Текст книги "Кот, который проходил сквозь стены (сборник)"

Десять

Магазин находился рядом с «Древностями» Кобба – в одном квартале с «Голубым драконом», бывшим экипажным сараем, где теперь обосновался Рассел Пэтч, угловым магазином Энди и лавочками, которые торговали всякими мелочами, удовлетворяя спрос жителей Хламтауна на молитвенники в тисненых обложках и черные панталоны с красной отделкой. Вывеска «Немного старины» красовалась на первом этаже здания, напоминавшего дом Коббов, только вдвое более обшарпанного и менее широкого. Если верить табличке на стене, верхние этажи были отданы меблированным комнатам – и только мужчинам.

Квиллер поднялся по обледеневшему каменному крыльцу и попал в тускло освещенный холл. За стеклянной дверью он узрел столь привычное для Хламтауна скопление немыслимой рухляди: пыльную мебель, позеленевшие медь и латунь, фарфор и прочие ничего не значащие разрозненные предметы. Понравился ему только котенок – он спал, свернувшись на подушке посреди стола и положив мордочку на лапки. Должно быть, непросто было бедняжке пробираться на осторожных бархатных лапках между бокалами и чашками до своей постели! Журналист вошел.

Увидев посетителя с пышными усами, владелец магазина поднялся с кушетки и раскинул руки в мелодраматическом приветствии. На Бене был объемистый лыжный свитер, подчеркивавший полноту фигуры, и щегольский шелковый цилиндр. Бен сорвал его с головы и низко поклонился.

– Как идут дела? Плоховато? – спросил Квиллер, оценивая неприглядную обстановку.

– Утомительно, безрадостно, вяло, бесприбыльно, – ответил продавец, снова прикрывая цилиндром редеющие волосы.

Квиллер взял в руки противогаз времен Первой мировой войны.

– Историческое сокровище, – сообщил Николас. – Привезен на «Мейфлауэре»[5]5
  «Мейфлауэр» – название корабля, на котором отцы пилигримы прибыли из Англии в Америку в 1620 г.


[Закрыть].

Он ковылял за журналистом, быстро переставляя ноги в белых гольфах.

– Я слышал, вы когда-то работали в театре, – проговорил Квиллер.

Округлый маленький продавец подрос сантиметра на три.

– Нашего фра Лоренцо на Бродвее хвалили критики. Наш Догберри был великолепен. Наш Боттом был незабываем… Что это значит? Вы бледны и весь дрожите!

Квиллер не сводил глаз с котенка на подушке.

– Этот… Этот кот! – выпалил он. – Он мертв!

– Великолепный образчик таксидермистского искусства. Ужели он вам не по сердцу?

– Да, не по сердцу, – ответил Квиллер, шумно выдохнув в усы. – И вообще, чем вы конкретно занимаетесь? У вас есть какая-нибудь специализация?

– Я счастливый ночной бродяга.

– Бросьте! Не нужно вешать мне лапшу на уши. Хотите рекламу – отвечайте по существу. На чем вы специализируетесь?

Бен Николас замялся:

– На всем, что приносит доход.

– Как долго вы работаете в Хламтауне?

– Слишком долго.

– Вы хорошо знали Энди Гланца?

Антиквар сложил на груди руки и закатил глаза.

– Благородный, мудрый, доблестный и честный, – пропел Бен. – Черный день наступил для Хламтауна, когда святой Эндрю встретил свою кончину. – Он подтянул брюки и лукаво произнес: – Как насчет кружки божественного напитка в местном кабачке?

– Нет, спасибо. Не сегодня, – отказался Квиллер. – А это что? Складная книжная полка? – Он взял в руки странное сооружение из черного дерева с медными шарнирами. – Сколько вы за нее хотите?

– Берите ее… Берите… С приветом от старого Санта-Клауса.

– Нет, я куплю ее, если это не слишком дорого.

– Мы просим пятнадцать, но позвольте нам сделать скидку. Восемь симолеонов[6]6
  Симолеон – доллар (уголовн.).


[Закрыть].

Тут в магазин вошел еще один покупатель и нетерпеливо спросил:

– Бляшки для лошадиной сбруи есть?

– Сгинь! Сгинь! – махнул рукой продавец. – Этот джентльмен из газеты, и у нас берут интервью.

– Я уже все. Ухожу, – сказал журналист. – В понедельник пришлю фотографа, чтобы снять вас и ваш магазин.

– Покорно благодарю, сэр.

Николас снял свой шелковый цилиндр и прижал к сердцу. Тогда-то Квиллер и заметил воткнутое в головной убор красное перо. Это было его перо! Он в этом не сомневался: у самого ствола оно было прокушено. Две недели назад, играя с котом, журналист вынул его из-за ленты, чтобы пощекотать Коко нос, и тот, расшалившись, продырявил перо клыками.

Квиллер медленно вышел из магазина. Остановился на первой ступеньке и нахмурился, размышляя, каким образом перо попало на цилиндр Бена.

И вдруг журналиста швырнуло наземь. Мир опрокинулся на него, бросив коленопреклоненным на крыльцо. Раздался шум, рев, треск, и Квиллер оказался на четвереньках в снегу, перемешанном с колким льдом.

Бен Николас тут же поспешил на помощь.

– О дьявольская лавина! – возопил он, помогая журналисту подняться. – С крыши этого богомерзкого дома! Мы подадим на хозяина в суд.

Квиллер отряхнулся.

– Еще повезло, что на мне была шляпа, – сказал он.

– Пойдемте обратно – сядете и выпьете чуточку бренди.

– Нет, спасибо, со мной все в порядке. Спасибо, спасибо.

Он подобрал книжную полку и сошел вниз по оставшимся ступенькам, морщась от боли в левом колене.

Квиллер с трудом добрался до дома, где его встретил разбушевавшийся Коко. Юм-Юм, съежившись, сидела в шкафу, похожая на испуганного кузнечика, а кот метался от двери к столу, потом вспрыгнул на кровать и молнией юркнул под стол.

– Ага! Эти уроды наконец установили телефон! – сказал журналист. – Надеюсь, ты укусил представителя компании за ногу.

Коко, шевеля ушами, с интересом смотрел, как Квиллер набирает номер фотолаборатории «Прибоя» и заказывает фотографа на утро понедельника. Потом кот, задрав хвост, чопорно прошествовал впереди хозяина на кухню, чтобы проследить за правильным приготовлением пищи. Выжидательно опустив усы, Коко сел на сушилку и внимательно стал смотреть, как цыплячью печенку мелко рубят, жарят в сливочном масле, добавляют сливки и посыпают карри.

– Коко, я вступил в клуб калек, – сообщил Квиллер. – У хозяйки дома повреждена спина, у Расса Пэтча сломана нога, рыжая в гипсе, а я расшиб колено! Да, не плясать мне сегодня вечером в пресс-клубе!

– Йау, – утешил его Коко.

Квиллер всегда проводил субботние вечера в клубе – в последнее время в обществе молодой дамы, писавшей записки коричневыми чернилами. Но теперь она сошла со сцены. Журналист отыскал в телефонном справочнике номер «Трех сестричек» и набрал его – а вдруг? Большинство женщин с радостью ухватились бы за возможность поужинать в пресс-клубе. Но к сожалению, трубку никто не поднял.

Тогда он позвонил девушке, работавшей в женском отделе «Прибоя» и занимавшейся светской хроникой.

– Я бы с удовольствием, но сегодня мне надо надписать все рождественские открытки, чтобы они пришли до Нового года.

– Да, кстати, скажи мне, что ты знаешь о семье Даксбери?

– Они стараются вести себя тише воды, ниже травы и терпеть не могут журналистов. А почему ты спросил?

– У них есть дочери?

– Пять – и все названы в честь английских королев. Все замужем, кроме одной. Она покинула семью десять лет назад и…

– И?

– Вернулась обратно, наверное. Ее не видно и не слышно.

– Как ее зовут?

– Мэри. Она в семье словно белая ворона.

– Спасибо, – сказал Квиллер.

Он пошел в пресс-клуб один.

Клуб занимал единственное старое здание в центре города, которое избежало сноса. Это была бывшая тюрьма, похожая на средневековую крепость с башенками, зубчатыми стенами и бойницами. Как только город предлагал снести здание для строительства автострады или улицы, «Дневной прибой» и «Утренняя зыбь» поднимали возмущенный крик, и ни один выбранный или назначенный чиновник не отваживался идти против объединившейся прессы.

Квиллер хромая поднимался по ступенькам мрачного старинного строения, когда встретил выходившего оттуда Лоджа Кендала, репортера криминальной хроники.

– Пошли обратно, я угощаю, – предложил Квиллер.

– Не могу, Квилл. Пообещал жене, что пойдем сегодня за елкой. Если заранее не выберешь, упустишь свой шанс. Терпеть не могу кособокие деревья.

– Тогда только один вопрос. В какой части города самый высокий уровень преступности?

– То ли в Полоксе, то ли в Солнечных Садах. Все больше проблем и в Орлином Гнезде.

– А Цвингер-стрит?

– Кое-что я о ней слышал.

– Я снял там жилье вчера.

– Ты, наверное, рехнулся! Это же трущоба!

– Вообще-то, там не так уж плохо живется.

– Что ж, не распаковывай все свои чемоданы, город собирается снести Хламтаун, – весело сказал Кендал на прощанье.

Квиллер наполнил у буфета тарелку и подошел к стойке; вокруг было удивительно пусто.

– А где все? – спросил он Бруно, буфетчика.

– Покупают рождественские подарки. Сегодня магазины открыты до девяти.

– Ты когда-нибудь что-нибудь собирал, Бруно? Ты, часом, не коллекционер?

Разнообразные интересы бармена были хорошо известны.

– Коллекционер! Я собираю палочки для размешивания коктейлей. У меня их уже около десяти тысяч.

– Я не это имел в виду. Я говорю о старинных вещах. Вот я только что купил часть железных ворот от замка в Шотландии. Возможно, штуковине больше трехсот лет.

Бруно покачал головой:

– Вот это мне в древностях и не нравится. Все такое старое!

Поужинав, Квиллер с радостью отправился домой, в Хламтаун, к более серьезным проблемам, чем кособокие елки и палочки для размешивания коктейлей. Никто в пресс-клубе даже не заметил, что он хромает.

Подойдя к особняку Коббов, он взглянул на скат мансарды. Снеговая шапка все еще плотно держалась, как и на крыше Мэри. Лавина обрушилась только у Бена, хотя все три здания были построены в одном стиле.

В комнате Квиллер увидел котов, восседающих на позолоченных стульях с точнейшим соблюдением протокола: Юм-Юм, как всегда, слева от Коко. Журналист нарезал для нахлебников ветчину, принесенную из пресс-клуба, а потом сел за машинку и принялся трудиться над материалом о Хламтауне. Через некоторое время Коко вспрыгнул на рабочий стол и стал наблюдать за работой замечательного механического изобретения: как взлетает лента, чтобы сделать отпечаток на бумаге, как толчками двигается каретка. А когда Квиллер приостановился, давая мыслям оформиться, Коко потерся мордочкой о соответствующий штырек и сменил ширину поля.

Этим вечером журналиста еще кое-что отвлекло. Над головой то и дело раздавались стуки и шорохи, а по коридору плыли искушающие запахи: сначала аниса, потом масла, потом шоколада.

Вдруг его позвали по имени, он открыл дверь и обнаружил хозяйку с большим медным подносом.

– Я услышала, как вы печатаете, и подумала, может, вам пора перекусить, – сказала она. – Я пекла к Рождеству.

На подносе было шоколадное печенье и кофейный сервиз.

Квиллера рассердил незваный визит, но он сменил гнев на милость при виде глазированных квадратиков, украшенных половинками орехов. Миссис Кобб, не дожидаясь приглашения, вошла в комнату.

– Целый вечер провела у плиты, – вздохнула она. – Антиквары у нас наверху обсуждают сценарий рождественской благотворительной вечеринки. У Си-Си ведь третий этаж оборудован специально для собраний. Знаете, как он называет нашу верхотуру, до которой не сразу и доберешься? Салун «Развяжись пупок»! Знаете, антиквары всегда… О боже! Вы хромаете! Что случилось?

– Ушиб колено.

– Будьте осторожны. Колени – это очень опасно, – предостерегла Айрис. – Сядьте в кресло и положите ногу на скамеечку, а я поставлю поднос вот сюда – на столик между нами.

Она плюхнулась в кресло-качалку, не подозревая, что с каминной полки за ней скептически наблюдает Коко.

Целый вечер у плиты? А выглядит миссис Кобб совсем неплохо: волосы тщательно уложены, ярко-розовое платье с нашитыми крупными стекляшками; на шее, как всегда, болтаются двое очков; оправа одних украшена искусственными бриллиантами…

Вознаграждая себя за помеху в работе, Квиллер уплетал ароматные темно-шоколадные квадратики, полные ореховой начинки, мягкие и еще теплые, а Айрис усердно раскачивалась, словно к чему-то готовилась.

– Я хотела с вами кое о чем поговорить, – наконец начала она. – То, что я сказала о гороскопе Энди, – просто шутка. То есть я и не думала, что в этом что-то есть. Я бы не хотела создавать вокруг трагедии шумиху.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, мне недавно сказали, будто вы ведете криминальную хронику, и я подумала, что вы, возможно, здесь затем…

– Я уже давно ничего не веду, – заверил ее Квиллер. – А кто вам наплел?

– Дракониха. Я зашла к ней одолжить пчелиного воска, а она сказала мне, что вы были известным репортером по этим делам в Нью-Йорке или где-то еще, вот я и подумала, может, вы здесь тоже что-то расследуете. Но мне, честное слово, никогда и в голову не приходило, что Энди мог упасть от чего-то такого, – он просто оступился на этой стремянке. В общем, я испугалась, что вы меня неправильно поняли.

– Ясно, – ответил Квиллер. – Но вы напрасно беспокоитесь. У меня уже целую вечность нет такой рубрики.

– Просто гора с плеч, – облегченно вздохнув, сказала Айрис и с хозяйским видом оглядела комнату.

– Вам нравится эта оклеенная стена? – спросила она, критически покосившись на стену рядом с кроватью. – Я бы с ума сошла: лежать и смотреть на книжные страницы. Знаете, они приклеены пастой, так что, если хотите, можете их снять…

– Честно говоря, мне стена нравится, – ответил Квиллер, поглощая печенье. – Смесь «Дон Кихота» с Сэмюэлем Пеписом.

– Что ж, каждому свое. Вы куда-нибудь уходите на Рождество? Я бы с удовольствием присмотрела за котами.

– Нет, у меня нет никаких планов.

– Разве на службе у вас не будет рождественского вечера?

– Нет, только в сочельник в пресс-клубе.

– В газете, должно быть, очень интересная работа! – Айрис перестала раскачиваться и посмотрела на журналиста с искренним восхищением.

– Коко! – вскричал Квиллер. – Перестань мучить Юм-Юм! – И добавил, обращаясь к миссис Кобб: – Они оба стерилизованы, но Коко иногда ведет себя подозрительно.

Хозяйка хмыкнула и налила ему еще кофе.

– Раз вы остаетесь на Рождество один, вы должны присоединиться к нам. Си-Си украсит большую елку, а из Сент-Луиса приедет мой сын. Он работает кем-то вроде архитектора. Его отец – мой первый муж – был школьным учителем. У меня у самой диплом учителя английского языка, хотя, глядя на меня, не подумаешь. Я уже ничего не читаю. В нашем деле ни на что не хватает времени. Этот дом у нас уже четыре года, и всегда что-нибудь…

Она продолжала щебетать, а Квиллер, не слушая, глядел на пухленькую болтушку. Он привык к тому, что его, представителя СМИ, всячески умасливают, усердно подкармливают – последнее было одним из дополнительных преимуществ профессии, – но хотелось, чтобы хозяйка дома была чуть менее разговорчива, хотелось, чтобы она ушла до того, как антиквары начнут спускаться из салуна «Развяжись пупок».

Впрочем, старания миссис Кобб подружиться с ним были, вероятно, совершенно невинными. Чрезмерная раскованность – от недостатка вкуса. Да и с серым веществом у бедняжки не густо. Но и она настаивает на версии несчастного случая с Энди Гланцем! Неужели даже ей ясно, что, возникни сомнения в этом деле, подозрение падет на ее мужа?

– Он умер от пищевого отравления – ботулизм, – поставила диагноз Айрис.

– Кто? – прервал размышления журналист.

– Мой первый муж. Я знала, что произойдет что-то ужасное. Я видела это по его руке. Когда-то я читала по ладони – просто хобби, понимаете? Хотите, посмотрю вашу?

– Я не очень-то верю в хиромантию, – ответил Квиллер, потихоньку выбираясь из кресла.

– Не упрямьтесь. Узнаем ваше будущее. Я не скажу, если будет что-то действительно плохое. Сидите, где сидели, а я примощусь на скамеечке.

Она плюхнулась округлым задом у его ног и сказала:

– Правую руку, пожалуйста.

Айрис сжала ладонь Квиллера в своих теплых, чуть влажных руках, а затем погладила ее, чтобы линии стали виднее.

Журналист неловко заерзал, пытаясь найти тактичный выход из положения, но мягкое кресло оказалось ловушкой.

– Очень интересная ладонь, – произнесла миссис Кобб, надевая очки.

Она гладила его руку и наклонялась все ниже, рассматривая линии, но вдруг комнату наполнили визг и резкие крики. Это Коко кинулся на Юм-Юм со зверским рычанием. Кошка завопила и начала отбиваться. Парочка каталась по полу, сцепившись в один злобный клубок.

Миссис Кобб вскочила:

– О боже! Они же убьют друг друга!

Квиллер закричал, захлопал ладонью по здоровому колену, потом с трудом встал и звонко шлепнул попавшего под руку кота по мягкому месту. Коко злобно взвыл, и Юм-Юм удалось вырваться. Но Коко тут же снова погнался за ней. Юм-Юм перелетела через письменный стол, обежала кресло, бросилась под чайный столик, однако преследователь не отставал. Они носились и носились по комнате под грозный крик Квиллера и верещание миссис Кобб. На четвертом круге гонок кошечка нырнула под чайный столик, а кот, не рассчитав, проехал по нему сверху. Журналисту удалось спасти кофейник, но поднос со сливками и сахаром опрокинулся на пол.

– Ковер! – вскричала хозяйка. – Берите тряпку, быстро! Я сейчас принесу швабру.

Она выбежала из комнаты, а из салуна «Развяжись пупок» примчались испуганные антиквары.

– В чем дело? Кого здесь убивают?

– Просто семейная сцена, – кивнул Квиллер на котов.

Коко и Юм-Юм как ни в чем не бывало сидели в кресле. Юм-Юм выглядела вполне умиротворенной и спокойной; Коко нежно вылизывал ее мордочку.

Одиннадцать

Этой ночью Кобб снова храпел. Квиллер проснулся в три часа от боли в колене, выпил таблетку аспирина и лежал под приглушенный рокот из-за стены. Жаль, что у него нет льда. Жаль, что он вообще переехал в Хламтаун. Здешние жители подвержены несчастным случаям, и это, похоже, заразно. Зачем он заплатил за месяц вперед? Неважно, он пробудет тут, пока не закончит материал для «Прибоя», а потом съедет, взяв себе на заметку: бойся хозяек, домашние пироги приносящих. Да, это было бы разумно – сосредоточиться на статьях и перестать совать нос в дела покойного антиквара.

Тут в усах Квиллера по-знакомому защекотало, и он заспорил сам с собой:

– Но ты должен признать: в плане мастерской Энди что-то не сходится.

– Значит, его убили. Значит, это был грабитель. Попытка ограбления.

– Грабитель ударил бы его по голове и убежал. Нет, весь этот спектакль выглядит заранее отрепетированным. Отрепетированным, я говорю. Слышишь?

– Забудь и думать о бывшем актере. Это безвредный старый чудак, который любит животных. Коко сразу проникся к нему симпатией.

– Но не забывай, как с крыши в самый подходящий момент обрушился снег. Любая из сосулек могла раскроить тебе череп. Что касается Коко, он бывает крайне субъективным. Он отверг миссис Кобб просто потому, что она с ним сюсюкала.

– И все-таки интересно, как Айрис повредила спину два месяца назад.

– Ты хватаешься за соломинку! Миссис Кобб – не тот человек. Тут нужен кто-нибудь вроде мисс Дакворт – холодный как лед, целеустремленный, чрезвычайно одаренный…

– Здесь ты не прав. Мэри не так уж холодна. К тому же у нее не было мотива.

– Разве? Она ведь поссорилась с Энди. Кто знает, насколько серьезно?

– Несомненно, они поссорились из-за другой женщины – и все-таки мотива для убийства нет, раз Мэри любила его.

– Возможно, он грозился сделать что-то чрезвычайно неприятное для Драконихи.

– Но Мэри утверждает, что он был добрым и заботливым.

– К тому же догматичным и нетерпимым. Возможно, он опять «выполнял свой долг». Такая личность – классический тип негодяя.

– Когда ты наконец заснешь и дашь мне заснуть?

В конце концов Квиллеру удалось задремать. Утром его разбудили голодные коты, игравшие на кровати в «классики» и чудом избегавшие приземлений на его больное колено. У котов есть какое-то шестое чувство, заметил он, не дающее причинить боль людям, которые им нравятся. За это он подал животным прекрасный завтрак из консервированных крабов.

Журналист прикладывал к колену холодные мокрые полотенца, когда раздался стук в дверь. Квиллер раздраженно вздохнул и, превозмогая боль, встал.

За дверью стояла Айрис Кобб в шляпе и пальто и держала в руках тарелку.

– Я иду в церковь, – сообщила она. – Не хотите ли булочек с клюквой? Я поднялась рано и испекла их. Не могла спать.

– Спасибо, – ответил Квиллер, – но боюсь, вы меня перекормите.

– Как выглядит ковер? От сливок остались пятна?

– Выглядит неплохо, но, если вы хотите отдать его в химчистку, я заплачу.

– Как ваше колено? Лучше?

– Такие ушибы всегда больше болят по утрам. Я пробую ставить холодные компрессы.

– Может, поужинаете с нами около семи? Тогда вам не нужно будет выходить из дома… Си-Си расскажет что-нибудь интересное про Хламтаун, – добавила она, заметив нерешительность Квиллера. – У нас будет тушеное мясо с пюре – ничего особенного.

Просто картофель, взбитый со сметаной и укропом. И салат с заправкой из рокфора. А на десерт – шоколадный кекс.

– Хорошо. Я приду, – сказал Квиллер.

Он оделся и поковылял в аптеку-закусочную, поскольку не мог прожить без воскресных газет. У стойки он с трудом проглотил два крутых яйца, которые, впрочем, предлагались как приготовленные всмятку, и заработал несварение желудка, прочитав новую колонку Джека Джонти. Этот Джонти, будучи моложе Квиллера в два раза, имел наглость с дельфийских высот своего юношеского невежества написать статью, претендующую на остроумие и мудрость.

Весь оставшийся день журналист лечил больное колено и стучал на искалеченной машинке, и его страдания смягчал свойственный котам инстинкт Флоренс Найтингел[7]7
  Флоренс Найтингел (1820–1910) – английская леди, сестра милосердия, реформатор условий содержания в госпиталях, реорганизатор курсов для медицинских сестер. Отказавшись от светской жизни, посвятила себя работе в больнице как сестра милосердия.


[Закрыть]: каждый раз, когда Квиллер садился, Юм-Юм вспрыгивала к нему на колени, а Коко ходил вокруг с озабоченным видом, тихо мяукал и, едва встретив взгляд Квиллера, начинал мурлыкать.

К семи часам запах говядины, тушенной с чесноком и сельдереем, выманил постояльца из комнаты.

Си-Си, голый до пояса и босой, сидел с банкой пива в руке, перекинув ногу через подлокотник кресла. Он что-то проворчал, увидев гостя, – более благодушно, чем ожидал Квиллер, – а миссис Кобб радостно посмотрела на жильца и усадила его во внушительное кресло с подголовником.

– Эпоха Карла Второго, – сказала она. – Лучшее, что у нас есть.

Потом пришел черед демонстрации других сокровищ. Квиллер сдержанно восхищался: вот чучело совы, вот деревянный орел с разинутым, ярко-красным изнутри клювом (вероятно, ангина), вот портрет младенца с обрюзгшим лицом сорокалетнего пьяницы (масло) и аптекарский стол с двумя дюжинами крошечных ящичков, не нужных никому, кроме аптекаря.

Радиоприемник на столе издавал бессмысленный непрекращающийся ритмический шум. Миссис Кобб, опытная хозяйка, принесла блюдо крошечных пирожков с мясом и подала на тарелках с кружевными бумажными салфетками стаканчики клюквенного коктейля.

Си-Си сказал:

– Кого ты пытаешься поразить всей этой чепухой?

– Нашего нового жильца, разумеется. Стала бы я трудиться над эмпанадас для такого разгильдяя, как ты!

Си-Си повернул небритое, но все равно красивое лицо к Квиллеру:

– Будьте осторожны с ее «вкусностями», мистер. Она может отравить вас, как отравила своего первого муженька.

Он проговорил это без улыбки, но Квиллер заметил в глазах антиквара удивительно ласковый блеск.

– Если я и отравлю кого-то, – ответила Айрис, – то это будет Невежа Кобб… Хотите послушать кое-что интересное? – Она достала с нижней полки переносной магнитофон, перемотала пленку, нажала зеленую кнопку и сказала: – Начали!

Пленка пошла-поехала, и раздалась дьявольская какофония: бульканье, свист, подвывание, хрюканье и сипение.

– Заткни эту чертову машину! – заорал Кобб больше для порядка, чем от злости.

Она рассмеялась:

– Вот как ты храпишь. Как каллиопа[8]8
  Каллиопа – здесь: клавишный музыкальный инструмент.


[Закрыть]. А ни за что бы не поверил, правда?

– И на это ты потратила мои деньги?! – Си-Си ударил кулаком по кнопке магнитофона, заставив аппарат замолчать. Но выглядел при этом совершенно беззлобно.

– Я использую запись как доказательство, когда подам на развод. – Миссис Кобб подмигнула Квиллеру, и тот почувствовал себя очень неловко, словно подсматривал в замочную скважину.

Си-Си мрачно поинтересовался:

– Есть-то будем?

– Вот всегда так: говорит, что терпеть не может моей стряпни, – сообщила Айрис, – но еще ни разу от нее не отказался.

– Я могу съесть все что угодно, – добродушно проворчал муж. – Так что у нас сегодня за помои?

Когда обед был подан и все занялись едой, Кобб подобрел и стал выглядеть просто-таки обаятельным. Квиллер пытался представить Си-Си выбритым, в белой рубашке и при галстуке. Получался или удачливый коммерсант, или актер – любимец женской публики, или сердцеед, или мошенник. Почему Си-Си избрал себе в Хламтауне амплуа неряшливого брюзги?

Журналист небрежно обронил:

– Вчера я познакомился с «тремя сестричками», – и стал ждать реакции.

– Ну и как вам понравилась рыжая? – поинтересовался Кобб, бросив сердитый взгляд в свою тарелку. – Не будь у нее нога в гипсе, она бы побежала за вами, как собачонка.

– А что вы думаете о нашем втором жильце? – сменила тему Айрис. – Разве он не смешной?

– Неплохо притворяется, – ответил Квиллер. – Говорит, что играл на Бродвее.

Си-Си фыркнул:

– Да он к Бродвею ближе чем на пушечный выстрел и не подбирался!

Миссис Кобб защитила Николаса:

– Бен обожает играть Санта-Клауса. Каждое Рождество надевает красный костюм, приклеивает бороду и идет к детям в больницу.

– Они, наверное, ему за это платят, – буркнул Си-Си. – Бесплатно он ничего не делает.

– Однажды, – продолжила Айрис, – посреди Цвингер-стрит сидел раненый голубь, а десятки других летали вокруг, защищая его от машин, и я видела, как Бен вышел из магазина с обувной коробкой и спас птицу.

Квиллер сказал:

– У него в магазине есть отвратительная вещь: чучело котенка на пыльной бархатной подушке.

– Это подушечка-игольник. В веселые девяностые[9]9
  Имеются в виду девяностые годы XIX в.


[Закрыть] все были на таких помешаны.

– Неужели он зарабатывает на жизнь этой своей мрачной коллекцией? Или у него тоже есть работа на стороне?

– У Бена есть кое-что в загашнике, – поведал Си-Си. – Он когда-то зарабатывал много денег – пока налоги не повысили.

Миссис Кобб испуганно взглянула на мужа.

Тот закончил есть и отодвинул от себя тарелку из-под десерта.

– Пойду сегодня обчищать брошеный дом. Кто со мной?

– А куда вы пойдете? – поинтересовался Квиллер.

– В старом доме Элсворта полно филенок из черного ореха – если, конечно, их еще не сперли. Расс говорит, витражи уже утащили.

– Не ходил бы ты, – сказала Айрис. – Холодно и скользко, и ты ведь знаешь, это незаконно.

– Все равно все тащат. Как вы думаете, где Дракониха взяла свою русскую серебряную люстру? Делает вид, будто вся из себя такая-сякая, а видели бы вы ее с ломом!

Миссис Кобб обратилась к Квиллеру:

– Однажды Си-Си поймали с поличным и заставили платить большой штраф. Но это не послужило ему уроком!

– Да черт с ним! Дважды на одни грабли не наступают, – отмахнулся Кобб. – В тот раз на меня кто-то настучал, и я знаю кто. Этого не повторится.

– Давайте выпьем кофе в гостиной, – предложила миссис Кобб.

Кобб закурил сигару, а Квиллер зажег свою трубку и сказал:

– Я так понимаю, что городское правление не очень благоволит Хламтауну.

– Мистер, да по их мнению, мы какая-то болезнь, которую надо стереть с лица земли, – ответил Кобб. – Просили мы поставить новые уличные фонари, а город ответил нам: «Шиш, Хламтаун снесут в ближайшие десять лет». Десять лет!.. Тогда мы попытались установить за свой счет старомодные газовые, но город опять сказал: нельзя. Все фонари должны быть высотой в двенадцать метров, не больше и не меньше.

– Си-Си целые дни проводил в городском совете, – вставила миссис Кобб, – а мог бы вместо этого зарабатывать хорошие деньги на пикетах.

– На нашей улице росли вязы, – продолжал муж, – но город их срубил, чтобы сделать ее шире. Мы посадили деревца на краю тротуара, и угадайте, что сделали власти? Чик-чик! Расширили улицу еще на полметра.

– Расскажи Квиллу о вывесках, Си-Си.

– Ага, вывески. Мы сделали их из старого дерева и украсили район, но город заставил нас снять их. Опасно, сказали они. Тогда Расс прибил к своему фасаду выточенные вручную кедровые щитки, но и их город снял. И знаете почему? Они нависали над тротуаром на сантиметр! Мистер, город хочет, чтобы Хламтаун пришел в упадок! Потом жулье захватит свободную землю, и хапугам из городского совета достанется своя доля!

– Теперь мы собираемся провести благотворительную вечеринку, чтобы оживить торговлю, – добавила миссис Кобб, – и нам опять вставляют палки в колеса.

– Чтобы украсить улицу, нужно получить разрешение. Чтобы пригласить оркестр – изволь ублажить комиссию по уменьшению городского шума. Хотите давать подарки каждому десятому покупателю – обратитесь в комиссию по лотереям. Хотите продавать напитки и печенье – сдавайте анализ крови в медицинском управлении. Сумасшествие!

– Может, «Дневной прибой» чем-то сумеет помочь, – проникся настроением антиквара Квиллер. – У нас есть кое-какие связи в городском совете.

– А, мне все равно. Я пойду воровать.

– Я бы составил вам компанию, – признался журналист, – если бы не колено.

Миссис Кобб обратилась к мужу:

– Не ходи один! Неужели ты не можешь взять с собой Бена?

– Этого бездельника? Да он поленится даже фонарик нести.

– Тогда попроси Майка. Он пойдет, если дашь ему пару долларов. – Она выглянула за окно: – Снова повалил снег. Лучше бы ты оставался дома.

Не ответив ни слова, Кобб надел ботинки, теплое пальто, вязаную шапку и вышел из комнаты. После еще одной чашки кофе Квиллер стал прощаться, благодаря хозяйку за прекрасный ужин.

– Вы и вправду думаете, что газета может что-то сделать для нашей вечеринки? – спросила Айрис, провожая журналиста до двери и передавая гостинец котам. – Это много значит для Си-Си. Он относится к Рождеству как маленький мальчик, и мне так больно видеть, как он переживает.

– Я постараюсь завтра же что-нибудь предпринять.

– Си-Си просто преображается, когда заводится насчет городского совета! – Ее глаза сияли. – Раз я пошла с ним на заседание. Он все выступал и выступал, и мэр предложил ему сесть и замолчать. А Си-Си в ответ: «Слушай, дружок, не затыкай мне рот! Ведь это я плачу тебе жалованье!» Я была так горда Коббом, чуть не разревелась.

Квиллер прошел по коридору, открыл свою дверь и заглянул в комнату. Коты моментально спрыгнули со своих позолоченных престолов, почуяв в пакете из пергаментной бумаги тушеное мясо. Юм-Юм начала тереться о Квиллеровы ноги, а Коко требовательно замяукал.

Журналист наклонился, чтобы погладить кота, и тут увидел это – на полу, возле письменного стола. Бумажный доллар! Он был сложен вдоль. Квиллер никогда не складывал так деньги.

– Откуда это? – спросил он котов. – Кто здесь намусорил?

У посетителя имелся ключ, но это не Коббы. Журналист осмотрел напечатанные листы, лежавшие на столе, и незаконченный – в машинке. Интересовался, о чем он пишет? Тогда это мог быть только второй жилец. Возможно, Бен сомневался, что Квиллер действительно журналист – так уже случалось, – и прокрался к нему, чтобы удостовериться, а доллар уронил, доставая из кармана очки или носовой платок. Случай, в общем, заурядный, но Квиллер почувствовал раздражение и вернулся к Коббам.