Текст книги "Всё имеет свою цену"

Глава 58

Все события в последние двое суток происходили без какого-либо непосредственного участия в них Арне Педерсена. Он по-прежнему свободно расхаживал по зданию префектуры полиции, присутствовал при всех интересовавших его разговорах, однако ни к чему серьезному в том числе и к принятию решений, его не привлекали. В результате распространившихся слухов об утрате им трудоспособности, где бы он ни появился, его встречали неизменно предупредительно и дружелюбно, но в то же время относились как к пустому месту. Сам он даже не пытался как-то изменить ситуацию. Первые сутки после появления известия о похищении Полины Берг он и впрямь был настолько не в себе, что в смысле ведения расследования от него не было никакого толка. Многие из коллег уговаривали его пойти домой, однако он упорно отказывался. До тех пор, пока все это не закончится, он предпочитал оставаться вместе со всеми – даже сама мысль о том, чтобы поступить иначе, казалась ему невыносимой. Поскольку ни у кого не было времени специально заниматься Арне, к его присутствию все скоро привыкли и просто старались его не трогать. Как какого-то комара, с горькой иронией думал он, как какого-то надоедливого комара.

К собственному удивлению, никаких проблем со сном он больше не испытывал. Ночной кошмар, в котором присутствовали его мать, ведьма и, наконец, задыхающаяся в пластиковом мешке Полина Берг, больше не повторялся. Быть может, потому, что теперь появилась реальная возможность подобного драматического развития событий, если, конечно, это уже не произошло, то есть если реальность не опередила ужасные видения. Однако точной причины он не знал, да и, в общем-то, она была ему безразлична. Как бы там ни было, а спать он теперь мог, и это было самое главное. Стоило Арне лишь прилечь на пол в своем кабинете, как через несколько минут он уже засыпал сном младенца, таким образом, едва ли было бы ошибкой утверждать, что из всех сотрудников, работающих в данном здании – или, по крайней мере, из всех сотрудников убойного отдела, – он теперь был самым отдохнувшим. Мысль эта была ему приятна, однако он предпочитал держать ее при себе и никому ровным счетом ничего не говорить. Вполне вероятно, именно спокойный сон и явился причиной того, что он понемногу стал приходить в себя.

Конрад Симонсен тоже заметил, что Арне постепенно оправляется. Они все вместе обедали, то есть сидели за одним столиком в столовой и ели, не говоря ни слова о работе.

– Похоже, Арне, тебе уже значительно лучше.

Графиня прибавила:

– Приятно видеть. Я рада.

Не обращая внимания на их слова, Арне продолжал есть. Да и что он мог сказать им в ответ? Что сам Конрад Симонсен – самое настоящее дерьмо? Как, впрочем, и она. Жирные болваны, которые лишь штаны свои протирают и ничего не делают.

Кто-то забрал ключи от его машины, и Арне догадывался почему. Ему также было совершенно ясно, что за ним негласно присматривают. Заметить это было несложно: чуть более пристальный взгляд там, косой взгляд тут, регулярные визиты в его кабинет коллег, которым, в общем-то, ничего не было нужно, кроме как осведомиться, как у него дела. Заходили они и в то время, когда он спал. Это он давно понял. Их выдал старый фокус со вставленными в дверь кусочками бумаги. Они что же, и впрямь его за дурака держат? Сейчас Арне было 42 года, двадцать из них – почти полжизни – он прослужил в уголовном розыске. А они тем не менее обходились с ним так, будто он какой-то любитель, что-то типа бойскаута. Пистолет его куда-то делся, да он, по существу, был ему и не нужен – лишняя обуза. Ему вполне хватало маленького перочинного ножа из ящика стола и обычной полицейской дубинки. Идиоты!

В четверг вечером жена принесла ему чистую одежду. Они с четверть часика поболтали. Сначала о близнецах, когда эта тема была исчерпана – о хорошей погоде. А не забывает ли он питаться как следует? Она поцеловала его и когда пришла, и когда собралась уходить – обычная привычка, так, прежде чем перейти дорогу, чисто автоматически смотришь налево. Когда дверь за ней наконец закрылась, он острее, чем когда-либо, ощутил, насколько они отдалились друг от друга. Как будто существовали в двух разных мирах. А вот принесенной супругой одежде он был искренне рад – хотелось выглядеть презентабельно, когда его арестуют. Прилично одетым, чистым и гладко выбритым. Арестанты-оборванцы ему никогда не нравились. Да, он давно уже смирился с таким их внешним видом, поскольку в большинстве своем они выглядели именно подобным образом, однако в глубине души Арне их презирал и уж сам, во всяком случае, ни за что не хотел быть похожим на одного из них.

Выставленный на мобильном телефоне звонок будильника прозвучал ровно в два ночи. Минут десять он потратил на то, чтобы размять затекшее за время сна тело с помощью небольшого, изобретенного им самим комплекса гимнастических упражнений. Он где-то читал, что японцы спят на полу на тростниковых циновках. Ничего не скажешь, закаленные люди, а также, безусловно, практичные: одним движением скатал постель и поставил куда-нибудь в уголок. Япония, Австралия, Китай, Бразилия – он всегда мечтал отправиться в большое путешествие, однако жизнь сложилась иначе. Всегда находилось что-нибудь, что оказывалось важнее. Взглянув на темноту за окном, он подумал о том, что теперь придется еще несколько лет подождать с путешествием. Затем, не надевая обуви, выскользнул в коридор и прокрался мимо кабинета Конрада Симонсена. Из-под двери пробивалась полоска света. Сердце убойного отдела – так некогда окрестили этот кабинет, кто именно – Арне не помнил. С презрением сделав вид, что плюет в сторону закрытой двери, он прошел в ближайший туалет и окончательно привел себя в порядок.

Графиня могла на протяжении нескольких месяцев не употреблять ни одного бранного слова, так что, когда с ней случалось такое, это привлекало к ней внимание всех присутствующих. «Все» в данном случае были Конрад Симонсен и шеф ПСК. Совершенно не сонные и даже слегка возбужденные, они сидели в кабинете Конрада Симонсена и обсуждали завтрашний спектакль, который просто обязан был пройти успешно. Шеф ПСК раз за разом не уставал напоминать об этом. У нас нет и не может быть никакого плана «Б»: или все пройдет так, или – никак. Иногда, правда, форма несколько менялась: Если не завтра, то – никогда. Ну, или еще как-то в этом роде. Казалось, ему нравится так говорить, но от частоты повторов важность смысла высказывания не утрачивали. И в этот момент на мобильный телефон Графине поступило какое-то сообщение. Взглянув на дисплей, она растерянно воскликнула:

– Черт подери! Арне пропал.

Конрад Симонсен вскочил так резко, что стул его опрокинулся.

– Не может быть! Куда пропал? Откуда ты это знаешь?

– Это его мобильник. Когда он находится более чем в двухстах метрах от ШК, мне поступает эсэмэска. Не спрашивай, каким образом я это сделала.

Шеф ПСК воспринял новость спокойнее.

– Значит, сейчас он примерно в двухстах метрах отсюда.

– Ну да, в двухстах или около того.

– Тогда расслабьтесь. У нас масса времени.

Конрад Симонсен послушно поднял стул и сел, слегка сконфуженный собственной бурной реакцией. Обращаясь к Графине, он сказал:

– А может, ему просто захотелось подышать воздухом. Мы вообще-то знаем, куда он направляется?

– Не строй из себя дурака.

– Он вооружен?

– Вряд ли, его пистолет у меня.

Главный инспектор взглянул на шефа ПСК.

– Надеюсь, твои люди успеют его остановить, пока он все не испортил.

Тот утвердительно кивнул, однако предпринимать ничего не стал. Слегка почесав пальцем висок, он задумчиво сказал:

– Правда, существует и другой вариант.

Следующие несколько секунд показались всем вечностью. Графиня молчала, не отрывая взгляда от пола. Конрад Симонсен грозно воззрился на нее.

– Скажите, вы что, с ума сошли, что ли?! Нет, ни при каких обстоятельствах. Решительно – нет!

Шеф ПСК молча встал и вышел из кабинета. Чуть погодя Конрад Симонсен последовал его примеру. Графиня, поджав губы, посмотрела ему вслед и подумала, что иногда все же ее любимый бывает непроходимо туп. Ей бы ничего не стоило позволить Арне Педерсену действовать. Все, что для этого требовалось, – просто-напросто проигнорировать поступившую ей эсэмэску. Но решение следовало принять не кому-нибудь, а самому Конраду Симонсену.

Стоило Арне Педерсену сквозь стекло продемонстрировать свое полицейское удостоверение, как ночной портье поторопился распахнуть перед ним дверь отеля. Его это обстоятельство сразу же должно было насторожить. Или же, во всяком случае, он мог что-то заподозрить, когда ему по большому счету без каких-либо особых объяснений вручили универсальный ключ и назвали номер комнаты Андреаса Фалькенборга. Сидящий за стойкой молодой человек даже указал пальцем:

– Номер двенадцать – это там, третья комната слева по коридору.

Сделав глубокий вдох, Арне Педерсен осторожно открыл дверь и ступил внутрь. Дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, он выставил вперед свою дубинку, в несколько шагов преодолел крохотную прихожую и начал шарить по стене в поисках выключателя. Внезапно вспыхнувший свет ошеломил его. На кровати прямо перед ним сидели двое мужчин примерно его возраста, третий стоял буквально в полуметре от него.

– Добрый вечер, Арне.

Он резко повернулся к двери, в которую только что вошел, однако стоящий рядом с ним мужчина спокойно предупредил:

– Не стоит. Снаружи еще двое сотрудников.

Арне выронил дубинку, которая упала на пол с глухим стуком.

– Ну и что теперь? – безнадежно спросил он.

– Ничего, кроме того, что мы снова отвезем тебя к Симону. Поверь, все мы тебя прекрасно понимаем.

Глава 59

Следующие сутки стали тяжким испытанием для сотрудников убойного отдела, а некоторым из них и вовсе стоили нескольких лет жизни. Даже шеф ПСК, который, если верить слухам, ходившим о нем в префектуре полиции, много чего повидал за свою богатую событиями карьеру, не выдержал напряжения и порой волочил ноги и бросал по сторонам тоскливые взгляды точь-в-точь как Конрад Симонсен, Поуль Троульсен и Эрнесто Мадсен. Кому в этой тяжкой ситуации удавалось скрывать свое уныние, так это Графине, что было, в общем-то, удивительно, если учесть ее искреннюю привязанность к Полине Берг. Пожалуй, из сослуживцев ближе друга у девушки не было, если не считать Арне Педерсена, который бóльшую часть времени проводил теперь в стенах своего кабинета, бесцельно глядя в потолок, в компании молоденького полицейского, исполняющего при нем роль ординарца. Мальте Боруп также чувствовал себя угнетенно, однако ему все же удавалось не особо выбиваться из более или менее привычного рабочего ритма. Как, например, в пятницу утром, когда он подошел к столику Графини, которая завтракала в столовой в гордом одиночестве.

– Можно к тебе присесть?

– Разумеется, можно. Слушай, неужели ты и вправду ограничишься одной только кока-колой? Так долго не протянешь. А ты вообще-то что-нибудь ешь?

– Боюсь, не так уж много.

– Что, финансовые проблемы?

– Да нет, никаких проблем. Я просто не голоден.

Графиня намазала маслом одну из своих булочек и протянула ему.

– А ну-ка, съешь.

Студент послушно взял булочку и без особого аппетита откусил кусочек. Добросовестно прожевав его, он спросил:

– А насколько, собственно, можно верить этим анализам ДНК? Я имею в виду, существует ли уверенность, что она все еще жива?

– Анализу ДНК можно доверять на все сто процентов, но с его помощью мы пока что установили лишь одно – Жанет Видт наверняка мертва. На губной помаде, которой он поставил черточку в своей маске, имеются следы ее ДНК. По поводу того, жива ли еще Полина, у нас никакой уверенности нет. Я думала, ты это знаешь.

– Что ж, примерно так я и думал. А сама ты как полагаешь, Полина тоже мертва?

– Как я могу что-то тут полагать или же гадать?

– А вот мне кажется, она жива. Больше того, я в этом уверен.

– Это здорово.

– Как бы мне хотелось, чтобы мы задержали этого убийцу и лупили бы до тех пор, пока он не скажет, где ее спрятал. Знаю, что мы не можем себе этого позволить, но с каким удовольствием я бы это сделал. А еще можно было бы вколоть ему что-нибудь такое, что заставит его говорить правду.

– Нет, так дело не пойдет.

– К сожалению. Это какое-то безумие: Полина, быть может, сейчас умирает, а мы вынуждены уважать права какого-то убийцы-психопата, на совести которого и так уже имеется пять женщин. Если бы решать предстояло мне… ну да, разумеется, даже думать обо всем этом отнюдь не так легко… но пусть уж лучше так, чем знать, что Полина умрет.

– Этого не будет.

– Она не умрет?

– Я не это имела в виду, но давай-ка лучше сменим тему.

– Но что же будет? Этот Фалькенборг знай себе разъезжает повсюду, когда не дрыхнет в своем гостиничном номере. Я не понимаю, почему мы продолжаем спокойно сидеть и наблюдать это. Мне просто невыносимо сидеть без дела в этом командном пункте – или как вы там еще его называете? Такое впечатление, будто присутствуешь на похоронах. Никак не возьму в толк, почему мы его не арестуем?

Графиня подумала, что в этом он солидарен с большей частью сотрудников префектуры полиции. Конраду Симонсену с каждой минутой становилось все труднее убеждать всех, что наблюдение за Андреасом Фалькенборгом – единственно верная стратегия. И это несмотря на то, что и она сама, и шеф ПСК делали все от них зависящее, чтобы его поддержать. По всей видимости, требовалось еще какое-то время, чтобы Маркус Кольдинг смог выполнить свою часть договора.

– Быть может, как раз сегодня кое-что произойдет.

– А именно? Ты что-то знаешь?

– Давай подождем и посмотрим, Мальте.

– Говорят, сегодня будет так же жарко, как и вчера. Кошмар, верно?

– Да, ты прав – ужас какой-то.

– Как подумаешь о ней, так даже пить не хочется. Да, на самом деле я хотел спросить, можно ли мне будет в течение дня на пару часиков смотаться домой? У Аниты сегодня день рождения, и я уже купил ей подарок. У нее кое-какие проблемы с отцом, так что мне бы ужасно хотелось…

Графиня покачала головой, и он сразу же умолк.

– Нет, Мальте, тебе придется остаться. Ты можешь нам внезапно понадобиться, так что уйти никак не получится. А так – можешь делать здесь, что хочешь, только держи свой мобильник включенным.

Полчаса спустя возмущение сотрудников префектуры полиции очевидным бездействием Конрада Симонсена достигло своего апогея и вылилось в то, что с десяток инспекторов – некоторые в форме, но большинство в штатском – ввалились в кабинет начальника убойного отдела. Лица у всех пылали решимостью. Они быстро заполнили комнату; Конрад Симонсен сидел за своим столом и боролся со сном. Выступить от имени всех было, по-видимому, поручено пожилому инспектору, известному такими своими качествами, как сдержанность и осторожность, что снискало ему немалое уважение среди коллег. Скромно встав у дверей, он дождался, пока все сопровождающие его вошли в кабинет, и лишь затем спокойно, но в то же время твердо сказал:

– Так дальше не может продолжаться, Симон. Скоро пройдут сутки с того момента, как мы узнали, где находится Андреас Фалькенборг, и, пожалуй, всем кроме тебя совершенно ясно, что он вовсе не намерен возвращаться туда, где спрятал обеих женщин. Так что или ты арестуешь его, или мы сделаем это сами – по твоему приказу или же без него.

Конрад Симонсен пристально посмотрел на инспектора и отметил, что тот без тени смущения выдержал его тяжелый взгляд. Тогда главный инспектор снял трубку, набрал телефон Графини и звучным голосом распорядился:

– Попроси начальника Главного управления полиции как можно скорее спуститься ко мне в кабинет.

После этого он взял со стола первый попавшийся отчет и углубился в чтение; пришедшие очевидно занервничали. Один из сотрудников вышел из кабинета, другой попытался было что-то объяснить, однако поднятая вверх рука Конрада Симонсена заставила его разом умолкнуть.

Начальник Главного управления полиции Дании не заставил себя долго ждать – появился менее чем через минуту. Когда он вошел, Конрад Симонсен спросил:

– Насколько я понял, на вчерашнем заседании было решено, что ответственность за оперативное руководство расследованием по делу Андреаса Фалькенборга лежит на мне, не так ли? Или, может, я ошибаюсь?

Это был один из тех редких случаев, когда ответ начальника Главного управления прозвучал ясно и однозначно:

– Нет, не ошибаешься. Ты, и только ты несешь всю ответственность за это.

Оглядев всех собравшихся, он снял очки и сердито прибавил:

– А в чем, собственно, проблема? Кто-то этого не понял? Или, может, не согласен?

– Толком я еще не разобрался. Однако, коль скоро это так, могу ли я рассчитывать на твою поддержку, если мне понадобится отстранить таковых до завершения дела?

Начальник Главного управления вновь окинул взглядом инспекторов – на этот раз взгляд его метал молнии – и процедил сквозь зубы:

– Если они вздумают чинить тебе хоть малейшие препятствия, разрешаю тебе увольнять их без права на пенсию. Мельком взглянув на него, Конрад Симонсен тихо сказал:

– Благодарю. Дальше я управлюсь сам.

Надев очки, начальник Главного управления удалился; шеф убойного отдела опять углубился в чтение отчета, и вскоре вновь оказался в кабинете в гордом одиночестве.

Через некоторое время Конрад Симонсен, Графиня, шеф ПСК, Эрнесто Мадсен и директор департамента полиции собрались на совещание. Шеф ПСК привел с собой секретаря – безукоризненно одетого молодого человека, который не произнес ни слова, однако беззвучно забегал пальцами по клавиатуре принесенного с собой ноутбука еще до того, как заседание началось. Все устали от ожидания, единственным результатом которого, похоже, был лишь рост всеобщего раздражения. Лишь у директора департамента полиции вид был относительно бодрый. На ней был яркий разноцветный костюм, в котором она больше всего напоминала какого-то ярмарочного скомороха или попугая. Покосившись на секретаря, она спросила шефа ПСК:

– Я считала, что у нас состоится неформальная беседа. Зачем ты привел с собой референта?

– В настоящий момент вы с Симоном расходуете кучу моих ресурсов. Если потом я не сумею представить вообще никаких документов, то выделяемый мне бюджет просто-напросто рухнет, а мне самому не поздоровится.

– Да, но вопросы, которые мы собрались сейчас обсуждать, вовсе не касаются экономики.

– Экономики касается все.

– Что за чушь?

– Речь пойдет о том, как используются мои ресурсы, и в конце года я должен иметь документальное подтверждение этого.

Те, кто знал директора департамента полиции, могли заметить, что она злится, однако ей все же удалось сдержаться. Она сказала ровным голосом:

– Мне бы хотелось иметь возможность ознакомиться потом с данным отчетом.

Шеф ПСК кивком подтвердил свое согласие, и заседание началось. Первым слово взял Конрад Симонсен:

– Я понимаю, что все мы тут устали и раздражены. Последние несколько дней были трудными, никому из нас вовсе не нравилось сидеть, уткнувшись в этот экран, не в силах что-либо предпринять, зная, что положение Полины Берг, вероятно, становится все более и более…

Он внезапно умолк, подумав, что, вероятно, это самое худшее из всех его выступлений на совещаниях, хотя, в сущности, в данный момент ему на это было ровным счетом наплевать. Собравшись с мыслями, он продолжил:

– Прошу прощения, я устал, язык заплетается, но я уверен, вы и сами прекрасно знаете, что именно я хотел сказать.

Участники совещания дружно закивали, и Конрад Симонсен двинулся дальше:

– Очевидно, что если в самом скором времени не произойдет что-то новое, нам придется что-нибудь предпринять. Вопрос в том, что именно? И его-то нам и предстоит прояснить на этом совещании. Вариантов несколько, но сначала мне бы хотелось, чтобы все вкратце уяснили себе создавшееся положение.

Он взглянул на шефа ПСК, который подхватил эстафету:

– Ничего особо нового, помимо того, что все знают, я вам не скажу. В настоящий момент он завтракает в ресторане своего отеля в Херлеве. Вчера, как известно, он, по-видимому, без всякой определенной цели колесил по округе. Временами он включал свой ноутбук и узнавал, не поступало ли что-нибудь по установленной им прослушке, а также шарил по интернету и читал новости, преимущественно о себе самом. Кроме того, один раз он сделал даже запись в чьем-то блоге, причем под своим собственным именем, правда, довольно неясную и не относящуюся к делу.

– Насколько плотно вы его обложили?

Это пожелала знать директор департамента полиции. – Очень плотно, так плотно, как только возможно. Наши люди окружают его постоянно, кроме того, на его автомобиле установлен маячок, так что мы постоянно видим, где он находится. Вот он на экране – синий кружок.

Он кивнул в сторону большого экрана на стене с высвеченной на нем картой Херлева, посредине которой замер синий кружок.

– А этот маячок не отвалится? – спросила Графиня.

– Разумеется, нет, он как раз для таких случаев и предназначен. Его установили на внутренней стороне правого заднего крыла и закрепили мощным магнитом. Если сильно потянуть, снять его, конечно же, можно, но обычная тряска при езде ему нипочем.

– А что с его мобильником и номером в гостинице? Их вы прослушиваете?

Шеф ПСК метнул на Эрнесто Мадсена сердитый взгляд, как будто хотел сказать, что тот приглашен на совещание в качестве психолога и должен помалкивать, когда речь идет о вещах, касающихся исключительно организации действий полиции. Тем не менее он коротко ответил:

– У него целых три SIM-карты, но мобильником он не пользуется, а комната в гостинице находится на прослушке.

Психолог не унимался:

– А нет ли риска, что он вздумает играть с нами в кошки-мышки с этой прослушкой? Ведь в данной области он специалист.

Шеф ПСК фыркнул:

– Тоже мне специалист! Наше оборудование минимум на два поколения более продвинуто, чем то, с каким привык иметь дело он, а в смысле опыта и знаний наши техники могли бы дать ему фору в несколько световых лет. Не забывай, что мы – профессионалы, в то время как он – всего лишь любитель.

Этот пассаж заставил Эрнесто Мадсена наконец умолкнуть, а также подвел черту под выступлением шефа ПСК. И инициативу на себя снова взял Конрад Симонсен:

– И это ставит перед нами серьезный вопрос: что нам теперь делать? В принципе, у нас есть две возможности, а именно – оставить все без изменений, как и вчера, либо взять его. И то, и другое, в общем-то, не слишком здорово, но первое мне совсем не по вкусу. Время, в течение которого человек может обходиться без воды, уже практически на исходе. Даже если бы нам и удалось получить разрешение оказать на него во время допроса определенного рода воздействие, это едва ли нам поможет, коль скоро речь будет идти о каких-то часах. Поэтому если не будет никаких признаков, что он собирается кардинальным образом изменить свое вчерашнее поведение, я решил арестовать его самое позднее к полудню. И это не дискутируется.

Эрнесто Мадсен мрачно заметил:

– Только не стоит рассчитывать, что на допросе он позволит себя разговорить. Я почти уверен, что он будет молчать.

Директор департамента полиции поддержала его:

– А никаких способов заставить его говорить у нас нет. Ты ведь это понимаешь, Симон?

– Прекрасно понимаю.

– Вынуждена поставить тебя в известность, что когда он будет задержан, я приставлю к нему наших людей, чтобы подстраховаться, что в отношении его не будет допущено никаких неправомерных действий. Я знаю, что Полина Берг ваша коллега, и понимаю, что вы сейчас чувствуете, поэтому намерена следить за тем, чтобы все было сделано правильно.

Графиня насмешливо поинтересовалась:

– Ты что же, нам не доверяешь?

– Нет.

Эрнесто Мадсен в отчаянии всплеснул руками и вскричал:

– Черт подери, как же все погано!

Шеф ПСК обрушился на него:

– Твое личное мнение никого не интересует.

Директор департамента полиции решила вмешаться:

– Он прав.

– Он мог бы предложить что-нибудь более конструктивное за свои 900 крон в час.

Эрнесто Мадсен мучительно покраснел, а Конрад Симонсен спокойно сказал:

– А может, нам стоит воспользоваться третьей возможностью?

Графиня подхватила:

– И что это за возможность, Симон? Мы все с удовольствием тебя послушаем.

– Я подумал, что мы сможем подвести к нему кого-нибудь, кто при удачном стечении обстоятельств втерся бы к нему в доверие. Ведь в каком-то смысле он человек весьма наивный и легковерный. Может, учитывая существующие альтернативы, нам все же стоит попытаться?

Шеф ПСК отреагировал молниеносно:

– А что? Совсем неплохая идея, и я вовсе не против ее развития. Нам что, следует провести мозговой штурм, или ты уже сам все продумал и готов изложить?

– Мозговой штурм.

Оказалось, что у Графини с реакцией также все в порядке. Директор департамента полиции гордо улыбнулась – ее сотрудники были явно на высоте.

– Если бы это поручили мне, я бы знала, что делать.

Конрад Симонсен коротко потребовал:

– Рассказывай.

– Я все думаю об этом пресловутом ключе, который, как мы считаем, подходит к замку от его склада. Ведь оригинал его теперь у нас, не так ли?

Ей ответил шеф ПСК:

– Вчера мы изъяли его из связки ключей в гостиничном номере Фалькенборга и заменили заранее изготовленной копией. Оригинал мы отослали на техническую экспертизу. К сожалению, нам не удалось прийти к однозначному заключению, пользовались ли им в последнее время, однако отпечаток большого пальца был оставлен им на ключе в течение последних двух суток. Так что подобный вывод напрашивается. Кстати, отчет об этом был уже давно вам предоставлен.

– Я его видела, но не дочитала. Симон, на нас был осмотр погребов. Насколько тщательно проводилась эта кампания?

– Мы старались изо всех сил, нам также оказывали содействие подразделения гражданской обороны и иные службы. Они прочесывали все погреба – а также, естественно, чердаки – один за другим, проверяя, не подходит ли ключ к замку на каком-то из них. Кроме того, в газетах были опубликованы фотографии подобных замков с просьбой к частным лицам поделиться с нами любой информацией о них. Результаты, к сожалению, до сих пор отсутствуют, если не считать того, что обнаружено 23 замка того же производителя – разумеется, все не те.

– Ага, так вот на этой истории я бы все и построила при встрече с ним. Рассказала бы о каком-то полицейском, который вел себя грубо, когда осматривал принадлежащий мне погреб. Может, упомянула бы ключ, а также непременно поговорила о том, какое количество людей занято сейчас поисками. И последила бы за его реакцией.

Мнение Эрнесто Мадсена было пессимистичным:

– Он не станет никак реагировать, поскольку вовсе не хочет говорить об этом.

Шеф ПСК сказал:

– Иными словами, ты рекомендуешь это сделать?

– С чего ты это взял?

– С того, что ты ни словом не обмолвился о том, что это может как-то повредить. Ну, а если нам ничего не удастся, то – невелика потеря, мы просто-напросто окажемся в исходной точке.

Эрнесто Мадсен слегка растерянно заметил:

– Разумеется, это все верно. Но, во всяком случае, не стоит…

Шеф ПСК перебил его:

– Должен сказать, Эрнесто Мадсен, что наши специалисты относятся с огромным уважением к проделанной тобой работе. Особое восхищение у них вызывает твой доклад об отношениях Андреаса Фалькенборга с родителями. Сам я, хотя и не обладаю необходимой профессиональной подготовкой для точного научного анализа твоей точки зрения, также считаю, что здесь ты угодил в самое яблочко, в особенности много полезного мне дали твои мысли по поводу его матушки. Ты не мог бы в общих чертах напомнить нам сейчас основные положения этого отчета?

Конрад Симонсен про себя отметил, что шеф ПСК специально готовился к нынешнему совещанию. Сам же он сказал:

– Прекрасная мысль, только постарайся покороче, Эрнесто.

Эрнесто Мадсен принялся рассказывать; Графиня слушала его с особым вниманием. В какой-то момент она мягко прервала его:

– Объясни-ка мне это еще раз. Итак, ты говоришь, что если я сумею одновременно выглядеть и покорной, и надменной, то мои шансы заставить его пойти на контакт возрастут? Но как мне это сделать на практике? Скажем, я подсаживаюсь к нему за столик. С кем я должна быть высокомерна, и по отношению к кому демонстрировать свою покорность?

– Ну, например, ты можешь быть высокомерна по отношению к официантке, особенно если она – молоденькая девочка.

Шеф ПСК оживился и похвалил:

– Отлично придумано, Эрнесто! Мы вполне могли бы позаботиться о том, чтобы подобрать молоденькую официантку из наших людей, вот только бы еще знать, куда ее поставить.

– Но ведь этого мы как раз и не знаем?

– Ну да. Ладно, посмотрим. А еще что понадобится? Говори, не стесняйся.

Графиня продолжила:

– А как ты посоветуешь, перед кем мне разыгрывать покорность?

Конрад Симонсен прибавил:

– Да, это прекрасная мысль – попытаться взглянуть на ту роль, что предстоит сыграть Графине, с точки зрения твоей оценки психологии его отношений с матерью. Это было бы и уместно, и сэкономило бы нам уйму времени.

Директор департамента полиции также присоединила свой голос к общему восторженному хору, и Эрнесто Мадсен без помех изложил все, что хотел еще сказать. По мере всего этого референт продолжал невозмутимо выполнять свои непосредственные обязанности, и ни директор департамента полиции, ни психолог ни на секунду не заподозрили, что в точности следуют сценарию, тщательно разработанному шефом ПСК.