Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая"
Автор книги: Лев Толстой
Жанр: Русская классика, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)
– Да нет, это не он. Можно ли такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он. Я вас уверяю. Постой, постой, – кричала она кучеру, но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
IV
[Далее от слов: 1-го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Тульскую дорогу, кончая: Москва с Поклонной горы расстилалась бесконечно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звездами, своими куполами в лучах солнца близко к печатному тексту. Т. III, ч. 3, гл. XIX.]
Москва – она, это чувствует всякий человек, который чувствует ее. Париж, Берлин, Лондон, в особенности Петербург – он. Несмотря на то, что la ville, die Stadt – женского рода, а город – мужеского рода, Москва – женщина, она – мать, она страдалица и мученица. Она страдала и будет страдать, она – неграциозна, нескладна, не девственна, она рожала, она – мать и потому она кротка и величественна. Всякий русский человек чувствует, что она – мать, всякий иностранец (и Наполеон чувствовал это) чувствует, что она – женщина и что можно оскорбить ее.
– Cette ville asiatique aux innombrables églises, Moscou la sainte. La voilà donc enfin, cette fameuse ville! Il était temps,[2243]2243
– Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот, наконец, этот знаменитый город! Пора,
[Закрыть]— сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorme d’Ideville. Он смотрел на этот город, qui était à la veille d’être occupée par l’ennemi. Une ville[2244]2244
[который скоро будет занят неприятелем. Город] Рукопись обрывается.
[Закрыть]
IV
<После Бородинского сражения, тотчас после сражения, истина о том, что Москва будет оставлена неприятелю, мгновенно стала известна.
Тот общий ход дел, состоящий в том, во-первых, что[2245]2245
Исправлено: в Бородинском сражении на: после Бородинского сражения; далее зач.: несмотря на самопожертвованье войска, ставшего поперек дороги, неприятель и надписано рукой Толстого, кончая словами: вдвое слабее и
[Закрыть] после Бородинского сражения потеряв половину войска, русское войско, бывшее на 1/6 слабее французов, стало вдруг вдвое слабее и не могло более удерживать неприятеля, во-вторых, что во всё время отступления до Москвы происходило колебанье в вопросе о том, дать или не дать еще сраженье, и, в-третьих, наконец, что решено было отдать Москву без боя, этот ход дел без всяких непосредственных сообщений от главнокомандующего совершенно верно отразился в сознании народа Москвы.
Всё, что совершилось, вытекало из сущности самого дела, сознание которого лежит в массах.
С 29-го августа в Драгомиловскую заставу ввозили каждый день по тысяче и более раненых. И в другие заставы выезжали до тысячи и более экипажей и подвод,[2246]2246
Зачеркнуто: каждый день
[Закрыть] увозя жителей и их имущество. В тот день, как армия стягивалась[2247]2247
Зач.: и и вписано: над Москвою,
[Закрыть] над Москвою, происходил военный совет в Филях и безобразная толпа черни выходила на Три Горы, ожидая[2248]2248
След. два слова вписаны рукой Толстого.
[Закрыть] героического графа Растопчина, в этот день к графу Илье Андреевичу Ростову приехали 36 подвод из Подмосковной и Рязанской[2249]2249
След. слово вписано Толстым.
[Закрыть] деревень, чтобы поднимать[2250]2250
Зач.: богатства и надписано: имущество
[Закрыть] имущество из Поварского, так и не проданного, дома. Подводы приехали так поздно <во-первых, потому, что граф до последнего дня надеялся на продажу, во-вторых, потому, что граф, пользуясь своим всемирным знакомством, не слушался общего голоса, а верил графу Растопчину, к которому он ездил всякий день справляться. А в-третьих, и главное> потому, что графиня слышать не хотела об отъезде до возвращения сына Пети, которого[2251]2251
Слово: которого переправлено из: который, далее зач.: был переведен в полк Безухова и был ожидаем всякий день в Москву из Белой Церкви, где формировался его прежний полк казаков Оболенского. 29 августа приехал Петя, а 30 августа приехали подводы. Над зач. вписан рукой Толстого текст до конца варианта.
[Закрыть] с каждым днем ожидали из Белой Церкви, из полка казаков Оболенского, формировавшегося в Белой Церкви. Петя был по желанию графини переведен в полк Безухова в Москву и уж две недели тому назад по расчетам графини Петя должен был приехать.
29-го августа он, наконец, приехал, и Ростовы стали укладываться, а 30-го августа пришли подводы.
2-го сентября на огромном дворе дома с садом и прудом стояли подводы и экипажи, и дворовые и мужики поспешно укладывали господские вещи. Почти все надворные строения и флигеля огромного дома были заняты ранеными, которых поместили у себя Ростовы, и из этих раненых, большей частью офицеров, многие>[2252]2252
На полях этой зачеркнутой копии рукой Толстого написано начало XII главы третьей части, близкое к печатному тексту.
[Закрыть]
Автограф.
[Закрыть]
– Однако, пора, пора, – сказала графиня.
Наташа, молча слушавшая рассказ Берга и не спускавшая с него глаз, поднялась вместе с Петей.
– Что ж, вам даром шифоньерочку отдали? – сказала она, обращаясь к Бергу…
– Да, разумеется…
– Это – гадость, – сказала Наташа…
– Наташа всегда шутит, – сказал Берг, вставая и игриво подходя к ней.
– Нисколько не шучу, – сказала Наташа и убежала к <подводам> на двор вместе с Петей.
Подводы были наложены, раненые виднелись на дворе, в дверях и окнах флигелей.[2254]2254
Зачеркнуто: Экая дрянь
[Закрыть]
– Ненавижу таких, – говорила Наташа. – Мне совестно. Шифоньерочку, когда тут остаются раненые. Петя, ведь это – гадко, что мы увозим вещи, а раненые остаются. Петя, Петька?! – сердито спрашивала она его. Они посмотрели друг на друга, и оба покраснели.
– Папенька хотел всё отдать, это маменька настояла, – сказал Петя.
– Петя, это нельзя, это гадко. Неужели мы такие же? – и Наташа стремительно побежала назад в дом.
Берга уже не было, он поехал в Юсупова дом распорядиться о шифоньерочке.
– Маменька, это нельзя, посмотрите, – кричала она, – мы уезжаем, а они остаются.
– Кто они?
– Они, раненые. Это нельзя, маменька,[2255]2255
Зач.: и она зарыдала
[Закрыть] это ни на что не похоже… Нет, маменька, это не то, простите, пожалуйста, голубушка…
Петя стоял в дверях.
– Маменька, и я скажу, что надо бросить свои все вещи и отдать подводы.[2256]2256
Зач.: Я себе ничего, я
[Закрыть]
[2257]2257
Зач.: [Среди] толпы видна была тонкая, худая фигурка Наташи с черной головой, повязанной белым носовым платком. Много зрителей было прежде около раненых, но раненых было так много и все были так заняты своими делами, что помочь чем-нибудь никому и не приходило в голову, но как только Наташа с охотником взялась переносить раненых в дом, кормить, поить их, как из всех домов и от толпы повысыпались люди и последовали ее примеру.
Когда граф Илья Андреич с женою увидали Наташу, она надевала спавшую назад фуражку на солдата, которого Матюшка с Митькой несли в охапке на двор. Она шла сзади, ни на кого не оглядываясь, и делала руками жесты, как будто собою поддерживая равновесие раненого, чтобы ему было легче.
[Закрыть]Граф,[2258]2258
Зач.: увидав эти и надписаны след. семь слов.
[Закрыть] услыхав слова Наташи, отошел к окну и засопел, как собака стучит, чутьем принюхиваясь к странному запаху, и упорно глядел в окно, не поворачиваясь к графине. Но с графиней происходило то же, что и с графом: она[2259]2259
Зачеркнуто: не дождалась его и надписаны след. три слова
[Закрыть] подошла к нему и потянула к себе за рукав камзола.
Граф оглянулся и встретил ее мокрые, виноватые глаза. Он бросился к ней, обнял ее, прижал подбородком ее плечо и зарыдал над ее спиной.
– Mon cher, надо… – сказала графиня.
– Правда… яйца курицу… учат, – сквозь счастливые слезы проговорил граф. – Спасибо им… Ну так пойдем…[2260]2260
След. фраза – автограф Толстого.
[Закрыть]
– Да совсем нет, я знаю, вы не посмотрели…
– Матюшка, – закричал граф громко[2261]2261
Зач.: весело. – Швыряй всё к чорту с подвод и надписаны след. шесть слов.
[Закрыть] другое распоряжение, – снимай всё с подвод, накладывай раненых.[2262]2262
Зач.: Соня была счастлива. Ей ни раненые, ни Москва, ни отечество не нужны были ни на грот. Ей нужно было счастие семьи, дома, в котором она жила. Ей хотелось теперь смеяться и прыгать. Она побежала в свою комнату, разбежалась, завертелась быстрее и быстрее, села, раздувши баллоном свое платье, и тихо засмеялась. Потом, уже удовлетворив этой потребности, она побежала к Наташе и стала помогать ей, соображая и делая всё гораздо лучше самой Наташи.
[Закрыть]
Как будто выплачивая за то, что не раньше взялись за это, всё семейство с особенным жаром взялось за одно и то же дело. Постоянно прибывали раненые, уж не из одного своего дома,[2263]2263
След. пять слов вписаны рукой Толстого.
[Закрыть] но и с соседних домов и постоянно находили возможность сложить то и то и отдать подводы. Никому из прислуги это не казалось странным.[2264]2264
Зач.: На другой день прибыли еще раненые и опять они остановились на улице. В числе этого последнего транспорта было много офицеров и в числе офицеров был князь Андрей.
[Закрыть]
– Четверых еще можно взять, – говорил дворецкий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их еще.
– Ну, отдайте мою гардеробную, – говорила графиня, – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку[2265]2265
Зач.: и в нее-то решили поместить князя Андрея и Тимохина. Вместо зач. вписан рукой Толстого над строкой и на полях дальнейший текст до конца следующего абзаца.
[Закрыть] и отправили ее за ранеными через два дома.
Наташа находилась в восторженном, счастливом оживлении, которого она давно не испытывала. Она бегала по двору, по флигелям, по соседним домам, придумывала, что и что еще сложить и кого и кого еще забрать с собой. Соня с той же практичностью, с которой она прежде убирала свои домашние вещи, теперь распоряжалась складыванием их и удобствами размещения раненых. Наташа бегала по дому без толку, отдавая невозможные и неисполнимые приказания. Соня, напротив, всё обдумывала и соображала. Соня первая, обходя все флигеля, узнала о присутствии князя Андрея в доме. Она, не зная, кто он, подошла к его постели.
Князь Андрей лежал без памяти.[2266]2266
Зачеркнуто: Когда их стали переносить
[Закрыть] Соня заглянула ему[2267]2267
Слово: ему вписано рукой Толстого.
[Закрыть] в лицо[2268]2268
Зач.: тому, который казался мертвым. Это был князь Андрей. Соня
[Закрыть] и помертвела так же, как и лицо раненого, и побежала к графине.[2269]2269
На полях: Соня целует особенно нежно Наташу.
[Закрыть]
– Maman,[2270]2270
Зач.: говорила она
[Закрыть] – сказала [она], – князь Андрей здесь раненый, это нельзя, Наташа не перенесет этого.[2271]2271
Зач.: Ведь надо же этакую судьбу
[Закрыть] Что нам делать?
Графиня ничего не отвечала: она подняла глаза к образам и молилась.
– Пути господни неисповедимы, – говорила она себе, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала страшно выступать эта всемогущая рука, скрывавшаяся прежде от взгляда людей. – Видно, так надо, мой друг…[2272]2272
Зач.: – Вели отнести его в биллиардную, во флигель, и не говори Наташе.
Целый день еще этот не выехали. Наташа и Соня, как барышни, не ходили во флигель, где были раненые офицеры, потому что это было неприлично, и Наташа не узнала, кто лежит, умирая, около нее.
30-го Пьер <проспавший накануне 26-го> проснулся и увидал, что вокруг него всё укладывается и в его доме тоже. Он сел и стал считать l’Empereur Napoléon и l’russe Besuhoff [император Наполеон и русский Безухов]. Да, это было тоже 666. Долго он сидел, передумывая и передумывая, и, когда он встал, он твердо решился оставаться в Москве и убить l’Empereur Napoléon, виновника всех злодеяний. Иногда, изредка на него находили минуты сомнения и, боясь этого, он выехал <к графу Растопчину узнать об общем ходе дел. Он нашел графа счастливым: все> из дома.
Проезжая по Поварской, он увидал во дворе экипажи и заехал к ним. «Теперь я могу к ним ехать, теперь нет причины мне избегать ее, теперь – всё другое». Далее до конца – автограф на полях.
[Закрыть]
– О чем вы? – спросила с счастливым, оживленным лицом Наташа, входя в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня, – ехать, ехать надо.
Соня подошла к Наташе и нежно и грустно поцеловала ее. Наташа вопросительно взглянула на нее, но, не получив ответа, побежала делать последний обзор раненых.
В комнате М-me Schoss, она[2273]2273
Зач.: увидала Петра, этого камердинера
[Закрыть] знала, что лежал тяжело раненый офицер. Она не знала его фамилию. Она вбежала туда, чтобы узнать, едет ли он. Первое лицо, которое она увидала, был камердинер князя Андрея, который приносил ей записки от жениха.[2274]2274
Зачеркнуто: – Князь? – спросила она.
Петр вздохнул и указал на дверь. Наташа остановилась, вскрикнула и побежала вон из комнаты. Никому не отвечая, она побежала в дом, но, встретив людей, вернулась и побежала на двор. Прежде всех она села в карету и, закрыв бледное лицо платком, сидела, не шевелясь, в углу до самого отъезда. Перед вечером
[Закрыть] Какое-то давнишнее, счастливое и вместе грустное воспоминание мелькнуло в ее голове. Но она не узнала Петра.
– А вы едете? – спросила она.
– Как же-с, надо будет.
Петр вздохнул.
Наташа побежала дальше.
Через час весь поезд Ростовых и раненые тронулся из Москвы по дороге в Троицу.
[2275]2275
Зачеркнут текст копии: «L’Empereur Napoléon et l’russe Besuhoff было ровно 666. Все страдают и страдали, кроме меня… Теперь уезжать уже поздно. Дворецкий и люди мои остаются, стало быть и я могу остаться. Один Бонапарт причиной всего несчастья. Я должен пожертвовать чем-то, хоть жизнью, для того, для чего жертвовали другие… 666… Я остаюсь в Москве и убью Бонапарта», решил Пьер. Вместо зач. вписан текст над строкой до конца абзаца.
[Закрыть]«Да, вот оно то, что нужно мне сделать, – думал Пьер. – Имение и так возьмется от меня, но я должен пострадать, чтобы понять жизнь. Я останусь в Москве и не в своем виде, графа Безухова, а в виде дворника или[2276]2276
Зач.: мужика
[Закрыть] дворового человека».
Он позвал дворецкого, объявил ему, что ничего ни укладывать, ни прятать, ни приготавливать не нужно,[2277]2277
Далее – автограф до конца абзаца над зач. текстом копии: что он остается в Москве… и, велев себе заложить дрожки, парой поехал за Москву <к тому месту, где должно было быть сражение> узнавать, в каком положении находилось дело.
Не найдя никого, кроме толпы, у дома графа Растопчина, он поехал домой. Проезжая по Поварской, он увидел в доме Ростовых выдвинутые экипажи. Он остановился и спросил дворника, тут ли господа. Ему ответили, <что сейчас уезжают.>
Далее текст копии:
«Теперь ничего нет прежнего, теперь, когда я уверен, что никогда не увижу ее <я должен заехать к ним>, Далее опять автограф: или никогда не увижу ее по крайней мере в прежних условиях. Или я произведу великое дело, или я погибну. Я должен увидеть ее <и сказать ей»>, и он вошел к Ростовым. Ему нужно было закрепить чем-нибудь для себя самого [?] свое решение, нужно кусок рукописи оборван излить на чем-нибудь ту торжественность, которая была у него на душе, нужно было уверить себя, что для нее <Ростовых> необходимо было <,чтобы он заехал, и объявить им о том, что предстоит ему> увидаться с ними. И как это всегда бывает, тотчас ему представилась убедительная причина, почему для Ростовых это нужно было. Надо было предупредить их об опасности и торопить их отъезд. Надо было предложить им свои услуги в наблюдении за оставленным домом; надо было переговорить о Пете; надо было, хотя родителям, сказать о ране князя Андрея, ежели они еще не знали этого, и надо было – нужнее всего – что-то перед предстоящим концом сказать Наташе. Надо было показать Наташе, что он не такой слабый и ничтожный человек, как она это думает, может быть. «Нет, – подумал Пьер, – сказать ей, – думал про себя, – открыть ей свой план, который еще бог знает в какой степени я буду в состоянии исполнить, нехорошо. – Нет, я увижу ее и ничего не скажу ей. И именно для этого только я должен увидать ее».
Он вошел в комнату, и первая встретившаяся ему была Наташа, которую вызвали в гостиную. Наташа поднялась со стула и, думая, что она одна, под влиянием тех мыслей, которые обхватывали ее, и сознания необходимости подавить их, подняла кверху руки и зажмурилась, сморщилась, с выражением страдания взялась за голову, проговорив: «Ах, боже мой! Боже мой! Когда это кончится?»
Когда она открыла глаза, перед ней стоял Пьер. Он подбежал к ней и взял ее за руку. Вместо зач. автографа на полях Толстой написал дальнейший текст до конца варианта.
[Закрыть] и, надев картуз и старую шинель, пошел из дома.
Только что Пьер вышел из своих ворот, как он увидал по всей улице в четыре ряда кареты, брички, телеги московских жителей, тронувшихся в этот день во все заставы. По Воздвиженке Пьер[2278]2278
Зачеркнуто: встретил большой поезд раненых и позади их
[Закрыть] узнал кареты и коляски[2279]2279
Зач.: и брички. Это были
[Закрыть] Ростовых.
– Петр Кирилыч! Граф![2280]2280
Зач.: Петруша
[Закрыть] Тезка! – кричали ему, странно сказать, веселые голоса. Одна графиня казалась грустна.
Пьер подбежал к окну кареты.
– Мы слышали, вы были в сраженьи.
– Вы куда?
– Мы в Ярославль. А вы едете?
– Это что ж с вами, раненые?
– Да. Всё вот она набрала, – сказал Илья Андреич, указывая на Наташу. Пьер тоже посмотрел на нее, и веселое лицо ее неприятно поразило Пьера.[2281]2281
Зач.: Неужели она знает, что князь Андрей ранен, и может быть так весела.
[Закрыть]
– А вы что, граф? – спрашивали Пьера.
– Я? Я здесь остаюсь.
– Что вы?
– Так надо, графиня. Ну, да это мы увидим. Каково время… Боже мой, боже мой. Ну, прощайте.[2282]2282
Зач.: В это время в поезде сделалась суета: наехали еще подводы с казенным имуществом, квартальный кричал, чтобы [?] проезжали, одну бричку зацепили, из кабаков выскочил с криком пьяный
[Закрыть]
– Прощайте, милый. – Граф прощался. – Прощайте.[2283]2283
Зач.: Пьер обошел и с другой стороны, чтобы поцеловать руку Наташи.
– Прощайте, – она нагнулась над ним. Пьер взглянул на нее, на ее толстую косу [?], худую шею с напряженной жилой, и вдруг почувствовал точно так же, как он это когда-то чувствовал с Элен, что она будет его, что что̀ бы ни было, она моя. И вместе с тем думал с восторгом, с которым он всегда смотрел на нее, он почувствовал к ней другое чувство – мужа к жене. Он прижал ее руку к губам, потом, не отпуская ее, поглядел ей в глаза. «Наташа, – сказал он. – Я, вы знаете, что я люблю вас <как дочь, как…> Я полюбил вас… Наташа, милая моя», – и он заплакал, с слезами на глазах отошел от дверец, и <пошел> карета тронулась.
На полях: Давка
Крики
Теснота
Гр. болтал
[Закрыть]
XVIII
В последние дни августа с Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву события действительности и сновидения смешались в душе Пьера. Сновидения казались ему так же значительны, как действительность, и действительные события так же случайны и странны, как сновидения.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву[2284]2284
Далее в копии зачеркнуты рукой Толстого отдельные части текста варианта № 209 и вместо зач. надписаны на полях и над строками новые тексты, которые в сносках не оговариваются.
В данных листах наборной рукописи вариант переселения Пьера в дом Аксиньи Ларивоновны во всех местах изменен на переселение его в дом Баздеева, как и осталось в окончательном тексте.
[Закрыть] и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Элены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был предаваться. Ему вдруг представилось, что всё теперь кончено, всё смешалось, всё разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого.
Оттого ли, что действительные условия, в которых находился Пьер, были слишком противуположны с ходом его мыслей, или оттого, что воспоминание о жене и сношения с ней всегда таким образом действовали на него, но Пьер сильнее, чем когда-нибудь, в это утро 29-го августа пришел в это состояние спутанности и безнадежности.
[Далее от слов: Он, неестественно улыбаясь, кончая: и, прибавив шагу, пошел по улице близко к печатному тексту. T. III, ч. 3, гл. XVIII.]
«Ну, что же, ушел. И кончено, и кончено», сказал он себе, вдруг поворачивая в первый переулок. Пройдя несколько сот шагов по переулку, он, тяжело дыша, остановился и оглянулся вокруг себя.
– Не довезть ли, барин? – сказал ему ехавший навстречу извощик.
– Да, да! – сказал Пьер, подходя к дрожкам.
– Куда прикажете?
– Куда? – сказал Пьер удивленно и только теперь вспомнил, что куда-нибудь надо было ехать, куда-нибудь туда, где никто из знакомых не мог бы найти его.
– На Патриаршие пруды, – сказал Пьер, вспомнив о вдове Баздеева, которая жила там на уединенной квартире и которая недавно еще, извещая Пьера о своем намерении уехать из Москвы, просила его принять от нее завещанные покойным графу Безухову бумаги и книги.
«Они никого не знают, и они спрячут меня», подумал Пьер.
Оглядев хорошее платье и золотую цепочку толстого барина, извощик, не торгуясь, посадил Пьера и поехал.
Пьеру вдруг стало беспричинно радостно и ясно на душе, как только он почувствовал себя неизвестным и свободным.
Беспрестанно оглядываясь назад и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжавших, старых дрожек, Пьер улыбался сам с собою. Он испытывал чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы.
Он ушел из дома без всякого определенного намерения, но по мере того, как он подвигался, цель его поступка яснее и яснее определялась в его голове. «И ушел, и кончено. Только бы они не догнали меня», говорил он себе, улыбаясь. «Помещусь у Баздеевых, попрошу их никому не говорить. Они добрые. И останусь в Москве и никуда не уеду и никому никакого ответа не дам», говорил он себе, «и сделаю… и сделаю что-нибудь… удивительное, что-нибудь необыкновенное. 666… L’Empereur Napoléon… l’russe Besuhof… Французы войдут в Москву, Наполеон будет тут. Я буду в толпе народа… Он поровняется со мною. Я выдвинусь, у меня будет пистолет… Смерть врагу рода человеческого», проговорил Пьер по-французски, вытягивая руку. «Ничего», отвечал он, улыбаясь обратившемуся к нему извощику. «Я это и сделаю. А там что они хотят, то пускай и делают. Пускай ищут меня. И зачем», продолжал думать Пьер, «этот студент в Вене в 1809 году хотел убить его кинжалом? Это была ошибка. Да, большая ошибка. Непременно пистолетом, который можно спрятать под полой кафтана».
– Послушай, извощик, – обратился он к кривому старичку, который, погоняя концами вожжей, трясся перед ним. – Где продают крестьянское платье, самое простое, вот такое? – Он тронул за армяк извощика.
Извощик объяснил Пьеру, что всякого сорта платье можно купить у Сухаревой башни и, воспользовавшись вступлением в разговор седока, разговорился о том, что нынче все господа и купцы из города[2285]2285
Зачеркнуто: повыехали и что
[Закрыть] поехали и что поэтому цена извощикам стала дорогая и что он, хотя без ряды поехал с барином, надеется, что Пьер не даст ему меньше целкового рубля.
Этот намек извощика напомнил Пьеру о том, что с ним не было денег; но он не надолго остановился на этой мысли. Он всю свою жизнь не испытывал недостатка в маленьких деньгах и поэтому не мог себе представить затруднения, происходящего от недостатка денег.
«Ну, там как-нибудь», подумал Пьер, и он опять углубился в радостные мысли о том, как он тайно, инкогнито останется в Москве и для блага всего человечества совершит замышленное им дело.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер, ездивший к Баздееву всегда на своих лошадях, долго не мог отыскать дома[2286]2286
Зачеркнуто: названия которого он не знал, что извощик начал сердиться. <Когда же дом Баздеевых> Наконец, когда дом был найден, Пьер долго но мог никого <найти> достучаться. Пьер, <к огорчению своему> узнав, что Баздеевы <уже> накануне выехали в Троицу, вернулся опять к извощику и потребовал, чтобы он вез его еще дальше; извощик требовал расчета и не хотел ехать.
[Закрыть] и не нашел бы его, ежели бы Герасим, тот самый желтый, безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, не увидал Пьера из окна и не окликнул его.
– А я к вам, – радостно сказал Пьер. – Софья Даниловна, Федор Осипыч дома? – спросил он.
Старичок выбежал на улицу.
– Никого нет, ваше сиятельство, по обстоятельствам нынешним все уехали-с в Торжковскую деревню. Вчера выехали.
Пьер слез было с дрожек, но, услыхав это известие, в недоумении остановился.
– Ах, какая досада, – сказал он, – как же мне быть.
– Братец покойника – царство небесное – здесь. Макар Алексеич, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеич был, как знал Пьер, полусумашедший, пивший запоем, брат Иосифа Алексеевича.
– Ах, как досадно, – повторял Пьер.
– Что ж, останетесь тут, барин? – спросил извощик. – Разочтете?
– Ах, как досадно. Герасим, тебя Герасим ведь зовут. Можно мне? Нет, ничего. Ах, как досадно.
Пьер, растерянно улыбаясь, оглядывался вокруг себя.[2287]2287
Зач.: В число нескольких собравшихся смотреть на ссору седока с извощиком, стояла худая, 30-тилетняя женщина в шерстяном зеленом платье и шелковом лиловом платке на голове. Женщина эта с пристальным удивлением смотрела на Пьера.
– А я сейчас признала, – заговорила она, встретившись глазами с Пьером и подходя к нему.
[Закрыть]
– Вам что же угодно было? Я нынче обоз отсылаю. Я прикажу, – сказал желтый старичок.
– Что ж, разочтете, барин?
Пьер[2288]2288
Зачеркнуто: только
[Закрыть] вздохнул.
– А Макар Алексеич дома? – сказал он.
– Дома, да как изволите знать, – они слабые люди.
– Можно я войду.
– Пожалуйте, – неохотно сказал слуга и отворил калитку.
Войдя в калитку маленького домика, Пьер остановился и взял старичка за руку.
– Герасим, поместишь ты меня в вашем доме совсем и чтобы никто не знал. Мне это надо.
– Как мне известна ваша особа и как покойник вас уважали, то я не только что… – сказал старичок.
– Но чтоб никто не знал у меня в доме. Я тебе заплачу за это, – продолжал Пьер, – но только у меня теперь денег нету. Ты извощику отдай и еще мне нужно одну вещь, – сказал он.
Услыхав эти странные от Пьера слова, лицо старичка вдруг приняло серьезное выражение, но это продолжалось только одно мгновение.
– С моим удовольствием, ваше сиятельство, только бы от Макар Алексеевича препятствия не было, потому они хотя и большого ума, но как ослабели, капризы свои имеют.
– Пойдем, пойдем скорее…, – сказал Пьер и вошел в дом.[2289]2289
Зач.: Первое лицо, встретившее их, был
[Закрыть]
Невысокий, плешивый, старый человек с красным носом, в калошах на босу ногу стоял в передней. Увидав Пьера, он[2290]2290
Зач.: поспешно скрылся
[Закрыть] сердито пробормотал что-то и ушел за перегородку.
– Они самые, – как бы извиняясь, сказал Герасим. – Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели. Где же изволите поместиться? – сказал Герасим. – Кабинет, как были запечатаны, так и остались. Софья Даниловна приказывали, ежли от вас приедут, то отпустить…
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни Благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича и с закрытыми ставнями, был еще мрачнее.
Герасим хотел посылать в дом Безухова за вещами и за обедом, но Пьер воспротивился этому. Он сказал, что ему ничего не нужно, кроме того, что ест сам Герасим и Макар Алексеич.[2291]2291
Зач.: и просил только Герасима достать ему пистолет и мужицкий кафтан.
[Закрыть]
С этого дня Пьер поселился в доме Баздеевых и занялся разборкой книг и бумаг Благодетеля. Целый день он провел за этим занятием, и только ввечеру он поел принесенный Герасимом обед и заснул на диване в кабинете.
Макар Алексеич не входил к нему.
На другой день Пьер занимался тем же и перед вечером обновил добытый для него армяк и с Герасимом ходил покупать пистолет. И тут он встретил Ростовых.[2292]2292
Зачеркнуто: <Аксюта> Герасим отдал деньги извощику, обещал достать для Пьера нужные ему две вещи: мужицкое платье и пистолет, и отвел для него комнатку зa перегородкой <и поклялся хранить тайну его пребывания у нее в доме. И с ней-то> 31 августа Ростовы встретили Пьера, когда он, в первый раз обновив расставленный и выпаренный для него армяк, ходил покупать пистолет у Сухаревой башни.
[Закрыть]
Переселившись в дом Баздеевых, Пьер испытывал чувство обновления, подобное тому, которое испытывает путешественник, приехав в новые, необитаемые страны, вокруг себя видя новые, невиданные нравы и обычаи и чувствуя порванными все старые, прискучившие условия жизни.
Он был здесь один с своими мыслями и свободной волей, которую он в себе не сознавал в своем доме. Целые дни он проводил один, сам в собою, в старом кабинете Благодетеля. Герасим, с привычкой слуги, видавшего многие необыкновенные вещи во время своей службы, принял переселение к себе Пьера как совершившийся факт, и старался служить ему как можно тише и незаметнее. Макар Алексеич не показывался и всегда поспешно отворачивался, стыдливо и сердито запахиваясь, когда встречал Пьера.
Намеренье Пьера убить Наполеона сначала, как мечта, пришедшая ему в голову, теперь под влиянием уединения и того мистического духа, которым он пропитался в кабинете покойного Благодетеля, перешло в твердое решение. Он достал себе армяк и пистолет и только ждал входа французов, которого ожидали уж каждый день, чтобы привести его в исполнение.
Обдумывать ему, собственно, было нечего; но дело, которое он намеревался совершить, было так страшно, что он не мог оторваться от него мыслью и воображением. Не переставая ни на минуту во сне и наяву, он представлял себе одно и то же.[2293]2293
На полях готическим шрифтом, рукой, вероятно, Ф. Ф. Риса: nicht zu lesen! [не читать!]
[Закрыть]
Вернувшись домой после своей встречи с Наташей, Пьер раскрыл книгу, лег на диван за перегородкой и с удивлением и ужасом и вместе с тем с восторгом почувствовал, что он неспособен к тому делу, на которое он готовился, и неспособен потому, что[2294]2294
Зач.: в чем он в первый раз сознался себе, потому что
[Закрыть] душа его полна только одним чувством – любовью к Наташе. Это короткое свидание с ней у окна кареты при выезде из-под Сухаревой башни бесчисленное количество раз повторялось в его воображении со всеми подробностями. «Петр Кирилыч, идите же, ведь я узнала…» слышал он сказанные слова, слышал эту особенную, нежную интонацию на слоге лыч, который она особенно выговаривала, видел это лицо, улыбку, дорожный белый чепчик…
Там, в этой карете с подушками, басоном на заднем месте, там было всё счастие, вся поэзия, весь смысл жизни. «И всё это уехало, а я остался… Отчего я не поехал с ними? Я бы мог это сделать. Я убью, положим, меня расстреляют, но она не увидит, не узнает и всё это – успех или неудача без нее не будет иметь смысла. Без нее вся жизнь не имеет другого смысла, как и жизнь Аксиньи Ларивоновны, которая трудится, чтоб есть, а ест, чтобы трудиться. Только там, в той карете, которая едет к Ярославлю, был смысл жизни, а здесь нет этого смысла. Зачем я не признался, что я – дурак, зачем я не поехал с ними?»[2295]2295
Зачеркнуто: Князя Андрея нет больше. Жены моей нет больше… начал было думать
[Закрыть] и Пьер почувствовал[2296]2296
Зач.: детские
[Закрыть] слезы, выступившие ему на [глаза].
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
