Текст книги "Посредник"

Ирина неподвижно сидела на стуле у дверей палаты, тупо уставившись в одну точку. Ею овладела апатия. Значит, все её старания, надежды – напрасны?! Выходит, что она, Ирина, всё-таки убила Илью?! Ну нет, она с этим не согласна и никогда не согласится: должен быть какой-нибудь выход.

Слово за словом Ирина вспоминала разговор с заведующим отделением, стараясь зацепиться хоть за что-нибудь. И вдруг… Ну, конечно же! Как она не обратила на это внимание сразу?! Нет, ещё не всё потеряно! У Ильи ещё есть, пусть сомнительный, пусть иллюзорный, пусть крохотный, но – шанс!

А раз есть шанс – есть и надежда. Но нужно спешить. Дорога каждая минута. Приняв решение, Ирина встала и впервые за все эти дни вышла из больницы.

Вероятность попасть на приём к израильскому консулу была обратно пропорциональна количеству людей, записавшихся к нему на приём.

Но Ирина попала.

Консул внимательно выслушал её рассказ, потом какое-то время молчал, о чём-то размышляя. Задал несколько вопросов.

Снимая трубку телефона, попросил подождать в приёмной…

Ирина очень волновалась: ведь это и есть её последний шанс.

Вернее, не её, а Ильи. Хотя нет, не только Ильи, и её тоже. Ведь жизнь Ильи – на её совести.

Ирина вдруг поняла, что события последних дней настолько сблизили, настолько связали её с Ильёй, что теперь их просто невозможно уже отделить друг от друга. Как в те времена, когда они вместе с такой бешеной скоростью неслись по трассе на «Яве», что захватывало дух. Ирина грустно улыбнулась: Г-споди, как же давно это было. Словно в другой жизни…

Через два часа секретарша, мило улыбаясь, попросила её пройти в кабинет.

– Всё решено, – сказал консул, предложив ей сесть. – Мне только что дали ответ из Тель-Авива: Илью забирают на лечение в Израиль. Вылет ближайшим рейсом – в четверг, послезавтра.

У Ирины словно камень свалился с души. Она облегчённо вздохнула:

– Вы не представляете, как я рада за Илью! Огромное спасибо Вам за помощь, – поднявшись со стула, Ирина направилась к двери.

– Ира, постойте. Я Вам ещё не всё сказал, – остановил её консул.

– Извините, – смутилась Ирина, – просто я очень волнуюсь.

– Я звонил в больницу. Состояние Ильи очень серьёзное. Плохо, что упущено время. Но шанс пока что есть и его обязательно надо использовать. Ещё заведующий отделением считает, что Вы своим присутствием можете оказать Илье большую психологическую помощь в борьбе за жизнь. Он, между прочим очень о Вас хорошо отзывался. Случай этот особый, и требует нестандартных решений. У Ильи нет родственников. В связи с этим государство Израиль предлагает Вам лететь вместе с ним в качестве сопровождающего лица. Вы еврейка, и это намного упрощает ситуацию. Подумайте над моим предложением. Позвоните от секретаря домой, посоветуйтесь с родителями. Если Вы примете положительное решение, то все вопросы с загранпаспортом, визой и Вашими расходами на период пребывания в Израиле мы берём на себя. Своё решение Вы должны сообщить… – консул посмотрел на часы, – не позже, чем через полтора часа. Иначе мы не успеем подать сегодня необходимые документы в МВД республики, чтобы завтра, самое позднее – послезавтра утром получить для Ильи и для Вас, если решитесь, загранпаспорта и выездные визы. Я понимаю, что этого времени недостаточно для принятия решения, но, к сожалению… – консул развёл руками.

– Я согласна, – ответила Ирина, не раздумывая и не скрывая своей радости. – Я еду с Ильёй! – И бросилась к секретарю звонить родителям.

– Ирина, постойте же! Последний вопрос: Вам уже исполнилось восемнадцать? И, надеюсь, паспорт у Вас с собой?

– Да. В прошлом месяце. Да. С собой.

Больница «Тель-а-шомер», куда прямо из Аэропорта привезла Илью машина «Маген-Давид-адом», располагалась в стороне от трассы и утопала в зелени.

После приёмного покоя Илью поместили в палату. Многие из врачей и обслуживающего персонала прекрасно говорили по-русски, поэтому Ирине не составило труда узнать, почему Илье так плохо.

Оказалось, что там, дома, во время операции, чтобы восполнить потерю крови, Илье по ошибке влили кровь, не соответствующую его группе. Это и привело к тому, что его почки перестали работать.

Но в результате проводимого израильскими врачами курса лечения, состояние здоровья Ильи стало улучшаться. Стабилизировались давление, пульс, перестала выделяться кровь, Илье становилось всё лучше и лучше.

Когда здоровье Ильи пошло на поправку, они оба изъявили желание остаться в Израиле в качестве новых репатриантов. Посоветовавшись с Ириной, Илья выбрал для проживания город Ашдод.

Министерство абсорбции оформило все необходимые документы.

Ирина быстро утрясла все хлопоты, связанные с абсорбцией.

Илья выписал на её имя генеральную доверенность, по которой она открыла на его имя счёт в банке Леуми, куда положила уже полученный Ильёй чек, и куда должны будут поступать в дальнейшем платежи «корзины абсорбции». Ирина нашла подходящую, полностью обставленную небольшую, но вполне приличную квартиру недалеко от моря и заключила договор на её аренду.

И вот, настал день, когда Илья был выписан из больницы и отбыл вместе с Ириной на машине «Скорой помощи» в Ашдод.

Илья, из-за своего состояния здоровья, на первых порах не мог в должной степени оценить происшедшие в их жизни перемены.

А вот Ирина… Сказать, что Ирине в Израиле понравилось, всё равно, что не сказать ничего: она влюбилась в него сразу и бесповоротно. Хотя, разве найдётся на свете человек, который мог бы устоять перед чарующей красотой Израиля?!

Когда Илью выписали из больницы, он был ещё очень слаб и не мог передвигаться самостоятельно. В часы, когда спадала дневная жара, Ирина катила его на коляске к морю, дышать целебным морским воздухом. Каким бы море не было, Ирина каждый раз находила в нём что-то особенное: это могли быть цвет или запах, штиль, волны и даже просто пустынный берег. Её восхищало всё.

Илья тоже любил море, но до неё, до Ирины, ему было далеко.

Время шло. Илья уже окреп настолько, что смог… в общем, его ждал сюрприз: Ирина оказалась девственницей.

Для Ильи это не имело большого значения. Он очень любил Ирину и готов был принять её такой, какая она есть. Поразило Илью другое: как Ирина смогла, столько раз находясь у самой черты, у самой грани, удержаться сама, – да что там – сама… как она смогла не позволить никому перейти эту грань?! Хотя, это совсем не удивительно, при её характере и силе воли…

После того, как Илья пришёл в себя настолько, что его можно было безбоязненно оставлять самого, Ирина взялась познавать Израиль. Она исколесила всю страну вдоль и поперёк. Вернувшись из очередной поездки, Ирина восторженно взахлёб рассказывала Илье об увиденном: Мёртвое море и Масада, Кинерет и Тверия, Голаны, Иордан… Она спешила везде побывать, всё увидеть.

Иерусалим… Иерусалим проходил в её поездках отдельной, красной строкой. Когда выдавался свободный день, Ирина, взяв с собой бутылку воды, пару бутербродов и несколько апельсинов, садилась в автобус и уезжала в Иерусалим. Сначала – по карте, а потом, освоившись, и без неё, она часами бродила по его бульварам, улицам, скверам. И чем больше она его узнавала, тем больше он манил, очаровывал и притягивал Ирину к себе. Иногда Илье казалось, что этот город соперничает с ним, Ильёй, желая отобрать у него любимую. Ирина же только смеялась: «О чём ещё может мечтать женщина? Что мне может быть ещё нужно, чтобы быть счастливой, если меня оспаривают друг у друга две святости: Иерусалим и Ты. Вернее: Ты и Иерусалим».

Как и следовало ожидать, Ирина забеременела. Илья был на седьмом небе: он просто светился от счастья. Уж на этот раз он точно станет отцом!

Ирина решила поехать в Иерусалим. Илье не очень понравилась эта затея: лучше осталась бы дома.

– Не тревожься, любимый. Я скоро вернусь, – улыбнулась Ирина, находясь уже в дверях.

Но она не вернулась.

На одной из остановок в автобус, где находилась его Иринка, вошёл террорист-смертник…

Когда Илье позвонили из оперативного центра и сообщили, что был совершён теракт и Ирина погибла – он не поверил.

Этого не может быть! Это ошибка! Что значит – погибла?! Илья много раз слышал о терактах и о жертвах по радио, смотрел в новостях по телевизору.

Да! Случается. Ничего не поделаешь. Печально, но такова израильская реальность: происходят теракты, в них гибнут люди.

Но никогда, никогда даже в мыслях не приходило в голову, что когда-то это может произойти с близкими ему людьми. Он не верил – и всё! Этого не может быть! Не может! И только на опознании в морге, глядя в её лицо, Илья вдруг осознал реальность этого ужаса: нет Иришки… И вдруг, как удар молнии: «А ребёнок, Г-споди, ребёнок?!»…

Он был ещё слишком слаб, чтобы вынести такое. Перед Ильёй всё поплыло, подкосились ноги, и он потерял сознание…

Очнулся Илья в больнице. В вене – капельница, опутан какими-то проводами, датчиками… До боли знакомая картина… Оказалось, падая, он сильно ударился головой и три дня был без сознания.

Илья спросил об Ирине, но ему сказали, что её уже в Израиле нет. Родители решили забрать Ирину и похоронить там…

Выписали Илью быстро. В Израиле долго в больнице не держат.

Приехал домой, а дома – пусто. Её нет… Вдруг вспомнил что-то, оглянулся, а её – нет!.. Что-то захотел сказать, спросить, а не у кого – её нет! Её – нет! Нет! Нет! А на душе такой леденящий холод, что руки коченеют. И озноб… Г-споди! Ну почему, почему это так гнетёт?!

Нет ничего на свете страшнее одиночества…

Уже давно наступила долгожданная израильская ночь.

Вечернюю духоту, пришедшую на смену дневной жаре, сменила ночная прохлада. В безоблачном небе ярко блестели звёзды, а там, куда ещё совсем недавно ушло спать уставшее солнце, там, на западе, окунувшись краем в Средиземное море, ярко светила медью огромная круглая луна. Морская поверхность была на редкость спокойна, как гладь озера, и по ней, от лунного диска и до самого песчаного берега, словно луч прожектора, протянулась длинная лунная дорожка.

Какое-то время мы шли молча. Я дал ему время придти в себя. Потом спросил:

– Когда это было? Давно?

– Давно. Очень давно.

– И что: с той поры ты – один? За все эти годы ты так и не встретил женщину, достойную занять её место?

Шмуэль вздохнул и грустно улыбнулся:

– Как бы тебе это объяснить… Сразу и не подберёшься… Понимаешь… Когда-то смерть отца заставила меня сразу повзрослеть. Тогда, за одну ночь, я превратился из беззаботного парня, увлечённого лишь чтением книг, девчонками и своей «Явой», – в мужчину. Я осознал в ту ночь, что теперь на мои, и только на мои плечи, как на плечи старшего мужчины нашей семьи, легла ответственность за её будущее. Смерть матери… Что тебе сказать… Говорят, что для женщины нет большего горя, чем смерть её ребёнка. А для мужчины – чем смерть его матери. В ту ужасную ночь, я снова превратился в безутешного, убитого горем ребёнка, потерявшего самое главное, самое бесценное в жизни – маму… Когда же я потерял Иришку… Внутри меня что-то оборвалось. В моей душе что-то умерло. Умерло навсегда. Сгорело.

– Ничего: Израиль – удивительная страна. Страна чудес. Один раз здесь уже изменилась круто твоя жизнь. Б-г даст, Израиль изменит её и во второй раз.

– Как-то один врач, уже здесь, в Израиле, сказал мне: «В Израиле медицина одна из лучших в мире. Может быть – самая лучшая в мире. Но превратить угли обратно в доски не могут даже здесь, в Израиле. Что сгорело – то сгорело. И у тебя нет другого выхода, кроме как научиться с этим жить».

Я недоуменно пожал плечами.

– Не думаю, что ты прав. Твои чувства можно понять, но согласись, за всё это время ты же мог хоть кого-то себе найти? Чтобы быть хоть с кем-нибудь вместе?

– На этот твой вопрос за последние 1300 лет никто не ответил лучше, чем Омар Хайям:

 
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем, что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
 

А если серьёзно, то за эти годы я настолько привык быть один, что теперь, наверное, просто боюсь изменить свою жизнь. После всего, что мне довелось пережить, я не сомневаюсь: любые изменения в жизни – только к худшему. Уж лучше пусть будет так, как есть. Хотя… – он остановился и повернулся лицом к морю. – «Никогда не говори никогда»…

Трус

Кто привёл его в эту компанию, теперь уже не припомнить. Осталось только в памяти, что звали его Изя и приехал он в город к родственникам на летние каникулы из какого-то поселения под Цфатом. Ребятам был он сверстник, но из-за малого роста и щуплого телосложения выглядел на несколько лет младше. Поэтому, наверное, компании Изя пришёлся не ко двору. Злые шутки над ним порой переходили все границы и любой другой на его месте обязательно дал бы отпор, но Изя был тихим, робким, насмешки ребят сносил молча, лишь глядел грустными, слегка на выкате глазами на обидчика и виновато улыбался из-под большой вязаной кипы.

Так уж вышло, что с чьей-то лёгкой руки прозвище дали ему – Трус. Прозвище было обидным, и поначалу, произнося его, все ожидали резкой ответной реакции, но со временем оно стало привычным и так приклеилось к Изе, что он откликался на него, как на своё имя. Так бы и уехал он в конце лета домой, увозя с собой это нелестное прозвище. Но однажды…

Все дни ребята пропадали на озере. Многолюдное и шумное в выходные, всю трудовую неделю оно было пустынно. Лишь изредка приходили любители порыбачить, да и те удили не с песчаного пляжа, где грибки и раздевалки, а с водозабора, что у дамбы: там было глубже, да и клёв лучше. Ребятам же больше нравилась противоположная, мелководная часть озера, где не было пляжа и поэтому куда почти никто не забредал. Мальчишки ощущали себя там робинзонами, попавшими на необитаемый остров.

Озеро в этой части заросло камышом, но вдоль берега была достаточно широкая полоса прогретой на мелководье чистой воды. Ребята плавали, ныряли, догоняли друг друга и прятались в камышовых зарослях. Накупавшись вволю, ложились на бугристую поросшую травой землю и загорали. А проголодавшись садились в круг, выстилали газетами импровизированный стол и выкладывали на него взятую из дома еду. Еда была неприхотлива, но им, проголодавшимся мальчишкам, она казалась такой изысканной и вкусной, источала такие запахи, что они набрасывались на неё, как саранча.

Но оказалось, запах еды привлекал не только ребят.

В один из дней в нескольких метрах от ребят на поросшей травой кочке появился маленький рыжий комочек – хомячок. Не обращая на ребят внимания он начал умываться, словно собирался присоединиться к их трапезе, потом встал «столбиком», почесал животик и, прижав к груди передние лапки замер, не отрывая взгляда от еды. Вероятно разговоры ребят показались хомячку скучными и он начал периодически зевать. Было поразительно, как маленький хомячок раскрывал свой рот: казалось, что вся его голова состоит из открытого рта и пары ушек.

Хомячок долго стоял на кочке не шелохнувшись, но как только ребята побежали в воду, моментально оказался на газетах и принялся подбирать оставшиеся крошки. Ел он так же стоя «столбиком», держа еду в лапках и озираясь по сторонам. И пока хомячок торопливо ел, ребята не выходили из воды, боясь спугнуть гостя.

В первый раз появление хомячка вызвало бурю восторга. Ребята только о нём и говорили. Потом, со временем, они привыкли к нему настолько, что перестали обращать внимание. Но обедая, никогда не забывали оставить для него что-нибудь вкусненькое.

В один из дней, они уже заканчивали трапезу, когда неожиданно раздался пронзительный писк. Ребята глянули и от ужаса оторопели. Хомячок стоял «столбиком» на своей излюбленной кочке, а в полуметре от него они увидели готовую к броску гадюку. Гадюка не отрываясь смотрела на хомячка, и он, парализованный её взглядом не мог сдвинуться с места. Только обреченно пищал, пищал…

Родители много раз предупреждали ребят: в камышах могут водиться змеи. Но ребята считали, что взрослые просто запугивают их, чтобы не заплывали далеко от берега. Ведь если тут действительно есть змеи, почему ребята их ни разу не видели?!

И вот гадюка, настоящая живая гадюка, была буквально в нескольких метрах от них. Ребята были напуганы не меньше хомячка, и так же, как он, парализованы от страха.

Вдруг Трус, сорвав с головы кипу, бросился к гадюке. Остановившись в метре от неё, он упал на колени, резко выбросил вперёд и сразу же отдёрнул назад руку с кипой. Гадюка метнулась, и как только тело змеи упало, Трус молниеносным движением накрыл её голову кипой и прижал к земле. Гадюка попыталась обвиться вокруг руки, но Трус второй рукой схватил её за хвост. Осторожно поднявшись с колен, он вдруг отпустил голову гадюки и, держа за хвост, стал медленно вращать в воздухе, как пращу. Подойдя к берегу, Трус метнул её подальше. Беспомощно пролетев какое-то расстояние по воздуху, змея плюхнулась в воду, потом над поверхностью появилась её маленькая головка и гадюка петляя поплыла в сторону камышей.

Все, как завороженные смотрели на уплывающую гадюку, не в силах оторвать взгляд. И только когда змея затерялась в зарослях камыша, ребята снова обрели дар речи.

– Ты её отпустил?!

– Почему не убил?! Это же гадюка!

– Убил? Зачем?! Разве она кому-нибудь из нас угрожала? – спокойно ответил Трус, надевая на голову кипу.

– Ну, даёшь!

– Ты где этому научился?

– Дома. У нас в Галилее их много. Разных, – буднично ответил Трус.

– Круто!

– Хотите, я и вас научу ловить змей. Это легко, – предложил Трус.

– Нет уж, спасибо!

Купаться в тот день ребята больше не стали. Что-то не хотелось. Куда делся хомячок, никто не обратил внимания. Не до того было. Удрал в свою норку, наверное. Больше они его уже не видели, потому что со следующего дня начали купаться на песчаном пляже. На том самом, с грибками и раздевалками.

А Трус… Трус с того дня стал одним из самых уважаемых ребят в компании. Только прозвище у него уже было другое.

«Закон зебры». или «Еврейское счастье» на весах Судьбы

Может быть, это было смешно.

Может быть, это было грустно.

1. Колбаса

Многие слышали о нем, но мало кто относится к нему так, как он того заслуживает. А напрасно. Ибо «Закон Зебры» по праву считается одним из краеугольных камней мировой философии. Упрощенно его можно сформулировать так: «Жизнь похожа на Зебру. Белые и черные полосы в ней чередуются в строгой последовательности, а так как жизнь не стоит на месте, то любая черная полоса рано или поздно переходит в белую, а белая – в черную».

Без преувеличения можно сказать, что на жизнь человека «Закон Зебры» оказывает огромное влияние. А для тех, кого невезение преследует постоянно, этот закон является единственным спасением, ибо, как любили говорить древние: «Кто предупрежден – тот вооружен».

К примеру, что делают люди, становясь в очередь за колбасой? Они расспрашивают впередистоящих: «Какая колбаса? Сколько завезли? Сколько стоит?» И главное: «А по сколько дают в одни руки?»

Меня же это все не интересует. Спрашивая «Кто последний?» и становясь в хвост очереди, я абсолютно уверен, что из магазина выйду без колбасы. Потому что, когда я стану перед весами, и, глядя в лицо продавщице, заискивающе произнесу «Мне полкило, пожалуйста», то в ответ обязательно услышу:

– Вы что, слепой?! Я же на ваших глазах отдала женщине, стоящей перед вами, последние куски – обрезки с прилавка. Колбаса кончилась и не будет до следующего завоза!

Ну, каково? Вот он, – «Закон Зебры», во всей свой неприглядной красоте!

Нет, конечно же иногда случалось, что я не только выходил с колбасой из магазина, но даже, благополучно, не реализовав массу всяких возможностей, приходил с ней домой. Но из этого вовсе не следует, что «Закон Зебры» имеет исключения.

Мне вспоминается, как однажды, проходя мимо гастронома, я увидел через стекло витрины огромную толпу в колбасном отделе. Встав в очередь, я выяснил, что завезли только «Докторскую» и дают не более одной палки в одни руки. Когда за мной заняли очередь, я, предусмотрительно предупредив, что тут стоит еще одна женщина, побежал к телефону-автомату звонить жене. Не прошло и сорока минут, как жена, отпросившись с работы, уже стояла в очереди рядом со мной. Через два часа, когда подошла наша очередь, за спиной вдруг раздался пьяный мужской голос:

– Товарищи, будьте бдительны! Евреи снова хотят всех надурить! Эти двое – одна семья, а купят две палки! Не справедливо!

– Да ладно тебе! Стояла бы твоя жена в очереди рядом с тобой, я бы и вам на двоих продала, – осадила алкаша подозрительно щедрая продавщица, протягивая нам сдачи.

– А мы не евреи: у нас нету денег покупать по две палки колбасы зараз!

– А ты меньше пей, тогда будут!

– Мы хоть и пьём, но пьём на свои, а вот на чьи деньги покупают колбасу евреи – большой вопрос! – не слазил со своего конька алкаш.

Продолжение этого диалога мы уже не слышали, так как вышли из магазина.

Забрав сына из детсада, счастливые обладатели двух палок «Докторской», мы возвращались домой. Отцовские руки сын признавал, только если рядом не было мамы. Поэтому, я нес портфель с рабочими документами, вещи сына и одну палку колбасы, а жена, – сына и вторую колбасу. Наш сын, положив голову на мамино правое плечо, смотрел, как завороженный, на болтающийся перед его носом конец колбасной палки, которую жена несла, забросив на левое плечо. Традиционно покинувший садик не слишком сытым, а если честно, – изрядно голодным, сын подтянул ручонками этот самый колбасный конец к себе и принялся его аппетитно грызть. Так как колбаса была очень замороженной, мы боялись, чтобы он не застудил горло. Но все наши попытки прекратить этот импровизированный ужин были тщетны. Придя, наконец, домой и положив нашу добычу – колбасу на стол в кухне, мы принялись за дела. Нужно было переодеть сына, переодеться самим и сделать много чего еще перед ужином.

Время летело не заметно. Вдруг я почувствовал какой-то запах.

Сначала еле уловимый, он со временем становился все сильней и сильней. Запах был специфический. Переглянувшись, мы с женой подошли к сыну. Но он был «стерилен». Проверили вещи, принесенные из садика, – все чисто. Недоумевая, мы пошли на запах…

На кухонном столе аппетитно лежали две палки колбасы. Вот она-то, родимая, оттаивая, и выделяла тот самый специфический запах. Вонь была такой резкой и такой противной, что в кухне невозможно было находиться. И тут мы с ужасом подумали о сыне…

Весь вечер мы заставляли бедного ребенка пить стаканами слабый раствор марганцовки, промывая его желудок. А потом, когда экзекуция была завершена и сын, измученный и опустошенный, наконец всхлипывая заснул, мы до самого утра по очереди дежурили у его кроватки, с опаской прислушиваясь к детскому дыханию.

Но все рано или поздно приходит к своему концу. Закончилась и эта черная полоса. Утром настал один из самых радостных, самых светлых дней в моей жизни: у сына не было никаких осложнений. Ну, прямо вообще никаких. Везунчик! Его пронесло… И «несло» целых два дня без перерыва. А вот стирать детские вещи, после этого самого «пронесло», пришлось мне, – как инициатору покупки колбасы. Но эта мелочь уже не могла испортить прекрасного ощущения белой полосы.

2. Пятый

Сильно ошибается тот, кто думает, что «Закон Зебры» специфически продовольственный. Нет, «Закон Зебры» охватывает все сферы человеческой жизни…

Давным-давно, когда я жил в диаспоре, а моя мама проходила абсорбцию на исторической Родине, решил я съездить к ней в гости. Но для этого нужна была виза. Я догадывался, что «Закон Зебры» не позволит мне получить визу просто так, с наскоку. Поэтому, сначала я отправился в Израильское консульство на рекогносцировку. Выясняя, какие нужно предоставить документы, я узнал, что консульство закрывается на три месяца в связи с летними отпусками и переездом в новое здание. До закрытия консульства оставался только один приемный день. Отложив все свои дела, в четыре часа утра я уже был у консульства.

Записываясь в список очередников, я увидел, что я – пятый. Опытные люди, оказывается, занимали очередь с двенадцати ночи и крутились у здания консульства, контролируя, чтобы список не потерялся. На мой вопрос мне объяснили, что были случаи, когда очередной записывающийся «терял» список и начинал новый с себя, тем самым оставив всех ранее записавшихся вне очереди. Да, век живи – век учись!

Вроде людей подходило не много, но когда рассвело, оказалось, что толпа у консульства собралась внушительная. Чтобы как-то скоротать время до начала приема, люди стали общаться, образовав несколько обособленных групп.

К девяти часам вышел охранник, чтобы пропустить через калитку работников консульства. Как по сигналу, толпа ринулась к калитке.

Охранник, забрав список из более восьмидесяти очередников, зашел в консульство. До начала приема был еще целый час, но от калитки уже никто не отходил. Разговор принял общий характер. Всех волновала только одна тема – получение визы.

Какое-то время я слушал молча, но потом принял участие в разговоре, высказав мнение, что далеко не все сегодня получат визу.

Мужчина в шляпе, стоящий недалеко от меня, с сарказмом сказал:

– Тебе то чего бояться? Ты – пятый!

– А я и не боюсь. Я и так знаю, что визы мне не видать.

– Что вы говорите?! – воскликнула рядом стоящая женщина. – А почему?

– А может, у него родители не евреи? – высказал предположение Толстяк.

– Что вы понимаете! – снисходительно сказал Очкарик. – Кто отец – не имеет никакого значения. Достаточно родиться от еврейки.

Рядом стоящая женщина сочувственно спросила:

– У Вас, наверное, с еврейством проблема?

Я вспомнил, сколько раз мне «доставалось» из-за того, что я – еврей.

– Да, проблема…

– Если не секрет, от кого вы родились? – не отставала женщина.

– Я?! От Зебры!

Толпа, внимательно прислушивавшаяся к разговору с целью получения хоть каких-то полезных сведений в этом информационном вакууме, засмеялась.

– Трепло! – сказал Очкарик, поправляя очки.

– Это я – трепло?! Просто я не везучий! – возмутился я и, объяснив популярно, что такое «Закон Зебры» рассказал «Историю о докторской колбасе». Толпа хохотала.

– Смейтесь, смейтесь! Вы что, не понимаете? Из-за меня и у вас могут быть проблемы. Я вам советую: лучше всего, когда начнется прием в консульстве, затолкните меня первым. Или, вернее сказать, перед первым. Чтобы я вообще никакого отношения к вашей очереди не имел. Вроде бы я сам по себе, а вы – сами по себе. Даже если для этого вам придется применить силу. Может быть, так вы избежите влияния «Закона Зебры».

– Ну и шустряк! – еле выговорил задыхающийся от смеха Толстяк.

– Не шустряк, а «хитряк», – выдавил из себя Очкарик.

– Слушай, ты случайно не еврей? – спросил мужчина в кожаной куртке. – Ты учти, мы здесь все такие! Лучше прибереги свои «байки» для другой компании. С нами у тебя этот номер не пройдет.

– Ну, вам виднее. Потом не говорите, что я вас не предупреждал.

В это время пришел охранник и, объявив о начале консульского приема, вызвал первого по очереди. Вскоре он снова подошел к калитке и сказал, что поскольку очень много иногородних, а им после приема еще надо добираться в свои города, консул будет проводить прием так: один городской – один иногородний, и, громко выкрикнув фамилию иногороднего, увел его с собой. Потом был снова городской и снова иногородний, городской – иногородний, и после городского вновь иногородний. Теперь была очередь пятого городского – моя очередь.

Я протиснулся прямо к калитке. Время как будто остановилось. Наконец пришел охранник и назвал фамилию… иногороднего. Потом вновь был вызван иногородний, и снова – иногородний.

Я решил: что бы ни было, я скандалить не буду. Я – пятый. Раньше меня из городских все равно никто не пройдет. Пусть очередь разбирается. Но толпа молчала.

Все началось, когда снова был вызван иногородний.

– А позвольте спросить, – обратился к охраннику Очкарик. – А почему вы нарушаете очередность?

– Я?! Я ничего не нарушаю! – удивленно ответил охранник.

– Как так не нарушаете?! А почему вы перестали вызывать городских? – подключилась женщина с золотыми сережками.

– Ах, вот вы о чем! А разве я вам не сказал? В связи с тем, что иногородних сегодня особенно много, городских больше принимать не будут! – громко, чтобы слышали все, объявил охранник.

С минуту все растерянно молчали, осмысливая происшедшее. Но потом толпа в одно мгновение превратилась в растревоженный гудящий улей. Люди были возмущены до предела. Атмосфера была настолько накалена, что достаточно было одной искры… И тут меня словно кто-то дернул за язык: «А ведь я вас предупреждал!»

Ох, лучше бы я этого не говорил! Толпа, всего несколько часов назад клеймившая недоверием мои «россказни», теперь, в поисках «козла отпущения», уже была готова поверить в то, над чем недавно смеялась. На меня посыпался град таких словесных выражений, которые воспроизвести сейчас я не считаю возможным. В воздухе запахло рукоприкладством.

Я пытался что-то объяснить этим людям, ссылался на «Закон Зебры», но меня никто не хотел слушать. Когда находишься в самой середине «черной полосы», сопротивляться бесполезно. В этот момент моя интуиция, интуиция стопроцентного еврея и правнука Баймаклийского рэбэ, подсказала мне, что налицо все признаки приближающегося еврейского погрома: сейчас эти евреи будут меня бить.

Да, с «Законом Зебры» не поспоришь. Хотя, а что я мог предпринять, прижатый огромной толпой к калитке? Мною овладела апатия. Я перестал спорить, огрызаться. Будь что будет. Это меня и спасло. Охранник, стоявший за моей спиной по ту сторону калитки, все видел и слышал. Он подумал, что я теряю сознание и, открыв на секунду калитку, впустил на территорию консульства. Меня усадили на стул в коридоре, дали воды. Сердобольные девушки из секретариата, бросая работу, по очереди появлялись в коридоре посмотреть на «жертву разъяренной толпы».

Чем это закончилось? Черная полоса плавно перешла в белую: консулу надоела эта беготня из кабинетов в коридор, нарушавшая четко отлаженный рабочий ритм. Он распорядился проверить мои документы, заполнить необходимые бланки и выдать мне, пятому в списке очередников, гостевую визу, чтобы я наконец дал консульству возможность нормально работать.

Так, вопреки всем реальным возможностям, благодаря лишь «Закону Зебры», я избежал грубого физического воздействия на свой организм и смог на три месяца раньше сказать:

«Шалом, эрэц Исраэль!»

3. Виза

Вот это и произошло. Передо мной с сыном во весь свой огромный рост встал мучительный риторический вопрос, на который у евреев во все времена был только один ответ: «Ехать – надо!»

Ну, надо – так надо! Историческая Родина ждёт! А с чего начинается Родина? С получения визы ПМЖ (Постоянное Место Жительства).