Текст книги "Прах и тень"

Глава 13
Мисс Монк проводит расследование

Мне отнюдь не казалось, что Холмс преувеличивает грядущую опасность, и вскоре пришло известие от Джорджа Ласка о беспорядках, вспыхнувших в нескольких районах Ист-Энда. Эти выбросы бессильной ярости обошлись без жертв, но ползучий страх охватил половину Лондона. Истерия нарастала. Поток предложений из всех районов города, как поймать убийцу, затопил Скотланд-Ярд. Среди них мне запомнились такие: переодеть полицейских в проституток и оснастить Уайтчепел проводкой с кнопками, включающими сигнал тревоги.

На следующее утро Холмс послал меня в Ист-Энд за мисс Монк, чье присутствие было необходимо для уточнения наших дальнейших планов. В чем их суть, друг мне не сообщил, но на душе стало легче, когда я узнал, что они существуют.

Когда я постучал в дверь комнаты на первом этаже, которую теперь, после того как ее заработки возросли, занимала Мэри Энн, я ожидал увидеть угрюмую жертву тяжелой депрессии. Но дверь распахнулась, и меня встретила опрятно одетая молодая женщина с живым блеском в умных зеленых глазах. На плите закипал чайник. Она предложила мне сесть в своей обычной манере, сочетавшей наигранное изящество и привычное кокетство, а сама заняла второй стул у грубо отполированного стола.

– Хотите узнать, чем я занималась?

Я с радостью согласился выслушать ее. Улыбнувшись, девушка налила мне чаю.

– Бродила по городу, высматривая Стивена Данлеви.

Встревоженный ее словами, я подался вперед:

– Надеюсь, вы понимаете, насколько опасно с ним общаться? Ведь мы как раз искали Данлеви, когда столкнулись…

– С Джеком Потрошителем?

– Назовем его так в отсутствие лучшего имени. Мисс Монк, мне даже думать не хочется о том, что могло случиться.

– Да, знаю, – согласилась она с серьезным видом. – Смешно сказать, доктор, я настолько испугалась, что опасалась нос высунуть из дома. Полвоскресенья вздрагивала при каждом шепоте и скрипе. Но теперь я так чертовски зла, что, хоть и боюсь, не обращаю на это внимания.

Мэри Энн посмотрела мне прямо в глаза, и в этот миг мы с ней поняли друг друга. Я когда-то путешествовал по странам, которые она не могла бы увидеть даже в самых смелых мечтах. Она же испытала страдания, о которых я способен был только догадываться. И все же мы ощутили родство душ: я знал, что она сделает все от нее зависящее для успеха нашего рискованного предприятия.

– Это хорошо. Значит, видели Стивена Данлеви? Вы так обрадовались поручению, что наверняка добились успеха.

– Помните, его домовладелица говорила, что он постоянно где-то болтается, но никогда не приводит женщин?

– Она хотела уверить вас в его абсолютной преданности.

Девушка рассмеялась.

– Да я ему и даром не нужна. Но история о его дружке Джонни Блэкстоуне, который убил ту женщину, пока приятель дожидался его, – абсолютная правда. После того как мы пропустили вчера днем по пинте, я снова пошла вслед за ним, и он оказался как раз там…

– Простите, мисс Монк, но я не совсем понимаю, как вы встретились с Данлеви?

– Я назначила ему встречу, когда отправилась искать вас с мистером Холмсом. Кстати, доктор, как он себя чувствует? – обеспокоенно спросила она.

Я заверил Мэри Энн, что мой друг скоро будет здоров, и попросил ее продолжить рассказ.

– Мы договорились выпить по кружке пива в два часа за углом, но после того, что случилось, меня тошнило от одной мысли, что придется с ним встречаться. Я ведь чувствую, что он знает больше, чем говорит. Но ровно в два он сидел в пабе и, когда увидел меня, улыбнулся и окликнул. «Найтс Стандард» теперь – настоящий притон для петушиных боев. Девушки все сбились в кучу, шепчутся, оставаться ли здесь дальше: то, чем удалось разжиться, давно истрачено. Даже у тех, кто хочет уехать из Лондона, нет денег, чтобы купить хлеба и чая. Вот все и думают, как поступить.

Ну, мы с ним забрались в угол, вид у него какой-то странный, и он говорит: «Рад, что с тобой все в порядке, ведь ты, наверное, уже поняла, что случилось». А я ему в ответ: «Как не понять, весь Уайтчепел только и говорит об этом». Данлеви смотрит на меня пристально и спрашивает, не слишком ли я беззаботна, не подвергаю ли себя опасности. Я отвечаю, мол, нет, конечно, а сама не понимаю смысл его вопроса. Опять заговорили о Блэкстоуне: как бы его разыскать, пока вновь не произошло самое худшее. Данлеви сказал, что напал на след своего дружка, а потом вдруг заявляет: «Чтоб я не слышал больше о том, что ты таскаешься по темным улочкам». А я гадаю про себя, зачем он специально предупреждает меня, когда и без того каждая ночная пташка по эту сторону Сити трясется от страха при одной мысли о ноже, приставленном к горлу. Спрашиваю у него, мол, а какой у меня еще выбор – только лишь забираться время от времени в темноту с клиентом. Он тогда хватает меня за руку и говорит: «Живи на деньги, которые дает твой благодетель из Уэст-Энда. Я очень надеюсь на успех, но тебе нельзя высовываться, пока я все не улажу». Это показалось мне очень странным.

Когда он вышел из паба, обещав, что мы еще увидимся, я скрылась из виду, зайдя в табачную лавку. Там подождала, пока он не уберется подальше, и лишь потом пошла за ним. Он зашел в тот же дом, что и в прошлый раз, и появился оттуда одетый не в военную форму, которую иногда носит, а по-новому, как джентльмен. Я иду за ним на безопасном расстоянии, пока он не сворачивает в проулок, ведущий в трущобы. Я жду его довольно долго, а потом неотступно следую за ним. На случай, если мне изменит удача и я буду обнаружена, у меня наготове версия, будто бы я знаю – у него здесь другая женщина. Дойдя до конца прохода, я вижу, что он зашел на цокольный этаж. Прикидываю: шансов на то, что будет открыто окно или дверь, учитывая нынешние лондонские особенности[13]13
  Густой, загрязненный туман (прим. автора).


[Закрыть], немного, но я все же прокралась к дому, чтобы узнать наверняка. Тут я услышала голоса и нырнула за угол. Хотите верьте, хотите нет, но стекло в окне треснуло и вывалилось с одного края. В этом доме чуть ли не половина стекол разбиты и скреплены клочками бумаги. Если плотно приложить ухо к такому стеклу, слышно едва ли не каждое слово.

«Вы уверены, что он жил здесь все время увольнения?» – спрашивает Данлеви. «О да, – отвечает женский голос. – То были несколько тихих праздничных дней. Обе мои дочери уехали к своей тете в Йоркшир. Конечно, я не могла себе позволить оставить пустой комнату на чердаке, зная, что в город приехали с визитом люди и солдаты в увольнение». – «Понятно. Но в первый же день после праздника он исчез без предупреждения?» – «Странное дело: моему Джозефу десять лет, а этот Блэкстоун обещал, что на следующее утро покажет ему, как обращаться с револьвером. Но когда мы пришли, его и след простыл. Правда, он положил для нас деньги на стол. Жаль, что не оставил адреса: приятный молодой человек и умеет расположить к себе детей». – «Так оно и есть, мэм. Если удастся его разыскать в ближайшее время, передам ему привет от вас». Разговор продолжался и дальше, но я и так уже услышала много интересного и боялась спугнуть удачу, поэтому тут же вернулась домой. Пусть мистер Холмс решает, что делать дальше.

– Вы совершенно правы, мисс Монк! Поспешим на Бейкер-стрит, и Холмс во всем разберется. Стивен Данлеви верно сказал: осторожность нам никак не помешает.

Холмс не спал, когда мы приехали, но лицо его по-прежнему казалось очень бледным. Волосы были взъерошены, он стоял в халате мышиного цвета, тяжело опершись о каминную полку. Убрав с нее все предметы, разместил там поспешно нарисованную карту Уайтчепела, всю в непонятных закорючках, с неразборчивыми названиями улиц. Такая кажущаяся небрежность объяснялась тем, что мой друг вынужден был сейчас писать левой рукой. Сыщик буквально впился взглядом в эти хаотично набросанные улочки и был теперь похож то ли на беглеца из сумасшедшего дома, то ли на судью, определяющего степень виновности правонарушителя.

– Мисс Монк, где Стивен Данлеви хранит носовой платок?

– В подкладке пальто, если память мне не изменяет.

– Хм. Я так и думал.

Девушка с мрачным видом уставилась на детектива:

– Мистер Холмс, сэр, я знаю, что вам было плохо этой ночью от слишком тугой перевязки, но видеть вас в таком состоянии…

– Вы подумываете о том, чтобы заняться торговлей.

– Откуда вам это известно? – выдохнула девушка.

– Я знаю также, что вы недавно очень сильно напились и что у вас есть юная подруга, возможно, соседка, чье благополучие вам небезразлично.

– Какая наглость! – вскричала Мэри Энн, вздернув подбородок. Глаза ее сверкали. – Беседуйте с этим ковром, если хотите, а я не стану вас слушать.

Она уже шла к двери, когда Холмс из последних сил рванулся за ней и мягко придержал за руку:

– Мои искренние извинения, мисс Монк! Доктор Уотсон объяснит вам, что учтивость и такт не входят в число моих достоинств. Пожалуйста, сядьте.

Мэри Энн подозрительно взглянула на сыщика, но ее вспышка гнева быстро иссякла.

– Ладно. Я ведь не сказала, что вы не правы, просто немного… развязны. Во всяком случае, рада видеть вас живым. Наверное, мне не стоило так возмущаться, все это чепуха.

– Моя дорогая мисс Монк! Я никогда не прибегал к мошенничеству, чтобы получить сведения личного характера, – вздохнул Шерлок, с трудом добравшись до канапе. Он прилег и слегка взъерошил волосы здоровой рукой. – Вам не первой пришла в голову такая мысль – и не последней, если мне и дальше будет сопутствовать удача.

– Как же вам это удалось?

Он откинул голову назад и закрыл глаза.

– О том, что вы собираетесь заняться торговлей, я сужу по четырем разновидностям тряпичных кукол, что выглядывают из ваших карманов. Их мастерят бедные матери и дают своим отпрыскам, чтобы те торговали ими вразнос. Если вы купите материалы на заработанные деньги, сумеете облегчить жизнь своим знакомым – по крайней мере, тем из них, кто имеет элементарные навыки шитья.

– А как вы узнали о девочке?

– Вы уже изучили все выкройки и составили о них свое мнение. Они вполне вам по карману, и, хотя большой ценности не представляют, вы носите их с собой. Значит, это подарок. Для кого он предназначен?

– Они для Эмили. Ей нет еще и четырех, бедняжке. Что дальше? – продолжала она расспрашивать сыщика.

Тот слегка потупился и ответил:

– Ваши ботинки.

– Мои ботинки?

– Правый.

Она посмотрела вниз и быстро перевела взгляд на Холмса.

– Вы недавно заменили поношенную обувь на новую. Когда я в последний раз видел вас, на ней не было никаких отметин. Сейчас на коже правого ботинка в нескольких местах царапины: вы пинали что-то твердое, и весьма сильно. – В его бесстрастном тоне на мгновение появились эмоции. – Поздравляю вас: если пьяный склонен к непредсказуемым действиям, то человек думающий старается ограничить свой гнев ударами только одной ноги.

– Признаю, что вы правы. В прошлую субботу я была выбита из колеи и искала успокоение на дне стакана.

– Дорогая мисс Монк, не в силах выразить, насколько я…

– Да пошли вы оба! Верно, я сорвалась с катушек, но об этом напоминает лишь исцарапанный ботинок, и разве это имеет значение для таких, как я? – воскликнула девушка и уселась прямо на пол в манере индейцев рядом с изголовьем постели Холмса. – Что будем делать теперь?

– Подождите минутку, – рассмеялся Холмс. – Я еще не все у вас выяснил. Ведь вы продолжаете встречаться с рядовым Данлеви?

– Откуда, черт возьми…

– Значит, это правда.

– Да.

– Тогда расскажите, пожалуйста, что вам удалось узнать.

Мэри Энн так и сделала, не скрыв ничего из того, что сообщила мне. Правда, на этот раз она не избежала повторений.

– Вот такие дела, мистер Холмс, – закончила наша помощница. – И что мне теперь делать с этим типом?

Детектив немного подумал.

– Вас сильно тяготит его компания?

– Не очень. Скорее – непонимание, зачем все это.

Мой друг с усилием поднялся и пересек комнату.

– Уверяю, вам не грозит опасность, если будете держаться людных мест и не станете пускаться в авантюры после захода солнца. Носите это с собой, только спрячьте хорошенько.

Он вытащил из ящика стола маленький складной нож и бросил мисс Монк.

– Черт побери! – пробормотала она, но тут же взяла себя в руки. – Значит, мне и дальше шляться повсюду с этим безумным солдатом, одетым в брюки с засохшими пятнами крови, который ищет, выпучив глаза, своего друга, а потом приезжать к вам с докладом?

– Я был бы вам очень благодарен. Мы с доктором Уотсоном продолжим расследование, но очень важно при этом, чтобы кто-то оставался на месте событий.

– Видно, никуда не денешься, пока Блэкстоун в бегах. Надеюсь, мы скоро его разыщем. Просто нет уже сил бесцельно слоняться с Данлеви по Уайтчепелу. Кто знает, что взбредет бедняге в голову?

– Кстати, мисс Монк, нельзя ли обнаружить порой в кармане у кого-нибудь из ваших компаньонок кусочка мела?

– Мела? Ведь именно им было написано это безумное послание про евреев? Мои знакомые девушки могут носить с собой огрызок карандаша, да и то вряд ли. Многие даже не умеют им пользоваться. Мел ведь обычно служит, чтобы пометить размеры на рулоне ткани или куске древесины?

– И еще одно, мисс Монк, – добавил Холмс, когда она уже направлялась к двери. – Я обнаружил рядом с убитой женщиной веточку винограда. Буду благодарен, если вам в связи с этим удастся что-то выяснить.

– Какого сорта виноград?

– Судя по стеблю, черный.

– Мало кто торгует таким виноградом в наших краях. Не сомневайтесь, разузнаю.

– Спасибо вам, мисс Монк. И не забывайте об осторожности.

– Уж постараюсь, – бросила она через плечо, спускаясь по лестнице. – Хоть я и работаю на вас, мистер Холмс, это еще не означает, что я совсем рехнулась.

Закрыв дверь, я обратился к своему другу, который зажигал очередную сигарету:

– Вы вполне уверены, что все делаете правильно?

– Наверное, хотите спросить, знаю ли я, чем занимается мисс Монк? – парировал он, и я еще раз почувствовал, насколько тяжко столь активному человеку, когда он не вполне владеет собственным телом. – Увы, сейчас я беспомощен физически. Вы ведь не сумеете таскаться с Данлеви по всяким берлогам и выискивать Блэкстоуна? А мисс Монк сыграет эту роль не намного хуже меня, и благодаря ей, как я надеюсь, удастся раскрыть хотя бы одну тайну.

– Место, где прячется Джонни Блэкстоун?

– Намерения Стивена Данлеви.

– Разве мы не отправились в Уайтчепел в прошлый раз, чтобы защитить от него мисс Монк? – спросил я напрямик.

– Сейчас я знаю намного больше, чем тогда.

– Это радует, конечно. Однако многое в связи с убийством Тэйбрам остается непонятным. Что, если эта ниточка никуда нас не выведет?

– Вы рассматриваете вопрос совершенно не с той стороны, что, впрочем, меня вовсе не удивляет, – едко заметил Холмс. – Эта нить и не может нас куда-то вывести: ведь она лишь дает нам сведения о Стивене Данлеви, который ни в малейшей степени меня не интересует. А теперь, Уотсон, ваш выход.

– В самом деле?

– Вам предстоит встретиться в редакции «Лондон Кроникл» с неким Лесли Тавистоком, светилом так называемой «этической» журналистики. Встреча назначена в половине четвертого. А на обратном пути с Флит-стрит, – закончил он свои наставления, – купите, пожалуйста, в табачной лавке сигар. – Он подтолкнул ногой коробку, где они хранились. – Да и ящик для угля, боюсь, совсем опустел.

Глава 14
Лестрейд допрашивает подозреваемого

Мне пришлось ждать четверть часа после назначенного времени в шумном, заполненном бедно одетыми журналистами вестибюле «Лондон Кроникл», плохо освещенном и отапливаемом. Стоило мне войти в кабинет мистера Лесли Тавистока, как я понял: ничего приятного меня здесь не ждет. Журналист сидел за рабочим столом с выражением спокойного безразличия и напускной иронии на чисто выбритом умном лице. Представившись, я не успел больше произнести ни слова – он уже поднял руку, как бы мягко протестуя.

– Доктор Уотсон, – начал газетчик, – я не собираюсь ставить под сомнение ни вашу благонадежность, ни здравый смысл, спрашивая, что привело вас сюда. Эта история уже стала в Лондоне притчей во языцех. Просто я вслед за первой своей публикацией собираюсь довести до публики еще несколько красочных подробностей о столь оригинально мыслящей личности, как мистер Шерлок Холмс. Вот почему я рад видеть вас здесь и хотел бы задать несколько вопросов, если не возражаете.

– Позвольте напомнить, что вы уже самым постыдным образом оскорбили мистера Холмса, и единственная цель моего визита – узнать, что вы предпочтете: раскрыть источник приведенных вами фактов или отвечать за клевету?

Тависток был явно удивлен моими словами. Я, признаться, и сам не ожидал, что так быстро и решительно перейду в лобовую атаку. Журналист изогнул дугой бровь, всем своим видом выражая крайнюю степень разочарования.

– Очень сомневаюсь, что вам удастся достичь своей цели, доктор Уотсон. Если мистер Холмс желает продолжать свои невероятные подвиги, он должен предстать перед испытующим взором общества. Факты, лежащие в основе моей статьи, абсолютно достоверны. Возможно, какие-то частности изложены в выражениях, которые не устраивают мистера Холмса, но вам со своей стороны следует разъяснить его сверхъестественное предвидение.

– Шерлок Холмс всегда был бичом преступного мира, и мотивы его действий абсолютно ясны, – вскипел я.

– Ощущает ли он свою ответственность за арест убийцы? – спросил Тависток как бы между делом.

– Он сделает все, что в его силах…

– Не чувствует ли мистер Холмс вины за то, что упустил Потрошителя? Возможно, это повлечет за собой новые убийства.

– Послушайте, сэр! Это уже становится невыносимым.

– Простите, доктор Уотсон, учитывая ужасные обстоятельства этих преступлений, есть ли вероятность, что убийства совершает врач?

– Не понял, простите.

– Я хочу сказать: если рассуждать чисто теоретически, вы как медик допускаете, что убийца имеет специальные знания и навыки?

– Подобным умением обладает любой мясник. Что касается моих собственных медицинских знаний и практических навыков, то они до сих пор ограничивались исцелением больных, – ответил я холодно.

– Не смею усомниться. Кстати, мистер Холмс, хоть он и не доктор, весьма сведущ в анатомии. Если не ошибаюсь, я читал об этом в вашей увлекательной статье в прошлогоднем рождественском ежегоднике Битона. Как вы считаете…

– Я считаю, что вы виновны в самом возмутительном искажении правды, которое мне доводилось встречать в печати, – заявил я, вставая со стула. – Будьте уверены, вы о нас еще услышите.

– Ни минуты не сомневаюсь, доктор Уотсон, – с улыбкой сказал Лесли Тависток. – Позвольте заверить в том же и вас с мистером Холмсом. Удачного вам дня.

Закатное солнце прочертило длинные тени на кирпичных стенах Бейкер-стрит, когда я вернулся домой. Хотя преступления Джека Потрошителя буквально перевернули душу, эта последняя неприятность ранила меня как-то лично. В гостиную я вошел шумно: Холмс, выбравший диван базой планируемых им операций, тут же проснулся.

– Вижу, вы обменялись любезностями с мистером Тавистоком, – насмешливо заметил он.

– Извините, Холмс. Вы, наверное, отдыхали. Как вы себя чувствуете?

– Как разрегулированный поршень неисправного парового двигателя.

– Если хотите, приготовлю немного морфия.

– Давайте сделаем это сразу, Уотсон. Может быть, хоть немного полегчает.

Не без доли отвращения я поведал сыщику о разговоре с Тавистоком. Когда я замолчал, а Холмс потянулся за сигаретой, его обычно пронизывающий взгляд стал каким-то рассеянным, словно он о чем-то мечтал. Лишь минут через десять мой друг заговорил:

– Очень досадно, когда ты не в состоянии зажечь трубку с первого раза.

Я не сдержал улыбку, услышав это неожиданное суждение.

– Она всегда стремится освободиться от своего владельца, хотя бы на время.

– Свою дозу беспокойства на сегодняшний день я уже получил. Тависток не сказал ничего такого, что могло бы дать нам ключ к разгадке?

– Увы.

– Вам не показалось, что он испытывает раскаяние?

– Незаметно.

Наш разговор был прерван отдаленным звонком колокольчика.

– Это Лестрейд, – вздохнул Холмс. – Собирается поведать об очередных убитых женщинах. Его визиту предшествовала телеграмма с оплаченным ответом, где он спрашивал, насколько я плох. Проявление вежливости, которое следует расценивать как дурной знак.

Упрямство и пытливость ума, свойственные Лестрейду, придавали его лицу выражение какой-то застывшей решимости. Он словно поставил себе целью во что бы то ни стало обнаружить недостатки в нашей работе. Настойчивость Лестрейда была замечательным качеством, но, как я теперь понимаю, и весьма мучительным для него самого: казалось, он спал не более шести часов с тех пор, как мы в последний раз виделись в Уайтчепеле.

– Мистер Холмс, – сказал он с улыбкой, на миг озарившей его унылое лицо, – передаю вам наилучшие пожелания от ваших друзей в Скотланд-Ярде.

– Искренне благодарю их. Присядьте и попотчуйте обитателя этого лазарета рассказами о последних жертвах убийцы.

– Что ж, – начал инспектор, вытаскивая свой рабочий блокнот, – по крайней мере, мы знаем, кто они. Правда, это не слишком помогло нам в расследовании. Первая жертва этой ночи – некая Элизабет Страйд, вдова, у которой, возможно, есть дети.

Я кивнул.

– Безутешная женщина в черном. Мы случайно встретили ее по соседству незадолго до того, как произошло убийство.

– Да что вы говорите! – живо откликнулся Лестрейд. – С кем она была?

Я уже собирался пожать плечами, сетуя на свою забывчивость, но Холмс ответил:

– С пивоваром, проживающим в Норвуде вместе со своей властной матерью и не имеющим никакого отношения к расследуемому делу.

– Понятно. Траур вдова носила по мужу и детям, которые, как она утверждала, погибли при катастрофе парохода «Принцесса Алиса». Однако, по нашим данным, ее муж Джон Томас Страйд скончался от сердечного приступа в работном доме «Поплар Юнион». Благодаря этому обману, она рассчитывала получить большую денежную помощь. По словам священника местной церкви, Элизабет Страйд родилась в Швеции и была тяжело больна. Удивительно, как она прожила так долго. Мы разговаривали с ее сожителем Майклом Кидни. Ему иногда приходилось запирать эту женщину на висячий замок.

– Прелестно. Это объясняет наличие дубликата ключа.

– Что касается второй несчастной, – продолжал наш гость, – ее имя Кэтрин Эддоуз. У нее трое детей от человека по имени Томас Конвей из Восемнадцатого королевского ирландского полка. Понятное дело, они никогда не состояли в браке. Шлялись по улицам, зарабатывая на жизнь исполнением низкопробных песенок. Пристрастившись к выпивке, эта женщина потеряла всякую связь с детьми и Томасом. Незадолго до того, как она была убита, Кэтрин Эддоуз со своим нынешним сожителем возвратились со сбора хмеля. Его имя Джон Келли – чтобы установить его, нам пришлось повозиться. Однако в ночь убийства они не были вместе: не хватило денег для оплаты двуспальной кровати.

– Лестрейд, имеются ли у вас свидетельства того, что Эддоуз и Страйд, Николс и Чэпмэн – короче говоря, известные нам жертвы в любых сочетаниях, – были знакомы друг с другом?

Инспектор покачал головой.

– Я тоже думал об этом, мистер Холмс: а что, если речь идет о каком-то языческом культе, к которому они принадлежали и были убиты за отступничество? Или их связывала былая страсть к одному и тому же мужчине? Но все это ерунда, ничего такого не подтвердилось. Возможно, они порой и перекидывались словечком, но не дружили.

– Тогда, боюсь, мое предположение подтверждается, – пробормотал мой друг.

– О чем вы, мистер Холмс?

– Мне еще необходимо обдумать свою версию, Лестрейд, а потом вы обязательно ее узнаете. А в вашем расследовании появились какие-нибудь зацепки?

– По правде сказать, в Скотланд-Ярде есть люди, воображающие, что мы имеем некую ниточку.

– Очевидно, вы считаете, что они ошибаются? – понимающе заметил сыщик.

– Да, это так. Инспекторов не так много, но языком они работают гораздо больше, чем следует.

– Я весь внимание.

– Видите ли, мистер Холмс, я считаю, что принимать всерьез подобную болтовню – наихудший способ охоты за химерами.

– То есть вы категорически отвергаете эту зацепку ввиду бесполезности? – настаивал мой друг с несвойственным ему добродушием. – Возможно, личный опыт или сведения о подозреваемом настраивают вас против этой версии?

– Знаете, мне даже время на это тратить не хочется. Той же точки зрения придерживаются Грегсон, Джонс, Уиклиф, Ланнер, Хоуз…

– Мне все же хотелось бы взглянуть на обстоятельства дела вашими глазами.

– Не желаю попусту растрачивать вашу энергию, мистер Холмс.

– Чепуха, – усмехнулся мой друг. – Я ведь не имею возможности выплеснуть ее за пределы этой комнаты.

Лестрейд выглядел так, словно у него из-под ног выдернули ковер, но быстро овладел собой и сжал кулаки.

– Черт возьми, мне даже стыдно в этом признаться, но вы сами навлекли на себя подозрения! – воскликнул измученный вконец инспектор. – Все эти ваши штучки вроде: «Вы найдете револьвер в третьем стойле слева» или «Письмо было послано человеком в широкополой фетровой шляпе»… Вы осведомлены о том, чего знать не должны, вы вдруг оказываетесь на месте преступления самым таинственным образом! Беннетт сказал сегодня утром в моем кабинете: «Удивительно, что это не случилось раньше».

– Выходит, меня подозревают! Я весьма польщен.

– Мистер Холмс, заверяю вас…

– Нет, раз уж возникла подобная идея, давайте наметим контуры этой версии, – решительно заявил Холмс. – Проследим за моими действиями в ту праздничную ночь. Получается, это я в приступе бешенства нанес Марте Тэйбрам тридцать девять ножевых ран. Однако доктор Уотсон подтвердит, что в тот вечер я самым мирным образом настраивал свою скрипку.

– Я совсем не утверждаю…

– Разве я вел себя подозрительно и чем-то выдал себя, когда вы разбудили меня, постучав в дверь, наутро после убийства Николс?

– Мистер Холмс…

– Я вот теперь и думаю, как это мне удалось убить Элизабет Страйд за несколько мгновений до того, как я обнаружил ее труп, – безжалостно продолжал мой друг. – Но если доктор лживо описал мои действия той ночью, почему бы ему не повторить свои слова? Должен извиниться перед вами, доктор Уотсон, что попросил вас участвовать в этом гнусном фарсе. Убив Страйд, я помчался в Сити, чтобы зарезать там Эддоуз, и, измазанный ее кровью, вернулся на место первого убийства. Действительно, что может быть проще?

– Послушайте! – вскричал инспектор, весь красный от стыда. – Как вы полагаете, пришел бы я к вам лично, чтобы рассказать обо всех собранных нами уликах, если бы думал, что вы причастны к этим злодеяниям? Никому и в голову такое не приходило, пока вчера не появилась эта идиотская статья. Нас бросили на съедение прессе, и тут кто-то пошутил, что вот, мол, и вам досталось. Потом мне стали задавать глупые вопросы по содержанию статьи – вот так и возникла эта дурацкая версия.

– Да за такое вешать надо!

Лестрейд немного успокоился, убедившись, что Холмса не столько разъярило, сколько позабавило услышанное.

– Ладно, я передам в Скотланд-Ярд ваши показания, и мы устраним это досадное недоразумение. Расскажите еще немного о том, что было до моего появления.

– Мы с доктором Уотсоном случайно наткнулись на только что убитую женщину. Бросились искать преступника и очень скоро обнаружили его.

– Понятно, – сказал инспектор, делая записи в блокноте. – Время запомнили?

– Около часа ночи. Мы повстречали там констебля. Кажется, его фамилия Лэмб. Он посвящен во все подробности этой истории.

– Знаю, – сконфуженно признался Лестрейд. – У нас есть его отчет. Но поскольку он представил его уже после исчезновения мистера Холмса, я вызвался получить сведения из ваших собственных уст. Я появился там вскоре после вашего возвращения, мистер Холмс, и видел, как вы садились в кэб. Вас отвезли прямо в Лондонскую больницу?

– Нет, я вернулся домой.

Инспектор был ошарашен:

– Неужели?

– А какая разница?

– Никакой, конечно. Кроме… ну совсем уже идиотского предположения, что раз вы уехали в кэбе, мистер Холмс, то, значит, вы и сделали ту надпись мелом на Гулстон-стрит.

Очевидно, наши лица выразили крайнюю степень изумления, потому что инспектор поспешил заверить нас:

– Выяснить, когда появилась эта надпись, чрезвычайно трудно, но я обязан восстановить подлинный ход событий.

– Почерк Холмса совершенно иной, – сказал я, чувствуя, как во мне против моей воли вскипает злость.

– Я и сам это вижу. Но, как вы знаете, доктор, нам не дали возможности сохранить образец почерка. А в сочетании со столь же дикой идеей, будто на Холмсе была чужая кровь…

– Если моего слова для вас мало, спросите, чья это кровь, у доктора Мура Эгера с Бейкер-стрит, двести двадцать семь. Или ищите сами, – весело добавил детектив. – Уотсон! У вас есть возражения по медицинской части?

Отбросив галстук, инспектор расстегнул две верхние пуговицы на рубашке.

– Благодарю вас, джентльмены, я набрал вполне достаточно материала для дальнейшего расследования, – сказал он, обуреваемый муками профессионального смущения.

– Тогда всего вам доброго, Лестрейд. Рад был вас видеть, – бросил Шерлок через плечо, направляясь к дверям спальни.

– Минуточку, мистер Холмс! Грегсон и Ланнер просили передать, что вам лучше какое-то время не появляться в Уайтчепеле. По крайней мере, до тех пор, пока не прояснится вся картина недавних безобразий.

– Куда более вероятно, что они все чаще будут случаться в этом районе города, пока мы не положим конец власти ужаса, установленной Джеком Потрошителем, – ответил Холмс, прислонившись к дверному косяку своей комнаты.

Похоже, это заявление обидело нашего коллегу, что вызвало у меня сожаление. Как видно, я в очередной раз недооценил инспектора Лестрейда: мне пришло в голову, что в Скотланд-Ярде у Холмса нет друга лучше. Инспектор, однако, ничуть не удивился, лишь устало улыбнулся:

– Нисколько не сомневаюсь, мистер Холмс. И все же я был обязан расспросить вас. Поправляйтесь скорее. Удачного дня, доктор Уотсон.