Текст книги "Bella Mafia"

– За того, кто втянул меня в это дерьмо! Я же предупреждал тебя об этом ублюдке. Лучано – самый сильный дон на Сицилии, а ты, толстая свинья, решил с ним тягаться! Тебе следовало оставить этого парня в покое. А теперь он выследил меня и знает, что тот паршивый героин приготовлен на моем заводе. Так вот, мне нужны билет на самолет, одежда и наличные. И не позже, чем сегодня вечером, Полли. Иначе я за себя не отвечаю. Имей в виду, что мой брат погиб из-за тебя…

– Если ты сейчас же не закроешь свой поганый рот, мы с тобой оба будем плавать возле доков с простреленными головами, – презрительно поморщился Каролла. – Что тебе еще нужно? Я примчался тебя спасать и сделал все, что мог. Вот твой билет и деньги. – Он протянул их дрожавшему от холода Жуану.

В течение всего разговора Жуан держал на коленях обрез «занотти», то и дело в запальчивости хватаясь за спусковой крючок. Теперь он положил оружие у ног и, взяв конверт, достал оттуда пачку банкнот и стал их пересчитывать.

Каролла незаметно оказался возле Жуана и, зайдя ему за спину, вытащил из кармана тонкую стальную проволоку для разрезания сыра.

– Пересчитай деньги, Жуан, и посмей только сказать после этого, что Полли тебе не друг!

Жуан радостно рассмеялся, но тут же выронил конверт, почувствовав наброшенную на шею петлю. Деревянные ручки на концах проволоки стукнулись одна о другую, когда Каролла затянул ее туже. Прекрасная сталь вошла в горло Борсалино, как в масло. Каролла дернул проволоку на себя, и изо рта Борсалино фонтаном хлынула кровь. Пол отступил на шаг, чтобы не испачкать ботинки. Борсалино сотрясла предсмертная судорога, и он застыл в неподвижности. Каролла собрал с пола деньги и вышел.

Когда он подошел к машине, шофер запустил мотор. Каролла удобно устроился на заднем сиденье.

– Разве он не летит с вами в Штаты, мистер Каролла? – спросил шофер.

– Нет, я закажу ему билет на другой рейс. Этот мерзавец, видите ли, не хочет плыть на пароходе! Знаешь, есть ребята, которые всегда недовольны, что бы ты для них ни делал…

– Мне заехать за ним после того, как я отвезу вас, мистер Каролла?

– Нет, пусть пешком добирается.

– Но он не сможет этого сделать… – с улыбкой заметил телохранитель, перегибаясь к нему с переднего сиденья.

– Что это значит? – Каролла перевел взгляд с одного на другого. – Что, по-вашему, я там делал?

– У него же нет ботинок! Он сам мне сказал, что оставил их под кроватью своей подружки.

– Насколько я знаю, под ее кроватью перебывала половина Палермо. Пара ботинок для разнообразия не помешает. – Каролла рассмеялся своей шутке и развеселил остальных.

Окончательно Каролла успокоился лишь в кресле самолета, совершающего рейс в Канаду. Теперь оставалось разобраться только с Ленни Каватайо. А потом он потребует у Комиссии защитить его от Лучано.

* * *

В Нью-Йорке тем временем закончилось свадебное торжество. В Палермо пожилая чета, нанятая Лучано, продолжала присматривать за виллой, четко выполняя его инструкции. Каждый день Мария совершала свою обычную прогулку, и черный «мерседес» дона приезжал в одно и то же время, чтобы отвезти его на черепичный завод. Лучано прекрасно организовал свое алиби, Энтони Робелло даже не догадывался о том, что его так называемый партнер далеко от Сицилии.

На следующее утро после свадьбы Лучано перешел к осуществлению второго пункта своего плана. Он договорился о встрече с Вито Николи, якобы чтобы обсудить дела, а на самом деле чтобы обвинить в преступлении Энтони Робелло. Лучано должен был быть вне подозрений, однако ему приходилось действовать вслепую, потому что он до сих пор не получил сообщений о ходе дел в Палермо. Позвонить ему было некому, так как никто не был в курсе его плана.

Вито ждал его в апартаментах отеля «Плаза», где он со своими ребятами снимал целый этаж. Номера были зарезервированы и всегда готовы принять постояльца, когда он приезжал в Нью-Йорк.

Он тепло встретил Лучано и угостил его крепким кофе.

– Я жду еще кое-кого из ребят, но сначала хочу поговорить с тобой с глазу на глаз. Имя Энтони Робелло говорит тебе о чем-нибудь?

– Робелло… – задумчиво повторил Лучано и нахмурился. – Это тот парень, который недавно возглавил одну из сицилийских семей? Кажется, я встречался с ним на Комиссии. Мальчишка совсем, с крючковатым носом, да?

– Да. Мне звонил человек из Канады, сказал, что Робелло просил его о встрече. Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Нет… А что ему нужно?

– Тут может быть только одно. Этот парень окружил себя головорезами и прет наверх. Привык карабкаться по трупам. Говорят, что он убрал всю команду Чезаре, ты слышал об этом? Никто не знает наверняка, но следов мы так и не нашли. Если Робелло хочет заняться наркотиками в Палермо, ему придется залезть на территорию Кароллы. Старик, который передал тебе семью много лет назад, был прав: его сынок тот еще ублюдок.

– Это ты мне говоришь? Сукин сын сделал моего мальчика наркоманом, а потом убил его. А я так ничего и не добился от Комиссии. Послушай, Вито, то, что Организация ввязалась в наркобизнес, было ошибкой. И с каждым днем расхлебывать ее последствия будет все труднее, поверь мне. Федералы уже дышат мне в затылок, в таких условиях вести дела на уровне невозможно. Но мне не нужна доля в этом грязном деле. Я против.

Лучано великолепно сыграл свою роль, так что Вито остался в полной уверенности, что он говорит правду. Действительно, Лучано сейчас не до наркотиков, у него и без того много проблем. Вито тоже хотел бы торговать героином под крышей экспортных компаний Лучано, но пригласил его к себе не за этим. Больше всего его сейчас беспокоил Робелло.

В дверь позвонили, пришли еще гости. Спустя несколько минут в комнату ворвался Большой Папочка Скимоне. Он даже не снял пальто, выскочил вперед и закричал:

– Черт побери, в это невозможно поверить… Мне только что позвонила подружка Жуана Борсалино и сказала, что его убили!

– И что же она тебе еще напела? – усмехнулся Вито, предлагая гостям кофе.

– Все пропало! Два завода Кароллы взлетели на воздух… Я вложил миллион баксов в дело этой жирной свиньи! Говорят, началась настоящая война, напали даже на его суда. Повсюду рвутся бомбы… Господи боже мой!

Лучано поставил чашку на стол и стал ждать… ждать… Все заговорили одновременно. Вито спросил, жив ли Каролла, но Скимоне не мог ему ничего ответить.

Лучано, в свою очередь, аккуратно поинтересовался, что слышно о Каролле.

– Послушай, я рассказал все, что знаю! – зажав сигару зубами, набросился на него Скимоне. – А если тебя так волнует, жив он или нет, то не потому ли, что ты сам приложил к этому руку? Насколько я помню, на последней Комиссии ты выступал против него…

– Веди себя прилично, – постарался его урезонить Вито. – Роберто мой гость. Я присутствовал на свадьбе его сына. По-твоему, он танцевал на свадьбе и летел в Палермо, чтобы взорвать завод Кароллы, одновременно? Я скажу вам, кто это сделал. Я больше чем уверен, что это дело рук Робелло.

– Кто такой этот Робелло? – хмыкнул Скимоне. – Я никогда о нем не слышал.

– Тот парень, который возглавил семью Чезаре. И знаете, почему я это понял? Мой человек из Канады попросил меня его проверить. Говорю вам, что этот сукин сын давно подбирался к Каролле, хотел его подвинуть, а если не получится – убрать. Вот вам и разгадка.

В этот момент зазвонил телефон. Вито кивнул Майклу Барзини, человеку Скимоне, чтобы тот снял трубку.

– Кто бы ни был, скажи, что я потом перезвоню, – приказал Вито, но Майкл, выслушав своего абонента, ответил, что ему бы лучше подойти к телефону. – Это Каролла… – прошептал через минуту Вито, зажав трубку ладонью.

Лучано судорожно сглотнул, однако не подал виду, что сердце его раздирают ярость и досада.

– Он в Канаде, – сообщил Барзини остальным.

Все, затаив дыхание, наблюдали за тем, как Вито молча слушал Кароллу, не произнося ни слова в ответ. И вдруг он напрягся и вымолвил, вложив в голос всю силу убеждения, на которое был способен:

– Он здесь, Полли. Говорю тебе, он сидит передо мной… Да, у меня в номере. Послушай, приезжай сюда, и мы обсудим это дело… Я сказал, мы поговорим, когда ты приедешь… да.

Вито положил трубку и посмотрел прямо на Лучано.

– Он обвиняет тебя, мой друг. Когда я сказал ему, что ты здесь, это лишь немного охладило его пыл… Он потерял много миллионов, и ему нужно время, чтобы восстановить утраченное. Он будет просить об отсрочке по платежам. Я думаю, нам необходимо собрать Комиссию, и чем скорее, тем лучше. Как только Каролла вернется в Нью-Йорк.

Лучано вышел из отеля и отпустил шофера, сказав, что хочет прогуляться и подышать свежим воздухом. Его тщательно продуманный план провалился. Поскольку Каролла остался жив, все усилия бессмысленны. Теперь ничто не переубедит мерзавца в том, что это дело рук Лучано. Он и так ходил по тонкому льду, а сейчас в нем стали заметны трещины, которые становились все больше и больше, так что под подошвами ботинок ощущалась холодная мутная вода.

Глава 9

Каролла никогда не был пьяницей, однако с тех пор, как приехал в Нью-Йорк, не расставался с бутылкой. По ночам ему снились кошмары: он видел, как «альфа-ромео» взлетает на воздух, но на месте телохранителя был он сам, и от взрыва его жирное тело лопалось, как надувной шарик.

Главы семей устали от его безрассудных обвинений в адрес Лучано. Каролла требовал сбора всех американских боссов, которых раздражали его бесконечные телефонные звонки и навязчивость. Они подозревали, что он еще не пришел в себя после пережитой трагедии, однако его угрожающие тирады казались им опасными. Каролла пустил в ход все свои связи, чтобы добиться согласия глав семей, которые понимали, что при создавшейся ситуации устраивать большой сбор неразумно и рискованно. Но Каролла не хотел слушать никаких увещеваний. Он не мог представить доказательств вины Лучано в своем разорении и попытке убийства, но отказаться от этой мысли был не в силах.

* * *

Лучано остался в Нью-Йорке ждать результатов. Он не сомневался, что Организация пошлет людей к Робелло выяснить его причастность к делу, и молил бога, чтобы молодой человек остался верен данному слову и хранил молчание. Организация относилась к Лучано с большим подозрением. Боссы могли в любой момент единодушно выступить против него. Интересно, выдаст ли его Робелло? Тогда Лучано не поздоровится: сговора ему не простят.

Главы Комиссии были вынуждены призвать Лучано и Кароллу одновременно и устроить подобие очной ставки. Лучано приказали вылететь в Неваду для встречи с шестью наделенными особыми полномочиями главами семей. Его сопровождали два телохранителя, которые не спускали с него глаз даже тогда, когда Лучано, поселившись в отеле, принимал ванну и переодевался. Затем они отвезли его по секретному адресу. Охрана держалась с Лучано с подчеркнутым уважением и сообщила, что Каролла также вызван Комиссией, но он понимал, что ему надлежит предстать перед судом. Вопрос в том, есть ли у них доказательства его причастности к взрывам в Палермо.

Лучано проявил недюжинное самообладание перед лицом боссов. Спокойствие было главным его оружием в борьбе за свою жизнь: малейшее смущение или сомнение в его ответах означало бы проигрыш. Лучано бесстрастно опровергал все обвинения своего кровного врага.

Его алиби – присутствие в Нью-Йорке на свадьбе сына – выглядело убедительно. Он подтвердил, что у него были личные мотивы ненавидеть Кароллу и желать ему смерти, о чем он и сообщил на последней Комиссии, где ему отказали в законном возмездии. Однако казалось, что Каролле удалось заранее настроить боссов против Лучано и внушить им, что именно он организовал войну в Палермо.

Комиссия выслушала Лучано не перебивая. Показания гостей, присутствовавших на свадьбе его сына, были тщательно собраны и запротоколированы. Лучано постарался, чтобы в их числе оказались уважаемые, пользующиеся доверием Организации боссы, свидетельства которых не могли быть подвергнуты сомнению.

Дженовезе Риццио налил в бокал воды и, протянув его Лучано, спросил в лоб, насколько хорошо он знаком с Энтони Робелло. Его глаза при этом впились в лицо допрашиваемого. Лучано призвал на помощь всю свою выдержку и невозмутимо повторил слово в слово все то, что говорил при встрече с Вито.

Риццио кивнул и поджал губы:

– Я вернулся из Палермо два дня назад. Перед отъездом я виделся с Робелло. Он клянется, что ничего не знает ни о бомбах, ни о Каролле. Вито считает, что это его рук дело, и большинство ребят придерживаются такого же мнения. Робелло все отрицает, но ни для кого не секрет, что он рвется на наркорынок. А ты что думаешь, Лучано? Это может быть он? Робелло уверен, что ты был в Палермо все это время, и мне не удалось его переубедить. Какая-то чертовщина! Что ты на это скажешь?

Лучано равнодушно пожал плечами и налил себе еще воды. Его рука даже не дрогнула.

– Я не знаком с Робелло. Мы встречались только однажды в Гаване. Вот и все. Как по-вашему, сколько нужно людей, чтобы начать войну? Как я мог это сделать, если все мои лучшие парни в Штатах, а сыновья – здесь, в Риме и в Атлантик-Сити? И еще, назовите мне хотя бы одну причину, по которой я хотел бы уничтожить Кароллу, кроме той, что я всем сердцем ненавижу этого сукина сына? Что бы я выиграл? Я никогда не занимался наркотиками и не собираюсь начинать. Я давно предупреждал вас, что этот грязный бизнес до добра не доведет, так что теперь не жалуйтесь. – Он сделал глоток воды в полной тишине. – Предоставляю вам самим выяснить, замешан в этом Робелло или нет. Это не мое дело. Я потратил годы жизни и тысячи долларов, чтобы наладить отношения с властями и политиками, чтобы организовать законный бизнес. И ради чего? Чтобы вы сегодня допрашивали меня здесь, как мальчишку, которого только что выбрали главой?

Риццио подошел к Лучано и пожал ему руку:

– Спасибо, Роберто. Счастливо тебе добраться домой. Мы сами разберемся с Робелло. Не сомневайся, мы все тебя уважаем и ценим то, что ты согласился принять наше приглашение. Мы не доставим тебе больше беспокойства. Arrivederci[3]3
  До свидания (ит.).


[Закрыть].

Лучано забрал свое пальто и направился к двери. Здесь он на мгновение задержался и, оглянувшись, обвел собравшихся холодным, высокомерным взглядом, после чего вышел из комнаты.

– Пожалуй, второй раз вызвать его сюда уже не удастся, – вздохнул Риццио, крутя в руках авторучку. – К сожалению, этот парень действительно силен. Он всегда делает по-своему, и, готов поклясться, с ним нельзя не считаться: мы многим ему обязаны и нуждаемся в нем. В его руках монополия на торговлю в Палермо, да и на всей Сицилии второго такого могущественного дона нет. И все же он по своей воле приехал на Комиссию и согласился отвечать на наши вопросы. Робелло, я думаю, тоже чист. Он отрицал даже свое знакомство с Лучано, но что-то здесь не сходится. Доставьте сюда Кароллу, надо потрясти его хорошенько. Тем более что он явно не в себе и наверняка выложит все.

Каролла выглядел ужасно; казалось, он переживал полнейший упадок физических и умственных сил. Однако он обладал редким качеством – способностью выжить в любой ситуации. Поэтому он не сломался, а лишь прогнулся, получив такой сильный удар. Каролла явился на заседание Комиссии, как на вечеринку. Его одутловатое, покрытое испариной лицо сияло от радости, словно для него было большой честью предстать перед столь высоким собранием. Он был полностью разорен, должен много миллионов долларов Организации и улыбался при этом, как младенец в Рождество.

Когда Комиссия опровергла его обвинения в адрес Лучано, он упал духом, но, узнав, что под подозрением находится Робелло, немного оживился. Было решено, что, если вина Робелло будет доказана, ему преподадут хороший урок, и, вероятно, последний в его жизни.

– Я уничтожу эту гадину! – кричал Каролла, потрясая кулаками. – Задушу голыми руками! Выскочка, молокосос паршивый…

– Сядь и закрой рот. Это мы будем решать, виновен он или нет, понятно? Может быть, он и мальчишка, но он дон, и мы должны уважительно отнестись к его семье. Если мы вынесем ему приговор, то приведет его в исполнение Лучано, после чего заберет себе его бизнес и людей, если захочет, конечно. А ты в это дело не вмешивайся, Каролла. Ты измарал имя Лучано в дерьме, и он имеет право на моральную компенсацию. Тебе следует пасть на колени и благодарить Святую Деву за то, что он не потребовал тебя пришить.

– Это все, что мне осталось?

– Ты уцелел, Каролла. Многие парни хотели бы оказаться на твоем месте. И держись подальше от Палермо, понятно?

Каролла решил послать Организацию ко всем чертям точно так же, как, по его мнению, она постоянно посылала его. Сначала отец передал то, что принадлежало ему по праву, Лучано. А теперь, когда его чуть было не взорвали в собственном автомобиле и полностью разорили, ему отказываются протянуть руку помощи. Он свободный человек, и никто не может диктовать ему, куда ехать, а куда нет. Отныне он сам по себе. Они связывали его по рукам и ногам, зато в этом состоянии в Каролле обострился инстинкт самосохранения. Сейчас он руководствовался только им, ни на кого больше не полагаясь.

Лучано успел вернуться в Палермо как раз к тому времени, на какое был заранее назначен его телефонный разговор с Робелло, – ровно через месяц после операции. Они договорились встретиться тем же вечером на черепичном заводе.

Робелло приехал с двумя телохранителями и шофером. На этот раз они вошли в кабинет Лучано все вместе, хотя он предполагал, что станет говорить с Робелло один на один. Гость уселся в кресло, за спинкой которого молча встали телохранители, и кратко отчитался о проделанной работе.

Он, как и было запланировано, позволил Жуану Борсалино бежать, чтобы потом выследить и взять в плен по просьбе Лучано. Его обнаружили, а когда пришли, чтобы схватить, оказалось, что Борсалино мертв – кто-то задушил его проволокой для разрезания сыра. Робелло пожал плечами и добавил, что выяснить, чьих рук это дело, не удалось.

Лучано поблагодарил компаньона за хорошую работу, а также выразил надежду, что Робелло пока не пытался установить контакты ни с кем из людей Кароллы, как и было условлено. Он знал, что Робелло пошел на это еще до начала операции.

– Я до этой минуты играл по вашим правилам, – уверенно ответил Робелло. – У меня были парни из Штатов, но я молчал как рыба. Я сделал все, как мы договорились. Странно, что они так быстро вышли на меня.

– Рано или поздно это должно было случиться, – пожал плечами Лучано.

– Ну нет! Вы утверждали: что бы ни случилось, я буду чист, как первый снег. Вы собирались взять вину на себя.

– По-вашему, меня они не допрашивали? Они уверены, что виноват я, Робелло, так что успокойтесь. Нам остается только держать язык за зубами и не дергаться. Я сам разберусь с Комиссией, когда придет время.

– До сих пор это был вынужден делать я! Вы как-то не очень торопитесь. И потом, что это за ерунда с какой-то свадьбой в Нью-Йорке? Я голову готов дать на отсечение, что вы были здесь, в Палермо!

Лучано посмотрел ему прямо в глаза и ничего не ответил. Робелло встревожился:

– Послушайте… – Он чувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он располагал доказательствами того, что Лучано никуда не уезжал из Палермо, – его люди следили за ним постоянно. Но он не мог сказать об этом Лучано, потому что тогда партнер обвинил бы его в недоверии.

– Итак, мы оба были в Палермо, и мы оба предоставим этим парням задавать нам вопросы, – сказал Лучано. – Они здесь для того, чтобы найти связь между нами и притянуть вас к этому делу. Так что молчите; стоит вам упомянуть о том, что вы следили за моим домом, как они тут же сделают соответствующие выводы, ясно?

– Да, – кивнул Робелло.

– А еще вам должно быть понятно следующее: вы сильно облажались, мой друг.

Робелло на глазах стал бурым от страха. Заикаясь от волнения, он вымолвил, что честно выполнил свои обязательства по сделке и теперь хочет получить вознаграждение.

– А вознаграждение, сынок, ты получишь тогда, и только тогда, когда Пол Каролла будет мертв. Ради этого мы и заключили сделку. Понятно?

– Я был уверен, что это он взлетел на воздух в машине. Даже газеты так написали, – ответил Робелло, у которого стал заметно дергаться уголок глаза. – Этот парень, должно быть, заговоренный. Где он теперь?

– Это предстоит выяснить тебе, сынок. А сейчас почему бы тебе не забрать своих мордоворотов и не убраться отсюда? И на будущее запомни: если я говорю, чтобы ты приходил один, значит так и нужно делать. У меня сыновья твоего возраста, я уже не мальчишка. Тебе ничего не стоит замочить пару сотен человек, а я прошу у тебя лишь один труп. Доставь его мне, и, кто знает, может быть, наши деловые отношения продолжатся.

Лучано сильно озадачил молодого дона и решил надавить на него еще:

– Со временем я тебе снова понадоблюсь. А пока запомни: если ты попытаешься установить контакт с кем-нибудь из людей Кароллы, то подпишешь себе этим смертный приговор.

Самообладание Робелло было достойно восхищения. Он сказал только, что выполнит свои обязательства по договору, и вышел. Робелло был напуган до смерти, и Лучано отдавал должное его выдержке.

Когда Робелло и его телохранители проходили мимо клетки, волк оскалил зубы и бросился на железные прутья. У Робелло затряслись поджилки. Его люди видели, как на побледневшем лице Орла выступила испарина. Он действовал слишком поспешно, а теперь приходилось уносить ноги, чтобы не сожрали.

– Вы уверены, что видели Лучано каждый день?

– Да, босс. Он по часам выгуливает свою собаку. Я сам видел. Это сука.

– Что?

– Он называет свою собаку Марией. Она от него ни на шаг не отходит.

Робелло уже принял решение. Если он будет искать Кароллу, то потеряет время. Не лучше ли обезопасить себя от Лучано и уничтожить все возможные доказательства того, что у них были общие дела? Он был хорошим учеником и быстро все усваивал. У Лучано скоро будет возможность в этом убедиться.

Лучано щедро заплатил пожилой паре, жившей на вилле в его отсутствие, так что они смогли открыть маленькую кофейню, о которой мечтали всю жизнь.

Лучано не доверял Робелло, поэтому сразу же вернул на виллу молодой состав охраны, который нес вахту круглосуточно. Все пакеты и посылки, которые приходили на виллу, проверялись; автомобили, въезжающие на территорию, тщательно обыскивались. Лучано понимал, что довел Робелло до точки и что у того могут сдать нервы. Тогда Орел решится нанести удар, тем более что преуспел в обращении с бомбами.

Два дня спустя машина Лучано стояла у ворот виллы «Ривера». Шофера Лучано тоже поменял, и теперь молодой человек полировал крылья «мерседеса», время от времени поглядывая то на часы, то на дом.

В полумиле от ворот в засаде сидели три человека с полевым биноклем.

– Это новый шофер, – сказал один из них. – Парень, судя по всему, хочет произвести впечатление на хозяина.

Шофер снова взглянул на часы и, открыв правую половину железных ворот, направился к вилле пешком.

– Что, черт побери, происходит? Он уже идет? Но я не слышу, чтобы лаяла собака… Ну пошевеливайся же, сукин сын…

Все трое затаили дыхание, так что каждый слышал собственный пульс.

– Господи, ну где же он? Давай же, выходи…

Никто из них не мог набраться смелости, чтобы выйти из машины и подойти поближе. Они не понимали, что происходит, а один из них так вспотел от напряжения, что то и дело вытирал лоб рукавом пиджака.

– Ладно, у нас есть еще десять минут.

– Хорошо бы ты оказался прав, дружище. Хотелось бы убраться отсюда раньше, чем эта штуковина рванет.

На середине подъездной аллеи шофер свернул вправо, где под огромной, усыпанной ягодами вишней стоял дон Роберто. Он тоже часто смотрел на часы, потому что знал о бомбе и о том времени, когда должен прогреметь взрыв. Лучано тоже быстро учился, как и Робелло.

– Осталось десять минут, да, приятель?

– Да, дон Роберто. Я набросал сверху одеял, как вы приказали.

Лучано улыбнулся, заслышав вой полицейских сирен.

– Они точны, что приятно. Пойдем посмотрим, зрелище будет захватывающее.

Они подошли к воротам и оказались в поле зрения людей Робелло, которые с облегчением вздохнули и расслабились, но только на мгновение, до тех пор, пока не услышали полицейские сирены. Не дожидаясь, когда прогремит взрыв, они бросились наутек. Три полицейские машины тут же перекрыли дорогу, одна блокировала их сзади. Через полминуты все трое лежали лицом вниз на капоте машины с руками на затылке…

Одна из полицейских машин подъехала к воротам. К ней вышел дон Лучано.

– В моем «мерседесе» под задним сиденьем бомба. Я постараюсь ее обезвредить, и тем не менее не подпускайте своих людей близко.

Лучано подождал, пока вблизи никого не останется. Арестованных тем временем обыскивали. Шофер был рядом с Лучано, когда тот открыл заднюю дверцу своего автомобиля и с величайшей осторожностью достал взрывное устройство. Оно оказалось на редкость грубо сделанным, и Лучано велел шоферу отойти на безопасное расстояние.

Ему потребовалось около минуты, чтобы отсоединить провода. Когда он выпрямился, держа на ладони взрыватель, на лбу у него выступила испарина, но он все же находил в себе силы шутить по поводу того, что в армии выучиваешься тому, что в жизни пригодится.

– Они правильно выбрали время, на которое был заведен часовой механизм, – сказал он офицеру полиции. – Спасибо, что приехали без опоздания. Как видите, бомба сделана непрофессионально. Кто знает, что могло случиться?

Раздался громкий собачий лай, это Мария мчалась к воротам по аллее. Ее заперли на кухне, но ей как-то удалось вырваться на свободу. Она бросилась к Лучано, обиженно визжа и обвиняя его в том, что он забыл об их ежедневной прогулке. Однако его внимание привлекали трое арестованных, которые продолжали оказывать сопротивление полиции. У них не было ни малейшего шанса сбежать, на них давно надели наручники. И все же они пытались убедить полицейских, что произошло какое-то недоразумение, и стремились при этом отойти как можно дальше от ворот.

Из-за поворота на велосипеде выехали две маленькие девочки: одна крутила педали, а другая, вероятно ее сестра, заливалась веселым смехом. Лучано перевел задумчивый взгляд с детей на бандитов, затем на свой «мерседес»…

Мария выскочила из ворот и запрыгнула на заднее сиденье машины. Лучано вдруг побледнел и закричал девочкам, чтобы они не подъезжали близко к машине. Однако те были заинтересованы тем, что происходит на дороге, и не услышали его. Их отделяло от машины всего несколько ярдов…

Полицейские увидели, как Лучано бросился к детям, и, заподозрив неладное, подступили ближе. В эту минуту взорвалась вторая бомба…

Девочки погибли тотчас же. Пятеро полицейских и один из бандитов скончались от ран в течение получаса. Шоферу Лучано снесло голову дверью «мерседеса», которую сорвало с петель.

Грациелла Лучано находилась в церкви, когда взорвалась бомба. К тому времени, когда она возвращалась домой, на улице остались лишь осколки стекла да груда искореженного железа. Останки «мерседеса» дона Роберто уже погрузили на трейлер и увезли. Одна створка чугунных ворот покосилась, несколько прутьев решетки прогнулось. Шофер затормозил, и не успела Грациелла спросить, что стряслось, как ее заверили в том, что дон Лучано цел и невредим.

В гостиной ее ждал Марио Домино, а не Роберто. Он обнял ее и усадил в кресло, после чего рассказал о случившемся и по возможности успокоил. Мужа она не видела до самого вечера, а вернувшись, он постарался убедить ее – как и Домино, – что произошел несчастный случай и повода для беспокойства нет. Однако облегчение от мысли, что Роберто не пострадал, внезапно обернулось в сердце Грациеллы злостью.

– Кто-то пытался убить тебя, а ты говоришь, что это несчастный случай? Почему? Кто желает твоей смерти?

– Они просчитались, мамочка!

– Просчитались! Но ведь они могут попытаться сделать это еще раз!

Он покачал головой и принялся расстегивать залитую кровью сорочку. Он плохо справлялся с пуговицами, поскольку рука у него была забинтована. Грациелла подошла к нему и коснулась побуревшего пятна крови на белоснежном шелке. Лучано обнял ее.

– Все скоро кончится. Ты нужна мне сейчас больше, чем когда бы то ни было. Это не моя кровь, но она на моей совести. Да простит меня бог!

О подробностях покушения на мужа Грациелла узнала из газет. Лучано больше не заводил об этом речь. Однако Грациелла заметила, что он удвоил охрану виллы, отчего их дом стал еще больше походить на тюрьму. Ей было невдомек, что до тех пор, пока Энтони Робелло жив, ее мужу угрожает смертельная опасность.

Дона Роберто Лучано прозвали «героем бойни на „Ривере“». Газетные заголовки кричали о том, что ветеран войны собственноручно обезвредил одну бомбу и рисковал жизнью, чтобы спасти погибших сестер Пиоти. Двое оставшихся в живых бандитов не признались, кто подложил бомбы в машину дона, но они были людьми Робелло.

Вдовы погибших полицейских получили щедрое вспомоществование от Лучано. Он лично навестил родителей девочек, и, хотя ничто не могло вернуть им дочерей, его присутствие придало им сил пережить горе. Лучано полностью оплатил похороны и, кроме того, устроил родителям поездку на Капри на месяц, а также снабдил начальным капиталом для того, чтобы они могли открыть свой ресторанчик.

Энтони Робелло считали живым покойником. Комиссия расценила его покушение на Лучано как косвенное признание вины. Каролла тоже с этим согласился и, хотя ему запретили появляться в Палермо, приехал туда, чтобы повидать Лучано, заверить его в своей доброй воле и положить конец их вендетте.

С четырьмя телохранителями, одетыми в полицейскую форму, Каролла явился к Робелло, который с момента взрыва на вилле «Ривера» не выходил из дома. Робелло был напуган до смерти и попытался убедить полицию в том, что его обвинили несправедливо. Он дрожал всем телом и, заикаясь, вымолвил, что готов откупиться и что не пожалеет ничего ради того, чтобы спасти свою жизнь. Робелло сделал ошибку, не удостоверившись в том, что полицейские настоящие. Каролла немного отстал, пропустив их вперед себя в гостиную.

– Меня зовут Пол Каролла, – сказал он, входя в комнату. – Как главе семьи, вам предоставляется честь увидеть того, кто приведет приговор Комиссии в исполнение…

Каролла не стал выслушивать униженные мольбы о пощаде. Он всадил в Робелло шесть пуль и стал молча наблюдать, как его тело сотрясают предсмертные судороги, а белая рубашка на глазах становится красной.

– По-твоему, лучше жить грязным ублюдком, чем умереть джентльменом? – усмехнулся Каролла, переворачивая труп Робелло лицом вверх.

Он достал из кармана смокинга Робелло носовой платок с монограммой, после чего отрезал безымянный палец с его правой руки, на котором было кольцо, и вытер лезвие ножа о труп. Отрезанный палец он аккуратно завернул в платок.