Текст книги "Пенрик и Дездемона. Книга 1"

– Лорда Русиллина арестуют, как и его брата?

– Мы рассматриваем целесообразность такого поступка, – ответила женщина.

В отличие от Кли, лорд Русиллин, укрывшийся в… том, что осталось от его крепости, имел собственных вооруженных людей, что наверняка осложнит работу городского констебля. Судя по всему, святую это тревожило намного меньше, чем Пена.

У комитета кончились вопросы, а у Пена – ответы, и его, высосанного досуха, отпустили.

Тигни проводил его в коридор.

– Из-за всего этого у меня появилось множество неотложных дел, – сказал он, взмахнув рукой, немного неопределенно, пусть и уместно. – Я буду очень благодарен, если вы немного задержитесь в своей комнате, лорд Пенрик. Или хотя бы в этом доме.

– Что со мной будет?

– Это одно из дел, которыми я должен заняться. – Тигни вздохнул, и Пен подумал, удалось ли ему утром поспать. Вероятно, нет. – Очевидно, вы сохраните демона. Возможно, вам даже было предназначено получить своего демона. – Эта мысль явно вызывала у него тревогу, и не без причины. – Благословенный Бройлин не хочет или не может сказать.

Осмелев, Пен спросил:

– Если я остаюсь, можно мне получить обратно книгу Ручии? И допуск в библиотеку?

Тигни начал издавать привычные отрицательные звуки. Пен добавил:

– Потому что, если мне нечего будет читать и нельзя будет покидать дом, придется коротать время, экспериментируя с новыми силами.

Тигни сморщился, будто человек, откусивший кусок незрелой айвы, но вскоре ухмыляющийся Пен вернулся в свою комнату, крепко сжимая книгу.

Следующим утром он читал в библиотеке, когда Тигни самолично явился за ним.

– Лорд Пенрик. Пожалуйста, оденьтесь, – Тигни оглядел его, – как можно лучше и приготовьтесь сопровождать меня на холм. Требуется наше присутствие.

– На холме? – недоуменно переспросил Пенрик. Какой-то местный жаргон?

– Во дворце, – уточнил Тигни, подтвердив догадку Пена и весьма встревожив его.

Он поспешно умылся в тазике, расчесал волосы, заново заплел косичку с голубой лентой и надел самую пристойную одежду, что нашлась в его кучке вещей. Вскоре он уже поднимался по крутой улице вслед за Тигни. Святой по своему обыкновению помалкивал. Пен полагал, что вскоре сам все узнает, и терпеливо стискивал зубы.

Дворец со всеми его службами представлял собой хаотичное сооружение из розового камня, занимавшее три здания за храмом. В отличие от мрачного замка Мартенден, он не был крепостью; если городские стены падут, он не сможет долго противостоять осаде. На верхних фасадах было множество окон. Тигни и Пен вошли через боковой вход, откуда слуга в ливрее архисвятой принцессы проводил их на два лестничных пролета вверх, не в тронный зал, а в кабинет, напоминавший кабинет Тигни, только в несколько раз больше. Сквозь четыре высоких стеклянных двери, выходивших на узкий балкон с видом на озеро, в комнату падал яркий свет. Письменные столы и стулья стояли так, чтобы добиться наилучшего освещения. За ними трудились несколько писцов, которые с любопытством посмотрели на гостей и вновь склонили головы над работой.

Пен не слишком удивился, когда присутствовавшая на вчерашнем расследовании женщина в шелке и льне поднялась, чтобы перехватить их у двери.

– Пусть пятеро богов благословят ваш день, лорд Пенрик, Просвещенный. Пожалуйста, сюда.

Первым делом Пенрика заставили сесть, прочитать длинную копию его вчерашних показаний и подписать ее, после чего свои подписи также поставили Тигни и женщина, которая, как он наконец узнал, была личным секретарем архисвятой принцессы. Та же самая процедура повторилась с еще двумя чистыми копиями – очевидно, какой-то дворцовый писарь трудился всю ночь. Все копии казались умеренно точными и полными, с определенной точки зрения.

Затем его отвели в конец комнаты, где другая дама средних лет сидела за отдельным столом и читала стопку бумаг. Ее седые волосы были уложены в изысканную прическу, шелковое платье было более изящным, чем у секретаря, хотя Пен начал думать, что в этом дворце шелка были все равно что сыр в Гринуэлле: в явном избытке. Мягкая от возраста кожа, стройное тело в сочетании с внутренней уверенностью – Пену не требовался шлепок Тигни по затылку, чтобы низко поклониться, когда его представили.

– Ваше высочество, – повторил он вслед за Тигни.

Она протянула руку в кратком формальном приветствии, и они оба склонились, чтобы поцеловать кольцо архисвятой. Сегодня на ней не было подобающего положению храмового одеяния; Пену стало интересно, как она следила за тем, за какое официальное лицо говорит в каждый конкретный момент времени. Это немного напоминало владение демоном.

По трехвековой традиции архисвятыми принцессами Мартенсбриджа становились дочери Священного короля Вельда, вероятно, получавшие эту скромную дворцовую должность благодаря своему королевскому родителю, хотя нынешняя принцесса, по прихоти времени, приходилась нынешнему королю теткой. Если лишней или согласной дочери не оказывалось, иногда пост занимала кузина или племянница; иногда на него назначали женщину из Ордена Дочери. Как и все люди, принцессы отличались своими способностями, однако дворцовый порядок говорил в пользу нынешней правительницы.

К разочарованию Пена, архисвятой принцессе прискорбно не хватало корон и одеяний, хотя на ней были симпатичные драгоценности. Это была власть без декораций, однако он был благодарен за отсутствие формальностей, когда, повинуясь жесту принцессы, секретарь принесла два стула ее гостям.

Они уселись, Пен – с некоторой опаской, и принцесса сказала:

– Значит, Тигни, это и есть ваш трудный ребенок.

Тот печально кивнул. Проницательные серые глаза архисвятой принцессы обратились к Пену.

– Демон Просвещенной Ручии теперь внутри вас?

– Да, Ваше высочество.

Она знала Ручию?

Очевидно, так, потому что архисвятая принцесса вздохнула и сказала:

– Когда-то я надеялась, что она станет моей придворной чародейкой, но ее умения требовались в иных местах. И, боюсь, мой скромный двор показался ей слишком скучным.

Пен подумал, уж не сочла ли она его скверной заменой, хотя, когда ее взгляд задержался на нем, лицо архисвятой принцессы смягчилось.

Решив, что обращается к принцессе, по крайней мере сейчас, он осторожно произнес:

– Мне жаль, что я сжег ваш замок, Ваше высочество.

Ее губы лукаво изогнулись.

– Но Мартенден – не мой замок. Род Мартенден прежде был вассалом рода Шрайк, который прекратил свое существование поколение назад, оставив Мартенденов сиротами или, возможно, изгоями. То есть дав им свободу, которой отец нынешнего лорда и сам Русиллин неподобающе распорядились. Четыре раза этот замок останавливал или захватывал транспорт на дороге и озере во время разногласий с городом. Городской совет на протяжении пятнадцати лет пытался выкупить эти земли, но всякий раз, когда советники полагали лорда загнанным в угол, тот изворачивался, в последнее время благодаря своим наемническим махинациям. Крадя у страны молодых людей, что более жестоко, чем любой налог, который он заплатил – или чаще не заплатил – нам. Замок Мартенден годами был кровавым шипом в боку королевского свободного города.

– О, – сказал Пен, начиная понимать.

– Сейчас лорд Русиллин как никогда ослаблен и выбит из колеи; более того, он сделал это собственными руками. Город не даст такой возможности ускользнуть. И все же непростая кампания займет некоторое время и потребует сотрудничества. – На последнем слове она поморщилась. – Поэтому мы полагаем, что вас следует держать вне его досягаемости. Русиллин не из тех, кто прощает.

– Э? – спросил Пен.

Тигни вздохнул.

Принцесса кивнула Пену.

– Как я понимаю, вчера вы дали весьма нестандартную клятву. Если вы согласитесь сегодня дать стандартную, Храм Мартенсбриджа позаботиться о том, чтобы отправить вас в семинарию белого бога в Роузхолле. Там вы пройдете обучение на святого, которое большинство храмовых чародеев проходит прежде, чем принять на себя обязательства в виде демона. Но, полагаю, лучше поздно, чем никогда.

– Роузхолл? – выдохнул Пен. – Вельдский город с университетом? Которому триста лет? Знаменитым?

Тигни откашлялся.

– Хотя семинария и связана с университетской организацией, у нее есть собственный специализированный факультет, один из очень немногих, которым позволено проводить обучение храмовых чародеев. Тем не менее вам придется посещать некоторые лекции на других факультетах. Поскольку у вас все наперекосяк. Вряд ли будет легко. Всем причастным.

Принцесса – а может, это была архисвятая – улыбнулась.

– Если Орден Бастарда в Роузхолле не в состоянии справиться с небольшим беспорядком, значит, они принесли клятву не тому богу. Однако потребуется время, чтобы наставники этого молодого человека задумались и начали судить о нем справедливо. – Она сделала паузу. – Молитвы о наставлении тоже могут оказаться неплохой идеей.

Пен не знал, было ли стеснение в груди его собственным возбуждением или Дездемоной. Он сглотнул.

– Ваше высочество. Просвещенный. Могу я… мне нужно поговорить с… это касается двоих. Будет ли мне дозволено уединиться и поговорить с Дездемоной?

Пен не был уверен, что сейчас они способны на безмолвную речь, и не хотел выглядеть безумцем в глазах этой благородной дамы.

Принцесса вскинула ухоженные брови:

– С Дездемоной?

– Так он назвал своего демона, – тихо объяснил ей Тигни.

– Он дал ему имя? – Ее брови не торопились опускаться. – Необычно. Но да, лорд Пенрик, если вам это нужно. – Она махнула в сторону балкона. – Не торопитесь.

Когда Пен выскользнул через стеклянную дверь и прикрыл ее за собой, архисвятая принцесса и Тигни склонились друг к другу.

Пен вцепился в резную деревянную балюстраду и уставился на город, реку, мосты и мельницы, длинное озеро, бледные силуэты пиков на далеком горизонте.

– Дездемона! – почти взвизгнул он. – Роузхолл! Университет! Я стану просвещенным святым! Ты можешь себе представить?

– Еще как, – сухо ответила она. – Четверо моих седоков прошли этой дорогой до тебя, хотя трое из них – до меня. К счастью.

– Тем лучше! Это все равно что личный наставник в моей собственной голове! Куда уж проще!

– М-м, не уверена, что учеба в Браджаре или Саоне похожа – или была похожа – на Роузхолл.

– Я слышал, студенты Роузхолла свободно ходят в город.

– При условии, что ты любишь разнузданные пьянки.

– А ты нет?

Ему показалось, что она улыбнулась – или могла бы улыбнуться, будь у нее губы.

– Возможно, – признала она.

– Я стану первым Просвещенным в моем роду, из всех, кого я знаю. Как думаешь, моей матери это понравится?

Ну хорошо, его воображение забегало немного вперед. Но он отправит домой письмо с Гансом и расскажет ей все, поскольку, судя по всему, Храм будет торопиться отослать Пена подальше.

– М-м, – протянула Дездемона. – Хотя в целом матери очень любят хвастаться продвижением своих детей по храмовой карьерной лестнице, с теми, кто дает клятву белому богу, есть маленькая проблема. Женщины опасаются, что это может сказаться на их собственной супружеской верности, в глазах некоторых сплетниц.

– О, – сказал Пен, застигнутый врасплох. – Это очень несправедливо, с учетом того, что именно мой отец… ладно, забудь.

– В глубине души твоя мать порадуется за тебя, – пообещала Дездемона. Немного легкомысленно, на взгляд Пена, с учетом того, что демон еще не очнулся, когда он в последний раз видел госпожу Юральд. Но из добрых побуждений.

– А ты… – Он умолк. Могу ли я поехать – глупый вопрос. Поедешь ли ты со мной – еще глупее. В конце концов, это не спор с Ролшем или его матерью. Привычка. – Ты будешь рада?

– Пен, – произнесла она тихим голосом, которого он еще ни разу от нее не слышал. Он замер.

– Ты посмотрел в глаза богу и свидетельствовал в мою пользу, и лишь благодаря этому я уцелела. – Она глубоко вдохнула его ртом. – Ты посмотрел в глаза богу. И заступился за меня. После этого я не откажу тебе ни в чем, что в моих силах.

Он впитал это, ушами и сердцем. Сглотнул. Коротко кивнул, невидящими глазами глядя на далекие пики.

Несколько минут спустя, взяв себя в руки, он вернулся в комнату, опустился на колени перед принцессой и скрепил клятвой свое будущее.

Пенрик и шаман

I

Пять богов, с такого расстояния стервятник казался огромным!

Птица склонила свою бледную голову на гибкой шее, уставившись на Инглиса, словно близорукий старик, который пытался решить, враг перед ним или… завтрак, если судить по сереющему ветреному и влажному небу над головой. Стервятник прошаркал туда-сюда, перья-панталоны заколыхались, когда он поднял одну когтистую ногу, размышляя над дилеммой. Загнутый желтый клюв словно нацелился на жертву. Инглис раскрыл пересохший рот и издал резкое шипение, точно огонь в кузнице, когда раздувают мехи. Птица отскочила на шаг, вскинув огромные коричневые крылья, будто злодей в пьесе, взмахнувший плащом, прежде чем бросить вызов судьбе.

Судя по всему, судьба приперла Инглиса к стенке. Прижала к земле. Он поскреб эту твердую землю рукой в кожаной перчатке, холодной и жесткой, но ухватил только снег. Было еще слишком темно, чтобы увидеть, много ли на нем крови. Крутая долина, из которой он выбрался прошлой ночью, казалась тенистым проливом, лед и камни – мозаикой белых и черных штрихов, низкорослые деревья – смутными когтями. У Инглиса ужасно болела голова. Он думал, что, когда замерзаешь насмерть, все должно неметь, но застрявшая нога продолжала пульсировать. Последний рывок был тщетным. Он лежал головой вниз на склоне, и у него не осталось сил, чтобы выпрямиться и попытаться отыскать рычаг получше.

Стервятник снова запрыгал. Инглис не понимал, чего он ждет. Подкрепления? Они с птицей изучали друг друга целую вечность.

Залаяла собака. Это было не тявканье, а низкий рык, словно исходивший из груди объемом с бочку. К нему присоединился более резкий лай, и еще один. Взмахнув крыльями, стервятник тяжело взлетел, отступая, – но лишь на соседнее голое дерево. Подбежали собаки. Разумеется, у него галлюцинации – здесь не могло оказаться Великого зверя, – однако пес с низким рыком размером и обликом напоминал волка, и волк в крови Инглиса словно окликнул его. Пес содрогнулся в собачьем восторге и принялся лизать Инглису лицо, кататься в снегу и махать лапами в воздухе, чтобы снова вскочить и облизать Инглису лицо, в то время как другие две собаки носились вокруг, подвывая и повизгивая. Вы думаете, я ваш бог? Здесь нет никаких богов…

Голоса.

– Что это?

– Похоже, что-то мертвое. Эрроу, глупое животное! Не катайся в этом, опять провоняешь всю хижину…

– О. Это человек.

– Мы его знаем?

Неясные силуэты двигались рядом с ним. Кто-то оттащил пса, но тот с грозным рычанием вырвался и вновь принялся тыкать в Инглиса носом.

– …Нет. Путник.

– Что он делает так далеко от перевала?

– Пытается расстаться с жизнью, судя по всему.

– Он прошел по этой тропе один, в темноте, в такую погоду? Я бы назвал это самоубийством. Уж точно нажива для Бастарда.

– Спустим его труп в Уиппурвил? Может, будет какая-то награда.

Задумчивая пауза.

– Может, будет, а может, и нет, и какой в этом смысл? Заберем награду сейчас, сбережем силы. Разденем его, и пусть стервятники устроят небесные похороны. Ему уж точно без разницы.

– Богам давно пора послать нам дар.

Что ж. Стервятник дождался подкрепления.

Руки принялись ощупывать его одежду.

– Хорошая ткань. И хорошие сапоги. Помоги мне сдвинуть эти камни, и, бьюсь об заклад, нам достанутся оба.

– Может, придется отрезать.

Ногу или сапог? Нет, им нужен сапог. А нога…

– Сапоги для верховой езды. Тогда где его лошадь? Может, она его сбросила?

– Думаешь, стоит ее поискать? На ней может быть сумка, а в сумке – еще больше добра.

– Ему бы пришлось ее вести, на таком-то склоне. Может, она поскользнулась… глупо карабкаться в таких сапогах. – Пауза. – Внизу я ее не вижу.

– Если бы увидел, то только тушу… Слезь с него, Эрроу! Глупая псина!

Руки ощупали пояс.

– Тут кошелек!.. Проклятье, почти пустой.

– Нож с красивой рукоятью. Как думаешь, это настоящие камни?

Фырканье.

– Скорее стекляшки из Мартенсбриджа.

Они принялись тянуть за ножны, пытаясь их вытащить. Инглис разлепил глаза. Нашел в себе последние силы и метнул свой голос, будто копье:

– Не трогайте мой нож.

Суматошное отступление.

– Бастардовы зубы, он еще жив!

Мелкие собаки обезумели, заливаясь лаем, и их пришлось стаскивать с Инглиса. Крупный пес прижался к земле, опустив уши и хвост, скуля, раболепно вылизывая лицо и шею Инглиса. Но руки, дергавшие за нож, оставили попытки мародерства. Богохульство. Похоже, силы не до конца покинули его, в отличие от малодушных надежды, веры и отваги.

– Отец и Мать. И что нам делать теперь?

Этот вопрос мучал Инглиса на протяжении пяти сотен миль. Ухватившись за последнюю крупицу истины, остававшуюся внутри, он произнес:

– Отнесите меня домой.

Кажется, он плакал, но ему было все равно, кто это увидит. Возможно, серый рассвет оказался ненастоящим, потому что мир вновь потемнел.

II

–Мне скучно, – проныла Дездемона. – Скучно, скучно, скучно.

Как только к Пенрику вернулся контроль над его губами, он улыбнулся странице, на которой его перо тщательно выводило буквы, и ответил:

– Убей блоху.

– Мы прикончили всех блох во дворце несколько недель назад. И всех вшей.

– Не сомневаюсь, что все были бы тебе за это благодарны, если бы знали, – пробормотал Пен.

В самом начале своих отношений с демоном, который одарил его могуществом, но не знаниями храмового чародея, Пен понял, как важно соблюдать осторожность при использовании магии. Он сосредоточился на том, чтобы перо написало еще три слова на дартакийском, заглянул в книгу на вельдском, которую переписывал, и мысленно перевел следующую строку, предварительно убедившись, что она действительно следующая, а не располагается через одну вверх или вниз по тексту. Из-за своей невнимательности он уже испортил несколько страниц.

Он крепко стиснул губы, чтобы его не отвлекали во время написания сложного медицинского предложения, потом расправил плечи и потянулся.

– Скоро придет твоя очередь, – тихо сказал он. – Еще три строки – и эта страница кончится. Тебе понравится.

– Это было весело только первую сотню раз. А потом стало ничуть не лучше глистов.

В прошлом Дездемона принадлежала храмовой чародейке-целительнице из Ордена Матери, члены которого посвящали себя медицине и целительству. На самом деле среди долгой череды седоков Дездемоны было две целительницы. Благодаря этому она овладела дартакийским языком, который передала Пену, а также медициной и связанным с ней чародейством, которые Пенрику давались… хуже.

– Я не заставлю тебя лечить людей от глистов.

– Ты заставил нас лечить книжных червей.

Пенрик составил в голове очередное предложение и целенаправленно игнорировал Дездемону, пока не записал его. Она не пыталась ему помешать, на собственном опыте уяснив, что, хотя демону хаоса внесение беспорядка в записи могло показаться забавной шуткой, это лишь заставит Пенрика начать все сначала – и ей придется страдать от скуки вдвое дольше.

При следующей возможности она сказала:

– Хотя бы спроси архисвятую принцессу, можем ли мы снова отвезти ее послание на этой неделе.

– Дез, идет снег.

Он посмотрел на изящное стеклянное окно своего крошечного, но отдельного кабинета на четвертом этаже дворца, которое пропускало внутрь свет, но удерживало непогоду. В недалекой юности, проведенной при дворе Юральд, в семейном поместье у подножия великих гор, что огораживали Кантоны с севера, в снегопад его отправляли проверять силки или охотиться. Сидеть внутри, с одеялом на коленях, и не поднимать ничего тяжелее пера было намного приятнее, пусть он и обнаружил, что маленькие мускулы глаз и рук могут уставать не меньше, чем большие.

Последняя строчка. Он сел прямо, перечитал страницу сверху вниз и снизу вверх, построчно сверяя ее с оригиналом – дартакийский был более витиеватым, пусть и структурно более логичным языком, чем вельдский, – и встал, чтобы взять из стопки следующую деревянную печатную форму.

Он придумал этот процесс, когда учился в Семинарии Бастарда в Роузхолле, при огромном университете, располагавшемся в этом вельдском городе. Бедным студентам приходилось брать взаймы ужасно дорогие учебники и делиться ими, что приводило к спорам насчет очереди, а также нескольким памятным дракам и одной поножовщине. В которых Пен никак не мог принять участия, потому что это было бы нечестно, не говоря уже о том, что немногие сокурсники, узнав о его статусе чародея, пусть и необученного, бросали ему вызов…

– …больше одного раза, – самодовольно пробормотала Дез.

Успехи Дез с чтением его мыслей вызывали тревогу. Практика, я полагаю. Его немного раздражало, что этот процесс не был взаимным, хотя он определенно научился чувствовать ее настроение – самые разнообразные настроения – и почти машинально прибегал к безмолвной речи. Когда они были одни, он старался давать ей говорить вслух при помощи его рта столько, сколько вздумается; судя по всему, это поднимало ей настроение. Но когда они были не одни, так делать не стоило, потому что все их беседы велись его голосом. К смятению, а иногда и жестокой обиде слушателей.

Он взял из стопки на краю стола заготовленную деревянную форму и аккуратно положил на нее только что написанную страницу лицом вниз. Привычно, как делал, садясь обедать, благословил работу знаком богов: коснулся лба для Дочери, губ – для Бастарда, пупка – для Матери, чресл – для Отца, а потом раскинул пальцы над сердцем для Сына. После чего еще раз дважды постучал большим пальцем по губам, на удачу. Выпрямился и спросил:

– Готова, Дез?

– Я тебе для этого больше не нужна, – уныло сообщила она, но все же приготовилась.

Он провел рукой над формой. Запахло гниющим и горящим деревом, появилось облачко дыма и пара. Рука нагрелась, тепло приятно облегчило судороги. Тщательно исписанная страница обратилась в пепел.

Пен взял кисть и смахнул с формы пепел и крошки. Над поверхностью выступала точная зеркальная копия его страницы, готовая для передачи дворцовому печатнику, который мог с ее помощью сделать от нескольких десятков до нескольких сотен копий. У обычного резчика по дереву эта работа заняла бы большую часть недели, и результат не был бы таким аккуратным. Пен мог изготавливать десять форм в день, и процесс шел так медленно лишь потому, что он пока не разобрался, как использовать чужие записи, а не только свои.

Хитрость заключалась в уничтожении рукописной страницы, чтобы суммарный порядок не вырос. Восходящая магия сотворения стоила дорого; магия разрушения не стоила почти ничего. Судя по всему, то, что происходило с формой дальше, в руках обычных людей, не вносило вклад в эту демоническую сумму. Пен мог заниматься этим целыми днями напролет.

Когда Пен продемонстрировал свое новое умение архисвятой принцессе, та была довольна и теперь регулярно прибегала к его услугам для своих официальных документов. Между этими досадными поручениями ему дозволялось заниматься делом своей души, а именно воспроизводить двухтомный труд Просвещенной Ручии по чародейству и медицине, чтобы затем распространить копии в Ордене Бастарда по всем Кантонам и Вельду – а вскоре и по всей Дартаке и Ибре. (А после этого, быть может, по Адрии и далекой Седонии? Дез застонала.) К труду он добавил краткий эпилог – который гордо назвал «Дополнением Просвещенного Пенрика из Мартенсбриджа, Чародея», – описывающий новую технику, что должно было способствовать ее распространению. Пен думал, что задолжал Ручии этот живой памятник за предсмертный дар в виде демона, пусть и непреднамеренный.

Точнее, непреднамеренный с точки зрения Пена, Ручии и ее демона. Пен вовсе не был уверен насчет намерений белого бога, которому служила Ручия, а теперь и он сам. Хотя до настоящего момента божественных вмешательств в его жизнь не случалось.

В дверь кабинета осторожно постучали.

– Входите, – откликнулся Пенрик.

Дворцовая служанка в синей накидке Ордена Дочери опасливо заглянула в комнату. Отпрянула и помахала рукой перед носом, морщась от поплывшего в коридор дыма – результата трудов Пенрика.

– Просвещенный Пенрик, сэр. Архисвятая принцесса просит вас нанести ей визит в ее личном кабинете.

– Сейчас?

– Да, Просвещенный.

Пенрик дружелюбно махнул рукой:

– Хорошо, я уже иду.

Девушка упорхнула, а Пен встал и разложил по местам инструменты.

Ура! воскликнула Дез. Что-то новое? Прогулка? Выезд?..

– Скорее новые задания.

Пен закрыл дверь и зашагал по коридору.

По закону и давней традиции архисвятые принцессы свободного королевского города и округа Мартенсбриджа получали назначение в дар от далекого Священного короля Вельда. Дарованная королем хартия и верность ему делали город королевским; расстояние делало его свободным, как подозревал Пенрик. За исключением нескольких промахов, которые удалось исправить при помощи стратегических браков, взяток и пары вооруженных столкновений, благородный дом кин Стагторн владел троном на протяжении нескольких последних поколений выборов. Нынешняя хозяйка Мартенсбриджского прихода приходилась сперва дочерью, потом сестрой, а потом теткой сменяющимся королям.

Сейчас архисвятая принцесса Ллевен кин Стагторн была прозорливой стройной шестидесятилетней дамой, которая на протяжении тридцати лет исполняла свои храмовые обязанности и управляла своим карманным царством твердой рукой прижимистой домохозяйки. Пен постучал в дверь ее личного кабинета, располагавшегося этажом ниже его собственного, рядом с канцелярией, и услышал приглашение войти. Сегодня принцесса была в пятицветном одеянии своего храмового поста. Как обычно, рядом находилась ее секретарь, женщина того же возраста и прозорливости, в одежде из шелка, льна и тонкой шерсти, подобающей дворцу.

Также в кабинете был незнакомец, одетый намного хуже. Среднего роста, широкоплечий и мускулистый, лет тридцати. Каштановые волосы и серые глаза. Лицо и руки красные и обветренные от холода, свежевыбритый, но не вымытый, судя по дорожным ароматам; сапоги для верховой езды почему-то чистые. Пен мог бы принять мужчину за срочного курьера, если бы не характерный серый камзол с латунными пуговицами, видневшийся из-под откинутого назад черного плаща.

Что здесь делает вельдский ронжа?

Мужчина в свою очередь обвел взглядом Пенрика и явно счел недостойным внимания. Пенрик приблизился, чтобы поцеловать кольцо архисвятой, небрежно поднесенное к его испачканным чернилами пальцам, и пробормотал:

– Как я могу вам служить, Ваше высочество?

– Давайте это выясним. Берите стул, Пенрик.

Она кивнула на стену, у которой выстроились стулья для тех посетителей и просителей, к которым архисвятая принцесса была благосклонна. Прочим приходилось стоять. Один стул уже занял ронжа, другой – секретарь принцессы; сама архисвятая принцесса сидела на резном кресле, которое, возможно неслучайно, напоминало трон и единственное из всех было снабжено подушкой. Просителям не давали повода медлить – не по причине высокомерия или зазнайства принцессы, а потому, что всегда имелись другие просители, ожидавшие своей очереди.

– Как продвигается ваш последний перевод? – мягко осведомилась Ллевен.

– Что ж, Ваше величество, еще две недели непрерывного, – Пенрик постарался подчеркнуть последнее слово; Дездемона безмолвно фыркнула, – труда, и он будет готов отправиться в мир вслед за родственными томами. Я начинаю подумывать об издании на ибранском. Для справки мне бы пригодились недавние медицинские тексты на этом языке, если их можно достать. Хелвия и Амберейн обеспечили меня вельдской и дартакийской терминологией, однако Аулия из Браджара не была целителем. А кроме того, ее речь могла устареть.

Лежавшая на колене рука незнакомца сжалась от нетерпения.

– Ваше высочество… – процедил он сквозь стиснутые губы, сдерживая недовольство вежливостью, а может, осмотрительностью человека, который еще не получил желаемого.

– Ах да, – сказала принцесса. – Позвольте представить вам старшего ловца Освила, официального представителя Ордена Отца в Истхоуме. Он говорит, что находится здесь с миссией неотступного преследования, которую осложняют очень странные обстоятельства, по каковой причине он нуждается в помощи чародея.

Старший ловец было званием храмового следователя среднего ранга; не простого вояки-ловца, но и не достигшего высот следователя или, выше того, старшего следователя, которыми обычно становились просвещенные святые, а чего-то посередине. Хотя местонахождение собрания его ордена, сама королевская столица, добавляло свой эффект. Заинтересованно выпрямившись, Пенрик дружелюбно улыбнулся мужчине и помахал пальцами. Ответной улыбки он не получил.

– А это Пенрик, мой чародей, – продолжила принцесса Ллевен, кивнув на Пена.

Глаза Освила расширились. С нелестным изумлением в голосе он сказал:

– Это ваш придворный чародей? Я ожидал увидеть кого-то более… взрослого.

И, возможно, лучше одетого? Пенрик нежно любил доставшееся ему тяжким трудом белое облачение Ордена Бастарда и отчаянно гордился наплечными косами, отмечавшими его как святого и как чародея, но быстро научился не носить их на работе. Только не в присутствии демона хаоса с сомнительным чувством юмора. В результате большую часть времени он расхаживал по дворцу, напоминая потрепанного служащего, за которого его, видимо, и принял Освил. Поскольку обитатели дворца уже знали Пенрика, обычно проблем не возникало. Он вполне мог явиться помпезным – и выстиранным – украшением двора, если бы его предупредили заранее.

Думая о неоконченном переводе, Пен подавил вспышку интереса и сказал:

– Вы можете обратиться к Просвещенному Тигни из Ордена Бастарда на улице Косточек. Он распорядитель и пристав всех чародеев в этом округе.

Не то чтобы в этой тайной группе насчитывалось много людей. И в нее точно не входил Пенрик, который подчинялся напрямую архисвятой принцессе в благодарность за припозднившееся образование.

– Я начал с Тигни. Он послал меня сюда, – раздраженно проворчал ронжа. – Я сказал ему, что мне нужен кто-то могущественный.

– Уверена, что на допросах вы не выносите стремительных суждений на основании внешнего облика, – негромко заметила принцесса.

Освил напрягся, но подавил желание ответить; да и нет были одинаково неудачными вариантами.

Немного сочувствуя ловцу – он сам пару раз испытывал на себе остроту языка принцессы, пусть и всегда заслуженно, – Пенрик примирительно спросил:

– А зачем вам нужен могущественный колдун, сэр?

Принцесса взмахнула унизанной кольцами рукой:

– Расскажите еще раз, ловец. И, пожалуйста, добавьте подробностей. Если в мои земли проникла такая опасность, я должна понимать, с чем имею дело.

Освил сделал глубокий вдох, как человек, которому предстоит пересказать одну и ту же историю в третий, по подсчетам Пена, раз за день. По крайней мере, у него была возможность потренироваться. Наконец ловец обратился напрямую к Пенрику: