Текст книги "Без лишнего шума. Как оградить себя от тревожных новостей и вернуть радость жизни"

В ноябре 2020 года Сайрус Хабиб прямо из кабинета вице-губернатора отправился в 30-дневное безмолвное затворничество, где он молился и анализировал свои мысли, одновременно учась строго выполнять духовные упражнения святого Игнатия Лойолы. Это было время президентских выборов, но Сайрус, непревзойденный политик, даже не успел узнать результаты. У него не было ни телефона, ни Интернета, ни связи с семьей или друзьями.

Что касается акустической и информационной стимуляции, то он сидел на полной элиминационной диете. (Элиминационная диета – это программа питания, рассчитанная на 30 дней. Ее придерживаются для того, чтобы понять, какие продукты не подходят организму. Суть диеты заключается в том, что из рациона исключается определенные группы продуктов, например, зерновые, бобовые, молочные продукты, алкоголь. – Прим. пер.)

И все же Сайрус заметил, что ему все еще приходится бороться с наваристыми, обильными порциями внутреннего шума.

«Меня терзали сомнения, когда я начинал спрашивать себя: «Боже мой, что же я делаю? Неужели совершил ужасную ошибку?»

Несмотря на то что, по словам Сайруса, он стал иезуитом, чтобы «настроить свою жизнь на высокую частоту Божественного», в его сознании царила внутренняя болтовня, которая приводила его в волнение и выбивала из колеи.

Но после нескольких недель тишины он понял, почему столкнулся с таким количеством внутреннего шума. «Я не спрашивал себя: «Счастлив ли я?» Я задавался вопросом: «Как люди относятся к тому, что я делаю?»

Сайрус понял, что продолжает ставить в зависимость свою удовлетворенность жизнью от того, как его воспринимают окружающие. Это было особенно проблематично, потому что к этому моменту он понял, что люди считают его «полным придурком». Ведь он только что превратился из видного государственного деятеля в начинающего члена строгого религиозного ордена.

«Я хочу сказать, это же надо было так учудить!»

Пока Сайрус сидел в тишине с пониманием того, с чем он связывает свое психологическое благополучие, что-то изменилось. «Я достиг точки, когда понял, чего на самом деле желает мое сердце. Если бы я просто спросил себя: «Чего ты хочешь?» Ответ был бы: «Быть именно там, где я нахожусь».

Чтобы добраться до этого места радостного присутствия, потребовалось «уменьшить акустический шум и объем информации, которые я получал», – говорит он нам. Но, по его словам, в конечном итоге речь шла еще и о другом. Ему пришлось принять решение, что он «больше не выступает».

Постоянная необходимость думать о том, что сказать, чтобы оправдать ожидания людей, по словам Сайруса, может создать «помехи, которые вытесняют сигнал. А сигнал – это то, что действительно находится в сердце», – говорит он..

За последнее десятилетие ряд авторов, в том числе Алекс Сучжон-Ким Пан, Крис Бейли и Арианна Хаффингтон, описывали, что деловитость, загруженность работой в настоящее время являются основными символами высокого статуса в нашем обществе. Как и Сайрусу, нам знакомо то чувство, когда тихие размышления уступают место неуверенности в себе, и даже чувству вины. Разве я не должен что-то делать? Разве мне не следует зарабатывать на жизнь? Разве мне не обязательно высказывать свое мнение, оставаться на связи или развивать свой бренд?

Писатель и исследователь Линда Стоун предполагает, что за этим может стоять нечто большее, чем просто наше преклонение перед продуктивностью. Почти 30 лет назад она ввела термин «непрерывное частичное внимание», что, по ее мнению, отличается от многозадачности. В то время как многозадачность вызвана желанием быть эффективным, непрерывное частичное внимание вроде как гарантирует, чтобы мы ничего не упустили в своей жизни (16). Постоянно сканируем ландшафт – в наши дни, как правило, цифровой – в поисках связей, самоутверждения и перспектив. Это непрекращающаяся бурная деятельность, синдром упущенной выгоды во всех его проявлениях. Стоун говорит, что непрерывное частичное внимание имитирует «почти постоянный кризис» в нашей нервной системе. Лежащий в его основе страх остаться вне игры или не соответствовать социальным ожиданиям, объясняет, по крайней мере, частично, почему 69 % миллениалов испытывают тревогу, оставаясь даже на котроткое время без смартфона (17).

Точно так же, как наша экономика построена на идее, что успех определяется ростом ВВП – максимально возможным производством звука, стимулов и товаров, – наш личный успех слишком часто обусловлен аналогичным «ростом»: непрерывным накоплением социального, информационного и финансового капитала. В масштабах общества на макроуровне это звучит так: производство – процветание. На микроуровне индивидуального человеческого сознания посыл следующий: отдохнешь на том свете.

Но что, если наслаждение тишиной – это именно то, что мы должны делать на благо себе и нашего мира?

Что, если существует нравственный императив выхода за пределы шума?

Сайрус отвечает на эти вопросы метафорой. «Если хотите научиться готовить, – говорит он, – вы должны научиться готовить вегетарианские блюда. Потому что научиться готовить мясо – дело нехитрое. Если же вы научитесь вкусно готовить блюда из овощей, узнаете, как правильно использовать специи, приправы и соусы. Ощутите новые вкусы и текстуры».

«Точно так же, – продолжает Сайрус, – после того, как я ушел в безмолвное затворничество, преодолел шум и перестал использовать в качестве костыля отвлекающие факторы и развлечения, обнаружил, что моя жизнь заиграла яркими красками. Я лучше чувствую вкус еды. Во время мытья посуды действительно физически ощущаю тарелку в одной руке и губку в другой».

«У каждого из нас есть возможность – приглашение – стать ценителем всего сущего».

В то время как мы пытаемся представить, что значит выйти за пределы шумного мира, нас поражает фраза Сайруса о «ценителях всего сущего». Для нас это означает взращивание способности находить удовольствие в собственных ощущениях. Восстановление ясности мышления.

По словам Сайруса, найдя способ «детоксикации» от шума, мы «делаем выбор по велению сердца, движимого любовью». Это позволяет нам развивать «благодарность за то, что нас любят, признательность за все красивое вокруг нас – за то, что иначе мы могли бы не заметить».

Еще в XVII веке философ и энциклопедист Блез Паскаль сказал: «Все проблемы человечества проистекают из неспособности спокойно посидеть в одиночестве». Мы должны быть в состоянии преодолеть

шум – выдержать и даже научиться ценить ничем не приукрашенную реальность – без всяких толкований, увеселений и убранств – если хотим понять, что для нас важно. Нам необходимо это сделать, если мы хотим восстановить наши отношения с природой и друг с другом.

За десятилетия до того, как выражение «экономика внимания» вошло в популярный лексикон, швейцарский писатель Макс Пикар задумался над вопросом: почему бы нам всерьез не сопоставить издержки и выгоды от всего того шума, который мы производим? «Тишина, – пишет Пикар, – это единственное на сегодняшний день явление, которое «бесполезно». Она не вписывается в мир прибыли и общественной пользы, она просто есть. Складывается впечатление, что у нее нет никакого иного назначения, на ней невозможно зарабатывать». По словам Пикара, в тишине на самом деле больше «помощи и исцеления», чем во всех «полезных вещах» в мире. «Она вновь делает вещи целыми, возвращая их из рассеянного мира в мир целостности». Он заключает: «Она придает вещам нечто от своей собственной святой бесполезности, ибо это и есть суть самой тишины: святая бесполезность».

Примерно через шесть месяцев после того, как Сайрус покинул свой пост и начал обучение у иезуитов, он занялся служением. Работал в общежитии в Такоме, штат Вашингтон, где люди с ограниченными интеллектуальными возможностями живут с обычными людьми и служат друг другу по-братски. Мы связались с ним по телефону во время получасового перерыва в его обязанностях. Сайрус явно старался быть полезным. И все же он, казалось, воплощал в себе этот дух «святой бесполезности», поскольку добровольно занимался уборкой и мытьем посуды, что, согласно ВВП, не относится к деятельности, приносящей доход. Вышел из логики производительности и необходимости постоянно оставаться на связи, логики соответствия ожиданиям других людей, логики мира шума. Находясь в этом общежитии, Сайрус отнюдь не пребывал в монашеском безмолвии.

Но его разум был, на удивление, тих.

Глава 3
Тишина – это осознанность

«Все вещи в нашей Вселенной постоянно находятся в движении и вибрируют» (1).

В статье 2018 года в журнале Scientific American Тэм Хант из Калифорнийского университета в Санта-Барбаре обобщил ряд результатов недавних научных исследований в области физики, астрономии и биологии и пришел к такому выводу: «Даже объекты, которые кажутся неподвижными, на самом деле вибрируют, колеблются, резонируют на разных частотах». Автор заключает: «В конечном счете, вся материя – это просто вибрации различных лежащих в ее основе полей».

«Все в жизни – вибрация». Так звучит содержательная и выразительная, хотя, возможно, и апокрифическая цитата Альберта Эйнштейна. Говорил это великий ученый или нет, не так важно, современные физические науки показывают, что утверждение верно.

В связи с чем возникает вопрос: если такова природа реальности, может ли хотя бы что-то быть совершенно неподвижным?

Существует ли вообще такая вещь, как тишина?

Композитор-модернист ХХ века Джон Кейдж посвятил этому вопросу большую часть жизни. Он написал известное музыкальное произведение «4:33», которое состоит из четырех минут и 33 секунд тишины. Смысл был не в том, чтобы дать пианисту передышку. Оно было написано для концертного зала под открытым небом в Вудстоке, штат Нью-Йорк, с целью привлечь внимание публики к гомону цикад и шелесту листвы. Позже, когда пьеса исполнялась в закрытых помещениях, зрители слышали другие окружающие звуки: шарканье ног, покашливание, отвратительное шуршание при разворачивании ирисок. Но идея всегда заключалась в том, чтобы использовать музыку как средство привлечь внимание людей к тому, что происходит вокруг. Возможность заставить их сознательно настроиться на то, что их окружает.

Кейдж был вдохновлен на создание этого произведения несколькими годами ранее, когда посетил безэховую камеру в кампусе Гарварда. Комната была спроектирована как беззвучная и построена из материала, полностью поглощающего все отраженные вибрации. Ее создавали при финансовой поддержке Национального комитета оборонных исследований во время Второй мировой войны для изучения крайней усталости, которую испытывали пилоты бомбардировщиков от шумных поршневых двигателей. Войдя в камеру, Кейдж обнаружил нечто странное. Там не было тихо. Он услышал «два звука, один высокий, а другой низкий» (2). Он описал их ответственному инженеру и спросил, почему комната не является полностью беззвучной, как это следует из рекламы. Инженер объяснил ему значение этих двух звуков, сказав: «Высокий – это работа вашей нервной системы. Низкий – ваше кровообращение».

Опыт и идеи Джона Кейджа указывают на то, что сегодня подтверждают различные научные исследования: вероятно, мы никогда не слышим тишины в чисто объективном смысле «полного отсутствия звука».

В этой пульсирующей, колеблющейся, жужжащей реальности, в которой мы живем, где издают звук даже мельчайшие волоски в наших собственных ушах, от вибраций не убежать.

И это нормально.

Наша концепция тишины – не полное отсутствие звука. Не полное отсутствие мысли. Это отсутствие шума. Пространство между и за пределами акустических, информационных и внутренних стимулов, мешающих нашему ясному восприятию и помыслам.

Недавно мы попросили Джошуа Смита, ученого и исследователя в области биоповеденческого здоровья, десятилетиями изучавшего все эти вопросы, дать свое определение «внутренней тишины». Он напряженно думал, сканируя свой разум в поисках того, что говорится на эту тему в огромном количестве соответствующей научной литературы. Почти с ожесточением он прямо сказал: «Тишина – это то, что кто-то считает тишиной».

Возможно, прозвучало как уклончивый ответ. Но чем больше мы исследовали значение молчания – в течение многих лет беря интервью, беседуя, изучая научную литературу и погружаясь в глубины собственного сознания – тем более убедительным нам казался нам ответ Смита. Мы не знаем, откроют ли когда-нибудь физики или астрономы где-то во Вселенной очаг абсолютной неподвижности. Но действительно уверены, что люди способны ощущать тишину – как личное явление – на Земле, здесь и сейчас.

Такая вещь, как тишина, существует. Она преисполнена жизни, в ней заключено много возможностей. Она естественным образом населяет Вселенную, где все пульсирует, колеблется и жужжит.

Сообщая друзьям, что пишем книгу о тишине, мы часто слышим одну и ту же шутку: «О, это будет куча пустых страниц?»

На самом деле не существует такого явления, как эксперт в той области, о которой невозможно ничего сказать.

Как следует из ответа профессора Смита на наш вопрос об определении «внутренней тишины», глупо пытаться втиснуть это невыразимое присутствие в какие-либо жесткие рамки. Каждый из нас должен заглянуть внутрь себя и исследовать, что же это такое на самом деле.

В течение почти 40 лет акустический эколог Гордон Хемптон путешествовал по миру в поиске самых тихих мест, чтобы записать их, прежде чем они исчезнут. Если в мире и существуют ревностные поклонники тишины, то он как раз один из них. Несколько лет назад мы говорили с ним о своем намерении написать эту книгу, и он сказал, что самой большой нашей задачей будет убедить вас – наших уважаемых читателей – заменить понятие тишины, живущее в вашем сознании, непосредственным опытом того, какие чувства она у вас в действительности порождает. «Слова не заменят переживания», – говорит он.

Тем не менее, беседуя с Гордоном Хемптоном, мы пришли к пониманию того, насколько это ценно – изучать словесные описания людьми их собственных переживаний глубокой тишины. Несмотря на то что слова способны лишь указать на реальность опыта, эти разъяснения могут быть прекрасными и поучительными.

Например, Хемптон описывает собственный опыт тишины так: «время безмятежное».

Он называет ее «мозговым центром души», говорит, что «тишина питает нашу человеческую природу и позволяет нам понять, кто мы есть на самом деле».

Опрашивая множество людей для этой книги, мы были тронуты столь большим количеством личных взглядов на смысл тишины. И здесь вместо того, чтобы пытаться дать одно-единственное определение, мы познакомим вас с целым спектром размышлений.

Предлагаем вам сделать паузу после каждого из них.

* * *

Роши Джоан Галифакс – новатор-антрополог, дзен-священник и первопроходец в области ухода за умирающими. Она говорит: «В присутствии тишины обусловленное «я» хрипит и царапается. Оно начинает крошиться, как сухие листья или истертый камень». Молчание – это реальный и практичный способ свергнуть эго с его воображаемого трона в центре Вселенной. Это особенно сложно для жителей Запада. Она пишет: «Мы наполнили наш мир многообразными шумами, симфонией забвения, удерживающей наши собственные мысли и осознание, чувства и интуицию вне зоны слышимости». Она оплакивает все то, что мы теряем, когда заглушаем тишину, и добавляет: «Тишина – это то место, где мы учимся слушать, где мы учимся видеть».

* * *

Преподобная доктор Барбара Холмс – учитель медитации и исследовательница, сосредоточенная на вопросах афроамериканской духовности и мистицизма. Она прослеживает свою связь с тишиной через родословную по линии отца – потомка народа гулла из Южной Каролины. «Первая дочь, рожденная в семье, будет той, кто заглянет в другие миры». Вместо слова «тишина» доктор Холмс часто использует термины «неподвижность», «центрирование» и «воплощенная невыразимость». Она прибегает к этим словам потому, что пространство тайны имеет для нее, несомненно, физическое измерение. Она шутит, что людям в наши дни найти тишину гораздо труднее, чем мистикам много веков назад. «Я не ставлю им этого в слишком большую заслугу – в то время либо царила тишина, либо ревели ослы!» (3) Но, предупреждает она, сегодня «можно прожить всю жизнь и так никогда и не жить по-настоящему, кидаясь от одного к другому, не понимая, что важно». И добавляет:

«Большинство вещей, которые я считала важными, – таковыми не являлись… но мгновение неподвижности говорит мне: «Погоди – существует нечто большее…»

* * *

В беседе с нами ирландский поэт и теолог Подриг О’Туама говорит, что тишина – это: «достаточно простора в душе, чтобы задаваться странными вопросами». Падрайг вспоминает, как тесно сотрудничал с приходским комитетом, состоящим наполовину из мирян, наполовину из священников. «Это была отличная церковь в Западном Белфасте, проделавшая великолепную, важную и опасную работу во время «Смуты», внеся свой вклад в дело примирения и объединения людей», – говорит он, имея в виду вялотекущую войну, десятилетиями терзавшую его страну. Там был один священник, которым Падрайг особенно восхищался. Этот священник, по его словам, не боялся задавать странные вопросы себе или другим. И это было неотъемлемой частью работы по прочному и эффективному миро-строительству. «Я думаю, что нам всем нужна прививка анархизма, чтобы спросить: «Действительно ли я творю добро?» Он усмехается и продолжает: «Нам даже нужно задаться вопросом: «А что, если это мы ублюдки?» Падрайг говорит: если у вас есть смелость заглянуть в глаза собственным страхам и «задать себе эти странные вопросы», они смогут «перевернуть ваш мир».

* * *

Суфийский учитель Пир Шабда Кан говорит нам: «Тишина вовсе не тиха, – в ней есть место жизни, радости и экстазу. Но в ней затихают мысли о себе, и безмолвствует глупость». И добавляет с улыбкой койота: «То, что вы называете тишиной, я бы назвал свободой». В начале своего духовного пути, в 1969 году, Пир Шабда дал обет молчания. В течение четырех месяцев он носил с собой маленькую грифельную доску для редких и кратких сообщений. Он шутит, хотя и рад был получить подобный опыт, он не такой уж «большой его поклонник» и отмечает, что никогда не передавал эту практику никому из своих учеников. «Я своего рода нарушитель спокойствия среди людей, стремящихся уединиться в молчании». И смеется: «Успокоение ума – вот тишина, которая меня интересует, а вовсе не закрытый рот».

* * *

Джадсон Брюэр, нейробиолог и психиатр из Университета Брауна – один из ведущих мировых экспертов в области изучения работы мозга и борьбы с зависимостями, тревожностью, вредными привычками.

Мы спрашиваем его о значении тишины, и он рассказывает нам о последнем из семи факторов для достижения Пробуждения в буддизме тхеравады[1]1
  Тхеравада, стхавиравада – «учение старцев»/«учение старейших» или «учение старейшин») – старейшая существующая ныне школа буддизма, одна из 18 ранних буддийских школ.


[Закрыть], факторе, к которому постепенно готовят все остальные в причинно-следственной цепочке – о невозмутимости. Это «отсутствие толчка или тяги», говорит он. Брюэр объясняет, что, вероятно, не существует такой вещи, как «холодная, жесткая тишина», нет состояния абсолютного отсутствия восприятия или познания, по крайней мере, в живом сознании. Но, по его словам, существует «теплая, мягкая тишина», которую возможно испытать при жизни. Это состояние, когда «мы больше не зациклены» на собственном опыте, больше нет «влечения или отвращения», когда мы выходим за пределы фиксации на ощущении отдельного «я». «Вы можете находиться в эпицентре повышенной активности. Но если человек не раздираем всей этой бурной деятельностью, в нем воцаряется тишина», говорит он. За годы исследований Брюэр получил представление о том, как с точки зрения нейробиологии выглядит встреча с глубокой внутренней тишиной. Он обнаружил, что для обозначения ощущения, которое соответствует «шуму» в голове, есть особое слово: «сокращение». А также существует и слово для ощущения, соответствующего внутренней тишине: «расширение».

* * *

Рупа Марья, гастролирующий по всему миру музыкант, автор песен, активистка, врач и доцент медицины Калифорнийского университета в Сан-Франциско, в беседе с нами сказала, что тишина – это «место, откуда исходит музыка». Десятилетиями она практикует молчание, чтобы пробудить и отточить творческие способности. Совсем недавно Рупа начала ценить важность молчания для врача. Работая с народами лакота, дакота и накота из индейской резервации Стэндинг-Рок она осознала, что большая часть того, чему ее учили как врача, особенно это касается разговора с пациентом, изучения его самочувствия, обсуждения диагноза или выдачи рецепта, противоречит целительству. Противоядием, по ее словам, служит внимательное слушание. Необходимо открыть свою душу, чтобы полностью присутствовать рядом с человеком. Противоядие – это молчание.

* * *

Тайсон Юнкапорта – ученый-исследователь, резчик традиционных народных инструментов, член клана Апалеч на крайнем севере Квинсленда, Австралия. «Я не могу придумать слово, которое хотя бы приблизительно соответствовало понятию тишины в языке моего народа, потому что его не существует», – говорит нам Тайсон. «Тишину можно рассматривать как способность воспринимать сигнал». Что значит иметь способность воспринимать сигнал? Тайсон описывает это как умение слышать правду. «Если вы настраиваетесь на этот сигнал, то вы настраиваетесь на закон страны – закон, действующий внутри страны». Он отмечает, что «киты издают акустические сигналы, помогающие им прокладывать маршруты миграции, птицы тоже обладают похожей сигнальной системой. А наши биологи утверждают, что у людей подобной системы нет, но у нас есть сигнал, подсказывающий нам, как организовываться в группы. Он внутри нас, и он внутри страны». Во время нашей беседы Тайсон рассказывает, как ему трудно спать и ясно мыслить в Мельбурне, где он сейчас живет.

«Этот гул инфраструктуры, дающий возможность семи млн людей тесниться вокруг меня. Но я думаю о том, как хорошо я сплю, когда я возвращаюсь в свою общину. По ночам там царит настоящая музыкальная какофония. Воют динго. Вспыхивают драки, люди играют в азартные игры и кричат». Он добавляет: «Несмотря на то, что он разлаженный и нестройный, это все же сигнал. Это истинный ответ моего народа на колониальное вторжение в это пространство, это наше сопротивление. Я часть этого процесса, и в этом правда. Я могу спать. И это хорошо».

* * *

Джарвис Джей Мастерс говорит о тишине как о вопросе выживания. Более 30 лет он провел в камере смертников в тюрьме Сан-Квентин за преступление, которое, как сейчас об этом свидетельствуют веские доказательства, не совершал. Он уже много лет находится в «правовом вакууме», поскольку его дело проходит через запутанный апелляционный процесс.

Сейчас Джарвис – известный учитель медитации, он принял обеты у тибетских лам и написал две книги.

Джарвис подчеркивает, что шум в тюрьме – это не только непрекращающиеся крики или разухабистая музыка, льющаяся из дешевых радиоприемников, а вибрации страха – неопределенности, насилия и санкционированной государством смерти. Тем не менее в Сан-Квентине Джарвис научился находить тишину.

Он находит ее, выполняя упражнения в своей камере, изучая астрономию и читая буддийские тексты.

Но чаще всего обретает тишину, умело ориентируясь в шуме собственного сознания. «Самой громкой», размышляет он, «была, вероятно, моя реакция на шум.

Я начал подавлять шум, приглушая свою реакцию на шум», рассказывает он. Глубочайшая тишина имеет для Джарвиса моральное измерение. По его словам, он может получить к ней доступ, когда выходит за рамки личных забот и сосредотачивается на сопереживании людям.