Текст книги "Красная монархия. Династия Кимов в Северной Корее"

Аллен Даллес позвонил жене, и она сразу полетела к сыну. Срочная операция спасла лейтенанта от слепоты. Но почти месяц он никого не узнавал, даже мать. Когда Аллен Даллес ждал утверждения на должность директора ЦРУ, из Японии доставили лейтенанта Даллеса. Его вынесли из самолета на носилках. Отец ждал его у трапа. Он нагнулся и поцеловал сына в щеку, что редко делал в более счастливые времена. Его помощники заранее предупредили прессу, и эти фотографии появились в утренних газетах, когда Даллес приехал в Капитолий. Он был утвержден единогласно.

В Корее воевал и сын Дуайта Эйзенхауэра, бывшего главнокомандующего объединенными войсками союзников, которые открыли второй фронт в Западной Европе. Когда Эйзенхауэр был избран президентом, Трумэн распорядился доставить в Вашингтон майора Джона Эйзенхауэра, чтобы он мог присутствовать на инаугурации отца 20 января 1953 года. Когда заключили перемирие в корейской войне, Эйзенхауэр сказал: «Война закончилась. Надеюсь, что мой сын скоро вернется домой».

Домой вернулся и Гарри Трумэн, который вел эту войну.

После вступления Эйзенхауэра в должность уже бывший президент Трумэн уехал из Капитолия на обычной машине. Включился красный сигнал светофора – и его машина остановилась, впервые с 1945 года. Его больше никто не охранял.

В юности Трумэн мечтал о военной карьере. Но у него от рождения было слабое зрение. В военное училище в Вест-Пойнте его не приняли. Тогда он записался в Национальную гвардию штата Миссури. Его зачислили в первую бригаду легкой артиллерии. В апреле 1917 года президент Вудро Вильсон добился от Конгресса объявления войны кайзеровской Германии. Трумэну исполнилось тридцать три года, а призывали до тридцати одного. Его зрение не соответствовало требованиям медицинской комиссии. Он был единственным кормильцем матери и сестры. Да и как фермер должен был исполнять свой патриотический долг в поле. Тем не менее он пошел на призывной пункт со словами, что немецкая пуля для него не отлита.

Трумэн полагал, что будет служить сержантом, а его избрали первым лейтенантом – в Национальной гвардии командиров выбирали еще со времен Гражданской войны. Левым глазом он без очков вообще ничего не видел, но умудрился пройти медицинскую комиссию – запомнил таблицу. Высшего образования Трумэн не получил, так что ему пришлось приналечь на математику, необходимую артиллеристам. Его произвели в капитаны и назначили командиром батареи. В боях на территории Франции полк потерял 129 человек, но в батарее Трумэна пострадали только трое – двое были ранены, один погиб.

Покинув Белый дом, Трумэн получал небольшую пенсию (112 долларов в месяц) не за президентство, а за то, что много лет служил в Национальной гвардии штата Миссури. Они с женой смогли кое-что отложить из президентской зарплаты и вложить в государственные бумаги. Кое-что он заработал на мемуарах. После смерти матери он с братом и сестрой вступил во владение семейной фермой. Канзас-Сити разрастался на юг, и они понемногу продавали землю под застройку.

Ему предлагали различные синекуры, чтобы иметь возможность воспользоваться его именем. Трумэн отказался. Сказал, что намерен быть обычным гражданином, и вернулся в родные места. Для городка Индепенденс в штате Миссури – Гарри Трумэн самый знаменитый земляк. Здесь находится его президентская библиотека. Теперь это музей, куда приезжают туристы. А когда он еще был жив, то работал здесь, писал воспоминания и давал интервью.

Вообще-то дом принадлежал теще Трумэна. Только после ее смерти, когда ему было шестьдесят семь лет, бывший президент наконец стал владельцем собственного дома. Он пешком ходил в свою библиотеку – один, без охраны. Люди его останавливали, фотографировались с ним.

«Три вещи губят мужчину, – однажды сказал Трумэн журналисту, – власть, деньги и женщины. Власти я никогда не хотел, денег у меня не было, а единственная женщина в моей жизни ждет меня дома». Дочь вспоминала, что на публичных мероприятиях, когда отец выступал, он инстинктивно искал глазами жену, чтобы увидеть, одобряет ли она то, что он говорит. Трумэн и его жена полагались друг на друга во всем. Однажды она призналась: «Гарри и я любили друг друга, хотя были женаты больше сорока лет. И где бы я ни была, если я протягивала руку, Гарри был уже здесь и держал мою руку в своей».

Трумэн похоронен во внутреннем дворике своей мемориальной библиотеки. Он действительно любил только свою жену. Он был умеренным человеком, легко расстался с президентской должностью и никогда ни о чем не жалел. Трумэн предпочитал простые ответы и ясные ответы – хорошо или плохо, умно или глупо. Если бы не он, южная часть Кореи тоже оказалась бы под властью Ким Ир Сена и была бы обречена на голод и страдания.

Смерть Сталина принесла мир Корее.

«Отец умирал страшно и трудно, – писала Светлана Сталина. – Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми, губы почернели. Последние час или два человек просто медленно задыхался. Агония была страшной. Она задушила его у всех на глазах.

В какой-то момент – не знаю, так ли на самом деле, но так казалось – очевидно в последнюю уже минуту он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью…

И тут, – это было непонятно и страшно, и я до сих пор не понимаю, но не могу забыть – тут он поднял вдруг левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно, к кому и к чему он относился… В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела».

После смерти Сталина один из сыновей Анастаса Ивановича Микояна, члена президиума ЦК, в смятении спросил отца: «Что ж теперь будет, война?» Анастас Иванович его успокоил: «Если при нем не случилось войны, то теперь уже не будет!»

Новое советское руководство, в отличие от Сталина, ни с кем воевать не собиралось и даже попыталось что-то изменить как внутри страны, так и во внешней политике. 16 марта 1953 года, через две недели после смерти Сталина, новый глава правительства Георгий Максимилианович Маленков призвал Запад к переговорам. Выступая с традиционной речью накануне выборов в Верховный Совет, он сказал, что новая мировая война «при современных средствах войны означает гибель мировой цивилизации». То есть он отказался от прежних представлений советского руководства о неизбежности войны и о том, что она поможет уничтожению мирового империализма. Слова Маленкова стали робким сигналом западным странам: мы хотим договариваться.

27 июля 1953 года в городке Пханмунджом невдалеке от Кэсона было подписано Соглашение о военном перемирии в Корее. Фактически Юг и Север остались при своем, если не считать, что затеянная Ким Ир Сеном война полностью разрушила Корею. Со временем Соединенные Штаты помогли Южной Корее стать процветающим государством. А Северная Корея под руководством Ким Ир Сена так и не смогла выбраться из отсталости и нищеты.

Война обернулась страшным унижением для Ким Ир Сена. Во-первых, он едва ее не проиграл. Во-вторых, китайцы его фактически отстранили. Боевыми действиями руководил китаец Пэн Дэхуай. И перемирие летом 1953 года американцы заключали не с Кимом, а с китайцами. Он словно не существовал.

Впрочем, поражение Ким приказал считать победой, свалив вину за провалы на своих генералов, и присвоил себе звание маршала. А чтобы заставить страну забыть о неудачном исходе войны, Ким заявил, что против него готовился заговор. Через неделю 12 руководителей партии (в том числе секретарь ЦК) были объявлены изменниками и шпионами. На сфальсифицированном процессе их всех признали виновными, десятерых приговорили к смертной казни.

Чучхе, или Лавирование между Москвой и Пекином

Смерть Сталина пробудила в Киме неясные ожидания. Он сразу запросился в Москву, чтобы понять, какие перемены происходят в Советском Союзе. В сентябре 1953 года Ким Ир Сен, еще в роли председателя Кабинета министров КНДР, приехал в Москву и пробыл две недели. Ким возложил венки к мавзолею, посетил машинно-тракторную станцию в Мытищах и колхоз «Память Ильича», устроил прием у себя в посольстве, присутствовал на опере «Иоланта» в филиале Большого театра и побывал в Сталинграде.

Его принял новый глава советского правительства Георгий Максимилианович Маленков. После смерти Сталина генерального секретаря решили не выбирать, потому что никто не может заменить вождя на этой должности. А председательствовать на заседаниях президиума ЦК поручили Маленкову как главе правительства. Так было при Ленине, когда Владимир Ильич, а не генсек Сталин руководил работой политбюро. При Сталине Маленков был фигурой номер два, а сейчас по логике вещей становился номером первым. Но именно в этот момент проходил пленум ЦК, избравший первым секретарем Никиту Сергеевича Хрущева, который быстро сместит Маленкова.

Сталина Ким Ир Сен боялся. А новые московские руководители не произвели на него впечатления, показались слабыми и нерешительными. Почему он должен к ним прислушиваться? Чем он хуже?

Ему очень не понравилась кампания десталинизации и провозглашенная Москвой политика мирного сосуществования. В борьбе против культа личности Сталина и в желании снизить напряженность в мире он увидел опасность для себя.

Ким Ир Сен счел, что смерть Сталина освобождает его от всех обязательств перед Советским Союзом. В декабре 1955 года Ким произнес первую речь о чучхе.

Словосочетание «чучхе» переводится с корейского примерно как «сам себе хозяин» («чу» – «хозяин», «чхе» – «тело»). Чучхе – это следствие главного лозунга Кима, который по-корейски звучит так: «чарек кэнгсэнг» (опора на собственные силы). В практической жизни это должно означать: экономическая автаркия и политическая независимость. На самом деле северокорейская экономика самостоятельно существовать не в состоянии – страна живет за счет внешней помощи. Но чучхе было избавлением от советского политического влияния. Ким Ир Сен хотел получать оружие, продовольствие, ресурсы, восстанавливать и создавать заново с помощью СССР огромное число предприятий, ничего не предлагая взамен и не принимая на себя никаких обязательств.

Ким взял на вооружение шантаж как основной метод ведения дел с нашей страной. Участники переговоров с северными корейцами на экономические темы вспоминают, что и сам Ким, и его посланцы с порога отодвигали в сторону расчеты, подготовленные советскими специалистами, и ставили вопрос прямо: или вы нам поможете – безвозмездно, или дело революции на Корейском полуострове будет проиграно. Неужели страна Ленина готова стать могильщиком корейской революции?! Представители Пхеньяна на переговорах бились за каждую копейку, потому что выторговывали спасение режима.

В КНДР уверяют, что Ким начал проповедовать идеи чучхе еще в 1930-е годы. Обнаружился текст доклада о том, что корейскую революцию должны делать сами корейские революционеры, с которым Ким будто бы выступил 30 июня 1930 года перед группой революционной молодежи. Тогда ему было восемнадцать… Всего было изобретено примерно пятнадцать таких речей, которые Ким якобы произнес в те годы. Но если бы Ким в прежние времена действительно публично произносил нечто подобное, у него были бы крупные неприятности с китайцами и русскими. И Сталин никогда не позволил бы ему стать хозяином страны.

Первым результатом провозглашения политики чучхе в 1955 году стал тяжелый голод в стране – результат хлебозаготовок на советский манер, когда зерно у крестьян просто отбирали силой.

После смерти Сталина Ким Ир Сен жестко критиковал тех, кто, побывав в Москве, восторженно рассказывал о новых советских идеях. Он высмеивал попытки во всем следовать советскому примеру, скажем, развешивать портреты Пушкина и Маяковского в корейских школах или воспроизводить заголовки из «Правды» в пхеньянских газетах. Его возмутила и картина, изображавшая сибирский пейзаж, в доме отдыха Корейской народной армии.

Ким начинал с того же, что и Мао Цзэдун: заявил, что его идеи – это приспособление марксизма-ленинизма к специфическим условиям Кореи. У марксизма-ленинизма, говорил Ким, нет ответов на вопросы, стоящие перед корейцами. А полагаться на экономическую помощь других стран – значит жертвовать своей независимостью. Со временем он пришел к мысли, что его идеи имеют универсальное значение.

Внутри северокорейского руководства существовали три мощные группы: местные подпольщики, гордившиеся тем, что не покинули родину в трудные времена, коммунисты, вернувшиеся из Китая, которые гордились своим боевым прошлым, и, наконец, советские корейцы, которые считали себя образованнее Кима и его малограмотных соратников.

Он мог положиться только на две сотни бывших партизан из 88-й стрелковой бригады. У Кима было много противников, но они не смогли объединиться и восставали поодиночке, дав возможность Киму сокрушить их всех. Сначала он обрушился на тех, кто в годы японской оккупации находился в подполье. Он критиковал их за то, что они не прислушиваются к советским товарищам.

После ухода советских войск из Северной Кореи ослабли позиции советских корейцев, чем Ким не замедлил воспользоваться. Смерть Сталина стала удачным поводом обидеться на то, что во время антияпонской войны Красная армия не пришла к нему на помощь. Ким стал критиковать все попытки следовать советскому примеру и убрал из центрального аппарата корейцев, приехавших из Советского Союза строить социализм на своей исторической родине. Ким обвинил советских корейцев в слепом подражании чужому опыту и даже в том, что они не умеют как следует говорить по-корейски.

Ким методично очищал руководство партии сначала от тех, кто думал, что сам может руководить партией, затем от тех, кто сомневался в способностях Кима, а затем от тех, кто помнил, что Ким на самом деле не был таким героем, каким его изображала пропаганда. Остальные быстро поняли, что им придется признать полную власть Кима либо их ждет незавидная судьба.

Григорий Кузьмин: «Что такое проверка на лояльность – это надо знать. Я служил в союзническом аппарате, в военной академии имени Ким Ир Сена. Человека ставят на табуретку. Все должны его критиковать. Чистка, как у нас в двадцатые годы. Плюнуть в него надо было. Люди с боевым опытом не выдерживали, сдавались, начинали на себя наговаривать».

Так в Северной Корее подражали Китаю, где подручные Мао довели эту науку измывательства до совершенства.

Ветеранов тысячами исключали из партии и отправляли в тюрьму. Двери партии широко раскрылись перед людьми, которые даже не умели читать, но зато не знали иных вождей, кроме Ким Ир Сена. В партию приняли больше трех миллионов человек, примерно 17 % населения КНДР – больше, чем в любой другой социалистической стране.

В результате самой крупной фракцией оказались китайские корейцы. Но и они после советского ХХ съезда стали критиковать культ личности в стране и в партии. 30 августа 1956 года на пленуме ЦК Трудовой партии Кореи они попытались сместить Кима, рассчитывая на поддержку большинства членов ЦК. Но Ким был предупрежден – на него работала агентура госбезопасности. Ким мобилизовал своих сторонников, и они сплоченными рядами выступили в его поддержку.

Ким усидел в своем кресле и провел после пленума широкую чистку. Из 22 членов первого Кабинета министров КНДР 17 были казнены. 450 тысяч членов партии, то есть каждый четвертый, отправились на «бессрочное перевоспитание» в концлагеря. Уцелели только те члены ЦК, которые успели бежать в Китай.

Мао Цзэдун был невысокого мнения о корейском лидере. Теперь же он просто называл Кима «мясником». Мао предложил Хрущеву совместными усилиями убрать Кима. Никита Сергеевич тоже не любил Кима. Трижды намечался визит советского руководителя в Пхеньян, и три раза Хрущев отказывался ехать.

6 сентября 1956 года на заседании президиума ЦК КПСС в Москве обсуждали корейские дела. В коротком протоколе помечено: «Нашей делегации в Китае серьезно поговорить с корейцами… Дать ответ китайскому послу, что по этим вопросам будет обмен мнениями нашей делегации в ЦК КПК».

В середине сентября в Пекине должен был пройти VIII съезд компартии Китая. Главой советской делегации Никита Сергеевич отправил свое доверенное лицо – Анастаса Ивановича Микояна, члена президиума ЦК и первого заместителя председателя Совета министров.

В постановлении президиума ЦК КПСС записали:

«1. Придавая серьезное значение событиям, происшедшим на пленуме ЦК ТПК, ЦК КПСС считает необходимым обменяться мнениями по этим вопросам с руководством Трудовой партии Кореи и с ЦК Компартии Китая.

2. Поручить делегации КПСС на VIII съезде Компартии Китая обменяться мнениями…»

Микоян говорил по-русски с сильным акцентом, переводчикам приходилось трудно. Но Хрущев ценил умение Анастаса Ивановича улаживать деликатные проблемы. Летом того же 1956 года Микоян ловко изъял из Венгрии первого секретаря ЦК Венгерской партии трудящихся Матьяша Ракоши, который во всем подражал Сталину.

Анастас Иванович не сомневался, что сумеет избавить северных корейцев от Ким Ир Сена. Микоян договорился с китайским руководством о совместных действиях. Микоян и член политбюро ЦК КПК маршал Пэн Дэхуай поехали в Пхеньян для участия в работе внеочередного пленума ЦК Трудовой партии Кореи. Маршал в 1950–1953 годах командовал китайским добровольческим корпусом в Корее и терпеть не мог Ким Ир Сена.

Но Микоян и Пэн Дэхуай столкнулись с сильным противником. 23 сентября они заставили Кима провести новый пленум ЦК, чтобы реабилитировать тех, кого сняли со своих должностей в августе. Но Ким так умело подобрал ораторов, что гостям пришлось отказаться от идеи сместить его. Микоян и Пэн Дэхуай только взяли с него обещание не трогать ни китайских корейцев, ни советских. Ким обещание дал, но довольно быстро убедился, что может делать все, что считает нужным. Советских руководителей он вовсе не боялся, считал слабаками.

В ноябре 1957 года Ким приехал в Москву на совещание коммунистических и рабочих партий. Он увидел, что и советские руководители, и китайские нуждаются в том, чтобы он оставался на своем месте. Вернувшись, он расправился со всеми своими противниками. На пленуме ЦК Трудовой партии Кореи в декабре 1957 года звучали критические речи о великодержавных проявлениях в политике СССР и Китая в отношении корейского народа.

Тех, кто посмел встать в оппозицию, Ким расстрелял, остальных лишил должностей и отправил в трудовые лагеря «на перевоспитание». Кто убежал в Советский Союз или в Китай, тот остался жив. Остальные доживали свой век в лагерях.

Большие чистки Ким проводил регулярно. Десятилетиями даже высшие чиновники Северной Кореи жили в страхе перед очередной чисткой. Высших функционеров, вплоть до членов ЦК, периодически отправляли в трудовые лагеря для «революционного воспитания». Паек: 500 граммов кукурузы в день. Пытки, казни тех, кто пытается бежать… Каторжный труд и жизнь в бараке должны объяснить чиновнику и непрочность его положения, и то, что единственная возможность выжить и вести сколько-нибудь сносную жизнь – это ежеминутно демонстрировать преданность великому вождю.

Северокорейский посол в Москве Ли Сан Чо тоже решил не возвращаться на родину, Хрущев позволил ему остаться. Это обозлило Кима. Из Пхеньяна бежали и другие. 4 августа 1959 года президиум ЦК КПСС согласился принять семерых генералов Корейской народной армии. Попросились назад и советские корейцы, мобилизованные на службу исторической родине.

С китайскими соседями северокорейский вождь тоже не очень ладил. 9 ноября 1957 года советский посол в Пекине Павел Федорович Юдин докладывал Хрущеву о ночной беседе с Мао:

«Мао Цзэдун сказал, что он убеждал Ким Ир Сена в необходимости вывода из Кореи шести армий китайских народных добровольцев и предложил осуществить этот вывод тремя этапами – по две армии в каждый этап.

Доказывая целесообразность этого мероприятия, Мао Цзэдун указывал на огромное бремя в бюджете КНДР по содержанию этих армий. Он указывал также, что вывод китайских частей создаст возможность вывода из Кореи двух американских дивизий и будет способствовать сокращению лисынмановской армии. Мао Цзэдун подчеркивал, что вывод китайских добровольцев сейчас вполне возможен, ибо „у КНДР имеются хорошо укрепленные границы и 300-тысячная армия“. В случае же провокации со стороны США и лисынмановцев, „добровольцы остаются добровольцами, и они всегда могут прийти на помощь корейскому народу“.

Ким Ир Сен, отметил Мао Цзэдун, раньше был всегда против вывода китайских добровольцев, во время этой же встречи он обещал серьезно подумать над этим вопросом.

Коснувшись вопроса о корейских политэмигрантах в Китае, Мао Цзэдун предложил Ким Ир Сену при проезде в Демократическую Республику Вьетнам через Китай собрать всех их в Пекине и „объявить им амнистию“. Мао Цзэдун заверял Ким Ир Сена, что эти корейцы никогда не будут использованы Китаем против КНДР. Ким Ир Сен ответил, что „эти люди в Корее не нужны“…

Мао Цзэдун сказал Ким Ир Сену, что „видимо, мой (Мао Цзэдуна) приезд в Корею Вы не будете приветствовать, поскольку я приношу всякие неприятности“. Ким Ир Сен не соглашался с этим мнением и заявил, что в случае прибытия в Корею Мао Цзэдуна ему будет организована большая и теплая встреча».

Но Мао в Пхеньян так и не приехал.

Четвертый партийный съезд в сентябре 1961 года был этапным для Кима. Его усилия по обретению полной и единоличной власти увенчались успехом. Больше никто не смел подвергать сомнению его слова.

В новом ЦК 80 % составляли партизаны, члены их семей и молодежь – ученики партизан. Остальные – кто сохранился в руководстве – доказали свою лояльность Киму, заклеймив недавних товарищей. После четвертого съезда началось обязательное изучение опыта партизанского движения. Партизаны сели писать воспоминания, в Маньчжурию поехала молодежь – собирать свидетельства невероятного героизма партизан и прежде всего самого Кима.

В 1960-х годах Ким Ир Сен ловко воспользовался конфронтацией старших братьев – Москвы и Пекина. Он умудрился в момент острого противостояния двух стран безболезненно выйти из-под опеки Советского Союза и не оказаться в подчинении у Китая. Это была продуманная и очень циничная политика: сидеть одновременно на двух стульях, то есть выбивать помощь и у Москвы, и у Пекина. Заставить обе великие державы конкурировать за право помогать Северной Корее.

Сам Ким ни разу не высказался против Советского Союза. Только иногда позволял себе некие приятные для национальной гордости корейцев намеки. Выступая перед выпускниками военной академии в октябре 1963 года, Ким с гордостью сказал, что форма, которую носят выпускники, сшита в Северной Корее из отечественной ткани, а до 1960 года военную форму приходилось импортировать. Более того, он вообще редко появлялся на публике в пик советско-китайского конфликта. Все острые высказывания либо появлялись в газетных статьях, либо произносились его подручными.

Корейская печать завуалированно критиковала Советский Союз за попытку изолировать Китай, шовинизм, дискриминацию азиатов, за использование экономической помощи для того, чтобы вмешиваться во внутренние дела азиатских государств. А также за то, что Советский Союз не верил в осуществимость пятилетнего плана КНДР, в темпы коллективизации корейского сельского хозяйства, поставлял Северной Корее материалы по завышенным ценам, зато вывозил тонны золотой руды и редких металлов по ценам ниже мировых.

Корейские ученые возмущались, что советские специалисты сократили корейскую историю на несколько веков, недооценивали вклад корейцев в мировую историю и в борьбу с японским империализмом, заставляли корейцев учить русский язык в школах и показывать только советские фильмы и пьесы. Газеты в Пхеньяне перепечатывали антисоветские статьи из китайских изданий.

Советский Союз не принимал Пхеньян всерьез, что дополнительно унижало северных корейцев. Точно так же они невероятно обижались, когда компартии Восточной Европы стали ими пренебрегать, считая прокитайскими, и не давали слова на своих съездах. Пожалуй, это был пик дурных отношений и жесткой риторики.

Москва никогда персонально не критиковала Ким Ир Сена. А вот китайские хунвэйбины нещадно поносили Кима, карикатуры на него висели в Пекине. Китайские радикалы разносили Кима в пух и прах за ревизионизм, подражание Хрущеву, нежелание присоединиться к «культурной революции», отказ помочь Северному Вьетнаму. Китайские студенты, приезжавшие в Корею, обвиняли Кима в том, что он погряз в буржуазном быте. Одно из изданий хунвэйбинов написало в феврале 1968 года, что Ким – контрреволюционер, ревизионист и капиталист. В статье описывались его многочисленные роскошные резиденции, дорогостоящие украшения могил его родственников. Корейские чиновники обвинялись в коррупции.

Корейское информационное агентство ответило, что китайцы просто завидуют экономическим успехам КНДР. Китайский посол был отозван из Пхеньяна, корейский из Пекина, и даже представитель Китая в комиссии по перемирию отправился домой.

Территориальный спор возник из-за горы Пэкту (Пэктусан). Это необитаемый и непригодный для жизни район. И китайцам, и корейцам он важен чисто символически: мифология обеих стран упоминает эту гору как место происхождения древней государственности. Ким и его партизаны начинали свою борьбу в этом районе и для них гора священна. Неоднократно предпринималась демаркация границы. После провозглашения Китайской Народной Республики (КНР) китайцы стали писать, что гора принадлежит им. А корейцы напечатали карту, закрасив эту территорию своим цветом. С 1965 года пошли разговоры о том, что китайцы требуют от корейцев передать им спорные территории. Но, как будто бы, в 1970 году, когда глава китайского правительства Чжоу Эньлай приезжал в Пхеньян, две страны договорились о границе. В марте 1970 года послы возвратились, наконец, в Пекин и в Пхеньян.

Спор с Китаем никогда не предавался гласности. Для китайцев у корейцев были только улыбки и слова благодарности. «Каждый из старших братьев тащил Кима в свою сторону, – вспоминал заместитель министра иностранных дел Михаил Степанович Капица. – При этом старшие братья ссорились и даже стреляли друг в друга. Мы обижались, что нас критиковали в КНДР. Мало кто знает, что на корейско-китайской границе были военные столкновения».

И все-таки Ким сумел найти выход из практически безвыходной ситуации спора между Москвой и Пекином. Он ничего не потерял и все сохранил. Ему важна была экономическая помощь Советского Союза, и он ее получал. В обмен Северная Корея должна была принять на себя определенные обязательства, но, как правило, их не выполняла.

В октябре 1961 года Кима пригласили в Москву на XXII съезд КПСС. Перед отлетом он сказал советскому послу Александру Михайловичу Пузанову, что на политбюро они только что «подвергли критике министра внешней торговли товарища Ли Дю Ена за неудовлетворительное выполнение плана поставок товаров в СССР и приняли решение при всех условиях обеспечить в текущем году выполнение внешнеторговых обязательств КНДР…»

Пузанов был опытным человеком, еще при Сталине его назначили главой правительства РСФСР и сделали кандидатом в члены президиума ЦК. Посол докладывал в Москву: «Ким Ир Сен сказал, что, по их подсчетам, хотя и с известным напряжением, но они смогут выполнить свои обязательства по торговому соглашению с СССР по всем товарам после золота. При плане поставок золота 6,5 тонны будет поставлено до конца 1961 года около 5,5 тонны, а остальное количество – 1 тонна – будет поставлено в январе 1962 года. При этом тов. Ким Ир Сен заметил, что весь годовой план добычи золота в текущем году составляет 8 тонн». После этого Ким попросил как можно скорее отправить в Северную Корею дизельное топливо, «крайне необходимое для проведения зяблевой вспашки».

В 1965 году КНДР в последний раз отмечала годовщину освобождения от японской оккупации и участия китайских войск в корейской войне (25 октября). Корейцы стали отмечать день рождения Ким Ир Сена (15 апреля), день армии (8 февраля), государства (9 сентября) и партии (10 октября).

В конце 1960-х годов Кима стали называть великим вождем – прежде этого титула удостаивались только Ленин, Сталин и Мао Цзэдун. Теперь Ким решил, что настоящий великий вождь – это он сам. В 1967 году началась канонизация родителей Кима, стали строить памятники их мнимой революционной деятельности.

На второй партийной конференции в октябре 1966 года из руководства партии убрали последних представителей «китайской» и «советской» групп. Все ключевые посты заняли генералы.

Советско-китайское противостояние, вероятно, испугало Кима, который боялся остаться в одиночестве, в изоляции, один на один с южными корейцами и американцами. Он стал искать международного признания. Он нашел его в таких странах, как Мали, Конго (Браззавиль), Мавритания. В 1965 году он впервые посетил Индонезию, где коммунисты еще были в чести. Его торжественно встречали, присвоили человеку, который закончил восемь классов, степень почетного доктора наук Индонезийского университета.

Военная делегация корейцев приезжала в Москву в ноябре 1962 года и вернулась с пустыми руками. Без советской помощи корейские военные чувствовали себя совсем неуверенно. Началось создание собственной военной индустрии. Корейские генералы поставили перед собой цель: вооружить все население, превратить всю страну в крепость, сделать каждого солдата кадровым и создать современное оружие.

Военные занятия проводились на каждой фабрике и в каждом селе. Были созданы рабоче-крестьянская красная гвардия (полтора миллиона человек) и молодая красная гвардия (семьсот тысяч). Корейцы рыли убежища и укрытия – не только для людей, но и для промышленных производств – на случай войны. Солдат учили не только своим обязанностям, но и обязанностям вышестоящего командира, чтобы в случае войны, призвав новобранцев, можно было развернуть роту в батальон, батальон – в полк.

Выступая перед военными, Ким сетовал на то, что молодежь не имеет опыта борьбы с японскими оккупантами, не любит даже смотреть военные фильмы и желает наслаждаться жизнью, не жертвуя собой. Он требовал, чтобы молодежь училась ненавидеть империализм и капитализм, призывал сограждан в одной руке держать оружие, а в другой – серп и молот. Не получилось. Экономика была принесена в жертву армии.

В Москве, в аппарате ЦК КПСС отношениями с Северной Кореей ведал отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. В газетах его полное название никогда не упоминалось, писали коротко и внушительно – Отдел ЦК.