Текст книги "Берег другой жизни"

Его голос звенел и готов был сорваться, глаза увлажнились, а рука под моей ладонью сжалась в кулак.

– Я знаю твою семью по твоим рассказам и по тому, что произошло с нами за последний год, – начала я говорить, осторожно подбирая слова и не желая причинить Доминику боль. Одно мне ясно – если я сейчас не приоткрою завесу над тем, что он в упор не видит или не хочет видеть, потом будет больней. – То, что я сейчас скажу, тебе наверняка не понравится, но ты хороший бизнесмен, поэтому должен смотреть на вещи реально. Твоя фирма в настоящий момент окончательно и бесповоротно принадлежит детям. Ровно половину ее стоимости ты выплатил бывшей жене по закону. Это факты. Себе ты не оставил ничего, кроме страховки, половину которой у тебя забрали из выходного пособия, обещанного устно. Это тоже факт. Думаем дальше, – продолжила я, глядя, как Нико непроизвольно прижал правую руку к груди. – Дети хотят не столько разрешить дилемму между родителями, сколько создать себе гарантированное, обеспеченное будущее. Секрет Полишинеля, который ты не хочешь видеть за пеленой родительской любви. Предлагаю решить проблему так, как решала римская богиня Юстиция, – с завязанными глазами и чашей весов. На одной чаше – ты, у которого на данный момент нет денег, а значит, и власти, есть только потенциал, который в расчет не берется, а следовательно, не считается. На другой чаше – их мать, которая, неважно каким способом, но имеет много денег, а соответственно может оказывать давление. На твоей стороне – прошлое со знаком вопроса, на ее стороне – будущее с восклицательным знаком. То, что ты раньше дал детям, они давно съели: старые машины поменяны на новые, дома требуют ремонта. Все стоит денег, которыми ты их снабдить в данный момент не можешь. Остается другая чаша весов. Она гораздо весомее, приносит сейчас и принесет позднее огромные деньги. Вот и думай, на чью сторону могут встать избалованные достатком дети, привыкшие к большим деньгам? Не хочу рисовать картину предстоящих событий в черных красках – это только мое мнение, моя правда, если хочешь, но она имеет право на существование. Одно неоспоримо: если речь идет о деньгах, то чувства и сопереживания в расчет не берутся, о чем ты должен знать лучше меня. Можешь считать это доказанным фактом.

Тогда, много лет назад, ты сделал выбор. Ты и сейчас уверен в своей непогрешимости, в том, что все рассчитал правильно, но почему-то результат расчетов не хочешь признавать за единственно верный. Твои дети, как ты когда-то, стоят сегодня перед выбором. Что и как они решат, ты узнаешь через несколько дней, но ты будешь не вправе осуждать решение, потому что это – их решение. Ты обрадуешься ему или тебе будет больно, но ты должен будешь принять его, с этим ничего не поделаешь. Нужно было обо всем думать раньше. Мне неважно, что они решат, я хочу, чтобы ты знал одно: даже если ты что-то потеряешь, можно все наверстать, если мы вместе. Деньги играют большую роль, но они – не самое главное в жизни. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Пока мы вместе и доверяем друг другу, для нас всегда будет светить солнце, знай это.

Завтрак давным-давно закончился, а мы сидели за убранным столом на открытой террасе с видом на море. Я пыталась помочь Доминику найти новые аргументы, которые могли бы пригодиться в предстоящем поединке между отцом и детьми. Для себя я давно поняла, что партия отца проиграна, козырных карт у него не осталось, а покер он давно потерял, отдав его в залог слепой родительской любви.

Конец так хорошо начавшегося отпуска оказался нерадостным. Обоих угнетал предстоящий разговор и последующий за ним вердикт несчастному отцу.

Мы могли надеяться только на чудо.

Прилетели домой мы в субботу поздно вечером. После четырнадцатичасового перелета, оставив чемоданы нераспакованными, и умывшись с дороги, отправились спать. Утро встретило нас серым, затянутым облаками небом и совсем не летней температурой. Холодильник был пуст, что неудивительно после двухнедельного отсутствия, и мы решили совместить поздний завтрак с ранним обедом, отправившись на поиски подходящего кафе, где можно наполнить едой голодные желудки.

Далеко ехать не пришлось: в пяти минутах от дома находилось кафе, где предложенный к завтраку шведский стол оставался открытым еще два часа. Заставив столик различными яствами, мы принялись неторопливо поглощать вкусные булочки, колбаски, копченые и жареные деликатесы, о которых в отпуске почему-то не вспоминали.

– Какие на сегодня планы? – спросила я сидящего напротив Доминика и доедая омлет с копченым лососем. – Ты говорил, что уезжаешь на работу. Может быть, подождешь до понедельника?

– Нет, мое сокровище, у меня накопилась куча дел, которые дома решить нельзя. Мне нужно быть на новом объекте, и мы увидимся только в конце недели.

– Если ты поедешь в пять часов утра, то успеешь? – спросила я просящим тоном.

– Пожалуйста, не уговаривай меня, – он взял мои руки, поцеловал и опустил на стол. – То, что ты просишь, невозможно. У меня есть определенные обязательства, их необходимо выполнить. Это не прихоть. От этого зависит не только работа фирмы, но и сохранение десятков рабочих мест. Все решится в конце следующей недели. Обещаю тебе, все будет хорошо.

Я не была уверена в том, что все сложится хорошо, но одно знала точно: пока мы будем вместе, сумеем многое преодолеть, если, конечно, захотим.

Дома, уложив вещи Доминика в дорожную сумку и попрощавшись, я подошла к окну, чтобы махнуть напоследок рукой. Я видела, как любимый мужчина вышел из дверей, обернулся, нашел меня взглядом, помахал в ответ, показав жестом, что все будет хорошо. Он шел пружинящим шагом к машине, забыв обо мне и отдавшись во власть одному ему известных мыслей. Я долго стояла у окна, размышляла о превратностях судьбы, о том, как она сводит любящих людей, но почему-то не дает шанса насладиться счастьем.

«А может быть, действительно все будет хорошо, – подумала я, печально усмехнувшись и не очень-то веря. – Будет по-другому, не так, как мы планируем. А как – не знаю».

Отойдя от окна, я занялась, несмотря на воскресенье, домашними делами. Их за время нашего отсутствия накопилось более чем достаточно.

Наконец-то солнце, море и свободное время! Первые дни отдыха я не заметил: они пролетели, как во сне. Я настолько вымотался морально и физически, что тело, попав в теплый ласковый рай, решило сразу заявить о праве на отдых.

После завтрака, вдоволь накупавшись в ласковой бирюзовой воде океана, я растягивался на теплом песке и тут же засыпал. Анна распологалась рядом и, смеясь, переворачивала меня с боку на бок, чтобы я не обгорел на солнце. Отдохнув таким образом пару часов, мы шли купаться. Ополоснувшись от соленой морской воды в бунгало и смазав подгоревшие места маслом от ожогов, мы отправлялись перекусить. После легкого обеда, состоящего из холодного супа и необычных, но вкусных салатов, мы возвращались на берег, и я, опустившись в шезлонг в тени пальм, спал до тех пор, пока не просыпался от голода. Истощенная нервная система, почувствовав час икс, использовала любую возможность, чтобы восстановиться. Не успевал я принять горизонтальное положение, как глаза закрывались, тело расслаблялось, вытягивалось, и я погружался в праздное ничегонеделание, давая каждой уставшей клетке насладиться покоем.

Вернувшись вечером после ужина и прогулки по берегу под крышу из пальмовых листьев, мы лежали, обнаженные, и прислушивались к доносящимся через открытое окно шуму волн и шелесту листьев бамбука, растущего невдалеке и отделяющего один домик от другого. Полная желтая луна, похожая на приклеенный к небу кусок сыра, освещала загоревшие тела, выделяя их контрастом на белых простынях. В такие минуты не хотелось думать о плохом или печальном, а хотелось навечно продлить миг настоящего.

Не зная, что нас ждет завтра, мы использовали великолепный подарок судьбы – короткое время, отпущенное небесами, – для любви. Должен честно признаться, что Анна научила меня получать удовольствие не только от акта любви, но и от прелюдии. Я наслаждался ее ласками, и получал большее наслаждение, когда ласкал сам.

– Нельзя это делать одновременно, – учила она. – Каждый должен получить часть радости, а потом сосредоточиться на ласках партнера. Нельзя сидеть за рулем автомобиля и одновременно ждать, чтобы тебя кто-то вез. Сначала тебя везут, потом везешь ты, или наоборот. Так и в любви. Нельзя, чтобы один любил, а другой лежал и просто ждал. Роли должны меняться: один начинает, другой продолжает. В любви участвуют двое, и каждый имеет право прочувствовать весь спектр счастья.

Я слушал, лежа на спине, и потом мы переходили от теории к практике.

Анна осыпала легкими поцелуями лицо – глаза, щеки, лоб, иногда касаясь их кончиком языка или слегка покусывая, одновременно поглаживая ладонью мою вытянутую руку, бедро, пробегала пальцами по животу и между ног, но не задевала при этом насторожившейся интимной части тела. Когда она касалась кожи, по ней проходил электрический ток. Иногда чувство было настолько сильно, что его невозможно терпеть, и я вскрикивал, как от боли. Постепенно она переходила с поцелуями к груди, тогда я брал ее за плечи, приподнимал, переворачивал на спину и принимал эстафету, повторяя ее движения и добавляя свои, подсказанные разбуженной фантазией и разгоряченным телом.

Медленно поглаживая каждый сантиметр удивительно гладкой кожи любимой женщины, я, не торопясь, спускался с поцелуями от ее запрокинутой головы через тонкую, с пульсирующей веной шею к плечам, затем к большой и упругой груди. Приподнимая и сжимая снизу бедра, я истово целовал живот, зарываясь лицом в заветную впадинку и вдыхая неповторимый запах женского естества. Я чувствовал, как ее руки, захватив мою голову, тянут меня наверх, к губам. Мы начинали заходиться в длинных поцелуях. Паузы между ласками становились короче, пока один из нас не сдавался, не в силах больше сопротивляться охватившему вожделению. Тела требовали любви, и не было на свете силы, которая могла бы нас остановить. Последнее, что я мог почувствовать остатками уходящего к звездам сознания: ее всхлип Я люблю тебя! – и пульсирующее тело подо мной, с которым я не мог не слиться. Волна счастья накрывала нас и несла дальше, забирая вес тел, остатки сознания и оставляя нам радость парить в невесомости. Мы так и засыпали в объятиях друг друга, не в состоянии пошевелиться от силы испытанных чувств, и только потом, в течение ночи, принимали удобное для себя положение.

Утро встречало нас неизменным голубым небом и ярким солнцем. Масса разнообразных впечатлений от замечательного отпуска отвлекала от плохого, оставшемся будто в прошлой жизни. Я поддался очарованию отдыха, и только к концу трехдневного путешествия на арендованной яхте, ко мне вернулись раздумья об оставленных проблемах, настоятельно требуя места в сегодняшней жизни. Все это не вязалось с очарованием окружающего мира, и невольно наводило на мысль: а правда ли, что произошло пару недель и год назад? Однако неприятная реальность происшедшего заняла свое место в сознании, смазав приятные впечатления последних дней. Я не ощущал потребности вытаскивать их на свет божий, предпочитая переосмыслить и обдумать.

Удивительно, как может любящая женщина чувствовать настроение мужчины! Анна первая начала разговор на неприятную тему. Что нового мог я сказать, какие аргументы привести? Она знала почти все, и я ждал тех волшебных слов, которые не находил сам, чтобы убедить неразумных дочерей не делать больнее, чем они сделали. Женщины мудрее, они знают секреты управления детьми. Так думал я, ожидая от разговора с Анной чудодейственного рецепта исцеления раны.

Ожидаемого чуда, однако, не произошло. Анна вернула меня в реальность. Она права, всю эту кашу заварил сам, мне и расхлебывать. Душа должна молчать, когда говорит разум, а если разговор идет о деньгах, и немалых, такого понятия, как совесть, не существует. Где-то что-то я упустил, не сумев воспитать из моих красавиц не столько успешных бизнес-леди, сколько порядочных людей. Возможно, гены их матери оказались сильнее?

Разговор, на который я возлагал определенные надежды, не принес облегчения, частично смазав очарование последних дней отдыха. Послезавтра рано утром мы должны улетать. Что принесет разговор с руководством фирмы, бывшей когда-то моей, а теперь принадлежащей прагматичной, эгоистичной, богатой и уверенной в себе молодежи?

Мне бы пережить этот кошмар.

Последние дни в гостеприимной Индонезии оказались сущим балластом. Попытки сохранить хорошее настроение не удавались. Мыслями я был дома, бесконечно проигрывая в голове предстоящий разговор, находя новые аргументы в свою защиту. Но чем дольше я думал, тем больше начинал надеяться только на чудо. Мне надоело задавать вечные почему, не находя ни на одно из них удовлетворительного ответа. Меня не пугала мысль о недополученных доходах – я боялся потерять женщину, которую нашел, люблю и которая стала смыслом моей жизни. Я хотел дать ей обеспеченное будущее, чтобы она не испытывала затруднений, хотел ее любви и знал наверняка, что если не смогу предложить финансовой защиты, то потеряю ее.

Надвигающиеся заботы дали о себе знать на время притихшими, а теперь возникшими болями. «Необходимо показаться врачу, – думалось в который раз, но я откладывал посещение, не ставил конкретных сроков. – Как только выиграю поединок, сразу лягу на обследование», – решил я твердо, чувствуя, что боль расползается дальше и обезболивающие таблетки приходится принимать чаще, их действие становится короче, а боль – непереносимее.

Подавленное состояние не укрылось от внимательного взгляда Анны, но она – спасибо ей! – не надоедала вопросами, прекрасно понимая, что творится в душе. Она пыталась отвлечь меня, вытолкнуть из внутреннего мира наружу, на свет, заставить принять участие в сиюминутном видении жизни, во всех происходящих мелочах, втянуть в круговорот жизни. Ей удавалось это сделать на время, но тяжелый груз нерешенного вопроса будущей жизни крутился в голове, усугубляясь состоянием здоровья, о котором Анна могла только догадываться, но точно не знала ничего.

Прощаясь с понравившимся островом, мы провели последний день, посещая особо полюбившиеся места. Перед тем как идти к автобусу, готовому отвезти гостей в аэропорт, мы долго стояли, обнявшись, на небольшом уступе, с которого океан был виден как на ладони. Я стоял, обхватив Анну сзади, прижал к себе, зарываясь лицом в шевелящиеся от легкого ветерка волосы и вдыхая легкий приятный аромат. У меня не было сексуальных желаний, а только глубокое чувство счастья и покоя, которое я испытывал, держа в руках теплое, гибкое тело. Она – моя половина, потерянная когда-то давно, в одной из прошлых жизней, и найденная недавно. Без нее мне невозможно даже дышать.

Так стояли мы, не думая ни о чем и растягивали последние минуты безоблачного счастья, пока не услышали гудок автобуса, призывающего гостей занять места. Сказав последнее прощай океану и помахав рукой, мы поехали навстречу заботам.

Обратная дорога оказалась более утомительной, чем путь на отдых. При пересадке пришлось прождать три часа в аэропорту, и приехали мы домой далеко за полночь. Проснувшись на следующий день поздно, мы отправились за завтрак в город. Я, честно говоря, соскучился по нормальной пище, к которой привык с детства. Отпускная еда последних двух недель была не плохой, а просто другой. Хотелось уже темного хлеба, белых булочек, сосисок с горчицей, омлета с хрустящей корочкой, копченого угря и лосося, тонко нарезанного и поджаренного бекона – всего того, что я ел, сколько себя помню, и чего после двухнедельного перерыва мне не хватало.

Кафе, предлагающее деликатесы к завтраку, обрадовало знакомой и привычной пищей. Заняв столик у окна и заказав чаю, Анна продолжала оживленно болтать о свежих отпускных воспоминаниях, втягивая меня в разговор. Глядя на покрытое густым загаром и оттого похорошевшее лицо, я наслаждался близостью красоты, но уже чувствовал, что мы подходим к неприятному моменту разговора, который хотелось бы быстрее проскочить.

Нужно признаться, что сразу после завтрака я уезжаю, и оставляю Анну одну. Не очень честно, но иначе нельзя. Как спортсмену перед ответственным матчем необходимо сосредоточиться на игре, чтобы выиграть, мне нужно остаться одному. Хотелось все обдумать еще раз, просчитать возможные варианты, предпринять кое-какие шаги, хорошо взвесить ресурсы для игры ва-банк. Анна в данной ситуации не могла помочь. Наоборот, своим присутствием она мешала сосредоточиться, а именно сейчас я не мог этого позволить.

Мне нужны силы для реванша.

Оказалось, зря волновался: узнав о решении, она не стала меня удерживать, зная, что это бесполезно, только спрятала глубоко в глазах подступившие слезы. Завтрак, начавшийся солнечно, закончился на довольно печальной ноте. Дома Анна собрала в дорогу вещи и встала у окна, чтобы махнуть на прощание рукой. Подняв на крыльце подъезда руку и кивнув в ответ, я поспешил к машине, стараясь не думать о боли, которую причинил любимой женщине, и сосредоточился на мыслях о возможной и очень нужной победе.

«Милая, я делаю это не столько для себя, сколько для нашего будущего. Я хочу, чтобы ты не знала нужды, горя, разочарований. Хочу, чтобы ты была счастлива и дарила мне любовь, не думала о ежедневных финансовых проблемах. Именно поэтому ты остаешься сейчас одна. Я должен выиграть и вернуться с победой. Только так обретем мы нашу независимость и будущее», – успокаивал я мысленно то ли ее, то ли себя, трогая машину с места.

Я ехал по полупустой воскресной автостраде, глядя вперед и не замечая проносящихся мимо домов, деревьев, городов, мчался, оставляя за собой прошлое, с которым хотел покончить раз и навсегда, отрезать часть жизни, которая принесла больше разочарований, чем удовлетворения. Мне хотелось построить новое будущее, помня о прошлых ошибках, живя в мире со всеми, но не забывая об осторожности и ответственности. У меня оставался последний и единственный шанс обрести свободу. От нее меня отделяли пять дней и пять прошлых лет.

Глава 6      Ложь не бывает во благо

Я с нетерпением, надеждой и страхом ждала конца недели. Наконец-то будет внесена ясность в окончательно запутавшиеся отношения Доминика с его прошлым. Принесет ли встреча с дочерьми облегчение или она будет ознаменована новым витком напряжения? Никто не знает, остается только ждать. К счастью, не так долго.

Пятница не задалась с самого утра. Началось все со звонка коллеги. Она попросила, несмотря на мой свободный день, приехать и помочь в срочной работе. Мы подменяли друг друга с Габриелой – а между нами просто Габи –охотно: отношения у нас не то что близкие, но открытые и дружеские, и я не могла отказать в такой малости. Стараясь поскорее начать и закончить незапланированный выход из дома, я второпях опрокинула за завтраком чашку с горячим чаем на колени. Я быстро вскочила со стула, чашка полетела на пол, другая рука импульсивно смахнула блюдце. Найдя в холодильнике немного гусиного сала, смазала обожженное место, потом начала собирать осколки, морщась от боли в колене. Складывая остатки разбитой посуды в ведро, я не заметила, как порезала руку. Увидев текущую по руке кровь и почувствовав боль, жалость к себе поднялась к горлу, я села на пол и горько разрыдалась. Зателось выплакать все: неожиданный вызов на работу, боль от ожога, порезанный в неудобном месте палец, нелегкую жизнь, несчастную любовь, борьба за которую оставляла все меньше сил и конца которой не предвиделось. Очнулась я, увидев запачканную кровью красивую желто-зелено-оранжевую рубашку, купленную в Индонезии и надетую в первый раз. Пытаясь сдержать вновь подступившие рыдания по поводу испачканной одежды, пришлось бежать в ванную смазывать и забинтовывать кровоточащий палец.

Часы показывали половину десятого. Чтобы успеть к обещанному часу и не подвести Габриелу, пришлось срочно заняться собой, соблюдая всяческие предосторожности по предотвращению новых несчастий. Через двадцать минут я вышла из дома в юбке и белой блузке, глаза закрывали солнечные очки. Разгром, оставленный на кухне, ждал моего возвращения.

Заметив не очень веселое состояние, покрасневшие глаза и перевязанный палец, Габриела не стала лезть с расспросами – у нее хватило на это такта. Сразу засев за бумаги, я разыскала недостающие документы и рекламные проспекты, нужные для работы, связалась по телефону с фирмами, чтобы уточнить время проведения совместных мероприятий. Закончив составление рабочего плана на текущий месяц, который мы должны были сдать вчера, быстро отпечатала его для начальства и попрощалась с Габи до понедельника, пожелав приятных выходных и невольно думая, какие будут выходные у меня.

Домой пошла пешком, специально сделав небольшой крюк, чтобы пройти часть пути через городской парк. Это даже не парк, а уютный небольшой сквер. Дойдя до знакомой лавочки, я села и подставила солнцу загоревшее в отпуске лицо. Мне доставляло удовольствие чувствовать легкий ветерок, шевелящий волосы, вдыхать запах отцветающей сирени. После утреннего стресса и слез здесь был островок покоя, место, отвоеванное природой у человека. Тишину нарушали весело щебечущие птицы и пугливо жующие траву кролики, готовые при первой опасности спрятаться в кустах.

Мобильный телефон вздрогнул в кармане и заиграл знакомой мелодией, на дисплее высветился номер Доминика.

– Добрый день, милый, как у тебя дела, где ты, когда приедешь домой? – заговорила я быстро, перебивала себя, очнувшись от очарования последних минут и со страхом глядя на часы, испугавшись, что кругом опоздала.

– Добрый день, маленькое сокровище, – услышала я любимый голос. – Встреча назначена на пять часов. Думаю, дома буду около семи. У меня мало времени, увидимся позднее. Я по тебе соскучился. До вечера! – добавил он и отключил телефон.

Удивленная коротким разговором и быстрым прощанием, я не стала ломать голову над этим – мужчины всегда заняты! С сожалением покинув садовую скамейку, ноги побрели по направлению к дому, а голова решала, что же делать: вначале поесть и потом прибрать утренний хаос или наоборот. После недолгих раздумий было решено, что сохранить силы важнее порядка.

Купив по дороге зеленый салат с крабами, ветчиной и сыром, дома я с удовольствием подкрепилась, слушая одновременно новый диск, привезенный из отпуска. Двадцати минут хватило, чтобы убрать следы утреннего кошмара, который, к счастью, стал забываться. Подпевая знакомой музыке, льющейся из стерео-колонок, прилежная хозяйка переделала мелких необходимых дел, которые всегда у нее найдутся. Полы были помыты, пыль вытерта, ванна заблестела снежно-белыми боками, наступило время ожидания. Около четырех часов я начала нервничать, не находя места: пыталась дочитать книгу, немного поработать на компьютере, посмотреть телевизор, выбегая все время на террасу или выглядывая в окно с надеждой увидеть Доминика. В половине седьмого в окне показалась приближающаяся к дому фигуру. Стало понятно: ничего хорошего встреча не принесла. Он проиграл, а значит, проиграли мы оба.

Опустившись на стул, стоявший рядом, я попыталась собраться и найти нужные слова для близкого мужчины, получившего сейчас такой удар, от которого скоро не отойдешь. Через несколько минут раздался звонок.

– Боже мой, – за распахнувшейся заранее дверью стоял любимый, но сейчас совсем незнакомый человек, – что с тобой? На тебе лица нет!

Не сказав ни слова, он обнял меня на пороге, зарывшись лицом в волосы. Через несколько минут стало понятно: нужно что-то предпринять, не стоять же нам вечно у дверей! Обняв Доминика, мы двинулись в сторону кухни. Там, развернувшись, он взял мое лицо в ладони, начал осыпать поцелуями, закрыв глаза и приговаривая: «Прости меня, любимая, прости меня!»

– Подожди, тебе не за что просить прощения, ты не виноват! – кладя его руки себе на талию и приподняв за подбородок голову Доминика, сказала я. – Пожалуйста, ничего не говори, подожди, пока не станет легче. Я приготовила твой любимый томатный суп с креветками. Поешь немного, успокойся, потом мы поговорим.

Доминик молча кивнул головой, ушел в спальню. Оттуда вскоре раздались сдавленные рыдания. Трудно в такой ситуации принять правильное решение: ни один мужчина не захочет, чтобы его слабость и слезы видела любимая женщина. Что делать, как помочь без ущерба для мужской гордости? Как не поставить и себя в ложное положение? Пока мысли роились в голове, всхлипывания постепенно прекратились, скрипнула освобожденная от лежащего тела кровать, открылась дверца стенного шкафа.

«Как хорошо, что все решилось само, без моего участия!» – облегченно пронеслось в голове. Быстро и бесшумно пройдя на кухню, я начала накрывать на стол, продолжая думать, что же предпринять в неординарной ситуации, чтобы облегчить страдания любимого человека и не обидеть неправильным поведением. Услышав шаги за спиной и обернувшись, я наткнулась на тяжелый взгляд Доминика. Сделав вид, что ничего не слышала, и достав заранее поставленную в холодильник бутылку шампанского, я протянула ее через стол:

– Неважно, чем закончилась встреча, позже ты все подробно расскажешь, а сейчас мы выпьем за нас и нашу любовь. Потом ты должен обязательно поесть, уверена, что ты сегодня только завтракал.

– Я не могу есть, у меня нет аппетита, да и желудок болит, – сказал он бесцветным без интонаций голосом. – Немного шампанского выпью, но есть не могу. Потом объясню все, что произошло.

Открыв бутылку и наполнив бокалы шипучим напитком, он продолжил, глядя на меня потухшим взглядом:

– Хочу выпить за тебя, твою любовь и поддержку, за то, что не давала упасть духом и все время была рядом, помогала и лечила не только тело, но и душу, за то, что открыла глаза на многие вещи. Пью за твое терпение, ласку, любовь и нежность. За тебя, мое маленькое сокровище!

Пять дней и пять ночей, оставшиеся до решительного разговора, мучали неопределенностью. Я находился в постоянном напряжении – как пружина, зажатая между двух поверхностей, удерживающих ее и не дающих распрямиться. С одной стороны – дети, от них жду, чтобы сдержали данное обещание, от которого зависит мое будущее. С другой стороны – Анна, ее люблю сильно и не мыслю расстаться. Но если нечего ей предложить, что тогда будет? Как может мужчина строить будущее с пустыми руками? Мне не сорок и даже не пятьдесят, чтобы начинать с нуля.

Мысли роились в голове с тех пор как началась атака с целью возвратить меня в прошлое, в потерянную и разбитую семью, куда я ни в коем случае возвращаться не собираюсь. Активное сопротивление усиливало противодействие другой стороны, приходится жить под постоянным страхом проиграть что-то более важное, чем деньги. Вот оно – прекрасное средство для достижения низменных целей нападавших: заставить бояться! Страх, как инстинкт, однажды возникший и устоявшийся, по доброй воле не уйдет, будет разъедать душу, а потом тело. Я давно потерял нормальный сон, просчитывая ночами сотни вариантов спасения не только собственного реноме, но и будущего. Предпринял некоторые практические шаги, которые могли бы принести успех, но кто знает, что решит противная сторона, убедят ли их мои аргументы? Не решили ли дочери все заранее, довольно потирая руки в предвкушении моего бессилия?

Нет, такое не произойдет, дети не могут отдать на заклание родного отца! Непременно найдется другое решение, о котором я пока не знаю, и это немного утешает. Я должен оставаться сильным, нельзя позволить показывать слабость. Их, по-видимому, не очень волнует, что со мной происходит, хотя наверняка ничего не известно.

Никто не знает и даже не догадывается о постоянной боли, от которой таблетки помогают не всегда. Врач предлагал лечь в клинику несколько месяцев назад, но получал с моей стороны отговорки о нехватки времени. На самом же деле у меня большое подозрение, что дело не ограничится обследованием, поэтому всячески отодвигаю свидание с эскулапами. Пока не будет ясности в вопросе о финансировании, до тех пор вопрос о состоянии здоровья придется отложить. Уж это-то совершенно ясно.

В ночь на пятницу я не смог сомкнуть глаз, проигрывая в сотый или тысячный раз варианты предстоящего разговора, невероятные аргументы, которые могли бы убедить детей и партнеров по бизнесу не рубить сук, на котором мы все сидим.

Поймут ли они, пойдут ли навстречу?

Почти уверен, что смогу их убедить, но маленькое почти тревожит тем больше, чем меньше остается времени. Наконец утром в пятницу, раздав задания рабочим и оставив на вахте предстоящих выходных дней коллегу, я выехал навстречу неизвестности. Без пяти пять машина подъехала к фирме, через пять минут началось совещание. Решив рабочие вопросы с бухгалтером за полчаса, мы остались в кабинете втроем с Дорис и Сабиной.

– Я разговаривал с директором земельного банка, – жесткое, наступательное начало – оно разрешит преподнести требования как решенные и не дать другой стороне времени на раздумья. – Он пообещал, что выделит кредит в миллион евро на два года под восемь процентов, но дает его под мое имя и требует, чтобы мой филиал фирмы был оформлен должным образом, то есть юридически и согласно закону. Это и мое требование: вы должны переписать восточный участок работ на мое имя, на этом претензии к вам закончатся. Вам не нужно будет выплачивать большую пенсию, от выходного пособия я тоже отказываюсь, раз вы не в состоянии сдержать данное слово. Уплату пошлины и налогов после оформления соглашения я беру на себя, все это мы зафиксируем нотариально, чтобы не было недоразумений. На этом участке я смогу заработать достаточно, чтобы остаток жизни провести так, как должно: в достатке и довольстве. Cчитаю, это наилучший вариант, который можно придумать. Вы ничего не теряете – наоборот, сохраняете положение и немалые деньги.

Я замолчал, довольный произнесенной речью и ожидая положительной реакции. В кабинете настала тишина, прерываемая доносящимся с улицы едва слышным шумом изредка проезжающих машин. Пауза затягивалась. Не услышав ни одного вопроса по поводу предстоящего финансирования, я почувствовал, что инициатива уплывает из рук.

– Мы тебе говорили и повторим еще раз, если ты плохо понял наше решение, – раздался строгий голос старшей, Дорис. – Из кассы фирмы ты не получишь ни цента, а филиал, о котором мечтаешь, мы оформлять на твое имя не собираемся. Фирма записана на нас, принадлежит нам официально, и ни один суд в мире не признает больше твоих прав, тебе об этом известно. Добровольно мы ничего не отдадим, а принудить нас к чему-либо ты не сможешь. Хочешь обеспечить старость, бросай свою русскую и возвращайся назад к жене, она ждет тебя. Когда ты сделаешь это, будешь получать ежемесячно хорошие деньги от фирмы и можешь работать или не работать – твое дело.