Текст книги "Лазоревый грех"

Глава тринадцатая

Жан-Клод отпустил ardeur, когда оставалось меньше часа до рассвета – до момента, когда они оба должны были умереть. Мне не хотелось оказаться под кем-нибудь из них, когда это произойдет. Но ardeur был задержан на дольше, чем мне приходилось раньше его сдерживать, и он ударил как стихия, как буря, смыл одежду с Жан-Клода и остаток одежды с меня.

Я металась на теле Жан-Клода, а Ашер – на моем. Руки Жан-Клода лежали у меня на талии, удерживая меня на месте, направляя, как ведут партнершу в танце. Одна рука Ашера опиралась на кровать, другая держала чашей мою грудь, теребила, тянула на грани боли.

Я ощутила в себе нарастающее давление, предвестник взрыва, но я еще не хотела, еще нет. Я хотела Ашера так же, как хотела Жан-Клода. Я хотела, нуждалась, чтобы он проник в мое тело.

– Ашер, прошу тебя, внутрь, внутрь!

Он отодвинул мои волосы набок и обнажил шею. Ardeur полыхал.

– Да, Ашер, да!

Во мне наполнялся теплый глубокий колодец – только секунды оставались Ашеру, чтобы слиться с нами. Я хотела, чтобы его освобождение произошло одновременно с нашим. Чтобы он был с нами.

Кажется, еще что-то мне надо было бы помнить, но все потерялось в ритме ударов тела Жан-Клода, в ритме моих бедер, в ощущении рук у меня на талии, руки Ашера у меня на груди, тугой уже до боли…

Он оторвал руку от кровати и отвел мне голову набок, держа, натягивая шею прямой длинной линией.

Будто они оба знали, знали, что собирается сделать мое тело, будто чуяли это, или слышали, или ощущали на вкус. И в тот миг, когда теплота хлынула через край, когда первые капли ее полились по коже и стянули тело узлом, Ашер ударил. Была секунда острой боли, и она тут же перешла в наслаждение, и я вспомнила, что забыла. Укус Ашера – наслаждение.

Я купалась в этой радости, пока не закричала без слов, без звука, без кожи, без костей, я превратилась в ничто, а теплота – в проливное наслаждение. И ничего больше не было.

Мы питались друг другом.

Мой ardeur пил Жан-Клода влажным теплом моего тела, через все места, где моя кожа касалась его кожи. Мой ardeur пил Ашера, поглощал его, лежащего на коже, как и он поглощал меня. Ощущение его рта, сомкнутого у меня на шее, было как ощущение капкана – ardeur высасывал его через его же рот, и он сам впивал мою кровь, ел, питался. И пока он питался, меня сотрясал оргазм за оргазмом, и так было, пока не вскрикнул подо мной Жан-Клод – через наши метки он ощущал то же, что и я.

И я знала, что Ашер выпил больше, чем нужно было бы просто для кормления. Это не должно было меня убить, но в какой-то ослепительный момент я подумала, что и не важно. Ради такого наслаждения можно молить, можно убить, можно даже умереть.

Я свалилась на Жан-Клода, дергаясь, не владея своим телом, способная только дрожать. Жан-Клод лежал подо мной, трепеща. Ашер свалился на нас обоих, я спиной ощущала его дрожь. Мы лежали, ожидая, пока кто-то из нас обретет способность двигаться, или кричать, или что-нибудь вообще. Пришел рассвет, и я ощутила, как их души скользнули прочь, тела опустели и обмякли. Я была зажата в лихорадочном пульсе их тел, и вдруг Ашер стал тяжел, а Жан-Клод полностью недвижен.

Я попыталась выбраться из этой груды, но у меня еще руки и ноги не работали как следует. А я не хотела лежать среди остывающих тел. И не могла встать. Не могла сбросить с себя Ашера. Не могла заставить тело двигаться. Сколько я потеряла крови? Слишком много? А насколько?

Голова кружилась, звенела, и я не знала, от секса это или Ашер действительно слишком много выпил. Я попыталась спихнуть его с себя – что должно было получиться, – но не смогла. Меня скрутил первый предвестник тошноты, и это уже точно от потери крови. Потрогав шею, я обнаружила, что кровь продолжает сочиться из проколов. А этого не должно было быть. Или должно? Я никогда добровольно не отдавала кровь. И не знаю, как должны кровоточить эти раны.

Я попыталась поднять руки, как при отжимании, и мир поплыл цветными полосами, тошнота грозила поглотить вселенную. И тогда я сделала единственное, что было в моих силах, – заорала.

Глава четырнадцатая

Дверь открылась, и появился Джейсон. Вряд ли когда-либо в жизни я была так ему рада. Но произнести я смогла только одно:

– Помоги.

Мой голос прозвучал слабо и перепуганно, так что мне самой противно стало, но еще меня тошнило, и голова кружилась, и не от посткоитальной слабости – от потери крови.

Я теперь снова могла видеть, и оказалось, что я вся мокрая от крови – и кое-чего еще, но меня в основном волновала кровь, потому что эта кровь была моя.

Джейсон свалил с меня Ашера – с такой бескостной легкостью перекатывается только мертвое тело. Я не знаю, в чем разница между сном и смертью, но даже если руку тела подвинуть, сразу будет ясно, спит оно или мертво.

Ашер лежал на спине, волосы его разлились вокруг лица нимбом, ало блестел подбородок, шея, грудь. Шрамы не лишали красоты его обнаженное тело. Они не первыми бросались в глаза, даже не третьими. Он лежал, облитый моей кровью, как какой-то падший бог, наконец-то поверженный смертью.

Даже ослабленная потерей крови, я не могла не видеть его красоты. Что за фигня со мной творится?

Джейсон помог мне слезть с Жан-Клода, поймал меня в объятия, как ребенка. Я была голой; он стащил меня с кровати, где я явно занималась сексом с двумя мужчинами, и при этом Джейсон не отпустил ни одного замечания или шуточки. Уж если Джейсон по такому поводу не дразнится, значит, дело плохо.

Я положила голову Джейсону на плечо, и это помогло остановить вращение мира. Он стал поворачиваться, чтобы меня унести, но я сказала:

– Подожди, пока не надо.

– А что? – спросил он.

– Я хочу это запомнить.

– Что? – переспросил он снова.

– Как они смотрятся вдвоем.

Они оба лежали на спине, но Ашер выглядел поверженным богом смерти, а Жан-Клод – как бог совсем иного рода. Густые черные волосы рассыпались тяжелой волной вокруг головы, небрежной рамой бледного лица. Губы приоткрылись, ресницы черным кружевом оттеняли щеки. Он лежал, будто сваленный сном после великой страсти – одна рука поперек живота, другая сбоку, одно колено согнуто, будто все напоказ. Только Жан-Клод мог умереть и выглядеть при этом симпатично.

– Анита, Анита! – Я поняла, что Джейсон уже что-то говорит какое-то время. – Сколько крови они у тебя взяли?

Голос мой прозвучал хрипло из пересохшего рта.

– Не они. Только Ашер.

Джейсон устроил меня на руках поудобнее, почти обнимая. Кожаная куртка заскрипела при этом движении, голая грудь казалась горячей, прикасаясь к моей обнаженной коже.

– Это он не просто подкормился, – сказал Джейсон, и в его голосе прозвучало осуждение, что бывало редко.

– Он, я думаю, увлекся.

Джейсон переложил меня у себя на руках, чтобы тронуть мой лоб, что казалось глупо, поскольку я была голая, но в минуты стресса мы все часто действуем по привычке. Температуру у человека щупают на лбу, даже если он голый.

– Не похоже, чтобы у тебя был жар. Скорее ты даже немножко остыла.

Это мне напомнило кое о чем, и то, что пришлось напоминать, подтвердило, что мне хуже, чем я думала.

– У меня шея еще кровоточит?

– Есть немного.

– Это должно так быть?

Он понес меня к ванной.

– Тебя никогда так всерьез еще не кусали?

Он открыл дверь рукой и коленом и внес меня внутрь.

– Так, чтобы я потом теряла сознание, – non. – Я нахмурилась. – Это я сейчас сказала «non» вместо «нет»?

– Ага.

– Блин.

– Вот именно.

Он сел на край обширной ванны из черного мрамора, устроил меня на коленях и включил воду. Она лилась из клюва серебряного лебедя, что мне всегда казалось кричащим, но ладно – ванна не моя.

Тошнота прошла, головокружение слабело.

– Положи меня, – велела я.

– Мрамор холодный, – предупредил Джейсон.

Я вздохнула:

– Мне надо проверить, насколько у меня тело работает.

– Попробуй посидеть у меня на коленях, когда я тебя не держу. Если все в порядке, я принесу полотенца, и ты на них сядешь. Но поверь мне, не стоит сидеть на этом мраморе в голом виде.

– Резонно.

– Только никому не говори, что я высказался резонно, – образ загубишь.

Я улыбнулась:

– Тайны хранить я умею.

Я попыталась сесть, пока Джейсон подбирал температуру воды. Сесть я смогла. Уже хорошо. Я попыталась встать, и только рука Джейсона вокруг талии не дала мне упасть на ступени, ведущие в ванну.

Он снова посадил меня к себе на колени:

– Не надо пробовать все сразу, Анита.

Я привалилась к нему. Рука вокруг талии ощущалась как страховочный пояс.

– Отчего у меня такая слабость?

– Слушай, ты так долго имеешь дело с вампирами, неужели сама не понимаешь?

– Я не даю им от меня кормиться.

– А я даю, и можешь мне поверить: когда отдашь столько крови, оправляешься совсем не сразу. – Наконец температура воды его устроила. Он открыл краны пошире и заговорил громче, перекрывая шум воды. – Сейчас мы тебя отмоем и посмотрим, как ты будешь себя чувствовать.

Я чувствовала, что хмурюсь, а почему – не знаю. Такое ощущение, будто мне следовало сердиться. Что-то испытывать, чего не наблюдалось. Теперь, уже не зажатая между Ашером и Жан-Клодом, я как-то странно успокоилась. Нет, не просто успокоилась – мне было хорошо, хотя и не должно было быть.

Я сильнее нахмурилась, стараясь прогнать это чудесное блаженство. Это было как попытка проснуться от плохого сна, который не хочет тебя отпускать. Только я боролась не с кошмаром, я хотела прервать хороший сон. И это тоже казалось неправильным. Все было неправильно. Какое-то было смутное чувство, будто я что-то важное упускаю, но даже ради спасения своей жизни я не могла бы понять что.

– Что со мной такое? – спросила я.

– Ты о чем? – переспросил Джейсон.

– Мне хорошо, а не должно быть. Ощущение чудесное. А несколько минут назад мне было страшно, тошнило, голова кружилась. Но как только ты вынул меня из кровати, все стало лучше.

– Просто лучше? – спросил он.

Он уже снял кожаную куртку – по одному рукаву, перекладывая меня с руки на руку.

– Ты прав, не просто лучше. Как только я перестала бояться, стало просто чудесно. – Я нахмурилась, попыталась подумать, и все еще это было трудно. – Отчего мне трудно думать?

Он переложил меня с колена на колено, снимая сапоги и сбрасывая их с ног. До меня в конце концов дошло, что он раздевается, продолжая держать меня на руках. Кто сказал, что приобретенное на работе умение в обыденной жизни не пригодится?

– Зачем ты раздеваешься?

– Ты не сможешь двигаться, не падая. А мне будет очень неприятно, если ты утонешь в ванне.

Я попыталась избавиться от чувства блаженства, но это было как отбиваться от теплого уютного тумана. Можно махать руками, но бить не по чему. Туман клубился и перетекал и оставался на месте.

– Прекрати, – велела я, произнеся это слово с той твердостью, которой в себе не ощущала.

– Что? – спросил он, перемещая меня вперед, чтобы расстегнуть джинсы.

– Это ведь должно меня встревожить – то, что ты раздеваешься, когда я сама голая, и лезешь со мной в ванну. Должно ведь?

– Но не тревожит, – ответил он, расстегивая джинсы одной рукой. Весьма талантливое движение.

– Не тревожит, – сказала я, снова хмурясь. – А почему?

– Ты действительно не знаешь? – удивился он.

– Нет, – ответила я, не зная даже, к чему это «нет» относится.

Он расстегнул джинсы.

– Я могу либо положить тебя на очень холодный кафель, либо перебросить на пару секунд через плечо, пока сниму штаны. На выбор дамы.

Дилемма показалась мне очень трудной.

– Не знаю.

Второй раз он спрашивать не стал, а просто как можно бережней перекинул меня через плечо. От положения вниз головой мир снова завертелся, и я подумала, не стошнит ли меня сейчас Джейсону на спину. Он держал равновесие, вылезая из джинсов.

Я смотрела на его голую спину, на сползающие с ягодиц джинсы. Тошнота прошла, и я хихикнула – чего со мной никогда не бывает.

– Классная задница.

Он поперхнулся – или засмеялся.

– Не знал, что ты замечаешь.

– Трусы, – сказала я.

– Что?

– На тебе были трусы, я их заметила.

Меня дико подмывало погладить его по ягодицам – просто потому, что они были здесь, а я могла погладить. Будто я была пьяная или обкурилась.

– Да, были трусы. Так что?

– Можешь надеть их обратно?

– Тебе ведь все равно, есть ли они на мне или нет?

На этот раз интонация была почти поддразнивающей.

– Не-а. – Я мотнула головой, и мир снова завертелся. – Господи, сейчас меня вывернет.

– Перестань шевелиться, и все пройдет. Тебя бы вообще не тошнило, если бы ты не напрягалась выбраться из их середины. Слишком большое физическое усилие сразу после этого может вывернуть, как пьяную собаку. Ты погрузись в ощущение, отдайся ему, а само ощущение чудесное.

Я как-то глупо себя чувствовала, обращаясь к его заднице, но далеко не так глупо, как должна была бы.

– Какое это ощущение чудесное? – спросила я.

– Угадай.

Я опять нахмурилась.

– Не хочу гадать. – Господи, что со мной творится? – Расскажи.

– Давай пойдем в ванну, горячая вода прочистит тебе мозги. – Он перебросил меня снова на руки и шагнул в ванну.

– Ты голый, – сказала я.

– Ты тоже.

В этом была логика, с которой трудно спорить, хотя я как-то чувствовала, что спорить надо.

– Ты не собираешься что-то на себя надеть?

– Трусы шелковые, и я не хочу губить их, залезая в ванну, только потому, что ты считаешь это нужным. К тому же тебе все равно, голый я или нет. Забыла?

За одним глазом возник намек на головную боль.

– Да, – ответила я. – Но ведь не должно быть? То есть…

Джейсон опустился в воду вместе со мной. Это было чудесно – тепло, ласково, радостно на коже. Он бережно посадил меня перед собой, и я оперлась на него спиной, как на спинку кресла.

Такая теплая вода, такая теплая, а я так устала. Так хорошо чуть-чуть поспать.

Рука Джейсона вздернула меня вверх за талию.

– Анита, нельзя спать в ванне – утонешь.

– А ты мне утонуть не дашь, – ответила я сонным теплым голосом.

– Да, не дам.

Я нахмурилась, наполовину плавая в воде.

– Джейсон, что со мной?

– Тебя по-настоящему и как следует загипнотизировал вампир, Анита.

– Жан-Клод не может. Его метки меня защищают. – Казалось, мой голос доходит откуда-то очень издалека.

– Я не сказал, что это был Жан-Клод.

– Ашер, – прошептала я.

– Я с ним делился кровью когда-то, и это потрясающе. Жан-Клод говорит, что это он еще сдерживается, потому что я не его pomme de sang, а прокатный.

– Прокатный, – повторила я.

– И я думаю, что сегодня Ашер с тобой не сдерживался.

– Ardeur… мы его кормили… ardeur. – Слова выходили из меня с усилием.

– Ardeur мог сделать его неосторожным, – подтвердил Джейсон. Его руки держали меня крепко, не давая свалиться в воду.

– Неосторожным? – спросила я.

– Анита, спокойно отключайся. Когда очнешься, тогда поговорим.

– О чем? – спросила я почти сквозь сон.

– Найдем, – ответил он, и голос его ушел в подсвеченный канделябрами мрак. Не помню, чтобы Джейсон зажег свечи, которые у Жан-Клода обычно вокруг ванны наготове.

Я хотела спросить: «Что найдем?», но не смогла произнести. Меня понесло в теплую мягкую темноту, где не было ни страха, ни страдания. Так тепло, так надежно, так любимо.

Глава пятнадцатая

Меня разбудили звонки телефона. Я завернулась в простыни, стараясь не слышать. Видит Бог, я слишком устала.

Кровать заерзала – кто-то другой потянулся к трубке. И только когда голос Джейсона произнес «алло», тихо, будто боялся меня разбудить, я проснулась. Откуда у меня в спальне Джейсон?

Ответ на этот вопрос я получила, как только открыла глаза. Я не была у себя в спальне – на самом деле черт его знает, где это я была. Кровать была двуспальная, но на ней только подушки – ни спинок, ни столбов, нормальная современная кровать. Свет шел только от небольшой двери прямо напротив изножья кровати. Там виднелось что-то вроде ванны или душа. Я увидела каменные стены и поняла, что я в «Цирке проклятых». В каком-то из его помещений.

– Она нездорова, – ответил кому-то Джейсон. И после секундной паузы: – Она спит. Я бы не стал ее будить.

Я попыталась вспомнить, почему я здесь оказалась, но ничего не припомнилось – голова была пуста. Я стала переворачиваться, чтобы спросить, кто звонит, и тут сообразила, что я голая. Натянув простыню до груди, я повернулась к Джейсону.

Он лежал на боку, спиной ко мне, простыня с него слезла до начала ягодиц. Какого хрена делаю я в голом виде в постели с Джейсоном? Где Жан-Клод? Ладно, наверное, у себя в гробу или в постели. Никогда я не спала с ним в одной постели, когда он каменный и холодный. А почему я не поехала домой?

– Вряд ли она сегодня поправится настолько, чтобы выйти.

Я попыталась сесть и обнаружила, что мир не слишком устойчив. Или попытка сесть – не слишком удачное решение. Снова оказавшись на спине, подтянув простыню до груди, я дважды попыталась сказать:

– Я не сплю.

Сухость во рту была неимоверная.

Джейсон повернулся ко мне. Простыня намоталась на него и оставила голой зад. Он закрыл трубку рукой:

– Как ты себя чувствуешь?

– Как я сюда попала? Почему я здесь?

Голос был настолько хриплый, что даже не похож на мой.

– Ты что-нибудь помнишь?

Я наморщила брови, и это было больно – на шее. Подняв руку, я нащупала большую повязку справа. Под ней, конечно, укус вампира, это я знала. И вместе со знанием вернулась память.

Я вспомнила все, и не только разумом. Тело мое забилось на кровати, спина выгнулась, пальцы вцепились в простыни, а из горла вырвался стон – меня охватило сенсорное воспоминание. Не так было хорошо, как в момент события, но чертовски к тому близко.

Я уперлась в простыни кулаками, намотала ткань на руки, ища, за что схватиться. Джейсон вдруг оказался рядом, схватил меня за руки у самых плеч, попытался удержать.

– Анита, что с тобой?

Я машинально взметнула руки, ухватилась за него. Глаза у меня закатились под лоб, тело свело судорогой, и руки рванули предплечья Джейсона. Я почувствовала, как ногти входят в кожу, как она поддается.

Джейсон то ли вскрикнул, то ли застонал.

Я отвалилась на спину, тяжело дыша, ничего не видя. И держась за руки Джейсона, как за последнюю твердую опору.

– Анита! – позвал он придушенным голосом. – Анита, ты как?

Я хотела сказать, что нормально, но пришлось только кивнуть. Он оторвал мои пальцы от своих рук – мягко – и сложил мне руки поверх простыни на животе. Кровать отзывалась на его движения. Я сообразила, что закрыла глаза – не помню когда.

– Что это за чертовщина? – спросил он.

Я хотела было сказать, что не знаю, но я знала. Я помнила Ашера, сидящего за длинным пиршественным столом, золотые волосы колечками, одет он в золото и багрянец. Жена нашего хозяина раздавила бокал рукой в перчатке, приоткрыв губы, и задышала так, что белые холмы грудей заколыхались. Она тихо пискнула, а когда смогла заговорить, попросила прислать горничную, чтобы проводить ее в комнату, потому что ей нездоровится. Это было неправдой. Ашер соблазнил ее в прошлую ночь по приказу Белль. Он жаловался Жан-Клоду, что баба просто лежала, закатив глаза под лоб – что да, то да, – но никакой другой реакции не было. Сплошное разочарование.

Сейчас, за пиршественным столом, у нее был флэшбэк оргазма, испытанного ночью, но она была спокойной партнершей, и потому флэшбэк удалось объяснить публике. В определенной мере.

Я лежала, таращась на Джейсона, видя теперь его, а не озаренные свечами комнаты и людей, давно ушедших. Ко мне вернулся голос, хоть еще сильнее охрипший, потому что я вопила.

– Это был флэшбэк.

– Флэшбэк чего?

– Дай воды, пожалуйста, – попросила я.

Он вскочил с кровати и нагнулся к холодильнику, стоящему рядом. Оттуда он вытащил бутылочку с каким-то соком для спортсменов.

– Это восполняет электролиты получше воды.

– Не люблю этой дряни.

– Поверь мне, тебе будет лучше, чем от воды. От нее может затошнить.

И почему-то ядовито-голубой напиток показался мне намного привлекательнее.

Джейсон открыл его и подал мне. Кровь уже заполнила царапины на его руках и медленно текла по коже красными струйками.

– Ох, прости, Джейсон. Я не хотела тебя царапать.

Я отпила синей жидкости. Вкус был именно такой противный, как мне помнилось, но еще несколько глоточков – и действительно стало лучше. И голос перестал звучать так, будто я провела месяц в пустыне.

Он поднял руки.

– А, это! Это ерунда. Хотя обычно, когда меня так поцарапают, это знак, что я очень здорово развлек подругу. – Он улыбнулся.

Я покачала головой, и мир не поплыл на этот раз. Отлично.

– Ты сказала, что это был флэшбэк. К чему тебя вернуло?

– К тому, что было у меня с Жан-Клодом и Ашером.

Он приподнял бровь:

– То есть флэшбэк к оргазму?

Я почувствовала, как мне щеки заливает жар.

– Вроде этого. – Я глотнула еще малость мерзкого напитка, чтобы не глядеть на Джейсона.

– Я у него работаю закуской годами и не знал, что бывает такая реакция.

– Это то, что умеет Ашер, – сказала я.

– Что?

– Ты всю комнату кровью зальешь, – ответила я.

– Сейчас я себя вылечу. Сначала договори до конца.

– Ты знаешь, что укус Ашера может быть…

– Оргастическим, – закончил он за меня.

– Ага.

– Я испытал смягченный вариант такого, – сказал Джейсон. – И ты в Теннесси, когда Ашер умирал. Он подчинил тогда твой разум. Если я правильно помню, тебе это не слишком понравилось.

– Не то чтобы не понравилось, Джейсон, а скорее наоборот. Понравилось так, что я испугалась.

– Жан-Клод сказал, что Ашер всегда сдерживается, кроме тех случаев, когда может оставить донора себе – что бы это ни значило.

Я кивнула, отпила и кивнула еще раз.

– Я думаю… нет, знаю, что этой ночью Ашер не сдерживался.

– Откуда? – спросил Джейсон.

– По некоторым воспоминаниям Жан-Клода. Я среагировала как одна женщина, которую Белль и Ашер когда-то соблазнили.

– И в чем же эта реакция? Царапать всех, кто под руку попадется?

– Я же попросила прощения.

Он сел на край кровати, подогнув под себя ногу, опустив другую, явно рисуясь. Обычно мне нетрудно глядеть мужчинам в глаза при разговоре, но здесь было на что отвлечься.

– Я шучу, Анита.

Он будто не замечал своей наготы, как свойственно большинству оборотней. Я протянула ему край простыни:

– Слушай, прикройся малость.

Он осклабился:

– Мы же проспали, – он глянул на будильник, – четыре часа голые и вместе. Чего мне теперь одеваться?

Я нахмурилась, и вдруг легко оказалось глядеть в глаза. Обычно это бывает, когда у меня взгляд сердитый.

– И в чем же ты поступила, как та женщина? – спросил он.

– Эхо, флэшбэк к тому наслаждению, которое было, когда Ашер пил кровь.

– И это будет и дальше повторяться?

Я снова покраснела:

– Похуже, чем у нее.

– Почему?

– Та женщина, которую я помню, не слишком много прыгала в постели, как утверждает Ашер.

– И что?

– Ей легче было скрывать, чем мне.

Он расхохотался.

– Ты мне хочешь сказать, что такие прыжки в постели для тебя норма?

Я глянула на него сердито:

– Сам должен знать. Ты был со мной в постели однажды и помогал довести меня до оргазма.

Лицо мне так залила краска, что голова начала болеть.

Он перестал улыбаться. Мне еще долгие месяцы после этого было в присутствии Джейсона неловко.

– Тогда нас всех подстегивал ardeur, – сказал он. – И все прыгали чуть больше обычного.

Я мотнула головой, не глядя на него, подобрав ноги под простыней к груди.

– Если не считать, что мне хотелось порвать тебе горло, остальное для меня обычно.

Он закашлялся, засмеялся, а потом сказал:

– Не может быть.

Я не поднимала глаз от простыней:

– Ладно, ладно, смейся.

Он взял стоящую возле меня бутылку:

– По такому поводу надо выпить.

Я подобрала колени к груди, свернувшись под простыней.

– Не остроумно.

Он опустился на колени возле кровати, и мне стало видно его лицо.

– Ты меня извини, конечно… – Он слегка пожал плечами. – Но ты меня не вини. Не могу же я тебя не поддразнить, когда ты мне говоришь, что у тебя всегда такие бурные, непревзойденные оргазмы. Я же не могу такое пропустить, ты же меня знаешь, Анита.

Такой у него был невинный, мальчишеский вид – и это было притворство. К тому времени, как я познакомилась с Джейсоном, он уже прошел огни и воды, и от его невинности ничего не осталось.

Он снова протянул мне бутылку.

– Ладно, прости меня, может, я просто завидую.

– Не развивай тему, – предупредила я.

– Да не тебе, – сказал он, – но если укус Ашера такой кайфовый, почему мне не выдали все целиком?

Я попыталась нахмуриться, но преуспела только наполовину.

– Ты сам сказал. Ты же не его pomme de sang, а только прокатный.

– А ты – слуга-человек Жан-Клода, а не Ашера, так почему же тебе полагается полный оргазмовый шок?

В этом был смысл, и достаточно глубокий. Я пожала плечами.

– Я думаю, всем заправлял ardeur. Надо будет спросить у них, когда они проснутся.

Почему Ашер такое со мной сделал? Было ли это нарочно? Я только знала, что Ашер одним укусом может сделать такое, чего большинство мужчин не может сделать всем своим телом. Ашер сделал со мной то, что даже Жан-Клод в одиночку не сможет повторить. Даже от воспоминания тело свело спазмом, и я только успела отбросить бутылку Джейсону перед тем, как рухнуть на кровать.

На этот раз все было не так бурно, и Джейсон не пытался мне помочь. Наверное, решил, что получил уже достаточно царапин. Когда все кончилось и я лежала, тяжело дыша, завернувшись в простыню, а в глазах прояснилось, Джейсон спросил с дальнего конца кровати:

– Теперь мне ничего не грозит?

– Заткнись, – ответила я.

Он засмеялся, вспрыгнул на кровать, поднял меня одной рукой, а другой протянул бутылку.

– Откинься на подушки, пей медленнее, а я пойду руку перевяжу.

– И антисептиком намажь, – напомнила я.

– Я же вервольф, Анита. У нас инфекций не бывает.

Ага.

– А зачем тогда перевязывать?

– Чтобы не заляпать одежду кровью и чтобы полиция меня в таком виде не замела.

– А при чем здесь полиция?

– Это они звонили. И звонили уже весь последний час. Лейтенант Сторр и детектив Зебровски звонили по очереди и требовали твоего присутствия. Лейтенант шумел насчет того, что приедет и вытащит тебя из моей кровати.

– А как он узнал, что я в твоей кровати?

Он ухмыльнулся мне из дверей ванной, открытой так, что свет обрамлял его тело.

– Не знаю. Догадался, наверное.

– Джейсон, ты же не дразнил Дольфа? Только не это!

– Я да чтобы кого-нибудь дразнил? – Он прижал руку к груди.

– Господи Иисусе, ты таки довыпендривался!

– Я бы на твоем месте перезвонил им сразу же. Что-то мне не хочется, чтобы спецотряд полиции поломал нашу идиллию.

– Нет у нас тут идиллии!

– Вряд ли твой друг лейтенант поверит, если обнаружит нас голых в одной постели. – Он приподнял руку. – Особенно если еще вот это увидит.

– Он не увидит ни твоей руки, ни других частей твоего тела. Отдай мне одежду, и я тебя от себя избавлю.

– А если у тебя случится очередной флэшбэк, когда ты будешь вести машину? И позволь мне добавить, что я даю кровь вампирам куда дольше, чем ты. Я знаю, как тяжело бывает, когда отдашь столько, сколько ты. Сейчас ты вроде ничего, но если чуть переутомишься, снова начнутся головокружение и тошнота. При осмотре места преступления это же тебе не нужно?

– Дольф не допустит гражданского на место преступления, которое он расследует.

– Я посижу в джипе, но вести тебе сегодня я не дам.

– Позвони Мике или Натэниелу, они меня заберут.

Он покачал головой:

– Натэниел этой ночью в клубе упал в обморок.

– Что?!

– Мика думает, что три месяца, когда он кормил ardeur каждый день, сыграли свою роль.

– И как он?

– Ему просто нужен выходной. Жан-Клод обычно берет у меня кровь через день, не чаще.

– Я переключаюсь на Мику и Жан-Клода.

– Да, но Жан-Клод питается только раз в день, а тебе нужно два. Посмотри правде в глаза, Анита: тебе нужна конюшня из pomme de sang побольше.

– Ты вызываешься добровольцем?

По его физиономии расплылась блаженная улыбка.

– О да! Быть получателем такого зубодробительного оргазма!

– Джейсон! – сказала я, и предупреждение было понято.

– Хорошо, – вздохнул он, – будь по-твоему. Но кого же еще ты поставишь вместо Натэниела, пока он не поправится?

– Черт побери, – вздохнула я.

– Видишь? Сама не знаешь.

– Я сейчас могу питаться от Ашера.

– Это да, но он еще несколько часов не очнется. Тебе нужно больше дневных доноров, Анита. Не обязательно я, но кто-то нужен. Подумай. А сегодня я – твой эскорт, потому что тебя одну после такой потери крови отпускать нельзя – и после того, что Ашер с тобой сделал. Можешь позвать Мику, но пока он сюда доедет и пока вы потом доедете дотуда, где вас ждут, твои полицейские друзья все вокруг перекусают.

– Ладно, в этом есть смысл.

– Правда? С тобой никогда ведь не знаешь. Иногда мне кажется, что я выиграл спор, но тут же тебе приходит в голову новая мысль, и от моей победы остается пшик.

– Джейсон, заклей царапины и поехали.

– Царапины! Будь я человеком, ты бы «скорую» вызвала. Не забывай, Анита, у тебя одновременно сила вервольфа и вампира. Мы можем проткнуть пальцем ребра.

– Ты действительно серьезно ранен? – спросила я уже без шуток. Я не хотела наносить ему рану.

– Не навсегда. Но заживать будет почти с человеческой медленностью.

– Прости, Джейсон. – И у меня хватило памяти добавить: – И спасибо, что обо мне позаботился.

Он перестал улыбаться, и выражение, близкое к серьезному, мелькнуло в его глазах, но тут же его смыло очередной улыбкой:

– Не стоит благодарности, мэм. – Он приподнял пальцем воображаемую шляпу и стал закрывать дверь. – Я бы зажег свет, пока дверь не закрылась. Без окон здесь чертовски темно.

Я потянулась и включила лампу рядом с будильником. Свет показался неестественно ярким.

– Твой сотовый на полу с моей стороны кровати. Я его убрал, когда у тебя был припадок.

– У меня не было припадка.

– Прошу прощения. Когда у тебя был бурный, свирепый, ошеломительный оргазм. Так лучше?

– Иди мойся, – буркнула я, и он расхохотался и закрыл дверь.

Я осталась наедине с маленькой лампочкой, большой кроватью и без видимой одежды. И обдумывала, не найти ли сначала что-то, во что одеться, а потом звонить, когда телефон зазвонил сам. Я слезла с кровати, отбросив простыни, чтобы в них не запутаться. Наполовину съехала, наполовину хлопнулась на пол и нашла телефон – я на него села.

Звонил Дольф в полном отсутствии восторга. Пока он меня ждал, пришел другой вызов на место другого преступления. Дольф злился на штучки Джейсона по телефону, на оба преступления, а особенно, похоже, – на меня лично.