Текст книги "Берег другой жизни"

Все можно решить потом, а сейчас опять быть рядом, как всегда. Почему женщины постоянно видят проблемы там, где их нет? Женщина должна слушать мужчину и подчиняться ему, если она ничего другого делать не умеет. А если даже и умеет, все равно мужчина принимает решение и главенствует в отношениях. Кроется ли где-то ошибка в моих рассуждениях? Вздор, все идет, как надо. Женщина, которая меня любит и с которой мы хорошо понимаем друг друга, выслушает доводы еще раз и согласится. А теперь – спать.

Немного поворочавшись на неудобном лежаке и помечтав о бесконфликтном разрешении сложившейся ситуации, я не заметил, как уснул.

Утро началось с громкого пения птиц за окном и запаха кофе из кухни. Полежав пару минут и вспомнив вчерашнее противостояние с Анной, я прислушался к себе. Настроение ровное, не сердитое или недовольное. Да и отчего?

«То, что женщина придумает, можно и должно выслушать, это ее успокоит. У мужчины всегда найдутся аргументы, которые трудно или невозможно оспорить. Это значит одно: нужно вовремя привести доводы и дать возможность убедиться в их правильности», – с такими мыслями, свежий и бодрый после душа, я пошел на запах кофе.

– Доброе утро, мое солнце! – раздалось одновременно с разных концов кухни.

Рассмеявшись, мы обнялись, и я получил поцелуй в щеку. Прижимая к себе улыбающуюся Анну, я почувствовал удивившее меня сопротивление.

«Она решила таким образом доказать свою правоту или наказать меня, – думал я, глядя на отвернувшееся в сторону лицо Анны и прижимаясь губами к виску. – А я-то считал, что все уже забыто. Ну что ж, выигрывает тот, у кого терпения больше, а его у меня всегда было достаточно».

Ни словом не обмолвившись ни о вчерашнем разговоре, ни о прошедшей ночи, мы провели следующий час, как обычно, завтракая и беседуя о планах на день, погоде и прочих мелочах. Все, как всегда.

«Что мне нравится в Анне, – думалось мне, – так это абсолютное понимание ситуации. Она не встает в позу, не кричит, не старается унизить в разговоре, не делает того, после чего чувствуешь себя оскорбленным или подавленнымю Она умеет держать удар, что невольно восхищает. Как женщина, она знает свое место в семье, что, конечно, любому мужчине импонирует. Но самое главное, без чего все ее остальные качества не имели бы такого значения, – Анна замечательная любовница, чувствует мой темперамент лучше меня, доставляя несравненное удовольствие. О боже, никогда не думал, что получу такую женщину в подарок. Она – мое прекрасное видение, ласково журчащий ручеек волнения, безбрежное море желаний, бурный океан страсти. Я дышу ее дыханием, живу ею, существую только ее существованием, оставляю жизненные соки в клокочущем кратере ее вулкана, отдаю ей силы и получаю взамен энергию горячей кипящей страсти.

Ради этих райских наслаждений можно иногда выслушивать всякий вздор насчет женской свободы и независимости, о которых так любит говорить слабый пол, не понимая, что свободной и независимой женщина может быть только с мужчиной, который дает ей чувство полета. А вот если женщине в объятиях мужчины не дано обрести крылья и устремиться вместе с ним в поднебесье, паря в заоблачной невесомости, тогда можно дальше философствовать о том, как же стать свободной и независимой. Счастливые и удовлетворенные женщины не будут на каждом углу требовать чего-то для других, имея все для счастья.

Это прерогатива других, неудовлетворенных.

Впрочем, я ни с кем не собираюсь дискутировать на подобные темы – это не принесет удовольствия и лично меня не касается, да на подобные философствования нет ни времени, ни желания. В конце концов, у каждого мужчины есть свои представления о семейной иерархии, которые мы стараемся воплотить в жизнь, и я – не исключение».

Глава 5      Путь к истине

Если бы человек имел все для счастья, как долго смог бы он оставаться счастливым? Как, чем и можно ли вообще наполнить бездонную емкость наших желаний?

Независимо от века и погоды на дворе люди ведут себя одинаково, покорно следуя за инстинктами и прихотями. Имея недостаточно пищи, человек стремится к насыщению, находя его там, куда ведет его природный барометр, сметая на пути все преграды. Когда желудок наполнен и молчит, переваривая, глаза ищут объект для развлечения: человек захотел получить удовольствие. Если развлечения уже не радуют, потому что наскучили, человек, идущий на поводу инстинктов, начинает искать вокруг кого-то для персональной мести, удовлетворяя появившуюся жажду власти.

Такая схема работала, работает и будет работать, пока мы живы. Всегда и везде найдется тот, кто захочет подчинить себе ближнего, желая отобрать у него не только все, что тот имеет, но и последнее – свободу. На этом принципе держались и держатся диктатуры мира, распространяя глобальный опыт на отдельно взятого индивидуума, и на семью, как идеальный пример функционирования общества в целом. Демократические государства имеют, в отличие от диктатуры, несколько другие приоритеты, но желание-атавизм подчинить себе подобного собственным интересам успешно работает и здесь. Эти процессы протекают скрытно, корректно, исподтишка, но никто их не отменял. Они вечны так же, как и наша Галактика.

Мы с Домиником полтора года вместе. Наша любовь остается такой же юной, немного наивной и полной очарования, как при первой встрече. Омрачает отношения его прошлое, крепко держащее сильного мужчину неразрезанной пуповиной и постоянно напоминающее усиливающимся давлением, которое в последнее время не дает свободно дышать. Его прошлое – выросшие дети и их мать. Никогда они не были особенно близки, пока наконец не нашли общую точку приложения сил.

Около года назад был сделан первый осознанный, просчитанный шаг на пути активного гонения нас, имевших несчастье встретиться и полюбить друг друга. Мы с Домиником стали объектом нападок его семьи, захотевшей любыми способами избавиться от меня. Я не позволила им вовлечь меня в эти закулисные игры, так как была человеком свободным и со мной они при всем желании поделать ничего не могли. Целью травли явился Доминик, но отравленные стрелы, направленные в него, ранили и меня. Противостояние двух участвующих в процессе сторон со временем не только не ослабело – наоборот, активное действие моего друга встретило нарастающее противодействие его семьи.

Вставал вопрос: как долго продлится эта война?

В предстоящие выходные мы планировали поехать с Домиником в известный парк-дендрарий. Там росли редкие растения и в это время года зацветало множество азалий и рододендронов – предвестников лета. Года два тому назад, в середине мая, я побывала там с подругой Лизой и была очарована открывшимся великолепием растительного мира. Доминик, услышав об этом, загорелся идеей тоже побывать на необычном островке малознакомой природы.

В пятницу, закончив работу, как и договаривались неделю назад, мы отправились в парк. Мы планировали побыть там час, назавтра вернуться и остаться подольше. Первое разочарование встретило нас на площадке перед парковой зоной: все места на огромной стоянке для автомобилей были заняты любителями природы. Пришлось ждать, пока не найдется свободного местечка.

Поставив наконец машину на удачно освободившееся в густой тени платана место, мы направились к вожделенной цели. Пройдя пешком до поворота, от которого начинался вход в парк, мы разом остановились. Перед нами открылась волшебная страна: сразу за распахнутыми настежь узорчатыми металлическими воротами тянулась вверх широкая асфальтированная дорога, уходящая сужающимся концом вдаль. По обеим ее сторонам на аккуратно подстриженных газонах радовали взгляд огромные цветущие кусты различных оттенков. Кипенно-белые, как фата у невест, нежно-розовые, похожие на пяточки младенца, красно-малиновые, напоминающие порочный рот Лолиты, бледно-сиреневые огромные шары рододендронов. Между ними живописными белыми, оранжевыми, ярко-красными пятнами светились кустики азалий. В этом буйстве красок почти не было видно зеленого цвета листьев – они утонули в торжестве цветочного космоса. Все это великолепие перемежалось величественными огромными платанами, стройными каштанами, элегантными голубыми елями. Воздух был напоен ароматом цветов, лучезарностью теплого дня и свежестью лесного дыхания.

Такое весеннее буйство природы мы с Домиником видели впервые. Не уставая открывать для себя новые неожиданные чудеса, мы шли дальше, не замечая течения времени. Я была настолько очарована увиденным, что не придала значения нерадостному настроению спутника. Мне казалось, он устал и не расположен разговаривать. Такое с ним происходило нередко, я успела привыкнуть.

– Нет, я не устал, но мне нужно рассказать о сегодняшнем происшествии. Не хотел омрачать чудесное настроение, поэтому молчал. Хорошо, что ты первая спросила, – проговорил несколько скованно Доминик, беря меня за руку и замедляя шаг. – Мне позвонила бывшая жена. Она предложила вернуться к ней в течение следующих двух недель. В случае отказа эта фурия грозится уничтожить меня. Зная ее очень хорошо, уверен, что она попытается угрозу осуществить, ведь к ее услугам не только лучшие адвокаты, но и масса свободного времени. В прошлый раз я случайно оставил наше отпускное фото в офисе, где его нашла младшая дочь Мария и показала матери. Фото было тут же изорвано на клочки – бывшая супруга не перенесла, что ты моложе и красивее ее.

Теперь она требует реванша.

Ты должна решить, хочешь ли остаться со мной и бороться за будущее или нет. Ревнивая женщина не даст жить спокойно, пока не отберет те крохи, что у меня остались, – с последней фразой я почувствовала, как Доминик, не заметив, сжал до боли мою руку.

– Что ты говоришь, милый? – я присела на освободившуюся скамейку и осторожно высвободила руку. – Успокойся, твоя бывшая может отобрать твои деньги, но ни один суд мира не сможет вернуть ей тебя, запакованного в коробку и перевязанного ленточкой, как результат выигранного судебного процесса. Конечно, если ты сам не решишь добровольно вернуться в прошлую жизнь.

Увидев протестующий жест, я накрыла его рот ладонью, потому что не желала выслушивать ненужные доводы или доказательства:

– Извини меня – сказала, не подумав. Знаю, ты скорее умрешь, чем добровольно вернешься туда, где тебя предали. Я готова разделить с тобой невзгоды, печали и заботы и хочу помочь. Мы оба ждем, когда закончится контракт в фирме, ты станешь свободным от обязательств. Тогда у нас будут развязаны руки, мы сможем дышать свободно. Выход есть даже из самой безнадежной ситуации, и мы его обязательно найдем. Если хорошенько подумать, можно и два выхода найти, нужно только не отчаиваться. Пока мы вдвоем, мы в два раза сильнее и умнее. Не хочу вмешиваться в дела твоей семьи, потому что не знаю и не хочу знать всех нюансов, но ты – часть моей жизни, и я не могу позволить оставить тебя одного бороться за нашу свободу. Прими мою помощь, разреши помочь! – умоляюще смотрела я в его печальные глаза, уверенная, что привела сильные аргументы.

– Не хочу сейчас продолжать разговор, не хочу, чтобы мое прошлое отравляло прекрасный день. Мы поговорим позже, вначале мне нужно обдумать все самому, я ведь просто поделился последней новостью с семейного фронта, – усмехнулся приободрившийся Доминик. – Спасибо за предложение, обязательно воспользуюсь твоей помощью, мне одному со всем этим вряд ли справиться. Даже наверняка не справиться, – добавил он после недолгой паузы. Он тут же поменял тему разговора, изменив разом и тембр голоса с печального на другой, откровенно радостный и немного горделивый:

– А теперь я хочу кое-что рассказать о растениях, которые ты наверняка не знаешь и никогда не видела. Кроме морских путешествий, я увлекался растениями и серьезно подумывал стать биологом, даже проучился три семестра на биологическом факультете университета. Жизнь, однако, развернулась на сто восемьдесят градусов, карьера биолога на этом закончилась, но кое-какие знания сохранились. Вот это чудо, например, называется по-латыни Hypericum perforatum, а это – Artemisia absinthium, – Доминик с видимым удовольствием окунулся в мир ему известных и любимых растений.

– По-моему, это знает каждый, – подхватила я весело. Радовало, что мы ушли от неприятной темы, и я получила возможность показать кое-какие знания. – Первое растение – зверобой. Когда-то давно я выкопала несколько кустиков в лесу и посадила в саду еще там, в России. Позднее он разросся, и около него всегда вилась целая туча пчел. Я заваривала его весной как чай, чтобы укрепить силы после долгой зимы. А это – обыкновенная полынь, звучит только по-латыни красиво. Кстати, мощное средство от негативных энергий. Что ты так смотришь, я сказала что-то не то? – поймала я удивленный взгляд.

– Честно говоря, не ожидал, что ты знаешь названия этих растений, а тебе известно и применение. Приятно открыть еще одну сторону непознанных горизонтов! – засмеялся Доминик и тут же отвлекся на следующее растение, как будто встретил давнего друга: – Смотри, вон там, справа, под сухим листом…

Мы двинулись дальше, по направлению вытянутой руки, увлеченные отгадыванием названий растений, удивляясь способности мозга вытаскивать из глубин, казалось бы, прочно забытые знания. Закрыв на время темный чулан воспоминаний о неприятных событиях и захлопнув за ними дверь, мы наслаждались теплом дня, напоенного ароматом поздней весны, пением птиц, журчанием протекающего невдалеке ручья и раздающимися время от времени голосами играющих детей.

Когда и где, в каком неузнанном месте Вселенной закончились дружеские и доверительные отношения с выросшими дочерьми?

Откуда началось непонимание?

Взрослые и дети – две различные, несоразмерные по глубине Галактики. И если первые любят рационально, то вторые – эмоционально, это их главное отличие в вопросе любви. Маленькие дети любят не за что-то, а просто так, не разумом, который не проснулся, а сердцем, открытым для любви. Они любят маму потому, что это их мама, папу – потому что это их папа, независимо от того, кто и каковы родители. Без родительской любви дети поникнут и завянут, как цветы без влаги.

Дети подрастают, начинается процесс взросления, они тянутся к тому, кто кажется мудрее, терпеливее, ласковее, кто готов подсказать, помочь, понять. У подросших детей начинают проявляться личные интересы, которые они могут искусно прикрывать интересами семьи – дети почти выросли. Они стали совсем взрослыми, когда думают, что могут решать, чья любовь им важнее, кого они хотят любить, а кого – нет.

Выросшие дети часто любят того, кого есть за что любить.

Когда девочки были маленькими, я по выходным готовил им вкусный пудинг –традиционное воскресное развлечение. Неважно, что мы делали: ездили в гости, в лес, на озеро или принимали гостей – всегда находился час-другой для кухонного священнодействия. Все следовало давно установившимся семейным правилам, каждый знал свою роль. Младшая Мария, пыхтя и не очень уверенно ступая маленькими ножками, приносила с помощью мамы пакетики с ванильным сахаром, молоко и прочие необходимые продукты. Средняя дочь Сабина, надев длинный передник, усердно сервировала стол для членов семьи, прилежно считая ложки и чашки. Старшая, Дорис, в специально купленных для нее поварском колпаке и фартуке, помогала смешивать продукты и следить за кипящим в кастрюле сладким десертом. Когда все было готово, дочери получали порцию воскресного счастья, сделанного своими руками и оттого кажущегося еще слаще. Каждая из девочек принимала благодарность за помощь от главного повара, то есть от меня, и очень гордилась неоценимым вкладом в общее дело. На разлитое молоко, разбитую по неосторожности посуду и прочие мелочи никто не обращал внимания. Важнее было то, что мы вместе делали что-то общее.

Подрастая и определяя будущие горизонты, дети не оставляли меня в неведении того, что с ними происходило. Зная все их шаги заранее, я мог дать советы, к которым дети всегда прислушивались, но, конечно, не всегда им следовали. Доверие – вот что было главным в наших отношениях.

Когда оно перестало играть главную роль, стало отходить на второй план, уступая место легкому нажиму с тайной целью переломить, сделать податливым, послушным их воле, желаниям, их растущей власти? Началось ли это тогда, когда ложь переступила порог нашего дома? Дочери часто приходили в родительский дом, иногда чаще, чем я, вынужденный неделями пропадать на работе. Они видели то, что я из-за своей загруженности заметить не мог: их мама была все чаще не одна, а с любовником, выдавая его за друга семьи. Только такой слепец, как я, не догадывался о том, что видели и о чем знали все. Да, видимо тогда взрослые дети поняли, что им позволено то же, что было позволено матери. Отсюда началась ложь. Здесь закончилось доверие, о чем я тогда не догадывался.

С тех пор, как появилась Анна, меня не оставляло желание поделиться счастьем с детьми. Но не чувство потерянного контакта или не полного доверия к ним, а только ее статус замужней женщины не позволял этого сделать. Несмотря на решение не раскрывать инкогнито любимой женщины, чувства выплескивались через край: трудно скрыть счастье от постороннего взгляда. Мне и в голову не могло прийти, во что может вылиться и к каким катастрофическим последствиям привести единственный неосторожный шаг. Помню точно, длинная дорога к пропасти мучительного ада началась около года назад с телефонного звонка.

После нашего с Анной отпуска в Испании загоревший, отдохнувший, переполненный положительными эмоциями, я с удовольствием окунулся в работу. Через неделю я созвал деловое совещание, куда помимо руководства были приглашены начальники всех служб. После официальной части совещания разошлись все, кроме членов семьи. Мы могли немного расслабиться и поговорить не только на производственные темы. Разговор коснулся отпуска, я с удовольствием показал детям пару удачных фотографий, сделанных на берегу моря. Девочки рассматривали их с любопытством и интересом, потому что до этого дня ничего не знали об Анне, а теперь могли увидеть фото.

– Папа, сколько ей лет? – прозвучал первый вопрос, который мне не понравился. – Она выглядит лет на двадцать моложе тебя.

– Думаю, она неплохо чувствует себя с богатым папиком, – раздалось следом без паузы с другой стороны стола.

Лучезарное настроение мгновенно пропало, открытые двери доверия и сердечности с грохотом захлопнулись, уступив место неприятной, липкой настороженности.

– Ну, если вы так думаете, так оно и есть, – ответил я, не собираясь отвечать на поставленный вопрос. – Мою финансовую ситуацию вы знаете так же хорошо, как я, поэтому подобные инсинуации не делают вам чести.

Настроение испортилось окончательно. Спустя несколько минут, сославшись на занятость и извинившись, я ушел, забыв на столе злополучные фотографии. Им суждено стать своеобразным катализатором начавших стремительно ухудшаться прежде добрых отношений с детьми.

Вспомнил я о фотографиях две недели спустя, после того как позвонила младшая дочь. Ответив на звонок, я вначале не понял, что за звуки раздаются из трубки. Мария пыталась что-то сказать, но рыдания душили ее, не давая сказать ни слова. Успокоившись, она поведала малоприятную историю.

Ее мать приходит к ней всегда неожиданно, когда хочет, не дав себе труда предупредить о визите заранее. В этот раз, зайдя в гостиную, она увидела на столике фотографии, забытые в офисе и переданные младшей старшими сестрами. Рассмотрев поближе фото, на которых стояли, обнявшись, ее улыбающийся бывший муж с молодой красивой женщиной, она тут же разорвала их на мелкие части и устроила истерику. При этом она кричала, что неверный бывший супруг развлекается, как хочет, забыв долг перед семьей, и прочую подобную ерунду. Порыдав, она не попрощалась с дочерью и обиделась на весь белый свет, оставив Марию выкручиваться из некрасивой истории с разорванными фотографиями.

Я успокоил дочь. Фото – только бумага, ничего страшного не случилось, можно напечатать сколько угодно новых карточек и Мария не отвечает за поступки других людей. В душе, однако, поселился холодок нехорошего предчувствия и большие подозрения, что это может стать началом чего-то более серьезного и неприятного. Опасения вскоре подтвердились. Через пару дней, ответив на телефонный звонок, я услышал голос, который желал бы никогда в жизни больше не слышать:

– Здравствуй, дорогой, это твоя жена. Мы долго не виделись, а на днях я получила известие о тебе. Ты, оказывается, не скучаешь, проводишь отпуск с молодыми женщинами. Думаю, тебе пора образумиться, – голос в трубке из приторно-сладкого зазвучал агрессивно и наступательно. – Погулял – и хватит. Когда ты собираешься возвращаться домой?

Разговор был тем более неприятен, что собеседница на том конце провода не давала себе труда понять абсурдность ситуации. Изменяя мне два года, она обвиняла меня в том, что я бросил семью, не сумев просто закрыть глаза на ее похождения.

– Во-первых, я провожу отпуск с женщиной в единственном числе, и отчитываться в этом не собираюсь. Во-вторых, если ты забыла, я напомню, что последние пять лет ты – моя бывшая жена. Бывшая, понимаешь?! У меня никогда не было намерения возвращаться, ты прекрасно об этом знаешь, – проговорил я спокойно, стараясь не расплескать рвущийся наружу гнев, но и не собираясь спускать оскорбления. – При разводе, я сказал все, что имел сказать. За прошедшие с того времени годы мне добавить нечего. Не звони больше, мне неприятно с тобой разговаривать. Прощай.

Услышав твердое нет на все увещевания, предавшая меня женщина сняла сладко-лживую маску лицемерия и показала истинное лицо, мне уже знакомое. Она пригрозила, если я не вернусь добровольно, уничтожить меня, раздеть до нитки и оставить без средств к существованию.

Я не стал выслушивать до конца шипение ядовитой змеи, но приготовился ждать дальнейших шагов. Они последовали быстрее, чем можно было предположить. Через две недели я получил письмо от ее адвокатов с обвинениями и приглашением в суд для разбирательства финансовых дел. Когда у человека нет ничего за душой, ему и терять нечего, но когда крупный предприниматель зарабатывает неплохие деньги и связан в работе с большими и долгосрочными контрактами, ему очень даже есть что терять, и моя бывшая об этом прекрасно знала. Перед началом атаки она хорошо подготовила плацдарм для наступления, пустив, как обычно, слезу перед детьми, разыграв безутешную любящую мать, которая хочет собрать семью вместе. Театр одной актрисы не прошел даром: она узнала то, о чем не знала пять лет назад, – еще об одном направлении работы фирмы, доход от которого не был учтен при разделе имущества. Теперь, спекулируя на полученных знаниях, она пыталась обвинить меня в махинациях и не только выиграть процесс, но и обрести власть надо мной. Дорис с Сабиной подтвердили, что их мать знает информацию от них.

Неприятная новость стала неожиданным ударом.

– Ты же скрыл тогда этот кусочек от дележа, так почему мама должна его потерять? Ей по закону принадлежит половина. Мы не видим ничего плохого, если восторжествует справедливость, – услышал я циничное заявление старшей дочери. Оно повергло меня в шоковое состояние. Потеряв почву под ногами, я постарался не потерять к тому же лицо.

– А как же с теми пятьюстами тысячами, которые я выплачиваю за вас, хотя вообще не обязан этого делать? – задал я резонный вопрос, обращаясь к дочерям, еще не придя в себя от услышанного и пытаясь выиграть немного времени. – Вы хотя бы за это могли промолчать и не разглашать то, что разглашению не подлежит.

– Послушай, отец, – услышал я резкий голос старшей Дорис, – ты сделал это добровольно, мы тебя ни к чему не принуждали. Мы могли бы часть суммы выплатить сами, не такие уж мы бедные. Ты сказал, что раз мы перенимаем фирму, она должна быть, как чистый лист, и решил сам заплатить полмиллиона налогов. Какие сейчас могут быть претензии, не понимаю?

Все предельно ясно: мои добрые намерения обернулись против меня. Добро, сделанное когда-то из-за большой любви к детям, не дало добрых всходов, а взошло ядовитыми ростками, распространяя вокруг смрад черной неблагодарности.

Жизнь, однако, с ее превратностями, продолжалась. В суде первой инстанции я победил, с успехом доказав, что предыдущий суд рассмотрел дело о разделе имущества в интересах обеих сторон, о чем указано в нотариально заверенном вердикте. Выиграв первый поединок, я полностью проиграл второй. Земельный суд, куда обратилась противная сторона с обжалованием не понравившегося ей решения городского суда, постановил отсудить бывшей жене недостающие ей для полного счастья мои последние деньги. Это был полный разгром. Тяжело терять то, что строил, собирал и зарабатывал тяжким трудом в течение жизни. Судебные заседания, продолжавшиеся неполных девять месяцев, произвели на свет мертворожденное дитя ненависти, отняли у меня массу времени, сил, нервов, денег и надежду на безбедное будущее.

Неизвестно, как бы я пережил кошмар, если бы не поддержка Анны. Только благодаря любимой женщине я сохранял ясный рассудок и способность более или менее нормально жить и работать. Стараясь отвлечь меня от неприятных мыслей, она находила новые способы вернуть мне вкус к жизни. Зная, что я люблю больше молчать, чем говорить, она рассказывала вечерами о прочитанных книгах, новых фильмах, событиях дня. По выходным мы ходили в театры, на концерты, в хорошую погоду старались чаще выбираться на природу. Прежде я редко замечал смену времен года, ориентируясь на рабочий календарь заканчивающихся и вновь заключаемых контрактов. Анна открыла мне целый мир, в котором мы живем.

Осенью и весной мы использовали каждую минуту свободного от работы времени, чтобы увидеть фазы расцвета или увядания природы. Это были небольшие открытия, замечаемые по большей части Анной. Они приносили нам необъяснимую радость, помогали справляться с трудностями бытия. Осенью мы находили первые желтые листья на березах, первые цветущие кустики эрики – предвестницы холодов, покрасневшие ягоды рябины. В декабре искали дерево японской вишни, осыпанное розовым облаком раскрывающихся только в это время года цветов. В начале февраля нас радовали первые подснежники, а в конце последнего зимнего месяца, видя торчащие из земли острые пики крокусов, мы понимали, что наступает весна. За нежными цветущими нарциссами и тюльпанами приходила пора больших пахучих гиацинтов. Позднее, гуляя по парку, мы наслаждались видом первых цветов рододендронов и азалий. Вместе с цветущей сиренью приходило лето.

«Почему она все еще со мной? Ведь я с семейными проблемами мало чем могу ее порадовать, – думал я иногда, отыскивая признаки корысти в наших с Анной отношениях, и всегда приходил к одному выводу: – Неужели она любит совершенно бескорыстно, не думая о том, что сейчас мне нечего ей предложить? Я знал, всегда знал, что есть настоящая любовь, и встретил ее. Ради нее, если понадобится, я пройду все круги ада, лишь бы быть с этой женщиной вместе и навсегда!»

У людей, как у природы, наблюдаются смены циклов, настроений, пристрастий, и когда начинает дуть холодный ветер перемен, нужно рассчитывать, что рано или поздно грянет гроза.

Пребывая в спокойной уверенности относительно монашеского затворничества Доминика, его бывшая супруга наслаждалась жизнью, путешествуя в разные концы Европы и меняя время от времени партнеров. Спокойствие мгновенно улетучилось, когда она узнала о неплохо чувствующем себя бывшем муже, находящемся под обаянием другой женщины! Оказывается, он не только не грустил, а был счастлив. Удар по самолюбию сможет выдержать не всякий, а уж избалованная богатая красотка, оставшаяся в одиночестве – никогда! Террор, начавшийся теплым летним днем с телефонного звонка, продолжился двумя судебными разбирательствами. Выиграв большие деньги и празднуя победу, бывшая жена Доминика продолжала добиваться конкретно его бренного тела. Ей нужен был пусть бывший, раздетый до нитки, униженный, но муж – как факт триумфа и семейной состоятельности.

На долгие месяцы нервного ожидания в доме поселилась зыбкая неуверенность, настороженность. Доминика преследовали частые головные боли, он потерял аппетит, похудел, часто прикладывал руку к середине груди, утверждая, однако, что у него все в порядке, и отказываясь идти к врачу на обследование. Не желая нарушать хрупкое состояние отношений попреками или замечаниями, я молчала и мучилась, глядя на его невысказанную боль. Оказавшись невольными пленниками атмосферы страха, мы пытались разрядить ее походами в театр, поездками на природу, прогулками по городу. Мы радовались и шутили, заглядываясь на весело расцвеченные витрины магазинов, долго бродили, взявшись за руки, разговаривая обо всем на свете, но только не о нас, не о проблемах, которые принес в нашу жизнь Доминик, того не желая. Стараясь разнообразить напряженное состояние, я придумывала новые развлечения, которые он охотно поддерживал, но инициатором никогда не являлся.

Мы, как прежде, находили удовольствие в воскресенье подольше понежиться в постели, предаваясь любви и забывая обо всем на свете. Я любила ранние утренние часы, когда в сладком полусне чувствовала нежные поцелуи и осторожные поглаживания любовника. Качаясь в облаке ласк и нежных слов, но полностью не проснувшись, я чувствовала пробуждающееся желание тела. Это двойственное чувство было столь сладким, но неопределенным, что я не могла решить, чего хочу в данную минуту. Доминик решал за нас: он будил меня, прижимаясь восставшей плотью и с трудом сдерживая желание тут же овладеть мною, осторожно входил в меня, чувствуя, что я уже готова принять и любить его. Мне были приятны утренние любовные услады. И хотя я не всегда могла вместе с ним слиться в оргазме, после приятных ощущений мы с ним снова засыпали, просыпаясь через какое-то время, чтобы опять любить друг друга. Ради таких минут мы прощали жизни сегодняшнюю суету и несправедливость, соседям – их соседство, погоде за окном – серость, близким людям – непонимание. Утренние часы примиряли нас с жизнью, мы были счастливы, растворяясь друг в друге и купаясь в нашей нежности.

Стараясь выйти из неприятностей с наименьшими потерями, Доминик пытался через дочерей образумить их мать, которая мешала нам спокойно жить и работать. Но они не хотели ни слышать, ни тем более сопереживать попыткам защитить право на свободу. Члены его семьи преследовали свои откровенно-меркантильные интересы.

Я же, ставшая невольной причиной борьбы, стояла между воюющими сторонами, стараясь взглянуть на ситуацию со стороны, чтобы объективнее представить происходящее. И хотя я делала попытки понять мотивы выросших детей, объективности не получалось: я была на стороне мужчины, которого любила.