Текст книги "Испытание болезнью: как общаться, сохранить отношения и помочь близкому"

Как часто стоит заходить?

Если болезнь длится долго, поддерживать определенную периодичность визитов не так-то просто.

Дженет Эвери может многое вам поведать насчет частоты и регулярности: «Самое неприятное следствие болезни – это одиночество, особенно если вы, как и я, живете одни. Сразу после инсульта ко мне ежедневно заглядывали толпы подруг и знакомых. А затем их поток иссяк. Думаю, они испарились, потому что я уже не та, что прежде. Я уже не прикована к кровати, но со мной скучно. Теперь я всего лишь никому не интересная старуха, да я бы и сама на их месте избегала себя нынешней. Со мной не о чем поговорить. У меня совсем не осталось жизненных сил. Неудивительно, что они перестали приходить.

Я убеждена: люди – это то, что они делают. Жизнь каждого соткана из его запаса энергии и интересов. Когда я жила полноценной жизнью, то виделась с друзьями от случая к случаю, и это меня устраивало, ведь я жила в своем мире, а они в своих, и время от времени мы собирались, чтобы ненадолго разделить друг с другом эти миры. Но когда мой мир сузился, а они по-прежнему вели активный образ жизни… – ее голос дрогнул и надолго умолк. – Мне не хотелось бы, чтобы они чувствовали себя виноватыми за то, что совсем обо мне позабыли. Нет ничего хуже дружбы, построенной на чувстве вины. Но в то же время мне хочется сказать им: “То, что случилось со мной, однажды случится и с вами! Просто ко мне беда нагрянула раньше”. Мне кажется, им следовало бы скооперироваться, организовать кружок и следить, чтобы за мной постоянно кто-то присматривал».

Предположим, у вас есть приятель, которого вы очень любите, но встречаете всего раз или два в год. Обязаны ли вы регулярно навещать человека, если он вам больше чем просто знакомый, однако не настолько близок, чтобы считаться лучшей подружкой или закадычным другом? Могу рассказать, что сделала я сама, когда одна женщина, попадавшая под данное в предыдущем предложении описание, сломала бедро. Я приехала к ней в больницу с сеткой мандаринов и просидела у ее кровати минут двадцать. За это время она рассказала мне, как произошел несчастный случай – какой-то человек врезался в нее во время пробежки и сшиб с ног. Мы обсудили прогнозы врачей. Поговорили на Другие Темы. Она упомянула, что, наверное, к выходным ее выпишут. А потом я ушла, пообещав позвонить. Неделю спустя я оставила на ее автоответчике сообщение, что-то вроде: «Надеюсь вскоре снова увидеть, как ты танцуешь». На мой взгляд, сам формат нашей дружбы, которая была больше чем просто шапочным знакомством, но и не тесной душевной привязанностью, требовал, чтобы я этим и ограничилась и не навязывала свое общество. Я не входила в ее ближний круг; я просто приятельница, выразившая свое участие, навестив ее в больнице и один раз позвонив. С учетом истории наших взаимоотношений это казалось уместным, достаточным и правильным. С тех пор мы продолжали видеться пару раз в год. Ее бедро зажило, а наше общение осталось столь же теплым и комфортным, как и прежде.

Впрочем, если бы на ее месте оказался член моей семьи или ближайшая подруга, я бы, скорее всего, навещала их в больнице каждый день, помогла бы добраться до дома после выписки и проводила бы с ними немало времени на протяжении всего периода выздоровления. Однако невозможно помогать абсолютно всем и тратить на это все свое время. Я бы назвала вас прекрасным другом, если вы успеваете окружить заботой хотя бы тех, кто наиболее для вас важен, и если вы не забываете их навещать.

Десять советов, как «оживить» свои визиты к больным, не выходящим из дома

В то время как вы продолжаете расширять горизонты, добиваться намеченных целей и набираться опыта, мир инвалидов и тех, кто ослаблен и прикован к дому болезнью, имеет свойство сужаться, они все меньше и меньше могут дать окружающим. И в случае, если они не обладают какими-то невероятными и неисчерпаемыми внутренними источниками энергии, ваши с ними отношения (когда-то вы общались на равных) постепенно выходят из равновесия. По-прежнему питая к ним нежные чувства, вы вдруг начинаете замечать за собой, что стали реже к ним заглядывать, а когда заглядываете – вам все труднее и труднее поддерживать беседу.

Ключ к более полноценным и приятным визитам к друзьям, надолго прикованным к дому, кроется в предварительном планировании и творческом времяпрепровождении.

1. Заранее мысленно проиграйте в голове сценарий визита. Не рассчитывайте на спонтанность или на внезапное озарение, которое поможет вам затеять оживленную беседу. Заранее наметьте три-четыре темы, которые могут подстегнуть дискуссию. Захватите с собой что-нибудь интересное – вырезку из газеты, CD-диск или новую компьютерную программу.

2. Вместе посмотрите фильм или телепередачу, а потом подробно обсудите увиденное. Не задавайте формальных вопросов типа: «Ну что, тебе понравилось?» Узнайте, что ваш друг думает о режиссуре, сценарии, подборе актеров, декорациях и саундтреке. Предложите ему подобрать каких-нибудь других актеров, которые, по его мнению, лучше справились бы с каждой из ролей. Определите ключевые точки, вокруг которых строится сюжет. Пациенты, не выходящие из дома, возможно, утратили мобильность, но вовсе не обязательно лишились способности высказывать свое мнение. Перед уходом не забудьте поинтересоваться, какой фильм принести в следующий раз.

3. Организуйте книжный клуб, состоящий только из вас двоих, или привлеките к делу еще кого-то из знакомых. Идея заключается в том, что все члены клуба должны прочесть одну и ту же книгу, а потом они раз в месяц собираются дома у больного и обсуждают прочитанное. (Некоторые иностранные издатели в последнее время даже специально приводят в конце книги список тем для обсуждения.) Проявляйте чуткость к тем ограничениям, которые накладывает на пациента болезнь. Не выбирайте «Войну и мир» или двухтомную биографию Эммы Голдман[17]17
  Эмма Голдман (1869–1940) – общественный деятель и литератор. Сторонница анархизма.


[Закрыть] если вашему больному другу по силам только «Фрикономика»[18]18
  Книга Стивена Левитта, бестселлер, рассматривающий вопросы экономики в популярной и развлекательной форме.


[Закрыть] или какой-нибудь непритязательный романчик.

4. Принесите с собой пазл. Предложите своей заболевшей подруге собрать головоломку вместе, а если не успеете до вашего ухода, убедите ее продолжать без вас. Скажите, что надеетесь при следующей встрече застать картинку уже собранной. (Перед покупкой проверьте количество фрагментов в коробке с пазлом: головоломка из трехсот кусочков наверняка доставит больному удовольствие, меньше шансов, что пациент запутается и расстроится. А вот собирать пазл из тысячи кусочков может оказаться утомительно.)

5. Играйте в шашки или шахматы и записывайте счет. Если ваш друг неравнодушен к какой-то из этих игр, купите ему какой-нибудь необычный на вид игровой комплект, который всегда будет напоминать ему о вашей любви и заботе.

6. Играя в покер, пользуйтесь специальными фишками. Так интереснее, кроме того, фишки придают игре солидности.

7. Играйте в компьютерные игры для двух игроков. Например, в игры, где нужно составлять слова. Разнообразные игры для двоих можно найти онлайн, например, в социальных сетях.

8. Можно прибегнуть к какой-нибудь тройке классических игр. Устройте чемпионат по «Скрэбблу» (русский аналог – «Эрудит»), «Монополии» и «Морскому бою» – подобное соревнование может длиться несколько месяцев. А в следующий раз займитесь, например, «Зельеварением», «Активити» и «Уно». Победитель первого чемпионата выбирает игры для следующего состязания.

9. Попросите друзей и родных пациента прислать вам разнообразные «артефакты» – свои фотографии, открытки, напоминающие о совместно пережитом, истории из жизни, письма – и смастерите из всего этого книгу или «шкатулку воспоминаний». Перебирайте все эти предметы вместе с заболевшим другом, и пусть он не стесняется делиться мыслями и чувствами, которые вызывает у него каждый из «артефактов».

10. Объедините силы с остальными друзьями, расширьте состав посетителей. Планируйте свои визиты сообща. Регулируйте расписание визитов, решайте, кто что принесет. Если группы посетителей будут чередоваться и меняться, при каждом новом визите будет возникать новая, неповторимая химия ощущений, все это подстегнет в пациенте интерес к жизни.

Просто приходите

Вуди Аллен, который вообще-то не относится к числу моих излюбленных источников полезных премудростей, однажды сказал: «Восемьдесят процентов успеха заключается в том, чтобы просто прийти». И это совершенно справедливо в отношении дружбы.

Вот как моя дочь Эбигейл выразила ту же мысль в недавнем письме: «Дружба – это по большей части просто быть рядом. Неважно, что именно ты говоришь, что пишешь в письмах и какие даришь подарки – просто окажись поблизости, когда это важно (не превращая свой визит в шоу и не ожидая приветствующих тебя фанфар). Из этого и сплетается ткань дружбы. Все мы долго помним тех, кто первыми пришли нас поздравить после рождения детей или кто преодолел огромное расстояние, чтобы поприсутствовать на свадьбе или похоронах. Мы помним тех, кто просто пришел. Они не ждут награды за то, что сели на самолет или нашли свободный вечер, чтобы посидеть с нами, когда мы болели, но что до меня, то одно только их присутствие рядом красноречивее всяких слов. Оно как бы говорит: “Это важный момент. Я здесь, чтобы побыть с тобой”».

Личный опыт Лизы Альтер только подтверждает эту точку зрения. Когда ее девяностопятилетний отец, Шелтон Рид, стал совсем плох, Лиза покинула свое нынешнее жилище в Вермонте и поспешила в дом, где прошло ее детство, в штате Теннесси. Она хотела побыть с отцом, хотя большую часть времени тот спал и не узнавал ее.

«Я чувствовала, что сейчас важно быть рядом с ним, что какая-то часть его сознания не затронута болезнью, что он все еще где-то здесь и что мое присутствие приносит ему успокоение. Это подтвердилось, когда, к моему изумлению, он в какой-то момент открыл глаза и произнес: “Пожалуйста, не уезжай обратно в Вермонт”.

Тяжелый труд, связанный с заботой о ребенке, и тяжелый труд, когда ухаживаешь за стариком, – очень разные вещи. С ребенком ситуация такая: когда заканчивается твоя миссия, тот вырастает; а с больными родителями никакого хэппи-энда не предполагается, возникает такое трогательное и щемящее ощущение – ты просто должна быть рядом и заботиться о них. От этого на душе одновременно и сладко, и горько».

Отец Лизы пережил почти всех своих сверстников, но рядом все еще оставался его лучший друг, Боб Джонс. Хоть и сам он был уже дряхлым, он все еще мог водить машину. Боб навещал Шелтона два раза в неделю и проводил у него по два-три часа независимо от того, разговаривали они или нет. Вся жизнь Шелтона прошла на глазах у Боба. Тот помнил друга во цвете лет, любил его тогда, не перестал любить и сейчас.

«Уж не знаю, насколько он был опорой моему отцу, но точно очень поддерживал троих моих братьев, сестру и меня саму, – призналась Лиза. – Остальные посетители принадлежали к числу наших друзей; они вытаскивали нас пообедать, чтобы отвлечь от реальности, а реальность угнетала и физически выматывала. Но Боб был другом отца; он знал папу, когда тот был на пике формы, то есть эти двое могли вместе заново переживать те счастливые моменты, когда они учились в колледже, вместе играли в баскетбол, поступили на медицинский факультет и вдвоем проходили ординатуру в Нью-Йорке. Для нас, детей, это было настоящее чудо: смотреть на прикованного к постели, больного, с помраченным сознанием отца – и представлять себе, как он прыгал, играл в баскетбол, был полон жизни и сил».

Еще одним другом Шелтона, частенько его навещавшим, был Дик Бейли. Обоим доставляло удовольствие рассказывать о своей работе в годы Второй мировой войны, о Париже и об оккупации. «Мой папа был хирургом на флоте, плыл вместе с судами типа “Либерти”[19]19
  Тип транспортных пароходов середины XX века. Суда этого типа строились в очень большом количестве (построено более 2500) в США во время Второй мировой войны для обеспечения массовых военных перевозок.


[Закрыть] через Атлантику, и их постоянно окружали немецкие подводные лодки. Он работал в полевых госпиталях, куда свозили целые поезда истощенных людей из концлагерей. Думаю, он не хотел нести все эти ужасы в дом, посвящать в них детей, вот почему он никогда не заговаривал о войне, пока не состарился и не заболел. Но когда приехал Дик и они стали вспоминать то время, я видела, что оба они гордятся своим прошлым и тем, что они сделали».

Вопрос пола

Когда-то в 80-е годы, подбирая материал для своей книги «Среди друзей», я перепахала сотни, а то и тысячи исследований касательно половых особенностей в поведении – некоторые из них были предположительно врожденными, а другие – приобретенными. Впрочем, не будем снова открывать этот ящик Пандоры, сойдемся на том, что в целом мужчины и женщины по-разному добиваются духовной близости. И нигде эта разница так не поражает, как в типичной реакции представителей того или иного пола (будь то пациенты или посетители) на болезнь.

– Не поймите меня превратно, своих друзей-приятелей я люблю, – просипел Ник, вдовец с раком гортани. – Но каждый день я благодарю Господа за то, что он создал женщин!

В день его выписки из МОЦ друг Ника, Джо, взял отгул, чтобы самолично отвезти его домой, потом долго провозился, устанавливая телевизор так, чтобы приятелю удобно было смотреть его из кровати. «Я очень это ценю и ценю, когда Джо притаскивает с собой еще пару наших общих друзей – повидаться. Но я заметил, что когда ты заболеваешь, парни теряются, не знают, как себя вести и что говорить. Девочки же просто заходят в дом и делают то, что надо». Сейчас Ник разговаривает при помощи специального вибрирующего устройства на батарейках, которое нужно прижимать к горлу. В те дни, когда он слег из-за последствий химиотерапии, лучшая подруга его покойной жены взялась ходить в магазин и приносить ему продукты. Две женщины с его работы приходили по очереди и приносили то закрытый пирог, то бутерброды, то суп. Его соседка по коридору, молодая мать, проведывала его по вечерам, уложив детей спать.

– Холостяки и вдовцы, мой вам совет, – сказал в заключение Ник, – если вокруг вас совсем нет женщин, лучше не болейте!

Как только у Стюарта обнаружили рак, большинство его друзей-мужчин как ветром сдуло.

– Думаю, в моем обществе они чувствуют себя незащищенными и уязвимыми, – как-то раз сказал он мне, сидя в приемной. – Я одинок и в трудном положении, вот они и не хотят подходить слишком близко. Боятся, что если станут меня навещать, то их затянет. Если бы не мое семейство и не Вилма, я бы остался совсем один. Мы вместе учились в старшей школе, она была на класс младше, а потом мы закрутили роман – не возвышенный, а такой, знаете, смеха ради, и с тех пор остались добрыми друзьями. Сейчас она заменяет мне мать. Похоже, это именно то, что мне в данный момент нужно. Она водит меня по врачам. Приходит ко мне и готовит поесть, или мы заказываем еду с доставкой и смотрим телик. Мне нравится, что рядом есть человек, который всегда готов помочь, но при этом не давит. Вилма на меня не давит; она просто проводит со мной время.

Хорхе, услышав мою беседу с Ником и Стюартом, встал на защиту мужчин, точнее своих друзей-мужчин:

– Они вдохнули в меня надежду и не скрывали своих чувств, насколько это вообще возможно для большинства парней. Все они офицеры морской пехоты и поэтому ребята волевые, привыкшие брать ответственность на себя. Когда они говорят мне принять лекарство или поесть, это звучит как приказ. Они приносят пиццу и пиво и не уйдут, пока не удостоверятся, что я съел и выпил все без остатка. У меня такое ощущение, что я их подведу, если не выживу.

– Его друзья – отличные ребята, но моим подругам и в подметки не годятся, – прервала речь Хорхе его жена Сабрина. – Когда муж лежал в больнице, моя лучшая подруга не просто заглянула проявить участие или пригласила меня в кафе на чашку кофе. Она перевезла меня к себе домой, настояла, чтобы я ночевала у нее и наотрез отказывалась оставлять меня одну, пока не вернулся муж.

Харриет, еще одна пациентка из очереди в приемной, сказала, что все самые важные женщины в ее жизни регулярно ее навещают, будь то подруги, соседки, прихожанки ее церкви или коллеги из благотворительного комиссионного магазина, где она работает волонтером. Харриет считает своими друзьями и мужей парочки своих подруг, но мужчины навещали ее, только пока она лежала в больнице. И во второй раз уже не приходили.

– Мужчины появляются только в критический момент, – заключила она. – А потом ты остаешься наедине с собой.

Не каждого стоит навещать, и не все этого жаждут

Когда моему мужу Берту делали операцию на бедре, он настоял на том, чтобы никаких посетителей к нему не пускали. Сперва он отговорился слабостью и дурнотой от обезболивающего. Потом заявил, что не желает никого развлекать, а хочет только лежать в кровати, смотреть зимние Олимпийские игры и дремать. Позже он объяснил, что не хотел, чтобы его друзья видели его неухоженным, растрепанным и неловко ковыляющим. И в конце концов признался, что не хотел никого видеть, потому что считал свою операцию по замене сустава «своего рода блажью, типа подтяжки лица», а вовсе не болезнью, а если бы люди явились к нему домой с визитом в рабочий день, он бы непременно почувствовал себя больным.

Я напомнила ему, что он хромал несколько месяцев, практически все лето. Испытывал боли при ходьбе и не мог играть в свой любимый теннис. А теперь врачи фактически гарантировали ему, что через шесть недель он сможет свободно передвигаться, а через двенадцать вернется на корт.

– Желание функционировать нормально – это не блажь, – твердила я.

– Никаких посетителей, – отрезал Берт.

Прошло несколько дней, и я возобновила осаду:

– Тебя хотят навестить Джойс с Максом (оба наши старинные друзья, Макс – партнер Берта по теннису, а Джойс – моя подруга и наперсница в вопросах рака). Давай позовем их в воскресенье на обед? Я приготовлю фриттату.

Берт помотал головой.

– Но почему нет? Тебе становится лучше. К тому же, ты знаешь, что при них можешь не напрягаться.

– Я же сказал тебе, не нужно никаких посетителей.

– Черт возьми! – воскликнула я. – Мы всю неделю сидим тут, как затворники. Посетители нужны мне!

После этого он сдался.

Итак: не все хотят, чтобы их навещали. Берт не хотел, я не хотела, и еще несколько десятков человек говорили мне, что в минуту болезни предпочли бы, чтобы их оставили в покое. Тем не менее, вместо того чтобы задать друзьям вопрос ребром, нужно им наше общество или нет, мы продолжаем наносить друг другу визиты исходя из допущения, что это наш долг и что друзья ждут этого от нас. Мы не уточняем, стоит ли приходить, поскольку не хотим, чтобы наши заболевшие друзья решили, будто мы пытаемся отвертеться от визита. Друзья, в свою очередь, не просят нас не приходить из опасений, что мы обидимся, почувствуем себя отвергнутыми или недостаточно значимыми для данного конкретного человека, недостойными сидеть у его постели. Сверху на все это наслаивается диктат традиционной морали, а в головах у нас крутится одна и та же старая пластинка: как же я могу не навестить его? Мы же друзья. Как он может не хотеть видеть меня? Разве мое место не подле него?

Хотелось бы верить, что мое присутствие у постели больного всегда оказывало положительный эффект, хотя один недавний случай заставил меня задуматься: чьи желания мы на самом деле выполняем – больного или свои собственные? В тот раз я сделала все строго по книге: позвонила своей приятельнице Филлис и спросила, когда им с мужем Айрой, восстанавливающимся после операции на спине, будет удобно нас принять. В назначенные день и час мы прибыли, привезя с собой печенье с шоколадной крошкой из одной из лучших кондитерских Манхэттена – как мне казалось, идеальный гостинец для человека, которому наверняка уже поперек горла диетические больничные харчи.

Прежде чем отнести наше печенье на кухню, Филлис приволокла поближе к мужниной кровати еще два стула, чтобы мы могли посидеть возле Айры. К моему удивлению, у него на пижаме не было ни морщинки, а ведь он пролежал в ней весь день, впрочем вскоре я догадалась: должно быть, до нашего прихода он лежал в затрапезных майке и трусах и специально ради нас переоделся в свежевыглаженную пижаму. Филлис вернулась с кружками дымящегося кофе и печеньем с шоколадной крошкой, выложенным на симпатичную тарелочку. Нет, ей самой ничего не нужно, спасибо; она совсем недавно обедала. Айра тоже отказался от угощения, пояснив, что от лежачего образа жизни стал набирать вес и вынужден урезать рацион. Пришлось нам с Бертом самим расправиться с печеньем, которое превосходно сочеталось с приготовленным Филлис кофе. Пока Айра отвечал на наши вопросы: «Как прошла операция?», «Сколько она длилась?», «Как самочувствие сейчас?», «Ничего не болит?», «Лекарства принимать нужно?», «А как насчет физиотерапии?» – мне вдруг пришло в голову, что ему ведь уже не раз приходилось развлекать гостей, приходивших до нас, и все они наверняка задавали похожие вопросы. До чего же он, наверное, устал повторять одну и ту же историю…

Мы тщательно следили за тем, чтобы не задержаться дольше положенного. Наконец я встала, поцеловала Айру в щеку и понесла кружки в мойку, а Берт попытался было отнести стулья обратно в гостиную. Однако Филлис настаивала, чтобы мы оставили все как есть. Она достала из гардероба наши пальто, поблагодарила нас за то, что заглянули, и обняла нас на прощание.

Цели у этого визита были самые что ни на есть благие. Мы предварительно позвонили, не засиживались в гостях и мило побеседовали, но в сухом остатке мне показалось, что нам все это было нужнее, чем Айре, и что мы доставили ему и Филлис больше хлопот, чем радости. Обоим явно пришлось совершить ряд усилий, чтобы принять нас как следует: мужу – привести себя в порядок, сменить пижаму и приготовиться в энный раз излагать одну и ту же историю, а жене – оторваться от своих дел, сварить кофе и передвинуть мебель. Нам с Бертом осталось только заявиться в гости с печеньем (по зрелом размышлении, не самый лучший подарок для лежачего больного), усесться и болтать.

На каком же этапе нам с Бертом следовало повести себя иначе? Хотя не навестить больного казалось нам на тот момент невообразимым, я должна была спросить у Филлис, не когда удобнее заехать, а в самом ли деле Айра хочет принимать гостей. Мне следовало быть настойчивее, убедить ее говорить как на духу и заверить, что мы вовсе не обидимся, если больному не до посетителей. Мне стоило рассказать ей, что сами мы, заболев, чувствовали примерно то же самое. Или, если бы это поставило ее в неловкое положение, я обязана была предложить ей все-таки собраться вчетвером, но уже после полного выздоровления Айры, мы бы пригласили их к себе на ужин, и вот тогда уже мы должны были бы суетиться вокруг них.

Впрочем, хватит этих «следовало», «стоило» и «нужно было». Еще раз повторю: что нам всем нужно – так это радикально новое правило всегда говорить правду, которое распространялось бы на обе стороны. Причем следует учитывать, что не каждый из нас подходит на роль друга, сидящего у постели больного.

Услыхав весть о том, что его приятель Тэд ехал на мотоцикле и попал в аварию, Брюс тут же позвонил в больницу. Трубку стоявшего в палате телефона взяла жена Тэда. Брюс заявил, что сию минуту приедет. Жена Тэда возразила, что ее муж получил серьезные увечья, и члены семьи просят друзей Тэда пока воздержаться от посещений. Брюс почувствовал себя несправедливо отодвинутым в сторонку: он не просто какой-то «друг», он ведь лучший друг Тэда. Ему не терпелось повидать Тэда, и он был уверен, что и Тэд будет рад его видеть, поэтому Брюс все-таки приехал в больницу, вошел в палату без стука – и все это лишь для того, чтобы обнаружить Тэда без сознания, на вытяжке и целиком закованного в гипс, а у его постели несли неусыпную вахту жена, родители и двое братьев.

– Я же просила тебя не приезжать, – сказала жена, вскипев. Бормоча извинения, Брюс тут же ретировался. Тэд в итоге поправился, и они с Брюсом по-прежнему видятся, но Брюс чувствует, что в тот момент, когда он переступил границу ближнего круга и оскорбил жену своего лучшего товарища, что-то в их дружбе непоправимо разладилось.

Хотя эта история предостерегает от непрошеных вторжений, моя дочь Эбигейл не менее убедительно отстаивает противоположную точку зрения. В ту ночь, когда ее мужу Дэйву срочно понадобилась сосудистая пластика, она разослала друзьям по электронной почте просьбу не приходить в больницу, но несмотря на это ее приятельница Джейми все равно приехала.

– Стоило ей появиться, как я тут же ощутила ее искреннюю поддержку. Она приехала ради меня, а не ради Дэйва – просто чтобы немного побыть со мной. Она не привезла никакого подарка, но само ее присутствие стало подарком, поскольку дало мне возможность немного отдохнуть, выпить чашечку чаю и поговорить хоть с кем-то о том, что я чувствую. Она преподала мне урок: иногда мы должны приехать, даже если тот, кто контролирует ситуацию, говорит нам этого не делать.

Случай, произошедший с Эбигейл, напомнил мне слова одной женщины по имени Урсула. Когда сын Урсулиной подруги впал в кому, Урсула заявила:

– Если только ты не запрешь дверь и не наложишь категорический запрет, я все-таки приеду прямо сейчас, чтобы побыть рядом с тобой.

Урсула сдержала слово и приехала, и, насколько она поняла, ее подруга, мать больного ребенка, была ей за это благодарна.

Это, в свою очередь, напомнило мне о вечере накануне моей операции, когда наши давние друзья Нэнси и Майлз Рубины повезли нас с Бертом ужинать. Когда трапеза подходила к концу, Нэнси заявила, что увидится завтра с Бертом в больнице. Берт возразил, что ему не нужна группа поддержки; мой хирург заверила его, что процедура пройдет в штатном режиме и меня привезут из операционной всего через час.

– Я возьму с собой дипломат с бумагами, – сказал Берт. – Если операция затянется – успею немного поработать.

– Отлично, – подхватила Нэнси, – я тоже захвачу с собой работу.

– Ты и правда совершенно не обязана это делать, Нэнс, – твердо вставила я. – Он и сам прекрасно справится. – И, повторив свою обычную мантру – «опухоль крошечная, неинвазивная, неагрессивная» – я добавила: – Ну, право же, случай-то пустяковый.

На следующее утро Нэнси, эта бесстрашная и неудержимая деятельная особа, разумеется, явилась в больницу, чтобы составить Берту компанию. Только очнувшись после наркоза, я узнала, что произошло дальше: оперировавшая меня дама-хирург вышла из операционной прямо в хирургическом костюме, чтобы сообщить Берту, что она нашла злокачественные клетки там, где меньше всего ожидала, в одном из сигнальных лимфатических узлов у меня под мышкой (сигнальные узлы охраняют вход в лимфатическую систему), поэтому она оставляет меня на столе для второй операции – удаления одиннадцати дополнительных узлов, которые она затем отправит в отделение патологической анатомии, чтобы проверить, насколько распространился рак.

Распространился? Постойте! А как же рано обнаруженная, крохотная и неинвазивная опухоль? Когда «пустяковый случай» в мгновение ока приобрел зловещие масштабы, Нэнси, знавшая массу женщин, победивших рак груди, помогла Берту взглянуть на вещи с правильного ракурса. И в конце концов я была благодарна ей за то, что она не послушалась и все-таки приехала.

Но Джейми, Урсула и Нэнси не сваливались как снег на голову и не являлись без предупреждения к самому пациенту; они приехали, чтобы поддержать, соответственно, жену, мать и мужа пациентов. Проанализировав материалы нескольких интервью, я пришла к заключению, что неожиданно нагрянуть, чтобы составить компанию тому, кто обеспечивает пациенту должный уход, совсем не то же самое, что без приглашения заявиться к самому пациенту. Тот, кто ухаживает за пациентом, может испытывать страх, тревогу и утомление, но вдобавок к этому он еще зачастую сталкивается со слабостью, болью или растерянностью, именно в этом и кроется разница.