Текст книги "Занимательная этика"

Внутренняя тюрьма преступника

Как-то я беседовал с одним студентом. Он сдавал экзамен по философии. Этот студент говорил, что он мог бы совершить преступление (например, ограбить банк), если был бы уверен, что всё будет шито-крыто. На это я ему сказал, что его мораль чисто внешняя и у него скользкое сознание (где-то на грани преступного). То есть он не имеет внутреннего морального стержня, не имеет убеждения, что нельзя делать зло людям ни в каком виде. Я попытался ему показать, что преступление (аморальное поведение) бумерангом вернется к нему.

Завязалась острая дискуссия. В итоге он не мог возразить против того, что в конечном счете человек с аморальным, преступным поведением так или иначе выключает себя из общества, создает свою внутреннюю тюрьму. Он даже согласился в том, что человек, совершивший преступление, вынужден потом скрывать это и, следовательно, жить двойной жизнью, соответственно с двойным, расщепленным сознанием, т. е., в сущности, с сознанием шизофреника.

Внутренняя мораль – это совесть, а она – чувство и сознание связи с другими людьми, с обществом. Тот, кто поступает противно совести, рвет эту связь, обрекает себя на (экзистенциальное) одиночество.

* * *

Бессовестное «движение» (Ф. Ницше, Гитлер и другие)

В последние полтора столетия появились «деятели», которые пренебрежительно стали относиться к морали и совести. Идеологом этого бессовестного движения стал немецкий философ Ф. Ницше. Его философия пронизана нигилизмом. Он призывал к переоценке всех ценностей, постарался разрушить все, что было наработано человеческой культурой. Мораль добра – хлам, совесть – чепуха.

Вот как, например, он характеризовал мораль (замечу: весьма односторонне!): "Взгляните с этой точки зрения на любую мораль, и вы увидите, что ее "природа" в том и заключается, чтобы учить ненавидеть laisser aller (нерадение, распущенность [фр.] – ред.), ненавидеть слишком большую свободу и насаждать в нас потребность в ограниченных горизонтах, в ближайших задачах; она учит сужению перспективы, а стало быть, в известном смысле, глупости, как условию жизни и роста"[72]72
  По ту сторону добра и зла, 188. – Ницше Ф. Соч. В 2-х томах. Т. 2. М., 1990. С. 309.


[Закрыть].

Ф. Ницше прямо ставил вопрос о преодолении морали. A. Н. Чанышев по этому поводу пишет:

«…полное освобождение от иллюзий, согласно Ницше, предполагает преодоление морали, в связи с чем провозглашается необходимость "добродетели, свободной от морали". По Ницше, человек может утвердить свою свободу только в одиноком противостоянии миру, преодолевая свое "человеческое", мораль как коллективно-эгоистический, в его понимании, способ выживания неспособных самостоятельно бороться людей – выживания посредством консолидации и организованного существования во взаимной социальной зависимости.» (A. Н. Чанышев. Человек и мир в философии Артура Шопенгауэра. – См.: Шопенгауэр А. Собр. соч в 5-ти томах. Том 1. Мир как воля и представление. М.: „Московский клуб”, 1992).

Или: «Мораль – это важничанье человека перед природой». Этот с позволения сказать «афоризм» Ницше я услышал по радио перед информационной программой «Вести» (9.59) в воскресенье 27 апреля 2003 г. в рубрике «Полное собрание откровений Радио России». Что можно на это сказать? Опасное заблуждение философа повторяется другими людьми, распространяется как вирусная инфекция, как зараза. Вдумайтесь в эти слова Ницше. Если мораль – важничанье, то, следовательно, долой мораль! Совесть, добро, честь, долг – всё это важничанье человека перед природой, т. е. нечто недостойное, от чего надо избавиться.

Ф. Ницше породил традицию глумления над человеческой моралью. И до него были циники, но он превзошел всех, стал циником из циников. Десятки, сотни философов, писателей, деятелей театра, кино, художников, политических деятелей вслед за Ницше стали откровенно издеваться над фундаментальными человеческими ценностями (человечностью, гуманизмом, добром, совестью, милосердием…).

А вот что он писал о совести: "Испытывал ли я когда-нибудь угрызение совести? Память моя хранит на этот счет молчание". (Т. 1. С. 722, "Злая мудрость", 10). Или: "Угрызение совести – такая же глупость, как попытка собаки разгрызть камень" (Там же. С. 817, "Странник и его тень", 38).

Гитлер наверняка был вдохновлен Ницше, когда напыщенно провозглашал, обращаясь к солдатам: "Я освобождаю вас от химеры, именуемой совестью" (вариант: «Я освобождаю вас от грязной и разлагающей химеры, именуемой совестью и моралью»).

(Примечание. Основной постулат Гитлера в программном обращении к армии перед Drang nach Osten звучит так: «Солдаты, я освобождаю вас от древней химеры, именуемой совестью во славу Великого Рейха!»)

Еще в 1923 г. Гитлер говорил: «Совесть – еврейское изобретение». Варианты:

«… совесть – это еврейское измышление, предназначенное для порабощения других рас».

"Десять заповедей утратили свою актуальность. Совесть – еврейское изобретение, это недостаток, как обрезание".

Верный соратник Гитлера Йозеф Геббельс говорил в том же духе. Как министр пропаганды он без зазрения совести рекомендовал обманывать свой народ и всё человечество: «Врите наглее. Чем чудовищнее ложь, тем легче люди в нее верят»; «Тысячекратно повторенная ложь становится правдой». Еще более верный соратник Гитлера (по совокупности) Герман Геринг заявил: «У меня нет совести! Мою совесть зовут Адольф Гитлер!»

Аморализм гитлеризма (немецкого нацизма), замешанный на ницшеанском отношении к совести и морали, всем известен. Цена этого аморализма: в развязанной им второй мировой войне погибло свыше 55-и миллионов людей. Советский Союз заплатил за этот аморализм 27 миллионов жизней.

Гитлеризм канул в лету. А вот попытки покончить с совестью не прекращались. Энрико Ферми, итальянский физик, участвовавший в атомном проекте США, в разгар дискуссий о правомерности предстоящей атомной бомбардировки двух японских городов (в августе 1945 г.) бросил фразу вполне в духе Ницше: "Не надоедайте мне с вашими угрызениями совести" (Эта фраза Э. Ферми взята из документального фильма о И. В. Курчатове "Цепная реакция", показанного по телеканалу "РТР" 12 января 2003 г. в 10.15). Цена этого "не надоедайте" – более 150 тысяч погибших в Хиросиме и Нагасаки (140 тысяч погибших и раненых в Хиросиме, 75 тысяч погибших и раненых в Нагасаки).

В Хиросиме во время взрыва атомной бомбы сразу погибло 70 тысяч человек, затем от лучевой болезни и ожогов в течение полугода умерло еще 70 тысяч; всего же умерло в результате атомной атаки на Хиросиму 240 тысяч людей.

Дух Ницше стал даже проникать в массовое сознание. Наглядная иллюстрация: в знаменитом американском фильме "Годзилла" (1998 г.) молодая журналистка обманула доверие своего старого друга, украв и обнародовав принадлежавший ему секретный видеоматериал; в результате он потерял работу. Жена молодого человека, коллеги этой журналистки, упрекнула его: "Ты убедил ее (журналистку. – Л. Б.), что иметь совесть немодно". Если уж в фильм попала такая фраза, то это значит, что, действительно, в молодежной среде, в некоторых кругах активно проводится эта чудовищная и нелепая идея «иметь совесть немодно».

Аналогичную фразу я услышал в двух отечественных фильмах: «Гараж» (1979 г.): «Совесть сегодня не в моде» и «Наша дача» (1990 г.) из уст матери взрослого сына: «Совесть нынче не в моде». Какой негодяй первым произнес подобное? И как заразительны бывают порой такие подлые, бессовестные речи!

Если эта идея овладеет сознанием большого количества людей, то жди беды: либо гитлеризма в новом обличье, либо чего еще похуже.

Вот еще один образец уничижительного отношения к совести:

Лорд Генри в "Портрете Дориана Грея" (Оскар Уайльд) говорит: «Совесть и трусость, в сущности, одно и то же, Бэзил. "Совесть" – официальное название трусости, вот и все». Фраза «Совесть – официальное название трусости» гуляет по разным энциклопедиям и цитатникам. Причем она приписывается непосредственно Оскару Уайльду, как будто он, а не герой его романа, циник лорд Генри, думает таким образом.

* * *

Ф. Ницше: Мы должны освободиться от морали…

А. В. Гулыга пишет: «У него (Ф. Ницше. – Л. Б.) есть даже фраза, которую в ницшеанстве долгое время трактовали как отказ от морали, как аморализм философа: «Мы должны освободиться от морали…»; но при этом забывали о завершении этой фразы:

"…чтобы уметь морально жить"» (Гулыга А. В. Немецкая классическая философия. 2-е изд., испр. и доп. М.: Рольф, 2001. С. 356–357).

А. В. Гулыга думает, что вторая часть парадоксального высказывания как-то оправдывает Ф. Ницше, что в целом высказывание неравноценно отказу от морали. А. В. Гулыга уж слишком как-то легко, щадяще относится к парадоксальным высказываниям (придерживаясь здесь гегеле-марксистской традиции).

А ведь далеко не все парадоксальные высказывания невинны.

Возьмем хотя бы высказывание Екатерины Медичи, матери французского короля Карла IX: “С ними человечно – быть жестоким, жестоко – быть человечным” – так она сказала в оправдание резни гугенотов, устроенной в Варфоломеевскую ночь. Это высказывание чудовищно по своему цинизму. (В эту ночь в Париже Франция, 24 августа 1572 г., ночь св. Варфоломея были убиты в результате массовой резни, устроенной католиками, 20 тысяч гугенотов. Резня была организована Екатериной Медичи и Гизами).

Я считаю, что вышеприведенное высказывание Ф. Ницше о морали – того же сорта. Оно, безусловно, аморально, поскольку СБИВАЕТ С ТОЛКУ (мораль плоха, от нее надо освободиться; и мораль хороша, надо уметь морально жить). Как хочешь, так и понимай. Какая-то шизофрения.

Логика давно установила: из подобных противоречивых высказываний вытекает ВСЁ, ЧТО УГОДНО. В данном случае «всё что угодно» означает на поверку потерю нравственных ориентиров, паралич воли, растерянность или метания из стороны в сторону, из крайности в крайность.

–

Кстати, фраза Ф. Ницше «уметь морально жить» явным образом противоречит другому его высказыванию: «Нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов». Ведь что такое "моральные феномены", как не "умение морально жить"?! Ф. Ницше – известный парадоксалист; он, мягко говоря, не очень заботился о соответствии своих мыслей друг другу.

* * *

Ницшеанское отвращение к норме и нормальному

В книге-памфлете «Ф. Ницше – Гитлер философии» я говорил о том, что Ницше – певец анормального, всего, что отклоняется от нормы-середины вплоть до патологии. Как же он понимает норму?

Вот как отвечает на этот вопрос Ю. Н. Давыдов в книге "Этика любви и метафизика своеволия" (М., 1982). Сопоставляя точки зрения Ф. Ницше и Ф. М. Достоевского, он пишет:

«Совесть, согласно Ницше, не должна мучить "злого человека", коль скоро он совершил то или иное преступление. Оно простое проявление того факта, что индивид, его совершивший, – "сильный человек", а потому не может не преступить "норму" – нравственную или правовую, ибо она создана по мерке "средних", то есть "слабых" людей… Вопрос в ницшеанской формулировке, – продолжает Ю. Н. Давыдов, – стоит так. Либо реабилитируется преступление "как таковое", как нарушение "границы" и "меры", совершаемое ради самого этого нарушения… Либо преступление не реабилитируется, и объектом общественного презрения остается преступник, "гений", как преступающий любую меру и границу… Нравственные нормы, моральные установления продолжают сковывать "сильных людей", способствуя их вырождению в банальных нарушителей закона и порядка».

Ю. Н. Давыдов, естественно, на стороне Ф. М. Достоевского:

«Как бы предчувствуя появление теоретиков ницшеанского типа, Достоевский (как и Толстой) все время стремится доказать и показать именно не "потусторонность", а "посюсторонность" идеального (= морального, этического) измерения человеческого существования, без которого это существование неизбежно перестает быть не только человеческим существованием, но и существованием вообще… он считал моральное измерение присущим человеку изначально, как некое существенное свойство, без которого вообще невозможно человеческое общежитие. Мораль в этом смысле и есть способность человека к общежитию, бытию-совместно-с-другими.

Поэтому то, что представляется немецкому философу "физиологическим вырождением", "декадансом", с точки зрения Достоевского (как и Толстого), есть норма; свойство, без которого человек не может считаться вполне нормальным.

Без прочных моральных устоев (убежденности в абсолютности абсолютов и истинности моральных истин…) согласно Достоевскому невозможно нормальное существование не только общества в целом, но и каждого отдельного человека. Их разрушение неизбежно ведет к болезни человеческого духа, которая, как показывает русский писатель, чаще всего переживается как душевная, а подчас и телесная болезнь».

Ф. Ницше понимает социальную норму слишком примитивно, как нечто среднее, усредненное, скроенное по мерке "среднего", "маленького" человека. На самом деле социальные нормы так же сложны, многообразны, вариабельны, как и нормы, обеспечивающие здоровье отдельного человека. Они рассчитаны и на "маленьких" людей, и на "больших".

С точки зрения социальных норм гению вовсе не нужно быть злодеем, чтобы проявить свою гениальность. Более того, гений и злодейство – две вещи несовместные. Я об этом писал выше, на стр. 128 и далее.

–

Ницшеанский взгляд на норму имел продолжение. Еще А. П. Чехов подметил это пристрастие некоторой части интеллигенции ко всему анормальному. Вот фрагмент его рассказа:

«– А почему ты знаешь, что гениальные люди, которым верит весь свет, тоже не видели призраков? Говорят же теперь ученые, что гений сродни умопомешательству. Друг мой, здоровы и нормальны только заурядные, стадные люди. Соображения насчет нервного века, переутомления, вырождения и т. п. могут серьезно волновать только тех, кто цель жизни видит в настоящем, то есть стадных людей.

– Римляне говорили: mens sana in corpore sano (в здоровом теле здоровый дух).

– Не все то правда, что говорили римляне или греки. Повышенное настроение, возбуждение, экстаз – все то, что отличает пророков, поэтов, мучеников за идею от обыкновенных людей, противно животной стороне человека, то есть его физическому здоровью. Повторяю: если хочешь быть здоров и нормален, иди в стадо».

Так отвечал призрак черного монаха находившемуся в галлюциногенном бреду Коврину. Последний – герой рассказа А. П. Чехова «Черный монах».

Писатель отобразил в этих немногих фразах позицию известной части интеллигенции, зараженной ядом ницшеанской философии. Он, как видим, негативно относился к такой позиции. А вот уже его младшая современница, писательница Зинаида Гиппиус презрительно отзывалась о Чехове: «он слишком нормален». К сожалению, этот дух ницшеанства распространился в ХХ веке как зараза. До сих пор он дает о себе знать во многих явлениях культуры…

Вот что я услышал в американском кинофильме «Практическая магия». Тетя учит племянницу: «Когда ты, наконец, поймешь, что нормальность не есть добродетель, а отсутствие мужества».

А вот что можно прочитать о норме в книге психолога М. Норбекова: «Норма – это то, что принято большинством, не так ли? Она скручивает человека в бараний рог, загоняет в раз и навсегда кем-то установленные рамки, перекрывает пути к творчеству. Это болото, где погибают, не успев пробудиться, будущие гении, титаны, творцы. Потому что все заранее предписано, кто и как должен себя вести» (Норбеков М. Опыт дурака, или ключ к прозрению. Как избавиться от очков. СПб.: ИД «Весь», 2001. С. 49).

Это крайне поверхностное и поэтому несправедливое суждение о норме. Оно демонстрирует узость нефилософского, некатегориального мышления. Если бы М. Норбеков хоть немного подумал над тем, что норма это не только и не столько то, что принято большинством, а мера живого и человеческого, что без нее человек и шагу не может сделать в этом мире, что всё, что он делает и всё, чем он дышит и живет, основывается на норме.

Взять хотя бы здоровье. Это же ведь норма, нормальное состояние человеческого организма и человеческого духа! Вы можете себе представить, что здоровье, являющееся одной из частных форм нормы, – «болото, где погибают, не успев пробудиться, гении, титаны, творцы»? Абсолютная чушь. И вот эта чушь тиражируется сотнями тысяч экземпляров и как яд отравляет сознание и душу миллионов людей.

Некий авангардист заявил на выставке изобразительного искусства в Лондоне: «Всё должно быть чересчур. Кто не понимает этого, тот мещанин» (1-й телеканал. Новости 19.10.06, 12.17).

По поводу ницшеанского третирования морали и права Ю. Н. Давыдов пишет в книге «Этика любви и метафизика своеволия»:

«Стремление "преступить" выражает, согласно Ницше, суть дела, а то, в чем оно найдет свое выражение, не столь важно. Более того: это не всегда адекватный, зачастую совсем неадекватный способ реализовать изначальное стремление "преступить", нарушить норму, закон, принцип, абсолют, выйти за рамки заранее положенной "меры"» (с. 91–92).

«…для Ницше главное заключалось в апологетике преступления и преступника, сколь бы чудовищным оно ни было. Подчас даже закрадывается подозрение, что чудовищные, из ряда вон выходящие преступления импонировали ему даже больше, чем преступления "средние" и "обычные", – ведь в них тоже было что-то от "усредненности", которую философ так ненавидел» (с. 91).

«На фоне больших и малых, индивидуальных и массовых преступлений, которыми изобилует наш век, – подытоживает Ю. Н. Давыдов, – эта "тоска по преступлению" выглядит какой-то кошмарной иронией, если не считать все это фантастической глупостью, возникающей в результате отрыва философствования от нравственной жизни народа» (с. 94) (выделено мной. – Л. Б.).

Плешивый/неплешивый В. А. Жуковский

Если человек теряет волос за волосом, то с которого волоса он становится лысым?

Диалектическая задача «Лысый»

Однажды к поэту Жуковскому на «субботу» пришел взбешенный Пушкин. Оказалось, цензор не пропускал в стихотворении «Пир Петра Великого» стихов: «Чудотворца-исполина Чернобровая жена». «Жуковский, – вспоминал Н. И. Иваницкий, – с свойственным ему детским поэтическим простодушием, сказал: «Странно, как это затрудняются цензоры!

Устав им дан: ну, что подходит под какое-нибудь правило – не пропускай; тут только в том и труд: прикладывать правила и смотреть». – «Какой же ты чудак! – сказал ему И. А. Крылов. – Ну, слушай. Положим, поставили меня сторожем в этой зале и не велели пропускать в двери плешивых. Идешь ты (Жуковский плешив и зачесывает волосы с висков), я пропустил тебя.

Меня отколотили палками – зачем пропустил плешивого. Я отвечаю: «Да ведь Жуковский не плешив: у него здесь (показывая на виски) есть волосы». Мне отвечают:

«Здесь есть, да здесь-то (показывая на маковку) нет». Ну хорошо, думаю себе, теперь-то уж буду знать. Опять идешь ты. Я не пропустил. Меня опять отколотили палками. «За что?» – «А как ты смел не пропустить Жуковского». – «Да ведь он плешив: у него здесь (показывая на темя) нет волос». – «Здесь-то нет, да здесь-то (показывая на виски) есть». Черт возьми, думаю себе: не велели пропускать плешивых, а не сказали, на котором волоске остановиться». Жуковский так был поражен этой простой истиной, что не знал, что отвечать, и замолчал»[73]73
  См.: Коровин В. Поэт и мудрец. Книга об Иване Крылове. М., 1996. С. 334. Диоген. Фрагмент картины Рафаэля «Афинская школа»


[Закрыть].

* * *

Аргумент «я другой» и его связь с софизмом «другой человек»

Аргумент «я другой», часто используемый в современной жизни, неявно опирается на общую философскую позицию, которая абсолютизирует движение (кинетизм), относительность (релятивизм), многообразие (плюрализм).

Был такой древнегреческий философ Кратил (2-я пол. V в. – нач. IV в. до н. э.), который довел точку зрения Гераклита до крайности, сказав, что «в одну и ту же реку нельзя войти и единожды». Из формулы “все течет, все изменяется” он сделал крайний вывод, что в мире существует только движение. И в самом деле, если, если все вещи и явления подвержены непрестанному изменению, то, следовательно, мир представляет собой извечный поток разного, в котором никогда нет повторяемости, относительной устойчивости, одного и того же (cм.: Парамонов Н. З. Критика догматизма, скептицизма и релятивизма. М., 1973. С. 59).

Крайний кинетизм привел Кратила к субъективизму и релятивизму. Так, он опровергал допустимость каких-либо суждений, поскольку об абсолютно изменяемом нельзя сделать никакого определенного высказывания. (М. М. Розенталь: «Как известно, Кратил считал, что вещи настолько изменчивы, что они никогда не пребывают в состоянии даже относительного покоя и что поэтому познание их невозможно, на них можно только указывать пальцем».)

Логика кинетизма ведет к разного рода софизмам. Древние греки придумали софизм «изменяющийся человек» («другой человек»). «Согласно этому софизму, взявший взаймы вчера сегодня уже ничего не должен, т. к. он изменился и стал другим; аналогичным образом приглашение на обед ничего не значит: приглашенный вчера на обед сегодня приходит уже непрошенным, т. к. он уже другое лицо. В комедии Эпихарма ситуация с данным софизмом обыгрывается следующим образом.

Должник отказывается вернуть долг кредитору, поскольку де с момента получения им ссуды прошло какое-то время, и он стал другим лицом. Не тратя лишних слов, кредитор избивает должника палкой. Вызванный в суд, кредитор прибегает к тому же софизму: избивал не он, а другой человек, поскольку прошло время и он успел измениться и стать другим». (См.: Анисов А. М. Современная логика. М., 2002. С. 19.)

Впоследствии позиция Гераклита – Кратила не раз воспроизводилась разными философами и учеными. Можно назвать философа А. Бергсона, ученого-философа В. Освальда, ученого Н. А. Меншуткина.

Софизм «другой человек» фактически постоянно используется в аргументации современных западных псевдолибералов для оправдания ложного плюрализма, в частности, для оправдания «права» человека на уникальность, необычность, нетрадиционное поведение и для опорочивания общепринятых, традиционных, фундаментальных ценностей.

Я постоянно слышу аргументы типа «мы другие», «я другой», «у меня свое мнение», «я думаю по-другому» для оправдания своего поведения или своей позиции. Эти аргументы используют гомосексуалисты, некоторые деятели искусства, все, кто не имеют других, более весомых аргументов для обоснования своего поведения-позиции. Ведь по большому счету использование аргумента «я другой, я думаю, творю по-другому» обнаруживает пустоту содержания, чисто формальный характер аргументации.

Что значит «другой»? «Другой» означает всего-навсего отличающийся от твоей-нашей позиции-поведения. Хорошо, если это другое не хуже моего-нашего. А если хуже? Если «другое» противно человеческому, античеловечно, творит зло, безобразно? Гитлер другой и Чикатило другой, и Бокасса-людоед другой. Любой подлец, мерзавец может сказать «я другой, не как все и отстаньте от меня со своими нравоучениями». Вор, насильник, убийца, террорист – другие, не как все, не как подавляющее большинство. Участники арт-группы «Война» изобразили мужской половой орган гигантских размеров на мосту в Петербурге. Это они называют перформансом. Они тоже другие, не как все остальные деятели культуры.

Того же сорта использование в качестве положительных характеристик слов "оригинальный", "уникальный", "неповторимый", "нестандартный". Говорят иногда: "О, это оригинально!", "О, это уникально!", думая, что похвалили предмет оценки. На самом деле эти оценки ничего не выражают, абсолютно ничего конструктивного!

Аргумент «я другой», «у меня другая позиция» – не более, чем логическая уловка, софизм. Тот, кто его применяет, либо сам заблуждается, не додумал, либо сознательно вводит в заблуждение неискушенных в логике людей.

Я вот тоже нередко говорю: «у меня другое мнение». Но при этом, как правило, не останавливаюсь на этой констатации, а пытаюсь разъяснить, что это за мнение, почему думаю так, а не иначе.

Выражения "я другой", "у меня другая позиция" можно использовать лишь для констатации факта отличия, не более того, а не для аргументации, не для оправдания права быть другим, иметь другое мнение.

В интернете стали поступать комментарии, завязалась интересная дискуссия:

Юрий Лабоцкий: «Другая» позиция может быть лишь в той мере, в которой она не разрушает целостности конструкта «я-как-каждый-и-все». Т. е. если «эго» индивида входит в несовместимость, как-каждого и совокупного существования всех, то с этим «уникальным» надо что-то делать.

Лев Балашов: Вы выражаетесь мудрёно, но верно по сути.

Vardas Pavarde: Софизм является таковым лишь тогда, когда речь идет об ОДНОМ и том же человеке. Как только Вы заговариваете о втором человеке, он превращается из софизма в объективную реальность. Вряд ли Вы всерьез думаете, что все люди не другие, а такие же как Вы, так же думают и так же чувствуют:-)

Лев Балашов: Софизмом является и то, когда подчеркивают, выпячивают другость другого человека. Потому что какими бы другими люди ни были друг для друга, они всё же едино суть, ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, ЧЕЛОВЕКИ и у них общего не меньше, чем различного. Человек наполовину индивидуален-уникален, а наполовину стандартен, унифицирован. Все люди имеют одну голову, два глаза, один нос и рот. Все люди обладают членораздельной речью, все русские говорят по-русски, все современные люди обладают примерно одним и тем же набором культурных феноменов и т. д. и т. п. Когда выпячивают другость-различие, вот тут и возникает неправда, ложь, самообман или обман. В последнем случае мы и наблюдаем софизм, софистическую уловку.

Vardas Pavarde: Лев, в своей статье Вы говорите о ментальном аспекте, а теперь делаете упор на биологический. Но даже здесь Вы вряд ли станете отрицать различия, очень уж они очевидны. Они, разумеется, не абсолютны, но отрицать их столь же недальновидно, как и абсолютизировать. Истина, как всегда, посередине:-)

Лев Балашов: Не делаю я упор на биологический аспект! Читайте внимательнее. Я с него начал, но закончил указанием на членораздельную речь и вообще на культурные феномены.

И о ментальном аспекте я не говорю. Откуда Вы взяли это выражение? Я говорю об ошибках и уловках человека. А ошибки и уловки, пусть они умственные, влияют на жизнь человека в целом, на его поведение в целом. Я не отрываю мышление человека от всех других его способностей, от всего его строя жизни.

Когда выражение «я другой» используют как АРГУМЕНТ для самооправдания и самоутверждения, появляется некая двусмысленность. Ведь внешне, на первый взгляд или на взгляд неискушенного в логике человека аргумент «я другой» кажется справедливым. Вроде против него не поспоришь. Мы на самом деле разные, другие друг для друга. Однако, если повнимательнее взглянуть на этот аргумент, то его бесспорность улетучивается и он представляется НЕВЕРНЫМ. Потому что за аргументом «я другой» прячется ЛЮБОЕ содержание, в том числе самое негативное. Я уже писал об этом выше. Этим другим может быть вор, убийца, подлец, Чикатило, Гитлер… Софизм или софистическая уловка – это когда внешне, на первый взгляд утверждение представляется правдоподобным, а на поверку оно двусмысленное или просто ошибочное. Когда гомосексуалисты ссылаются на то, что они другие (и пусть де от них отстанут), – они не понимают или врут, поскольку их другость нарушает фундаментальный принцип жизни, а именно требование продолжать род, рожать-воспитывать детей. Да, некоторые люди по тем или иным причинам не имеют детей. Однако они, как правило, для своего оправдания не ссылаются на аргумент «я другой».

Vardas Pavarde: Лев, могу предложить софизм, основанный на Вашем отрицании разности: Вчера злодей похитил в супермаркете бутылку пива. Сегодня и Вы и я объявлены ворами, потому что мы и он – одинаковые:-)

Лев Балашов: Я не отрицаю разность! Судя по Вашим комментариям – у Вас преобладает логика «или-или». Или одно, или другое, третьего не дано. А ведь в жизни очень много такого, где соединяется одно и другое, где есть промежуточные звенья, где есть золотая середина, где есть полутона, переходы от одного к другому. Вам надо учиться диалектике. А суть ее очень простая: надо уметь применять к месту-времени либо принцип «или-или» либо принцип «и-и». Софисты абсолютизируют принцип «и-и», отождествляют различное, смешивают всё и вся, превращают всё в кашу. Их девиз: «ловить рыбку в мутной воде». Догматики и антидиалектики абсолютизируют формулу «или-или», они дистинктивисты, абсолютизирующие различие, другость. Их девиз: «да-да, нет-нет, а что сверх того, то от лукавого».

Кстати, Ваш абсурдный пример натолкнул меня вот еще на какую мысль. Поскольку мы все люди-человеки, постольку мы в той или иной мере несем ответственность за поведение друг друга, в том числе негативную ответственность. Любой злодей не один живет в этом мире, а в сообществе людей и, соответственно, на нем отражается воля других людей. Не случайно говорят не только о вине злодея, преступника, но и его БЕДЕ. Преступника могут подтолкнуть к преступлению другие люди, начиная с отца-матери, с близких, с знакомых-друзей и кончая плохими обычаями, плохими законами.

Существует еще понятие коллективной ответственности. На нюрнбергском процессе осудили нацизм, в послевоенной Германии приняты законы против пропаганды нацизма. А ведь нацизм – позиция не отдельного человека, а очень большой группы людей, ставшей коллективной идеологией во времена гитлеризма.

Люди и одинаковы, и разны. В этом диалектика жизни. Притом стандартность и индивидуальность людей взаимно проникают, опосредуют друг друга, не существуют друг без друга. Индивидуальность только и может существовать на фоне стандартности, сопрягаясь со стандартностью. И наоборот. И еще. Есть люди, в которых выражена больше индивидуальность. А есть люди, в которых выражена больше стандартность. Первых называют не совсем справедливо индивидуалистами. Вторых называют (и тоже не совсем справедливо) коллективистами. Чистых индивидуалистов и чистых коллективистов не бывает. Это только в мыслях-рассуждениях люди могут позиционировать себя как то или другое в крайней степени.

Почему не бывает чистых индивидуалистов и чистых коллективистов? Потому что в реальности индивидуальное и коллективное, стандартное существуют только вместе, как неразделимы общее и частное, единое и многообразное, качество и количество…

* * *