Текст книги "Право на первую пулю"

Однако, в отличие от подполковника Ягужинского, в мои обязанности входило еще и наблюдение за ходом боя, и координация действий бойцов своего взвода, и я вынужденно перевел бинокль на цепь «бармалеев», передвигающихся уже перебежками, с обязательным залеганием за любой возвышенностью, которая может служить укрытием от одиночных пуль снайперов или коротких очередей бойцов двух сирийских взводов. Однако песчаные возвышенности по большей части были не в состоянии спасти бандитов. Пули, особенно выпущенные из крупнокалиберных снайперских винтовок с относительно близкого расстояния, прошивали песок насквозь и попадали в тело или, чаще, в голову. Это я заметил, когда выбрал в прицел одного из «бармалеев», но он залег за барханом. Я ждал момента, когда бандит поднимется для следующей перебежки, когда заметил фонтанчик песка в бархане. Мне не требовалось объяснять, чем он вызван. Но я все же стал ждать дальше. Бандит так и не встал. Пришлось мне искать в прицел новую цель. Но и ее найти удалось не сразу. Честно говоря, я не успел еще сообразить, что происходит. Для этого пришлось снова вытащить французский бинокль, у которого гораздо больше угол обзора, чем у того же «Катрана 3 Б», хотя и приближение тоже более значительное, больше даже, чем у оптического прицела винтовки. К этому времени уже совсем рассвело – сирийские ночи короткие. Я выключил на бинокле прибор ночного видения и осмотрел поле боя. Оно меня, прямо сознаюсь, удивило. За то время, пока я дожидался, поднимется ли голова бандита над барханом, каждый из бойцов взвода успел сделать, видимо, по три-четыре выстрела, если учесть, что при подобной стрельбе снайперу отводится на прицеливание три секунды. Конечно, и бойцы двух сирийских взводов стреляли, я отчетливо слышал короткие очереди их автоматов. Но их автоматы снабжены оптическими прицелами «Шахин», хотя сами сирийцы не имеют таких навыков точной стрельбы, как профессиональные снайперы, даже имея на вооружении оптический прицел. Короче говоря, основной вклад в общую победу, вне всякого сомнения, внес мой взвод. А мое удивление было вызвано тем, что противников теперь приходилось искать «оптикой». Мы перебили почти всех «бармалеев». Кто не потерял способность бегать, те в настоящий момент убегали в ту сторону, откуда с такой уверенностью недавно наступали. Их попросту добивали.

– Здорово мы их пощипали… – обратился я к пулеметчику жунди аввалю Исхаку Хабиби.

Однако тот, не зная русского языка, мои слова просто проигнорировал, а сам продолжал давать в неприкрытые спины убегающим «бармалеям» теперь уже короткие, а следовательно, прицельные очереди. И раз за разом попадал. Пулеметчик свое дело знал и стрелял как настоящий снайпер. Но на его экспериментальном пулемете тоже стоял оптический прицел. Я тут же присоединился к нему, посылая пулю за пулей, только дистанцию выбрал немного больше. Похоже было, что Исхак Хабиби лучше меня понимал, что чем меньше бандитов доберется до своей исходной позиции, тем дольше будут бандиты собирать силы для новой атаки на высоту.

Подполковник Ягужинский снова встал в окопе и приложил к глазам бинокль.

– Да, – согласился он со мной, – знатно мы их пощипали. Не больше, чем пятерым, думаю, удалось уйти. Для новой атаки они будут собирать силы не меньше недели… не говоря уже о дронах. Теперь им и три-четыре «роя» с ходу не набрать, если только в запасе их не оставили для других операций.

Я слишком плохо знал настоящее положение вещей и общую обстановку, чтобы высказывать собственное мнение о сроках сбора новых сил, и потому высказывание о неделе оставил на совести подполковника. Сам же продолжал искать в прицел цель.

Надо заметить, что редко кто из «бармалеев» имел собственный бронежилет. Бронежилеты, нельзя не заметить, от пуль крупнокалиберных снайперских винтовок тоже не спасали, ибо пробивались, как правило, навылет. Но оставлять на поле боя бронежилеты убитых «бармалеям» тоже не слишком хотелось. Они, похоже, помнили заповедь артиллеристов, которая говорит, что один снаряд не попадает дважды в одно и то же место, и согласны были использовать пробитые бронежилеты, в которых было, кстати сказать, не слишком трудно заменить одну или две бронепластины, в зависимости от того, прошла пуля навылет или застряла в теле. Свой последний выстрел я сделал по бандиту, неаккуратно задравшему выше плеча левый локоть, когда он встал на колени перед своим же павшим бойцом и снимал с него бронежилет. Выстрел оказался точным. Бандит упал лицом вниз на тело убитого и своей кровью, хлынувшей изо рта, залил ему все лицо. Я уже говорил раньше, что не отношу себя к любителям натуралистических картин, и потому поднял винтовку стволом вверх. Но жунди авваль Исхак Хабиби, видимо, наблюдал в свой прицел за моей работой, в восхищении чмокнул губами и показал мне задранный вверх большой палец и что-то сказал. Я знал, что в США этим знаком останавливают попутную машину, а что этот жест значит в Сирии, мне было неизвестно. Но я допустил, что Исхак общался с русскими и перенял знак выражения одобрения у них. Однако его слова остались для меня непонятными, и я посмотрел на Ягужинского.

– Он твоим выстрелом восхищается. Говорит, что кровь верхнего закапала с бороды нижнего на землю. «Верхний» и «нижний»… Они что там, любовью во время боя занимались? – спросил подполковник презрительно.

– Любовь зла… – заметил я.

Но все же пришлось объяснить, что произошло.

В это время в кармане Ягужинского зазвонил его телефон. Мелодию его звонка я уже запомнил. Подполковник убрал в футляр бинокль, после чего вытащил из кармана мобильник.

– Подполковник Ягужинский, слушаю, – по-русски сказал он, даже не успев посмотреть в свой гаджет, и тут же перешел на арабский язык, который был для меня «темным лесом».

Сразу после разговора, еще до того, как убрал мобильник в карман, Ягужинский повернулся ко мне:

– Объявляй своим «отбой». Соседи хотят раненых бандитов поискать… «Языка» взять желают. Я и для нас одного «заказал».

– Крупнокалиберная винтовка раненых не оставляет… Бронежилет прошивает навылет… – сообщил я.

– У тебя же во взводе не одни крупнокалиберные винтовки. К тому же соседи стреляли из автоматов. И вообще, не бывает боя без раненых.

– Взвод! Внимание всем! – сказал я по внутривзводной связи. – «Отбой» стрельбе. Соседи пойдут среди раненых «языка» искать. Кверху стволы!

Эту команду во взводе знали все, и уже через секунду бойцов можно было пересчитать по стволам, поднявшимся из окопа. Я не поленился и пересчитал, тыкая пальцем в каждый. Стволов было двадцать семь. Значит, потерь мы не понесли, и пулеметы джихадмобилей стреляли понапрасну. А я, признаться, опасался, что будут потери.

Я зажал в ладони микрофон и спросил подполковника:

– Страховка нужна?

– Они привыкли сами себя страховать. Обидеться могут. Парни обидчивые – национальная черта.

– Как хотят…

Признаться, я не знал, кто из командиров взводов позвонил Ягужинскому. Меня выручил бинокль – удовлетворил мое любопытство, я сначала посмотрел направо – в окопах правого фланга все было спокойно. Тогда я посмотрел влево. На левом фланге бойцы неторопливо покидали окопы и спокойно выдвигались вперед, не кланяясь пулям. Значит, инициатором поиска раненых бандитов выступил ракиб авваль Салим Салех, а мне более действенным внешне показался мулязим авваль Джафар Азар, потому я и начал свой осмотр с правого фланга…

Глава шестая

Бойцы левого фланга, подталкивая стволами автоматов и выкручивая нежелающим мирно идти руки, привели пятерых раненых «бармалеев». Причем далеко бойцы не отходили, следовательно, раненых было намного больше. Просто их оставили на поле боя умирать от потери крови, если они не сумеют уползти к своим.

Подполковник Ягужинский спустился вниз и привел с собой одного из бандитов. У того было прострелено в двух местах плечо. Ранения явно были нанесены автоматными пулями, а не пулями снайперских винтовок. Это я легко вычислил по близкому попаданию пуль – значит, попадания были из одной автоматной очереди.

– Грузимся в автобусы, – дал тихую команду Ягужинский.

Я уже громким командным голосом повторил команду по внутривзводной связи. Мы с подполковником и с пленником стали спускаться к подножию высоты. На середине спуска нас нагнал лейтенант Футракулов и пошел рядом. Автобуса с Василием Васильевичем и его группой на месте уже не было, как не было и ни одной коробки с квадрокоптерами, а на месте автобуса стоял уазик Ягужинского с включенным двигателем. Из выхлопной трубы шел сизоватый, заметный даже в утреннем полумраке дымок.

Взвод быстро расселся по автобусам, причем основные места занимали сильно похудевшие рюкзаки бойцов. Но некоторые из них сразу после посадки начали снимать костюмы «Леший», отчего рюкзаки снова обретали форму объемного шара.

Ягужинский затолкал на заднее сиденье пленника, слева от которого посадил лейтенанта Футракулова, а справа сел сам, освободив для меня место на переднем пассажирском сиденье. Мне это место нравилось больше, и я сел на него с удовольствием, зажав между коленями ствольную коробку своей винтовки. Так и поехали – впереди, на пыльной проселочной дороге, двигался, как и раньше, уазик, а за нами два автобуса с бойцами моего взвода. Уазик, будучи легковой машиной, без всяких проблем оторвался от автобусов. Впрочем, я допускал и вариант, при котором водителям автобусов просто не хотелось глотать пыль, поднятую внедорожником, и они сами намеренно отстали. Двигатель работал бесшумно, и я спросил сержанта-водителя:

– У тебя «движок» не родной стоит?

– А что, заметно?

– Привык, что на армейских уазиках как на тракторе ездишь.

– От «Лексуса» «движок» поставил… – признался водитель. – И в салоне тихо, и быстро бегает. Второе для нас важнее. Правда, товарищ подполковник? – сержант бросил через плечо взгляд на Ягужинского.

– Это точно, а ты расскажи майору, расскажи…

И несмотря на то что я не сильно рвался выслушать рассказ сержанта, по крайней мере сам об этом не просил, он все же приступил к рассказу:

– Дело было месяца три назад. Я тогда только-только новый «движок» успел поставить, пока товарищ подполковник в командировке был. Последнюю гайку завинтил, затянул как следует и поехал в Тартус его встречать.

Мне было интересно, что делал подполковник ГРУ у моряков, имеющих собственную разведку, но я от вопроса удержался, опасаясь нарваться на откровенную грубость типа «Не твое, майор, дело…»

– У меня с собой были важные согласованные и подписанные документы о предстоящем наступлении, – пояснил Ягужинский. – Нельзя было им в руки «бармалеев» попадать.

– А я же про важные документы ничего не знал, – продолжил сержант-водитель. Мы как на общую дорогу выехали… Так там, как обычно, еле-еле ползли. Я смотрю, товарищ подполковник задремал. Я и сам всю предыдущую ночь и весь день с новым «движком» возился. Вымотался полностью. Вот потому и решил путь сократить. А я местные дороги хорошо знаю. Вот и выбрал место, где можно хотя бы пятую часть пути срезать. Я свернул с главной дороги на проселочную. А товарищ подполковник все дремал. Два джихадмобиля я в темноте заметил слишком поздно – они уже встали поперек дороги и развернули в нашу сторону пулеметы. Но я, помнится, сразу обратил внимание на то, что пустые гильзы одного будут лететь во второго и помешают ему стрелять. Видно было, что пулеметчики малоопытные, вместе на задержании ни разу не работали.

– А к тому моменту и я проснулся, – подсказал Ягужинский. – И сразу джихадмобили увидел и два пулемета ДШК[18]18
  ДШК – советский станковый крупнокалиберный пулемет под патрон 12,7×108 мм.


[Закрыть], что в нашу сторону смотрели.

– Тогда вы только и сказали, что документы везете, которые к врагу попасть не должны. А я, помню, подумал, что нашей машине и короткой пулеметной очереди хватит, зря только старался, «движок» менял.

– И еще я велел тебе скорость сбросить, словно ты остановиться желаешь, а сам гранату и автомат приготовил, – продолжил подполковник.

– Точно, так и было, – согласился сержант. – Я еще, помнится, подумал, что автомат против двух пулеметов ничего сделать не сможет. А он сделал… Я, значит, притормозил и даже слегка остановился, товарищ подполковник «Ф-1»[19]19
  «Ф-1» – ручная оборонительная граната. Граната предназначена для поражения живой силы в оборонительном бою. Из-за значительного радиуса разлета осколков метать ее можно только из укрытия, бронетранспортера, танка или автомобиля, но только на ходу.


[Закрыть] в кузов ближнему пикапу бросил, и сразу двух пулеметчиков в клочья… Один из них нашу машину собой прикрыл. Но все равно один осколок дверь багажника пробил. Я «газанул», а товарищ подполковник в боковое стекло по второму пикапу очередь дал – там броня со щелью только впереди была, почти как у всех, и водителя «наглушняк» завалил. Остались только два пулеметчика и один ДШК. Пока один из пулеметчиков разворачивал ДШК на станке, а второй мертвого водителя из кабины вытаскивал – время ими было потеряно. Мы уже далеко были. Они за нами рванули, но быстро, думаю, поняли, что преследовать бесполезно, однако, судя по свету фар, все же ехали за нами, словно не понимали, что старенькому «Исузи» за новым «Лексусом» не угнаться ни при каких обстоятельствах. А я долго еще молился, чтобы нам на дороге никакое препятствие не встретилось. И все же встретилось.

Водитель замолчал, выдерживая длительную и эффектную артистическую паузу. Актер в нем пропадал, судя по уместности этой паузы, великий. Я промолчал, а лейтенант Футракулов не вытерпел.

– Кто встретился? – спросил Тахир.

– Вижу, впереди на дороге какое-то странное сооружение… Вроде бы и трейлер ползет, вроде бы и не трейлер. Присмотрелся при свете фар, вроде бы клетка с каким-то зверем.

– Гиппопотам! – первым догадался я.

– Точно. Он самый… А впереди вторая такая же машина. Только в передней клетке бегемот перевязанный. Раненый он. Лежит, как я при обгоне заметил. Я трейлеры, значит, обогнал, и товарищ подполковник приказал мне перед ними затормозить. И сам из машины вышел, помахал рукой, требуя остановиться. А дальше уже товарищ подполковник сам расскажет, я его разговор не слышал.

– А что тут рассказывать, – Ягужинский, оказывается, умел быть скромным. – Я дрессировщице из первой машины – это была немолодая женщина – объяснил, в какую ситуацию мы попали. Она сказала, что ее бегемот ранен пулей крупного калибра, и приказала сыну, ехавшему во второй машине, своего зверя выводить. Тот вывел и угнал бегемота в темноту, а мы ждать стали. Скоро показались фары пикапа. Автомобиль остановился метрах в пятистах от нас, и пулеметчик дал очередь. Только одну короткую, словно прицелочную, и успел дать, как вдруг на него сбоку какая-та темная туча налетела, подбросила и смяла, стала в ярости ногами топтать. Разумеется, это был бегемот. Сын за раненую мать рассчитывался. Оказалось, эти бегемоты – мать и сын, как и дрессировщики. Бегемотиха – мельче, сын – крупнее. И всегда матери подсобляет. Такой вот дуэт. Две матери и два сына. Я потом уже узнал, что раньше у дрессировщицы мужа убили. Так она всю его пенсию тратила на лакомства для бегемотов[20]20
  В случае смерти пенсионера его пенсию получают вдова и дети, при этом сыновья получают ее до достижения совершеннолетия, а дочери – до той поры, пока не выйдут замуж. Если же дочь не смогла выйти замуж, то пенсию она получает на протяжении всей жизни.


[Закрыть]. А они оба ее любили.

– А дальше? – спросил я.

– Дальше мы на главную дорогу, от греха подальше, вернулись, пристроились за танковой колонной и едва-едва плелись за ней. Я за рулем чуть не засыпал, – ответил сержант-водитель.

Глава седьмая

Мы подъехали к главной дороге и ждали там свои автобусы. Наконец автобусы нас нагнали, и мы вклинились в непрерывный поток автотранспорта. Вскоре мы свернули в сторону здания аэропорта, неподалеку от которого располагался и палаточный городок, где две палатки были отведены моему взводу. А главный поток машин двигался дальше, в сторону города Хмеймим. Уазик свернул в сторону штаба. Я так понял, что Ягужинский собирается допрашивать пленника в моем присутствии и в присутствии лейтенанта Футракулова, используя знание арабского языка моего замкомвзвода. Однако на самом повороте подполковник приказал сержанту-водителю остановиться. Остановились и автобусы.

– Пересаживайся. Дальше со своими поедешь… – грубовато распорядился подполковник.

Возразить я не посмел, но дал понять, что обиделся на грубость старшего по званию, и, надув губы, вышел вместе со своей длинной винтовкой, не забыв забрать из багажника свой рюкзак. Уазик «газанул» и резко двинулся дальше, к главному входу, а водитель переднего автобуса открыл мне дверь, приглашая войти. Значит, как говорится, без меня меня женили, а Ягужинский заранее предупредил водителя автобуса, где меня высадит. На месте, когда автобусы снова остановились рядом с палатками, я вышел первым вместе с винтовкой и с рюкзаком, поставил винтовку в «оружейную горку», попросил старшего лейтенанта Кривоносова «горку» закрыть, когда все оружие будет на месте, а сам первым отправился спать, поскольку глаза уже смыкались сами собой. Уснул я после бессонной ночи сразу. Проснулся лишь на несколько секунд только, когда Кривоносов подсовывал мне под подушку ключ от «оружейной горки». А потом меня разбудил лейтенант Тахир Футракулов, вернувшийся от подполковника Ягужинского, которому помогал проводить допрос пленника. Он сел на мою кровать в ногах. Тахир не понял, что я уже проснулся, и осторожно, словно опасаясь удара, тронул меня за колено. Удара он опасался не случайно. У нас во взводе уже был инцидент, когда дневальный стал будить старшего лейтенанта Кривоносова и заработал целую серию ударов в голову. Старшему лейтенанту снилось, что он участвует в бою, и он перенес приемы рукопашного боя из сна в явь. Потом долго приводил дневального в сознание и дико извинялся. Тот подобной атаки не ожидал и не успел удары заблокировать. С моей стороны выговоры получили оба – Кривоносов за неумение себя контролировать во время сна, а дневальный за то, что подставился так глупо. Но я не собирался бить Футракулова и потому сразу открыл глаза.

– Товарищ майор… Товарищ майор… – громким шепотом звал меня лейтенант.

Я, не вставая с кровати, осмотрелся. В нашей палатке бойцы взвода спали или делали вид, что спят. Вообще-то одна палатка обычно бывает рассчитана на отделение. Но, поскольку нам на три отделения выделили всего две палатки, пришлось потесниться, и несколько кроватей поставили в два яруса. Лейтенант Футракулов говорил таким громким шепотом, что разбудил, видимо, почти всех.

– Что тебе? – спросил я, еще не проснувшись полностью.

– Товарищ подполковник велел напомнить – завтра двадцать третье марта…

– Ну и что? Я знаю. Память еще осталась.

– Завтра день рождения Басиля Аль-Асада[21]21
  Басиль Аль-Асад – старший сын бывшего президента Сирии Хафеза Асада, старший брат президента Сирии Башара Асада, алавит. Являлся предполагаемым преемником своего отца на посту президента Сирии вплоть до своей смерти в 1994 году в результате ДТП. Слыл любимцем народа.


[Закрыть], старшего брата президента. Вечером будет футбольный матч между нашей «морской пехотой» и сирийцами. А в завершение мероприятия небольшой парад. И наши, и сирийцы пройдут перед трибуной торжественным маршем. Наш взвод тоже должен участвовать. Принимать парад будет сам Хусейн Арнус[22]22
  Хусейн Арнус – премьер-министр Сирии.


[Закрыть]. Ягужинский завтра с утра вас у себя ждет для инструктажа.

– Час от часу не легче! – проворчал я. – Но это завтра. А пока иди спать. Взвод двое суток на ногах. В дороге, потом в боевой операции участвовал. Ты тоже устал… Иди отдыхай…

Тахир хотел еще что-то сказать, но передумал и ушел в свою палатку. А я повернулся на другой бок и снова уснул, теперь уже до утра.

* * *

Утро было ярким и солнечным, почти праздничным, в небе не видно было ни единого облачка. В громкоговорителях аэропорта, через которые раньше сообщали о прибытии и вылетах самолетов, о начале посадки и давали прочую информацию, звучала какая-то восточная музыка, под которую кто-то громко и внятно читал на своем певучем языке, похоже, стихи. Я с удивлением подумал, что в России в подобной ситуации наверняка включили бы какую-нибудь «попсу» или рок, а здесь вон стихи читают. Что касается стихов, то я читал в интернете, что свои стихи под музыку любит читать бойцам, идущим в атаку, сирийский герой бригадный генерал Сухель Аль-Хасан. Считается, что боевые стихи вдохновляют бойцов на подвиги.

Я вывел взвод на обычную интенсивную зарядку и заметил, что за нами с любопытством и насмешкой наблюдают «морские пехотинцы», и дважды прошел в высоком темпе, который сам же и задавал, местную «полосу разведчика». Она, по сути дела, мало чем отличалась от стандартной армейской «полосы препятствий», разве что дистанция чуть больше и имелись дополнительные самодельные препятствия, но все же существенно проще в прохождении, чем та же «полоса разведчика» в нашем батальонном городке. Таким образом, и взвод основательно размялся, и при этом никто не успел язык на плечо повесить, то есть устать. После чего я отправил взвод под командованием лейтенанта Футракулова умываться, а сам поспешил в штаб к подполковнику Ягужинскому. В этот раз уже новый дежурный офицер сначала проверил мои документы и только потом пропустил за турникет.

Я поднялся по широкой лестнице на второй этаж. В кабинете Ягужинского, куда я вошел после приглашения, последовавшего за коротким стуком, вольготно расположился, как и положено генерал-лейтенанту, Василий Васильевич. Стул, на котором Василий Васильевич так вольготно, забросив ногу на ногу, устроился, неимоверно скрипел под его массивным телом и грозил рассыпаться.

– Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу подполковнику… – памятуя о том, как минувшим днем Ягужинский сделал замечание лейтенанту Футракулову по поводу его неуставного к нему обращения, я решил устав соблюдать.

Василий Васильевич от меня только рукой отмахнулся как от мухи. Он был, по сути дела, гражданским человеком и уставные отношения, судя по всему, не слишком уважал.

– Товарищ подполковник, майор Верстаков по вашему приказанию прибыл, – доложил я Ягужинскому.

– Ты, как всегда, вовремя. Присаживайся… – подполковник указал на свободный стул. – Ближе к столу пододвигайся…

Честно говоря, я не совсем понял фразу Ягужинского «ты, как всегда, вовремя»… И никак не мог вспомнить, сколько ни морщил лоб, когда я еще приходил к подполковнику вовремя.

Сам же Ягужинский продолжил:

– Признаться, я хотел тебя вместе с твоим взводом задействовать в другом мероприятии. Но вот товарищ генерал, памятуя о вчерашней отличной работе взвода, затребовал тебя в охрану себе и своим людям.

Я понял, что торжественный марш отменяется. А я только по дороге к штабу думал над аргументами, которые помогут мне избежать этой экзекуции. Мой взвод ведь даже строем ходит неровно. Мы время экономим на всем и стараемся по возможности избегать занятий по строевой подготовке даже на батальонном плацу, тем более во время командировки в Сирию.

– Ты, я вижу, даже доволен… – усмехнулся генерал-лейтенант. – Тогда смотри в карту…

– Конечно, доволен, товарищ генерал. Боевые действия у взвода всегда в приоритете. Мы же сюда ехали не на парады ходить, – ответил я, всматриваясь в карту.

– Ситуация, короче говоря, складывается такая, – сразу взял быка за рога подполковник Ягужинский. – Вчера мы с пристрастием допросили пленного бандита. Их эмир присутствовал на совещании Шуры Эмиров, где решался вопрос о нападении на высоту. И после совещания ввел в курс дела всю свою банду. Короче говоря, на Шуре решался вопрос об использовании беспилотников. Участники нападения желали использовать все дроны. Но командование «бармалеев» настояло на том, чтобы оставить в резерве четыре «роя» для их применения сегодня. Участников нападения тоже можно понять. Если бы они вчера, вернее сегодня ночью, овладели высотой, то уже сегодня подтащили бы туда дальнобойные орудия, и наш аэродром оказался бы под обстрелом. И потому они желают использовать все возможные силы. При этом можно понять и их командование, которое не верило в успех вчерашней операции. Уже сколько раз они пытались эту высоту захватить, один раз даже захватили, но только успели доставить на нее орудия, как высота вместе с артиллерией снова стала нашей. Ее отбили танковой атакой войска генерала Сухеля Аль-Хасана. При этом я допускаю, что у «бармалеев» тоже работает разведка и они знают и об усилении обороны высоты взводом снайперов спецназа ГРУ, и о присутствии группы генерал-лейтенанта Спиридонова, – подполковник кивнул в сторону Василия Васильевича. – И потому командование «бармалеев» могло гнуть свою линию и оставить резерв на сегодняшний день. А что у нас намечается на сегодня? А сегодня вечером футбольный матч, на котором в качестве зрителей должны присутствовать и сирийские войска, и наши – летчики и «морские пехотинцы». Самое удобное время для обстрела трибун дронами, когда неизбежно возникнет паника и давка, в которой если никто не погибнет, то это уже будет нашей большой удачей. И Шура все же постановила оставить четыре «роя» дронов на сегодняшний день и два взвода, вернее, две банды, неизвестные по численности, для атаки на наши силы обороны. Это, конечно, недостаточные силы, чтобы захватить аэропорт, но «бармалеи» рассчитывают на панику в рядах «морской пехоты» и на то, что «морские пехотинцы» придут на стадион без оружия. По сути дела, они собираются совершить только набег. На уничтожение всех российских сил у них надежды нет. Но урон они смогут нанести немалый. В первую очередь постараются взорвать все взлетно-посадочные полосы аэродрома. Вот мы и решили – выставить подальше от нашей позиции «охотников за дронами» под командованием генерал-лейтенанта Спиридонова, прикрытием им выступит твой взвод снайперов. Это вместо участия в параде. Уловил суть? «Бармалеи» думают, что подразделение товарища генерала осталось на вчерашнем месте, как и твой взвод. И никак не ожидают, что мы и сегодня готовы их встретить, как и полагается, во всеоружии. Теперь давай решать, где ты выставишь свой взвод. Я думаю, ты должен посадить своих людей в автобус, где будут товарищ генерал и его команда. Это для бандитов будет неожиданным…

– Тогда хватит одного выстрела из гранатомета, чтобы уничтожить весь взвод. К тому же мы в одном автобусе не поместимся, будем друг другу мешать стрелять… – возразил я. – Даже если стекла перебьем…

– Что я и говорил, – высказал свое суждение Василий Васильевич. – Такое размещение будет крайне неудобно для снайперов.

– Но для бандитов это будет прекрасной ловушкой, – не согласился Ягужинский с генералом и обратился ко мне: – Местность здесь открытая. Команду специалистов бандиты разглядят сразу и решат захватить ее вместе с «охотниками за дронами». Они скорректируют свою задачу и посчитают новый объект более важным делом, чем предыдущий.

Подполковник ждал моего решения.

– Где будет стоять автобус с «охотниками за дронами»? – глядя в карту, поинтересовался я.

– Предположительно, вот здесь, – Ягужинский обвел на карте небольшой участок местности красным карандашом.

– А здесь у нас что? – показал я пальцем.

– Развалины средневековой крепости, – ответил подполковник. – От всей крепости только одна стена и осталась. Говорят, Ричард Львиное Сердце приказал когда-то разрушить крепость, которая движение по дороге прикрывала.

– Автобус в состоянии сдвинуться в сторону развалин метров на пятьсот? – спросил я Спиридонова так, словно Ягужинского в кабинете и не было.

– Думаю, что без проблем, – ответил генерал-лейтенант. – Пятьсот метров – дистанция небольшая. Даже если «рои» дронов полетят прямым путем на стадион, мы успеем их перехватить. Наши дроны высокоскоростные.

– Тогда проблемы не существует, – высказался я. – Мы занимаем позицию на развалинах крепости. Надеюсь, там хотя бы бойницы сохранились и нам не придется заново окопы копать.

– Дистанция для стрельбы полтора километра, – предупредил подполковник Ягужинский.

– Но у нас же одиннадцать дальнобойных винтовок «Опустошитель» плюс четыре «Корда». Получается, больше половины взвода снабжены «дальнобойками»…

– Но не все же… – возразил Ягужинский. – Кроме того, между твоим взводом снайперов и командой генерала остается овраг, по которому, предположительно, бандиты и двинутся вперед.

– Но бандиты не рискнут и в одну, и в другую сторону под нашим огнем продвигаться. Они попытаются нас уничтожить и обязательно свернут к нам. А мы их полным составом и встретим… Это будет для них нашим маленьким сюрпризом… Вы же любите сюрпризы, товарищ подполковник.

– Да, – решил Василий Васильевич, – хорошо было бы в развалинах крепости и наш автобус разместить. Но полкилометра и два километра – большая разница. Есть у меня опасения, что наши «охотники за дронами» могут и не успеть за дронами противника.

– Ну, тогда можно личный состав высадить в поле, а автобус отогнать в укрытие… – предложил я. – Зачем его под гранатомет подставлять. Он вам еще может пригодиться. А в чистом поле он слишком удобная мишень…

– Короче говоря, на этом и порешим, – высказался подполковник.

Оказалось, его уговорить нетрудно. Главное, сразу проявить решительность и стоять на своем. А в своей правоте я был уверен. Позицию в замкнутом пространстве, будь то автобус или в лучшем случае блиндаж, я не любил. Лучше уж открытое небо над головой. А будь в небе облака или дроны «бармалеев» – это не столь суть и важно. Против дронов у нас имеется свое контроружие…

– И еще… – добавил подполковник Ягужинский. – Не знаю, посвятил тебя твой лейтенант в суть вопроса или нет… Короче, он попросил меня включить его в состав команды «морской пехоты», участвующей в матче. Он же у тебя, кажется, футболист?

– Да, – ответил я с неохотой, уже чувствуя, к чему дело клонится. – Он играл когда-то за молодежную сборную Татарии по мини-футболу. Только мне он в бою нужен, товарищ подполковник.

– Ровно год назад наши проиграли сирийцам 2:3. Нападающих нам не хватало. Столько моментов было, и все мимо били. Даже пенальти – тоже смазали. А твой Футракулов как раз в нападении играл – правым крайним. Он может голы забивать?

– Не знаю. Я футболом мало интересуюсь. Только матчи с участием сборной страны смотрю по телевизору. А снайпер он хороший. Он мне в бою, товарищ подполковник, нужен… – повторил я настойчиво.

Но Ягужинский словно и не слышал меня.

– Ну вот, а я лейтенанту уже пообещал… Не могу же я слово нарушить.

– Товарищ генерал, – повернулся я к Василию Васильевичу, хоть вы скажите свое слово… Мне мой замкомвзвода в бою нужен. Он с дальнобойной винтовкой на «ты» общается…

– Что же ты, подполковник, торопишься слово давать! Нехорошо получается… Короче говоря, позвони лейтенанту и скажи ему, что генерал, мол, не разрешил его от боевого задания отрывать.

Василий Васильевич улыбнулся, встал со скрипучего стула и показался мне не таким толстопузым, как вначале. Может быть, просто живот подтянул.

– Понял, подполковник?

– Так точно, товарищ генерал! Позвоню. Только я номер телефона лейтенанта не знаю.

Я вытащил свой мобильник и протянул Ягужинскому.

– Надо же, и мобильник как у меня, – подполковник только сейчас заметил то, что я заметил раньше. Но нет, говорят, худа без добра, зная интерфейс телефона, он легко нашел в «адресной книге» нужную фамилию и позвонил.