Текст книги "Всё имеет свою цену"

Глава 49

Дорога от Сёллерёда до префектуры полиции выдалась трудной. Графиня попала в столичный час пик и получила прекрасную возможность убедиться, что Копенгаген, невзирая на похищение Полины Берг и Жанет Видт, продолжает жить своей обычной жизнью. Данное обстоятельство злило ее, хотя сама она прекрасно понимала, насколько это глупо; тем не менее в префектуру она прибыла гораздо более раздраженной, чем выехала из дома. По дороге к кабинету Конрада Симонсена она постаралась стряхнуть с себя недовольство, что оказалось не так-то просто сделать.

Шеф сидел на стуле перед разложенной на полу крупномасштабной картой Зеландии и, когда она вошла, едва ответил на ее приветствие. На карте красной тушью были обведены разные районы, причем сделано это было довольно неаккуратно, по-видимому, наспех, так что Графиня даже не сразу смогла их узнать. Начала она с того, что настежь распахнула окно – чувствовалось, что начальник здесь курил. Конрад Симонсен спросил:

– Знаешь, сколько на Зеландии церквей?

– Понятия не имею. Наверное, много.

– Вот именно, дикая уйма церквей, причем во многих случаях границы церковных округов не имеют ничего общего с муниципальными, так сказать, светскими границами.

Он начал монотонно перечислять разнообразные округа, приходы и епархии. Графине было прекрасно известно такое его состояние. С трудом сдерживаемое раздражение заставляло его, помимо собственной воли, быть многословным и занудным.

– Белая часовня? Ты о ней думаешь?

Он, казалось, ее не слышал.

– И добавь сюда кладбища, крематории, общинные молельные дома, а также огромное количество часовен в различных частных замках и имениях. Не говоря уже о всевозможных католических религиозных орденах, в названиях которых сам черт ногу сломит. И ведь у каждого есть свой монастырь, а часто и не один, и разбросаны они по всей стране где попало…

Он говорил быстро, почти лихорадочно, от привычной манеры абстрагироваться от мелких деталей не осталось и следа. Чувствуя, насколько сильно Конрад Симонсен возбужден, Графиня с тревогой посмотрела на его покрытый крупными каплями пота лоб и тихонько заметила:

– Ты здорово вспотел.

Он вытер лицо носовым платком и чуть более спокойным тоном сказал:

– Не стоит переживать, у меня все под контролем. Просто я чертовски зол, а на это совсем нет времени. Но ничего, теперь-то я немножко выпустил пар.

– Пойми, Симон, меня в первую очередь волнует вовсе не какой-то там контроль, а твое здоровье.

Конрад Симонсен позволил себе скупо усмехнуться. – Не стоит. Потею я только тогда, когда у меня случается одышка и не хватает кислорода, а это быстро проходит. Вчера, когда у меня был первый приступ, я, черт возьми, действительно слегка испугался, но потом обнаружил, что сам могу провоцировать такие приступы с помощью… дьявол, как это называется, когда нарочно задерживаешь дыхание?

– Гипервентиляция.

– Вот именно; стоит мне это сделать, и я становлюсь мокрым как копченая селедка.

– Но это же ненормально.

– Согласен, ненормально. Но на то, чтобы вникать во все это, у нас сейчас просто нет времени. Существуют куда более важные вещи. Ты как считаешь?

– Я считаю, что тебе нужно нормально дышать. А можно узнать, что тебя так разозлило?

– Очередное совещание в министерстве юстиции, на котором мне надлежит присутствовать через три четверти часа. Попробуй-ка угадать, кто его назначил.

– Хельмер Хаммер?

– Замечательно, не правда ли?! А я-то решил, что после нашей пресс-конференции в пятницу весь этот «зоопарк» остался в прошлом. Выходит, ничуть не бывало. Теперь мне нужно заседать с директором департамента полиции и начальником главного управления полиции, с директором таким-то и начальником отдела сяким-то, а также неким генерал-командором, да вдобавок еще и начальником ПСК – не представляю, откуда он-то там взялся. Только вот уж хрен я к ним всем поеду. Для начала я спихну это дело на тебя, а коли ты откажешься – боже упаси меня упрекать тебя за это! – отправлю Поуля. Если же и он не поедет – что ж, тогда, клянусь, пошлю им дохлого кота Полины! Может, тогда его сиятельство великий герцог Хаммер поймет наконец, что у нас есть гораздо более важная работа, чем играть роль некой пресс-службы при нем и всех этих высоких сановниках.

Графиня осторожно поинтересовалась:

– А какова повестка дня?

– Полагаю, что-нибудь невразумительное относительно взаимного обмена информацией. Мне позвонила директор департамента, и когда я задал ей тот же вопрос, она наверняка придумала тему прямо на ходу. На нее это так похоже. Она ведь относится к такому типу людей, которые, стоит вышестоящим свистнуть, сразу же бросаются исполнять, не задавая лишних вопросов, тем более по столь незначительному поводу, как повестка дня.

– Ты предупредил, что не придешь?

– Я обещал ей сделать все от меня зависящее, чтобы найти какого-нибудь компетентного сотрудника, в графике которого образовалось бы соответствующее свободное время, однако, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, сделать это будет неимоверно сложно.

– И что она тебе на это ответила?

– Ничего. Мне кажется, она даже не поняла, что я имею в виду. Но это все ее проблемы.

Графиня взглянула на часы и подумала, что пока еще время терпит. Кивнув на разложенную на полу карту, она спросила:

– Ты что, решил подключить всю огромную машину к поиску этой часовни? Я имею в виду, что у нас слишком мало оснований полагаться на эту информацию. Кроме того, если я не ошибаюсь, нет ничего, что бы указывало на особую приверженность Андреаса Фалькенборга какой-то религии.

– Ты права. Могу тебя успокоить: я уже решил отложить решение вопроса с часовней до лучших времен. Несмотря на то, что, как мне кажется, в будущем мы можем еще пожалеть об этом. Однако в настоящий момент у меня, попросту говоря, не хватает людей.

– Людей? Людей-то у нас как раз предостаточно. Многие коллеги готовы добровольно оказывать нам посильную помощь. Не говоря уже об обычных гражданах.

– Да, но сейчас это не совсем то, что нам нужно. Основной задачей на завтра и послезавтра будет организация суперэффективного и высокопрофессионального скрытого наблюдения за Андреасом Фалькенборгом, как только его удастся обнаружить. А в последнем можно не сомневаться, если, конечно, он вообще появится в каких-либо общественных местах. Мы создали целую сеть из опытных сотрудников, разместив их во всех стратегически важных точках столичного региона с тем, чтобы, как только он объявится, мы бы смогли в течение четверти часа взять его под плотный контроль. Это крайне важно. Теперь мы ни при каких обстоятельствах не имеем права его упустить, равно как и не можем позволить ему засечь нашу слежку. По вполне понятным причинам это будет равносильно полному провалу.

– Так ты не собираешься его задерживать?

– Нет, не собираюсь. Я рассчитываю, что слежка за ним повысит наши шансы на то, чтобы найти женщин. Именно так я оцениваю ситуацию, и так мы и будем действовать на первом этапе.

Графиня кивнула, давая понять, что разделяет его мнение, и Конрад Симонсен продолжал:

– Среда – крайний срок. Если же нам все-таки не удастся обнаружить его до этого времени, то будем исходить из того… будем исходить из того, что будет более разумным начать поиски того места, где он держит Полину и Жанет Видт. Но все должно делаться организованно. Толпы доброжелателей, которые стихийно пытаются участвовать в поисках, способны принести больше вреда, чем пользы. В этом-то как раз и заключается основная трудность, ибо большинство тех, кто может вести розыск организованно, в данный момент готовится к установлению скрытого наблюдения. Я отказываюсь от поиска белой часовни вовсе не потому, что сомневаюсь в конечном результате, – просто сейчас я не могу позволить себе оказаться между двух стульев. А в принципе все эти склепы и часовни – превосходная зацепка, если учесть, что ничего лучшего в настоящее время у нас нет.

Графиня задумчиво хмыкнула, а затем с деланым безразличием сказала:

– Что ж, это понятно. Действительно, выбора у нас нет, хотя, быть может, Мадам и права по поводу этой часовни. Досадно, что мы не можем задействовать людей из ПСК. Они-то как нельзя лучше подходят для организации и ведения скрытого наблюдения.

Конрад Симонсен проворчал:

– Ну на их помощь никогда нельзя рассчитывать. Еще бы, кому же в это время заботиться о безопасности страны? Да и кто нам может такое позволить?

Главный инспектор умолк, затем медленно повернул голову и посмотрел в глаза Графине. На некоторое время повисла пауза, наконец Графиня сказала:

– Мадам назвала тебя ёжиком.

– Хм-м-м… Надо будет непременно обсудить с ней это, когда умру. Позови-ка Эрнесто Мадсена, я хочу, чтобы он отправился с нами. Ну, ладно, все, пора ехать.

Глава 50

Совещание проходило в здании министерства юстиции в самом центре Копенгагена на улице Слотсхольмсгаде, и уже время его проведения красноречиво говорило о том, какое значение придают ему собравшиеся здесь особы. Вне всякого сомнения, каждый из них вполне мог провести этот теплый сентябрьский вечер гораздо более приятным образом. Однако похищение двух молодых женщин, которые в настоящий момент если и не были мертвы, то, по всей видимости, находились в серьезной опасности, являлось событием такого рода, которое требовало проявления самого пристального внимания со стороны даже самых высокопоставленных лиц в чиновничьей иерархии Дании. Именно в этом смысле выразился Хельмер Хаммер. Все СМИ – как обычные, так и электронные – уделяли данной истории первостатейное внимание, так что все участники совещания хотели или делали вид, что хотят быть в курсе всех предпринимаемых действий. В числе собравшихся были директор департамента полиции, начальник Главного управления полиции Дании, шеф полицейской службы контрразведки и прокурор Копенгагена и Борнхольма; кроме них, здесь присутствовали также заведующий одним из отделов министерства юстиции и личный секретарь министра, а также Бертиль Хампель-Кох из министерства иностранных дел и Хельмер Хаммер, представляющий аппарат премьер-министра. Единственными оперативными сотрудниками, приглашенными на совещание, были Конрад Симонсен и Графиня, которые явились в сопровождении Эрнесто Мадсена, на участии которого настоял главный инспектор; впрочем, против этого никто и не возражал. Директор департамента, расположившаяся за столом как раз напротив начальника отдела убийств, улыбнулась Конраду Симонсену. Сейчас на ней красовалось коричневое платье с серовато-белыми оборочками, что делало ее удивительно похожей на аппетитную пышку. Видно было, что она нервничает, хотя никаких видимых причин для этого вроде бы и не было. В ответ Конрад Симонсен также улыбнулся. Бертиль Хампель-Кох сам вызвался быть секретарем и, не дожидаясь ничьих возражений, занес данный факт в протокол, после чего, следуя законам чиновничьей иерархии, предоставил слово начальнику Главного управления полиции Дании.

Начальник Главного управления полиции был прямо-таки писаным красавцем. Прекрасно сложенный, с классическим профилем и шикарными седыми волосами, которые всегда выглядели так, будто он только что вышел от парикмахера. Неизменно серьезное выражение его лица, как правило, действовало на собеседников соответствующим образом и заставляло их сохранять в процессе общения с ним предельную концентрацию внимания. Немало способствовали этому и дорогие золоченые очки, которые начальник управления имел привычку снимать всегда, когда считал, что высказываемые им мысли имеют особое значение, что, впрочем, случалось едва ли не каждый раз, как он раскрывал рот. Что касается его письменных распоряжений, то их с равным успехом можно было бы назвать как гениальными, так и бессмысленными. И в префектуре столичной полиции, и в сотнях полицейских участков по всей стране все подчиненные на чем свет стоит кляли его туманные приказы, постоянно оставляющие возможности абсолютно разнообразного толкования и тем самым снимающие с него самого всякую ответственность в случае, если что-то пойдет не так.

На этот раз, однако, он поразил всех – отчасти тем, что оставил свои очки на месте, однако главным образом потому, что без ненужных вступлений сразу же предоставил возможность высказаться Конраду Симонсену. Последний начал свое выступление так:

– Надеюсь, это наше совещание будет как можно более коротким. Я признаю, что вы вправе требовать от меня информации, но, полагаю, вы и сами понимаете, что каждую минуту, проведенную мной здесь, я отрываю от времени, которое должно идти на поиски следов похищенных инспектора полиции Полины Берг и ученицы гимназии Жанет Видт. А время на настоящий момент является наиболее критическим фактором. Так что если наша встреча не будет проходить предельно быстро и исключительно в конструктивном плане, то вам придется обойтись без меня и моих сотрудников.

Учитывая достаточно скромный ранг Конрада Симонсена, данное недвусмысленное заявление прозвучало, по всей видимости, довольно смело, однако практически все присутствующие согласно закивали, лишь секретарь министра юстиции с явным неудовольствием заметила:

– Что ж, свято место пусто не бывает.

Это была молодая женщина с короткими светлыми волосами и огромными огненно-красными пластмассовыми клипсами в ушах, что, как ни странно, удивительно ей шло. Конрад Симонсен, толком не зная, как ответить, ограничился тем, что бросил на нее сердитый взгляд. Внезапно помощь пришла к нему с той стороны, откуда он ее совсем не ждал. Всем известный своим крутым нравом шеф ПСК коротко рыкнул:

– Чушь, Конрад Симонсен абсолютно прав. Давайте уже начнем.

Слово вновь было предоставлено Конраду Симонсену, который вкратце отчитался о последних предпринятых полицией мероприятиях. Разумеется, ни в какие детали он особенно не вдавался, однако, с другой стороны, ничего и не скрывал. В частности, это касалось допроса, учиненного Полиной Берг своему будущему похитителю, а также факта установки Андреасом Фалькенборгом прослушивающей аппаратуры в домах Арне Педерсена, Графини и его собственном, что в конечном итоге имело для Жанет Видт самые катастрофические последствия. Тем не менее никто из присутствующих не высказал по данному поводу никаких упреков. Начальник Главного управления полиции Дании снял очки и спросил:

– Ты говоришь, вы можете использовать данные микрофоны, чтобы подстроить ему ловушку? Каким образом?

Шеф ПСК снова вмешался, грубо оборвав на этот раз уже своего непосредственного начальника:

– Нам вовсе незачем это знать. Последний раз, когда на этого Фалькенборга слегка надавили, дело обернулось чертовски плохо, но, может, сейчас удастся хоть сколько-нибудь улучшить положение.

Продолжения данная тема не имела, что искренне порадовало Конрада Симонсена, ибо ни сам он, ни кто-либо из его ближайших сотрудников до сих пор так и не сумел выдумать сколько-нибудь убедительной приманки, которая способна была бы заставить Андреаса Фалькенборга проявить себя. Все предложенные до сих пор варианты выглядели натянутыми и содержали в себе гораздо больше риска, нежели надежды на успех. Заведующий отделом министерства юстиции попытался подвести итоги:

– Другими словами, лучшее, что мы пока что можем сделать, это попытаться отыскать белый фургон Андреаса Фалькенборга, а также тот предположительно существующий склад, на котором он, по вашему мнению, может в данный момент находиться?

Конрад Симонсен подтвердил:

– Вот именно, лучшее и, по большому счету, единственное. Разумеется, помимо этого мы осуществляем целый ряд общих мероприятий, в число которых входит установление усиленного наблюдения за разного рода финансовыми учреждениями, автозаправками, банкоматами, отелями, ресторанами, плавательными бассейнами, клубами, спортивными обществами, кемпингами, транспортными узлами, интернет-кафе, библиотеками и так далее и тому подобное…

Секретарь министра юстиции вновь перебила его:

– А за домом его вы, разумеется, также следите?

Сидящий рядом с ней Бертиль Хампель-Кох склонился к ней и шепнул нечто такое, что моментально заставило ее уши принять цвет клипсов. Между тем Конрад Симонсен, оставив вопрос без ответа, продолжал:

– Тем не менее у нас есть все же одна зацепка, которая, возможно, позволит нам отчасти продвинуться вперед. В процессе обыска на квартире Андреаса Фалькенборга мы сфотографировали связку его ключей, среди которых один, как мы считаем, был от склада, расположенного, по всей видимости, где-то в столичном регионе. Характерной особенностью данного ключа является ряд цифр, выгравированных на его головке. Экспертам так и не удалось установить его принадлежность, поэтому мы передали его фотографии в прессу и ожидаем, что они появятся в различных изданиях завтра с утра. Это, как правило, всегда срабатывает. Кто-нибудь наверняка знает, что означают эти цифры, а может даже, от чего именно этот ключ.

Заведующий отделом министерства юстиции резко поинтересовался:

– А почему этого нельзя было сделать в новостных программах уже сегодня вечером?

– Мы не успели.

– И при этом ты сам же заявляешь, что время сейчас важнейший фактор?!

Шеф ПСК в третий раз вмешался в беседу:

– Расследование проводят живые люди, а не машины, а то, что время является критическим фактором, еще вовсе не означает, что следственные действия должны быть скомканы. Ты что же, может, думаешь, что люди из убойного сидят у себя в ШК и в картишки перекидываются? Ты на это намекаешь?

– Я вовсе не обязан выслушивать подобного рода вещи.

– Тогда изволь не задавать дурацких вопросов.

– Я как-нибудь сам разберусь, какой вопрос является дурацким, а какой…

Конрад Симонсен с такой силой двинул кулаком по столешнице, что стол загудел.

– Уж на что у меня точно нет времени, так это на скандалы, а также на то, чтобы объяснять, почему сначала произошло что-то одно, а не другое – по поводу этого вы еще вполне сумеете учредить специальную комиссию, но только потом, когда обе женщины будут уже мертвы.

Слова его заставили всех на некоторое время умолкнуть; первым опомнился прокурор Копенгагена:

– Если никто не хочет этого говорить, то придется, по всей видимости, мне… Похищенная инспектор полиции работает в вашем отделе, и все вы, таким образом, являетесь, в определенном смысле, лицами заинтересованными. Учитывая это, может, стоило бы поручить дальнейшее ведение расследования ПСК?

Конрад Симонсен уже давно ожидал подобного вопроса и заранее решил, что не станет его обсуждать. Каким бы несправедливым ни казалось данное предложение, однако формально оно вовсе не было лишено смысла. Определять, что в данном случае представляется наиболее эффективным, предстояло не ему: по настроению, царящему за столом, главный инспектор понимал, что слова прокурора упали на вполне подготовленную почву. Тем большей неожиданностью для него стало, когда Хельмер Хаммер, до сих пор не проронивший ни звука, твердо и недвусмысленно заявил:

– Нет! Конрад Симонсен продолжает осуществлять оперативное руководство, все прочие подчиняются его распоряжениям. Точка!

Поскольку никому и в голову не пришло вступать в дискуссии с представителем администрации премьер-министра, вопрос оказался закрытым. Чтобы окончательно сменить тему, Бертиль Хампель-Кох спросил:

– А как обстоит дело с этими двумя женщинами – они уже мертвы?

Хельмер Хаммер чуть заметно понимающе усмехнулся. Бертиль Хампель-Кох рассчитал все с искусством фокусника, который отвлекает внимание публики от своего цилиндра, извлекая из рукава пиджака голубя. Теперь у того, кто прочтет протокол заседания, не возникнет ни малейших сомнений в согласии всех присутствующих и в дальнейшем предоставить Конраду Симонсену всю полноту руководства расследованием – ведь по данному поводу не прозвучало ни единого возражения.

Главный инспектор жестом переадресовал вопрос Хампель-Коха Эрнесто Мадсену, который, слегка нервничая, сказал:

– Этого я не знаю, однако не приходится сомневаться, что если он их еще не убил, то сделает это обязательно, и при этом весьма скоро. Он не собирается держать их взаперти ни на час дольше, чем требуется.

– А может его хоть что-то остановить – я имею в виду, существует ли у нас хоть какая-то надежда?

– По поводу последнего – не знаю, а что касается первого… Скорее всего, он постарается обставить все таким образом, как делает это при каждом очередном своем убийстве.

– Это так важно для него?

– Крайне важно! Он не собирается ни на миллиметр отступать от опробованной схемы. Все должно быть в точности так же, как и во время всех его предыдущих убийств, вплоть до мельчайших деталей. Например, мы ведь знаем, что он делает вид, будто стрижет ногти у тех женщин, которые на самом деле вовсе в этом не нуждаются…

Конрад Симонсен прервал его:

– Не стоит вдаваться в такие подробности.

Секретарь министра юстиции немедленно возразила:

– Почему же, я с удовольствием послушаю.

Тем не менее Эрнесто Мадсен, следуя указанию шефа, закончил:

– В общем, все должно быть как обычно.

Для того чтобы переварить эту информацию, присутствующим потребовалось несколько секунд, после чего Бертиль Хампель-Кох поинтересовался:

– А что именно из приготовлений может потребовать длительного времени?

– К сожалению, практически ничего. Правда, к примеру, ему понадобится красная помада, и если в данный момент у него ее нет, то он будет вынужден найти соответствующий магазин и купить ее.

Все прекрасно понимали, что сделать это можно достаточно быстро, однако Конрад Симонсен все же попытался вдохнуть в коллег толику оптимизма:

– Не забывайте, что он объявлен в розыск повсеместно, так что все это может оказаться для него не столь просто.

Психолог поддержал его:

– Кроме того, прежде чем убить их, он наверняка выроет могилы для обеих. Может, это его несколько задержит. Ведь оба похищения он осуществил без своей обычной тщательной подготовки. Во всех тех случаях, когда он убивал, Фалькенборг, прежде чем напасть на свою жертву, предварительно осуществлял все необходимые приготовления. Что касается данного случая, ему это вряд ли удалось.

Сидящие за столом с сомнением переглядывались: честно говоря, шансы несчастных особого оптимизма не вселяли.

Эрнесто Мадсен вынужден был ответить еще на несколько вопросов.

– Может, стоит попробовать обратиться к нему – я имею в виду по телевидению. Чтобы обращение зачитал, к примеру, кто-нибудь, кого он знает?

Спросил это начальник Главного управления полиции – причем на этот раз очки он не снимал. Однако, несмотря на то, что данная мысль казалась конструктивной и как бы напрашивалась сама собой, Эрнесто Мадсен ее сразу же отмел:

– Нет, это нисколько не поможет.

Шеф ПСК также поинтересовался:

– А он будет убивать их вместе или по отдельности?

Эрнесто Мадсен сначала даже не понял:

– Это как, в одном пластиковом мешке, что ли?

На губах заведующего отделом министерства юстиции появилась язвительная ухмылка, которая, однако, сразу же пропала, стоило ему встретиться с гневными взглядами прочих присутствующих. Шеф ПСК тем временем и не думал сдаваться.

– Прошу прощения, вероятно, я неточно выразился. Я имею в виду, между убийствами обеих пройдет какое-нибудь время?

Конрад Симонсен откровенно заметил:

– Хороший вопрос, мне самому следовало бы его задать.

Немного помедлив, Эрнесто Мадсен задумчиво ответил:

– Собственно говоря, я об этом как-то не думал, однако, раз уж зашла речь… Все должно быть как обычно, в противном случае, с его точки зрения, все будет испорчено. Да, это добрый знак, в сущности, я полагаю, он не станет убивать их одновременно. Скорее всего, он постарается полностью разделаться с одной и лишь после этого примется за другую. Да, по-видимому, все так и будет – маловероятно, чтобы он убил их обеих вместе. Может, между убийствами пройдет день – все зависит от конкретных условий… Хотя, быть может, я просто выдаю желаемое за действительность.

Секретарь министра юстиции сказала раздраженным тоном:

– Насколько я понимаю, когда вы найдете преступника – если, конечно, вообще найдете, – вы собираетесь не арестовывать его, а просто установить за ним слежку. Все сотрудники придерживаются того же мнения?

Вопрос был адресован Конраду Симонсену, который не стал медлить с ответом:

– Разумеется, нет, однако ничего иного, по-видимому, нам не остается. Я считаю, что единственная возможность спасти женщин, это проследить за ним. Тем не менее должен признаться, что и у меня есть на этот счет определенного рода сомнения. Все зависит от того, когда мы его обнаружим – нельзя допустить, чтобы он разгуливал незамеченным еще на протяжении нескольких дней. С другой стороны, мы убеждены, что если его арестовать, то он попросту откажется разговаривать с нами. Так что в определенном смысле это не оставляет нам выбора.

Шеф ПСК перехватил у главного инспектора инициативу и довольно осторожно начал:

– Мне бы весьма хотелось, чтобы в случае необходимости мы имели возможность надавить на него с целью получения информации о том, где находятся его жертвы. Особенно если окажется, что одна из них или же обе еще живы.

Все понимали, что это пробный шар, равно как и то, что данная тема – весьма скользкая. Конрад Симонсен уже давно сформулировал свою позицию. Он готов был сделать все, что в его силах, чтобы вернуть Жанет Видт и Полину Берг к обычной жизни. Ситуация, при которой Андреас Фалькенборг был бы арестован и упрямо отказывался говорить, в то время как его жертвы медленно гнили бы на какой-нибудь тайной квартире, была для главного инспектора попросту неприемлема. Поэтому он хотел бы узнать, какого мнения придерживаются по данному поводу все остальные. Если бы он получил сверху карт-бланш на то, чтобы во время допросов несколько нарушить обычные нормы, то это могло в значительной мере изменить его решение не арестовывать преступника, а лишь установить за ним наблюдение. Следовало отметить, что в общем и целом совещание развивалось в гораздо более позитивном ключе, нежели он мог предположить заранее.

Прокурор, обращаясь к шефу ПСК, неуверенно спросил:

– Имеется в виду физическое давление?

Тот не стал лукавить:

– Именно об этом я и говорю.

Начальник Главного управления полиции потянулся было к своим очкам, однако, очевидно, передумал и, оставив их в покое, попытался уйти от прямого ответа:

– В отношении этого мы могли бы определиться, когда данный вопрос станет по-настоящему актуальным.

Директор департамента полиции и заведующий отделом министерства юстиции демонстрировали свое полное согласие, Бертиль Хампель-Кох нахмурился, после чего Хельмер Хаммер в предельно ясных выражениях расставил все точки над i. При этом он говорил медленно, с расстановкой и едва ли не угрожающе:

– Вы можете использовать все предусмотренные законом средства, в том числе и те, которые находятся на грани дозволенного, как в эпизоде, столь живо обсуждавшемся в прессе на прошлой неделе. Тем не менее вне зависимости от ситуации, применение пыток в любой их форме полностью исключается. Если они все же будут применены, то исполнителей ждет судебное разбирательство, а их непосредственному руководству придется ответить в соответствии с их должностными полномочиями и уголовным законодательством страны.

Взглянув прямо в глаза директору департамента полиции, а затем начальнику Главного управления полиции, он прибавил, делая акцент на каждом слове:

– И можете не сомневаться, что данная ответственность будет распространяться на все вышестоящие инстанции.

Он сделал небольшую паузу, чтобы все сумели хорошенько усвоить его слова, после чего пояснил:

– В Дании пытки не применяются. Точка! А пытки остаются пытками вне зависимости от всяких там языковых ухищрений и изысков. Не стоит тешить себя возможностями вольного толкования данного термина. Именно так и выразился мой непосредственный начальник, и я могу заверить всех присутствующих здесь, что данная позиция превосходно осмыслена им как в личном плане, так и в политическом аспекте.

Переведя взгляд на Конрада Симонсена, он прибавил:

– До тех пор, пока Андреас Фалькенборг находится в ведении государственных органов, никакого физического вреда причинять ему нельзя.

После этого он обратился к Бертилю Хампель-Коху как к ведущему протокол заседания:

– Все только что сказанное мной следует дословно внести в протокол, включая и предупреждение, что в случае нарушений наступающая ответственность не ограничится исключительно уровнем оперативных работников и их непосредственного руководства. И будь добр, прочти вслух, что у тебя получилось.

Бертиль Хампель-Кох зачитал соответствующую запись в протоколе, и Хельмер Хаммер жестом продемонстрировал, что полностью удовлетворен. Затем он вновь покосился на директора департамента и начальника Главного управления полиции, которые как по команде приняли самый серьезный вид и дружно закивали. Лишь после этого совещание продолжилось.

На этот раз слово поторопился взять Бертиль Хампель-Кох; своим обычным визгливым фальцетом он задал Хельмеру Хаммеру весьма неожиданный вопрос:

– А коль скоро речь будет идти о жизни и смерти этих двух женщин, и серийный убийца окажется вне ведения государственных органов, допускаешь ли ты необходимость применения к нему особых методов ведения допроса?

– Скажем, в качестве самого последнего средства, – прибавил шеф ПСК.

Хельмер Хаммер с раздраженным видом мотнул головой и сказал:

– Поскольку вы не конкретизируете, о каких именно формах допроса идет речь, то я не считаю, что ваши замечания требуют каких-либо комментариев с моей стороны.

Конрад Симонсен почувствовал, что обливается потом, и лихорадочно расстегнул пару верхних пуговиц рубашки. Внезапно ему стало предельно ясно, для чего вообще устраивалось данное совещание. Последнее замечание Хельмера Хаммера дословно повторяло ту фразу, которой он столь бурно восхищался меньше недели назад во время их встречи в Ботаническом саду. Фактически эта фраза давала разрешение совершить то, что запрещено. Графиня также, похоже, начала понимать, что именно происходит. Только что они получили зеленый свет делать с Андреасом Фалькенборгом, как только он будет пойман, что угодно, лишь бы никто ничего об этом не узнал. От неожиданности у нее непроизвольно отвисла нижняя челюсть, из уголка рта на подбородок потекла тонкая струйка слюны. Опомнившись, она шумно захлопнула рот, внеся тем самым свой посильный вклад в развернувшуюся дискуссию. Шеф ПСК, не глядя, протянул ей салфетку и, повернувшись к Эрнесто Мадсену, спросил:

– А ты с точки зрения своего профессионального опыта как считаешь, существует ли вероятность того, что в случае ареста Андреас Фалькенборг все-таки пойдет на диалог с полицией?