Текст книги "Лондон: Бегство из ада"

– Я хотел бы объяснить тебе кое-что, – произнес он раздельно. – У нас вчера погибли люди – мои товарищи, с которыми я давно хожу наверх. Они не раз рисковали жизнью ради меня, а я – ради них. Фактически, они были моей семьей. И если разговор о них будет продолжаться в таком же тоне, то кое-кто сейчас огребет больших неприятностей за неуважение к ним.

Фред набычился.

– Хочешь выяснить отношения? Давай!

Ник готов был вскочить, когда вмешался Кен.

– Фред! Ник! – прикрикнул он. – Прекратите глупости!

– Это не глупости, Кен, – возразил Фред. – Проблема больше, чем может показаться на первый взгляд. Если так пойдет и дальше, от нашей станции скоро ничего не останется. Оба тоннеля плотно зарастут корнями, не говоря уже о платформе, мы потеряем транзитное значение и окажемся без жизненного пространства. Хотелось бы, чтобы все члены совета, включая новых, это поняли.

Наступила тишина. Фред не сообщил ничего нового, он говорил общеизвестные вещи, которые и так все жители "Квинсвэй" давно обсуждали. Корни появились несколько месяцев назад. Поначалу некоторые были им даже рады – как же, дрова сами проросли, не надо больше их искать! Но первые же костры показали – дрова из них никакие. Стали их продавать, но и здесь спрос оказался небольшим. А корни все прибывали и прибывали, постепенно превращая бетонный свод станции в решето. Все со страхом ожидали дня, когда источенный ими свод ослабеет и рухнет. Пока еще до этого было еще далеко, но время бежало неумолимо.

Мартин прокашлялся и несмело предложил.

– Может, нам стоит подумать о том, чтобы куда-нибудь переселиться?

Раньше Мартин был финансовым директором в какой-то крупной фирме в окрестностях станции, но, невзирая на свою высокую должность, на работу ездил на метро, а не на машине. Это и спасло его во время Катастрофы – он как раз был в подземке.

Долгие годы жизни под землей не искоренили в Мартине привычки одеваться, как клерк – он носил пиджаки и рубашки с галстуками. Правда, все они обветшали, обвисли и имели печальный вид. Кен шутил, что в былые времена на пугала фермеры напяливали одежду получше, но Мартин только улыбался и отмалчивался. Как и полагалось настоящему бухгалтеру, он был довольно прижимистым, и на одежду тратиться не спешил, говоря, что и эта еще послужит.

Сам же Кен предпочитал куртки из свиной кожи, которые выделывали и шили прямо тут же, в метро. Сталкеры и охранники обходились военной формой без знаков различия, которую приносили сверху, остальные – кто чем.

– Разве что на небо, Мартин, – едко пошутил Кен в ответ. – Нет свободных станций в лондонском метро, а по частям нас никто нигде не ждет. Кто посильнее, конечно, те устроятся, наймутся куда-нибудь на птичьих правах, а остальные – пропадут.

– А я что? – совсем смутился Мартин. – Я ничего, предложил в порядке мозгового штурма.

Ник не знал, что такое мозговой штурм, но спрашивать не стал. Зато он понимал, что сказанное Мартином – полная чушь. У них была хорошая станция – обжитая, глубокого залегания, расположенная хоть и на не очень оживленном, но все же торговом пути к станциям "Бонд Стрит" и "Грин парку".

Была. Пока до нее не добрались чертовы корни чертовых деревьев. Теперь почти каждое утро странствующие торговцы в тоннеле останавливались перед проросшими за ночь корнями и орали, чтобы жители станции их обрубили, раз уж берут пошлину за транзит товаров. В противном случае грозились изменить маршрут и больше в эту часть красной линии не заглядывать.

Только своими силами на станции справиться с проблемой не могли. Значительная часть доходов от пошлины тратилась на наем рабочих с других станций для вырубки корней. С лиловыми деревьями срочно нужно было что-то делать.

Вчерашнюю экспедицию по уничтожению леса готовили долго, взяли в аренду огнеметы на соседних станциях, купили горючее, и все же она провалилась. Да еще и потеряли двух человек, включая опытнейшего начальника сталкеров старого наемника Бивня, который, ходили слухи, поучаствовал во всех вооруженных конфликтах в метро.

Кен обвел всех взглядом.

– Дело плохо, джентльмены. Я, конечно, не инженер, но тут всякому понятно, что если своды без конца дырявить, они когда-нибудь упадут. Всем нужно думать над решением проблемы. Собирайте всю информацию, как можно повлиять на эти деревья, но только осторожно, чтобы не пошли слухи по метро, что дела у нас плохи. Хотя, они уже и так идут. По моим расчетам, мы продержимся еще с полгода или чуть больше, а дальше станем бездомными. Все понимают, что это значит?

Понимали все. Люди с тех станций, которые по разным причинам сделались нежилыми, скитались по метро долгие годы, прежде чем их где-то принимали на постоянное жительство. И при этом им приходилось вытерпеть столько лишений и унижений, что они соглашались на любые условия и любую самую тяжелую и грязную работу, лишь бы обрести крышу над головой.

Фред повернулся к начальнику станции и спросил с налетом подобострастия.

– А что нам делать с паникерами, Кен?

– Какими паникерами? – не понял тот.

– Которые шепчутся, что нам конец и надо бежать, пока не поздно и еще можно поодиночке пристроиться на других станциях. А то, мол, когда повалит толпа от нас, в центре мест не останется и придется тащиться на бедные окраинные станции, где выживать труднее, или даже переходить на линии мелкого заложения.

Кен несколько секунд обдумывал ответ.

– Ну, запретить переселяться мы им не можем. А вот болтунов пресечь – вполне. Объяви, что за распространение паники будем сажать под арест на трое суток.

Фред погладил свой бритый череп. На его толстых пальцах блеснули два массивных золотых перстня.

– Почему не можем запретить? Очень даже можем. Если забрать у них удостоверения личности до особого распоряжения, то никуда они без документов не денутся.

– Это незаконно, – возразил Мартин.

Фред взглянул на него искоса, но голову не повернул, обращаясь больше к Кену, чем к остальным.

– Сейчас действуют законы военного времени, – отрезал он.

– Война давно закончилась, – упорствовал бухгалтер.

– А ее последствия – нет. Значит, и законы действуют.

– Мартин прав, – рассудил Кен. – Если мы начнем удерживать людей силой, о нас такие слухи пойдут по метро, что сами будем не рады. Да и соседи по альянсу могут быть недовольны. Здесь надо проявить небольшую хитрость. Кто хочет уходить, пусть уходит, но сначала отработает полгода на борьбе с корнями, а за это время, глядишь, все и утрясется.

– Гениально! – воскликнул Фред, – Так мы и сделаем.

Ник поморщился. «Неужели Кен станет терпеть такую грубую лесть?» – удивился он, надеясь, что тот сейчас окоротит подхалима. Но Кен смолчал.

– И что они должны будут делать? – не выдержал Ник.

– Найдется что, – снисходительно ответил начальник охраны. – Своды ремонтировать. Выжигать корни паяльными лампами, закладывать в дыры ядохимикаты и опять их бетонировать.

– Но у нас нет ядохимикатов, – возразил Ник.

– Зато есть сталкеры, – ехидно парировал бритоголовый. – И вот, новый их как бы командир.

Он произнес слово «командир» подчеркнуто саркастически. Мол, куда тебе, молокососу, командовать всеми сталкерами – тебя и заместителем-то по блату поставили.

Ник вспыхнул, но промолчал. Все знали, что блат здесь ни при чем. Когда-то отец Ника и Кен были приятелями, и по этой причине Кен относился к нему немного теплее, чем к остальным. Особенно, когда он остался круглым сиротой. Но на этом все и заканчивалось, в служебное продвижение Ника он никак не вмешивался. Своей правой рукой Ника сделал сам Бивень, увидев его толковость и храбрость. К настоящему времени Ник уже имел четыре года сталкерского стажа и кое-какую известность в профессиональных кругах за пределами станции. Место командира сталкеров досталось ему заслуженно.

– Ядохимикаты добудут сталкеры, – сказал начальник охраны, обращаясь к Кену. – Я надеюсь, хоть на это они способны? Иначе, зачем они нам нужны?

Последняя фраза была перебором.

– Ты, того, Фред, полегче! – осадил его Кен. – Сталкеры нужны много для чего.

Он повернулся к Нику.

– Но яды вам придется найти. Пока иного решения не видно. Узнай, где были в Лондоне их склады, и наведайся туда с ребятами.

– Хорошо, – нехотя согласился Ник, стараясь не смотреть на ухмыляющегося Фреда, довольного тем, что так ловко изобрел подставу для Ника.

Ник понимал, что склады ядохимикатов располагались не в центре Лондона, и их придется искать на окраинах. Хорошо еще, если там окажется подземная линия метро. А если нет, то из такой вылазки половина людей точно не вернется. И ведь не купишь их ни у кого, потому что такие специфические товары в метро никто и не тащит. Обычный ассортимент того, за чем охотятся сталкеры, составляли оружие, одежда, лекарства, книги, кое-что из техники, консервы и полезные бытовые мелочи. Все остальное оставалось вне сферы их интересов. И ядохимикаты в этот список точно не входили.

– Ладно, – подытожил Кен, – на этом закончим. Все свободны.

Члены совета потянулись к выходу.

– Фред, останься! – остановил Кен начальника охраны.

Тот, торжествуя, бросил на Ника еще один неприязненный взгляд.

4

Едва Ник добрался до своей фанерной загородки и вытянулся на койке, собираясь как следует отоспаться после вылазки и последовавшей за ней бессонной ночи, как в дверь постучали. «Кого там еще черти несут? – подумал он и не стал отвечать, надеясь, что это за каким-то пустяком и нежданный визитер скоро уйдет.

Не помогло. Стук повторился опять, затем еще раз. Он смирился с неизбежностью.

– Войдите!

В дверях появился фельдшер из лазарета, пожилой пьяница Патрик.

– Вот хорошо, что ты дома, – затараторил он, – а то я уже раза три приходил, а тебя все нет и нет.

– Что за срочность? – Ник сел на койке.

– Санжит…, – Патрик запнулся.

– Что с ним? – вскинулся Ник.

– В лазарете он. Хочет тебя видеть.

Санжит был единственным родственником Ника в подземке и приходился ему дядей – братом покойной матери. Мать умерла давно – погибла от когтей и зубов проникшего в метро мутанта. Нику еще не было и шести лет, и он ее помнил плохо. А после гибели отца, Нику было тогда лет двенадцать, Санжит взял его к себе и воспитывал до совершеннолетия. Ник очень любил этого смуглолицего худощавого человека с короткой бородкой и вечным черным тюрбаном сикха на голове. В том, что Ник стал сталкером, сыграла роль и судьба его родителей – он испытывал не гаснущее желание мстить тварям за них, за свое исковерканное детство.

Ник спешно собрался и почти бегом направился в тот угол, где под платформой в техническом помещении размещался станционный лазарет, гадая на ходу, что такого могло приключиться с дядей. Еще вчера, когда сталкеры собирались жечь лес, Санжит был в добром здравии и хлопотал в своей карри-закусочной на каю платформы, которую посещали главным образом двигавшиеся мимо станции торговцы. В отсутствие пряностей и былых продуктов питания, он без устали изобретал новые блюда, которые можно было приготовить из скудного подземного ассортимента. Он всегда хотел, чтобы Ник работал в закусочной и когда-нибудь унаследовал его дело, но тот выбрал иную стезю. В этом были и свои плюсы – временами он приносил дяде добытые на поверхности пряности и рис. Каждый раз Санжит с грустью говорил, что это, наверное, последние.

В лазарете дядя лежал один, других пациентов не было. Выглядел Санжит плохо – бескровное лицо покрывали кровоподтеки, губы были сухими и потрескавшимися, слабый шепот вместо голоса.

– Что с тобой? – бросился к нему Ник.

Санжит глазами показал маячившему за спиной Ника фельдшеру, чтобы тот вышел. Патрик нерешительно затоптался, стал поправлять покрывала на других кроватях. Ник выудил из кармана автоматный патрон и сунул в руку фельдшера. Патроны были валютой метро – их принимали в оплату за любой товар или услугу. Еще такой же ценностью обладали прежний алкоголь в запечатанных бутылках, сигареты и лекарства, но рассчитываться патронами было удобнее.

Когда дверь за фельдшером закрылась, Санжит облегченно вздохнул и откинулся на подушку.

– Как ты? – с тревогой спросил Ник.

Тот будто бы и не услышал. Вместо этого он завел речь о чем-то непонятном для племянника.

– Виноват я перед тобой Ник, – с трудом произнес Санжит. – Прости меня.

– Ты? Передо мной? О чем ты говоришь, дядя? Ты лучше скажи, что с твоим лицом, – Ник сел на стул у постели и взял его руку в свои ладони.

– Со мной ничего особенного – напали, немного поколотили.

Ник вскочил.

– Кто посмел? – повысил он голос, готовый тотчас кинуться искать обидчиков. – Из наших?

– Сядь, – успокоил тот его. – Не наши, пришлые. Они уже далеко.

Ник опять сел.

– Когда-то давно, – продолжил Санжит, – еще когда был жив Шкипер, твой отец, он передал мне кое-что, чтобы я сохранил это для тебя. Словно предчувствовал свою судьбу. Сказал, если с ним что случится, отдать это тебе, когда станешь взрослым.

– И что же это? – спросил Ник без особого интереса в голосе.

Санжит понизил голос.

– Карта.

– Карта? – не понял Ник. – И что на ней?

– Я тебе как-то рассказывал, что незадолго до своей гибели, Шкипер ходил с экспедицией к морю.

– Да, помню, – кивнул Ник, – его не было больше года. Я тогда жил у тебя.

– Все правильно, – подтвердил Санжит. – Ты также знаешь, что он был единственным, кто вернулся обратно. По крайней мере, мы так думали.

– А что, это не так? – спросил Ник.

– Нет, потом вернулся еще один. Мутный тип по кличке Крюк.

– Многообещающее имечко, – хмыкнул Ник. – А как его зовут по-настоящему?

– Робин Матецки, кажется, или как-то так. Твой отец говорил.

– И когда он объявился в метро?

– Я точно не знаю, – ответил Санжит, – да это и неважно.

– А что важно?

– То, что вчера Крюк был здесь. Пришел вместе с двумя подручными сразу после того, как вы ушли наверх.

– К кому? – спросил Ник, уже зная ответ.

– Ко мне, будь он неладен.

– Чего хотел?

– Карту.

– Ту самую?

– Да.

– А ты?

– Я не отдавал, – лицо Санжита исказила гримаса боли. – Долго.

До Ника вдруг сразу все дошло.

– Они пытали тебя?

Санжит кивнул.

– Сильно?

– Ну, не так уж чтобы очень, но внутри все болит.

Он закашлялся, и на губах у него выступила кровь.

– Черт! – выругался Ник. – И ты говоришь, что это не сильно? Да надо было сразу отдать им эту чертову карту.

– Не все так просто, Ник, – ответил Санжит. – Это не просто карта.

– Что же на ней изображено такого особенного, что ты так долго ее не отдавал?

Санжит поманил его пальцем, и Нику пришлось приблизить ухо почти к его губам, чтобы расслышать.

– Твой отец в той экспедиции нашел кое-что.

– Что именно?

– Тайный правительственный бункер на побережье на случай ядерной войны. Где-то возле Истборна.

Лицо Ника стало серьезным.

– Так там, наверное, кто-то уже живет?

Санжит выдержал паузу.

– В том-то и дело, что нет. Все началось так внезапно, что обитателей бункера не успели в него завезти. Он и остался пустым, но укомплектован огромным запасом еды и оружия.

– Странное место для убежища они выбрали, – заметил Ник.

– Не такое уж и странное, – возразил Санжит. – Всякому было понятно, что Лондон подвергнется бомбардировке в первую очередь, а вслед за ним и другие крупные города. Зато на городки, которые на побережье, ракеты никто тратить не станет. А это означает, что радиация там ниже, чем в Лондоне.

– Получается, они сами себя перехитрили, раз не успели туда добраться, – задумчиво заметил Ник. – И что, большое там убежище?

– Тысяч на пять человек, как минимум. Может быть, на десять.

Ник присвистнул.

– Ого! Почему же его не заняли жители Истборна?

– Потому что не для них оно строилось. Да и не знал о нем, похоже, никто.

– Так уж и никто? – не поверил Ник. – Такую стройку нелегко скрыть.

– Это только догадка твоего отца. Но главное – там есть охрана. Небольшая, но вполне боеспособная. Твоему отцу едва удалось оттуда уйти.

– И как отец собирался это использовать? – спросил он.

– Хотел переселить туда людей из метро.

Ник улыбнулся.

– Ха, переселить! Без костюмов химзащиты, без противогазов? Как он, вообще, собирался провести такую толпу через радиацию и все опасности до самого моря? Невозможно доставить туда женщин и детей, если даже большая часть сталкеров не смогла преодолеть дорогу в оба конца.

– Он хотел найти способ. Но не успел.

– Нет такого способа, – уверенно возразил Ник. – Я бываю наверху по два раза в неделю и знаю, что говорю.

– Он мечтал, чтобы ты закончил его дело.

– Его дело! – воскликнул Ник. – Я не самоубийца и у меня своих дел полно.

Санжит некоторое время смотрел на него с укором.

– А ты не похож на него, – сказал он, наконец.

Ник услышал в его словах укор.

– Да, не похож, – ответил он с некоторым вызовом. – И знаешь, почему?

– Скажи.

– Потому что он родился еще наверху и был отчасти романтиком. А я родился внизу и я насквозь прагматик. Романтика осталась в прошлом, а сейчас каждый бьется за то, чтобы выжить и я не исключение. Выживание – вот наша религия и единственная цель.

– А в чем же тогда смысл? – спросил Санжит.

– Смысла нет, дядя. Да я и не забиваю себе голову подобной чушью. Смысл в том, чтобы прожить этот день до вечера, а за ним еще один. И так – сколько тебе отмеряно судьбой.

– Когда-то смысл жизни твоей матери был в том, чтобы родить и вырастить тебя.

– То было давно. Если ты о детях, то я не хочу их иметь. И заводить семью тоже. Обрекать их на наше ущербное подземное существование? Ну, уж нет!

– И все же даже такая жизнь, которую ты можешь дать, лучше, чем никакая.

– Возможно, ты в чем-то и прав, – задумчиво согласился Ник. – Но я не хочу этим заморачиваться. По крайней мере, сейчас.

– Я должен был отдать эту карту тебе раньше, – произнес Санжит, – но мне все казалось, что ты слишком молод для такой миссии.

– Тут ты прав, – усмехнулся Ник, – я не созрею для нее, даже когда стану старым. Так что, какая разница? Зря ты упирался и не отдал ее Крюку сразу. Это просто бесполезный кусок бумаги. Она не стоила тех страданий, которые ты перенес.

– Может быть, и зря, – горько сказал Санжит. – Но теперь уже поздно сожалеть.

Ник взял его за руку.

– Извини, дядя. Я тебя люблю, но даже ради тебя не возьмусь за это дело. Пусть уж лучше Крюк отправляется в путь сам, если ему прошлого раза мало.

– В том-то и дело, что он не собирается этого делать, – сказал Санжит.

– Что же он станет делать с картой? – удивился Ник.

– Как я понял по их разговорам, продаст ее.

– И что, есть покупатели?

– Нашлись.

– Хорошо платят?

– Очень.

– Вот и ладно, – сказал Ник. – Конечно, надо было бы надрать ему задницу за тебя, но я сделаю это при первой же возможности, это ему с рук не сойдет. Сталкерские пути пересекаются порой в самых неожиданных местах, а метро наше не такое большое. Что касается карты, то, если кто-то уйдет из метро, остальным станет просторнее, только и всего.

– Покупатель не из метро, – едва слышно произнес Санжит.

– А откуда же? – удивился Ник.

– Из подметро.

Ник скептически скривился.

– Ах, вот оно что! Еще одна сказка. Все только и говорят, что про это подметро, хотя никто его в глаза не видел.

– Может, сказка, а может – и нет, – задумчиво произнес Санжит.

– Ты что, тоже в него веришь?

– Я не исключаю его существования.

– Да? И что заставляет тебя сомневаться?

– Еще до Катастрофы власти некоторых стран почти признали, что у них существует метро для избранных.

– Это где же? – заинтересовался Ник.

– Ну, например, в Москве.

Ник снисходительно улыбнулся.

– Я тоже краем уха об этом слышал. Знаменитое Метро-2! Но то Москва, а это – Лондон. Там метро строили при тоталитаризме, а у нас всегда была демократия. Здесь просто не могло быть ничего подобного. Людям хочется сказок о земле обетованной, вот они и сочиняют, кто во что горазд.

– Не знаю, – сказал Санжит неуверенно. – Они между собой говорили, что покупатель будет ждать их на станции "Кинг Кросс".

– Это разводка, – сказа Ник. – Там другие бандиты отберут у них карту и ничего не заплатят.

– Может, так, а может, и нет.

– Не думай об этом, – посоветовал Ник. – Просто лежи и поправляйся. Я уверен, ты выкарабкаешься. Ты же сикх, воин, ты не можешь сдаться!

Санжит слабо улыбнулся и ничего не сказал.

– Если бы я не был по отцу англичанином, я бы тоже стал сикхом, – сказал Ник, вставая. – Я в тебя верю, дядя. Ты скоро поправишься. Я достану для тебя любые лекарства, какие скажет доктор. А сейчас поспи.

Санжит посмотрел на Ника с нежностью.

– Подожди! – слабо произнес он.

– Что?

– Если ты когда-нибудь встретишь человека без мизинца на левой руке и с татуировкой в виде паука на шее – это Крюк. Будь с ним осторожен.

Ник вышел из лазарета с тяжелым чувством, еще не зная, что этот разговор был у них последним.

5

Немного позже в тот же день Ник отправился на соседнюю станцию Марбл Арч за давно заказанным тамошним умельцам альпинистским снаряжением. Без него сталкеры в высотные дома и даже просто на верхние этажи зданий не совались. Мутанты могли появиться неожиданно и отрезать все пути к отступлению. В таком случае, единственным спасением становилась выброшенная в окно веревка и пара надежных карабинов на поясе. Нередко требовались также «кошки» и крючья для забивания в стену.

Расплатившись и забрав все это добро, Ник направился обратно. По пути он завернул в неприметный боковой тоннель, разгреб в нем кучу старого хлама и поднял чугунный люк. За ним шел длинный лаз вниз, потом ответвление и металлическая дверь с двумя замками. А уже за этой дверью содержалось то, про что Ник не рассказывал никому, даже Санжиту. Здесь было его убежище, заполненное разнообразными моделями железных дорог. Вкус к ним ему привил отец, принеся однажды сверху почти полный комплект железной дороги.

Ребенком, Ник играл с дорогой на платформе станции и давал поиграть другим. А когда вырос, делать это стало как-то неудобно. Но любовь к дорогам осталась, и он нашел для них уединенное место. В каждой вылазке он старался раздобыть что-нибудь для пополнения своей коллекции.

Ник нашарил выключатель. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка и озарила довольно большое помещение, углы которого тонули во мраке. Середина же его была заставлена стащенными отовсюду разнокалиберными столами и просто дощатыми помостами, на которых размещалась разросшаяся за много лет железная дорога.

Присмотревшись, можно было заметить, что она представляла собой некое подобие лондонского метро. В нем не хватало некоторых линий, но вагоны имеющихся были выкрашены в те же самые цвета, что и линии на схеме Tube map, некогда бесплатно раздававшейся на каждой станции. Несколько таких схем, пожелтевших от времени, валялись тут и там.

Ник достал из рюкзака пару новых вагонов, раздобытых им в последних вылазках, и установил на рельсы, прицепив к уже имеющимся составам. Затем включил действующую часть дороги. Игрушечные поезда покатили из конца в конец, поднимаясь на эстакады в местах пересечения с другими линиями. Дойдя до конца, они упирались в ограничители, щелкали реле и вагоны катились обратно.

Каждый раз, глядя на них, Ник представлял себя обычным пассажиром метро еще до взрыва. Говорят, путь по любой линии из конца в конец занимал немногим более часа. Теперь на это уходят дни, если не недели. Метро без поездов словно бы увеличилось в размерах, растянулось во все стороны и заменило собой остальной мир. Безопасный мир. Почти единственный, в котором мог обитать человек.

Но безопасность его была во многом мнимой. Она представлялась таковой лишь в сравнении с тем, что творилось наверху. Кто-то из стариков – для Ника стариками были все, захватившие прежней жизни – рассказывал, что по уровню насилия нынешнее метро сопоставимо с самыми опасными местами на планете до Катастрофы. И таких мест, говорили они, было очень немного, их можно было пересчитать по пальцам.

«Вот, значит, как, – думал Ник,– по пальцам. Оторвать бы вам эти пальцы». Он недолюбливал всех «прежних». Ведь это они общими усилиями загубили планету. Пускай они, как и все, загибаются сейчас в темноте и сырости, но при этом успели пожить под открытым небом и в тепле. Ему же и таким, как он, этого не досталось. И уже никогда не достанется.

Никто достоверно не знал, кто первым нажал на кнопку, и от чего разразилась Катастрофа. Всем хотелось думать, что начал кто-то другой. Но приближали ее все вместе общими усилиями. Пусть люди, ныне живущие в метро по всему миру, не имели реальных рычагов власти, чтобы изменить ситуацию, но все равно они могли в меру своих сил повлиять на нее. Они были избирателями и имели право выбрать себе другое правительство. Они могли выйти на улицы и добиться отставки самых воинственных руководителей.

Могли. Но не вышли, предпочитая повседневные заботы заботам о будущем планеты. Тупо смотрели кулинарные шоу – были раньше такие передачи по телевизору, рассказывал Санжит, где взрослые люди с задумчивыми лицам пробовали пищу, приготовленную разными поварами, и многозначительно кивали головами, если она им нравилась. Сейчас они, если выжили, дегустирую крыс, зажаренных на вертеле, со мхом на гарнир.

Они внимали дурацкой рекламе мебели и пружинных матрацев. Сейчас они спят в спальных мешках на бетонном полу.

Они обдумывали покупку дома с участком земли за городом. Теперь у них один участок – тот, что занимает их палатка или дощатая хибарка на станционной платформе, да и то в аренде, а не собственности.

Они смотрели примитивные сервалы и ситкомы с несуразными фриками. Теперь глядят друг на друга, и сочиняют фантастические байки про тайны метро.

Ник чувствовал, что логика его доводов хромает. Но что толку в логике, если все уже свершилось и, есть она или нет, ничего не изменишь.

А отец, конечно, был романтиком. Это надо же придумать – выводить людей из метро на новые земли. Зачем? Чтобы там они, придя в себя, начали все сначала? Люди неисправимы и это лучше всего видно по тому, как они ведут себя в метро. В подземке нет единого руководства, станции объединяются в альянсы, которые противостоят друг другу, а иногда и воюют между собой. Альянсы распадаются, образуются другие, противостояние продолжается. Каждый за себя, говорили раньше, один Бог за всех. Теперь, кажется и Бог ни за кого, если допустил, чтобы дело зашло так далеко.

Ник отогнал от себя эти мысли и занялся дорогой. "Когда-нибудь, – подумал он, – если у меня будут дети, я приведу их сюда и передам все это. Больше мне передать им нечего. Впрочем, у других нет и этого. Вот если бы найти один из военных складов под землей, о которых все тоже говорят, все равно, какой – с оружием, едой или обмундированием – тогда можно было бы разбогатеть и оставить детям состояние. Но эти склады ищут все, кому не лень и кому хватает духу бродить по темным тоннелям и подвергать себя риску нападения других таких же искателей, бандитов или мутантов с поверхности, которые упорно лезут в метро через все ходы и дыры, чтобы поесть человечины, которая, наверное, почитается у них за деликатес. Мясо других тварей, пропитанное радиацией, им нравится куда меньше.

Сам Ник искать склады перестал давно. До него их искала куча людей, и ни у кого, насколько он знал, не получилось. Тогда какой смысл? Больше шансов найти что-нибудь полезное на поверхности. Да и пропадали нередко искатели. Болтали об этом всякое. Одни говорили, что нашли, да их прихлопнула охрана складов. Другие – что закрылись там, и жрут теперь армейскую тушенку со сгущенкой, не желая ни с кем делиться и боясь, что отберут. Были и предположения, будто их порвали и сожрали монстры с поверхности, все-таки прорвавшиеся сквозь заваренную решетками вентиляцию.

Люди же с самой богатой фантазией утверждали, что складами пользуются обитатели подметро и они не допустят, чтобы на них проник еще кто-нибудь. Пропавших могли просто убить истинные хозяева складов и сбросить тела в одну из бесчисленных технологических шахт. Там они и лежат, да только кто же в них полезет их искать?

Наигравшись вдоволь в железку, Ник вышел, запер дверь и направился на свою станцию. Тоннель здесь был сухим и безопасным, в отличие от множества других в метро, где случалось всякое. Вот разве что корни полезли. Ближе к станции Ник наткнулся на один из них и чертыхнулся. И почему только эти проклятые деревья с длинными корнями выросли над их станцией? Нигде в метро больше их нет, а тут появились. Выхватив мачете, Ник перерубил корень и пошел дальше.

Побросав приобретения в свою каморку, он оправился навестить Санжита. И тут его ждал удар – тот скончался незадолго до его прихода. Бескровное лицо дяди заострилось и вытянулось. Ник вдруг ясно осознал, что остался в этом мире совсем один. Оборвалась последняя ниточка, соединявшая его с прошлым и утраченной семьей. Теперь у него была только память.

– Почему он умер? – спросил Ник у врача сквозь зубы. – Его состояние не было очень тяжелым.

– Его сильно избили, – ответил тот, – множественные гематомы, ушибы внутренних органов, сломаны несколько ребер. Кроме того, его пытали огнем.

– Это все не смертельно, – отмахнулся Ник.

– Если молодой – да, – согласился тот. – Но он был уже в годах.

– Он еще не был старым, – возразил Ник. – Так, какая причина?

– Я думаю, оторвался тромб. Не очень хорошая кровь. Такое случается. Хотя, чтобы сказать точнее, не мешало бы сделать вскрытие. Это будет стоить денег. Делать?

– Не нужно, – решил Ник. – Его не вернешь.

Подавленный, он вышел из лазарета. Он отказался от вскрытия не из-за денег – просто не хотелось, чтобы тело дяди резали. По пути к себе он встретил Алистера. Тот уже все знал. Он подошел и положил руку Нику на плечо.

– Сочувствую, старик, – сказал он. – Мои соболезнования.

Ник кивнул. В детстве они были с Алистером очень близки, а повзрослев, отдалились, хотя оба стали сталкерами и несли службу в одном отряде. Какие-то нити, объединявшие их прежде, оборвались, и ни один из них не прилагал усилий к тому, чтобы связать их заново. И Ник догадывался, в чем причина – Алистера отталкивала его жесткость, которую он приобрел за годы жизни без родителей. Дядя, каким бы он ни был добрым, заменить родителей не в состоянии.

Ник почувствовал, что, возможно, сейчас пришло время восстановить отношения со старым другом.

– Пойдем ко мне, – предложил он.

Они устроились в каморке, и Ник достал из приваренного к полу железного ящика, служившего ему сундуком, бутылку недавно принесенного шотландского виски. По прежним временам, виски был так себе – простая черная этикетка, ровная квадратная бутылка без тиснения и прочих затей. Но для жителей метро это была неслыханная роскошь.

– Ого, – одобрительно сказал Алистер, – где это ты раздобыл?

– Там, – махнул Ник неопределенно рукой, – далеко.

Он плеснул живительной жидкости в жестяные кружки.