Текст книги "Всё имеет свою цену"

Глава 60

Обедать Андреас Фалькенборг отправился в придорожный кафетерий в местечке Сольрёд, расположенном к югу от Копенгагена. Графине удалось занять очередь в кассу за два человека до него. Замаскированный под красивую брошь микрофон, прикрепленный к лацкану ее жакета, был соединен с лежащим в сумочке передатчиком, устойчивый сигнал которого поступал в командный пункт в префектуре полиции Копенгагена. Все присутствующие здесь напряженно вслушивались в каждое слово. Когда Графиня затеяла спор с кассиршей по поводу соответствия качества пищи заявленной цене, директор департамента полиции удовлетворенно закивала. Благодаря этой заминке Графине, очевидно, удалось несколько задержаться и пройти со своим подносом в зал уже после того, как Андреас Фалькенборг устроился, поскольку чуть погодя они услышали, как она спрашивает:

– Я могу здесь присесть?

– Да, если тебе так хочется, но вообще-то кругом полно свободных столов.

– Я люблю компанию. Как тебе нравится эта глупая гусыня?

– Да, я слышал.

– Ну, разве не нахалка? Да притом еще и дура набитая – ей-богу, таких еще поискать!

– Что ж, наверное.

– Скажи честно, а тебя такие девицы не бесят? Я, например, совершенно не выношу, когда со мной разговаривают в подобном тоне. Но, может, это только я одна такая?

– Нет, я прекрасно тебя понимаю – они страшно действуют на нервы.

– Вот именно. Видать, не одна я считаю, что подобным хамоватым особам не место в таких заведениях. – Полностью разделяю это мнение.

– Прошу прощения, могу я попросить присмотреть за едой, пока я отлучусь в туалет?

– Да-да, конечно.

– Благодарю. Между прочим, меня зовут Натали. А тебя?

– Меня называют Пронто.

– Пронто? Отличное имя – мне нравится.

Шеф ПСК недоуменно спросил:

– Что, черт возьми, там происходит? Что она задумала?

Конрад Симонсен, все больше восхищаясь актерским талантом шефа ПСК, предусмотрительно промолчал. Вместо него отозвался Поуль Троульсен; ему контрразведчик с самого начала не нравился, и между ними уже было несколько столкновений. Он угрюмо заметил:

– Может, ей просто приспичило.

– Вздор, она наверняка заранее позаботилась, чтобы такого не произошло.

Чуть погодя вновь раздался голос Графини:

– Я вышла на парковку и сижу на корточках, спрятавшись за его машиной – она стоит тут ближе всех. Дело плохо: я думаю, он заметил слежку. Он постоянно украдкой озирается по сторонам и наверняка срисовал по крайней мере двух наших агентов. Как вы слышали, контакт я установила, а вот идея с плотным наблюдением, похоже, провалилась.

Шеф ПСК слегка покраснел и встал. Голоса он повышать не стал, однако, когда обратился к Поулю Троульсену, тон у него был весьма зловещий:

– Поскольку спишь с ней не ты, позволь спросить – она вообще-то в здравом уме? Думает, о чем говорит? Или, может, она одна из тех экзальтированных шизоидных инспекторш, которым чуть что всюду мерещатся привидения?

Поуль Троульсен, явно напрашиваясь на ссору, с вызовом ответил:

– Она-то в своем уме, а вот ты, похоже, переходишь все границы.

– Ладно, для словесной пикировки сейчас не время. О’кей, Симон, это, конечно, твоя головная боль, но как ты считаешь, может, нам прекратить?

Актер из Конрада Симонсена был никудышный, так что следующая его реплика, хоть он и старательно ее репетировал, звучала не вполне естественно:

– Я даже не знаю… вообще-то это стандартная процедура, так что здесь мало что зависит от того, хочу я этого или нет… Бедняжка Полина, ведь тогда…

Шеф ПСК продолжал жестко настаивать:

– Так прими же наконец хоть какое-то решение! Разве ты не понимаешь, что время не терпит?

Однако это не помогло – скорее, наоборот. Сокрушенно качая головой, Конрад Симонсен тяжело засопел и моментально покрылся потом; казалось, влага сочится из каждой поры на его лице. Больше всего сейчас он напоминал вареного рака, и его вид был гораздо более красноречив, чем растерянное молчание.

Шеф ПСК в отчаянии всплеснул руками и с умоляющим видом повернулся к директору департамента полиции, которая, помедлив несколько секунд, все же решилась и отдала распоряжение:

– Немедленно снять наблюдение.

Референт с готовностью занес эти слова в протокол.

У шефа ПСК был такой же микрофон, как и у Графини, прикрепленный, правда, не к лацкану, а под ним. Отогнув лацкан, шеф ПСК включил микрофон, повернув свисающий на шнурке тумблер, и скомандовал:

– Всем подразделениям немедленно выйти из поля зрения объекта. Я повторяю: всем подразделениям немедленно выйти из поля зрения объекта. Всем без исключения удалиться на расстояние минимум 500 метров от него.

Конрад Симонсен начал наконец мало-помалу приходить в себя. Директор департамента полиции с тревогой посмотрела на него, и он извинился:

– Прошу прощения, обещаю, это больше не повторится.

Шеф ПСК поддержал его перед непосредственным начальством:

– Ничего страшного, такое иногда случается. Счастье еще, что ты оказалась рядом и смогла сделать необходимые распоряжения.

Затем он покосился на Конрада Симонсена, который уже почти совсем оправился.

– Когда на тебя оказывают такое давление, немудрено ненадолго утратить контроль над собой. Даже со мной такое порой бывает – ну, да ты наверняка читала об этом. Директор департамента полиции, успокоившись, подтвердила:

– Да, разумеется. Я прекрасно понимаю, что это все мелочи.

В этот момент в динамиках вновь раздался голос Графини; все насторожились.

– Большое спасибо.

– За что?

– Ну, как? Ты же последил за моей едой.

– Да ладно, не за что.

– Ты часто здесь бываешь?

– Нет.

– Вообще-то кормят здесь неплохо, не находишь?

– Так себе.

– Так ты гурман? Что до меня, то я – всеядная, разумеется, в определенных границах, если ты понимаешь, о чем я. Правда, есть одна вещь, без которой мне, похоже, сейчас никак не обойтись. И знаешь, что это? Тебя ведь Пронто зовут?

– Пронто.

– Ну да, ты говорил. Так как ты думаешь, Пронто, что это за вещь?

– Не знаю.

– Капелька коньяка к кофе. Мне также очень хотелось бы угостить и тебя.

– Спасибо, не стоит.

– Просто я до сих пор не в своей тарелке. Ей-богу, вся дрожу.

– Вот как? И почему же?

– Утром ко мне пришли двое полицейских и заявили, что им необходимо обыскать мой погреб. При этом они вели себя в высшей степени по-хамски.

– Вот как?

– Да, представь себе, они даже позволили себе мной командовать, как будто я… Ну, в общем-то они сказали, что ищут двух девушек, которых… Эй, куда же ты, ведь ты еще не доел?! Вот черт! Бегу за ним, так что начинаем план «Б» – надеюсь, реакция окажется более адекватной.

Конрад Симонсен тихо пробормотал:

– Что ж, попробовать все-таки стоило.

Поуль Троульсен проявил гораздо больше оптимизма:

– Посмотрим, как он поведет себя дальше. Я убежден, шансы у нас все еще есть.

Шеф ПСК хмуро процедил сквозь зубы:

– Сейчас, во всяком случае, уже поздно это обсуждать.

Ему никто не ответил. Чуть позже вновь раздался голос Графини – теперь он звучал жалобно:

– Ради Бога, Андреас Фалькенборг, прости меня! Да, я знаю твое имя, я не та, за кого себя выдавала. Но ты один знаешь, где сейчас находится моя дочь, и понимаешь, что она умрет, если ты мне не поможешь. В глубине души я надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что поступаешь неверно. Ты не должен отнимать ее у меня, подумай о своей матери, о том, как она страдала! Все то зло, что ты причинил ей, еще можно исправить, вернув мне моего ребенка. Ее зовут Полина… Да-да, я сейчас уйду, но ради Бога, подумай об этом! Подумай, хотя бы ради своей матери и спасения своей души!

Поуль Троульсен недоуменно сказал:

– Почему он так ничего ей не ответил? Что это – хороший или дурной знак?

Шеф ПСК с ним не согласился:

– По-моему, он все же что-то сказал, только очень тихо.

Конрад Симонсен подумал, что здесь он уж явно переборщил, и решил не становиться на сторону контрразведчика. Все прочие воздержались от каких-либо комментариев. Через некоторое время голос Графини вновь наполнил помещение:

– Я остаюсь на парковке. Последнее признание произвело на него огромное впечатление, хотя он меня и прогнал. Ну да ладно, теперь микрофон мне больше не нужен. Симон, я скоро перезвоню тебе.

Секунд через двадцать мобильник Конрада Симонсена действительно ожил. Включив его, он то слушал, то делал вид, что пересказывает слова Графини остальным, то отвечал ей. Таким образом, у всех создалось впечатление, что они тоже участвуют в разговоре.

Графиня сказала:

– Время поджимает, Симон. Он все еще сидит в своей машине, но если он уедет, и люди из ПСК его потеряют, то, считай, все пропало. Где же «гориллы» Холодного Доктора? Я не вижу никого… Хотя нет, погоди, они здесь.

Выслушав ее, Конрад Симонсен повернулся к коллегам:

– Она говорит, что это задело его за живое – он чувствует себя виноватым и крайне подавлен. Он был так тронут, что даже прогнал ее, поскольку неожиданно разрыдался. Сейчас он расхаживает у своей машины, очевидно, не зная, что предпринять.

Директор департамента полиции сжала кулак и сделала характерный жест рукой:

– Yes!

Конрад Симонсен сказал в трубку:

– Нет, не приближайся, дай ему некоторое время побыть одному.

Графиня между тем продолжала:

– Ну вот, люди Холодного Доктора взяли его. Все произошло молниеносно, никто ничего не заметил, хотя момент был выбран, прямо скажем, не вполне подходящий… Ага, приближается водитель того грузовика, на который я переставила маячок. Ладно, давай вещай остальным.

Конрад Симонсен проинформировал:

– Она ходит по парковке, сейчас он скрылся от нее за автобусом… Вот он снова появился, прошел к своей машине и сел за руль… Она говорит, что он поехал.

Шеф ПСК прервал его, указывая на экран:

– Мы и сами видим это, Симон.

Конрад Симонсен со сконфуженным видом покачал головой и продолжил, обращаясь к Графине:

– Нет, не надо за ним ездить, возвращайся в ШК. Мы его отслеживаем.

Графиня отвечала:

– Молись, Симон, чтобы люди из наружки не засекли его машину, когда он будет выезжать с парковки. Ладно, скоро увидимся.

Всеобщий оптимистический настрой длился еще около часа; Андреас Фалькенборг продолжал ехать по Южному шоссе в сторону городка Рёдбю на острове Лолланд. Всем было интересно, когда же он свернет, правда, одних это интересовало больше, чем других. Поуль Троульсен заметил:

– Скоро он уже будет у моста к острову Фарё. Где же он ее спрятал?

Директор департамента полиции несколько поумерила свои восторги:

– А вдруг он ударился в бега, это ведь тоже возможно?

Успевшая уже вернуться Графиня возразила:

– Не думаю, мне показалось, его здорово зацепило.

– Ну, когда же он свернет с этого шоссе? Просто нет сил больше смотреть на это.

Внезапно шеф ПСК сказал:

– Что-то здесь не так, он едет слишком медленно. Мои люди следуют за ним на расстоянии километра. Я попрошу один экипаж приблизиться.

С этими словами он вышел; вернулся он нескоро – лишь тогда, когда предполагаемого Андреаса Фалькенборга остановили на острове Фальстер неподалеку от побережья пролива Гульборгсунд, – весь дрожа от возбуждения. – Мы потеряли Фалькенборга, это не его машина. Он обвел нас вокруг пальца – на парковке в Сёллерёде прицепил маячок к немецкому грузовику, следующему в Рёдбю.

Поднялся шум, все заговорили одновременно. За исключением директора департамента полиции, лицо которой разом посерело, а кожа на скулах стала совсем прозрачной, как вода в стоящем перед ней стакане. Никто прежде не видел ее такой. Затем воцарилась полная тишина, взгляды всех присутствующих обратились к Конраду Симонсену. Тот спокойно сказал:

– Что ж, ничего не поделаешь. Поуль, пойди и снова объяви его в розыск. Теперь-то уж мы с ним нянчиться не станем: как только обнаружим – сразу же арестуем.

Шеф ПСК попытался утешить директора департамента полиции:

– Хотя опыта оперативной работы у тебя нет, твой приказ о снятии слежки был абсолютно правильным. Я почти уверен, что если не возникнет серьезное разбирательство, во всех инстанциях тебя также поддержат, а непосвященным вовсе не нужно знать, кто, кому и какой приказ отдал. Больше того, я лично даже готов разделить с тобой ответственность, если, конечно, для этого не придется лгать официальной инквизиции. Что скажешь ты, Симон?

– Разумеется, это было нашим общим решением, и я бы поступил точно так же. Может, не стоит вносить это в протокол? Негоже, чтобы лишь один из нас отвечал за всех.

Директор департамента полиции немного ожила:

– Благодарю, этого я вам не забуду.

Разумеется, ни шеф ПСК, ни главный инспектор не верили в возможность какого-либо официального разбирательства – наверняка все будет тихо улажено в кулуарах. Или же попросту забыто.

Новость об этой неудаче моментально распространилась по всей префектуре полиции Копенгагена, и постепенно сотрудники стали собираться в командном пункте. Люди приходили по одному или небольшими группами и рассаживались на свободных стульях или вставали вдоль стен зала. Никто из них ничего не говорил, и никакой определенной цели это спонтанное сборище, по-видимому, не преследовало. Это походило на окончание какой-то грандиозной распродажи – кульминацию четырехдневного непрерывного напряжения всех физических и нравственных сил. Никто не верил, что у Полины Берг остаются еще какие-либо шансы; в таком случае надежды на ее спасение теперь уже никак не связывались с действиями полиции, а представлялись осуществимыми лишь при вмешательстве каких-то высших сил. Один пожилой инспектор, по-видимому, ощущал это острее прочих – он опустился на колени и принялся читать молитву, а стоящие рядом склонили головы и горячо вторили ему. Арне Педерсен немного постоял и покинул зал, его «ординарец» последовал за ним. Оба были в слезах. Конрад Симонсен и Графиня сидели в напряженном ожидании в самой гуще собравшихся и держались за руки. И вдруг молитва дала результат: картинка на экране поменялась, и на карте возник зеленый кружок. Чей-то возбужденный голос перекрыл все остальные:

– Черт, да ведь это лесная дорога к озеру Авнсё! Я знаю это место. Что он там делает? Там ведь нет ничего.

Другой голос пояснил, что это за зеленый пульсирующий кружок:

– Он звонит по мобильнику.

И в этот момент из внутреннего кармана пиджака Конрада Симонсена послышалась мелодия звонка; совпадение было столь очевидным, что никому ничего объяснять не пришлось. Начальник убойного отдела достал телефон, и все вокруг затаили дыхание. В трубке Конрад Симонсен услышал голос Холодного Доктора, звучащий как всегда подчеркнуто деловито. Уже имея опыт обмана аудитории, главный инспектор, нисколько не смущаясь, громко объявил:

– Это он.

Затем некоторое время молча слушал, после чего снова заговорил:

– Да, я понял, рядом с проселочной дорогой между местечками Кэльна и Эссё в небольшой березовой роще… Там ты и зарыл труп Лиз Суенсон?

Графиня сидела рядом с ним с листом бумаги и ручкой и записывала.

– Бункер в лесу Харесков между станциями «Сковбрюнет» и «Харесков», да-да, я понял… Нет, не нужно… Да, но ты болен, мы можем тебе помочь. Оставайся там, где…

Конрад Симонсен отшвырнул мобильник и вскричал, хотя все и так жадно ловили каждое срывающееся с его губ слово:

– Мальте, ты здесь?

Студент отозвался и тут же получил приказ:

– Бомбоубежища постройки 1955 года, сдаются в аренду муниципалитетом Вэрлёсе – теперь это, вероятно, муниципалитет Фуресё, – в конце лесной тропинки, идущей от железнодорожных путей. Отправляйся туда как можно скорее, а ты, Поуль, свяжись со станцией «скорой помощи» по горячей линии, скажи, что они должны отправить туда машину из больницы Херлева – это будет быстрее всего, – и позаботься, чтобы в составе бригады был квалифицированный врач. Скажи, чтобы выдвигались в район леса Харесков – более точные координаты водитель получит по дороге.

Поуль Троульсен выбежал за дверь, а Конрад Симонсен продолжал раздавать указания:

– Нам понадобится также несколько патрульных машин, по всей видимости, из окружного полицейского участка Гладсаксе – пусть кто-нибудь займется этим. А также машины для задержания и перевозки Андреаса Фалькенборга, который находится в данный момент… ну, да вы и без меня видите это на карте. Однако это следует сделать как можно быстрее – он вроде бы собирается сотворить с собой нечто.

Помещение спешно покинули еще несколько инспекторов.

Первое известие поступило в устной форме, причем гораздо быстрее, чем кто-либо мог ожидать. Ворвавшийся в командный пункт полицейский крикнул:

– Андреас Фалькенборг мертв: облил бензином себя, салон машины и поджег. Похоже, на горючее он не поскупился – обгорел до неузнаваемости, но это точно он. И машина его. Пожарные и патрульные машины уже едут туда, но им понадобится некоторое время. Информация поступила от местных коллег, случайно оказавшихся поблизости.

Шеф ПСК сказал:

– Если не возражаешь, Симон, этим я займусь лично.

– Сделай милость.

Что касается гибели Андреаса Фалькенборга, то по данному поводу никто не выразил ни какого-то сожаления, ни особой радости, по большому счету это известие было воспринято с безразличием. Судьба Жанет Видт также отодвинулась на второй план. Важны были лишь новости о Полине Берг. А Конраду Симонсену вспомнились слова Холодного Доктора о небольшой забаве с паяльной лампой, и его передернуло. Он отогнал от себя эти мысли и также сосредоточился на самом главном сейчас. Все разрешилось через десять минут в форме звонка на его мобильный телефон. Среди наступившей вмиг тишины, он лаконично объявил:

– Итак, ее обнаружили. Живой.

Глава 61

Хотя за остаток вечера никаких особо значимых событий больше не произошло, Конраду Симонсену и Графине пришлось еще изрядно потрудиться, так что к концу дня они чувствовали себя выжатыми как лимон. Сначала они побывали в больнице, где вынуждены были довольно долго ждать, пока врачи и родные Полины Берг разрешат им хотя бы на минуту зайти к ней. Узнав коллег, девушка слабо улыбнулась; что касается их реакции, то ответные улыбки они смогли выдавить из себя с огромным трудом. Затем Конрад Симонсен – несмотря на то, что уже едва держался на ногах – настоял на поездке в Хундестед. Он чувствовал, что просто обязан навестить Рикке Барбару Видт. Судьба обошлась безжалостно со слепой женщиной, и даже радуясь счастливому избавлению Полины Берг, главный инспектор не мог забыть этой приятной пожилой дамы, которой пришлось заплатить столь высокую цену за безумие Андреаса Фалькенборга. Однако они с Графиней опоздали. Несмотря на установленное за ней наблюдение, Рикке Барбаре Видт все же удалось перегрызть себе вены, когда работники дома престарелых сочли пациентку спящей. Умерла она в карете «скорой помощи».

Когда на обратном пути они проезжали Фредериксверк, Конрад Симонсен внезапно сказал:

– Ты не против подарить кое-кому свой телефон?

– Ну-у, если ты считаешь, что это нужно… А кому?

– Одной молодой женщине. Ее мобильник сломался.

Дальнейших объяснений Графине не потребовалось. Чтобы выполнить задуманное Конрадом Симонсеном, им пришлось сделать крюк. На протяжении всей оставшейся части пути оба были вялыми и в основном молчали. Графиня вела машину, Конрад Симонсен смотрел в темноту за окном. Внезапно он сказал:

– Несчастная женщина, она ведь, по существу, стала его шестой жертвой.

– Ты абсолютно прав, можно и так сказать.

Беседа не клеилась, они надолго умолкли. Через какое-то время он заметил:

– Все эти высокопоставленные персоны типа Хельмера Хаммера и Бертиля Хампель-Коха… Самим им, черт их дери, никогда не приходится пачкать руки – предпочитают, чтобы за них это делали другие!

Графиня оставила его слова без ответа – да и что она могла сказать?

– Считаешь, мы поступили неправильно?

– Нет, Симон, что ты. Правда, думать об этом страшно и омерзительно, и я готова сделать все, чтобы никогда больше этого не вспоминать, но когда я стояла там и смотрела на Полину, я вдруг поняла, что люблю тебя больше всех на свете. Ты поступил абсолютно правильно, сделал единственное, что мог в подобной ситуации.

– Тогда почему же я этого не чувствую?

– Тем не менее это так, и не забывай: ты был отнюдь не один. На мне также лежит часть ответственности или, если хочешь, вины.

– И я благодарен тебе за это. Как думаешь, нам удастся оставить это в прошлом?

– Несомненно. Ведь у тебя есть я, а у меня – ты, а если возникнет хоть какое-то сомнение, нам достаточно будет взглянуть на Полину.

Продолжая сосредоточенно созерцать ночную тьму, Конрад Симонсен удовлетворенно кивнул.

Той же ночью встретила свой конец последняя, седьмая по счету, жертва несчастного детства Андреаса Фалькенборга. На совести мужчины, вышедшего из пивной и свернувшего в темный закоулок, чтобы справить малую нужду, была не одна человеческая жизнь. Он специализировался на том, что устраивал передозировку наркоманам, которых решено было убрать; кроме этого, с помощью угроз и побоев он заставлял владельцев баров брать на продажу все большее количество незаконных товаров, поставляемых его шефом. Многие втайне считали его тупой свиньей, однако мало кто решался высказать ему это в глаза. С таким матерым преступником никому не хотелось связываться. И лишь немногие знали о том, что на самом деле он работал на двух хозяев. На организацию Маркуса Кольдинга, которую полиция вот уже который год держала под так называемым наблюдением «первого уровня», чего удостаивались лишь самые влиятельные и дерзкие группировки криминального мира. И в то же самое время он был информатором, по своей значимости превосходившим всех прочих, внедренных властями в данную организацию. Хоть он никогда и не входил в число самых близких соратников Холодного Доктора, временами поставляемая им информация приводила к неплохим результатам. В свою очередь, власти смотрели сквозь пальцы на все его похождения, что было, на его взгляд, весьма практично. Его-то и решено было сделать разменной монетой в игре, где на кону стояла жизнь молодой полицейской.

Зайдя в закуток, он одной рукой расстегнул штаны – в другой у него был стакан с пивом – и приготовился освободиться от лишней влаги в организме. Чуть погодя раздался тихий вздох облегчения, и вокруг него в прохладном воздухе заклубилось легкое облачко пара.

Появившийся откуда-то сзади нож так быстро перехватил ему горло, что он даже не успел вскрикнуть – раздался лишь негромкий хрип. Стакан выпал из руки и разбился; пиво, моча и кровь перемешались, и неаппетитный ручеек медленно потек в канализационную решетку.

Все имеет свою цену.