Текст книги "Право на первую пулю"

– Пожалуй, пора запускать «охотников».

– Каких таких «охотников»? – спросил я, но подполковник мне не ответил, только вытащил телефон и позвонил.

– Товарищ генерал, похоже, пора… Я насчитал семь «роев».

Значит, Ягужинский насчитал уже семь «роев» беспилотников «бармалеев». А небо на горизонте закрывало уже целое облако новых беспилотников. Оставалось только удивляться, откуда они у «бармалеев» в таком количестве взялись. Я перевел свой бинокль на автобус, ожидая увидеть, как какой-то генерал звонит Василию Васильевичу и отдает приказ. Но, видимо, опоздал. Толстяк уже убирал телефон в карман своего пиджака. Одет он был по-сирийски, то есть по-летнему, и свою теплую зимнюю куртку, в которой летел в вертолете, оставил то ли в палатке, то ли в автобусе. Но в «камуфляж» песочного цвета ни он сам и никто из его группы не переодевался. Одновременно с тем, как Василий Васильевич убрал телефон, он взмахнул рукой и дал какую-то команду. Парни из его группы вынесли из автобуса еще одну, похоже, последнюю, коробку и вернулись в автобус, откуда появились уже с ноутбуками в руках. У кого-то ноутбук был открыт и мониторы светились каким-то темно-голубым светом, кто-то открывал свой компьютер на ходу и сразу, судя по движениям, загружал.

Самые крупные коробки были раскрыты, и их крышки торчали вверх. Мне не было слышно, что происходило внизу, но я заметил, как забегали над клавиатурой ноутбука руки ближнего к Василию Васильевичу помощника, стал к нему присматриваться и потому упустил момент, когда из одной коробки вертикально вылетел квадрокоптер. Но вылет других я уже не упустил. Так вот про какой сюрприз говорил мне подполковник Ягужинский.

Я уже читал в интернете про эти истребители целых «роев» дронов. Они набирают большую высоту и зависают над пространством, которое «рой» дронов должен преодолеть. Большие машины, которые уже взлетели, снабжены радарами и мощными «глушилками» сигналов. Вслед за ними в небо начали подниматься малые квадрокоптеры-уничтожители, посылающие в пространство под собой целые облака осколков, которые и призваны погубить целые «рои» дронов. Сначала над нами навстречу приближающимся «роям» пролетели большие квадрокоптеры. Их полет был совершенно бесшумным и в ночном небе невидимым. За ними устремились их более малые, но хищные собратья.

– Пехота выходит… – сообщил Исхак Хабиби. – Но она еще далеко. Даже пулемет не достанет… И с ними джихадмобили. Эти ждут, стоят на месте. И бензина им не жалко. Жгут без толку.

– Ничего страшного, им америкосы или турки новый подгонят… – отреагировал на сообщение сирийского пулеметчика подполковник Ягужинский после того, как перевел его слова мне и Тахиру.

Я поднял бинокль и рассмотрел первые ряды своих будущих жертв.

Счастлив тот снайпер, который не пытается или не имеет возможности рассмотреть лицо своего противника. Потому что, когда сможешь рассмотреть лицо врага, невольно подумаешь, что у этого человека есть и жена, и дети. Она сейчас останется вдовой, а дети без отца. А все по твоей вине. Мысли эти легкости в голове не добавляют. Но при этом всегда следует помнить, что если ты сейчас не убьешь его, то он, возможно, убьет тебя. Он идет вперед с одной мыслью – убить. Если и не тебя лично, то твоего товарища, стоящего рядом и не думающего о смерти. А у этого товарища тоже есть отец с матерью, которым очень нужна помощь сына, есть жена и двое детей, которых надо не только кормить, но и одевать-обувать и учить чему-то.

У меня вот мама и жена – врачи-стоматологи, и я с самого детства ненавижу зубы. Сначала мне казалось, что чужие зубы отнимают у меня мать, потому что она большую часть своего свободного времени проводила в своей клинике, вместо того чтобы заниматься детьми. И даже отец нас покинул по этой же причине. А потом стало казаться, что из-за чужих зубов я потихоньку теряю жену, которая повторяла судьбу моей матери, что неудивительно, она же была ее любимой и лучшей ученицей. Мне эти зубы даже во снах снились, и, рассматривая в оптический прицел лицо человека, в которого мне предстояло стрелять, я в первую очередь обращал внимание на его зубы. Если они были ровными и белыми, меня это просто выводило из себя, и даже порой приходилось останавливаться, делать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, но после этого я с чистой совестью нажимал на спусковой крючок винтовки, производя выстрел.

Каждый, наверное, мог бы найти в противнике что-то свое собственное, что вызывало бы у него ненависть и безжалостность, и я обучал своих бойцов искать это собственное на своем примере. Обучал настоятельно и настойчиво, чтобы бойцы избежали психологических срывов в дальнейшем.

Свою винтовку я носил с собой и сейчас поднес прицел к глазу, чтобы рассмотреть противника. Но сумел только рассмотреть вдали мелкие невзрачные фигурки. Дистанция была в самом деле слишком велика, как и предупредил жунди авваль Исхак Хабиби, и стрелять по противнику было еще рано. Рано было и лица рассматривать, все равно ничего разобрать пока невозможно. Да и с тепловизионным прицелом разобрать лицо вообще бывает трудно. В таком случае я предлагал своим бойцам представлять, что на Землю напали инопланетяне, которых убить, защищая себя, не большой грех. Цвет лица в тепловизоре в самом деле был неестественный…

Кажется, мои уроки не проходили даром, по крайней мере среди воспитанников моего учебного взвода психологических срывов не было…

Глава пятая

Сражение за высоту, которую нам предстояло отстоять, началось. И началось оно, как и предполагалось, в воздухе. Квадрокоптеры пролетели над нами навстречу дронам противника – «беспилотники» просто-напросто рвались в бой. И они поднялись выше дронов «бармалеев». Большие квадрокоптеры, как лично мне показалось, без видимых усилий отыскали управляющие дроны, что шли на нас в атаку. При этом я отдавал себе полный отчет в том, что видимая легкость работы «поисковиков» – это результат многолетнего кропотливого труда целых коллективов ученых, множество опытов и ситуаций, просчитанных на компьютерах.

Наши большие квадрокоптеры отдали своим более мелким собратьям команды, невидимые глазом и неслышимые человеческим ухом. Но отдали тоже не всем. Всего несколько из более мелких квардрокоптеров переместились в небе и заняли новую позицию. И в какой-то момент то один из них, то другой, когда цель оказывалась прямо под ними или даже чуть раньше, в зависимости от высоты собственного полета, производил выстрел из пушки, установленной у него на днище. Пушка имела очень короткий, почти пистолетный, если не короче, ствол, только значительно большего калибра, к тому же имела раструб, наподобие того, что стоит на автомате АК-74У[13]13
  АК-74У – укороченный автомат, которым вооружены танкисты, летчики, автомобилисты и полиция, специально создавался для сотрудников технических служб армии. Имеет на стволе раструб, из-за которого его часто называют «тупорылым».


[Закрыть]. И заряжена была какими-то меткими осколками, которые разлетались большим облаком, заметным только в небе, традиционно более светлым в это время суток, чем поверхность земли. Управляющие дроны «бармалеев» падали один за другим. Но доставались осколки не только им одним. Простые боевые дроны, случайно оказавшись поблизости, тоже получали свою долю и тоже завершали свое существование внизу, на земле. Остальные же были попросту лишены управления и зависали на месте, не понимая, куда им лететь и что делать. Их искусственный интеллект был не в состоянии самостоятельно выбрать себе цель. Но одновременно с этим большие квадрокоптеры, видимо, сумели «прочитать» их программу управления и взять ее на себя. Хотя, скорее всего, это делали инженеры-операторы Василия Васильевича со своими ноутбуками. Именно они, думалось мне, брали на себя команду над дронами противника. Все как один дроны «бармалеев» сделали круг, развернулись и полетели в обратную сторону, быстро удаляясь, и я вскоре, даже с помощью бинокля, мог рассмотреть только отдельные точки. А простым глазом, без помощи тепловизора, не видел уже и их. Только время от времени наблюдал в темном небе отдельные вспышки. Я хотел было спросить, что они означают, но подполковник Ягужинский опередил меня, ответив на мой невысказанный вопрос сам:

– А вспышки… Это дроны таранят своих собратьев. Но то ли еще будет сейчас! Смотрим концерт до конца.

Над нами пролетели квадрокоптеры из автобуса. Сразу за нашим высоко расположенным окопом они стали снижаться и приземлялись на склон рядом со своими коробками, то есть каждый из этих «умников» прекрасно знал место, с которого он отправился в полет. Убедившись в этом, я хотел было отыскать в бинокль Василия Васильевича, но не успел – мое внимание привлекли слабые, а скорее, просто отдаленные взрывы, раздавшиеся у меня за спиной. Резко обернулся и снова поднес бинокль к глазам.

– Не переживай… – успокоил меня подполковник. – И не нервничай… Это «рои» дронов бомбят тех, кто их послал, – атакуют собственные джихадмобили. А часть вообще бомбит места собственного запуска. Василий Васильевич свое дело знает.

– Знаю… – с тяжелой одышкой констатировал внезапно оказавшийся у меня за спиной Василий Васильевич. Он только-только взобрался по склону и, ни слова не говоря, взял из рук Ягужинского его бинокль. – А ты что подумал, майор?

– Он ничего не подумал, товарищ генерал-лейтенант, – ответил за меня Ягужинский. – Он только на взрывы среагировал и лицом показал свое удивление вашими успехами.

– Да, – согласился Василий Васильевич, – удивляться есть чему. Я сам, признаюсь, не ожидал подобного успеха.

Так, получается, это он – тот самый генерал, которому звонил подполковник. И даже не просто генерал, а генерал-лейтенант. Впрочем, я давно уже знал, что многими российскими военными разработками руководят гражданские люди, носящие высокие воинские звания. Но я совсем недавно, со смехом, если не с издевкой, представлял себе Василия Васильевича идущим в атаку бойцом в нескольких бронежилетах, которые не в силах прикрыть его объемный живот. И это представление вызывало во мне внутреннюю улыбку. Однако теперь мне стало ясно, почему Василий Васильевич не участвовал в инциденте на дороге, когда мой взвод влез в ситуацию, ему не свойственную. Генерал-лейтенант просто не имел права рисковать своим грузом и оставлять его без присмотра. Вспомнилось, что и в Иране, когда весь мой взвод высадили из вертолета на время заправки, Василий Васильевич оставался на месте, хотя шестерых его помощников высадили вместе с нами. В Иране, должно быть, тоже уважают высокое генеральское звание. А возможно, существовала какая-то договоренность с иранскими властями относительно того, кого следует высаживать во время дозаправки, а кого оставлять в вертолете. По крайней мере, генерал-лейтенанта общие понятия безопасности на иранском военном аэродроме не касались. Следовательно, и я должен был относиться к Василию Васильевичу с большим уважением.

Это я осознал быстро. И так же быстро сумел внутренне перестроиться.

– Да, товарищ генерал… Задали вы «бармалеям» жару. Нам работы не оставили…

– Всем работы хватит, – ответил генерал-лейтенант Спиридонов. – Бандитов изначально было больше батальона… На всех дронов не напасешься. Они же рассчитывали, что высоту держат только два сирийских взвода. Им так их разведка доложила. На днях, как мне сообщили, над высотой разведывательный беспилотник кружил. Его и посадить возможность имели, но сажать не стали, поскольку вашего и нашего прибытия ждали. На полное уничтожение двух взводов, согласно американским среднестатистическим расчетам, полагается четыре «роя». А тут их семь было. Но ни один не долетел до наших позиций.

– Благодаря вашей работе… – не удержался Ягужинский, чтобы не подбросить «леща». Впрочем, я его за это не осудил, поскольку подполковник сказал только то, что собирался озвучить я, он просто меня в очередной раз опередил.

Но Василий Васильевич, похоже, был привычен к такой оценке своей деятельности и никак на откровенную лесть не отреагировал, словно не слышал ни слова из сказанного.

В этот момент в бугорок перед окопом ударила шальная пуля. Бугорок был небольшим и напоминал очертаниями человеческую голову. И первой мыслью было, что стреляли, похоже, именно в голову. Об этом мы сразу и заговорили, присев за бруствер, но спокойствия разговору придал Тахир Футракулов, который перевел слова пулеметчика:

– Шальная пуля. Точно, что шальная. Она же прошла между двумя людьми, в которых попасть было легче, чем между ними угодить. Кто-то в агонии, получив пулю, нажал на спусковой крючок.

Я с опаской приподнял голову в шлеме над бруствером и протянул руку к бугорку. При этом вспомнил, какого калибра и с какой дистанции выдерживает армейский шлем от оснастки «Ратник»[14]14
  Шлем от оснастки «Ратник» выдерживает выстрел с пятиметровой дистанции пулей калибра 9 миллиметров от пистолета Макарова.


[Закрыть] пулю. Но в шлем пуля противника не попала. Я разворошил бугорок, вытащил вражескую пулю. Она была уже не горячей, но все еще теплой. Пуля была от американской снайперской винтовки Barrett M82, калибра двенадцать и семь на девяносто девять миллиметров. Самая мощная из американских снайперских и самая распространенная в мировом военном пространстве винтовка. По крайней мере, состоит на вооружении большинства стран блока НАТО, исключая Великобританию, которая стреляет из своей винтовки «двадцатого калибра», то есть, по сути дела, почти пушечным патроном. Пытался создать свою винтовку «двадцатого калибра» и известный американский изобретатель и производитель оружия «Барретт», но его винтовка М-107 имела такую отдачу, что буквально выбрасывала из окопа снайпера, и М-107 не приняли на вооружение.

Зажав пулю между указательным и большим пальцами, я показал ее, такую крупную, генералу и подполковнику Ягужинскому.

– Да, такая дура могла бы и через бронежилет ребра мне сломать, – сказал на это Ягужинский.

Я бросил взгляд на его бронежилет. Бронежилет был из простых титановых пластин. У меня во взводе рядовые бойцы давно уже носят металлокерамические бронежилеты, имеющие к тому же с внутренней стороны специальные амортизирующие валики-прокладки, которые позволяют не получить тяжелую травму в случае попадания крупной пули. Конечно, когда пуля пущена с короткой дистанции, то никакой бронежилет от нее не спасет. Однако валики-прокладки избавят ребра от перелома при попадании крупнокалиберной пули, пущенной издалека и уже не способной пробить бронежилет. «На излете» пуля существенно теряет скорость. Что тотчас заметил и Василий Васильевич, взявший пулю из моих рук.

– А пуля-то… Почти не деформировалась, только слегка оцарапалась о камни и землю. Глубоко хоть в землю вошла? – генерал посмотрел на меня.

– Никак нет, товарищ генерал, почти на поверхности была…

– Тогда я ее сумел бы, пожалуй, даже своим животом отбить… – усмехнулся он.

У генерала, похоже, не было иллюзий относительно своей внешности, и он умел над собой посмеяться. Но я поддержать Василия Васильевича не рискнул. Одно дело, когда над своим животом смеется он сам, и совсем другое, когда это же действие позволяет себе какой-то командир взвода, пусть и в звании майора.

– Это ж все равно, что камень из рогатки, – добавил генерал.

– Из самодельной… – вставил свое слово Ягужинский. – Современные боевые рогатки бьют – не приведи боже… Особенно если в голову попадут. В том числе и стрелами бьют.

– Я и имел в виду самодельную, – поправился генерал. – Я сам их в детстве, наверное, сотню сделал. Выходили толпой во двор, у нас там стол был в землю вкопан и две скамейки, садились и начинали о чем-то ожесточенно спорить. А как мимо идет женщина с кормой пошире, кто-то в эту корму стреляет. А еще любили, когда девушка с парнем шла. Ей и больно, и признаться перед парнем стыдно. А мы сдуру потом до упаду хохотали…

Ситуация возникла натянутая – никто не знал, что сказать на это признание, но она быстро разрядилась благодаря короткой прицельной очереди, которую дал пулеметчик Исхак Хабиби, не понимавший нашего языка. А я сообразил по этой очереди, что действия начинаются, и бросился на другую сторону окопа к брустверу, рядом с которым уже пристроил свою винтовку. Я пристроил ее именно рядом, в самом окопе, прислонив ствол к стенке, опасаясь, что один или несколько дронов сумеют прорваться и засыпать нас сверху осколками. В этом случае сама винтовка смогла бы пострадать. А что делать безоружному снайперу на линии фронта? Абсолютно нечего! Я тогда буду уже бесполезным балластом для своего взвода. В самом деле, кому нужен командир, лишенный возможности воевать! Остается надеяться, что погибнет кто-то из бойцов взвода, чтобы вооружиться его винтовкой! А это очень даже некрасиво для командира. К тому же подготовка снайпера, я думаю, что не открою ни для кого секрета, обходится армии довольно дорого, намного дороже, чем подготовка простого бойца спецназа, а подготовка бойца спецназа, в свою очередь, в несколько раз дороже подготовки простого солдата. Потому в спецназе и берегут своих бойцов. Не только, конечно, поэтому, но и поэтому тоже. Так что же говорить о снайпере, которым может стать далеко не каждый желающий. Для того чтобы стать настоящим снайпером, мало одного умения точно стрелять. Такой снайпер годится только для разового использования – потом его пристрелят. Каждый призыв срочников приносит мне кучу предложений бойцов из разных батальонов бригады. Это время горячее и беспокойное. Чаще всего присылают документы на бывших и действующих спортсменов-биатлонистов. И отказаться нельзя… То у одного бойца, то у другого заканчивается контракт, и требуется подготовить замену. Однако выбор, как правило, бывает большим. Предложение превосходит спрос. Есть из кого выбрать. Но выбор порой бывает и архисложным. Как из двух равных величин выбрать лучшее, не зная ничего конкретного о каждом отдельном кандидате? И при этом предстоит еще и никого не обидеть.

Изначально, к слову сказать, мой взвод создавался как учебное подразделение, состоящее из двух отделений. Однако со временем появилось и третье, которое я доверил возглавить своему бывшему заместителю старшему лейтенанту Саше Кривоносову, благо он к тому моменту как раз вернулся во взвод. При этом я собрал третье отделение из «срочников». В большинстве это были бывшие студенты, по той или иной причине отчисленные из вуза. Причем недоучившиеся студенты с разных курсов. Были и с первого, и с третьего, а однажды даже с четвертого, выпускного. Но это исключение. В причину отчисления я не вникал, за что бывшие студенты были мне благодарны – они не любили разглагольствовать на эту тему. Хотя тот, что был отчислен с четвертого курса, сам однажды рассказал своему командиру отделения, что был отчислен за избиение преподавателя. Однако за что он его избил, не сказал. Но причины должны были быть вескими. Студент знал, на что идет, и предвидел последствия своего поступка…

* * *

– Майор, возьми свою пулю.

Я обернулся. Генерал-лейтенант протягивал мне пулю от винтовки «Барретт М-82», которая едва не продырявила его объемный живот.

– Выбросьте ее, товарищ генерал. Скоро они вокруг нас начнут роем летать. Как пчелы, и уж точно пуль будет больше, чем беспилотников. Я бы порекомендовал вам, если бы имел такие полномочия, спуститься к автобусу и там дожидаться результатов боя.

Честно говоря, я бы порекомендовал то же самое сделать и подполковнику Ягужинскому. Но если тот же Василий Васильевич моим словам внял и встал, чтобы уйти, то подполковник никакой активности не проявил и остался сидеть в окопе.

Я думал было поторопить его, но тут с нижней линии окопов раздался громкий выстрел винтовки «Корд», а следом и из нашего окопа прозвучала длинная пулеметная очередь, завершившаяся звоном пустых гильз, выброшенных пулеметом и скатывающихся по крутому каменистому склону.

Звон гильз напомнил мне о десятилетнем младшем сыне Денисе, который приделал на дверь в своей комнате самодельный колокольчик, сооруженный из обрезка артиллерийской гильзы и учебного патрона калибра «двенадцать и семь миллиметра». И теперь стоило задеть его дверь, как колокольчик начинал звонить. Мысли о сыне приходят в мою голову нередко и чаще всего не вовремя. Как в настоящий момент. Мне необходимо думать о предстоящем бое, а не о Денисе.

Я резко схватил свою винтовку и торопливо прицелился в бегущего впереди других боевика, но автоматически нажал на спусковой крючок плавно, в момент остановки дыхания, как и положено. Дальномер на моем французском бинокле, который я сразу после выстрела навел на первый ряд «бармалеев», показывал дистанцию две с небольшим тысячи метров. Раньше стрелять на такую дистанцию мне просто не доводилось. И первый же выстрел оказался точным и смертельным. Я тут же начал искать прицелом кого-то другого, кто зовет боевиков за собой. И быстро нашел такого. Бородатый и лысый бандит лихо, как шашкой, махал автоматом, громко, судя по всему его поведению, требуя от соратников идти в атаку. Но выпущенная мной пуля попала ему в горло, заставив поперхнуться кровью.

До этого я слышал только несколько выстрелов из «Корда». Но «Корд», хотя и считается дальнобойной снайперской винтовкой, все же винтовка больше антиматериальная, то есть предназначена для выведения из строя легкобронированной техники противника, радиолокационных станций, которых у «бармалеев» не было и в помине. Для стрельбы по людям «Корду» все-таки требуется меньшая дистанция, хотя все тоже зависит от мастерства стрелка.

Я привычным движением, не глядя, включил на КРУСе[15]15
  КРУС – комплекс разведки, управления и связи. Составляющий элемент экипировки «Ратник».


[Закрыть] внутривзводную связь.

– Внимание всем! У кого «Опустошители», почему не стреляем? Или считаете, что командир за вас отдуваться должен?

– Так дистанция же, товарищ майор… – отозвался лейтенант Футракулов, который только недавно покинул мой окоп.

– Мне же дистанция почему-то не мешает. Я уже два выстрела сделал. И оба точные… Огонь. Выбирайте эмиров. Они ведут в атаку «бармалеев».

Дальнобойная стрельба началась сразу. Если на более близкой дистанции эмиры обычно неотличимы от простых бандитов, поскольку не носят ни погоны, ни какие-либо иные знаки различия, опасаясь работы снайперов, то на дальней дистанции они особо не стесняются и отдают заметные глазу команды, призывно размахивая руками или оружием. Бойцы моего взвода быстро приспособились к дальней дистанции. Это стало заметно по частоте стрельбы. А выстрелы винтовок калибра «двенадцать и семь на сто восемь миллиметров» по звуку отличались от всех других. Но вот выстрел «Корда» отличался от «Опустошителя» своей громогласностью, хотя винтовка использовала те же самые патроны. Видимо, сказывался более длинный ствол, хотя ствол у «Корда» ненамного длиннее. Может быть, играла роль конструкция ДТК[16]16
  ДТК – дульный тормоз 3-компенсатор. Устройство-компенсатор, предназначенное для уменьшения отдачи огнестрельного оружия, использующее кинетическую энергию пороховых газов, выходящих из ствола вслед за выпущенным снарядом или пулей. Ставится преимущественно на оружие или орудия большого калибра.


[Закрыть] – трудно сказать навскидку. Но выстрелы «Кордов» тоже звучали регулярно.

Тем не менее бой за высоту уже начался, и начался он удачно – с уничтожения целого полчища дронов противника. Более того, эти беспилотники, которые первоначально представляли угрозу для нас, защитников высоты, стараниями группы Василия Васильевича обернулись нашими союзниками и сами сумели значительно проредить ряды нападавших. Для них самих крайне неожиданно проведя бомбардировку их бронетехники. По крайней мере, я не сумел найти в прицел ни одного джихадмобиля, движущегося в нашу сторону. Но не могли же дроны уничтожить их все! И потому я вновь воспользовался внутривзводной связью:

– Не вижу перед собой ни одного джихадмобиля. Кто-то видит?

За всех отозвался опять лейтенант Тахир Футракулов:

– Вон они, командир. Со стороны соседней позиции мулязим авваля Азара целых шесть штук прорываются под огнем. Поливают из пулеметов окопы соседей. Как из пожарного рукава хлещут… К нам движутся.

– Крупнокалиберники, по двигателям – огонь!

Прозвучали сразу несколько выстрелов из крупнокалиберных винтовок. Но стреляли, как я понял по звуку, простыми патронами. Новую команду я дать не успел. Старший лейтенант Кривоносов меня опередил:

– У них двигатели под капотами бронелистами прикрыты. Стрелять только бронебойными!

Пехота приблизилась уже настолько, что стрелять стали все, и сирийцы ракыб авваля Салеха, и их коллеги из взвода мулязим авваля Джафара Азара, мимо окопов которого джихадмобили уже проехали в нашу сторону, и обстрел их окопов прекратили. Но пулеметчик жунди авваль Исхак Хабиби стрелял длинными очередями, не опасаясь за обычный в такой ситуации перегрев ствола. Насколько я видел, у Хабиби имелся запасной быстросменный ствол, которым он всегда мог воспользоваться. И в общей стрельбе трех взводов мне трудно было разобрать, каким патроном, бронебойным или простым, был произведен выстрел по идущему первым джихадмобилю. Однако факт остается фактом: джихадмобиль громко чихнул, выпустил над собой облако пара и замер на месте. Не знаю, что случилось… Если бы пуля пробила радиатор, то так сразу остановиться автомобиль не смог бы. Не смог бы, даже если бы пуля порвала ремень или цепь, в зависимости от конструкции, ГРМ[17]17
  ГРМ – газораспределительный механизм автомобиля, регулирует своевременный выпуск отработанных газов и впрыск топливовоздушной смеси. Как правило, приводом ГРМ называют ремень или цепь. Сейчас более распространены двигатели с ременным приводом.


[Закрыть].

Скорее всего, крупнокалиберная пуля разбила блок цилиндров. В современных автомобилях, из стремления снизить общий вес транспортного средства, его все чаще делают из алюминия. А алюминий удар тяжелой пули, естественно, не выдержит и расколется…

Джихадмобиль, идущий вторым, успел затормозить, но под широкими колесами был не асфальт и даже не каменистая земля, как выше по склону, где располагались наши окопы, а песок, который был не в состоянии удержать тяжеленный внедорожник на месте, и вторая машина сильно ударила первую в низкий борт, отчего трое «бармалеев», обслуживающих крупнокалиберный пулемет, просто потеряли равновесие. Один из них вылетел за борт, а двое других упали в кузов, за пределы бронированной защиты. Мои снайперы не воспользоваться этим просто не могли, и сразу несколько пуль разорвали тела упавших на части. Первый, тот, что вывалился от удара машины за борт, к этому моменту вскочил на ноги, но он оценивал обстановку слишком долго и поймал в волосатую грудь сразу несколько пуль. Досталось и пулеметчикам из второй машины, которая в результате аварии тоже получила повреждения и не смогла отъехать. В ней пулемет обслуживали только двое, и они оба упали. Но листовая защита одного из них удержала, а второй вылетел за ее пределы, прямо под пули снайперов. Но первый, оставшись за пулеметом, снова начал стрелять по нашим окопам. Я отчетливо видел, как его пули поднимают фонтанчики земли из брустверов, и одновременно наблюдал, как от его защиты отлетали наши крупнокалиберные пули. Остался, как мне показалось, один вариант – дождаться момента, когда у пулеметчика в ленте кончатся патроны и он потянется за новой лентой. А боеприпасы в кузове лежали в стороне. Тут-то его кто-то из снайперов и поймает, возможно, даже я сам, потому что сам предвидел такую ситуацию.

Но первым не выдержал напряженного момента пулеметчик жунди авваль Исхак Хабиби. Он дал короткую хлесткую очередь по боковому прикрытию пулеметчика на джихадмобиле. Его пули калибра «пять сорок пять», естественно, не могли пробить мощный бронированный лист, с которым не могли справиться даже наши крупнокалиберные винтовки. Но от наших окопов он внимание отвлек и привлек к своему.

Я словно в замедленном кино увидел, как разворачивается вместе с защитой пулеметный ствол противника, как он задирается вверх, словно хобот готового к атаке слона. И только в самый последний момент заметил над стволом отверстие в щите, позволяющее самому стволу перемещаться вверх-вниз. Я, естественно, знал о необходимости такого отверстия. Но в горячке боя о нем просто забыл. И, едва ствол пулемета замер на месте, то есть пулеметчик начал прицеливаться, я второпях, почти без прицеливания, выстрелил и сразу присел за бруствер вместе со своей винтовкой, ожидая, когда прозвучит звучная пулеметная очередь. Но вместо нее услышал голос подполковника Ягужинского, который все это время сидел в окопе, за боем не наблюдал, но прислушивался к его звукам. И только в последний, самый опасный момент Ягужинский незаметно встал за моей спиной и выглянул наружу. И как раз вовремя, чтобы оценить мой выстрел. Но он, кажется, не оценил его, просто не успел осознать ситуацию.

Но оценил его мой заместитель:

– Четко, товарищ майор… – по внутривзводной связи сказал лейтенант Футракулов. – У вас на прицеливание меньше секунды было… – его акцент в эти сложные минуты чувствовался явственнее. – Как будто навскидку стреляли…

– Так примерно и стрелял… – признался я.

Я присмотрелся. Тело убитого бандитского пулеметчика лежало позади его укрытия, чем-то напоминающего корабельную пушку. Вполне возможно, именно с какого-то корабля или, скорее, с легкого катера ее и сняли, чтобы установить в кузове пикапа. Машина, видимо, с большом трудом справлялась с таким грузом, и ничего удивительного не было в том, что пикап не сумел быстро остановиться. С таким-то довеском он, наверное, тонн пять весит, если не все шесть. Жалко только, что «бармалеи» не додумались пустить эту машину замыкающей в колонне. Она, при своем весе, могла бы без проблем все пять предыдущих смять.

Три оставшиеся джихадмобиля пытались развернуться и объехать своих собратьев, но, несмотря на все старания, только сильнее зарывались в песок у подножия высоты.

– Пора бегемотов в бой вводить, – громко сказал подполковник и вытащил телефон.

Я успел заметить, что у меня не только бинокль «Катран 3 Б» одинаковой с Ягужинским модели, но и телефоны тоже. Может быть, модификации разные, но фирма одна.

Подполковник позвонил, но разговаривал он на арабском языке, которого я не знал, а рядом со мной не было лейтенанта Футракулова, который смог бы передать хотя бы смысл сказанного, но мой французский бинокль показал, что один из дрессировщиков животных разговаривает по своему телефону, и нетрудно было догадаться, с кем именно, поскольку после разговора он убрал мобильник в карман, что-то сказал своему напарнику, и оба они, практически одновременно, запрыгнули на бегемотов и погнали их в то место, где пытались развернуться в песке джихадмобили. Полоса песка была узкая и с двух сторон огороженная мощными камнями, свалившимися сверху или сваленными намеренно. На перевале бегемоты появились одновременно, и погонщики сразу направили животных на цель. И только тут я увидел, что погоняют бегемотов они чем-то типа багра и ловко управляют ими, цепляя крюком за толстокожие морды. На двух из четырех оставшихся в строю джихадмобилей были установлены крупнокалиберные пулеметы, на одном мелкокалиберная пушка, а на последнем реактивная вертолетная установка для стрельбы НУРСами. Бегемотов заметили и стали разворачивать оружие, чтобы встретить их. Но такой маневр ставил самих стрелков под выстрелы моих снайперов, и те не замедлили этим воспользоваться. Таким образом, с боевыми экипажами джихадмобилей было быстро покончено. Оставались только водители машин, но те большой опасности не представляли. По крайней мере четверо из шестерых покинули машины и побежали в сторону своих приближающихся рядов, но добежать не успели, получив каждый по пуле снайпера в незащищенную спину. А бегемоты свою работу знали и тем временем выполняли ее. Они всем своим немалым весом налетали на пикапы сбоку, легко поддевали их носом, как носорог рогом, и не просто переворачивали, а даже подбрасывали вверх. Зрелище для современного офицера спецназа военной разведки, надо признаться, редкое. Единственное затруднение вызвал у бегемота автомобиль, использовавший в качестве защиты корабельную толстостенную пушечную будку. Однако второй бегемот, покончив с первым автомобилем, услышав призывный крик коллеги, пришел ему на помощь, и вдвоем они быстро справились и с этим последним последователем тачанки столетней давности.