Текст книги "Дьявол зимой"

– Какие слухи? – тупо спросила Эви; но Лилиан только рассмеялась и вышла из комнаты.

Глава 20

Не прошло и недели, как Себастьян превратился в наихудшего пациента, какого только можно было вообразить. Он поправлялся с поразительной скоростью, хотя и недостаточно быстро, с его точки зрения, и изводил себя – и всех окружающих, – нарушая все мыслимые запреты. Он хотел носить повседневную одежду, требовал нормальной еды и настоял на том, чтобы вставать с постели и ковылять по комнатам и верхней галерее, упрямо игнорируя протесты доведенной до отчаяния Эви. При всем понимании, что выздоровление требует времени и терпения, Себастьян просто не мог вести себя иначе.

Никогда ни от кого не зависевший, он теперь был обязан жизнью Уэстклиффу, Лилиан, Кэму, а более всего Эви... и задыхался под гнетом благодарности и стыда. Не в силах смотреть им в глаза, он прятался под маской раздражительности и хамства.

Хуже всего были моменты, когда он оставался наедине с Эви. Каждый раз, когда она входила в комнату, он ощущал незримую связь, прилив какого-то незнакомого чувства и отчаянно сопротивлялся ему, ведя изматывающую борьбу с самим собой. Было бы легче, если бы ему удалось вывести ее из себя, втянуть в ссору – все, что угодно, лишь бы установить между ними дистанцию. Но Эви откликалась на каждое его требование, каждый каприз с бесконечным терпением и сочувствием. И явно не ждала от него благодарности, ибо ни разу не намекнула на то, что он ей чем-то обязан. Ее нельзя было упрекнуть даже в том, что она кудахчет над ним, как наседка. Она ухаживала за ним с мягкой деловитостью и деликатно оставляла его одного, если только он сам не требовал ее присутствия.

Себастьян, никогда ничего не боявшийся, был в ужасе от власти, которую она приобрела над ним. Он боялся собственной потребности постоянно видеть Эви, слышать ее голос. Он жаждал ее прикосновений, упиваясь нежной лаской ее пальцев, казалось, проникавшей в его плоть и кровь. То, что он испытывал, не укладывалось в рамки сексуального влечения... Это была своего рода одержимость, неодолимая и благоговейная, от которой не было лекарства.

Сознание, что Эви пытались убить, пробуждало в душе Себастьяна нечто дикое и неподвластное разуму. Он жаждал крови Булларда. Ему хотелось разорвать негодяя на куски. И тот факт, что он прикован к постели, пока Буллард свободно рыщет по Лондону, сводил его с ума. Его ничуть не успокоили заверения полицейского инспектора, что для поиска злоумышленника делается все необходимое. Вызвав к себе Кэма, он распорядился нанять несколько частных сыщиков, служивших ранее на Боу-стрит, чтобы ускорить расследование. И поскольку это было единственное, что он мог сделать на данном этапе, Себастьяну ничего не оставалось, кроме как беситься от вынужденного бездействия.

Через пять дней после окончания лихорадки Эви распорядилась, чтобы в комнату принесли ванну. Пока Себастьян отмокал в горячей воде, Эви побрила его и помогла вымыть голову. Чистый и насухо вытертый, он вернулся в постель, застеленную свежими простынями, и позволил Эви перевязать его рану. Пулевое отверстие заживало так быстро, что они отказались от примочек, ограничиваясь перевязками, чтобы содержать рану в чистоте. Хотя ранение еще давало о себе знать, откликаясь тупой болью на резкие движения, Себастьян не сомневался, что через пару дней сможет вернуться к привычной жизни. Не считая, конечно, его любимого занятия, которое из-за его идиотской договоренности с Эви по-прежнему оставалось под запретом.

Платье Эви промокло во время купания, и она вышла, чтобы переодеться. Из чистой вредности Себастьян позвонил в серебряный колокольчик, оставленный у кровати, через пару минут после ее ухода.

Эви поспешно вернулась, одетая в халат.

– Что случилось? – спросила она с беспокойством.

– Ничего.

– Что-нибудь с твоей раной? Болит?

– Нет.

На лице Эви отразилось облегчение. Подойдя к постели, она забрала колокольчик из рук Себастьяна и вернула его на ночной столик.

– Знаешь, – задушевно произнесла она, – я ведь могу и забрать у тебя колокольчик, чтобы ты не звонил без всякого повода.

– Я позвонил, потому что ты мне нужна, – натянуто отозвался он.

– Зачем? – поинтересовалась она терпеливым тоном.

– Затем, чтобы раздвинуть шторы.

– И нельзя было подождать?

– Здесь слишком темно. Мне нужен свет.

Эви подошла к окну и раздвинула бархатные шторы, впустив в комнату бледный зимний свет. С распущенными рыжими локонами, свисавшими почти до талии, она напоминала Мадонну с картины Тициана.

– Что-нибудь еще?

– У меня в стакане что-то плавает.

Прошлепав босыми ногами к постели, Эви взяла с ночного столика стакан с водой и поднесла его к глазам.

– По-моему, здесь ничего нет.

– Есть, – раздраженно отозвался Себастьян. – Мы что, будем спорить на эту тему, или ты просто принесешь чистой воды?

Проглотив едкий ответ с впечатляющим самообладанием, Эви подошла к умывальнику, вылила содержимое стакана и налила свежей воды. Вернувшись к кровати, она поставила стакан на столик и выжидающе посмотрела на мужа:

– Это все?

– Нет. Повязка слишком тугая. А свободный конец заткнут сзади. Я не могу его достать.

Казалось, чем требовательнее он себя вел, тем терпеливее она становилась. Попросив его слегка повернуться, Эви расслабила повязку и снова заткнула концы за пояс. От прикосновения ее пальцев, нежных и прохладных, пульс Себастьяна учащенно забился. Шелковистый локон, выбившийся из густой гривы, щекотал его плечо. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать радость, которую ему доставляло ее присутствие.

Снова улегшись на спину, Себастьян хмуро уставился на ее лицо, вбирая взглядом изгиб розовых губ, атласную кожу цвета сливок и неотразимую россыпь веснушек. Рука Эви легла ему на грудь, поверх гулко бьющегося сердца, играя с обручальным кольцом, подвешенным на цепочке.

– Сними его с меня, – пробормотал он, отвернувшись. – Эта чертова штука действует мне на нервы. Все время мешает.

– Чему мешает? – прошептала Эви, глядя на его профиль.

От нее пахло чем-то чистым и женским, и Себастьян слегка отодвинулся, остро ощущая ее близость.

– Просто сними его с меня и положи на комод, – буркнул он, прерывисто выдохнув.

Пропустив мимо ушей его слова, Эви присела на краешек постели и склонилась над ним, так что концы ее распущенных волос коснулись его груди. Себастьян не двигался, но внутри у него все сжалось, когда она прошлась пальцем по его челюсти.

– А я неплохо тебя побрила, – заметила она, явно довольная собой. – Может, пропустила пару местечек, зато ни разу не порезала. Правда, мне здорово помогло, что ты не шевелился.

– Я был слишком напуган, чтобы пошевелиться, – отозвался он, заставив ее хихикнуть.

Себастьян повернул голову и посмотрел в ее смеющиеся глаза, огромные и невероятно голубые.

– Почему ты так часто звонишь в колокольчик? – прошептала Эви. – Тебе одиноко?

– Мне никогда не бывает одиноко, – отрезал он с холодной убежденностью. К его раздражению, Эви не отшатнулась и даже не перестала улыбаться, только улыбка стала насмешливой.

– В таком случае, может, мне уйти? – поинтересовалась она.

Себастьян почувствовал, как внутри его разгорается предательский жар, распространяясь повсюду.

– Да, иди, – сказал он и закрыл глаза, жадно впитывая ее запах, ее близость.

Эви, однако, осталась. В затянувшемся молчании ему казалось, что он слышит удары собственного сердца.

– Хочешь знать, что я думаю, Себастьян? – спросила она наконец.

Ему понадобилась вся его выдержка, чтобы небрежно уронить:

– Не особенно.

– Я думаю, что если я выйду из этой комнаты, ты опять позвонишь. Но сколько бы ты ни звонил – и сколько бы я ни прибегала, – ты никогда не заставишь себя признаться, чего же ты на самом деле хочешь.

Себастьян приоткрыл глаза... и понял, что совершил ошибку. Ее лицо было так близко, что ее мягкие губы находились всего лишь в нескольких дюймах от его рта.

– В данный момент я хотел бы немного покоя, – проворчал он. – Так что, если ты не возражаешь...

Ее губы, шелковистые и теплые, коснулись его губ, и Себастьян ощутил возбуждающее прикосновение ее языка. Подхваченный волной желания, он погрузился в наслаждение, более мощное, чем все, что он испытывал до сих пор. Он поднял руки, словно собирался оттолкнуть ее, но вместо этого обхватил ее голову и приник к ее губам в страстном поцелуе, исследуя языком восхитительные глубины ее рта.

Когда Эви отстранилась от него, Себастьян со стыдом обнаружил, что тяжело дышит, словно неопытный мальчишка. Губы Эви порозовели и припухли, а веснушки сверкали, словно золотая пыль на разрумянившихся щеках.

– Я также думаю, – произнесла она неровным тоном, – что ты проиграешь наше пари.

Вспышка возмущения привела Себастьяна в чувство. Он мрачно нахмурился:

– По-твоему, я в состоянии гоняться за другими женщинами? Если только ты не притащишь кого-нибудь в мою постель, вряд ли я смогу...

– Ты проиграешь пари не из-за другой женщины, – сказала Эви. С коварными огоньками в глазах она потянулась к застежке своего халата и начала медленно расстегивать пуговицы. Ее руки слегка дрожали. – Ты проиграешь его из-за меня.

Себастьян недоверчиво наблюдал за ней. Эви встала и сбросила халат, оставшись совершенно обнаженной. В прохладном воздухе кончики ее грудей порозовели и напряглись. Она похудела, но ее грудь оставалась упругой и округлой, а бедра изящно расширялись от тонкой талии. При взгляде на треугольник рыжих волос между ее бедрами Себастьян ощутил острый приступ желания.

– Мы так не договаривались, – потрясенно произнес он. – Это жульничество.

– А я не обещала не жульничать, – бодро отозвалась Эви и, дрожа от холода, скользнула к нему под одеяло.

– Проклятие, я не собираюсь идти у тебя на поводу! Я... – Дыхание с шумом вырвалось из его груди, когда ее гибкое тело прижалось к нему, а нога скользнула между его бедрами. Себастьян резко отстранился. – Я не могу... Эви. Его мозг лихорадочно искал способ разубедить ее. – Я слишком слаб.

Нетерпеливая и решительная, Эви повернула его голову к себе.

– Бедненький, – промурлыкала она улыбаясь.. – Не бойся. Я буду нежной с тобой.

– Эви, – хрипло взмолился Себастьян, возбужденный и взбешенный одновременно. – Я должен доказать, что могу продержаться три месяца без... О, не делай этого! Черт бы тебя побрал, Эви...

Она скрылась под одеялом, осыпая поцелуями его грудь и живот. Себастьян попытался сесть, но охнул, простреленный болью в незажившем боку, и снова упал на кровать. А затем застонал от совсем других ощущений, когда она добралась до его напряженного естества.

Было очевидно, что Эви никогда не делала ничего подобного раньше. Она ничего не знала о технике и очень мало об анатомии. Однако это не помешало ей с невинным пылом покрывать поцелуями чувствительный ствол, руководствуясь сладострастными стонами, вырывавшимися из груди Себастьяна. Экспериментируя губами, языком и пальцами, она добралась до головки и попыталась втянуть ее в рот. Вцепившись в простыни, Себастьян выгибался всем телом, словно растянутый на пыточной дыбе. Наслаждение проносилось по его жилам, передаваясь от нерва к нерву, посылая лихорадочные сигналы в мозг, не давая ясно мыслить.

Все воспоминания о других женщинах стерлись из его памяти, осталась только Эви, с рыжими волосами, разметавшимися по его животу, с игривыми пальцами и губами, повергавшими его в сладостную агонию, несравнимую ни с чем, что он испытывал раньше. Когда его стоны стали непрерывными, она осторожно оседлала его бедра и прильнула к его губам в жадном поцелуе, касаясь розовыми сосками поросли волос у него на груди.

Дыхание Себастьяна перехватило, когда ее рука скользнула между их бедрами. Он был настолько возбужден, что ей пришлось помочь ему найти вход в ее жаждущее лоно.

– Нет, – с трудом выговорил Себастьян, вспомнив о данном обете. – Не сейчас. Эви...

– О, перестань. Я не устраивала таких сцен даже в нашу брачную ночь, а ведь я была девственницей.

– Но я не хочу... О Боже!

Он задохнулся, когда она поерзала, глубже вбирая его в себя. Все его тело покрылось мурашками предвкушения, а затем наступило чудо медленного и плавного скольжения.

Голова Себастьяна упала на подушку, взгляд, прикованный к ее лицу, затуманился от желания. Эви издала удовлетворенный звук и закрыла глаза, сосредоточившись на движении. Слишком неопытная, чтобы найти нужный ритм, она осторожно двигалась, но по мере того, как ее роскошное тело приподнималось и опускалось, углубляя проникновение, Себастьян поневоле включился, направляя ее действия.

Эви не сразу согласилась опуститься на него всей тяжестью, опасаясь задеть его рану, но Себастьян обхватил ее лицо ладонями.

– Давай, любимая, – прошептал он нетвердым голосом. – Вот так...

Эви округлила глаза, оценив преимущества новой позы.

– О! – выдохнула она. – О, это так... – Она осеклась, приспосабливаясь к его ритмичным движениям.

Весь ее мир сосредоточился в том месте, где их влажная плоть соприкасалась. Длинные рыжие ресницы Эви опустились, лицо раскраснелось. Охваченный нежностью, Себастьян медлил, желая продлить наслаждение.

– Поцелуй меня, – хрипло произнес он и жадно приник к ее губам, когда она склонилась ниже.

Эви вскрикнула и содрогнулась, обессиленно рухнув на него. Когда они немного пришли в себя, Себастьян нежно провел руками по ее влажной спине. К его восторгу, ее внутренние мышцы непроизвольно сократились, плотнее сомкнувшись вокруг него. Черт, не будь он ослаблен ранением... то нашел бы чем заняться в ближайшие четверть часа.

Он в изнеможении откинулся на подушки. Эви сползла с него и пристроилась рядом. Остатков сил Себастьяна хватило только на то, чтобы сжать в руке ее волосы и поднести яркую прядь к лицу.

– Ты убьешь меня, – пробормотал он, чувствуя, как ее губы, прижатые к его плечу, изогнулись в улыбке.

– А теперь, когда ты проиграл пари, – сказала Эви, нужно подумать о штрафе, поскольку ты уже извинился перед лордом Уэстклиффом.

Перед тем как граф с женой покинули клуб, Себастьян, давясь словами, заставил себя произнести покаянную речь. Но он постарался проделать это, когда Эви не было рядом.

– Лилиан мне все рассказала, – сообщила Эви, словно прочитав его мысли. – Не представляю, какой штраф тебе назначить, – произнесла она с сонной улыбкой.

– Уверен, ты что-нибудь придумаешь, – мрачно отозвался Себастьян и, едва смежив ресницы, провалился в глубокий оздоровляющий сон.

Явившись в клуб на следующий вечер, Уэстклифф с удивлением узнал, что Себастьян спустился в игорный зал – впервые после ранения.

– Не рановато ли? – поинтересовался он у Эви, когда они вышли из хозяйских апартаментов, направляясь на галерею, где дежурил один из служащих, нанятых Кэмом для усиления мер безопасности. Пока Буллард гулял на свободе, все передвижения посетителей клуба находились под неусыпным, хотя и не бросающимся в глаза контролем.

– Он так боится показаться беспомощным, – ответила Эви, нахмурившись, – что совершенно не щадит себя. К тому же он уверен, что без его руководства все развалится.

В темных глазах Уэстклиффа блеснула улыбка.

– Интерес Сент-Винсента к этому заведению кажется вполне искренним, Признаюсь, я не ожидал, что он добровольно взвалит на себя подобную ответственность. Годами он вел праздный образ жизни – непростительное расточительство, учитывая его умственные способности. Но похоже, единственное, что ему требовалось, – это найти подходящее применение своим талантам.

Выйдя на галерею, они облокотились о перила, глядя вниз, на игорный зал, битком набитый народом. Эви нашла глазами темно-золотистую шевелюру Себастьяна. Присев на краешек письменного стола в углу, он с улыбкой разговаривал с группой мужчин, толпившихся вокруг него. Его поступок, спасший жизнь Эви, вызвал всеобщее восхищение и сочувствие, особенно после того, как « Таймс» представила его действия в героическом свете. Этот факт, а также осознание того, что его дружба с могущественным графом Уэстклиффом возобновилась, принесли Себастьяну мгновенную и основательную популярность. Каждый день в клуб прибывали кипы приглашений, требовавших присутствия лорда и леди Сент-Винсент на балах, вечеринках и других публичных мероприятиях, которые они отклоняли по причине траура.

Приходили также письма, густо надушенные и подписанные женской рукой. Эви не решалась ни вскрывать их, ни интересоваться отправительницами. Стопка нераспечатанных конвертов росла, что в конечном итоге подвигло Эви на действия.

– У тебя накопилась целая кипа непрочитанной корреспонденции, – обратилась она к Себастьяну, когда они завтракали в его комнате. – Письма уже заполонили половину конторы. Что нам с ними делать? – Лукаво улыбнувшись, она добавила: – Я могла бы читать их вслух, пока ты отдыхаешь.

Он прищурился.

– Выброси их. Или лучше верни нераспечатанными.

Эви попыталась скрыть ликование, вызванное его ответом.

– Я не против того, чтобы ты переписывался с другими женщинами, – сказала она. – Вряд ли это можно считать чем-то неприличным...

– Я не собираюсь ни с кем переписываться, – отрезал Себастьян, одарив ее многозначительным взглядом, словно хотел удостовериться, что она его правильно поняла. – Во всяком случае, не сейчас.

Стоя рядом с Уэстклиффом, Эви наблюдала за своим мужем с удовлетворением собственницы. Хотя к Себастьяну полностью вернулся аппетит, он еще не набрал прежний вес, и элегантный вечерний костюм сидел на нем чуть свободно. Но цвет лица у него был здоровый, а некоторая худоба только подчеркивала его широкие плечи и выразительные черты. Даже двигаясь с некоторой осторожностью, он обладал грацией хищника, которая восхищала женщин, а у мужчин вызывала желание подражать.

– Спасибо, что спасли его, – сказала она Уэстклиффу, продолжая смотреть на мужа.

Граф искоса взглянул на нее:

– Это вы спасли его, Эви, в тот вечер, когда предложили жениться на вас. Что, кстати говоря, служит свидетельством того, что минуты безумия иногда приводят к положительным результатам. Если вы не возражаете, я спущусь вниз и проинформирую Сент-Винсента о ходе поисков Булларда.

– Его нашли?

– Пока нет. Но скоро найдут. Хотя я очистил пластинку с гравировкой на пистолете, которым воспользовался Буллард, мне так и не удалось разобрать написанное на ней имя. Поэтому я отправился к «Мэнтону и сыновьям» и попросил их предоставить мне сведения о пистолете. Оказалось, что он был изготовлен десять лет назад для лорда Белуорта, который, как я выяснил позже, сегодня вечером приедет в Лондон по парламентским делам. Я собираюсь нанести ему визит завтра утром и задать несколько вопросов. Возможно, если мы узнаем, как пистолет Белуорта попал в руки Булларда, нам будет легче найти его.

Эви обеспокоено нахмурилась:

– Не представляю, как можно кого-то разыскать в городе, где живет около миллиона человек.

– Около двух миллионов, – поправил ее Уэстклифф. – Тем не менее я не сомневаюсь, что мы его найдем. При наличии средств и желания в этом нет ничего невозможного.

Несмотря на тревогу, Эви не могла не улыбнуться при мысли, что он говорит совсем как Лилиан, которая никогда не признавала поражения. При виде ее улыбки Уэстклифф слегка приподнял брови. – Я только что подумала, – объяснила она, – что вы отличная пара для такой волевой женщины, как Лилиан.

При упоминании о его обожаемой жене граф обрадовался, глаза его засветились счастьем.

– Я бы не сказал, что она более решительная и волевая, чем вы, – заметил он и добавил с быстрой усмешкой: – Просто куда более шумная.

Глава 21

Уэстклифф направился к Себастьяну, а Эви удалилась в свою комнату, где приняла ванну, добавив в воду щедрую порцию ароматических масел. Отмокнув в горячей воде, так что ее кожа пропиталась благоуханием роз, она облачилась в отделанный бархатом халат Себастьяна и закатала рукава. Затем устроилась в кресле у камина и расчесала волосы, пока горничные убирали ванну. Одна из них, брюнетка по имени Фрэнни, задержалась, чтобы прибраться в спальне. Закончив, она разобрала постель и прошлась металлической грелкой по простыням.

– Прикажете... приготовить вашу комнату? – осторожно поинтересовалась она.

Эви склонила набок голову, размышляя над ответом. Слугам было отлично известно, что они с Себастьяном имели отдельные спальни даже до его болезни. Им еще только предстоит спать в одной постели. Хотя Эви пока не решила, как обсудить этот вопрос с Себастьяном, после всего случившегося ей не хотелось играть с ним в игры. Жизнь слишком коротка и непредсказуема, чтобы напрасно тратить время. Конечно, нет гарантии, что Себастьян будет хранить ей верность. Собственно, у нее нет ничего, кроме надежды... и инстинктивной уверенности в том, что в отличие от мужчины, за которого она вышла замуж, нынешний Себастьян заслуживает доверия.

– Пожалуй, не стоит, – сказала она, продолжая водить щеткой по длинным прядям. – Я останусь на ночь здесь.

– Да, миледи. Если пожелаете, я...

Фрэнни осеклась, не закончив мысль, при виде высокой фигуры Себастьяна, появившейся на пороге. Он шагнул внутрь и прислонился к стене, молча глядя на жену. Несмотря на тепло, исходившее от камина, тело Эви покрылось гусиной кожей, а по спине пробежал сладкий озноб.

Себастьян стоял в непринужденной позе, с расстегнутым воротом и ослабленным галстуком, свободно болтавшимся на шее. Отблески пламени, игравшие на его подтянутой фигуре, бросали золотистый отсвет на черты, которые могли принадлежать античному божеству. Даже сейчас, еще не до конца восстановивший форму, он излучал опасную мужественность, от которой у нее подгибались колени. Этому немало способствовал сверкающий взгляд, скользивший по ней с нервирующей медлительностью, Эви вспыхнула, невольно вспомнив ощущение его атласной кожи и тугих мускулов под ее пальцами.

Фрэнни торопливо собрала разбросанную одежду Эви и выскочила из комнаты.

Эви отложила щетку для волос и поднялась с кресла. Оттолкнувшись от стены, Себастьян подошел к ней и взял ее за плечи, сминая пальцами складки бархата и шелка. Сердце Эви гулко застучало, кожа покрылась мурашками. Закрыв глаза, она чувствовала, как его губы скользят по ее лбу, вискам и скулам. Эта легкая ласка придавала особую остроту возбуждению, накрывшему их обоих горячей волной. Они замерли, наслаждаясь близостью друг друга.

– Эви... – шепнул он, шевеля теплым дыханием легкие завитки у нее на лбу. – Я хочу заняться с тобой любовью.

Кровь Эви превратилась в кипящий мед.

– T-ты никогда не называл это так, – сбивчиво произнесла она после небольшой паузы.

Подняв руку, Себастьян осторожно обвел пальцами контур ее щеки. Эви покорно стояла, наслаждаясь этой невинной лаской и свежим, чуточку пряным запахом его кожи, пьянившим, как вино.

Сунув руку в распахнутый ворот рубашки, он вытащил золотую цепочку с обручальным кольцом и нетерпеливо дернул. Хрупкие звенья лопнули, и цепочка упала на пол. С участившимся дыханием Эви смотрела, как он надел золотое кольцо на ее безымянный палец. Их ладони соприкоснулись, как в тот день, когда их связывала лента на свадебной церемонии. Себастьян склонил голову и прижался лбом к ее лбу.

– Я хочу ощущать каждую твою клеточку... дышать одним воздухом с тобой... стать частичкой твоей души. Я хочу доставить тебе больше наслаждения, чем ты способна вынести. Я хочу заняться с тобой любовью так, как не делал этого никогда и ни с кем.

Его страстный шепот отозвался в ней таким трепетом, что она едва устояла на ногах.

– Но твоя р-рана... ты не можешь...

– Позволь мне самому судить об этом. – Он притянул ее к себе и приник к ее губам в обжигающем поцелуе. Эви так отчаянно желала его, что ей становилось страшно. Привстав на цыпочки, она тянула и дергала его одежду с таким нетерпением, что он тихо рассмеялся. – Не спеши, – прошептал он. – У нас впереди целая ночь.

Эви, едва держась на ногах, еще крепче вцепилась в его одежду.

– Я больше не вытерплю, – жалобно сказала она.

Он усмехнулся, стягивая сюртук, и произнес хриплым от страсти голосом:

– Ложись в постель, любимая.

Эви благодарно подчинилась. Забравшись в постель, она откинулась на подушки, глядя, как он избавляется от остатков одежды. Вид белой повязки на мускулистом животе Себастьяна напомнил ей, как близка она была к тому, чтобы потерять его навеки, и ее лицо напряглось от сдерживаемых эмоций. Он стал так бесконечно дорог ей, что одна мысль о том, чтобы провести с ним ночь, наполняла ее почти болезненным ощущением счастья. Постель прогнулась под его весом, и Эви скатилась в образовавшуюся ложбинку, отделенная от его теплого тела только халатом. Повернувшись к нему лицом, она положила ладонь ему на грудь, зарывшись пальцами в золотистую поросль волос.

Себастьян коснулся губами ее лица.

– Эви, – мягко произнес он, – последние несколько дней мне было нечего делать, кроме как валяться в постели и размышлять о вещах, от которых я шарахался, как черт от ладана, всю свою сознательную жизнь. Я как-то сказал тебе, что не создан для семейной жизни. Что мне все равно, будут ли у меня дети... – Он помедлил, прежде чем продолжить: – Но... правда в том, что я хочу, чтобы у нас был ребенок. Я даже не подозревал, как сильно этого хочу, пока не решил, что мне уже никогда не представится подобная возможность. И я подумал... – Он замолк, скривив губы в самоуничижительной улыбке. – Проклятие, я не знаю, как быть мужем или отцом. Но поскольку у тебя не слишком высокие запросы в том и другом отношении, возможно, у меня есть шанс удовлетворить их. – Он усмехнулся при виде ее иронического выражения, но тут же посерьезнел. – Есть много способов предотвратить зачатие. Но если ты когда-нибудь решишь, что готова, я хочу, чтобы ты знала...

Эви не дала ему закончить, запечатав его губы поцелуем. Ослепительные мгновения, которые последовали за этим, сделали дальнейшие слова излишними. Эви медленно соскальзывала в чувственный омут, где каждый звук, каждое прикосновение доставляли почти мучительное наслаждение.

Халат вдруг стал тесен для ее разгоряченного тела, и Эви попыталась избавиться от него, в нетерпении дергая за складки бархата. Себастьян пришел ей на помощь, высвободив ее руки из рукавов и вытащив просторное одеяние из-под ее спины и бедер. Облегченно вздохнув, она прижалась к нему всем телом, не в состоянии думать и говорить, и только беспомощно откликалась на прикосновения его рук и губ, скользивших по ее коже.

Когда его пальцы проникли между ее бедер, дразня увлажнившуюся плоть, Эви вспыхнула и застонала:

– Себастьян... пожалуйста, я больше не могу... – Она замолкла, почувствовав, что он поворачивает ее.

Уложив ее на бок, Себастьян прижался к ней сзади и раздвинул ее бедра. Эви заерзала в замешательстве, сообразив, что он входит в нее. Ахнув, она попыталась повернуться к нему лицом.

– Успокойся, – прошептал Себастьян, убрав волосы с ее шеи и целуя обнажившуюся кожу. – Позволь мне любить тебя таким способом, дорогая. – Ласково поглаживая ее, он подождал, пока она расслабится, и медленно проник в нее, давая ей возможность освоиться с новыми ощущениями. К тому времени, когда он начал двигаться, она уже громко стонала и выгибалась в лихорадочном стремлении к завершению.

Его тихий смех шевельнул ее растрепанные кудри.

– Ты слишком нетерпелива, дорогая, – прошептал он. – Не сопротивляйся... позволь мне доставить тебе удовольствие. – Доведенная до безумия, Эви напрягала все мышцы, но Себастьян не спешил, подводя ее к краю и снова отступая, пока наконец она не забилась в конвульсиях, заставивших содрогнуться постель.

Себастьян, похожий на языческого бога со спутанными золотистыми волосами и мускулистым торсом, перевернул ее на спину и склонился к ее животу. Эви сонно покачала головой, когда он согнул ее колени.

– Я слишком устала, – произнесла она, еле ворочая языком. – Я...

Не обращая на нее внимания, он приник ртом к солоноватой влажности ее сокровенной плоти, лаская губами и языком, пока ее слабые протесты не смолкли. Казалось, что ее тело существует само по себе, словно созданное для того, чтобы наслаждаться этой изысканной пыткой. «Себастьян», – беззвучно взмолилась она, но он, казалось, услышал и сделал губами что-то такое, что вызвало у нее целый каскад ощущений. Каждый раз, когда она думала, что все кончилось, ее захлестывала новая волна, пока она, вконец обессилевшая, не взмолилась о пощаде.

Себастьян приподнялся, устремив на нее сверкающий взгляд. Эви призывно раздвинула ноги, и он заполнил ее одним мощным толчком. Ее сердце так колотилось, что она едва слышала его шепот.

– Эви, – выдохнул он, прижавшись губами к ее уху. – Я хочу, чтобы ты сделала это еще один раз.

– Нет, – отозвалась она слабым голосом.

– Да. Я хочу чувствовать тебя.

Ее голова бессильно мотнулась на подушке.

– Не могу...

– Можешь. – Его рука скользнула к тому месту, где их тела соединялись. – Я помогу тебе.

Эви беспомощно застонала, чувствуя, как его пальцы умело возбуждают ее опустошенное тело. Внезапно она почувствовала, что ее внутренние мышцы пришли в движение.

– Да, – проворковал Себастьян. – Да, любовь моя. До чего же ты сладкая...

Он начал двигаться. Обвив его руками и ногами, Эви вскрикнула в последний раз, уткнувшись лицом в его горячую шею. Ее плоть пульсировала, растягиваясь и сжимаясь в стремлении привести его к оглушительной разрядке, пока Себастьян не содрогнулся в ее объятиях. Стиснув в кулаке теплый шелк ее волос, он отдавал ей всего себя, боготворя ее каждой частичкой своего тела и души.

Первое, что заметила Эви, проснувшись утром в одиночестве, была россыпь бледно-розовых пятнышек на белоснежной простыне, словно кто-то пролил в постели розовое вино. Сонно моргая, она приподнялась на локте и потрогала одно из пятен кончиком пальца. Это оказался лепесток розы, свежий и прохладный, только что оторванный от цветка. Оглядевшись вокруг, Эви обнаружила, что вся постель выглядит так, словно ее оросил легкий дождь из розовых лепестков. Улыбнувшись, она снова опустилась на благоухающее ложе.

Минувшая ночь казалась сном, наполненным чувственным дурманом. Эви с трудом верила, что она позволила Себастьяну проделать с ней немыслимо интимные вещи, которые она и представить себе не могла. Когда все закончилось, он прижал ее к своей груди, и они долго разговаривали. Эви даже рассказала ему, как она подружилась с Аннабеллой и сестрами Боумен на одной из вечеринок, где они, по обыкновению, подпирали стенку.

– Мы составили список потенциальных женихов и записали его на пустых бальных карточках, – сказала Эви. – Лорд Уэстклифф, разумеется, был вверху списка. А ты был в самом конце, потому что мы все сошлись во мнении, что ты не из тех, кто женится.