Текст книги "Всё имеет свою цену"

Глава 30

Двенадцать дней спустя после того, как гляциолог канцлера Германии обнаружил на гренландском материковом льду труп Мариан Нюгор, в Копенгагене был арестован Андреас Фалькенборг.

Произвести задержание было поручено инспекторам Арне Педерсену и Поулю Троульсену ранним утром в среду – ни свет ни заря, как говорится, пока сам черт еще не успел обуться. Сказать по правде, Конрад Симонсен надеялся, что это выражение касается и славного журналистского корпуса, и надежду шефа целиком и полностью разделяли оба его подчиненных, когда после частично испорченного ночного отдыха добрались наконец до Фредериксберга и припарковали свой автомобиль поблизости от жилища Андреаса Фалькенборга.

Выйдя из машины, Арне Педерсен зевнул во весь рот. Подставив лицо порыву свежего ветерка, он прищурился и попытался стряхнуть с себя остатки сна. Внезапно наискось от них на противоположной стороне улицы он заметил припаркованный автомобиль «наружки» и даже не видя, знаком ли он с сидящими в нем коллегами, приветственным жестом поднял к виску два пальца. В ответ прозвучал короткий гудок. Звук этот привлек внимание Поуля Троульсена, который также изобразил немое приветствие, ответа на которое, однако, на этот раз уже не последовало.

Поднимаясь по лестнице, Арне Педерсен заметил:

– Я очень надеюсь, что нам удастся обнаружить какие-нибудь серьезные улики или что вам с Симоном удастся вынудить его подписать чистосердечное признание. Ведь чисто юридически мы мало что можем ему предъявить. По крайней мере, мне так кажется.

– Да и прокурору тоже – она считает, что максимум, на что мы сейчас можем рассчитывать, это задержать его на три недели, и если бы речь не шла о столь громком деле, мы бы вообще едва ли получили постановление об обыске. – Вот потому-то мне и хочется – в кои-то веки раз, – чтобы ты как следует с ним поработал.

Всем было прекрасно известно, что время от времени на допросах Поулю Троульсену случалось перегибать палку в смысле применения физического воздействия. Вообще-то Арне Педерсену это никогда не нравилось, однако сегодняшний случай, несомненно, представлял исключение из правил. Именно по этой причине, когда Конрад Симонсен решал, кого отправить на задержание, выбор его пал на самого старшего из подчиненных: учитывая инфантильность подозреваемого, жесткая манера произведения ареста могла с самого начала обеспечить полиции изрядное психологическое преимущество еще до того, как задержанный попадет на первый допрос в здание префектуры полиции. В обязанности Арне Педерсена входило определить масштабы предстоящего обыска и после того, как Андреаса Фалькенборга увезут, вызвать для его проведения необходимое подкрепление. То есть обязанности между инспекторами были поделены самым недвусмысленным образом.

Латунная табличка на двери с выгравированным на ней именем Андреаса Фалькенборга была начищена до блеска. Арне Педерсен осторожно прикоснулся к ней кончиками пальцев, будто пытаясь настроиться на волну обитателя квартиры. После этого он решительным жестом дважды нажал на кнопку звонка, постучал в дверь костяшками пальцев и позвонил в третий раз.

По прошествии некоторого времени дверь открыли.

На пороге стоял Андреас Фалькенборг – босой и в халате. Было очевидно, что они его разбудили: озадаченное выражение лица и всклокоченные волосы говорили сами за себя. Арне Педерсен выступил вперед, держа лист бумаги с постановлением на уровне лица еще как следует не отошедшего от сна хозяина квартиры, и решительно протиснулся мимо него внутрь. Андреас Фалькенборг машинально посторонился, однако потом сразу же вновь загородил дверь и, обращаясь к Поулю Троульсену, выкрикнул:

– Предъявите ваши полицейские удостоверения!

Требование было высказано им без всяких признаков страха или какой-либо агрессии, но как-то по-детски, гораздо более громко, чем следовало, как будто он исполнял некую роль в самодеятельном школьном спектакле. Поуль Троульсен счел такое его поведение вполне оправданным. Причину явно следовало искать в роде занятий подозреваемого, основу которого составляло прослушивание, а от подбора им слов, которые были как будто взяты из памятки о правилах проведения задержания, за версту несло тем, что в данный момент их беседа записывается. Схватив хозяина квартиры за грудки, он молча вытащил его на лестничную клетку, прижал к стене и только тут властно скомандовал:

– Стой здесь.

Андреас Фалькенборг повиновался, однако тут же прокричал в сторону распахнутой двери:

– Ой-ой-ой, мне больно! О нет, зачем ты это делаешь!? Ай-ай!

Актер из него был неважный, и Поуль Троульсен спокойно ответил:

– А ну-ка, заткнись! Пока еще никто не делает тебе больно, но если ты снова примешься за эти свои глупости, получишь по башке. Понятно?

– Да-да… прости меня.

– Андреас Фалькенборг, сейчас 6 часов 8 минут утра. Ты задержан по подозрению в убийстве в 1983 году медсестры Мариан Нюгор и в 1997 году физиотерапевта Катерины Томсен.

Затем Поуль Троульсен позвал Арне Педерсена и сказал:

– Я абсолютно уверен, что у нашего друга в квартире установлены микрофоны. Мне думается, тебе стоит это знать.

Арне Педерсен просиял:

– Ага, вот даже как! Что ж, весьма, весьма предусмотрительно. Но мне думается, что и у нас найдутся специалисты, которые в этом разбираются. Как бы там ни было, спасибо вам обоим.

Поуль Троульсен завел Андреаса Фалькенборга обратно в квартиру и, определив наметанным взглядом расположение комнат, прошел вместе с ним в ванную. Хозяин дома покорно следовал за ним и беспрекословно позволил усадить себя на сиденье унитаза. Так он и сидел, вполне спокойно, пока Поуль Троульсен наскоро проверил содержимое шкафов и ящиков, чтобы убедиться в отсутствии разного рода неприятных или опасных сюрпризов. Проделывая это, Поуль Троульсен принял решение попытать удачу. Вероятность того, что Андреас Фалькенборг поставил на прослушку также и собственную ванную, была, прямо скажем, невелика, но даже если и так, то запись позже всегда можно как будто случайно уничтожить. Кроме того, покладистость задержанного, его робкий, почти умоляющий взгляд, свидетельствующие о его полном подчинении сложившимся обстоятельствам, говорили, что, по всей видимости, он может зайти даже дальше, чем собирался с самого начала. Повернувшись к своей жертве, он резко спросил:

– Ты что, никогда не принимаешь ванну?

– Что ты, конечно же, принимаю, каждое утро.

– Мне кажется, от тебя чем-то несет.

– Нет, не может быть, уверяю, ты ошибаешься.

– Мой нос редко ошибается. Говоря откровенно, не хотел бы я оказаться на твоем месте, когда с тобой начнет разговаривать мой шеф – твоя личная гигиена наверняка придется ему не по вкусу.

– Твой шеф?

– Ты что, глухой или дурачком прикидываешься? Да, мой шеф. Кстати, иногда он может быть довольно-таки злобным, мстительным и даже подлым, особенно если сразу кого-нибудь невзлюбит. Это у него прямо какая-то болезнь, и тут я, признаться, его не понимаю – как так можно? Так что, надеюсь, ты ему понравишься, хотя и очень в этом сомневаюсь.

Андреас Фалькенборг испуганно спросил:

– Но почему? Что я ему сделал?

– Ничего, по крайней мере, пока что.

– Что это значит? Ты меня пугаешь.

– Да что ты, приятель, зачем это мне? Ладно, брось, давай-ка лучше продолжим. Мне, черт возьми, хочется поскорее попасть домой и забраться под одеяло.

– Нет, но что ты имеешь в виду?! Мне необходимо это знать!

Поуль Троульсен выдержал долгую паузу, делая вид, что размышляет. Собеседник его в это время обливался потом. Затем инспектор как бы невзначай заметил:

– Что ж, само собой, тебе светит пожизненное за двойное убийство. Вот только вовсе не все равно, где сидеть, ведь так?

– Наверное, – печально отозвался Фалькенборг.

– Нет, это я тебе скажу наверняка. Самая большая твоя проблема теперь, где именно ты будешь отбывать наказание.

Скажи-ка, тебе знакомы датские тюрьмы? Я имею в виду, ты раньше бывал за решеткой?

– Нет, никогда, и я никого не убивал.

– Да брось ты, конечно же, убивал, но мне, черт возьми, совершенно наплевать, что ты там сделал с этими двумя бабами. Это вовсе не мое дело, в особенности если они тебе досаждали – мне-то прекрасно известно каково это. Ладно, черт с ними, в конце концов я всего лишь должен тебя доставить, и единственное, что меня сейчас интересует, это чтобы ты был чистый. В противном случае шеф будет мной недоволен, чего мне совсем не хочется. Ну, так что, примешь ванну?

– Да-да, конечно, с удовольствием. Но может, ты все же расскажешь, что там такое с тюрьмами?

Поуль Троульсен взглянул на часы и сделал вид, что раздумывает над его просьбой. Наконец он сказал:

– Андреас, друг мой, давай договоримся так: ты обещаешь мне, что как следует вымоешься, чтобы меня не обвиняли, что я привез задержанного грязным. А после этого я расскажу тебе, от каких тюрем следует отказаться, если шеф даст тебе возможность выбирать. Ну, что скажешь? Услуга за услугу.

Андреас Фалькенборг, по-видимому, был уже согласен на все, лишь бы избежать гнева грозного шефа.

После принятия ванны тихий и покорный, как ягненок, Андреас Фалькенборг начал одеваться под мудрым руководством все того же Поуля Троульсена, который живо комментировал отдельные детали его туалета. К примеру, он забраковал все три отобранных Андреасом галстука, а под конец вообще рекомендовал обойтись без него, ссылаясь на то, что в тюрьме галстук все равно отберут. Новоявленный эксперт вмешивался во все – от цвета трусов задержанного до выбора им ботинок. В то же время он не спешил с выполнением своего обещания по поводу информации о датских тюрьмах. Вместо этого он постепенно добавлял все новые и новые черты к портрету Конрада Симонсена – своего грозного шефа, ссориться с которым не рискует ни один находящийся в здравом уме и твердой памяти арестант. В какой-то момент Андреас Фалькенборг нервно его перебил:

– Ты обещал рассказать мне о тюрьмах.

– Придется подождать, пока мы не окажемся в машине – я не хочу, чтобы мои слова записывали.

– Можно, я возьму с собой мобильный телефон? У меня есть право на один телефонный звонок из участка.

– Ладно, бери, только чтобы он был выключен.

– Да-да, конечно – вот, посмотри сам.

И он с готовностью продемонстрировал аппарат.

Подойдя к машине, Поуль Троульсен надел на арестованного наручники, однако усадил его рядом с собой на пассажирское сиденье, что шло вразрез с обычной практикой. Дело в том, что во время разговора, который он начал сразу же после того, как они тронулись, ему необходимо было видеть лицо собеседника.

– Есть две такие тюрьмы, которых тебе нужно во что бы то ни стало избегать. Среди заключенных в них существует жесткая иерархия, а в ней ты окажешься на самом последнем месте, поскольку, с одной стороны, ты не особо чистоплотен, а с другой, потому что убивал женщин. И то и другое отнюдь не прибавит тебе популярности и…

Всю дорогу до префектуры полиции Копенгагена Поуль Троульсен продолжал разглагольствовать в подобном ключе. Без всякого снисхождения и даже с некоторым злорадством он подробно описывал, какие мучения и издевательства поджидают Андреаса Фалькенборга в тюрьме. Разумеется, если всемогущий шеф решит поместить его для отбытия срока наказания в одно из этих двух гиблых мест. И трюк его сработал – задержанный казался до смерти перепуганным.

Несмотря на полученный от Конрада Симонсена запрет на проведение допроса по существу, незадолго до прибытия на место назначения Поуль Троульсен все же решил рискнуть. Уж слишком велико было искушение.

– Да, и запомни самое главное – ни в коем случае не смей потеть от страха, иначе сразу же от тебя снова начнет вонять, а это приводит шефа в неописуемую ярость. Лучше уж сразу выложить карты на стол и во всем сознаться. – Я постараюсь не потеть.

Он и сейчас уже обливался потом, однако, как видно, не замечал этого. Стараясь, чтобы слова его звучали как можно более небрежно, Поуль Троульсен продолжал:

– Да, кстати, та девица из Прэстё, как там ее звали? Ну, ту, которая исчезла?

– Анни.

– Ага, верно. Хотя нет, вроде, ты ошибаешься. Разве не Лоне?

– Да нет, я уверен – Анни Линдберг.

– О’кей, кому же как не тебе это знать. Так где ты, говоришь, закопал эту самую Анни?

– Я ничего такого не делал.

– Слушай, ну к чему себя мучить?

– Но ведь я говорю истинную правду – я этого не делал.

Странное дело, но наивная манера говорить этого большого ребенка производила впечатление абсолютной искренности. Поуль Троульсен решил больше не касаться данной темы – тем более что вскоре за дело предстояло взяться самому Конраду Симонсену, а уж он-то наверняка, сожрет беднягу без соли.

Глава 31

Психолог Эрнесто Мадсен считал, что перед проведением допроса Андреасу Фалькенборгу полезно было бы несколько часов провести за решеткой. Конрад Симонсен решил последовать его совету и тем самым высвободил себе достаточно времени для того, чтобы вместе с Графиней отправиться на встречу с «оракулом с Кёбмагергаде». Шагая рядом с Симоном по тротуару, Графиня все же старалась держаться на полшага впереди, как будто считая себя обязанной показывать дорогу, раз уж ей удалось уговорить начальство принять участие в предстоящей беседе. Городские улицы накрыла плотная гнетущая духота, пешеходы обливались потом, спасительная гроза, предсказанная метеопророками, явно запаздывала. Конрад Симонсен заметил:

– Надеюсь, он не потащит нас в оранжерею – там мы просто-напросто растаем. Даже здесь, и то – кошмар какой-то.

Свидание Графине было назначено в Ботаническом саду перед Пальмовым домиком, что не вызвало у нее никаких возражений – по большому счету место встречи ей было абсолютно безразлично.

– Едва ли.

Ноги у Конрада Симонсена отчаянно зудели и чесались, он чувствовал себя крайне неуютно. К тому же он сильно запыхался и с трудом переводил дух.

– Надо было ехать на машине.

– И кружить добрых полчаса в поисках парковочного места? Ничего, тебе полезно немного пройтись. Если мероприятие затянется, можем вернуться домой на такси. – Оно не затянется. Ты ведь знаешь, мне еще надо успеть сделать кучу разных вещей.

Упрек был неплохо завуалирован, однако она его поняла и поспешно сказала:

– Я рада, что ты решил пойти со мной.

– Ну, а я был бы просто счастлив, если бы все сорвалось.

Они вошли в Ботанический сад; графиня распахнула калитку перед своим спутником и прикрыла ее за ними. Шум города с каждым шагом становился все глуше, пока не превратился наконец в какое-то неясное жужжание. Графиня взяла Конрада Симонсена под руку, как будто окружающий покой оправдывал интимность отношений.

– Правда ведь здесь чудесно? – сказала она. – Все эти прекрасные растения, такие красивые, ухоженные. Чувствуешь себя прямо как где-то на юге.

– Да, милое местечко.

Познания Конрада Симонсена в прикладной ботанике ограничивались тем, что с уверенностью он мог опознать одуванчик и, пожалуй, еще пару видов столь же экзотических растений. Он остановился и почесал сначала одну лодыжку, затем другую – ну вот, снова началось. – Слушай, Симон, скажи-ка мне одну вещь. Та ясновидящая из Хойе Тострупа, с которой ты иногда советуешься… как часто она, если можно так выразиться, оказывается права?

– С чего это ты сейчас об этом вспомнила?

– Так, просто интересно.

– Иногда она действительно угадывает, однако чаще всего на ее слова нечего рассчитывать. Только не спрашивай меня, как это все у нее получается – сам я уже давно отчаялся это понять.

– Но в некоторых случаях она все же помогает?

– Я уже сказал, что да.

– А пример привести можешь?

– Много лет назад у меня, помнится, было одно дело. В маленьком провинциальном городке какой-то псих повадился натягивать тонкий провод поперек пешеходной улицы с целью раз и навсегда отучить компанию местных ребят субботними вечерами гонять на своих мопедах по городу и тревожить сон добропорядочных граждан. Счастье еще, что передний гонщик пригнулся к рулю своего мопеда, и провод пришелся ему прямо в лоб. Разумеется, он вылетел из седла и довольно сильно ушибся, однако тому, что ехал за ним, повезло гораздо меньше. Провод спружинил и вышиб ему глаз. – Фу ты, ужас какой!

– Да, неприятно, но хуже всего было то, что если бы эти ребята ехали нормально, не пригибаясь, то им бы просто-напросто снесло головы. Кстати, на это все было и рассчитано. Так вот, в том деле моя ясновидящая из Хойе Тострупа, как ты ее называешь, действительно оказала мне помощь. Она дала мне одно довольно редкое имя, принадлежавшее владельцу магазина стройматериалов. Его заведение было расположено в нескольких сотнях километров от этого городка, однако выяснилось, что злоумышленник приобрел провод именно там. Кстати, преступником оказался 78-летний старик, которого этот ночной шум вконец доконал. Вот он и решил, по его собственным словам, покончить с этим. Что ж, Графиня, а теперь твоя очередь. Что это вдруг тебя заинтересовала эта ясновидящая? А ну-ка, выкладывай!

Она рассказала о состоявшемся у них коротком сумбурном телефонном разговоре и, когда закончила, сразу же почувствовала облегчение. Некоторое время главный инспектор шагал молча, воздерживаясь от комментариев, затем сказал:

– Что ж, когда на нее находит, она и впрямь становится настоящей маньячкой. Ну, вот мы и почти пришли.

Перед ними в лучах подернутого дымкой солнца во всем своем великолепии высился Пальмовый домик. Графиня принялась озираться в поисках «оракула», однако так и не смогла отыскать его. Внезапно их окликнул знакомый голос. Оба дружно обернулись – на крошечной лужайке в тени гигантской водной магнолии сидел Хельмер Хаммер.

На господине заведующем отделом аппарата премьер-министра не было ни пиджака, ни галстука – они лежали рядом аккуратно сложенные; кроме того, он разулся и снял с себя носки. Молочно-белые ноги его составляли разительный контраст с тщательно отутюженными темными брюками от костюма «Черутти», из которых они выглядывали; все это вместе без преувеличения придавало чиновнику поистине неформальный вид. Обаятельно улыбаясь, он дождался, пока Графиня и Конрад Симонсен устроятся напротив, после чего поинтересовался ходом расследования и задал несколько ничего не значащих вопросов личного порядка. Вскоре уже все трое с заметным удовольствием поддерживали оживленную беседу. К сильным сторонам Хельмера Хаммера относилось умение заставить человека, попавшего в его компанию, расслабиться. Добиться этого ему, как правило, удавалось с помощью одного нехитрого приема: он вел себя так, будто готов посвятить все свое время именно тебе. При этом он держался настолько обходительно и непринужденно, что никому и в голову не могло прийти, насколько сложны и серьезны его мысли; он казался настолько искренним и открытым, что любой с радостью готов был бы видеть этого человека в числе своих друзей. Графиня последовала его примеру и также сняла обувь. Хельмер Хаммер потянулся к лежащей рядом с ним сумке и раздал собеседникам бутылки с холодной водой. Слушая рассказ Конрада Симонсена, он добродушно усмехнулся:

– Стало быть, ты решил, что Мальте Боруп продает за «Д» сведения из базы данных полиции?

– В какое-то мгновение я так подумал и меня от этого даже в пот бросило. Но вообще-то вся эта их структура чертовски эффективна: подумать только, ведь ему удалось менее чем за полчаса получить фотографии всех семерых горничных. – Никогда нельзя недооценивать неформальные системы. Кстати, это одна из причин того, что я так люблю место, где мы с вами сейчас сидим. Именно здесь я нашел немало способных студентов, ставших сотрудниками различных министерств – разумеется, в обход обычной процедуры трудоустройства. В течение учебного семестра здесь всегда можно встретить молодых людей, которые, греясь на солнышке, что-то читают или о чем-нибудь спорят, так что сразу становится ясен их потенциал.

– И часто ты здесь бываешь? – поинтересовалась Графиня.

– Теперь, к сожалению, не так часто, как хотелось бы. Ну что, разве здесь не здорово?

Он с гордостью развел руками, как будто окружающий сад принадлежал ему одному, и продолжал:

– Вам бы следовало наведаться сюда в начале июня в период цветения магнолий. А взгляните на Пальмовый домик – ведь это настоящая жемчужина архитектуры. Строительство его было окончено в 1874 году. Это одно из первых зданий в Дании, где в качестве несущих конструкций были использованы стальные балки. Как в Эйфелевой башне. Архитекторы здесь, между прочим, были вовсе никакими не архитекторами, а садовниками. Ну и не последнюю роль, разумеется, сыграло пиво.

– Что, меценат Якобсен [47]47
  Якобсен, Якоб Кристиан (1811–1887) – известный датский промышленник и филантроп, основатель пивоваренного концерна «Карлсберг».


[Закрыть] приложил руку? – вмешалась Графиня.

– А кто же еще?

Хельмер Хаммер задумчиво покрутил свою бутылочку с остатками воды, наблюдая за тем, как внутри постепенно образуется небольшая воронка, а затем продолжил:

– Итак, инспектор криминальной полиции первого ранга госпожа Натали фон Розен, оказывается, я не единственный, кто проявляет интерес к новейшей истории страны?

Хотя столь официальное обращение и носило явно шутливый характер, однако оно сразу же расставило все по своим местам. Неожиданно вместо своей подчиненной отозвался Конрад Симонсен:

– Мы оба проявляем такой интерес, и это нетрудно объяснить, хотя и сложно понять.

– Вот как? Но, может, я все-таки попытаюсь?

Разница во властных полномочиях между начальником убойного отдела криминальной полиции и заведующим отделом аппарата премьер-министра была огромной; к тому же в настоящий момент пресловутые исторические штудии сотрудников правоохранительных органов представлялись, мягко говоря, довольно несвоевременными. И тем не менее Конрад Симонсен начисто – по-другому и не скажешь – переиграл Хельмера Хаммера. Для начала он весьма образно и живо поведал о телефонной беседе Графини, в ходе которой она получила зловещее предупреждение. Затем с непроницаемой серьезностью привел два конкретных примера того, как предсказания этой ясновидящей сбывались, – в том числе и рассказ о юношах на мопедах, который, правда, на этот раз получился у него гораздо более живописным. Графиня в буквальном смысле слова застыла от изумления, пораженная неожиданным проявлением ораторского таланта своего спутника, за счет которого он с блеском развеивал последние сомнения в уместности ее действий. Разумеется, никто – будь он в здравом уме – не отреагировал бы иначе, получи он такое предупреждение, как она. В противном случае это тянуло бы как минимум на должностное преступление. Таким образом, как ни крути, а Хельмер Хаммер оказался надежно приперт к стенке. Правда, следует отдать ему должное – он незамедлительно признал это и, как мог, постарался исправить положение.

– Да, признаюсь, это я как-то проглядел. Ну раз на вашей стороне даже духовидцы, то с вами, вероятно, не поспоришь. «Прилипни к нему как репей» – действительно, не слабо сказано! Что ж, Графиня, ты в точности так и поступила и – не сочти за пустой комплимент – проявила при этом недюжинный талант и чудеса трудолюбия.

Графиня молча кивнула. После того как Конрад Симонсен вступился за нее, она чувствовала себя полностью убежденной в нужности проводимого ею параллельного расследования. Несомненно, шеф абсолютно прав – она просто обязана была сделать это.

Хельмер Хаммер продолжал, по-прежнему обращаясь преимущественно к Графине:

– Давай для начала назовем то, что, как тебе кажется, ты выяснила по поводу поездки Бертиля Хампель-Коха на Гренландию в 1983 году, правдой номер один. Такой номер я присваиваю потому, что у меня самого также имеется информация на этот счет, которую мы в таком случае назовем правдой номер два. В семидесятые-восьмидесятые годы в министерстве обороны существовала устоявшаяся практика на пару недель посылать молодых, подающих надежды сотрудников в команду «Сириус», которая, как вам известно, патрулирует на собачьих упряжках границы Дании в северной и восточной Гренландии. Это воспринималось как своего рода поощрение, а также весьма неплохо смотрелось в личном резюме, так что практически все, кому предоставлялась такая возможность, неизменно отвечали согласием. В 1983 году подошла очередь Бертиля Хампель-Коха, однако тут возникла некая проблема. Бертилю не хотелось отправляться на Гренландию под своим собственным именем, так как с 1978 по 1994 год его дядя, Тюге Хампель-Кох, занимал пост командующего вооруженными силами страны. Что ж, его вполне можно было понять, ибо столь высокие родственные связи не замедлили бы сказаться на отношениях с коллегами по экспедиции. И его непосредственный начальник пошел на беспрецедентный шаг – разрешил Бертилю во время его поездки – точнее, поездок, ибо их было две – использовать имя «Стин Хансен». Почему по профессии он вдруг оказался геологом, я, честно говоря, не знаю.

– Так ты говоришь, что поездок было две? – переспросил Конрад Симонсен.

– Да, первая состоялась летом 1983 года – он летал на станцию «Север», расположенную на северо-востоке Гренландии на Земле Кронпринца Кристиана. Здесь он встретился с некоторыми своими будущими товарищами по команде «Сириус», и они вместе участвовали в оборудовании складов для зимних экспедиций. Именно во время этой поездки у него и была промежуточная посадка на базе в Сёндре Стрёмфьорде, но это вы уже знаете. Во время второй поездки в феврале 1984 года он, собственно, и принимал участие в патрулировании границы на собачьих упряжках, однако это уже совсем не так интересно.

– Тогда, выходит, он вовсе и не был в Ту… – изумленно начала Графиня.

Хельмер Хаммер мягко, но в то же время решительно прервал ее:

– Стоп, стоп! Это же моя правда, так что позволь мне самому все сформулировать. То, что по дороге на станцию «Север» в 1983 году Бертиль Хампель-Кох останавливался на военной базе в Сёндре Стрёмфьорде, является неоспоримым фактом. И в этой связи у меня возникла одна проблема, которую, надеюсь, вы мне поможете решить.

– Мы все внимание, – с готовностью откликнулся Конрад Симонсен.

– Не стану скрывать, что мне самому гораздо больше по душе именно правда номер два, то есть моя собственная трактовка событий, которая, кстати, – могу вам в этом поклясться – целиком и полностью достоверна. Равным же образом не буду отрицать, что ее также предпочитает придерживаться мой шеф, как, впрочем, и все его многочисленные предшественники. Тогда как правде номер один необходимо – по нашему мнению – вылежаться еще двадцать-тридцать лет, прежде чем стать предметом тщательного изучения.

Употребление им в последней фразе местоимения множественного числа достигло своей цели. Обоим слушателям стало абсолютно ясно, с какими именно силами им предстоит столкнуться в том случае, если они не захотят подчиниться. Поняв по молчаливой реакции собеседников, что они вполне готовы принять его точку зрения, Хельмер Хаммер победно улыбнулся:

– Мои жена и дочь вечно твердят, что я должен больше доверять людям, и они, несомненно, совершенно правы. Я ведь правильно понял, вы поможете мне сделать так, чтобы стала известна именно правда номер два? Наверняка это возымеет гораздо больший эффект, если будет исходить от вас. Кроме того, можете не сомневаться, я никогда не забываю оказанных мне услуг.

Чуть помедлив, Конрад Симонсен спросил:

– И как ты себе это представляешь?

Чиновник подробно объяснил. Сыщики снова сигнализировали о своем согласии; лишь Графиня с легкой досадой уточнила:

– Стало быть, никакой базы в Туле, никакой книги и никакого письма?

Заведующий отделом с сочувствием покачал головой:

– Никакой базы в Туле, никакой книги и никакого письма. К сожалению, так, хотя я хорошо понимаю – при всем том огромном объеме блестяще проделанной тобой работы, – насколько это обидно. В особенности, что касается письма – ведь это просто фантастика! Это – настоящий шедевр, который заслуживает того, чтобы быть напечатанным на обратной стороне каждого заявления о принятии на должность в центральной администрации с пометкой «Прочитать и выучить наизусть».

Взглянув на часы, он потянулся было за своими туфлями, однако внезапно передумал и по собственной инициативе с видимым удовольствием начал рассказывать:

– Итак, правительство США запрашивает Данию о том, как она отнесется к размещению на Гренландии атомного оружия. Простой и прямой вопрос. Ответ, однако, следует отнюдь не столь простой и является в своем роде истинным шедевром, созданным одним из предшественников Бертиля по имени Нильс Свенингсен. Для начала в ответном послании указывается, что американский посол не предоставил никакого конкретного плана ввоза на Гренландию атомного оружия – что, кстати, полностью соответствует действительности. Правительства, как правило, оперируют конкретными планами. Кроме этого, в письме вместо атомных зарядов фигурируют боеприпасы особого вида. И наконец, следует нечто абсолютно невероятное – ввиду отсутствия конкретных планов от имени премьер-министра господин директор Свенингсен отвечает: «Я не считаю, что Ваши замечания требуют каких-либо комментариев с моей стороны».

В полном восторге он сделал паузу.

– В переводе это означает: «Хотя официально, конечно, мы вам это запрещаем, однако, пожалуйста, ввозите какие хотите атомные бомбы, лишь бы мы об этом не знали». Ну, как вам нравится?! «Я не считаю, что Ваши замечания требуют каких-либо комментариев с моей стороны»… И это – правительству США. Нет, черт возьми, поистине гениально!

На этот раз уже Конрад Симонсен посмотрел на часы. Ему давно уже следовало допрашивать подозреваемого в двойном убийстве, да и, кроме того, ничего такого уж гениального в данной ситуации он не усматривал.