Текст книги "Кроваво-красные бисквиты"

Глава 13
Канурова сознается

В сыскную полицию прибыл нарочный и передал Фоме Фомичу, что следователь Алтуфьев просит его срочно прибыть в судебную управу.

– Что за спешка такая? – спросил фон Шпинне.

– Не могу знать, ваше высокоблагородие! – бодро, по-военному ответил нарочный.

– Ну хорошо, ступай! Передай Алтуфьеву, скоро буду.

Когда Фома Фомич прибыл в судебное присутствие, то нашел следователя в приподнятом настроении. Алтуфьев быстро ходил по кабинету и, изображая молот и наковальню, ударял основанием кулака о кулак. При виде начальника сыскной так обрадовался, что чуть было не кинулся его обнимать.

– Что произошло, Яков Семенович? – едва переступив порог, спросил фон Шпинне. – Я так спешил, что чуть не загнал лошадь…

– И оно того стоило! – усаживаясь на свое место и предлагая жестом сесть начальнику сыскной, почти выкрикнул следователь. – Канурова решила сознаться!

– Сознаться в чем? – лицо Фомы Фомича было бесстрастным.

– Ну как в чем? В отравлениях, конечно! В чем же ей еще сознаваться! – воскликнул Алтуфьев и удивленно взглянул на фон Шпинне.

– Так она уже созналась или только собирается это сделать? – осторожно поинтересовался Фома Фомич.

– В том-то и дело, что поставила условие – мол, признаюсь во всем, только пусть это будет в присутствии начальника сыскной.

– Так вы меня пригласили, потому что Канурова так захотела?

– Только отчасти, я и сам собирался… – Алтуфьев замялся. – В общем, сейчас ее приведут, она все расскажет, и будем считать дело завершенным! – радостно объявил следователь и даже исполнил барабанную дробь на лежащей перед ним папке в коленкоровом переплете.

Канурова вошла и быстро окинула взглядом кабинет. Увидела начальника сыскной и едва заметно, как заговорщику, кивнула. Фома Фомич не ответил.

– Ну что, Варвара Саввична, присаживайтесь, – проговорил Алтуфьев, причмокивая. – Послушаем, что вы желаете рассказать. Я вот просьбу вашу выполнил, пригласил Фому Фомича.

Горничная села. Поерзала на стуле. Посмотрела вначале на следователя, потом на фон Шпинне и запричитала, занудила, растягивая слова, как при молитве:

– Все, сил моих больше нету в темнице маяться, всю душу из меня острог проклятый вытянул, решила я сознаться. Рассказать, как дело было… – она замолчала, поглядывая то на Фому Фомича, то на Алтуфьева.

– Слушаем вас, Варвара Саввична, слушаем… – мягко проговорил следователь и бросил короткий, но выразительный взгляд на фон Шпинне. – Значит, это вы пирожные отравили?

– Да сколько же говорить, что это не я отравила и не знаю, кто отравил…

– Погодите, погодите, мещанка Канурова, – взвизгнул следователь, – что значит – не вы отравили пирожные? А в чем же вы хотели сознаться?

– В том, что Михаил Федорович – живой! – потупив взгляд, проговорила горничная.

– Как живой? – воскликнул Алтуфьев и, недоумевая, посмотрел на фон Шпинне. Лицо начальника сыскной было спокойным, даже слишком спокойным, казалось, он не расслышал того, что сказала горничная.

– А вот так, живой! – повторила Канурова.

– Расскажите об этом подробнее, – попросил Фома Фомич. Дело приобретало какой-то невероятный, можно сказать фантастический, поворот.

– Ну что рассказывать… Вначале все было так, как я говорила. Марко принес пирожные. Я глянула, ленточка завязана на узел, разрезала ее. В свертке тринадцать бисквитов. Мы один разделили. Кухарка свою половинку сразу съела, а меня Михаил Федорович позвал. Когда я ему прислуживала, то услыхала шум на кухне. Михаил Федорович тоже услыхал и послал меня посмотреть, что случилось. Я пошла, а там она… мертвая. Ну, я к хозяину и говорю ему…

– Погодите, – оборвал Канурову начальник сыскной, – получается, Михаил Федорович пирожные не ел?

– Нет!

Алтуфьев сидел и ошарашенно смотрел то на Фому Фомича, то на Канурову, от праздничного настроения не осталось и следа.

– Продолжайте! – скомандовал фон Шпинне.

– Ну так вот, я ему говорю, что, мол, так и так, в пакете было не двенадцать, а тринадцать пирожных. Вот мы, грех на нас с кухаркой, решили тринадцатое съесть. Ну и рассказала ему все как было. Он, конечно, рассердился, накричал на меня – почему я ему не доложила о лишнем пирожном. А потом говорит: «Это, мол, враги его погубить хотят, потому и прислали отравленные бисквиты, – губы горничной дрожали, она шмыгала носом и рассказывала, не сводя широко открытых глаз с начальника сыскной. – И это просто счастье, что все так вышло и он не пострадал. Кухарку, конечно, жалко, но что поделаешь». Я ему говорю, что за полицией послать надобно. А он мне – погоди, Варвара, не торопись, успеется. Мы, говорит, вот что сделаем. Ну и научил меня, что говорить, как полиция приедет. Но я даже не думала, что меня в острог запрут. Да еще в отравлении обвинят.

– А сам он куда делся? – спросил до того молчавший от потрясения следователь.

– Ну как куда? Оделся да и вышел черным ходом. Я его заперла, а потом уже на улицу выбежала и кучера Савоську в полицию отправила…

– И как Михаил Федорович вам все это объяснил, зачем нужно врать? – поинтересовался начальник сыскной, который, в отличие от следователя, не проявлял удивления от слов Кануровой. Однако был внимателен и сосредоточен.

– Сказал, что знает, кто его убить хотел. И что на полпути этот человек не остановится, снова попытается, и лучше ему спрятаться. А все пусть думают, что он мертвый.

– Он назвал вам имя этого человека?

– Нет, имя не назвал, – отрицательно мотнула головой горничная. – Сказал только, что это его дочь.

– Чья дочь? – почти что одновременно спросили и следователь, и начальник сыскной.

– Ну как чья? Михаила Федоровича… – ответила Канурова.

– Так у него есть дочь! – вполголоса проговорил Алтуфьев и схватился за голову.

– Михаил Федорович так сказал…

– А раньше он вам это говорил? – спросил Фома Фомич.

– Нет, ничего не говорил, да и почему он мне про это должен рассказывать? Я кто такая? Я только горничная… Правда… – она задумалась, – когда я ему про это тринадцатое пирожное рассказывала, он меня послушал и пробормотал, но не мне, а вроде как сам себе: «Значит, она в кондитерскую Джотто устроилась…»

– Получается, про то, что у Скворчанского есть дочь, вы впервые узнали, когда Марко принес бисквиты и кухарка отравилась ими?

– Да, тогда и узнала… – кивнула Канурова.

– Что еще говорил твой хозяин? – начальник сыскной взял инициативу в свои руки, и, похоже, следователь был не против.

– Ну что говорил? Что у них с дочерью вражда…

– По какой причине?

– Ну, про это я не знаю. Михаил Федорович сказал только, что вражда, и все, а я не спрашивала.

– А почему он решил не в полицию обратиться, а скрыться?

– Я же уже говорила – пусть, мол, слухи по городу ползут, что Скворчанского отравили. А я, говорит, пока спрячусь. Когда полиция ее поймает, тут и я объявлюсь.

– А он вам не сказал, где собирается спрятаться? – продолжил спрашивать начальник сыскной, а следователь только одобрительно кивал.

– Нет, не говорил.

– Может быть, он как-то намекал, кто его дочь, как выглядит?

– Нет!

– Вас бы следовало примерно наказать, мещанка Канурова, – строго проговорил Алтуфьев, – за то, что ввели следствие в заблуждение, но вы, я так понимаю, уже наказаны.

– Да я что? Я делала то, что мне Михаил Федорович велел. Я ведь ни в чем не виновата, просто…

– Да ладно! – отмахнулся следователь. – Я вас освобождаю из-под стражи. Сейчас выпишу бумагу, и можете идти…

– А куда я пойду? – растерянно вертя головой, проговорила Канурова.

– Ну как куда? Возвращайтесь в дом Скворчанского. Ведь, насколько мне известно, он вам от места не отказывал. Может, откажет, но, пока не объявится, будете жить там и исполнять свои обязанности.

– А можно мне, – горничная замялась, – можно мне…

– Ну что еще?

– Можно мне, пока вы отравительницу ищете, в остроге побыть?

– Что так? – удивленно уставился на Канурову следователь. – Всю дорогу только и разговоров было, чтобы на волю тебя отпустить, а теперь вот сама не хочешь. Странно!

– Так ведь боязно мне одной в доме головы. А в арестном доме оно, конечно, и несладко, но там стены, двери, замки… Там ей до меня не добраться…

Алтуфьев перевел удивленный взгляд с горничной на фон Шпинне, интересуясь, что думает по этому поводу начальник сыскной.

– Пусть посидит, – кивнул Фома Фомич.

Когда горничную увели, следователь крякнул и проговорил:

– Вот ведь как дело-то повернулось…

– Вы верите ей? – спросил фон Шпинне.

– А что остается? Улик никаких. Я потому и держал ее под замком, надеялся – сломается девка, а она вишь – ни в какую. Значит, точно невинная…

– Но она ведь созналась, – заметил начальник сыскной, – значит, не зря вы ее под замком держали.

– В чем созналась? – спросил Алтуфьев и удивленно посмотрел на Фому Фомича. Похоже, он искренне не понимал.

– Как в чем? В том, что Скворчанский жив. Мы ведь не знали, что у головы есть дочь, что он считает ее опасной и способной на убийство. Правда, все это мы знаем со слов прислуги, но пока у нас ничего другого нет. Будем работать с этим. Что вы собираетесь предпринять? – закончил свой монолог вопросом полковник.

– Если то, что сказала Канурова, правда, то нужно искать истинную отравительницу, а также Михаила Федоровича Скворчанского.

– Ну что же, Яков Семенович, я вас понял, давайте поступим так: вы занимайтесь отравительницей, а я попробую отыскать Скворчанского. Как вам мое предложение?

Алтуфьев думал недолго, потому как сразу же смекнул – отыскать отравительницу много почетнее, чем Скворчанского.

– Я согласен, но у меня тут… появилась мысль…

– Какая?

– Мне известно, что кондитер Джотто сидит у вас в сыскной под арестом…

– Да, мы его задержали. Он подозревается в отравлении нищего.

– А может быть, мы сделаем так, чтобы всем было хорошо? – вкрадчиво проговорил Алтуфьев и плутовато вильнул глазами.

Начальник сыскной ничего не сказал, но пристально посмотрел на следователя. Яков Семенович расценил этот взгляд как вопрос.

– Раз Джотто подозревается в отравлении нищего, то почему бы не объявить его виновным и в других отравлениях да и закрыть дело?

Губы Фомы Фомича дернулись, и он улыбнулся.

– Но это ведь не он отравил бисквиты.

– Да он, он! Я это нюхом чую… Но если даже и не он, то какая, в сущности, разница… Ну отправим на каторгу инородца. Одним больше, одним меньше…

– А вам разве неинтересно узнать, кто настоящий отравитель или отравительница?

– Я это и так знаю – Джотто! – уверенно проговорил Алтуфьев.

Начальник сыскной какое-то время подумал, потом кивнул:

– Хорошо. Поступайте, как сочтете нужным. Я сегодня же передам кондитера в ваши руки, а сам займусь поисками Скворчанского.

На том и расстались.



Глава 14
Разговор фон Шпинне с губернатором

Петр Михайлович Протопопов принял начальника сыскной полиции без проволочек. Ему было интересно узнать, как продвигается дело Скворчанского. К тому же губернатор был в этом деле кровно заинтересован. Но двигало им не чувство справедливости, которая во что бы то ни стало должна восторжествовать, а чувство самосохранения, вернее сохранения за собой губернаторского места. Он знал, что его назначение проходило со скрипом, было много противников. И теперь у них появился лишний козырь – возможность во всеуслышание заявить, что не успел Протопопов принять губернию, а у него уже там началось черт знает что: городской голова пропал или даже мертв, какие-то отравления, а убийца до сих пор не найден. Куда смотрит новый губернатор? Да и справляется ли он со своими обязанностями? Может, стоит подумать, а на своем ли он месте?

Начальник сыскной, войдя в приемную губернатора, не увидел за столом секретаря, круглого безусого Клюева. Там сидел другой, Фоме Фомичу не знакомый человек.

– Вы, если не ошибаюсь, начальник сыскной полиции? – спросил он у фон Шпинне, обнаруживая неплохую осведомленность.

– Да, вы правы, я полковник фон Шпинне Фома Фомич, начальник губернской сыскной полиции. Но мы ведь с вами раньше не встречались. Как же вы узнали, кто я такой?

– Мне вас описали.

– Вот как! Значит, вы меня узнали по словесному портрету. Похвально! Не всякому такое дано, это хорошее и полезное качество, тем более у секретаря при губернаторе. Я рад, что на этом месте теперь сидите вы, потому что прежний секретарь, господин Клюев, не хочу сказать ничего плохого, но он был несколько рассеян. Однако я отвлекся, тоже, знаете ли, рассеянность. Скажите мне, господин… – начальник сыскной вопросительно уставился на секретаря.

– Панин, – подсказал тот.

– Скажите мне, господин Панин, губернатор у себя?

– Да! Вы хотите узнать, примет ли он вас?

– Если вас не затруднит.

Секретарь встал и легкой походкой направился к двери губернаторского кабинета. Вошел без стука. Это удивило начальника сыскной, однако виду он не подал.

– Петр Михайлович ждет вас! – Панин широко раскрыл дверь и отступил в сторону.

Начальник сыскной с легким поклоном переступил порог кабинета.

– Прошу вас, Фома Фомич, проходите, присаживайтесь! – поднимаясь навстречу фон Шпинне, громко сказал Протопопов.

Пока полковник пересекал огромный губернаторский кабинет, осматривался.

– Что-нибудь ищете? – спросил хозяин кабинета.

– Нет, – садясь на предложенный стул, ответил Фома Фомич. – Смотрю, вы ничего не изменили. Все осталось, как при старом губернаторе…

– Да, вы правы. Не имею привычки что-либо менять. Как вы знаете, я человек военный, гарнизонная жизнь приучила к тому, что все вокруг временное. И стоит ли в таком случае обременять себя лишней, а главное, ненужной работой? Ведь перетаскивание с места на место шкафов – это именно ненужная работа, – губернатор на мгновение задумался, потом добавил: – А может быть, даже в чем-то и вредная.

– Но секретаря вы тем не менее сменили, – заметил как бы вскользь начальник сыскной.

– Да, это верно, – согласился губернатор. – Я бы его и не менял. Однако буду с вами откровенен. Назначение на это место, – он положил свои большие ладони с растопыренными пальцами на столешницу и осторожно погладил ее, как будто бы имел дело с чем-то одушевленным, – явилось для меня полной неожиданностью. До сих пор не понимаю, почему выбор пал именно на меня? Не буду кривить душой, для меня это было и лестно, и приятно, я даже как-то подрос в собственных глазах. Но я военный, а должность губернатора гражданская, опыта в этом деле у меня нет, вот и высказал я эти сомнения тестю своему. Он у меня чиновник старый, на многих должностях сидел, одно время был даже вице-губернатором в Самаре. Так вот, он мне и говорит: «Не тушуйся, Петя, справишься! Главное, что было при старом губернаторе, не разрушай. Если оно до сих пор живо, значит, работает. А зачем тебе то, что работает, ломать? Всех на своих местах оставь. Они тебе, вот посмотришь, благодарны будут. Единственное, кого замени, секретаря. Этого будет достаточно!» Ну вот, следуя завету тестя, я и поступил. Хотя не уверен, правильно ли сделал. Может быть, нужно было Клюева оставить…

– Так вы его что, совсем со службы уволили?

– Совсем! А что, не нужно было? – с сомнением в голосе проговорил Протопопов.

– Клюев при старом губернаторе на должности секретаря десять лет сидел, а это, скажу вам честно, большой опыт, который мог бы вам пригодиться.

– Ну и что теперь делать? Я ведь не могу Панина убрать, а на его место снова Клюева посадить. Как на это посмотрят остальные? Скажут еще, что мечется губернатор, как рыба в садке.

– А не нужно Панина убирать, пусть остается секретарем.

– И что же тогда делать?

– У вас в губернской канцелярии заведует секретным столом некто Отрубов Сил Силыч. Человек он уже старый, можно даже сказать древний, должность свою исполняет, я бы так сказал, недостаточно хорошо…

– Клюева посадить на его место? – высказал догадку губернатор.

– Нет, ваше превосходительство, Клюева сразу в столоначальники – это слишком быстро. Он, я имею в виду Клюева, должен это место заслужить, пусть сначала побудет заместителем Отрубова. А вот после, когда Сил Силыч уйдет, а он рано или поздно уйдет, старый секретарь займет его место.

– И что мне это даст?

– Вы получите преданнейшего вам человека на очень важном месте, потому что секретный стол – это лишние уши и глаза губернатора. Клюев вам по гроб жизни будет благодарен за это назначение, а благодарный начальник секретного стола – это большая сила.

Начальник сыскной говорил так, будто бы он только тем и занят, что раздумьями о благополучии губернатора. На самом деле Фома Фомич прежде всего думал о своей выгоде. За несколько дней до визита к Протопопову он имел разговор с Клюевым, который бесконечно ему жаловался, как его обидели, отказав от места, в которое он буквально врос, как вырвали его и выбросили. От Клюева фон Шпинне узнал и об Отрубове, и о том, что он стар, и что должность свою блюдет не очень исправно.

– А хотели бы занять его место? – глядя в сторону, разговор проходил в городском саду, где они случайно встретились, спросил у Клюева начальник сыскной.

– Чье место? – не понял экс-секретарь.

– Отрубова. Да или нет?

– Да!

– Постараюсь вам в этом помочь.

– Вы подсказали мне отличную идею. Пожалуй, я так и сделаю, – кивнул Протопопов. – Теперь же давайте, Фома Фомич, поговорим о деле Скворчанского. Что там у нас, как продвигается расследование? Можно ли в ближайшее время рассчитывать на какой-нибудь успех?

– Именно об этом я и пришел с вами поговорить. Есть основания считать, что городской голова жив.

– Как жив? – Губернатор вскочил, лицо его, до того благостно расслабленное, исказилось в трагической гримасе.

– А вот так – жив!

– Расскажите мне это подробнее, – он медленно опустился на место.

Начальник сыскной, не впадая в многословие, поведал Петру Михайловичу Протопопову то, что узнал от горничной Кануровой. Губернатор, слушая Фому Фомича, ерзал на стуле: то ставил локти на стол, то убирал. Выражение лица, которому вернулась подвижность, менялось ежесекундно.

– Вы знаете, Фома Фомич, – начал он после того, как фон Шпинне закончил свой рассказ, – я несколько озадачен. Нет, я, конечно, рад, что господин Скворчанский жив, но меня смущает… смущает то, как повел себя городской голова…

– Что вы имеете в виду?

– Он повел себя не как человек чести! Прятаться, выдавать себя за похищенного мертвеца, это более к лицу простолюдину, а не человеку с его положением… А этой горничной, Кануровой, ей можно верить?

– Верить ей нельзя, но пока ее слова единственное, чем можно объяснить пропажу Скворчанского.

– Так-так-так… Это, я должен сказать, хорошие новости, очень хорошие. Если, конечно, голова жив! И что вы намерены предпринять? – судя по всему, губернатора более всего интересовала судьба Скворчанского, об остальных отравлениях он даже не спросил.

– Ну, как мы договорились со следователем Алтуфьевым, он займется поисками настоящего отравителя, а я попытаюсь отыскать Скворчанского.

– Это верное решение! – кивнул Протопопов. – Думаю, именно так и нужно поступить. Вы уж постарайтесь, отыщите его! – в голосе губернатора можно было услышать умоляющие нотки.

– И еще, от той же Кануровой нам стало известно, что у головы есть дочь. Говорят, будто бы он бросил ее еще в младенчестве. Дочь выросла, нашла отца и решила отомстить. Это в общих словах.

– И Скворчанский об этом знал?

– Да, по словам горничной, он сразу после того, как умерла кухарка, заявил, что это сделала его дочь. Это она отравила бисквиты.

– Но как ей это удалось?

– Предположительно, дочь Скворчанского каким-то образом вхожа в кондитерскую Джотто. Но беда в том, что мы не знаем, как она выглядит, сколько ей лет. Мы о ее существовании узнали лишь недавно, и то от горничной… И эти сведения требуют тщательной проверки. Скажу больше, нам доподлинно неизвестно, есть у Скворчанского дочь или нет.

– Фома Фомич, может быть, это и не мое дело, но где вы намереваетесь искать городского голову?

– У нас есть данные, что в молодости он служил в полку, расквартированном в уездном городе Сорокопуте.

– Это далеко?

– Нет, где-то в восьмидесяти верстах на юг по железной дороге. Там Скворчанский был женат. Жена его после свадьбы прожила недолго, но успела родить ребенка. Пол ребенка нам неизвестен, неизвестна также его судьба.

– Вы думаете, что Скворчанский прячется в Сорокопуте?

– Нет, едва ли! – отрицательно мотнул головой начальник сыскной. – Это было бы с его стороны если не глупостью, то уж точно недальновидностью. Однако начинать поиски нужно именно оттуда. Мне кажется, именно там мы найдем ответы на многие вопросы.

Губернатор набрал в легкие воздуха и с шумом выдохнул. Посмотрел на фон Шпинне и с лукавством сказал:

– А вы, Фома Фомич, как я посмотрю, очень хитрый человек.

– Почему вы так решили? – вскинул брови начальник сыскной, точно его первый раз в жизни назвали хитрым.

– Вы, как я понимаю, собираетесь убить сразу двух зайцев. Найти Скворчанского и поймать отравителя. И еще вы хотите оставить Алтуфьева с носом. Но мне почему-то следователя ничуть не жаль!

Начальник сыскной хотел было рассказать губернатору о том, что предлагал Алтуфьев, но потом передумал и, лишь пожимая плечами, проговорил:

– Но это как получится! Прежде всего я пекусь о деле, а об Алтуфьеве даже не думаю.

– Ну что же… – Губернатор встал, поднялся и начальник сыскной. – Хочу пожелать вам удачи. Найдите Скворчанского и отыщите того, кто отравил этих людей… ну, вы понимаете…

– Понимаю! – кивнул фон Шпинне и, простившись с Протопоповым, быстрым шагом покинул его кабинет.