейчас неуместны. – проговорил Крылов, обращаясь к Сырчукову. Сырчуков наклонил голову в знак того, что понял замечание Крылова. Но Крылов снова повернулся к Гриценко и задумчиво произнес, – Проложены дороги… Это хорошо, но все-таки, что бы вы сделали, если бы террорист не потребовал новых заложников?

– Было маловероятно что он потребует новых заложников, но он потребовал. Да еще из числа пассажиров аэропорта – это конечно был бы лучший вариант, но я не мог согласиться. Собственно на это я и не рассчитывал – я планировал навязать ему журналистов. Но это была только первая часть Игры – навязать новых заложников. Если бы она не прошла, я бы последовательно пробовал так же незаметно убедить его потребовать на борт не заложников, а тех же самых журналистов и телевизионциков, но для для открытого заявления, или, скажем, представителя ООН или депутатов, в конце концов разрешить пройти в самолет врачам чтобы принять роды.

– Ваши люди врачи и могут принять роды? – недоверчиво спросил Крылов.

– Мои люди могут все. – веско ответил Гриценко.

С этими словами он повернулся вышел из комнаты. Жест конечно был театральный, но ничего другого не оставалось. Сейчас он ставил на карту всю свою карьеру, даже больше – дело всей своей жизни, и сегодня он не опасался делать такие категоричные заявления. Он понимал, что если операция пройдет успешно, то и Крылов и все присутствующие будут вспоминать и цитировать эти его слова. Ну а если операция провалится… Что ж, тогда уже будет совершенно безразлично что, кому и когда говорил бывший генерал Гриценко…

* * *

Зал ожидания аэропорта притих – все уже знали что происходит что-то из ряда вон выходящее, все рейсы задерживались, пронесся слух, что террористы заложили в аэропорту бомбу, и многие пассажиры разъехались в панике. Но в аэропорту появились и новые люди – это были журналисты. Никому не известно каким чутьем успевает журналист почувствовать сенсацию и направиться туда. Но всегда, где бы ни случилось что-нибудь серьезное – всегда журналист оказывается на месте происшествия чуть ли не раньше представителя власти, пожарника, врача – в общем людей, которые действительно нужны в этот момент. С начала захвата самолета прошло сорок минут, но уже в зале было с десяток журналистов – они щелкали фотоаппаратами, подходили к работникам аэропорта со своими диктофонами и просили дать интервью, объяснить что произошло – короче вели себя непринужденно.

Когда в зал вошел подтянутый человек в форме внутренней охраны аэропорта и попросил подойти журналистов, они отреагировали моментально, думая, что получат новую информацию. К ним присоединилась еще и кучка наиболее любопытных пассажиров. Информация была чересчур неожиданной:

– Террористы согласны обменять беременную женщину на двух журналистов. Есть добровольцы?

Кучка журналистов дрогнула. Предложение было слишком опасным – желающих не оказалось. Вдруг вперед вышла стройная, пожалуй даже хрупкая, девушка и звонким голоском произнесла:

– Я согласна.

Журналисты переглянулись и вперед шагнули еще трое – молодой человек в кожаной куртке, лысоватый господин средних лет в золотых очках и мускулистый стриженный парень в джинсовой курке со значком «Вести». Горстка оставшихся журналистов переглянулась – хоть и опасным было предложение, но нельзя же отдавать сенсационную информацию в чужие руки? Вперед шагнуло еще четверо.

– Хватит, хватит – уже есть шесть человек, террористы сами выберут двоих. Пойдемте быстрее.

– Нет, и я! – вразнобой запротестовали оставшиеся, которые еще минуту назад опускали вниз глаза и пятились.

– В другой раз. – То ли в шутку, то ли серьезно ответил человек и махнул рукой выбранным, – Прошу следовать за мной.

Провожаемые внутренней охраной аэропорта, к трапу направлялись шестеро человек. Главарь террористов, назвавшийся Первым, был бы поражен, если бы узнал, что смелый шаг по обмену беременной на двух заложников был продумал генералом Гриценко до мельчайших подробностей, и собственноручно навязан ему, Первому. Шестеро журналистов, на вид бодро, но немного испуганно, направляющихся к самолету, конечно не были боевиками «Альфа», они также не были ни спецназовцами, ни просто переодетыми милиционерами или десантниками – это была намного более страшная сила – к самолету направлялись солдаты бригады "Д" – подготовленные, хорошо проинструктированные о ситуации и хорошо вооруженные теми жуткими вещами из арсеналов института Гриценко, вещами, которые в секретных ведомостях проходили без названия, просто как «спецоружие Д».

Журналистов было шестеро, и среди них был только один настоящий – тот самый мускулистый парень со значком «Вести». Оперативнику, приглашавшему журналистов, был дан приказ сделать это открыто в зале аэропорта – могло быть и такое, что террористы позаботились и оставили своего человека в аэропорту, чтобы он докладывал что происходит «снаружи». По крайней мере Гриценко, будь он на месте террористов, сделал бы именно так. Поэтому акция должна была выглядеть как можно более естественной. Гриценко подозревал, что среди настоящих журналистов особо желающих не окажется, но парня со значком «Вести», который энергично шагнул вперед, отсеять было нельзя – это бы вызвало большие подозрения. Поэтому он был тоже взят в число «добровольцев». Остальные пятеро были людьми Гриценко – это были трое боевиков-выпускников из тройки первого набора, прошедшие полный курс – Зеф, Гек и Яна, а с ними двое из тройки второго набора – по кличке Сон и Ен. Этим двоим было приказано не попасть в число выбранных, работая на Гека, Зефа и Яну. Приказ этот, странный сам по себе, был тем не менее вполне понятным и реально выполнимым для бойца "Д" – умению «попадать» или наоборот «не попадать» в неприятности боевиков бригады "Д" обучали особо.

Этот курс носил название «виктимология» – в основе его лежало утверждение судебных психологов о том, что девяносто процентов всех преступлений против личности провоцируется поведением самой жертвы, причем делается это неосознанно. Но раз так, рассудили психологи института Гриценко, то почему бы не наработать приемы, позволяющие человеку попадать или не попадать в роль жертвы по своему выбору? И такие приемы были изучены и разработаны. Состояние жертвы складывалось из тонких особенностей мимики, жестов, слов, интонации и многих других, незаметных на первый взгляд поведенческих штришков. Экзамены-учения по виктимологии проводились на улицах Москвы – бойцу "Д" давалось задание «влипнуть» в максимальное количество историй, используя полученные навыки – «найти на свою задницу приключений», по выражению Гриценко.

И действительно, бойцу "Д" это удавалось превосходно – у любого мало-мальски озлобленного прохожего почему-то немедленно возникало желание двинуть невзрачному встречному по физиономии, обиженные жизнью старушки останавливали свои неторопливые шажки чтобы оглянуться и прошипеть вслед «ишь, пошел, пошел!», почти каждый встреченный милиционер решал просто так подойти и проверить документы – при этом во внешнем виде бойца "Д" не были ничего подозрительного – обычная городская куртка, джинсы, кепка… Разве что взгляд бегал как-то необычно и походка казалась попеременно то агрессивно-угрожающей, то неуклюже-беззащитной. Специально опрошенные впоследствии милиционеры совершенно не могли сформулировать почему им вдруг пришло в голову выбрать из толпы и остановить именно этого человека: «казался подозрительным», «интуиция», «чутье подсказало». Пару раз в темных переулках к бойцам приставали уличных хулиганы. Стоит ли говорить, что это для них кончалось плохо. Кстати Гриценко получил особую благодарность когда во время одного из таких «экзаменационных рейдов» были таким образом задержаны трое громил, около года находящихся в розыске за убийство и грабеж – им вздумалось докопаться до беззаботно прогуливающегося Гека и потребовать выдать кошелек и драгоценности.

Другая техника виктимологии, наоборот, включала умение быть незаметным и неинтересным, умение не попадать в истории. На тренингах бойцов кидали в самые опасные места, в самые криминальные сферы – их забрасывали в самые черные кабаки, запихивали в камеры к буйным зэкам и даже одевали: к примеру, в форму моряка или погранца и выпускали в московский Парк Культуры в День Десантника. И никогда дело не доходило до драки! Неуловимый жест, вовремя отведенный или наоборот быстро вскинутый взгляд, слово, сказанное когда миролюбиво, а когда и с угрозой, или просто мастерки сработанный ответ невпопад, уводящий от темы разборки, позволяли без труда уводить внимание агрессивных людей в сторону, всегда оставаться как бы за кадром событий.

И даже самые агрессивные подвыпившие десантники, моряки или пограничники, не боящиеся никого, даже омоновцев, отгуливая по старой традиции свой праздник в парке, куда в этот день не решалась заходить даже милиция, кидая в воздух фуражки и купаясь в фонтане не трогали «морячка», хотя некоторые из них были бы очень не прочь начистить кому-нибудь рыло, особенно если это чужак. Так оно поначалу и происходило – на морячка с криками «а этот чо тут делает?» кидались несколько братушек, но после обмена парой-тройкой фраз теряли к нему интерес, а если особо поддавший братушка все-таки пытался пустить в ход кулаки, его оттаскивали свои же кореша со словами: «Да брось, не видишь что ли – свой парень», и обращались к бойцу: «Слышь, братуха, иди себе, мы его щас сами успокоим.»

И вот сейчас пятеро бойцов "Д" направлялись к самолету…

* * *

Имя Первого было Мавлади. Ему было сорок лет, в прошлом он был военным. Он был хорошим военным, скажи ему кто-нибудь лет десять назад, что он будет штурмовать самолет на московском аэродроме, Мавлади пришел бы в неописуемый гнев. Война поменяла все карты. Тем, кто не участвовал в чеченских событиях, война представлялась чем-то далеким, о чем говорят назойливые газеты и телевизор. Чем-то нереальным, происходящим в совершенно другом мире, как война с Наполеоном. Оттуда же, с чеченской земли, все виделось и представлялось совсем иначе – могучая страна Россия напала на маленькую беззащитную республику. Военные армии проходили по родной земле, сжигая дотла поселки и города, с воздуха летели бомбы российской авиации, уничтожая мирное население, чьих-то братьев, сестер, матерей. Мавлади родился в одном из пригородных поселков, почти в самом Грозном. Отец и мать Мавлади погибли при очередной бомбежке – сейчас уже никто не мог бы сказать куда угодила бомба – в сам дом родителей, в огород к соседу или на проезжую дорогу в десяти метрах от участка – взрыв разметал все – и дом соседа, и дорогу, и родителей… Мавлади, от природы обладавший диким и непокорными нравом, получив телеграмму о гибели родителей, поседел в одну ночь и поклялся на Коране остаток жизни отдать во имя святой мести. И когда наутро к нему явился человек в штатском и предложил вступить в военный дивизион сопротивления – Мавлади согласился без вопросов. С тех пор за эти годы Мавлади прошел курсы подготовки, затем сам работал инструктором, участвовал во многих боях, а затем во многих террористических операциях. И вот он получил самое ответственное в своей жизни задание – провести неслыханную террористическую операцию в «Шеремертьево-2». Мавлади много убивал, человеческая жизнь потеряла для него всякую ценность. Он видел в людях лишь материал, который может или не может пригодиться в операции. Люди были для него пешками – если нужно было, он был готов пожертвовать любой пешкой во имя большой игры, не важно – была это своя пешка или пешка противника. Это не было жестокостью, это было просто расчетом. Мавлади не ценил и свою жизнь, хотя безусловно считал себя не пешкой, а ферзем. Но и ферзя он был готов принести в жертву, если это понадобится. Людей для операции Мавлади подбирал сам – это были его проверенные друзья, с которыми он прошел немало боев за последние годы, и эти люди тоже готовы были пожертвовать собой если понадобится.