Текст книги "Право на первую пулю"

– Носков! Старшина! – позвал я, чувствуя, что слегка запоздал с отданием команды атаковать караульное помещение.

– Я, товарищ майор! – отозвался старшина.

– Быстро! Пошли кого-то пошустрее, пусть гранату в окно дома караула бросит.

– Уже послал, товарищ майор. Генерал приказал, я и послал младшего сержанта Скорокосова…

Я в прицел как раз увидел темную тень, мелькнувшую позади дома, на крыше которого расположилось первое отделение вместе с генералом Спиридоновым. Тень отдалялась от дома, и я сделал вывод, что это передвигается младший сержант. Генерала вообще за мешками с песком видно не было, но эти мешки в рассветном мареве привлекали внимание противника, который не мог их не заметить, и он, естественно, предполагал, что здесь прячется какой-то большой начальник. И именно благодаря этому в мешках, как было заметно даже в прицел, зияли пулевые отверстия, из которых песок ссыпался прямо на плоскую крышу здания. Генерала, видимо, принимали за какого-то боевого командира, о котором заботятся бойцы. «Бармалеи» представить себе не могли, что мешки с песком бойцы притащили на себе для такой крупной величины, лично участвующей в операции, для губителя их беспилотной авиации.

Темная тень промелькнула еще раз, преодолев и расстояние между двумя следующими домами. Но дальше шел саманный, разваленный поверху забор, за которым Скорокосова видно не было ни мне, ни бандитам в окнах. Я сумел рассмотреть его только после того, как он вышел из-за одного из домов на другом конце площади и бегом, с двумя намеренными падениями, пересек ее.

Но раньше я отвлекся на приближающийся гул двигателей БПЛА. Дублер оператора оказался в самом деле не лучшим, я бы даже сказал, неумелым специалистом. Может быть, он изучил теорию, но не успел осилить практику. Просто не успел осилить ее из-за недостатка времени или в силу еще каких-то причин. Но теперь уже никогда не осилит, не отпущено ему времени на это – я увидел, как к окну подбирается с гранатой в отведенной для броска руке Скорокосов. И потому пропустил момент, когда в самом начале взлетно-посадочной полосы два «Байрактара» сцепились крыльями – так дублер торопился, видимо, поднять их в небо. Но взлетно-посадочную полосу они заняли и перегородили, мешая другим беспилотникам подняться в небо. Три человека, выскочив из какого-то окопа, ринулись растаскивать машины, но снайперы моего взвода, обладатели дальнобойных винтовок, быстро и без проблем уложили всех троих. Потом откуда-то появилось еще двое. Третьего им явно не хватало, но третьего, похоже, просто не нашлось или он не рискнул покинуть окоп, соображал, в отличие от своих товарищей, чем может кончиться дело. Но эти двое старались изо всех сил – за троих. Храбрые парни, ничего не скажешь! Но и их быстро настигли пули снайперов. Пусть земля им будет стекловатой, как обычно говорят мои снайперы после очередного выстрела!

А наши дроны уже были рядом, и вопрос стоял только в том, успеют ли подняться в небо «Байрактары», чтобы своим высокоточным оружием отбиться от российских дронов.

Не успели. Большие дроны сбросили авиабомбы в самом начале взлетно-посадочной полосы, не дав «Байрактарам» возможности разбежаться и полететь, лишив их, таким образом, возможности разобраться в небе, кто из них сильнее и значимее. А прилетевшие следом за большими малые БПЛА просто-напросто засыпали осколками все пространство под собой, не дав им взлететь, уничтожая заодно и все пять «роев» вражеских дронов.

В это время грохнули один за другим сразу два взрыва. Я перевел прицел и увидел, как младший сержант Скорокосов пытается заглянуть в высокое окно дома, где раньше располагалась охрана. Он уже забросил туда одну за другой две гранаты, осколки которых поразили защитников здания и выворотили наружу ранее открывающуюся только внутрь входную дверь. Темный и пустой дверной проем был мне хорошо виден. Внутри горел то ли камин, то ли печь-буржуйку кто-то не успел закрыть и свет от горящих поленьев выходил в комнату. Снаружи, на улице, оказалось уже гораздо светлее, чем внутри. А я и не заметил, когда пришел полновесный рассвет. В этот момент внутри помещения возник чей-то темный силуэт, и в отблесках огня сверкнул металл. У человека в руках был автомат.

– Скорокосов! – позвал я по внутривзводной связи. – Внутри живой остался. Крадется к тебе.

В ответ я услышал только выстрел из снайперской винтовки. И только после этого Скорокосов ответил:

– Спасибо, товарищ майор. Я в темноте его не видел…

– Осторожнее, там могут еще остаться живые. Дом-то большой.

– Отделение! За мной! – услышал я по той же системе связи голос старшины-«контрактника» Носкова.

Я отставил в сторону винтовку и поднял бинокль как раз вовремя, чтобы увидеть, как командир отделения спрыгивает с крыши дома на землю и бежит через площадь вперед, к дому, где располагался караул. Все первое отделение последовало за своим командиром. И, самое странное, с крыши неуклюже спрыгнул и генерал-лейтенант Спиридонов. При приземлении он подвернул ногу, но, хромая, держа перед собой пистолет-пулемет «ПП-2000», побежал догонять бойцов первого отделения. То ли генерал не пожелал оставаться на крыше в одиночестве, то ли чисто машинально выполнил приказ командира отделения, я, честно говоря, не понял, но генерал бежал в атаку, втянув в себя живот. Отделение он догнал уже рядом со зданием и первым, когда снайперы, не имеющие автоматов, готовились стрелять в того, кто выглянет из окна, сунул ствол своего оружия в темный оконный проем. Чуткие микрофоны бойцов окружали генерала и донесли до меня длинную, с перерывами, очередь. Должно быть, Спиридонов стрелял в разные стороны.

– Извините, товарищ генерал, – Носков положил руку на плечо Спиридонову и, без стеснения отодвинув его от окна, сам запрыгнул в оконный проем, в котором взрывом гранаты вырвало оконную раму вместе со стеклами. Один выстрел Носков все-таки сделал, видимо, как я понял, просто добил раненого «бармалея», который пришел в сознание и попытался дотянуться до оружия. И только после этого вышел через дверной проем, не забыв предупредить меня:

– Я через дверь выхожу. Меня не подстрелите, товарищ майор…

Старшина Носков любил везде быть первым. Первым он вошел и в дом караула…

Глава одиннадцатая

Я уж было подумал, что все кончено и нам всем предстоит выбираться в сторону автобусов. Оказалось, выбираться нам в любом случае предстоит, но в реальности все только началось. Об этом мне сообщил отданный по внутривзводной связи негромкий приказ лейтенанта Футракулова:

– Разобрали цели… Но стрелять только по приказу. Залпом! Залп на них хорошо действует. В деморализующем плане.

Тахир, как всегда, был спокоен и сохранял хладнокровие, и, как он любил, не по-армейски «разжевывал» каждую свою команду, добавляя объяснения. Я, в отличие от лейтенанта, не считал это необходимым делать.

Хотя должен признать, что порой подражал лейтенанту и вдавался в подробности при объяснении тех или иных действий. Несколько раз, бывало, ловил себя на этом и смолкал на середине фразы, не договорив ее.

Я вышел из бункера, осмотрелся. Первое отделение перебежками приближалось к занятой нами высоте. Его обстреливали со стороны дома, на крыше которого раньше находились бойцы, и со стороны других близлежащих домов. Видимо, бандиты зашли сбоку, откуда их не ждали, и пожелали отрезать нас от нашей исконной территории. Пошли на шум или на сообщение от караульных, но опоздали. Тем не менее потому что бойцов первого отделения не сразу заметили, им и пришлось передвигаться перебежками с временным залеганием за любым холмиком, имеющим возможность стать укрытием. Однако первое отделение несло потери. Я в бинокль видел, что «бармалеи» применяют ту же тактику, что и мы во время обороны на первой высоте. А я еще думал приписать ее своему взводу. То есть стреляют они в вершину того укрытия, за которым спрятался боец. Видимо, это обычная для этой местности тактика ведения боя. Нам еще повезло, что здесь по большей части почва была землистая, а не песчаная, и в земле пули увязали, не имея возможности пробить ее насквозь. Но все зависело от самого укрытия. Хотя и калибр оружия тоже сказывался. Где пуля от крупнокалиберной снайперской винтовки чувствовала себя хозяйкой положения, там пули более мелких калибров бандитских автоматов часто оказывались бессильны, как и против бронежилетов, которые носили все бойцы моего взвода. Но вот костюмы «Леший» оказались в нынешней обстановке демаскирующим фактором. Заметив человека в таком костюме, бандиты стреляли прицельно в него. При этом частенько поражали настоящие кусты, сбивая с них листья и ломая ветви, но я все равно пришел к выводу, что в светлое время суток использовать эти костюмы просто опасно – «Леший» мешает совершать стремительные перебежки и слишком часто вместо того, чтобы маскировать бойца, демаскирует его, а ночь в Сирии слишком коротка. Значит, в Сирии следует придумать другое укрытие, другой метод маскировки. Совсем иное дело, если работать в лесу. Там «Леший» оказался бы вполне к месту, но леса в Сирии, по сути дела, отсутствовали.

Насколько я знал, на западе страны произрастают фикус, магнолия, платан, кипарис, мирт, лавр, но кроме платана, кипариса и лавра, остальные – это мелкие кусты. Собственно леса, из бука и кедра, занимают незначительную часть территории страны на ее севере а на востоке, где нам и приходится воевать, произрастает большей частью тамариск, верблюжья колючка, саксаул и другая пустынная растительность.

Первое отделение наконец-то добралось до нашего окопа и по приказу своего командира старшины контрактной службы Носкова сразу начало расширять площадь укреплений. То есть занялось копанием окопа под себя. При этом правильно его изгибало. Третье отделение взвода тоже занялось тем же делом, только с противоположной стороны, за блиндажом. Разница была лишь в том, что старые окопы, вырытые еще «бармалеями», были обшиты досками по бокам, а новые копались прямо в песчаной земле. Но мы не намеревались надолго здесь застревать и потому не стали переносить верхние ряды досок в свежие окопы, как мне посоветовал изначально генерал Спиридонов, добравшийся до блиндажа одним из последних. Через площадь он бежал быстро, я видел это в бинокль, но вот от здания караула до нашего окопа ему, видимо, просто не хватило «дыхалки» – сказался возраст, изменить который никто был не в состоянии. А второе отделение по-прежнему держало на прицеле бандитов, идущих на нас с тыла.

Тем временем подопечные генералу инженеры закончили свою работу, и Василий Васильевич даже поблагодарил их по переговорному устройству. Это я услышал, войдя в блиндаж.

– Молодцы! Хорошо отработали. Боезапас еще имеется?

– Только аварийный, Василь Василич, – по громкой связи сказал один из инженеров.

– Не важно. Заряжайте сразу по возвращении. И снова в бой. Надо свое прикрытие выручать. И меня с ними вместе. Без вашей помощи нам не выбраться! Бомбардировка в основном в покинутом селе, вплоть до ближайшей высоты. Саму высоту не трогать. Здесь прикрытие.

Я не знал, с кем разговаривает Спиридонов. Но в голове промелькнула мысль о том, что среди подопечных генералу инженеров, возможно, имеется его заместитель.

Почувствовав, что мешаю разговору генерала, я покинул блиндаж. На вершине высоты дышалось легко. Воздух не успел еще прогреться до дневных температур[29]29
  Средняя температура для весны в Сирии составляет плюс семнадцать градусов.


[Закрыть], был свеж и приятен, и даже чист, только от блиндажа шел легкий запах гари. Но стоило отойти от него, как запах гари уже не ощущался.

Я сразу прошел к первому отделению, занятому копанием окопа.

– Старшина Носков! Ко мне! – отдал я команду.

Носков сидел чуть в стороне от всего отделения, вытирал пот со лба – видимо, только-только сменился, а рыло отделение несколькими командами по три человека в каждой, и убирал в чехол свою МСЛ.

Старшина тут же оказался рядом и козырнул.

– Товарищ майор… – начал он доклад. – Командир первого отделения…

Я знаком остановил его и заставил пригнуться, потому что над нами просвистела пуля. Мне мой рост в сто семьдесят семь сантиметров позволял удобно и почти комфортно себя чувствовать за бруствером, а вот старшина был на добрый десяток сантиметров выше, и ему необходимо было пригибаться, чтобы не получить пулю в голову.

– Надоел этот стрелок! – в сердцах воскликнул Носков. – Обнаглел совсем. Разрешите, товарищ майор, его успокоить?

– Работай, – согласился я, памятуя при этом команду лейтенанта Футракулова о недопустимости одиночной стрельбы до общего залпа. Но подумал, что один-единственный выстрел погоду не испортит, тем более что о нашем присутствии в окопе на высоте противнику известно.

Винтовка Носкова тут же легла на бруствер, а я начал отсчитывать секунды. По атакующему строю стрелять просто – там на прицеливание отводится всего три секунды. И есть большой выбор целей. А мне хотелось узнать, насколько умеет Носков определять по звуку место, откуда в него стреляли. Я насчитал пять секунд до выстрела. Две секунды сбросил на то, что стрелок противника мог и прятаться где-то за бугорком, мог и менять магазин в автомате или даже перегревшийся ствол, для чего тоже спрятался в своем укрытии. Но знал точно лишь одно: старшина попусту пулю тратить не будет. Если он выстрелил, значит – попал. А пуля калибра «двенадцать и семь миллиметра на сто восемь миллиметров» не оставляет после попадания раненых. Или бандит покоится с миром, или он на всю оставшуюся жизнь остался инвалидом без руки или без ноги в лучшем случае.

– Кто стрелял? – донес до меня наушник грозный окрик Тахира Футракулова. – Я же предупредил.

Вторая фраза прозвучала уже мягче, но укор в ней все же чувствовался.

– Я разрешил, – ответил я. – Уж больно назойливым был «бармалей». – И, зажав микрофон рукой, спросил Носкова: – Куда попал?

– В голову. Кажется, прямо в глаз.

– Потери в отделении есть? – спросил я, хотя мог бы и не спрашивать, потому что мой вопрос был вызван тем, что я увидел в только что вырытом окопе три прислоненные к боковой стенке снайперские винтовки и лежащие прямо на земле рядом с прикладами магазины с патронами.

– Три человека… – ответил старшина. – Это «двухсотые». Есть еще четверо «трехсотых», но ранения легкие, и все они пожелали остаться в строю.

Выражать соболезнования я не стал, потому что тут же прозвучала новая команда лейтенанта Футракулова:

– Отставить копание окопов, все к брустверу, разобрать цели. Пятнадцать секунд на подготовку! Командиры отделений, доложить о готовности к стрельбе.

Через десять секунд в наушниках прозвучали голоса:

– Первое отделение – готовность номер один!

– Второе отделение – на позиции.

– Третье отделение – прицел взят.

– На собственный счет «три» – огонь.

Громыхнул залп, и тут же последовала новая команда лейтенанта:

– На противоположную сторону окопа. Все то же самое. Разобрать цели. Командиры отделений, доложить о готовности к стрельбе.

– Первое отделение – готовность номер один!

– Второе отделение – на позиции.

– Третье отделение – прицел взят.

– На собственный счет «три» – огонь!

Новый залп на несколько секунд остановил бегущие вперед фигурки бандитов. Но они тут же снова побежали в нашу сторону. Признаться, я не думал, что их будет так много. Но мы окружены, а старый принцип спецназа говорит, что если ты в окружении, то противнику от тебя уже не уйти. Так, в принципе, и получилось.

– Одиночная стрельба… – дал команду Футракулов.

Выстрелы посыпались, как горох на гулкий металлический поднос, только гораздо более звучные и резкие. Противник, видимо, тоже не ожидал встретить такое количество снайперов одновременно. И потери нес колоссальные. Подобную плотность огня «бармалеи», видимо, ждали, но от огня автоматного. Легко было предположить, что против аэродрома с БПЛА с сирийской стороны выступит не менее взвода или даже двух. Но что это будет взвод снайперов, догадаться было невозможно. Как невозможно было вообще предположить существование такого взвода.

Взвод еще трижды менял позицию, переходя с одной стороны окопа на другую. А когда бандиты со стороны села определили ситуацию, видимо, подсчитали свои потери и попытались залечь, было уже поздно. Взвод даже не перешел в очередной раз на свои тылы, потому что в небе послышался звук двигателей беспилотников, управляемых инженерами генерала Спиридонова.

Если выстрелить из подствольного гранатомета, то осколки разлетаются на семь метров от места взрыва, причем траектория их полета будет располагаться снизу вверх и горизонтально. Такова же будет и зона поражения. Но если использовать гранату ВОГ-25П, то есть «подпрыгивающую», то осколки полетят большей частью сверху вниз, и от них бывает сложно спрятаться даже в окопе, разве что удастся вовремя заскочить в блиндаж. Осколки будут не в состоянии пробить несколько накатов дерева и землю между ними. А что уж говорить о бомбах, которые взрываются в воздухе и все пространство под собой засыпают осколками. От таких бомб спрятаться вообще невозможно, тем более что у наступающих «бармалеев» не было даже подготовленных окопов и блиндажей, и прятаться они должны были только за земляными пригорками и другими неровностями почвы. Но так можно было на какое-то время спрятаться только от наших пуль, да и то не всегда. А от летящих сверху осколков земляные пригорки спасти не могли. «Бармалеи» были обречены, и я даже не стал смотреть за завершением их трагедии, справедливо решив, что по другую сторону окопов, где решается, по сути дела, вся судьба боя, важен каждый ствол. А потому перенес свою тяжелую винтовку на противоположный бруствер. Я стрелял раз за разом, стоя рядом с блиндажом, когда его покинул генерал Спиридонов, вытащивший изнутри один за другим три зеленых тяжелых металлических ящика.

– Не заметили… – сказал Василий Васильевич с укором. – Надо было под нары заглянуть. Там были…

Я коротко глянул на маркировку, выведенную через трафарет белой краской.

– Патроны… Натовского калибра. Но мы с собой не взяли запасные стволы. В палатках остались. А так можно было бы и стволы сменить… А то патроны уже к концу подходят, товарищ генерал. Надо бы подмогу вызывать…

Я показал ему на свою «разгрузку», в кармашках которой осталось только три магазина, а в каждом только по пять патронов. Но я же стрелял менее интенсивно, чем другие снайперы.

Честно говоря, я не думал, что бандиты смогут собрать для атаки такие значительные людские силы, и потому не потребовал от бойцов взять усиленный боезапас. Мы стреляли и стреляли, а бандитов словно бы и не убывало. Похоже было, что мы слишком далеко углубились в территорию противника и здесь «бармалеи» могут без проблем собрать большое количество бойцов.

– Я уже вызвал! – констатировал Спиридонов. – Кажется, летят…

Он прислушался. Я последовал его примеру и уловил даже сквозь выстрелы приближающийся гул двигателей. В чистом небе появились самолеты-штурмовики, которые на бреющем полете стали поливать бандитов огнем из автоматических спаренных тридцатимиллиметровых авиационных пушек.

– Как у Саврасова на картине… – заметил Василий Васильевич. – «Грачи прилетели»[30]30
  Самолеты-штурмовики «Су-25» в армейском жаргоне обычно называют «Грачами».


[Закрыть]…

– Вовремя они подоспели, – сказал старший лейтенант Кривоносов. – Я как раз последний патрон израсходовал.

– Позаимствуй патроны у Носкова. У него потери в отделении. А винтовки с патронами остались.

– Мне винтовку не надо, – ответил старший лейтенант. – Только патроны нужны.

Но уходить с позиции нам было еще рано. «Грачи» пролетели дальше, развернулись и пошли в новую атаку. Но они не могли стать в нашем бою решающей силой даже после того, как сбросили на землю по два «сотых» ФАБа[31]31
  ФАБы – фугасные авиационные бомбы.


[Закрыть]. Бандиты были все ближе и ближе. И если бы мы оставили окоп, пытаясь перебежать в село, под защиту домов и заборов, то нас просто расстреливали бы, как мы до этого расстреливали бандитов, наступающих с той же самой стороны, и взвод был бы обречен на большие потери. А потерь нам и без того хватало. Три бойца для одного боя – это слишком много для снайперов.

Но тут небо принесло нам новую помощь. Четверка вертолетов – два «Ночных охотника» «Ми-28» и два «Аллигатора» «Ка-52» были для бандитов более серьезной угрозой, чем штурмовики. В первую очередь за счет своей меньшей скорости пролета через поле боя, что дает им возможность вести более прицельный огонь, и собственной большей маневренности. Вертолеты всегда опаснее для пехоты, нежели самолеты. Но и самолеты с третьего захода потрудились на славу, снова угостив «бармалеев» каждый парой ФАБ-100 и использовав автоматические пушки и пулеметы.

Бандиты сначала остановили свое бесконечное наступление, а потом и вовсе повернули назад и даже побежали в сторону своих далеких окопов. Вот теперь можно было отходить и нам. Я дал команду к отходу, но время от времени еще слышал выстрелы в спину бегущим бандитам. Это постреливало второе отделение взвода во главе с лейтенантом Футракуловым, которому я приказал забрать оставшиеся патроны у других отделений и прикрывать общий отход. И только оказавшись среди домов заброшенного села, я дал новую команду:

– Тахир, отходи к нам. В случае чего, мы прикроем чем сможем.

Только прикрывать отход второго отделения нам было уже почти нечем. У меня осталось семь патронов, у других по паре.

Первое отделение снова заняло место на крыше, на своем уже привычном и апробированном месте, но патроны остались в основном у генерала Спиридонова, который на высоте вообще не стрелял, а я с третьим отделением расположился внизу, прикрытый саманным забором и, собственно, углом дома.

К автобусам мы уже не по-пластунски ползли, а шли пусть и не строем, а, на случай преследующей стрельбы, вразнобой, но все-таки в полный рост. На крыше дома оставили первое отделение на случай, если бандиты вздумают занять окопы. Оставшиеся патроны передали старшине Носкову. Даже я оставил ему полную обойму. И только когда уже вышли из зоны возможного обстрела, я снова скомандовал:

– Старшина Носков, ко мне вместе с отделением. Догоняй нас. И бегом. Не забудь тела погибших вынести.

– Понял, товарищ майор. Тела на одеялах лежат, унесем…

Автобусы с открытыми дверьми уже ждали нас. Это, как я подумал, было лишним. День уже наступил, и восточный ветер нес из пустыни зной. Инженеры генерала Спиридонова, насколько это было возможным, разбирали свои квадрокоптеры и раскладывали по коробкам целые узлы. В отдельную крупную коробку с осторожностью складывали в специальных контейнерах оставшийся боезапас.

– Товарищ генерал, боезапас остался, почему бы его не применить на месте, во время боя? – поинтересовался я.

– Я же уже авиацию вызвал, надо же было им хоть что-то оставить… – сказал Василий Васильевич, отмахнувшись от меня как от назойливой мухи.

Так мы и поехали…