Текст книги "Несколько иммигрантов в немецкой среде"

– Подходите, трогайте, щупайте, спрашивайте. – он приветливо улыбнулся публике и присел на выдвинутый для него из-за кулисы стул.

Вместе с соседками Фима подошел к эстраде и стал разглядывать товары.

Там были и сковородки, и кастрюли разных размеров, и настольный вентилятор, и ковер, и подушки, и огромные «китайские» вазы, и торшер, и еще всякая всячина, и даже предметы неизвестного Фиме предназначения.

Вблизи все это било в глаза безвкусицей и дешевизной, и Фима неодобрительно покачал головой своим знакомым.

Через некоторое время оратор снова поднялся.

– Майнэ дамэн унд херрэн, садитесь на свои места. Вам сейчас принесут заказанную еду и напитки, и вы спокойно сможете обсудить наше предложение. Конечно, вряд ли кто-то из вас взял с собой нужную сумму. Но это сейчас и не нужно. Вы просто подписываете с нами договор на покупку, а деньги заплатите потом, при желании даже в рассрочку. Сейчас вам положат на столы бланки типового договора, и вам надо будет только вписать в формуляр свои фамилию и адрес. Первый человек, заключивший этот замечательный контракт, получит прекрасный дополнительный приз! Но чтобы остальные не чувствовали себя обиженными, мы делаем маленький презент каждому нашему гостю. Можете выбрать себе один любой подарок.

Ведущий показал на несколько магазинных тележек, заполненных какими-то предметами.

Народ ломанулся к тележкам. Фима выбрал хорошенькую игрушечную музыкальную клавиатуру на две октавы и довольный вернулся к столу.

На столе перед каждым занятым местом лежали листки договоров. Фима взял свой полистать, но тут официантка плюхнула на стол перед ним граненый стакан с мутной желтоватой жидкостью. А перед соседками поставила грубые белые чашки, видимо, с заказанным кофе. Фима пригубил тепловатую жидкость.

– Ну и пойло, – не смог сдержать возмущения он.

– Ага, – поддержали его попробовавшие свои напитки женщины.

Пить хотелось, но Фима не смог подавить брезгливость и отодвинул стакан. Решил купить бутылочку кока-колы в автомате, который он видел в фойе.

В этот момент от эстрады послышался шум, раздались аплодисменты и возле стола вип-компании появилась официантка с подносом, на котором стояли большая бутылка и бокалы.

– Майнэ дамэн унд херрэн, – торжественно объявил ведущий, – первый контракт подписан! Покупатель получает обещанный сюрприз – бутылку отличного шампанского. Мы ждем следующих покупателей, подходите ко мне.

Фима пошел за кока-колой. Что-то ему сцена с шампанским напоминала, но что? А, такое он видел, когда однажды посетил с Катей по «особому» приглашению «мероприятие для избранных» по продаже шэринг-курортов. Правда, в тот раз разводилово проходило в центре Невского, в одном из лучших отелей, а не в клубе какой-то деревни. И тогда «первые», явно подставные покупатели тоже получили шампанское.

++

Дверь в Катину комнату без стука приоткрылась и в щель прошмыгнул Алик. Катя оторвала глаза от книги и удивленно на него посмотрела.

– Танька с девочками в магазин пошла. – шепотом сказа Алик. – А Фимка вообще на весь день уехал! Так что часик у нас точно есть.

Он довольно потер ладони.

– Алик, пошел в жопу, – спокойно сказала Катя и вернулась к чтению.

++

Выпив колу, Фима вернулся в зал, собираясь поделиться со знакомыми воспоминанием о «первой сделке». Обе женщины были возбуждены, одна из них просто пылала румянцем, прижимая к груди листки договора.

– Подписали, – ахнул Фима? – Зря, может можно еще отказаться?

– Ну вот еще, – удивилась его вопросу покупательница, – мы через неделю из хайма в квартиру переезжаем. Мебель уже заказали, а теперь я и всю нужную утварь купила. Муж не хотел меня отпускать, а теперь обрадуется.

– Муж тебя убьет, – печально подумал Фима.

Как Фима и предполагал, подставной компании в двинувшемся автобусе не оказалось, и он пересел на место в начале салона. Смотреть через лобовое стекло было интереснее.

– Скоро мы будем в Страсбурге, – объявил экскурсовод. – Там я объявлю дальнейший план.

– Быстрее бы приехать, – с досадой подумал Фима. – Ладно, буду пока на Францию в окно смотреть.

Он достал фотоаппарат и начал фотографировать для Кати широкий Рейн, мост через него между Германией и Францией и удивительно неухоженные, по сравнению с немецкими, обочины дороги.

Автобус заехал на большую полупустую стоянку и открыл двери. Никто не вышел, все ждали, что скажет экскурсовод.

– Внимание, – объявил тот, – чтобы выполнить график экскурсии точно, а мы обязаны освободить автобус к восьми часам вечера, мы отъезжаем отсюда в 16 часов. У вас есть сорок минут, чтобы осмотреть прекрасный город Страсбург и даже дойти до собора. Видите его шпиль? Правда, идти придется очень быстро.

Люди в салоне недовольно загудели, некоторые встали и принялись высказывать экскурсоводу свое недовольство.

– Претензии не принимаются, – жестко объявил тот. – Вы при покупке экскурсии согласились с ее условиями. А там написано, что желающие могут задержаться в Страсбурге и вернуться домой самостоятельно. Если такие есть, подойдите ко мне. Остальным советую не терять время.

Фима выбрался из автобуса и быстро двинулся в сторону собора. Но тут же понял, что и часа не хватит, чтобы дойти до него и вернуться. И пошел уже спокойно. Тем более, что город и правда оказался прекрасным. По каналам двигались уютные прогулочные кораблики. Парапеты набережных и окна домов были украшены горшками и ящиками с цветами. Повсюду встречались симпатичные кафешки с вынесенными на тротуар столиками. Так как было тепло, почти все места были заняты спокойными, хорошо одетыми и довольными жизнью людьми.

– Катя права, – признал Фима, – надо было ехать в нормальную турпоездку.

Он сделал несколько фотографий особо впечатливших его мест, купил в булочной два красивых пирожных и длинный, еще теплый от свежести французский багет, который пришлось переломить, чтобы засунуть в рюкзак, и вернулся к автобусу.

++

В начале восьмого Фима, прихватив возле дома Машу, зашел с ней в комнату. Катя гладила платье.

– Привет, – деланно бодро сказал Фима и чмокнул Катю в щеку.

– Привет, ну, как съездил? – с интересом спросила жена.

– Отлично, – соврал Фима. – Если покормишь, покажу фотографии. А вы как?

– И мы отлично. И твой дружок отличник. Улучил момент и на свидание явился.

– А ты? – покосившись на Машу недовольно спросил Фима.

– Получила огромное удовольствие, – улыбнулась Катя. Она дала Фиминому лицу отобразить весь спектр испытанных им эмоций, потерлась щекой о его нос и шепнула на ухо, – в жопу послала.

Фима приобнял Катю и наконец расслабился.

– Ладно, пойду чай принесу, и будете с ним вкусненькое есть, – он достал из рюкзака оставшуюся от багета половину и пирожные.

– Мои любимые, недаром съездил! – воскликнула Катя и обняла Фиму покрепче.

– Пап, а это что? – спросила Маша, которая с момента встречи косилась на принесенную в руках Фимой коробку.

– Это тебе подарочек. – Он вытащил клавиатуру из упаковки.

– Ура, – закричала Маша и нажала клавишу. – А чего она не играет?

– Батарейки надо вставить. После чая я это сделаю. Есть ужасно хочется.

– Ладно, – сказала Катя, – я пойду на кухню, а вы батарейками занимайтесь.

– Фима вынул две батарейки из магнитофона и вставил в игрушку. Она не заработала.

– Сейчас разберемся, – заторопился Фима.

Он нашёл отвёртку и открутил крышку клавиатуры. Внутри коробки было пусто. Ни платы с деталями, ни динамика, ничего.

Фима растерянно посмотрел на дочку.

– Извини, Машенька, поломанная игрушка попалась. Завтра поменяю на хорошую.

У Маши в глазах появились слезы.

– Зря я, кажется, Алика отшила, – зло сказала зашедшая с подносом Катя.

Фима взял игрушку с коробкой, подвинул Маше пирожные и вышел.

++

Маша, Яна и другие дети сидели за столом в спортзале и рисовали. Фима с Аликом, которые «дежурили» при детях, играли в настольный теннис. Зашла Катя.

– Ага, играешь. Потом не говори, что тебе язык учить надо.

– Ну мне же надо хоть чуть-чуть поддерживать спортивную форму. Я же не хожу по дискотекам, – огрызнулся Фима.

– Неважно. Иди разбираться в прачечную. Мне надо постирать Машкины вещи, а я пять часов не могу пробиться к стиральной машине.

Фима и Алик продолжили игру.

– Что ты нервничаешь, – успокаивающе сказал Фима. – Бывает же, что всем что-то надо одновременно. Например, утром – сходить в туалет или вечером принять душ. Сейчас у соседей кончится грязное белье, и постираем.

– Катенька, и правда, не стоит нервничать, – вмешался Алик. – Но не потому, что машины скоро освободятся, а наоборот. Можешь на ближайшие дни не рассчитывать. Или встань в шесть утра и первой займи очередь. Я могу даже помочь тебе скоротать время.

– Может тогда сам и займешь, а я позже приду? – зло сказал ему Фима.

– А принцип материальной заинтересованности?

– Все, я тебе сказала, мешок с Машкиными вещами под дверью прачечной, – жёстко выговорила Катя и вышла из зала.

– Я и сам удивляюсь, – задумчиво сказал Фима, – откуда у людей столько барахла для этой бесконечной стирки. Месяц здесь живем, и второй раз такой затор.

– Ладно, открою тебе тайну золотого ключика, – вдруг сказал Алик. – Если б ты не перебирал постоянно свои карточки, а гулял побольше – мог бы и сам догадаться. Давай, сегодня вечером, часов в десять, подгребай на кухню. Только сумку захвати побольше.

– Для чего?

– Увидишь.

++

В предобеденное время на кухне было полно народа, каждый занимался своим делом. Фима варил макароны, одновременно перебирая карточки с немецкими словами. К нему подошел худощавый энергичный мужчина лет шестидесяти пяти – семидесяти, но по поведению еще не старик.

– Фима, позвольте вас спросить, почему вы меня избегаете?

– Я вас не избегаю, Григорий Маркович. Я просто занят. Впрочем, мне кажется, что вы не очень вежливы с моей женой.

Григорий Маркович вспыхнул и смутился.

– Неправда! Я, конечно, выразил ей свое восхищение, но не более того. В любом случае, готов принести извинения.

– Ну и ладно, – беззлобно сказал Фима, перебирая карточки. – Кстати, вы не знаете, что такое четвертый параграф?

– Ну, конечно, я и это знаю. – Григорий Маркович подошел ближе. – Это параграф немецкого закона, по которому в Германию переезжают русские немцы. Мы вот с вами флюхтлингконтингент, а потомки немцев, которые еще при Екатерине Великой в Российскую империю приехали, теперь сюда из Казахстана, Сибири и других мест по четвертому параграфу возвращаются. Вроде, у них еще какие-то параграфы есть, но все равно, их все называют «русские немцы».

Григорий Маркович подошел еще ближе и начал шептать.

– Понимаете, Фима, вы мне кажетесь весьма разумным человеком. Мне очень надо посоветоваться с разумным человеком.

– А Алик?

– Ах. Алик! У него нет никаких связей в России. Кроме половых.

– У меня тоже нет. Извините, мне надо сливать.

Фима спрятал карточки в карман и взялся полотенцем за ручки кастрюли.

– Ну, я вас очень прошу. Десять минут. Это в ваших интересах.

– Ну ладно, через час перед хаймом. Маша вам не помешает? Я хоть немного с ней прогуляюсь.

– Нет, нет. Конечно. Спасибо.

Через час Григорий Маркович, Фима и Маша, державшая его за руку, ходили вокруг хайма.

– Вы знаете, что я доктор? – начал говорить Григорий Маркович.

– Нет, – удивился Фима, – Я знаю только про Алика.

– Алик как раз не доктор, он врач. А доктор в Германии – человек с ученой степенью. Когда мне придет из министерства подтверждение диплома кандидата технических наук, ко мне будет разрешено обращаться только так: доктор Борин. А если обратятся иначе, я могу пожаловаться в суд! Так принято только в Германии.

– Я, конечно, рад за вас, но неужели вы об этом хотели поговорить?

– Нет, нет, конечно, нет. Понимаете, я еще и изобретатель. И в первый же день пребывания в Германии я наткнулся на золотую жилу. Но мне нужна помощь. У вас есть знакомые губернаторы?

Фима от удивления остановился.

– Нет, конечно. Знакомым губернаторов не надо уезжать в эмиграцию.

– Ну, кто-нибудь из их заместителей? С такой женой вы же должны быть знакомы хотя бы с заместителями. Лучше из северных областей.

– Григорий Маркович. Объясните, наконец, о чем речь?

Григорий Маркович перешел на шепот.

– Вы видели отопительные батареи в вашей комнате?

– Конечно.

– Да, да, но вы посмотрите на них еще раз, посмотрите. Заметьте, чем они отличаются от наших.

– Пап, можно я лучше с Яной поиграю. Мне надоело с вами гулять, ты все равно на меня внимания не обращаешь.

– Да, Машенька, сейчас. Я как раз про Яну тебя хотел спросить. Григорий Маркович, ну, правда, говорите по существу.

– Ладно, но только вам. Здесь на батареях стоят вентили. А у нас – заглушки. И батареи в наших домах работают весь отопительный сезон без перерывов. Тепло ли на улице, холодно – все равно, жарят напропалую. А если регулировать, это ведь даст огромную экономию энергии. Это гигантские деньги. Теперь понятно, сколько мы с вами на этом можем заработать?

– Ну мы-то тут при чем? – удивился Фима. – Там, где гигантские деньги, там нас еще долго не будет. В России есть министерство ЖКХ, это их дело.

– Я туда писал, – перебил его «доктор». Отдал за письмо почти полтора евро, а мне даже не ответили.

– И вообще, дело ведь не только в вентиле, – сказал Фима. – Это же наверняка часть системы. Раз есть регулятор, значит есть и счетчик. Раз счетчик – должна быть система учета. А где учет – там на потери не спишешь. Кто ж это у нас внедрять будет?

– Именно, только власть! Только диктатура! Поэтому мне и нужен выход на губернатора. До президента ведь не добраться? – Григорий Маркович задумался. – Или попробовать? Ведь какая экономия!

Фима с сочувствием посмотрел на собеседника.

– Вы только не волнуйтесь. Раз уж вы оттуда уехали, дайте им самим разобраться. Тем более, вентилей-то у вас пока тоже нет. Вот найдите вагончик вентилей, и действуйте. К вам тогда и отнесутся иначе.

– Да, вы правы, правы, – грустно согласился изобретатель. – А вы мне поможете перевести на немецкий письмо на вентильный завод?

Фима раздраженно кивнул и отошел с Машей в сторону.

– Кстати, вы обратили внимание, – крикнул Григорий Маркович вдогонку, что лампочки в подъезде сами отключаются через пять минут, а?

++

Поздним вечером Фима вышел из хайма с небольшим спортивным рюкзачком. Его уже поджидал Алик с огромной клетчатой клеенчатой сумкой, с какими ездили поначалу челноки.

Улицы были пустынны., свет исходил в основном от уличных фонарей, так как кроме окон хайма светились только редкие окна жилых домов тихого городка.

– Ну и сумочка, – с насмешкой сказал Алик. – Ничего, скоро поймешь свою ошибку. Забыл тебе сказать, чтоб ты взял фонарик. Ну, ладно, моего хватит.

– Такое впечатление, что мы воровать идем, – неуверенно пошутил Фима.

– Ну, не воровать, конечно, но – типа того, – серьезно ответил Алик.

Фима остановился.

– Я ни с каким криминалом связываться не буду. Не для того из дома ехал.

– Да брось ты, какой криминал. Так, легкий выход за рамки общепринятых правил. И потом – не понравится – не будешь участвовать. По этому делу вдвоем и не ходят.

– Нет, ты здесь скажи, может я вообще не пойду.

– Вот зануда. Ну нет в русском таких слов, чтобы ЭТО назвать. Пошли, не дрейфь.

Фима с сомнением пошел за Аликом, на шаг от него отставая. Алик дождался его, и они пошли рядом.

– Ну что, получили вы от арбайтсамта (ведомство по трудоустройству) направление на курсы? – спросил Алик. – Или ты думаешь, что со своими карточками выучишь язык сам?

– Ничего я уже не думаю. Учишь, учишь, а впечатление такое же, как если плывешь изо всех сил против сильного течения. В лучшем случае, на месте стоишь.

– А занятия когда начинаются?

– Через две недели. Надо успеть еще Машку в садик оформить. Мы ведь с Катей вместе учиться будем.

– За Машку не беспокойся. Тут все за вас сами сделают. У нас с Яной никаких проблем ни с садиком не было, ни теперь со школой.

– Ну, как это не беспокоиться? Она же языка совсем не знает.

– Ничего, все нормально будет. Яна тоже в садик ходила. Пару дней плакала, когда отдавали – забирали, а потом понравилось. И немецкий, ну, на своем, детском, конечно, уровне, быстро освоила.

– Спасибо, – задумчиво сказал Фима, – чуть-чуть успокоил.

– А с Катериной что? Помирились? – участливо спросил Алик.

Фима уныло отрицательно покачал головой.

– Да, тут часто семьи сразу разносить начинает, – голосом знатока произнёс Алик. – Но ты не унывай, жена у тебя стойкая, я уж попробовал проверить, раз ты ее сторонишься.

Фима сделал удивленно-неприязненное движение, но Алик утешающе хлопнул его по плечу.

– Ну, прости, инстинкты у меня такие. Зато проверка боем. Чем тебе плохо?

Алик остановился и придержал рукой Фиму.

– Ну все, пришли. Сейчас принесешь ей подарочек, и вместе в койку.

На перекрестке, как и на улицах, никого не было видно. На одном из углов стоял большой ящик с нарисованным на нем красным крестом.

– Видишь контейнер? – тихо сказал Алик. – Сюда немцы кидают мешки с одеждой, которую потом в бедные страны отправляют. Но это они так думают. Потому что, весь секонд-хенд, который в России продается, наверняка из таких контейнеров получен.

– Да видел я, как в этот ящик мешки кидали. Там такая система загрузки, что ничего не вытащить.

Алик засмеялся и подтолкнул Фиму в направлении одной из улиц.

– Это они так думают. Но нам в контейнер залазить сегодня без надобности. Тут в конце каждого сезона есть пара дней, когда ненужное барахло в специальные мешки складывают и просто на улицу выставляют. А утром добрые самаритяне ездят и эти мешки собирают. Вернее, те мешки, что после нас, турок и югославов останутся.

– Ты что, не хватало еще старье собирать! – брезгливо поморщился Фима.

– Ха, скажешь – старье, – оживленно возразил ему Алик. – Во-первых, они на распродажах накупят лишнего, а потом, ни разу не надев, выкидывают. Во-вторых, оденут что-нибудь разок – не понравится – и опять в мешок. А кроме того, если что-то и поносят, так перед тем, как в мешок складывать, выстирают и выгладят.

– А зачем же наши тогда стирают?

– Для профилактики. Потому что стирка в хайме бесплатная.

– Нет, знаешь, как-то мне это не нравится.

– Как хочешь. Я и сам поначалу носом крутил. А теперь у нас лучшие вещи – из этих мешков. Даже жалко, что свое барахло из дома сюда перли. Так что можешь гулять поодаль, будто ты ни при чем. О, вон и ходить далеко не надо.

Алик показал на объемистый желтый полиэтиленовый мешок и резво двинулся к нему. Посветив фонариком, он попытался разглядеть содержимое, потом развязал тесемки и запустил внутрь руку. Покопавшись, удовлетворенно кивнул и затолкнул мешок в сумку. Потом двинулся дальше, махнув Фиме, чтобы тот следовал за ним.

Фима независимо, словно гуляя сам по себе, пошел по другой стороне улицы. Увидел, что Алик нашел и спрятал в сумку следующий мешок. Потом нашел еще один, но покрутив, оставил его на месте и пошел дальше.

В этот момент Фима тоже наткнулся на небольшой мешок. Он растерянно затоптался, замялся, оглянулся по сторонам, но, никого постороннего не увидев, торопливо запихнул мешок в рюкзак. Потом торопливо отошел в сторону от этого места и оглянулся на Алика. Тот на другой стороне улицы шел следом, волоча набитую сумку.

Воровато оглядываясь, Фима зашел в хайм. Следом затащил свой баул Алик.

– С почином вас, Глеб Егорыч, – с усмешкой сказал Алик.

Фима вздрогнул: – Какой Глеб Егорович?

– Классику даже с перепугу забывать не стоит. «Место встречи изменить нельзя», в бильярдной.

– А…

– Пошли быстро в душевую, – позвал Фиму Алик, – разберем, что нужно, а что нет. Ненужное – завтра в контейнер. Нужное в стирку. Вот и вся технология.

++

Фима осторожно зашел в комнату. Маша спала, а Катя, одетая в халат, читала в постели.

– Ты где шляешься? С меня пример берешь?

– Где уж мне с твоей популярностью тягаться. – как можно более независимо буркнул Фима. – Жанна говорила, к тебе уже в хайм немец приходил, немецкому обучать.

– Ладно, брось. Как пришел, так и ушел. А Жанка – змея. Я ей блинчики-то на ногу уроню. Чай пить будешь? Руки мыл?

Фима кивнул. Катя встала и налила два стакана чая. Фима молча сел к столу и начал пить чай. Катя вдруг подошла к нему сзади и грудью уперлась ему в спину.

– Так и будешь теперь дуться как шарик? Нет бы, наоборот, радоваться, что твою жену весь день соблазняют да возбуждают, а она тепленькая тебе достанется. Или мне перестать делать вид, что я по-немецки даже намеков не понимаю.

Катя наклонилась и поцеловала Фиму в ухо. Фима с удовольствием потерся щекой о ее губы. Но все еще попытался демонстрировать независимость.

– Я вон принес тебе кое-что.

– Ну, ты нахал. Еще разговаривает. Я его жду тут. В другой раз, точно, не стану.

Катя пошла к постели, сбросила халатик и юркнула под одеяло. Фима отставил стакан, и, на ходу раздеваясь, кинулся к постели. Жена едва успела выключить настольную лампу, как раздался мерный скрип кровати.

– Тихо ты, дорвался, – ласково шепнула Катя, – Машку не разбуди.

Довольные Фима и Катя еще тяжело дышали. Катя включила настольную лампу.

– Что ты там сказал? Принес мне что-то?

– Ты посмотри сначала. Кофточку, свитер и юбку.

– Купил? – Катя поцеловала Фиму. – Тоже помириться хотел?

Фима неопределенно кивнул, встал, натянул треники и футболку, достал из сумки несколько вещей и протянул их Кате. Та взяла их и стала разглядывать. Повертев в руках свитер, она взвизгнула.

– Ух ты, Карло Колуччи!

Маша беспокойно закрутилась в постели и забормотала. Катя выскочила из постели, натянула на себя кофту и юбку и кинулась к зеркалу.

– Ух, класс. Что-то раньше у тебя не было такого вкуса. Или у нас просто такого выбора не было? Это же безумные деньги. Спасибо, милый.

Она кинулась к Фиме и страстно его поцеловала. Фима неуютно поежился. Катя опять бросилась к зеркалу, покрутилась перед, потом надела свитер.

– Класс, ну скажи, сколько стоит?

– Да, понимаешь. Это. Ну. В общем, это подарок.

Катя недоуменно посмотрела на мужа.

– Чей?

– Она сняла свитер и начала его разглядывать.

– Это что, из мешков? Пришел со мной мириться – с вещами с помойки? Со мной!

– Вылетевший из комнаты Фима поднял выброшенные ему вслед вещи и засунул их в выброшенный последним рюкзак. Катя захлопнула дверь. Из комнаты напротив выглянул Григорий Маркович. В конце коридора на Фиму с сочувствием смотрела Жанна, из-за спины которой пыталась разглядеть скандал Роза. Фима оглянулся, опустил голову.

– Фима, знаете что, идите ко мне пить чай. Я только что заварил, – сказал Григорий Маркович.

Фима задумался, потом кивнул и, собрав вещи в сумку, зашёл в комнату к Григорию Марковичу.

– Кошмар, – сказала Роза. – Я мешаю жить собственному дитю. Не спорь, если бы меня не было, ты могла бы заварить чай не хуже этого сумасшедшего юмориста. И не смотри на меня так. Потому что, если он правда заваривал чай в это время, он сумасшедший. А если наврал, то юморист.

Комната Григория Марковича выглядела как у Фимы – две двухэтажных железных кровати, но постель, разумеется, была застелена только одна. Фима сел на стул возле стола. К его удивлению, Григорий Маркович действительно налил ему горячий чай. Фима с удовольствием отхлебнул глоток.

– Трудно? – сочувственно спросил хозяин комнаты.

Фима кивнул. Григорий Маркович сел напротив.

– Я понимаю, трудно. С женой. С ребенком. Но особенно – с языком. Я ведь вижу, как вы стараетесь. Постоянно эти карточки в руках. И правильно – молодой человек, надеетесь работать. А я себе такой задачи не ставлю, вот мне и хватает книжки Гашека.

Фима недоуменно посмотрел на Григория Марковича. Тот улыбнулся.

– Ну, помните, как бравый солдат Швейк говорил по-немецки. Так и я: Zu Befehl, Herr Hausmeister! Будет исполнено!

Григорий Маркович поднес руку ко лбу, словно отдавая честь. Фима улыбнулся.

– Конечно, знаний Швейка не всегда хватает. Зато я могу заниматься творчеством.

Фима с опаской посмотрел на батарею.

– Нет, нет, речь не о вентилях. Я еще и пишу.

– Кому? – успокоившись спросил Фима.

– Разным людям. Пока, правда, только евреям. Вы уже были в синагоге?

– Нет. Я и в России-то ни разу там не был.

– А зря. Здесь в синагоге собираются многие наши люди. Конечно, их средний возраст позавидует вашему, но зато какая сила духа! Знаете что, давайте я вас захвачу в шабат на службу. Помолитесь, вдруг дела наладятся, а?

Фима с сомнением кивнул.

– И в наш писательский клуб при синагоге вместе сходим. Вы писали когда-нибудь стихи или рассказы?

– Нет. Только поздравления на дни рождения и отчеты на работе.

– Ну ничего. В клуб многие ходят просто послушать. В следующее заседание, кстати, я буду читать свои новые рассказы. Очень смешно. Вы обхохочетесь. А это вам очень нужно – нельзя в жизни видеть только серьезное. Договорились?

Фима снова кивнул.

– А вы почему сюда поехали, если не секрет? – после паузы спросил Григорий Маркович.

– Институт закрыли. Денег не хватало. Бизнесом занялся – бандиты достали. Ну и интересно было начать новую, другую жизнь.

– Интересно, значит, было, – понимающе покачал головой Григорий Маркович. И как? – он помолчал. – Разве это причина? Вот я – приехал оперировать рак.

– У вас рак нашли? – сочувственно спросил Фима.

– Пока нет, слава богу. Но вы знаете, какая тут медицина? Хотя я сразу понял, что наши врачи по отдельности – таки лучше.

++

В маленьком городке, где находился приютивший семью Фимы хайм, никакой синагоги не было. Может быть, не только в это время, но и никогда не было.

Оказалось, что в ближайшую синагогу из хайма желающих организованно возили, хоть и за их счет.

Идя следом за Григорием Марковичем и с любопытством оглядываясь, Фима поднимался по ступенькам к залу проведения служб. Григорий Маркович, как и многочисленные, в большинстве – пожилые, мужчины имел на голове кипу (маленькую еврейскую шапочку).

– А кипа у вас есть? – почему-то, с неприсущими ему в обычном общении еврейскими интонациями, – спросил Григорий Маркович.

Фима отрицательно помотал головой.

– Нет кипы? Но вы же все-таки еврей, или?

Фима утвердительно кивнул.

– Но вы обрезанный еврей? – почти шепотом был задан следующий вопрос.

Фима отрицательно помотал головой.

– Нет? Ну ничего, в штаны к вам никто не полезет. А кипу мы сейчас найдем.

Григорий Маркович подвел Фиму к столу, на котором лежали стопками кипы и молитвенники. Взял одну из кип, он расправил ее и надел Фиме на голову. Мгновение полюбовался и довольно покачал головой.

– Ну, конечно, какой гиюр, – показал рукой движение скальпеля возле ширинки Григорий Маркович, – могли вам сделать ваши партийные родители, если их начальники боялись идти в родную церковь. Сейчас мы пойдем в зал. У меня там уже есть постоянное место, а вы сядьте, где свободно. А дальше все просто – делайте то же, что и другие, а?

Фима сидел в полупустом, кучками заполненном мужчинами зале недалеко от входа. Женщины, как им полагается, понял Фима, сидели за барьером, в амфитеатре. Кантор, качаясь корпусом, читал молитву: «Барух ата адонай…», но кроме этих первых слов Фима не мог распознать ни одного. Некоторые люди повторяли слова за кантором, глядя в молитвенники. Кантор что-то сказал, и все мужчины достали из-под сидений белые с серыми полосами длинные полотенца с бахромой (тАлисы), которыми они покрыли голову. Фима полез рукой под сиденье, потом заглянул туда, но там ничего не было. Под соседними – тоже. Обеспокоенный тем, что выглядит как белая ворона, Фима тревожно оглянулся и увидел возле дверей открытую этажерку, на одной из полок которой лежал похожий кусок ткани. Фима, стараясь делать это бесшумно и „незаметно“, подкрался» за ним, вернулся на место и нахлобучил ткань себе на голову. Довольный собой, он взглянул на сидящих неподалеку мужчин и увидел потрясенные, направленные на него взгляды. Опустив глаза, Фима заметил, что на краях куска нет бахромы, а фактура и форма у него совсем другие.

– Полотенце это, что ли? – пробормотал он.

Фима еще раз взглянул на мужчин и, подчиняясь движению головы одного из них, быстро стянул с головы и спрятал под сиденье «неправильную» тряпку. Приняв независимый вид и ни на кого не глядя, он начал листать лежавший на соседнем столике молитвенник. Потом закрыл глаза, как будто молится. Подумал, а может, и вправду помолиться, но получилось у него что-то типа «Помоги мне, господи». Через некоторое время чтение молитвы закончилось. Все поднялись и встали полукругом. Среди присутствующих был даже один чернокожий, который стоял дальше Фимы и тоже не имел на голове платка. Раввин вложил тору в богатый серебряный футляр и понес его по проходу. Евреи, если надо – проталкиваясь поближе, поднимали кончик платка и бахромой дотрагивались до футляра. Раввин благосклонно им кивал. Когда раввин приблизился к стоящему в первом ряду Фиме, Фима растерялся под его испытующим взглядом, поскольку платка у него не было. И он просто дотронулся до футляра рукой. По лицу раввина и окружающих прошла гримаса ужаса и отвращения, и Фима понял, что опять сделал что-то не так.

Ребе пошел дальше, и Фима стал смотреть, как поступит негр, у которого тоже не было платка. Тот дотронулся до футляра обычной шариковой ручкой, и ребе одобрительно кивнул ему.

Выйдя в толпе мужчин и женщин из зала, Фима подошел к столику и положил в кучу кип свою. К нему тут же приблизился Григорий Маркович.

– Теперь пойдемте на кидуш.

– Это что?

– Это еда. Только запомните, пока раввин не благословит пищу, нельзя разговаривать и…

– Нет, спасибо, Григорий Маркович, – перебил его Фима. – Хватит мне позора. Боюсь, во время еды ритуалов еще больше, чем при молитве.

– Бросьте, Фима. Вы думаете, в этом зале найдется дюжина обученных евреев? Большинство тоже приобретало опыт методом тыка, причем чаще всего – тыка под зад. Так что, пойдемте перекусим за счет общины.

К столику подошел и положил на него свою кипу негр, с насмешливым превосходством поглядев на Фиму. Это решило дело.

– Нет, спасибо, – сказал Фима. – Я, как сумел помолился, а теперь – пойду.

– Ну, ничего. Когда мы придем на заседание литературного клуба, я заведу вас в канцелярию, вы запишетесь в общину и станете почти настоящим евреем. А если хотите, можно сделать бритмуллу. То есть – обрезание.

– Спаси боже! – перекрестился Фима.

– Что вы здесь руками машете как гой? – испугался Григорий Маркович. – Тут вам не там.

++

Фима подходил к хайму, когда увидел Катю и Машу, выходящих из дверей. Маша кинулась к нему.

– Папа, а мы в мороженицу идем. Мама мне два шарика купит – белый и шоколадный. Яне тоже два покупали.

– А мне с вами можно?

– Конечно, – сказала Катя.

Маша схватила Фиму за руку и потянула к Кате. Другой рукой взяла руку Кати и с веселым пением пошла между родителями. Катя молчала.