Текст книги "Занимательная этика"

Кто унижает достоинство других, тот сам обладает невысокими достоинствами[12]12
  См.: Балашов Л. Е. Гуманистический манифест.


[Закрыть]

Комментарий. Унижать достоинство других можно по-разному. Философы и писатели порой это делают почти бессознательно, не отдавая себе в этом отчет. Вот пример: Михаил Веллер в книге «Всё о жизни» пишет: «В принципе любая церковь и любая религия существуют для стада, толпы, не способной к самостоятельному мышлению и самостоятельной вере. Потребность в вере есть, а оформить самостоятельно её трудно, осознать самостоятельно что к чему – мозгов не хватает. А вот тебе, милок, и готовые объяснения и предписания на все случаи жизни. Да? Отлично! Дух подкреплён, ответы на вопросы о мироустройстве получены, потребность в несогласии со многими моментами этого мира удовлетворена, и за всем этим вдобавок стоят авторитетные люди и вековые святыни. Ведите меня к крещению, причастию, молитве, обрезанию, будем читать Тору, Евангелие, Упанишады, Лао Цзы – короче, приспособьте меня в какую-нибудь ладью, а то я болтаюсь под ветрами мира, как цветок в проруби, и как-то мне ненадежно, одиноко и беспокойно. Мир тебе, брат во миру».

Вот так, немногими словами М. Веллер оскорбил-унизил большую часть человечества. Ведь большинство людей на Земле – верующие (в Иисуса, Аллаха, Будду и т. д.). Они, это большинство, значит, – стадо, толпа, не способная к самостоятельному мышлению и самостоятельной вере.

Некоторые считающие себя приверженцами гуманизма пренебрежительно или свысока отзываются о большинстве людей. Мне представляется, что человек, думающий плохо о большинстве людей, об их уме, умонастроениях, не имеет права называть себя гуманистом и вообще не имеет морального права говорить позитивно о гуманизме. Гуманизм как раз и предполагает убеждение, что все, или, по крайней мере, большинство людей вполне разумны, с нормальным умонастроением и вообще нормальны как люди, человеки. Тот, кто стоит на позиции, что большинство людей плохо думают (имеют плохое умонастроение) или даже “недолюди, варвары”, в сущности – мизантроп, человеконенавистник.

Нашел у В. И. Даля в «Словаре живого великорусского языка» очень близкое по смыслу высказывание: «Уничижая других, и сам не возвысишься».

* * *

Скромность, гордость, самоуничижение, высокомерие

Скромность и гордость одинаково важны; они дополняют и обусловливают друг друга.

Скромность без гордости – самоуничижение; гордость без скромности – гордыня, высокомерие.

Скромность должна быть в меру и к месту. О ней много говорят те, кто не имеет иных достоинств. Некоторые авторы высказывают даже сомнение в положительной нравственной ценности скромности. Артур Конан-Дойл сказал устами Шерлока Холмса: «Я не согласен с теми, кто причисляет скромность к добродетели. Логик обязан видеть вещи в точности такими, каковы они есть, а недооценивать себя – такое же отклонение от истины, как преувеличивать свои способности». Д. И. Менделеев говорил еще более резко: «Скромность – мать всех пороков». Думается, А. Конан-Дойл и Д. И. Менделеев имели в виду не скромность как таковую, а ее абсолютизации. Это и самоуничижение, и забитость, и чрезмерная робость, застенчивость, и то, что выражается в известных фразах: «Мне что, больше всех надо?..», «А я что? я – человек маленький…», «Вот такое я ничтожество…».

Японская пословица справедливо утверждает: «Кто не уважает себя сам, того не будут уважать и другие».

С другой стороны, значение скромности трудно переоценить.

Возьмем, например, философию.

Пифагор в свое время сказал: мы можем быть только любителями мудрости, а не мудрецами (таковыми могут быть только боги). Отсюда термин «философия» (буквально «любовь к мудрости»)[13]13
  “Пифагор называл свое учение любомудрием (ϕιλοσοϕια), а не мудростью (σοϕια). Упрекая семерых мудрецов (как их прозвали до него), он говорил, что никто не мудр, ибо человек по слабости своей природы часто не в силах достичь всего, а тот, кто стремится к нраву и образу жизни мудрого существа, может быть подобающе назван любомудром (философом)”. См.: Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. М., 1989. С. 148. – Диодор Сицилийский, Х, 10, 1.


[Закрыть].

Таким отношением к мудрости философы как бы оставляли «открытую дверь» для творчества нового (для познания и изобретения). Как видим, в самом термине «философия» заключен принцип интеллектуальной скромности.

Позже Сократ заострил вопрос в виде парадоксального высказывания: «Я знаю, что ничего не знаю»[14]14
  Доподлинно неизвестно, произносил ли Сократ эту фразу. В сочинении Платона «Апология Сократа» приводится близкое по смыслу рассуждение Сократа. Подобное утверждение («Я знаю только то, что ничего не знаю») приписывается Демокриту. – В 304 Diels. См. примечание № 16 к «Апологии Сократа» издания 1968 года, под редакцией А. А. Тахо-Годи.


[Закрыть]. По форме это логически противоречивое утверждение (если человек ничего не знает, то не может знать и о том, что он не знает). По содержанию же это своеобразная попытка сформулировать принцип познавательной скромности. (Сравните: Олкотт: «Пребывать в неведении относительно собственной невежественности – такова болезнь невежд». Или Дж. Бруно: «Тот вдвойне слеп, кто не видит своей слепоты; в этом и состоит отличие прозорливо-прилежных людей от невежественных ленивцев».)

Сократовский парадокс указывает на такую особенность познавательного процесса: чем больше мы узнаем, тем больше соприкасаемся со сферой незнаемого, т. е., грубо говоря, чем больше мы знаем, тем больше знаем, что не знаем. Физик Р. Милликен говорил: «Полнота познания всегда означает некоторое понимание глубины нашего неведения». Такое противоречие можно наглядно представить следующим образом:

С познанием, т. е. увеличением круга знания увеличивается сфера соприкосновения с миром незнания. Вот что писал по этому поводу Д. Данин:

«Вполне логично говорить, что научное открытие уменьшает область неизвестного. Но не менее логично утверждать, что она при этом увеличивается. По вине самого открытия и увеличивается. Когда человек идет в гору, перед ним все раздвигается горизонт, но и все протяженней становятся земли, лежащие за горизонтом. Об этом давно замеченном свойстве научного прогресса прекрасно сказал однажды Луи де Бройль:

«В большой аудитории Сорбонны на отличной фреске, созданной Пюви де Шаванном, изображены на обширной поляне фигуры, несколько стилизованные, согласно обычной манере этого художника; они символизируют человечество, наслаждающееся самыми возвышенными духовными радостями: литературой, наукой и искусством; но эту светлую поляну окружает темный лес, который символически указывает нам, что, несмотря на блестящие завоевания мысли, тайны вещей продолжают окружать нас со всех сторон.

Да, мы находимся в центре огромного темного леса. Понемногу мы освобождаем вокруг себя небольшой участок земли и создаем маленькую поляну. И теперь, благодаря успехам науки, мы непрерывно и во все возрастающем темпе раздвигаем ее границы. Однако все время перед нами пребывает эта таинственная опушка леса – непроницаемого и безграничного леса Неведомого».

…То, что так велеречиво высказал ученый, суховато выразил писатель:

«Наука всегда оказывается неправой. Она никогда не решит вопроса, не поставив при этом десятки новых».

Узнается почерк Бернарда Шоу: раз общепризнанно, что на стороне науки всегда есть доказанная правота, ему нужно было убедить нас в обратном – она всегда не права.

Он подумал о науке в момент ее торжества – в момент открытия, когда она и вправду безоружна перед лицом новых «почему», обращенных ею же самой к чуть поредевшему лесу Неведомого. Нет у нее покуда ответов на эти новые «почему», которых никто и не задавал бы до состоявшегося открытия. И она в очередной раз «оказывается неправой» именно на гребне успеха. И чем масштабней открытие, тем более «неправой» оказывается она: тем больше вопросов приводит оно с собой»[15]15
  Данин Д. Вероятностный мир. М., 1981. С. 90–91.


[Закрыть].

Сократовский парадокс Энтони де Мелло выразил таким образом:

«Мастеру нравилось, когда люди признавали свое невежество. – Мудрость растет прямо пропорционально осознанию собственного невежества, – заявлял он.

Когда его просили объяснить, он говорил так: – Если вы обнаружили, что не так умны сегодня, как вам казалось вчера, значит, сегодня вы стали мудрее».

Скромность человеку нужна во всех сферах жизни, при всех обстоятельствах.

Можно выделить два типа скромности: внутреннюю и внешнюю.

Внутренняя скромность касается отношения человека к самому себе. Она говорит человеку: не думай, что ты всё умеешь и знаешь, что достиг всего, забрался на все вершины. Внутренняя скромность учит человека самокритичности, учит его быть недовольным собой даже в ситуации успеха, не успокаиваться на достигнутом.

Внешняя скромность касается отношений человека с другими людьми; она говорит человеку: не заносись, будь осторожен в демонстрировании своей значимости перед людьми. Они не любят нескромных-заносчивых-высокомерных.

Гордость – самоуважение, чувство собственного достоинства. Она только тогда в меру, нормальна, когда сопрягается со скромностью. Иными словами, гордость – зеркальное отражение скромности. Мало гордости – значит слишком много скромности вплоть до самоуничижения. Много гордости – значит мало скромности. Это гордыня, самомнение, высокомерие, надменность, кичливость.

Гордыня – непомерная гордость, высокомерие.

Высокомерие – высокое мнение о себе и низкое о других. И. Кант писал: «Высокомерие, в отличие от гордости, не есть притязание на оценку собственного достоинства наравне с другими, но притязание на более высокую оценку собственных достоинств и более низкую – достоинств других».

Надменность – гордость, унижающая и презирающая других.

Кичливость – стремление подчеркнуть свою значимость перед окружающими, горделивость, заносчивость, спесь, чванство.

Не говори лишнего. Три сита Сократа

К Сократу прибежал человек и говорит:

– Послушай, я должен тебе сказать, что твой друг…

– Подожди, подожди – говорит Сократ – просеял, ли ты то, что хочешь сказать, через три сита?

– Какие?

– Первое – это сито правды. Ты хочешь сказать, это правда?

– Не знаю, я так слышал.

– Достаточно! А просеял, ли ты это через сито доброты? Действительно то, что ты мне хочешь сказать – это что-то созидающее или доброе?

– Не знаю, наверное, нет.

– Тогда просеем через ещё одно сито, так ли необходимо, что бы ты мне об этом сказал?

– Нет, необходимости в этом нет.

– А, значит, если в этом нет ни необходимости, ни правды, ни доброты, не обременяй ни меня, ни себя.

Дружба – дар богов

Дамон и Финтий! Вот безупречный образец дружбы равных. Два уроженца Сиракуз, не терпящие насилия, гордые, знатные пифагорейцы. Финтий был схвачен деспотом Дионисием II, заподозрившим его в покушении на свою жизнь, и приговорен к смерти. Дамон, знавший, что его друг жаждет проститься с семьей и уладить дела, предложил себя в заложники. Финтия отпустили домой на строго отсчитанное время.

Оно, однако, миновало, а он не вернулся в указанный срок.

Дамона отвели на площадь, и палач уже поднял секиру, когда, задыхаясь от бега, к плахе примчался осужденный.

Народ, собравшийся к лобному месту, потребовал прощения смертнику и Дионисий II не только помиловал его, но и попросил столь верных друг другу людей стать его друзьями.

Финтий и Дамон отказались. “Дружба – дар богов”, – считали древние (Г. Серебрякова. Предшествие).

Золотое правило поведения (нравственности)

В основе взаимоотношений человека с другими людьми, с обществом в целом лежит золотое правило поведения: "Не делай другим того, чего не хотел бы, чтобы делали тебе" (отрицательная формулировка) и "Поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой" (положительная формулировка). Нарушающий золотое правило поведения не может рассчитывать на доброе отношение к себе. В лучшем случае его не будут замечать; в худшем – будут обращаться с ним по принципу «око за око, зуб за зуб».

Оже ти собе не любо, то того и другу не твори.

Дьяк Иоанн. Изборник 1073 г.

Это первое письменное упоминание на русском языке золотого правила поведения в его отрицательной формулировке («Не делай другим того, чего не хотел бы, чтобы делали тебе»).

Золотое правило известно людям с незапамятных времен. Оно упоминается в одном из древнейших памятников письменности древневавилонском сказании об Акихаре. Престарелый визирь обращается к своему племяннику с наставлением: “Сын, что тебе кажется плохим, ты не должен также делать своим товарищам"[16]16
  См.: Гусейнов А. А. Золотое правило нравственности. М., 1982. С. 126. Цит. по: Vetter P. Das Buch Tobias und die Achikar Sage. – “Teologische Quartalschrift”, Bd. 86, H. 3. Tubingen, 1904. S. 343.


[Закрыть].

Золотое правило приписывается двум из семи греческих мудрецов, – Питтаку и Фалесу (VII–VI в.в. до н. э.). Питтак: "Что возмущает тебя в ближнем, того не делай сам"[17]17
  Фрагменты ранних греческих философов. – М., 1989. С. 93.


[Закрыть].

На вопрос: "Каким образом нам прожить наилучше и наисправедливее?" Фалес ответил: «Если мы сами не будем делать того, что порицаем в других»[18]18
  См.: Гусейнов А. А. Золотое правило нравственности. —М., 1982. С. 115.


[Закрыть]. Известно и такое изречение Фалеса: «Какие услуги окажешь родителям, такие и сам ожидай в старости от детей»[19]19
  Фрагменты ранних греческих философов. – Ч. 1. – М., 1989. – С. 93.


[Закрыть]. (Сравн. с знаменитой библейской заповедью: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле» – Исход, 20,12).

У Конфуция (VI–V вв. до н. э.) золотое правило – основа поведения. Разъясняя ученику смысл человечности («жэнь»), он говорит: «Не делай человеку того, чего не желаешь себе» (Луньюй, 12, 2)[20]20
  Переломов Л. С. Слово Конфуция. – М., 1992. – С. 74.


[Закрыть].

Примерно в это же время Будда сказал:

“Не причиняй другому боли способом, который для тебя будет болезненным”.

В древнеиндийской "Махабхарате" (V в. до н. э.) легендарный мудрец Бхишма дает перед смертью наставления: "Те поступки других, которых человек для себя не желает, что самому неприятно, пусть не делает другим людям.

Кто спутался с чужой женой, что может сказать другому? Но то, что он тогда сделал другому, для себя не захотел бы, кто для себя хочет жизни, как может убить другого? Надо позаботиться для других о том, что для себя желают"[21]21
  Махабхарата, кн. ХII, гл. 260. Ашхабад, 1961. С. 354.


[Закрыть].

У мудреца Бхишмы золотое правило предстает как норма норм.

Золотое правило можно встретить в "Одиссее" Гомера, в "Истории" Геродота, у Аристотеля, Сенеки, в Библии…

На вопрос, как вести себя с друзьями, Аристотель сказал:

“Так, как хотелось бы, чтобы они вели себя с нами”[22]22
  Диоген Лаэртский. Кн. 5, 21. – С. 194. Диоген привел это высказывание Аристотеля в ряду других, снабдив таким замечанием: «Таковы известные его изречения».


[Закрыть].

Древнеримский философ-моралист Сенека сформулировал золотое правило в таком виде: “…вот общая суть моих советов: обходись со стоящими ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобою обращались стоящие выше”[23]23
  Сенека. Нравственные письма к Луцилию. М., 1977. С. 78 (Письмо XLVII).


[Закрыть].

В Библии золотое правило упоминается, по крайней мере, трижды: в книге Товита (4, 15), в Евангелии от Луки (6, 31) и в Евангелии от Матфея (7, 12: "Итак, во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки" – нагорная проповедь Иисуса Христа).

Знаменитые библейские заповеди не убий, не кради, не прелюбодействуй, не лжесвидетельствуй, чти отца и матерь свою являются не чем иным как частными и усеченными выражениями золотого правила.

Библейская заповедь "возлюби ближнего твоего, как самого себя" (Левит 19; 18. Евангелие от Матфея 22; 39) тоже опирается на золотое правило. В Евангелиях она признается наибольшей заповедью в “законе” после заповеди «возлюби Господа Бога твоего». Моральное значение этой заповеди раскрывается в притче о самаритянине (см. ниже, стр. 252).

А вот еще из Библии: "Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" (Евангелие от Матфея 7, 1–2). «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете; давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо, какою мерою мерите, такою же отмерится и вам» (Евангелие от Луки 6, 37–38). Это всё частные выражения золотого правила.

Следует также отметить, что еще в античную эпоху золотое правило вошло в число крылатых латинских выражений: Quod tibi fieri non vis, alteri ne feceris (Не делай другому того, чего сам себе не желаешь). В частности, оно было излюбленным выражением римского императора Александра Севера (222–235 н. э.)[24]24
  См.: Сомов В. По-латыни между прочим. Словарь латинских выражений. – М., 1992. – С. 110.


[Закрыть].

По мнению А. А. Гусейнова, с Августина Блаженного (IV–V вв. н. э.) «начинается традиция рассмотрения золотого правила как основополагающего принципа естественного права и нравственности, которой в течение столетий следовали многие теологи и философы средневековья и которую в известной мере наследовали философы Нового времени»[25]25
  Гусейнов А. А. Золотое правило нравственности. – М., 1982. – С. 117.


[Закрыть].

Джордано Бруно

Для добродетельной жизни совершенно достаточно не делать другим того, чего не желаешь себе.

(Цит. по: журнал «Здравый смысл». 2003. № 4 (29). С. 21.)

Томас Гоббс

Если говорить о философах Нового времени, то нужно прежде всего указать на Т. Гоббса и Д. Локка.

Для Гоббса золотое правило – «закон всех людей», «закон, объемлющий все прочие законы»[26]26
  Гоббс Т. Соч. в 2-х томах. Т. 2. М., 1991. С. 99. Там же. Т. 1. М., 1989. С. 323.


[Закрыть], правило, с помощью которого

"можно понять, противоречит или нет закону природы чье-либо намерение"[27]27
  Там же. Т. 2. М., 1991. С. 99. Там же. Т. 1. М., 1989. С. 326.


[Закрыть], правило, в котором «резюмированы» естественные законы[28]28
  Там же. Т. 2. М., 1991. С. 122.


[Закрыть].

Он, в частности, пишет: "Справедливость, названная нами девятым законом природы, в силу которого каждому предписывается признавать за другими те же права,

которые он хочет для самого себя, закон, объемлющий собой все прочие законы, является именно тем, который устанавливает и Моисей (Лев. 19, 18): Возлюби ближнего своего, как самого себя. И Спаситель наш говорит, что это высший моральный закон. Матф. 22, 36–40 (…) Возлюбить же ближнего своего, как самого себя, есть не что иное, как позволить ему все то, что мы хотим, чтобы было позволено нам самим"[29]29
  Там же. Т. 2. М., 1991. С. 99. Там же. Т. 1. М., 1989. С. 323–324.


[Закрыть].

Или: "человек должен… довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, которую он допустил бы у других людей по отношению к себе (…) Именно таков закон Евангелия: поступай по отношению к другим так, как ты желал бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе. И это закон всех людей: quod tibi non vis, alteri ne feceris (не делай другому того, чего сам себе не желаешь – излюбленное выражение римского императора Александра Севера (курсив мой. – Л. Б.)"[30]30
  Там же. Т. 2. М., 1991. С. 99.


[Закрыть]. Или: "Правило, облегчающее рассмотрение естественных законов. (…) для того чтобы никто из людей не мог оправдываться незнанием этих законов, они были резюмированы в одном легком правиле, доступном пониманию и самого неспособного человека. И это правило гласит: не делай другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе. Это правило говорит и самому неспособному человеку, что в отношении естественных законов ему следует знать одно, а именно что, если, при взвешивании действий других людей и собственных, первые окажутся слишком тяжелыми, он должен положить их на другую чашу весов, а собственные действия – на их место, с тем чтобы его собственные страсти и самолюбие ничего не могли прибавить к весу действий других людей. Усвоив себе это правило, он убедится в разумности всех естественных законов"[31]31
  Гоббс Т. Соч. в 2-х томах. Т. 2. М., 1991. С. 121–122.


[Закрыть].

В концепции Гоббса отмечу два момента.

Во-первых, Гоббс рассматривает золотое правило не только как основу морали, а более широко – как основу морали и права, основу здоровья общества, нормальной жизни людей в обществе. В ряде случаев он дает правовые по своей сути формулировки золотого правила («человек должен… довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, которую он допустил бы у других людей по отношению к себе»). Эти формулировки, безусловно, расширяют смысл и значение правила.

Во-вторых, говоря о взвешивании своих и чужих действий на одних весах, Гоббс отмечает этим мерный характер золотого правила, что оно обладает качеством меры. (Сравн. с цитированными выше фрагментами из Евангелий от Матфея – 7, 1–2 и от Луки – 6, 37–38.)

Джон Локк

По Локку золотое правило – «самое непоколебимое нравственное правило и основа всякой общественной добродетели»[32]32
  Локк Д. Соч. в 3-х томах. Т. 1. М., 1985. С. 117.


[Закрыть], "великий принцип нравственности – «поступать с другими так, как хочешь, чтобы другие поступали с тобою»[33]33
  Там же. С. 119.


[Закрыть]. Он, как и Гоббс, считает это правило естественным продолжением нормального отношения человека к самому себе. Нарушение правила, пишет он, «было бы безумием и противно интересу, которым люди жертвуют, когда они сами поступают вопреки этому /правилу/» (там же). Или в другом месте: "Каждый из нас, поскольку он обязан сохранять себя и не оставлять самовольно свой пост (на этой земле. – Л. Б.), обязан по той же причине, когда его жизни не угрожает опасность, насколько может, сохранять остальную часть человечества и не должен, кроме как творя правосудие по отношению к преступнику, ни лишать жизни, ни посягать на нее, равно как и все, что способствует сохранению жизни, свободы, здоровья, членов тела или собственности другого"[34]34
  Локк Д. Соч. в 3-х томах. Т. 2. М., 1988. С. 265.


[Закрыть].

Предпосылкой золотого правила выступают согласно Локку природные, изначальные равенство и независимость людей: «поскольку все люди равны и независимы, постольку ни один из них не должен наносить ущерб жизни, здоровью, свободе или собственности другого»[35]35
  Там же.


[Закрыть]. Или:

"Это природное равенство людей рассудительный Гукер считает самоочевидным и неоспоримым настолько, что делает его основанием того долга взаимной любви меж людьми, на котором он строит наши обязанности по отношению друг к другу и откуда он производит великие принципы справедливости и милосердия. Вот что он говорит: «Точно такое же естественное побуждение привело людей к осознанию того, что их долгом в не меньшей степени является и любить ближних, как самих себя; ибо, для того чтобы постигнуть вещи, которые являются равными, необходимо всем обладать одной мерой; ведь если я не могу не желать, чтобы каждый человек относился ко мне в той же мере хорошо, как он хотел бы этого для самого себя, то как же могу я рассчитывать хотя бы в какой-то степени удовлетворить это свое желание, если я сам не буду стараться удовлетворить подобное же желание, которое возникает, несомненно, у других людей, поскольку природа всех людей одинакова? Если им будет предложено что-либо противоречащее этому желанию, то это, несомненно, во всех отношениях огорчит их так же, как и меня; таким образом, если я творю зло, то я должен приготовиться к страданиям, поскольку нет никакого основания, чтобы другие люди проявили в отношении меня большую любовь, нежели я в отношении их; следовательно, мое желание любви насколько возможно более сильной со стороны равных мне по природе налагает на меня естественную обязанность питать в отношении их подобное же по силе чувство; из этого отношения равенства между нами и нам подобными естественный разум вывел для направления жизни несколько правил и заповедей, известных каждому человеку» (Церковн. полит., кн. 1)"[36]36
  Локк Д. Соч. в 3-х томах. Т. 3. М., 1988. С. 264.


[Закрыть].

Тщательному анализу подвергается золотое правило в работах родоначальника немецкого просвещения Х. Томасиуса (1655–1728). Им проводится мысль, что золотое правило только в единстве позитивной и негативной формулировок может быть рассматриваемо как основа нравственности.

Эту же мысль проводит другой немецкий просветитель – И.Г. Гердер (1744–1803). Он считает, что моральному человеку присущ «единственный главный закон: чего хочешь, чтобы другие тебе делали, делай то и другим»[37]37
  Гердер И. Г. Мысли, относящиеся к философической истории человечества. Кн. IV. СПб., 1829. С. 232.


[Закрыть]. В этом законе согласно Гердеру сконцентрирована нравственная сущность человека, и он запечатлен в сердце каждого человека[38]38
  См.: Гусейнов А. А. Золотое правило нравственности. М., 1982. С. 118.


[Закрыть].

Нельзя не упомянуть здесь и Вольтера. Его гуманистический призыв звучит так: "Обращайся с другими так, как ты хотел бы, чтобы обращались с тобой".

Золотое правило и категорический императив Иммануила Канта

У Канта золотое правило фигурирует под именем категорического императива[39]39
  А. Гулыга пишет по этому поводу: «Категорический императив Канта в окончательной формулировке звучит следующим образом: поступай так, чтобы 70 правило твоей воли могло всегда стать принципом всеобщего законодательства. По сути дела, это парафраз древней истины: веди себя в отношении другого так, как ты хотел бы, чтобы он вел себя в отношении тебя. Делай то, что должны делать все». – См.: Гулыга А. Кант. М., 1977. С. 157.


[Закрыть]. Он, с одной стороны, возвысил его (хотя и в превращенной форме) до значения главного принципа поведения людей, а с другой, унизил, назвав его традиционные, общепринятые формулировки тривиальными и ограниченными.

Говоря о превращенной форме, я имел в виду категорический императив. Ведь он и есть преобразованное в духе ригоризма[40]40
  Ригоризм (лат. rigor – строгий) – моральный принцип, характеризующий способ выполнения требований нравственности, заключающийся в строгом и неуклонном соблюдении определенных нравственных норм безотносительно к конкретным обстоятельствам, в безусловном повиновении долгу, даже вопреки целесообразности, интересам людей и общества (Словарь по этике. М., 1983. С. 297).


[Закрыть] и деонтологизма (этики долга) золотое правило: «поступай так, чтобы максима твоего поступка могла стать всеобщим законом»[41]41
  Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. М., 1965. С. 323.


[Закрыть]. Кант не понял всей глубины золотого правила. Переформулировав правило в виде категорического императива, он в значительной степени лишил его силы, того, что делает его золотым, а именно, индивидуальной составляющей, нарушив этим меру, т. е. склонив чашу весов в пользу надиндивидуального, общего, всеобщего[42]42
  Само название воистину устрашающее: императив да еще категорический! Императив – повеление, требование, долженствование, приказ, закон! Одна только железная необходимость и ни капли случайности. Одно только долженствование и ни капли хотения. Необходимость соответственна всеобщему: всё единичное, случайное, отдельное, индивидуальное она отметает.


[Закрыть]. Н. Гартман говорит по этому поводу (Ethik, 1935): «Поскольку упомянуто, что действительно критерий всегдашней „максимы“ поведения состоит в том, может ли она быть в то же время всеобщим законом или нет, то в ней, очевидно, заключено нечто такое, чего человек как личность принципиально не может хотеть. Он скорее должен хотеть, чтобы сверх всякой всеобщей значимости в его поступках было еще нечто собственное, что на его месте никто другой не мог бы или не должен был бы делать. Если он отказывается от этого, то он является просто одним из множества номеров, который можно заменить любым другим; его личное существование ненужно, бессмысленно»[43]43
  См.: Краткая философская энциклопедия. М., 1994. С. 174.


[Закрыть]. Н. Гартман сказал, может быть, слишком резко. Ведь категорический императив оставляет за человеком право думать так, как он хочет или считает нужным думать и поступать в соответствии с этим своим правом. Кант попытался избавиться от субъективного момента, но не учел того обстоятельства, что каждый человек принимает решения и действует в меру своего понимания, разумения. Это, наверное, самая жесткая, суровая формула категорического императива.

Кстати, к такому пониманию высшего принципа морали был близок и Шеллинг. Он формулировал его так: действуй не как личность, исключи из поведения все субъективные влияния, поступай как всеобщее существо. («Штутгартские беседы» – см.: Гулыга А. Шеллинг. М., 1984. С. 193).

Справедливости ради следует сказать, что у Канта есть более мягкие и более близкие по смыслу к золотому правилу формулировки категорического императива:

1. "Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом, так как будто бы максима твоего действия по твоей воле должна сделаться всеобщим законом природы" (Кант И. Соч. в 6-и томах. Т. 4. Ч. 1. С. 260).

2. "Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству"[44]44
  Эта формулировка категорического императива так понравилась молодому Шеллингу, что на ее основе он попытался дать свой вариант моральной заповеди: «Поступай так, чтобы… благодаря твоему действию ни одно разумное существо не полагалось только в качестве объекта, но как содействующий субъект» (Шеллинг. Новая дедукция естественного права).


[Закрыть].

Поверхностность понимания Кантом золотого правила проявляется, в частности, в том, что он не увидел в нем основание долга, утверждая, что оно якобы не формулирует обязанностей по отношению к другим. Разве золотое правило не указывает, например, на долг перед родителями? Разве оно не говорит о том, что если ты хочешь, чтобы твои дети относились к тебе подобающим образом, то ты сам должен таким же подобающим образом относиться к своим родителям? Или: если ты хочешь, чтобы родители относились к тебе хорошо, то ты сам должен относиться к ним хорошо. И т. д. Такое понимание Кантом золотого правила обусловлено его ориентацией на надиндивидуальное. В его категорическом императиве основание долга – во всеобщем законе. Этим Кант ставит общество выше личности. Золотое же правило указывает на конкретного человека как на основание долга. И это справедливо, потому что нет крепче основания чем сам человек для себя. Долг предполагает знание себя и других. А кого человек знает лучше: себя или других? Конечно, себя. Долг предполагает уважение и заботу. А кого человек уважает больше и о ком заботится больше: о себе или о других? Конечно о себе. Это естественно. Основание долга находится не в каких-то заоблачных высотах, а в конкретном живом человеке со всеми его достоинствами и недостатками. Сам Кант, солидаризируясь с библейской заповедью любить ближнего своего как самого себя, подчеркивал при этом, что человек, не любящий себя, не может любить другого, т. к. такой человек свою ненависть к другому может фарисейски оправдывать своей самоотреченностью.

Одним словом, своим категорическим императивом Кант хотел, по-видимому, улучшить золотое правило, а вышло наоборот: получилось что-то нежизненное, деревянное.

Артур Шопенгауэр о золотом правиле

«…Основоположение это (имеется в виду категорический императив Канта. – Л. Б.), взятое просто как формула, есть лишь описание, особая оболочка, приукрашенное выражение для общеизвестного правила «quod tibi fieri non vis, alteri ne feceris (не делай другому того, чего сам себе не желаешь)», именно если последнее, повторив его без «non» и «ne», дополнить так, чтобы оно охватывало обязанности не только права, но и любви. Ибо, очевидно, в этом заключается принцип, которого я (…) только и могу желать для всеобщего руководства. Но само это правило «quod tibi fieri etc.» есть опять-таки лишь описание или, если угодно, посылка положения, выставленного мною как наиболее простое и чистое выражение единогласно рекомендуемого всеми этическими системами образа действий, именно: «Neminem laede imo omnes, quantum potes, juva (никому не вреди, а всем сколько можешь помогай)». В нем состоит и будет состоять подлинное чистое содержание морали. Но на чем же оно основывается? Что именно сообщает этому требованию силу? Вот старая, трудная проблема, с которой мы опять и в данном случае имеем дело».

«Кант приходит затем ко второму выражению основного принципа своей этики: «…поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству». В очень искусственной форме и с большим обходом в этих словах сказано: «Считайся не с одним собою, а также с другими», а это опять-таки есть описание положения: «quod tibi fieri non vis, alteri ne feceris» (не делай другому того, чего сам себе не желаешь), которое, как сказано, само, в свой черед, лишь содержит посылки к заключению, составляющему последнюю истинную цель всякой морали и всяких этических рассуждений: Neminem laede imo omnes, quantum potes, juva (никому не вреди, а всем сколько можешь помогай), – правило, которое как все прекрасное, всего лучше выступает в обнаженном виде». (А. Шопенгауэр. Афоризмы и истины. М., Харьков, 2000. С. 345, 351.)

Золотое правило в “Оправдании добра” В. С. Соловьева

В русской философии о проблемах, связанных с золотым правилом, писал В. С. Соловьев. Если отбросить крайние моменты в его учении о нравственности (своеобразный абиотизм, антиживотность и морально-религиозный абсолютизм), то остается содержание, составляющее предмет золотого правила. Приведу ряд фрагментов из «Оправдания добра»:

"Тот факт, что отдельное существо может чувствовать как бы за пределами своей индивидуальности, болезненно отзываясь на чужое страдание, т. е. ощущая его как свое собственное, этот несомненный и столь распространенный факт может казаться на иной взгляд чем-то загадочным и таинственным. Именно таким признает его тот философ, который в сострадании полагает единственную основу всей нравственности.

«Как возможно, – спрашивает он, – чтобы страдание, которое не есть мое, поражает не меня, сделалось, однако, столь же непосредственно, как в других случаях только мое собственное, мотивом для меня и побуждало бы меня к действию?» "Это предполагает, – говорит он далее, – что я с другим в некоторой мере отождествился и что, следовательно, граница между я и не-я на этот раз снята: только тогда положение другого, его потребность, его нужда, его страдание непосредственно (?) становятся моими; тогда я уже более не вижу его таким, каким он все-таки дается в эмпирическом представлении – как нечто мне чуждое, для меня безразличное (?), совершенно (?) от меня отдельное; но здесь, напротив (т. е. при сострадании), в нем (этом чужом существе) страдаю и я, несмотря на то, что его кожа не покрывает моих нервов. Только чрез такое отождествление может его страдание, его нужда стать мотивом для меня, каковым помимо этого может быть только мое собственное страдание. Это явление в высшей степени таинственно, – это настоящее таинство этики, ибо это есть нечто такое, о чем разум не может дать прямого отчета (?!), и основания этого явления не могут быть найдены путем опыта. И между тем это есть нечто повседневное. Каждый испытал это на себе и видел в других. Это таинство совершается каждый день на наших глазах в частных случаях, – каждый раз, когда по непосредственному влечению, без дальних рассуждений человек помогает другому и защищает его, подвергая иногда очевидной опасности свою жизнь ради человека, которого он видел в первый раз, и не думая при этом ничего, кроме того именно, что он видит великую нужду и опасность другого; обнаруживается это таинство и в широких размерах, когда целый народ жертвует своим достоянием и кровью для защиты или освобождения другого угнетенного народа. И всегда необходимым условием для того, чтобы подобные действия заслуживали безусловного нравственного одобрения, является именно присутствие этого таинственного акта сострадания, или внутреннего отождествления себя с другим безо всяких иных мотивов"(Schopenhauer. Die beiden Grundprobleme der Ethik, 2-е изд. Лейпциг, 1860. С. 230).