Текст книги "Кот, который проходил сквозь стены (сборник)"
Автор книги: Лилиан Браун
Жанр: Классические детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Восемь
Упрямо вознамерившись раскопать правду о смерти Энди Гланца, Квиллер продолжил обход Цвингер-стрит. Он прошел мимо антикварного магазина «Немного старины» (закрытого), мимо «Дракона» («голубого»), мимо магазинчика малярных принадлежностей (обанкротившегося), мимо книжной лавки (порнографической) и добрался до вывески «Антиквариат» над входом в полуподвал, пропахший старыми тряпками и гнилым деревом.
Маленькая седая старушка в кресле-качалке напоминала отцветший одуванчик. Равнодушно взглянув на Квиллера, она продолжала качаться.
– Я Джим Квиллер из «Дневного прибоя», – сказал журналист так вежливо, как только мог.
– Не-а, у меня не было таких страшно давно, – ответила та пронзительным голосом. – Людям нравятся с фарфоровыми ручками и двойной крышкой.
Журналист окинул взглядом скопление неописуемого хлама и повысил голос:
– На чем вы специализируетесь, мисс Пибоди?
– Нет, сэр, я не снижаю цену! Не нравится – оставьте их в покое. Купит кто-нибудь другой.
Квиллер поклонился и вышел из лавки.
Он прошел мимо бильярдного зала (с заколоченными окнами), мексиканского ресторанчика с вентилятором, гнавшим по тротуару горячий воздух (прогорклый жир, жареный лук, прокисшие скатерти), и очутился у фруктово-табачного магазина Папы Попопополуса.
Внутри стоял аромат перезревших бананов и перегретого примуса. Владелец сидел на оранжевой коробке и читал газету на родном языке, пожевывая прокуренный ус чрезвычайной пышности.
Квиллер потопал ногами и похлопал руками в перчатках.
– Ну и холод, – пожаловался он.
Мужчина внимательно прислушался.
– Табака? – произнес он.
Квиллер покачал головой:
– Нет, я просто зашел поболтать. Честно говоря, последняя пачка, которую я у вас купил, оказалась не первой свежести.
Попопополус поднялся и грациозно приблизился:
– Фрукт? Хороший фрукт?
– Да нет. Уютно тут у вас… Как давно вы в Хламтауне?
– Гранат? Хороший гранат!
Хозяин продемонстрировал сморщенный плод с бледно-красной кожицей.
– Не сегодня, – ответил Квиллер, поглядывая на дверь.
– Гранат делать детей!
Журналист поспешно ретировался. От двух протеже Энди, решил он, толку не добьешься.
Тут он заметил магазин «Три сестрички» с выставленными в витрине тазиками, кувшинами, плевательницами и неизбежной прялкой. Может, Арчи Райкер здесь и «оттягивался», но в намерения Квиллера входило совсем иное. Он распрямил плечи и двинулся к магазину. Едва журналист открыл дверь, как его нос начал принимать радостные сигналы. Он чувствовал запах! Она?.. Не она?.. Да, пожалуй, это она… Похлебка из моллюсков!!!
Три женщины в оранжевых рабочих халатах бросили свои дела и обернулись на вошедшего. Квиллер в свою очередь уставился на них, потеряв на мгновение дар речи.
Женщина, которая сидела за столом и надписывала рождественские открытки, была брюнеткой с блестящими голубыми глазами и ямочками на щеках. Та, что чистила медный самовар, имела волосы роскошного рыжего цвета, зеленые глаза и ослепительную улыбку. На стремянке, развешивая гирлянды, стояла совсем юная миниатюрная блондинка со вздернутым носиком и красивыми ногами.
Лицо Квиллера просветлело, способность говорить вернулась, и он наконец произнес:
– Я из «Дневного прибоя».
– Да, мы знаем, – хором ответили сестры, а рыжая хрипловатым голосом добавила:
– Мы видели вас на аукционе и восхищались вашими усами. Самые сексуальные во всем Хламтауне! – Она подошла, прихрамывая – нога была в гипсе, – и подала журналисту руку: – Не обращайте внимания на мою сломанную ногу. Я Клатра. Ужасное имя, правда?
– А я Амберина, – сказала брюнетка.
– А я Иврена, – прощебетали со стремянки. – Я в этом доме Золушка.
Рыжеволосая потянула носом:
– Ив, суп сейчас пригорит!
Маленькая блондинка спрыгнула со стремянки и кинулась в заднюю комнату.
Сияя ямочками, брюнетка повернулась к Квиллеру:
– Вы не откажетесь от тарелки супа? И от сыра с крекерами?
Если бы они предложили сухари с гусиным жиром, он бы и то не отказался.
– Снимайте пальто, – распорядилась рыжая. – Здесь ужасно жарко.
И сама скинула халат, открыв низкое декольте и бо́льшую часть своих пышных прелестей.
– Садитесь сюда, мистер Квиллер. – Брюнетка убрала выбивалки с викторианского диванчика.
– Сигарету? – предложила рыжая.
– Сейчас принесу вам пепельницу, – улыбнулась брюнетка.
– Я курю трубку, – ответил Квиллер, засовывая руку в карман и думая: видели бы сейчас меня ребята из отдела!
Он одновременно набивал трубку, слушал щебетание сестричек и ухитрялся при этом осматривать магазин: оловянные солдатики, железные херувимы, ночные горшки и стол, сплошь покрытый жестянками из-под табака, крекеров, кофе и тому подобных вещей. Старые трафаретные надписи почти стерлись от ржавчины и царапин. У Квиллера появилась идея: Арчи Райкер говорил, что собирает жестяные коробки. Можно порадовать его дурацким рождественским подарком.
– Вы действительно продаете эти старые жестянки из-под табака? – спросил он. – Сколько вы хотите вон за ту маленькую, обшарпанную?
– Мы просим десять, – ответили сестры, – но вам отдадим за пять.
– Беру, – сказал он и выложил монету, не заметив, как хозяйки переглянулись.
Младшая подала суп в старинных полоскательных чашках.
– Только что звонила Дракониха, – сообщила она Квиллеру. – Хочет сегодня с вами встретиться.
Она казалась ужасно довольной ролью вестницы.
– Как она узнала, что я здесь?
– На этой улице все всё знают, – изрекла рыжеволосая.
– У Драконихи везде подслушивающие устройства, – прошептала младшая.
– Ив, не говори глупостей!
Сестры продолжали разговор на три голоса: Клатра – хрипловато, Амберина – с музыкальной напевностью, Иврена щебетала, вновь забравшись на стремянку.
Постепенно Квиллер перевел разговор на Энди Гланца.
– Он был прекрасным парнем, – подняла брови рыжая, и в ее хриплом голосе зазвучала нежность.
– И такой человечный… – подхватил журналист.
– Ну, Клатра вряд ли могла это заметить, – донеслось сверху, – она ведь пробуждает в мужчинах зверя.
– Ив! – раздался негодующий упрек.
– Но это правда! Ты сама так говорила.
Брюнетка поспешно перевела разговор на другое:
– Люди не верят, что мы сестры. На самом деле у нас одна мать, но разные отцы.
– Вы зарабатываете себе на жизнь в этом магазине?
– Господи, конечно нет! У меня есть муж, и я занимаюсь антиквариатом просто для удовольствия. Ив все еще ходит в школу – школу искусств, а…
– А Клатра живет на алименты, – вставила Ив, и старшие сестры выразительно на нее посмотрели.
– В этом месяце дела идут ужасно, – пожаловалась брюнетка. – Только у Сильвии есть какой-никакой навар.
– А кто эта Сильвия?
– Богатая вдова, – сразу послышалось со стремянки.
– Сильвия торгует всякой всячиной.
– Ты вчера это не так называла! – с упреком произнесла Ив.
– А где ее магазин? – поинтересовался журналист. – И как ее полное имя?
– Сильвия Катценхайд. А магазин так и называется – «Всякая всячина». Это в следующем квартале.
– Клатра обычно зовет ее «кошачьей задницей», – сообщила Ив, не обращая внимания на красноречивые вздохи сестер.
– Если пойдете к Сильвии, заткните уши ватой, – посоветовала рыжая.
– Сильвия очень разговорчива, – объяснила брюнетка.
– У нее словесный понос, – уточнила блондинка.
– Ив!!!
– Но ведь ты сама так сказала!
Квиллер выходил из «Трех сестричек» легкой поступью. Уже за дверью он услышал, как малышка Ив произнесла: «Ах, разве он не прелесть?»
Журналист гордо пригладил усы, раздумывая, ответить ли сначала на приглашение Мэри Дакворт или навестить сперва разговорчивую Сильвию Катценхайд. Еще в его списке была миссис Макгаффи, да и с откровенной Ив он, пожалуй, не прочь потолковать еще раз – наедине. Она, конечно, почти ребенок, но от детей тоже бывает польза. И очень, ну просто очень симпатичная девочка!
На Цвингер-стрит сквозь зимние сумерки пробивалось неласковое солнце – не для того, чтобы обогреть замерзшие сердца и носы жителей Хламтауна, а чтобы превратить чудесный снег в грязную слякоть, на которой буксовали машины и падали пешеходы.
Квиллер вспомнил о Коко и Юм-Юм. Счастливые эти коты: спят себе на подушках в тепле и сытости, и не надо им шататься в непогоду, искать выход из безвыходного положения, принимать решения… Давно он уже не советовался с Коко – теперь настала пора.
У них была такая игра с тем самым толстым словарем: кот запускал в книгу лапу, Квиллер открывал выбранную им страницу, и среди помещенных на ней статей обычно находилось нечто чрезвычайно подходящее к моменту. Невероятно? Да. Но это срабатывало. Пару месяцев назад Квиллеру выразили благодарность за розыск украденной коллекции нефрита, но он-то знал, что главная заслуга принадлежала Коко и Ною Вебстеру, составителю словаря. Что ж, попробуем снова поиграть.
Журналист вернулся домой, отворил дверь, но котов не нашел. Однако в комнате за время его отсутствия побывали. Квиллер заметил некоторую перестановку и несколько новых безделушек. Медные подсвечники, которые ему нравились, исчезли с камина, а на их месте теперь стояла глиняная свинья с гнусной ухмылкой.
Он позвал нахлебников по именам и не получил ответа. Он обыскал всю комнату, открыл все двери и шкафы, опустился у камина на колени и заглянул в трубу – вероятность слабая, но кто их знает, этих негодяев!
Стоя на четвереньках – голова в камине, шея неудобно выгнута, – он вдруг почувствовал сзади какое-то движение. Квиллер выбрался из очага и увидел: пропавшая парочка как ни в чем не бывало шествует по ковру – Коко, по обыкновению, немного впереди. Они появились из ниоткуда, как это умеют делать только коты, и шли, высоко подняв хвосты, похожие на восклицательные знаки. Непредсказуемые животные могли и совершенно неслышно ступать своими мягкими лапками, и топать по полу, словно слоны в тяжелых деревянных башмаках.
– Ах вы бесстыдники! – воскликнул Квиллер.
– Йау? – произнес Коко с вопросительной интонацией, которая как будто означала: «Ты нас звал? Что на обед?»
– Я искал вас повсюду! Где, черт возьми, вы прятались?
Ему показалось, что они шли из ванной комнаты. Бесстыдники моргали ярко-голубыми глазами. Юм-Юм, между прочим, притащила во рту зубную щетку и уронила ее перед хозяином.
– Молодчинка! Где ты это нашла?
Она подняла на него свои ясные, раскосые и ничего не понимающие очи.
– Под ванной, милая?
Юм-Юм села, явно довольная собой, и Квиллер погладил ее по головке, не замечая задумчивого выражения миндалевидных глаз Коко.
– Иди сюда, Коко, старина! – позвал он. – Давай поиграем.
Он хлопнул по обложке словаря – сигнал к началу. Коко вспрыгнул на книгу и – вжик-вжик – поточил когти о рваный переплет. Потом соскочил и отправился к подоконнику – смотреть на голубей.
– Игра! Помнишь игру? Поиграй в нее! – уговаривал Квиллер, открывая книгу и показывая коту, что от него требуется. Коко не обратил на приглашение ни малейшего внимания. Он был слишком поглощен происходившим за окном. Журналист схватил Коко поперек туловища и поставил на открытый словарь. – Теперь играй, маленькая мартышка!
Но кот стоял, напряженно выгнув спину, и бросал на Квиллера взгляды, которые иначе как оскорбительными не назовешь.
– Ладно! – разочарованно произнес журналист. – Ты уже не тот, что был раньше. Иди к своим дурацким голубям.
Коко вернулся к окну, за которым Бен Николас крошил хлеб птицам.
Квиллер снова отправился на улицу. Когда он уже почти дошел до конца лестницы, из магазина выпорхнула Айрис Кобб.
– Ну как, весело вам в Хламтауне? – прощебетала она.
– Кое-что раскапываю, – ответил он. – Странно, почему полиция толком не расследовала смерть Энди. Неужели к вам не заходили следователи и не задавали вопросов?
Она растерянно покачала головой.
– А я скажу вам, почему этого не делали! – прохрипел мужской голос из магазина. – Хламтаун – клоповник, а кому есть дело до того, что происходит в клоповнике?
Миссис Кобб объяснила, понизив голос:
– Эта тема – его больное место. Он вечно ругается с городскими властями. Конечно, Си-Си скорее всего прав. Полиция с удовольствием назвала происшедшее несчастным случаем и закрыла дело. Хламтаун их не беспокоит. – Тут ее лицо оживилось: похоже, она обожала сенсации. – А почему вы спрашиваете о следователях? Вы что-то подозреваете?
– Ничего определенного, но эта смерть была слишком странной, чтобы списать ее в архив, как несчастный случай.
– Может, вы и правы. Может, произошло что-то, о чем никто и не догадывается. – Она поежилась. – Мурашки по коже от таких мыслей… Кстати, я продала медные подсвечники из вашей спальни, но поставила взамен суссексскую свинью – очень редкую. Голова снимается, и из нее можно пить.
– Спасибо, – поблагодарил Квиллер.
Он стал спускаться с последних ступенек и вдруг резко остановился. Щетка, которую принесла Юм-Юм! У нее голубая ручка, а его щетка, кажется, была зеленой… Или нет?
Девять
Квиллер широким шагом направился к «Голубому дракону», вспоминая беззащитную Мэри, которую видел прошлой ночью. Но его встретила другая мисс Дакворт – такая, как в первый раз, – холодная и непроницаемая в своем японском кимоно. В магазине больше никого не было. Она села в резное тиковое кресло – высокая и прямая, как дымок, поднимающийся от ее сигареты.
– Мне передали, что вы звонили, – сказал он, немного разочарованный прохладным приемом. – Вы хотели меня видеть?
– Да. Я очень обеспокоена.
Она положила длинный мундштук и повернулась к нему.
– Что случилось?
– Прошлой ночью я совершила ошибку. Боюсь, – сказала она, – я говорила вчера слишком много.
– Вы были прекрасной компанией. Я наслаждался каждой минутой.
– Я не это имею в виду. Мне не следовало раскрывать вам свою тайну.
– Вам нечего опасаться. Я дал слово.
– Мне следовало помнить, какую шутку сыграл с отцом ваш Джек Джонти, но, к сожалению, выпитое виски…
– Вы расслабились от спиртного, и это пошло вам на пользу. Поверьте, я не стану злоупотреблять вашим доверием.
Мэри Дакворт устремила на журналиста пронизывающий взгляд. Что-то в усах Квиллера убеждало людей в его искренности. Другие усы могли быть злодейскими, высокомерными или вызывающими жалость, но растительность на верхней губе журналиста внушала доверие.
Мэри вздохнула и немного смягчилась:
– Я вам верю. Против воли верю. Просто…
– А теперь мне можно сесть?
– О, простите! Как невежливо с моей стороны!.. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Не хотите ли чашечку кофе?
– Нет, спасибо. Я только что ел суп у «трех сестричек».
– Наверное, похлебку из моллюсков, – скривила губы Мэри. – Их магазин всегда напоминал мне рыбные ряды.
– Суп был очень вкусным.
– Из консервов, конечно.
«О-о, да это ревность», – подумал Квиллер и внутренне улыбнулся.
– А сегодня вам снились кошмары? – спросил он.
– Нет. Впервые за два месяца я спала спокойно. Вы оказались совершенно правы. Мне нужно было с кем-то поговорить. – Она замолчала, тепло взглянула ему в глаза и добавила: – Я благодарна вам, Квилл.
– Теперь, когда вам стало лучше, – сказал он, – окажите мне одну услугу. Просто чтобы удовлетворить мое любопытство.
– А именно? – Она моментально напряглась.
– Вы не могли бы рассказать поподробнее о той ночи? Это не просто нездоровое любопытство, уверяю вас. Чисто интеллектуальный интерес.
Она прикусила губу:
– Что мне еще сказать? Я рассказала вам все, что было.
– Нарисуйте мне план комнаты, в которой вы нашли тело.
Он вручил ей шариковую ручку и сложенный в несколько раз лист писчей бумаги – его обычное снаряжение. Потом выбил трубку о пепельницу, снова набил ее и зажег.
Мэри безнадежно вздохнула и начала рисовать.
– Это было в мастерской – в задней части магазина. Второй выход вот здесь. Справа длинный верстак с отделениями для бумаг и крючками для инструментов. Вдоль стен мебель и другие вещи, которые надо было склеить, покрыть лаком или отполировать.
– В том числе люстры?
– Они висели на потолке – около дюжины. Энди специализировался на осветительных приборах.
– А где была стремянка?
– Посреди комнаты оставался свободный пятачок. Где-то четыре с половиной метра по диагонали. Стремянка стояла примерно вот здесь. – Она поставила на плане крестик. – А хрустальная люстра лежала рядом на полу, разбитая вдребезги.
– Справа или слева от стремянки?
– Справа.
Она начертила еще один крестик.
– А тело?
– Слева от стремянки.
– Лицом вниз?
Она кивнула. Квиллер медленно и глубоко затянулся.
– Энди был левшой или правшой?
Мэри снова насторожилась:
– Дайте честное слово, что газета не послала вас расследовать этот случай.
– «Прибою» нет до этого никакого дела. Все, что нужно газете, – это развлекательные статьи об антиквариате. Наверное, я слишком долго занимался криминальной хроникой и чувствую себя обязанным все перепроверять.
Девушка изучающе посмотрела в его спокойные глаза, на изогнутую линию его пышных усов, и в ее голосе зазвучала забота:
– Вам не хватает вашей прежней работы, да, Квилл? Наверное, древности кажутся пресноватыми после привычных вам чрезвычайных происшествий.
– Антиквариат – мое задание, – пожал он плечами. – Журналист пишет о том или о сем, не думая, интересно это ему или нет.
Мэри опустила глаза.
– Энди был правшой, – сказала она, немного помолчав. – А какая разница?
Квиллер изучал ее набросок.
– Так, стремянка здесь… А разбитая люстра тут. А шпиль, на который он упал, был… Слева от стремянки?
– Да.
– Посреди мастерской? Странное место для такого опасного предмета.
– Но он был именно там. На краю свободного пространства, ближе к вещам, расставленным вдоль стен.
– Вы видели его там раньше?
– Не совсем там. Шпиль, как и все остальные предметы, часто менял место. В день перед смертью Энди он стоял на верстаке. Гланц полировал его медный шар.
– А люди знали о существовании шпиля?
– О да. Все уверяли Энди, что он купил совершенно никчемную вещь. А он шутил, что какой-нибудь недотепа из богатого предместья станет подавать к столу крендельки на острие шпиля.
– А как он вообще появился у Гланца? Аукционист говорил, что из старого дома, предназначенного к сносу.
– Энди купил шпиль у Рассела Пэтча. Расс постоянно обчищает заброшенные дома. Кстати, так он и повредил ногу. Они с Коббом мародерствовали, как обычно, и Расс упал с крыши.
– Давайте-ка уточним, – прервал ее Квиллер. – Энди не признавал краж, но с удовольствием покупал краденое? По закону это опасная сделка.
Мэри пожала плечами, отчасти извиняясь за Энди, отчасти молчаливо упрекая Квиллера.
Журналист курил трубку и удивлялся этой женщине – то обезоруживающе искренней, то мгновенно замыкающейся в себе; гибкой, как ива, и сильной, как дуб; скрывавшейся под вымышленным именем; совершенно уверенной в некоторых вещах и полностью несведущей в других; одновременно страстной и холодной.
Через некоторое время он спросил:
– Вас вполне устраивает заключение о том, что Энди погиб от несчастного случая?
Ответа не последовало – только загадочный взгляд.
– Это могло быть самоубийством.
– Нет!
– Это могло быть попыткой ограбления.
– Почему вы не оставите все как есть? – сказала Мэри, устремив на Квиллера широко раскрытые глаза. – Если пойдут слухи, неизбежно пострадает Хламтаун. Вы понимаете, что это единственный район в городе, которому до сих пор удавалось сдерживать рост преступности? Покупатели все еще чувствуют себя здесь в безопасности, и я хочу, чтобы так и оставалось. – В ее голосе послышалась горечь. – Глупо, конечно, с моей стороны думать, что у нас есть будущее. Город хочет снести все это и построить стерильные небоскребы. А пока мы – трущоба, и банки отказывают в кредитах тем, кто хочет улучшить положение.
– А ваш отец? – поинтересовался Квиллер. – Он одобряет официальную политику?
– Считает ее весьма разумной. Понимаете, в Хламтауне никто не хочет видеть сообщества живых людей – только ряд цифр для мертвой статистики. А постучись власть имущие к нам в двери, они нашли бы не цифры, а семьи благонамеренных иммигрантов, обнаружили бы стариков, не желающих перебираться в новые районы, скромных бизнесменов вроде мистера Ломбардо – разных национальностей, рас, возрастов – и известное количество так называемых отбросов общества, в большинстве своем безобидных. Таким и должен быть район – кипящей острой сборной солянкой. Но у сильных мира сего вегетарианский склад ума – они боятся смешивать лук и морковку с говяжьей вырезкой.
– А кто-нибудь из вас пытался их переубедить?
– Си-Си – пару раз, но что может сделать один человек?
– С вашим именем и влиянием вы бы могли, Мэри.
– Да папа и слушать об этом не станет! Ни за что! Знаете, как я записана в бюро лицензий? Продавец-антиквар! Вот уж смаковали бы это газеты!.. А видите вон тот чиппендейловский[4]4
Чиппендейл – стиль английской мебели XVIII в.
[Закрыть] стул у камина? Ему же цена двести тысяч! Но я – антиквар класса С, вот и все.
– Но кто-то должен представлять район в муниципалитете, – возразил Квиллер.
– Вы, несомненно, правы. У нас нет права голоса. – Она подошла к окну. – Взгляните на эти мусорные баки! В любой другой части города мусор собирают в задних проездах, но в Хламтауне они, видите ли, слишком узки для уборщиков, и те требуют ставить уродливые контейнеры прямо на тротуары центральных улиц. Опорожнять баки должны по четвергам. Сегодня суббота, но мусор, как видите, все еще здесь.
– Это из-за погоды.
– Вы говорите совсем как городские бюрократы. Отговорки! Одни отговорки!
Квиллер тоже подошел к окну. Действительно, улица представляла собой печальное зрелище.
– Вы уверены, что в Хламтауне такой уж низкий уровень преступности?
– Ни у кого из антикваров никогда не было серьезных проблем. Я не боюсь выходить по ночам из дому, потому что на улице всегда кто-то есть. А некоторые из моих богатых клиентов из предместья боятся заезжать в собственные гаражи!
Журналист взглянул на возбужденную Мэри по-новому, опять почувствовав невольное уважение. Неожиданно у него вырвалось:
– Вы сегодня не заняты? Может быть, поужинаете со мной?
– Сегодня я ужинаю у родителей, – с сожалением ответила она. – У мамы день рождения. Но я благодарна вам за приглашение.
Мэри достала из ящика письменного стола маленький серебристый предмет и вложила в руку Квиллера.
– Сувенир из Хламтауна, – объяснила она. – Рулетка. Я даю их моим покупателям, потому что они всегда хотят знать высоту, ширину, глубину, длину, диаметр и периметр всего, что видят.
Квиллер бросил взгляд на дальнюю стену:
– Я вижу, герб Макинтошей никто не купил. – Он решил не говорить, что тот ему снился.
– Герб все еще здесь и ждет вас. По-моему, вы предназначены друг для друга. Когда тот самый покупатель находит ту самую вещь, происходит нечто таинственное – они словно влюбляются. Я вижу искры страсти между вами и этим железом.
Он поглядел на Мэри и понял, что она не шутит. Подергал усы, говоря себе, что сто двадцать пять долларов – это два костюма.
Мисс Дакворт сказала:
– Не обязательно платить за него до Рождества. Почему бы вам не взять его домой и не наслаждаться им на праздниках? Здесь он просто собирает пыль.
– Хорошо! – неожиданно для себя решился журналист. – Я дам вам двадцать долларов в залог. – Он покатил круглый герб к парадной двери.
– Вы справитесь сами? Может, попросите Си-Си помочь вам затащить его наверх? – предложила она. – И не уроните герб на ногу!
Квиллер со своим грузом уже спускался по ступенькам.
Когда журналист с неожиданным приобретением добрался до прихожей Коббов и остановился, чтобы перевести дух, он услышал доносившийся из магазина голос Си-Си.
– Да ты не отличишь черного ореха от дыры в собственной голове! – кричал антиквар. – Лучше сразу признай это!
– Если это черный орех, я съем свой костыль. А ты известный жучила! Дам тебе двадцать баксов и ни цента больше!
Квиллер сам героически поднял герб к себе в комнату.
Коты спали в кресле – переплелись, как инь и ян, – и журналист не стал их беспокоить. Он приставил реликвию Макинтошей к стене и вышел, надеясь, что успеет сделать еще несколько дел. Надо бы зайти в магазин Бена, но сначала Квиллеру хотелось встретиться с разговорчивой Сильвией Катценхайд. Ему нравились словоохотливые субъекты: они так облегчали его работу!
Добравшись до «Всякой всячины», журналист придержал дверь, пропуская хорошо одетого мужчину, выходившего с объемистой покупкой, завернутой в газету; из импровизированной упаковки во все стороны торчали какие-то черные шланги. В самом магазине покупательница торговалась из-за кресла, сделанного из автомобильных шин.
– Милая моя, – отвечала ей Сильвия, – возраст и действительная стоимость не имеют значения. Всякая всячина и есть всякая всячина: остроумие и экстравагантность плюс немного вождения за нос. Либо вы усекаете, либо нет, как сказал бы мой сын.
Миссис Катценхайд оказалась приятной, ухоженной, уверенной в себе женщиной, которая держалась как сорокалетняя, хотя наверняка разменяла уже шестой десяток. Квиллер видел много таких рядовых женского вспомогательного корпуса в Художественном музее – все одинаковые, все в хорошо сшитых твидовых костюмах, блузках из джерси, все при золотых цепочках и в туфлях из крокодиловой кожи. В качестве небольшого чудачества, без которого в Хламтауне, похоже, нельзя было обойтись, Сильвия добавила к этому набору черные хлопковые чулки.
Квиллер представился и сказал:
– Мне показалось, что от вас выходил господин с какими-то шлангами…
– Вы совершенно правы! С чучелом осьминога, – подтвердила миссис Катценхайд. – Жуткая вещь! Я рада, что сбыла ее судье Беннету из муниципального суда. Вы с ним не знакомы? Он купил осьминога в подарок жене на Рождество. Она без ума от головоногих.
– Почему вы специализируетесь…
– На всякой всячине? Это идея моего сына. Он сказал, что мне нужно как-то отвлечься. – Сильвия зажгла сигарету. – Вы не знали моего покойного мужа? Он был членом городского совета. А сын изучает право… Простите, может, хотите сигарету?
Квиллер отказался.
– Но почему всякая всячина? Почему не что-нибудь более…
– Изящное? Все мои друзья тоже удивляются. Но ведь чтобы заниматься настоящей стариной, нужны знания. К тому же мой сын утверждает, что людям интересна именно всякая всячина. Если какая-то вещь непривлекательна на вид, плохо сделана, вообще второго сорта, – она великолепно продается. Я этого просто не понимаю.
– Тогда, наверное, вы ничего не купили на…
– Вчерашнем аукционе? – Хозяйка удивительно хорошо умела читать мысли. – Только небольшую люстру в свою квартиру. Когда муж умер, я продала особняк в Холмах Потерянного Озера и переселилась в Орлиное Гнездо. У меня чудесная квартирка и, поверьте, обставленная не всякой всячиной!
– А как антиквары относятся к вашей работе? У вас есть…
– Взаимопонимание? Определенно! Я хожу на все их собрания, и мы отлично ладим. Когда я только открыла торговлю, меня опекал Энди Гланц и дал много ценных советов. – Она вздохнула: – Меня потрясла эта потеря. Вы знали Энди?
– Нет, никогда не видел. Он…
– Что ж, тогда я скажу вам. Всегда создавалось впечатление, что на Гланце белый галстук и фрак, даже если он в рабочих брюках скоблил какую-нибудь мебель. И он был таким красивым… И умным. Я всегда жалела, что он закоренелый холостяк. Так обидно!
– Разве он не был помолвлен с…
– Драконихой? Неформально, но они были бы прекрасной парой. Жаль, что он связался с этой…
– Вы имеете в виду… – произнес Квиллер с многозначительной паузой.
– Ну вот, снова я разболталась! Сын говорит, что Хламтаун сделал из меня сплетницу. Не скажу больше ни слова!
И она не сказала.
В положении Квиллера была некоторая двусмысленность. Он пытался расследовать то, что никто не просил его расследовать; он даже не был полностью уверен, что для расследования есть повод. Любой разумный человек давно бы уже бросил это дело.
Задумчиво поглаживая усы, Квиллер все-таки решил предпринять очередной шаг. Он отправился в магазин «Немного старины», о чем впоследствии пожалел.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?