Текст книги "Планета исчезающих слов"

– Все замерли! Неподвижность! Замереть.

И он сразу застыл, как будто просто на минутку отвлёкся. Обезьяны, которые уже бежали к нему отовсюду, попрыгали на месте, выражая недовольство, а потом услышали вдали призыв и кинулись в лес, как пальцами хватаясь за ветки своими страшными присосками.

А люди вдруг ощутили слабость. Руки и ноги как будто сковывало, а места контакта присосок с кожей начали темнеть.

– Пятна, – крикнул Пат.

И просто показал выхваченную из рюкзака синюю бутылку.

Для большинства членов команды этого было достаточно, чтобы знать, что делать дальше. У всех имелась жидкость с почти универсальным противоядием, много раз их выручавшая. Помогла она и в этот раз. Стоило протереть ей пятна, как они на глазах светлели, а по телу расходились волны с лёгким покалыванием – возвращалась жизнь. Все расслабились, послышался смех.

Надо было как-то их предупредить, чтобы молчали. Пат мучительно искал понятную формулу, которую безопасно можно произнести. Он знал, что они сразу послушаются, но все варианты грозили стиранием важных слов из его памяти. Память и сознание слились воедино, одно без другого становилось бессмысленным. Он мучительно разрывался между героическим порывом всё объяснить и пониманием, что не имеет права. Он был единственным, способным вернуть всех на землю. Он не мог рисковать.

Как бы то ни было, надо было двигаться дальше. Они уже тронулись в путь, но верёвка натянулась и тормозила движение. И тут все увидели командира. Его не заметили в общем возбуждении, когда спешили скорей найти все пятна и протереть спасительной жидкостью. А он пострадал больше всех, быстро ослаб и упал неудачно, за небольшой выступ, заросший высокой травой. Его просто не было видно. Лицо его превратилось в тёмно-коричневую маску, на которой светлели пятнышки веснушек, а тело сделалось жёстким и негнущимся. Все кинулись к нему с заветными бутылочками, и обильно смоченное лицо его даже стало немного светлеть. Пытались мочить жидкостью его губы, а, когда они немного размякли, вливать по капле противоядия внутрь. Пытались делать инъекции, но игла сломалась. А когда предварительно размягчили участок кожи, поняли, что уже поздно.

Теперь даже не надо было заставлять людей молчать. Тело командира молча погрузили на походные носилки и молча понесли. От команды осталось четыре человека – по одному на каждую ручку.

Когда они вышли к кораблю, было ещё светло. Патер очень ждал момента, когда сможет произнести заветные слова – наш космический корабль! Представлял себе радость, которая всех наполнит. Огонь в глазах у каждого, конечно, вспыхнул – целая огромная область в сознании наполнилась и заняла своё привычное место. Но ужас потери командира был так невыносим, что задавил все другие эмоции. Правда, Пат всё же украдкой радовался тому, как быстро восстанавливаются профессиональные навыки, как чётко начинает действовать команда.

До отлёта, думая, что такая власть слов есть только на этой планете, он пытался максимально вернуть потерянное своим друзьям. Но возможности были ограничены видимым миром, причём видимым только здесь и сейчас. Вспомнив про Адама, дававшему имена зверям, он усмехнулся с ощущением горького превосходства. Ему, Патеру Соулу, надо было «назвать» весь видимый мир.

Он описал каждого с ног до головы, он перечислил все имеющиеся в одежде и пейзаже цвета, он тыкал пальцем в камни и растения, увидел термита и страшно обрадовался – его можно было назвать. Причём, сразу встрепенулся Целос, который и теперь не мог стоять на месте, накручивая круги вокруг корабля. Значит, тема термитов обсуждалась утром. Он показал и сказал, что Целос бегает, Орест стоит, а Нилус сидит, согнувшись. По мере того, как он говорил, лица его спутников менялись, взгляды становились более осознанными. Надо было подниматься на корабль, а он тянул и тянул, боясь что-то ещё пропустить. Он даже проколол себе палец, чтобы назвать кровь. И это тоже оказалось в тему, сразу двое заулыбались. Реакцию человека, возвращавшего потерянное слово, нельзя было спутать ни с чем. Как будто Маугли вдруг вспоминал, что умеет водить машину и отлично говорит по-французски. Даже вставленный зуб возвращает ощущение целостности в организм, что же говорить о вставленном участке памяти. Возвращение выпавшего звена восстанавливает работу сложнейшей компьютерной программы. А такие слова, как мужчина и женщина открывают дверь в целый мир понятий. Увы, женщину он показать им не мог. И понимал, что наверняка пропустил что-то ещё очень важное и ключевое. Появились первые звёзды. Он назвал звёзды и планеты и понял, что время, отведённое на возрождение утраченного мира, закончилось.

Рисковать, доверяя кому-то управление, было нельзя. И Пат даже думал один вести корабль до земли, но понял, что не выдержит. Тогда сделал наоборот – посадил за пульт Ореста, а сам наблюдал, описывая каждое его движение, называя все приборы на панели и их показания. Это он хорошо придумал, потому что в глазах у Ореста время от времени мелькала растерянность, но шаг за шагом он обретал себя, и действовал всё уверенней. А когда он отлично справился со встреченным метеоритом, Пат поверил, что они долетят. Он даже сможет иногда отдыхать.

Ну а дальше было почти удачное приземление, не считая того, что так далеко от заданного места, что встречающим пришлось вылетать к ним на самолёте. Потом встреча, в которой неизвестно чего было больше ужаса или радости. А затем усиленные попытки властей замолчать реальные итоги экспедиции. Хотя материалов для лабораторий Главного космического управления команда привезла множество. И доклад Патера стал настоящим откровением.

Он сначала вообще боялся говорить, и никто не понимал, что с ним происходит. Вызвали психолога. Они быстро наши общий язык и способ проверить, сохранилась ли опасность потери памяти. К счастью, на земле закон не работал. Наступила долгожданная свобода. Хотя прежним Пат уже никогда не стал. И дело не в том, что он долго отучался от привычки на всё показывать пальцем. Для него стало невыносимо видеть, как щедро и бездумно разбрасывают люди сокровища слов. Ему хотелось их собирать, ползать за ними по грязи и пыли, выискивая каждую светящуюся частичку смыслов, чтобы потом любоваться на них в тишине своего жилища. Или дарить друзьям. Или расходовать бережно и аккуратно. Или… показывать той девочке с Планеты исчезающих слов. Называть, повторять много раз название и вместе радоваться обретению нового кусочка мира.

С Кенси всё было неплохо. Он заново прошёл краткие лётные курсы и комиссию и вернулся к работе. Орест на курсы не пошёл. Он не был в себе уверен и решил не испытывать судьбу. Полностью переключился на биологию. От этого занятия не зависели ничьи жизни. А вот Нилус впал в затяжную депрессию. Такой лёгкий возврат потерянной памяти, как был на Молчаливой, на земле не работал. Все потерянные знания надо было восстанавливать по крупицам, как заново учась ходить. Нилус вроде не так уж сильно повредился, для обывателя было бы вовсе незаметно. Но он был человеком нюансов, для него каждое выпавшее звено бережно собираемой картины миры было катастрофой. И от полётов его отстранили, так что он совсем потерял почву под ногами. На какое-то время его вернули к жизни привезённые с планеты книги. Но его приводила в отчаяние абсолютная бессистемность текста и невозможность уловить законы, без которых не бывает никакого языка.

Потом Нил начал слышать голоса, пожаловался врачу, его стали лечить, и превратили в безвольное и почти бездумное существо. Когда Пат навестил его в больнице, то даже пожалел, что друг не остался на планете. Научился бы пользоваться законом и жил бы нормальной жизнью.

Пат очень сильно подозревал, что голоса Нилуса были не голосами, а услышанными чужими мыслями. Он и за собой стал такое замечать, только очень редко. А Нилус с его восприимчивостью мог глубже нырнуть в этот поток. Так, что он начал мешать ему жить. Пат добился, чтобы друга отпустили из лечебницы к нему домой, и начал заниматься с ним самостоятельно. Занятия шли так успешно, что уже через месяц с ним можно было нормально общаться. Через два он вспомнил до мелочи всё, чтобы было на Молчаливой. А потом вдруг исчез. Пат связывал это с тем, что однажды, когда здорово устал, подумал в сердцах, что хорошо бы, чтобы Нила тут не было. Он так ясно представил свою жизнь без постоянных дополнительных обязанностей, что долго сидел без движения, не в силах стряхнуть видение. На следующий день, придя домой, не нашёл ни Нила, ни его вещей. Но на душе было тихо. Из чего заключил, что друг уже достаточно силён, чтобы жить самостоятельно. К тому же его дар был намного выше.

Инженера Целоса увезли в психушку сразу, и он оттуда уже не вышел. Он только в лесу присмирел, а так, как начал бегать вокруг палатки, так и продолжал постоянно куда-то бежать, размахивая руками. Иногда крутился на месте, обхватив руками голову. На корабле его пришлось запереть в отдельный отсек. Пат долго не мог понять, что же забыл Целос, что стал таким беспокойным. К сожалению, что в том состоянии, в какое его привели врачи, это было уже не определить. А из клиники его не выпускали.

Но потом Пата осенило. На Молчаливой инженера Целоса можно было вылечить одним-единственным словом – покой. Он перестал бы и бегать, и крутиться. Наверно проявилось бы что-то другое, но может более простое и наглядное. Догадку подтвердил Нилус, буквально в последний день перед уходом. Ему удалось частично вспомнить разговоры в то роковое утро на Молчаливой. Целос шутил, представляя себя сельским жителем, предающимся покою, лени и созерцанию. Была ли возможность его спасти? Вряд ли. Для этого в видимой доступности должно было появиться нечто такое, что было бы олицетворением покоя, всем своим видом покой бы являло. Тогда его можно было хоть сто раз назвать без всякого риска. Но ничего подобного рядом не наблюдалось, так что Целос был обречён.

И тогда Пат возненавидел закон, отнявший у Целоса то, чем он, единственный из всех, был полон. И поклялся сам себе сделать всё, чтобы понять природу этого зла и его уничтожить. Он начал добиваться разрешения на вторую экспедицию на планету. Дальше вы знаете».

Сэм закончил свой рассказ. Потом мы рассматривали драгоценные экспонаты его музея: образцы минералов и растений, фотографию корабля и видео с качающимися ядовитыми деревьями, похожими на стручки.

Вся эта история очень взволновала Раши. И не только своим драматизмом. То есть, этим тоже конечно, но его интерес был ещё и профессиональным. Он мысленно сопоставлял разные степени и характеры воздействия программы на людей.

– Как Вы думаете, Сэмьюэль, – спросил он до церемонности уважительным тоном, – почему участники первой экспедиции сломались и стали быстро терять память раньше, чем команда второй?

Ответа Сэма он ждал с вниманием, похожим на мольбу. И я вдруг подумал, что никогда не видел Раши в работе. Сейчас передо мной стоял человек, боящийся малейшей небрежностью поведения сбить настрой собеседника на точный и правильный ответ. Он погружался в тему каждой клеточкой, настраивая и себя на максимально полное восприятие.

– Я думаю, даже практически уверен, – проговорил Сэм, – что дело в том, что первая экспедиция ничего не знала о законе. Они были совершенно открыты и расслаблены. А это имеет значение. Участники второй были постоянно на стороже, были внутренне более закрытыми. И поле вокруг каждого было более плотным. Требовалось больше времени, чтобы их пробить. Думаю, что мою догадку подтверждает то обстоятельство, что в те минуты, когда множество народа собиралось на планете и страстно желало услышать чью-то речь, программа не могла к ним пробиться.

– Увы, она всё равно фиксировала всё сказанное и догоняла потом. – мрачно заметил я.

– Да, Сандерс. Но у жителей Молчаливой в обычном состоянии уже почти не было от неё защиты. Они много лет жили под её воздействием. К каждому был установившийся канал доступа.

– Да, верно. А у землян длительность сохранения их защитного поля зависела от степени их желания его сохранить. А первая группа не подозревала, что этого можно и нужно хотеть.

– Возможно всё проще. – вдруг сказал Раши. Более механистично. Это же программа. Она настроена на жителей планеты. Даже количественно. Периодически обновляется конечно, но вряд ли часто. Землян она сначала не видит. Может, если бы они не вошли в город, не оказались среди местных, она бы их и не заметила. Хотя наверняка есть правда и в словах Сэма. Наверно работает какая-то комбинация.

Проговорив это всё, он вдруг повернулся ко мне, и огорошил:

– Сюда нужна Даниэла. Ты знаешь кто она? Робопсихолог! Она смотрит на программу как дрессировщик на дикого зверя, изучая его повадки. Уже и за собой это замечаю))

И вдруг я как будто очнулся от сна. Уставился на Раши и спросил почти заискивающе:

– У тебя сейчас есть какая-то срочная работа?

– Да нет. Я только что сдал один заказ, а за другой ещё не брался.

– Ты ведь поедешь со мной, Рашик? Ты же не откажешься.

Сэм захохотал так, что в пивоваренный цех выбежал бармен. Мы слышали его шаги.

– Это заколдованное место, – говорил он сквозь смех. – Ты не сможешь отказаться, тут никто не отказывается)))

– Сколько времени до отлёта? – спросил Раши очень делово.

– Двадцать минут.

– ОК, нормально, справится.

– Кто справится?

Но Раши уже звонил Даниэле:

– Значит так, малыш. Ты сейчас быстро собираешь самое необходимое для себя и для меня и пулей летишь в Космопорт. Я жду тебя в баре «Тихий ёж». Времени у тебя 15 минут на всё. Мы летим на Молчаливую. – и обращаясь ко мне, – Да, кстати. Она тебе тут кое-что приготовила. Но я немножко поем, ладно? Я же теперь тоже путешественник.

Тут уже расхохотался я и потребовал дать мне попробовать. В итоге ровно за 5 минут до вылета, когда в бар вошла Даниэла, за которой недовольный таксист тащил два рюкзака, наши физиономии излучали счастье, а контейнер с запасами еды был девственно чист.

Помимо двух рюкзаков, у Дэни была ещё сумка.

– Что это ты с собой набрала?

– Понятия не имею. Я вообще-то красилась и одевалась, а собирал всё Джин. Надо было только дать ему задание.

– Джин – это наш домашний робот, – пояснил Раши.

– А это, собственно, он, – раскрыла она сумку. – Не хочешь же ты сказать, что на Молчаливой я должна буду мыть полы и вытирать пыль?

– Никак нет, моя королева))) – рассмеялся Раши. Он был горд и счастлив.

– Вы кажется опоздаете на посадку, – вернул всех к реальности Сэм, уже открывающий свою секретную дверь. – Бегите скорей.

Дальше всё происходило как в ускоренной съёмке: мы закидываем за плечи рюкзаки, Раши отнимает у Дэни сумку с Джином, в процессе мы успеваем благодарить Сэма и, уже исчезая в дверях, пожелать снова увидеться.

А потом механический голос у стойки на посадке:

– Вам известно, что Ваши ответы проверяются на правдивость?

– Да, я буду говорить только правду.

– Ваше имя?

– Сандер Йетс.

– Ваша мать?

– Лаура Йетс.

– Ваш отец?

– Чен Ройс .

– Куда Вы направляетесь?

– Объект № 3056N.

– Цель поездки?

– Научное исследование.

– У Вас билет в один конец.

– Это длительное исследование.

– В Вашем багаже металлический предмет.

– Это памятный сувенир от отца.

Машина жужжит дольше обычного. Я удивлён тому, что она не перегорела, переваривая информацию о моих отцах. Настройка её такова, что при существующей разнице между официальными и декларируемыми данными выбор делается в сторону декларируемых в том случае, если датчик правды показывает 100%. Она справляется быстро. Обзавидуешься. У меня за много лет не получилось.

– Проходите на посадку. Ваш вылет через 2 минуты. Земля желает Вам приятного полёта.

Из соседних стоек уже выбегают Дэни и Раши, и мы вместе мчимся по плывущей магнитной дорожке, на которой полагается стоять. На космические корабли не принято опаздывать.

КНИГА 2 Моё оружие – мысль.

Глава 1. Прибытие

Всю дорогу я настраивал себя на то, что увижу совсем не ту планету, какую много лет представлял в мечтах в ореоле романтичной архаичности. Когда крыши домов плели из лозы, а космических кораблей родившиеся на планете не видели вовсе. Бывшие хозяева сажали их вдали от селений, да и являлись раз в несколько лет. Теперь Верховный Архонт Молчаливой был одновременно и Председателем Межгалактического союза – высшая должность, когда-либо существовавшая в мире. Был построен космодром, и налажены регулярные рейсы. Но я не помню, чтобы корабли планеты блистали на парадах новинок. Вообще не помню ни одного изделия, на ней произведённого, которое бы вышло за пределы внутреннего рынка. Жители никуда не летали – космопорт Молчаливой обслуживал только гостей, а большие территории были и вовсе закрыты для посещений. Планета оставалась таинственным островом в космическом океане, хотя, судя по рассказу Чена, некоторые «островитяне» обладали такой способностью к обучению, что могли легко обойти самых продвинутых специалистов большого космического «материка», каким являлся союз технически развитых планет двух галактик.

Наш корабль прибыл на планету ранним утром. Прямо на выходе землянам предложили разные виды утяжелителей, которые решали проблему ощущения собственного веса и связанную с этим активность работы мышц. Но изменение силы тяжести, как и невесомость, влияет и на работу внутренних органов. Поэтому, если ты не планируешь остаться на планете навсегда, тебе лучше тут надолго не задерживаться. Конечно, в этом случае речь шла не о днях, как во времена закона, а о 2-3 неделях, которые считались вполне безопасными. Мы выбрали тяжёлые браслеты на ноги и пояс с пластинами-утяжелителями, спускавшимися вдоль бёдер. Другим вариантом были толстые подошвы. Но стать визуально выше не лучшая позиция для ищущих дружеского расположения.

Как и явиться с перекошенными физиономиями от разлитого в местной атмосфере запаха. Так что мы немного посидели, привыкая, в небольшом уютном здании Космопорта и выпив вполне земной кофе. Едва мы отставили чашки, к нам подошёл приветливый человек в форме служащего и спросил, может ли он быть нам чем-то полезен? Услышав, что у нас официальное послание для Верховного Архонта, он коротко кивнул и, проводив нас к нужному выходу, показал на выложенную камнем дорожку. Всё шло хорошо и как-то даже слишком просто.

Благодаря Раши и Дэни, наша компания выглядела весьма колоритно, будто мы сбежали с плаката о дружбе народов. Тощий горбоносый Раши с перьями чёрных волос, шоколадная с коротким кудрявым ёжиком Даниэла и я – бледный и белобрысый как английский студент. Кроме того, Дэни держала за руку Джина. Рука выдвигалась из его бока и была тонкой, металлической и очень изящной. Робот-трансформер бодро вышагивал своими восьмью ногами, каждая из которых, описав круг, по очереди касалась дорожки. Роста он был меньше метра.

– Зачем она его так водит? Он что, сам не в состоянии идти? – спросил я.

– Она объясняет это тем, что так меньше ресурсов уходит на определение маршрута. Хотя это спорное утверждение.

– А, по-моему, ей просто нужен ребёнок.

– Ты правда так думаешь? – Раши выглядел искренне ошарашенным.

– Поразительно каким умный человек может быть идиотом, когда дело касается его женщины.

– Она мне не говорила.

– А ты что, сам не видишь?

Раши пристально рассматривал движущийся впереди силуэт Даниэлы с деткой-Джином.

– Мне иногда кажется, что женщины высшие существа и по ошибке считают нас такими же. Они же думают, что мы сами всё понимаем. Для них вычислить такую штуку вообще не вопрос, а нам надо всё в лоб.

– Не обобщай.

– Я на тебя ещё посмотрю. Это ты со стороны видишь.

Раши что-то ещё пробурчал невразумительное и замолк, втянул голову в плечи. Когда он бывал озабочен, становился похож на нахохлившуюся птицу.

– Эй, ты чего? Уже придумываешь имя наследнику?

– Тебе всё шуточки. А у меня, можно сказать, переворот в сознании.

– Тебе кто-то успел нашептать, что от этого бывают дети?

– Да ну тебя. Просто какое это ко мне имеет отношение? Ну, то есть не имело.

– Что, уже?!!! – Я начал дурачиться и оглядываться по сторонам, пытаясь обнаружить прибавление в Рашином семействе.

– Я очень надеюсь, что Верховный Архонт не сканирует сейчас наши мысли. Решит, что к нему прислали идиотов.

Впереди уже показалось белое здание Резиденции. Элементы его были привычными: окна, балкончик, навесы. Необычными были пропорции, от чего всё здание выглядело сказочным. Одна его часть попадала на общедоступную территорию, другая располагалась на закрытой. Закрытую территорию отделяла полоса прекрасных цветущих растений, проходить через которые было опасно для жизни. Все туристы были об этом предупреждены, но каждый раз находился скептик, решавший проверить подлинность угрозы. Пришлось перед растениями поставить ограду, на что власти долго не хотели соглашаться. На Молчаливой не любят заборов, любых. Стремятся, чтобы все преграды выглядели как естественные. Но в этом случае аргументы в виде трупов были слишком убедительными, и через всю планету затейливым металлическим узором протянулась ограда, к которой постепенно добавили слой прозрачного пластика. Ушлые туристы умудрялись просунуть руки и пальцы в просветы, да и коварные растения прорастали сквозь ажурную вязь и подкарауливали любопытных и невнимательных.

Дом Верховного Архонта, куда он переезжал сразу после избрания, был просторным – с арками, большим светлым залом и разными по форме окнами: узкими арочными, круглыми и прямоугольными. Нас проводили в зал, усадили за небольшой столик и сказали ждать.

Глава 2. Слепой

Верховный Архонт появился так внезапно и бесшумно, что я не уловил момента, когда он вошёл. Он будто возник из луча, прорезавшего пространство зала и берущего начало в круглом окне под потолком. И сам он был как луч – в длинном белом хитоне и с белыми волосами и бородой, которые сейчас пронизывал свет. Эффект усиливали блики в очках, похожих на крылышки стрекозы. Сделав ещё шаг по направлению к нам, он вышел из луча и «материализовался». Я говорю – сделал шаг, хотя в том, как двигался Архонт, было нечто удивительное. Он не спешил, но его движения казались стремительными. Он был стар и сед, но казался юным и бодрым. А когда он подошёл и коснулся моей руки, меня самого накрыло радостной и лёгкой волной, которая наполнила каждую клеточку моего тела. Я понял, что хочу теперь только одного – сидеть у его ног и никуда не уходить. Когда он заговорил, это желание только усилилось.

– Здравствуйте, – сказал он. – Я очень рад, что вы пришли, очень. Принести вам что-нибудь попить?

В каждом его слове была искренняя доброжелательность и вместе с тем собранность, отточенная многими годами тренировок и работы над собой. Я назвал это про себя аристократизмом. Сразу хотелось подтянуться и стать внимательней.

– Благодарю Вас, сказал я. В вашем Космопорте прекрасный кофе. У нас к Вам письмо от господина Марона.

– Марона? Как он? Я беспокоюсь о нём. Он прекрасный человек. Прочтите письмо.

Я вдруг осознал, что пластинки его очков только кажутся прозрачными. Это был материал, похожий то ли на слюду, то ли на тонкий перламутр, при беглом взгляде путающий своей переливчатостью.

– Да, я слеп. – ответил он на мою мысль. – И это прекрасно. Помогает видеть. Прочтите.

Я вдруг начал волноваться. Кто знает, что Марон написал? Было ли оно предназначено для всех? Развернул письмо и замер.

– Почему Вы молчите? – спросил Архонт.

– Я смущён обращением. Не знаю, удобно ли его повторить?

Архонт рассмеялся.

– Официальное обращение ко мне Мастер, но Марон знает, что для меня добавление «слепой» звучит как почётное звание. Скоро вы сами будете так меня называть. Читайте.

Я начал:

«Мир тебе, слепой Мастер. Надеюсь, что ты в добром здравии, и твоей планете ничто не угрожает. У меня уже не будет времени с тобой увидеться, но я теперь спокоен, потому что всё, о чём я хотел с тобой поговорить, сможет тебе передать Сандерс Йетс, которому я совершенно доверяю. Я не считаю себя в праве раскрывать тебе тайну его происхождения, возможно он сам расскажет. А я скажу только то, что вижу в его прибытии на Молчаливую знак начала великих перемен, возможно не меньших, чем принесла твоей планете и всему миру вторая экспедиция землян.

Обнимаю тебя от всего сердца.

Искренне твой, Марон».

Слепой какое-то время молчал, а потом спросил.

– Сколько ему осталось?

– Полтора месяца, – ответил я. А потом добавил, – я искал лекарство для землян, но не нашёл.

– Оно должно быть рядом. Я пока не знаю где, но чувствую это очень ясно. Какие вопросы вы хотели со мной обсудить?

– Мнение Марона о лидерстве в Совете. И историю вашей планеты. Я пытаюсь понять, как тут появились люди? Это та загадка, которую не успел разгадать Чен Ройс, мой отец.

Архонт вскинул голову, поражённый услышанным.

– Ах вот оно что! Приятный сюрприз. Представь мне пожалуйста своих друзей.

– Раши …, великий программист, создатель виртуальных миров.

– Даниэла, робопсихолог

– И Джин, домашний робот-трансформер, о котором лучше расскажут его создатели.

При каждом имени он подходил и протягивал руки, приглашая гостя к рукопожатию. Джина потрогал и погладил, а потом спросил

– Я извиняюсь, но нельзя ли мне прикоснуться к вашим лицам?

– Конечно можно! – хором ответили мы, а потом стояли, почему-то задерживая дыхание, когда он касался наших лиц тонкими сухими руками. Было приятно.

– Итак, молодые люди. Сейчас придёт моя дочь, покажет вам ваши комнаты, а потом проводит во вторую часть дома, где вас накормят. Для вас вся планета будет открыта. Для беседы мы встретимся завтра. Но вы можете пообщаться с Тиной, она историк. Думаю, что у каждого из вас есть данные, которых нет у другого. Вам будет интересно вместе.

Он снова пожал каждому руки, беря их в обе протянутые свои, и вышел своей удивительной спокойно-стремительной походкой. Через минуту вошла Тина.

Я смотрел на неё так ошарашенно, что она даже смутилась. А Раши, взглянув на меня, тихонько хихикнул. Так, что услышал только я. Но что я мог поделать? Передо мной стояла… Сой! Такой, как я представлял её по рассказу Чена. Приглядевшись, я понял, что она полукровка, но в своих мечтах о Сой я тоже немножко корректировал её образ, так что Тина попала в него идеально.

Говорить я ничего не мог, так что, если бы Тина не поздоровалась первой, мы бы так и стояли до вечера. Но она стряхнула смущение и проговорила приветливо:

– Здравствуйте. Давайте знакомиться. Меня зовут Тина.

И стала по очереди подходить к каждому, протягивая руку. Я отметил, что начала она с Дэни. Местные правила приличия и скромности.

Когда мы все представились, она повторила слова отца, что сейчас покажет нам наши комнаты. И добавила, что может устроить экскурсию по дому. Мы радостно согласились.

Раши спросил, можно ли им с Дэни разместиться в одной комнате. Она легко ответила, что да, конечно. Я старался отмечать любую мелочь. Одной из них было то, что с собой у Тины было только два ключа, а одна из комнат явно предназначалась для пары.

Мне страшно понравилась моя комната, хоть на земной вкус она показалась бы странной. Стена, дальняя от входа и обращённая на закрытую часть планеты, представляла собой большой белый квадрат с необычно расположенными окнами. Одно, небольшое, как в старинных земных сельских домиках, находилось на уровне стола, сидя за которым можно было в него смотреть. Другое, круглое, было под потолком, как и в большом зале. Похоже, архитектор особенно любил этот элемент. Ещё одно, узкое и высокое, прорезало стену так, что сидя или лёжа на кровати напротив, ты видел как бы узкий фрагмент пейзажа. И совсем чудным был маленький балкончик, расположенный так высоко, что к нему вела узкая лесенка. Но большая часть стены, несмотря на обилие окон, оставалась просто белой. Хотя, когда я подошёл ближе, обнаружил лёгкую фактуру, как был мелкие складочки, делающие поверхность живой.

Только на третий день пребывания в доме, я понял предназначение всех элементов. Большая закрытая площадь создавала ощущение защищённости. Мне захотелось повесить там картину. Окно у стола давало возможность любоваться видом снаружи, оставаясь в своей «норке». Круглое окно служило просто для красоты и чудесности. Падающий из него луч, вместе с другими полосами света создавал неожиданные графические узоры в воздухе. Узкое окно служило для определения состояния погоды, не вставая с кровати. А балкончик – для выхода вовне, как в открытый космос. Для этого надо было совершить усилие. И дополнительным бонусом высокого расположения был открывавшийся вид.

Войдя и кинув рюкзак на пол, я замер в недоумении. Хотелось разложить вещи, а кроме кровати и стола не было никакой мебели. Постучавшись, заглянула Тина:

– Господин Сандерс. Я должна показать Вам куда класть вещи. Вот эта область на стене – полки. Вы можете раскрыть их на любой высоте. Вот тут открываются крючки. А это – дверцы в шкафчики. Отсюда можно выкатить тумбочку и поставить, где Вам будет удобно. Или оставить в стене.

– Спасибо. Вы очень вовремя, – заулыбался я. – А то я уже растерялся.

– Вам понравилась комната?

– Да! Очень.

– Это мы с папой проектировали, тут было иначе.

– А он не всегда был слепым?

– Нет. До 5-ти лет он видел. Так что может легко всё представить. Он потерял зрение на работах. Его отца осудили и сослали на сбор ядовитых растений. Мать умерла, когда ему было 3 года, и он жил в лагере с отцом. До сих пор неизвестно, сам он повредился или это чья-то злая воля.

– Кому мог помешать маленький мальчик? – удивился я

– У него рано появились враги. Это зависть.

Она погрустнела, но быстро взяла себя в руки.

– Отец сказал, что Вы интересуетесь историей планеты.

– Да! И очень рассчитываю на Вашу помощь.

– А я на Вашу, – улыбнулась она. – Жду Вас в обеденном зале, это прямо по коридору.

Я раскрыл пару полок, подкатил к кровати тумбочку и разложил вещи в стенном шкафу, после чего выдвинул крючок, повесил на него рюкзак и остался доволен.

Глава 3. В комнате Тины

Я пропущу описание обеда. Всё было замечательно и вкусно, но мне хочется скорее рассказать о том, что было после. Тина приглашала к себе, а Раши с Даниэлой не терпелось погулять по планете. Мы решили, что разделиться будет хорошо – больше всего узнаем. Не исключено, что мои друзья немножко лукавили, хотели оставить нас с Тиной вдвоём.

– О Боже! Я уже подумал «нас с Тиной». Не слишком ли тороплюсь?

К моему удивлению, в комнате Тины, которая почти не отличалась от моей, было полно книг. Они лежали на столе, на раскрытых полках стены и во внутренних шкафах. Одна из боковых стен была прозрачной и закрывала стеллажи.