Текст книги "История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I"

Итак, Наполеон принял предложение неаполитанцев и, подписав договор в Париже 21 сентября, согласился вывести войска из Таранто взамен на обещание неаполитанского двора не допустить высадки русских и англичан. На этих условиях генерал Сен-Сир получил приказ направляться к Ломбардии, а королева Каролина и ее слабый супруг смогли без помех подготавливать внезапное нападение на тылы французов.

Таково было положение держав коалиции с 20 по 25 сентября. Наполеон, как мы знаем, прибыл в Страсбург 26 сентября. Его колонны точно следовали его приказам и прошли по тем дорогам, которые он наметил. Маршал Бернадотт, снабдив Гамельн боеприпасами, продовольствием и сильным гарнизоном и оставив там наименее способных к кампании людей, отбыл в Геттинген с 17 тысячами солдат, годных к самым тяжелым переходам. Он предупредил курфюрста Гессенского [Вильгельма I] о своем переходе в выражениях, предписанных Наполеоном. Поначалу он встретил согласие, затем отказ, с которым не посчитался, и пересек Гессен, не встретив никакого сопротивления. Офицеры-провиантмейстеры, идя впереди корпуса, заказывали провиант на каждой остановке и, платя за всё звонкой монетой, встречали усердных торговцев, спешащих удовлетворить нужды войск. Так Бернадотт без затруднений пересек оба Гессена, княжество Фульдское, земли архиканцлера и Баварию. Он двигался прямо с севера на юг. Семнадцатого сентября он прибыл в Кассель, а 27-го – в Вюрцбург, к великой радости курфюрста Баварского, обмиравшего от ужаса среди противоречивых известий от австрийцев и французов.

Генерал Мармон, поднимавшийся вдоль Рейна и использовавший его для перевозки снаряжения, передвигался по прекрасной дороге, которую Наполеон построил вдоль левого берега реки и которая является одним из памятных произведений его правления. Двенадцатого числа он был в Неймегене, 18-го в Кельне, 25-го в Майнце, 26-го во Франкфурте, 29-го – в окрестностях Вюрцбурга. Он вел корпус в 20 тысяч человек и парк из сорока отлично снаряженных орудий со значительным боеприпасом. В состав его сил входила голландская дивизия под командованием генерала Дюмонсо.

Таким образом, к концу сентября Наполеон сосредоточил в центре Франконии, в шести днях от Дуная и с угрозой флангу австрийцев, 17 тысяч человек маршала Бернадотта и 20 тысяч генерала Мармона. К этим силам следует прибавить 25 тысяч баварцев в Вюрцбурге, весьма вдохновленных делом французов, ставшим теперь и их делом, и рукоплескавших при появлении славных полков.

Даву с корпусом из Амблетеза, Сульт с корпусом из Булони, Ней с корпусом из Монтрейля, пройдя через Фландрию, Пикардию, Шампань и Лотарингию, прибыли на Рейн 23–24 сентября, предшествуемые кавалерией, которую Наполеон отправил в поход на четыре дня раньше пехоты.

Ожеро формировал свои дивизии в Бретани. Ему предстояло выйти из Бреста, пересечь Францию во всей ее протяженности и прийти на Рейн на две недели позже остальных корпусов. Поэтому ему назначалось служить резервом.

Известие о появлении французов распространилось в мгновение ока и породило в германских генералах только одну мысль: что главный театр военных действий будет не в Италии, а в Баварии, ибо именно туда движется Наполеон со своей армией. Из этого воспоследовали только просьба усилить австрийские силы в Швабии и весьма не понравившийся эрцгерцогу Карлу приказ переслать подразделение из Италии в Тироль, дабы через Форарльберг прийти на помощь генералу Маку. Однако подлинный замысел Наполеона остался глубоко скрытым. Войска в Вюрцбурге, казалось, предназначались лишь для слияния с баварцами и защиты курфюрста. Основное соединение, размещенное в Верхнем Рейне у входа в отроги Черного леса, казалось, собиралось вступить в него. И генерал Мак ежедневно укреплялся в мысли не покидать предписанной ему Ульмской позиции.

Собрав всю свою армию, Наполеон придал ей организацию, с тех пор неизменную, и название, которое она сохранила навеки в истории, а именно – Великая армия.

Он разделил ее на семь корпусов. Бернадотт, с приведенными из Ганновера войсками, формировал первый корпус в 17 тысяч человек. Мармон, с войсками из Голландии, формировал второй, насчитывавший 20 тысяч солдат. Войска Даву из лагеря в Амблетезе, занимавшего третье место вдоль побережья, получили название третьего корпуса и доходили численностью до 26 тысяч. Сульт, с центральной частью Великой армии побережья (первоначальное название Великой армии), расположился лагерем в Булони в составе 40 тысяч пехотинцев и артиллеристов и формировал там четвертый корпус. В скором времени от него предстояло отделиться дивизии Сюше, которая станет частью пятого корпуса, вместе с дивизией Газана и гренадерами Арраса, известными как гренадеры Удино, по имени их доблестного предводителя. Независимо от дивизии Сюше пятый корпус включал 18 тысяч человек. Он предназначался верному и героическому другу Наполеона, маршалу Ланну, призванному из Португалии для участия в опасной Булонской экспедиции и теперь последовавшему за императором к берегам Моравы, Вислы и Немана. Шестой корпус, доходящий до 24 тысяч солдат, составлял Монтрейльский лагерь под командованием бесстрашного Нея. Ожеро, с двумя дивизиями из Бреста численностью не более 14 тысяч человек, составлял седьмой корпус. Восьмым корпусом стали позднее итальянские войска, когда они начали действовать в Германии. Такая организация повторяла организацию Рейнской армии, но с важными изменениями, соответствующими гению Наполеона и необходимыми для исполнения его великих замыслов.

Каждый корпус Рейнской армии, укомплектованный всеми видами вооружений, сам по себе представлял маленькую самодостаточную армию, способную дать сражение. И ее корпуса стремились изолироваться, особенно под началом таких генералов, как Моро, командовавших сообразно своему уму и характеру. Наполеон организовал армию так, чтобы она целиком подчинялась ему одному. Каждый корпус был полностью укомплектован только пехотой; из артиллерии он обладал строго необходимым, а из кавалерии – только тем, что нужно для самозащиты, то есть несколькими эскадронами гусаров и егерей. Наполеон оставлял за собой их дальнейшее доукомплектование артиллерией и кавалерией с помощью резерва, которым распоряжался он один. Сообразно особенностям местности и обстоятельств, он удалял из одного, дабы придать другому, подкрепление орудиями или кирасирами.

Но особенно он стремился объединить под единым руководством основные силы кавалерии. Поскольку именно с ее помощью наблюдают за неприятелем, беспрестанно объезжая вокруг него, довершают его разгром, когда он поколеблен и преследуют его и окружают, когда он бежит, Наполеон пожелал оставить исключительно за собой это средство подготовить победу, добиться ее и пожать ее плоды. Так, он собрал в один корпус всю тяжелую кавалерию, соединив кирасиров и карабинеров генералов Нансути и д’Опуля с пешими и конными драгунами генералов Клейна, Вальтера, Бомона, Бурсье и Бараге-д’Илье и вверив всех вместе своему зятю Мюрату, лучшему кавалерийскому офицеру той эпохи, ставшему под его началом magister equitum (начальником конницы) римских армий. За кавалерией следовали батареи летучей артиллерии, обеспечивая ей, помимо сабельной мощи, мощь огневую. Этот резерв насчитывал 22 тысячи всадников, в том числе 6 тысяч кирасиров, 9–10 тысяч конных драгун, 6 тысяч пеших драгун и тысячу конных артиллеристов.

Наконец, единым резервом Великой армии была императорская гвардия – прекраснейший на свете отборный корпус, служащий одновременно приманкой и наградой для отличившихся солдат. Как и консульская, императорская гвардия состояла из пеших и конных гренадеров и егерей, подобно полку, в котором оставили лишь отборные роты. Помимо этого она включала прекрасный итальянский батальон, великолепный эскадрон мамелюков – последнюю память о Египте, и два эскадрона отборной жандармерии для поддержания порядка в штаб-квартире, – всего 7 тысяч человек. Наполеон усилил ее любимым видом вооружения – артиллерией, ибо в некоторых случаях она с успехом заменяла все остальные. Гвардия располагала парком из 24 тщательно снаряженных орудий, что составляло почти четыре орудия на тысячу человек. Гвардия практически не покидала штаб-квартиры, всегда передвигаясь вместе с императором, Ланном и гренадерами Удино.

Такова была Великая армия. Она представляла силу в 186 тысяч солдат, включая 38 тысяч кавалеристов и 340 орудий. Если добавить к этому 50 тысяч солдат Массена и 20 тысяч генерала Сен-Сира, мы получим 256 тысяч французов, разбросанных от Тарентского залива до устья Эльбы, с резервом примерно в 150 тысяч молодых солдат внутри страны. Если добавить к этому 25 тысяч баварцев и 7–8 тысяч подданных Бадена и Вюртемберга, готовых встать в строй, то можно сказать, что Наполеон собирался с 250 тысячами французов и 30 тысячами германцев разгромить 500 тысяч солдат стран коалиции (в их числе 250 тысяч австрийцев, 200 тысяч русских, 50 тысяч англичан, шведов и неаполитанцев, с резервами в Австрии и России и на английских флотах). Коалиция надеялась присоединить еще 200 тысяч пруссаков, и в этом не было ничего невозможного, если Наполеон не поторопится с победой.

Он в самом деле спешил начать и отдал приказ перейти Рейн 25 и 26 сентября, пожертвовав два-три дня на отдых людям, починку поврежденного снаряжения кавалеристов и артиллеристов, замену раненых и уставших лошадей на свежих, множество которых собрали в Эльзасе, наконец, на подготовку большого парка и запасов фуража. И вот каковы были его распоряжения, чтобы обогнуть Черный лес, за которым в Ульмском лагере поджидал французов генерал Мак.

Вглядевшись в местность, столь часто посещаемую французскими войсками и потому столь часто описываемую в этой истории, мы видим Рейн, который вытекает из Боденского озера, течет на запад до Базеля, а затем вдруг поворачивает и течет почти прямо на север. Мы видим Дунай, который, напротив, начинается с нескольких слабых источников, довольно близко от того места, где из Боденского озера вытекает Рейн, направляется на восток и следует этому направлению с очень небольшими отклонениями до самого Черного моря. Цепь невысоких гор, неверно называемых Швабскими Альпами, разделяет обе реки, поворачивая Рейн к северным морям, а Дунай – к восточным. Самые свои крутые вершины эти горы показывают Франции и, постепенно снижаясь, заканчиваются в долинах Франконии. Из их приоткрытой утробы, одетой лесами, которые обычно именуют Черным лесом, вытекают налево, то есть к Рейну, – Неккар и Майн, направо – Дунай, который течет обратно почти лишенный леса и спускающийся террасами. Горы пронизаны узкими ущельями, по которым нужно обязательно пройти, чтобы выйти от Рейна к Дунаю, если только не обойти их, поднявшись вдоль Рейна. В предшествующих войнах французы поочередно следовали обеими дорогами. Выходя с Рейна между Страсбургом и Гюнингеном, они проходили через ущелья Черного леса либо, поднимаясь по Рейну, переходили реку рядом с Боденским озером и оказывались у истоков Дуная, избежав прохода через ущелья.

Наполеон, желая занять позицию между австрийцами, стоявшими в Ульме, и русскими, идущими к ним на помощь, должен был следовать по совершенно иному пути. Постаравшись сначала привлечь внимание австрийцев к ущельям Черного леса видом колонн, готовых вступить в них, он собирался затем идти вдоль Швабских Альп, не переходя через них, до Нёрдлингена, обогнуть со всеми своими объединенными войсками их низкую оконечность и перейти через Дунай в Донауверт. В ходе этого движения он присоединял корпуса Бернадотта и Мармона, уже находящиеся в Вюрцбурге, огибал Ульм-скую позицию и выходил в тылы генерала Мака, осуществляя тем самым уже давно задуманный план, от которого ждал самых обширных результатов.

Двадцать пятого сентября он предписал Мюрату и Ланну перейти Рейн в Страсбурге с резервом кавалерии, гренадерами Удино и дивизией Газана. Мюрат должен был передвинуть своих драгун из Оберкирха в Фройденштадт, из Оффенбурга в Ротвайль, а из Фрайбурга в Нейштадт и поставить их у входа в главные ущелья так, чтобы навести на мысль о подготовке к вступлению в них всей армии. Дабы довершить обман, на это направление был заказан провиант. Несколько батальонов гренадеров Ланна должны были подкрепить эти сведения разведки; в действительности же большая часть его корпуса готовилась встать перед Страсбургом на дороге в Штутгарт и прикрывать движение Нея, Сульта и Даву, которым предписывалось перейти Рейн ниже по течению. Генерал Сонжи, командовавший артиллерией, перебросил два лодочных моста, первый – меж Лотербургом и Карлсруэ для корпуса Нея, другой – в окрестностях Шпайера для корпуса Сульта. Даву имел в своем распоряжении мост Мангейма. Маршалам предписывалось пройти через долины, спускавшиеся со Швабских Альп, и следовать вдоль горной цепи, поддерживая друг друга так, чтобы суметь помочь в случае внезапного появления неприятеля. Всем был дан приказ иметь с собой на четыре дня хлеба в ранцах и фуража в фургонах, на случай если придется выполнять форсированные марши. Наполеон покинул Страсбург только после того, как двинулись его парки и резервы в сопровождении пехотной дивизии. Первого октября он в сопровождении гвардии перешел Рейн, перед тем простившись с императрицей, которая осталась в Страсбурге с императорским двором и канцелярией Талейрана.

По прибытии Наполеона на территорию Великого герцогства Баденского его встречала семья государя, явившаяся отдать ему честь. Престарелый курфюрст был в окружении трех поколений принцев. Как все второстепенные государи Германии, он хотел пользоваться благами нейтралитета – подлинной химеры в таких обстоятельствах, ибо мелкие державы, не имея возможности помешать войне, которой желают крупные державы, не должны прельщаться надеждой отстраниться от ее невзгод путем нейтралитета: таковой невозможен, поскольку почти все они неизбежно оказываются на пути воюющих армий. Вместо нейтралитета Наполеон предложил Бадену союз с ним, обещав решить в его пользу вопросы территорий и суверенитета, которые отделят его от Австрии после незавершенных установлений 1803 года. Курфюрст Баденский в конце концов согласился на союз и обещал поставить три тысячи человек, продовольствие и транспортные средства, которые нужно было закупить в самой стране.

Переночевав в Эттлингене, Наполеон 2 октября пустился в путь к Штутгарту. До его приезда едва не случилось столкновение между курфюрстом Вюртембергским и маршалом Неем. Фридрих-Вильгельм, известный во всей Европе крайней вспыльчивостью, как раз обсуждал с французским министром условия союза, которые ему совсем не нравились. И он не хотел, чтобы до заключения союза войска входили в Луисбург, который был его загородной резиденцией, или в Штутгарт, бывший его столицей. Ней согласился не вступать в Луисбург, но навел артиллерию на ворота Штутгарта и таким способом добился их открытия. Наполеон прибыл как раз вовремя, чтобы успокоить гнев курфюрста. Тот принял его с большой пышностью и обговорил с ним условия союза, который возвеличил этот дом, как возвеличил и всех государей юга Германии. Договор был подписан 5 октября и со стороны Франции содержал обязательство увеличить дом Вюртемберга, а со стороны Вюртемберга – поставить 10 тысяч человек, продовольствие, лошадей и повозки, которые следовало оплатить при их получении.

Наполеон пробыл три-четыре дня в Луисбурге, чтобы дать время своим корпусам слева подтянуться к линии. Создалось весьма щекотливое положение – находиться совсем близко, в четырех десятках лье, от неприятеля силой в 80–90 тысяч человек, стараясь не возбудить его бдительность и не наскочить ненароком на одно из его крыльев. Наполеон позаботился об этом с восхитительным искусством и предусмотрительностью. Три дороги вели из Вюртемберга к низким оконечностям Швабских Альп, которые надлежало обогнуть. Главная дорога шла через Пфорцхайм, Штутгарт и Хайденхайм прямо вдоль гор и сообщалась, посредством великого множества ущелий, с позицией австрийцев в Ульме. Этой дорогой надлежало следовать с наибольшими предосторожностями из-за близости неприятеля. По ней двинулся Наполеон вместе с кавалерией Мюрата, корпусами Ланна и Нея и гвардией. По второй дороге, приводившей из Шпайера в долину Нёрдлингена, двигался корпус Сульта. Третья дорога, выходя из Мангейма, вела в Ойтинген. По этой дороге шел Даву. Она сближалась с направлением, которым следовали корпуса Бернадотта и Мармона из Вюрцбурга к Дунаю. Наполеон предписал этим колоннам двигаться таким образом, чтобы все они 6–7 октября прибыли на равнину, которая простирается вдоль берега Дуная меж Нёрдлингеном, Донаувертом и Ингольштадтом. Но при повороте, когда левый фланг вращается вокруг правого, последнему предстояло совершить меньший круг. Поэтому справа следовало замедлить шаг, чтобы дать время корпусам Мармона и Бернадотта на крайне левом фланге, Даву, идущему за ними, и наконец, Сульту, который следовал за Даву с объединенной штаб-квартирой, завершить поворот.

Выждав необходимое время, Наполеон начал движение всем правым флангом 4 октября. Мюрат, беспрерывно несшийся во главе своей конницы, подъезжал поочередно ко входу в каждое ущелье, показываясь там на миг, и затем пропускал свои эскадроны, как только парки и обозы продвигались достаточно далеко, чтобы нечего было опасаться. Наполеон с корпусами Ланна, Нея и гвардией следовал по дороге из Штутгарта, готовый прийти с 50 тысячами человек на помощь Мюрату, если вдруг неприятель покажется в одном из ущелий. Для корпусов Сульта, Даву, Мармона и Бернадотта, образующих центр и левый фланг армии, опасность начиналась лишь после завершения исполняемого ими маневра вокруг подножия Швабских Альп и выхода на равнину Нёрдлингена. В самом деле, могло случиться, что генерал Мак, достаточно рано уведомленный, отступит из Ульма к Донауверту и перейдет Дунай, чтобы дать сражение в долине Нёрдлингена и остановить там французов. Наполеон предусмотрел, чтобы Мюрат, Ней, Ланн, а с ними по меньшей мере и корпуса Сульта и Даву сошлись 6 октября между Хайденхаймом, Ойтингеном и Нёрдлингеном и могли противостоять неприятелю внушительными силами. До той же поры его главной и постоянной заботой было обманывать генерала Мака достаточно долго, чтобы тот вовсе не помышлял сворачивать лагерь и чтобы можно было выйти к Дунаю в Донауверте, прежде чем генерал оставит свою позицию в Ульме. Четвертого и шестого октября всё продолжало выглядеть как нельзя лучше. Погода стояла превосходная; солдаты, снабженные крепкими башмаками и теплыми плащами, шагали бодро и весело. Сто восемьдесят тысяч французов продвигались вперед по линии протяженностью в 26 лье, правым флангом касаясь гор, а левым – поворачивая к долинам Верхнего Пфальца, намереваясь в течение нескольких часов объединиться в количестве 90—100 тысяч человек на одном из своих крыльев. И самым необыкновенным было то, что австрийцы не имели ни малейшего представления об этой операции.

«Австрийцы стерегут выходы из Черного леса, – писал Наполеон Талейрану и Ожеро. – Дай Бог им там и оставаться! Я только боюсь, как бы мы не слишком их напугали… Если они мне дадут сделать еще несколько переходов, я обойду их и окажусь со всей моей армией между Лехом и Изаром». Министру полиции он писал: «Запретите рейнским газетам писать об армии. Как будто ее вовсе не существует».

Чтобы прибыть в назначенный пункт, корпусам Бернадотта и Мармона предстояло пересечь Анспах, провинцию Пруссии во Франконии. В крайнем случае Наполеон мог, стянув их к корпусу Даву, приблизить к себе и так избежать вступления на прусскую территорию. Но дороги были уже загромождены; скопление новых войск нарушило бы порядок движения и снабжения продовольствием. Кроме того, при сужении окружности, описываемой армией, оставалось меньше шансов окружить неприятеля. Движением своей армии Наполеон желал охватить Дунай до Ингольштадта, чтобы как можно дальше зайти в тылы австрийцев и суметь их остановить в том случае, если они отступят от Иллера к Леху. Не думая, при состоянии его отношений с Пруссией, что она может выказать несговорчивость в этом вопросе;

полагаясь на устоявшееся во время последних войн обыкновение пересекать прусские провинции Франконии, потому что они были вне линии нейтралитета; не получив никакого уведомления о том, что на сей раз может быть по-другому, Наполеон не придал вступлению в Анспах никакого значения и отдал приказ корпусам Мармона и Бернадотта проследовать через его территорию. Местные власти вышли на границу заявить протест от имени государя против свершившегося нарушения. Им ответили, сославшись на приказ Наполеона, и пошли дальше, платя звонкой монетой за всё, что брали, и соблюдая строжайшую дисциплину. Прусские подданные, получая хорошую плату за мясо и хлеб, которыми они снабжали французских солдат, не казались сильно расстроенными так называемым нарушением их территории.

Шестого октября шесть наших армейских корпусов без всяких происшествий обогнули Швабские Альпы и вышли к Дунаю далеко позади Ульмской позиции.

Что же делали в это время генерал Мак, эрцгерцог Фердинанд и офицеры австрийского главного штаба? К великому счастью, намерения Наполеона остались ими не разгаданы. Сорок тысяч человек, которые перешли Рейн в Страсбурге и углубились поначалу в ущелья Черного леса, утвердили их в мысли, что французы направятся привычной дорогой. Фальшивые донесения шпионов, ловко подосланных Наполеоном, еще более укрепили их в этом мнении. Они, правда, слышали о появлении каких-то французских войск в Вюртемберге, но предположили, что те намеревались оккупировать мелкие государства Германии и, возможно, помочь баварцам. К тому же нет ничего более противоречивого и сбивающего с толку, чем множество донесений шпионов и посланных в разведку офицеров. Одним мерещатся армейские корпуса там, где они наткнулись лишь на небольшие подразделения, другим видятся простые подразделения там, где они должны были распознать армейские корпуса. Нередко они не видят своими глазами то, о чем доносят, а лишь собирают слухи напуганных, удивленных или восторженных людей. Военная полиция, как и гражданская, лжет, преувеличивает, сама себе противоречит. Сильный ум может извлечь истину из хаоса таких донесений, но посредственный – теряется. А уж если существует предвзятость и склонность верить, что неприятель появится скорее в одном пункте, нежели в другом, то все собранные факты истолковываются в одном только смысле, как бы мало они к тому не подходили. Так происходят великие заблуждения, которые порой разрушают целые армии и империи.

Таково было в ту минуту и состояние ума генерала Мака. Австрийские офицеры уже долгое время превозносили позицию, которая, опираясь справа на Ульм, а слева на Мемминген, преграждала путь французам по выходе из Черного леса. Опираясь на всеобщее мнение и к тому же будучи послушным совершенно определенным предписаниям, генерал Мак утвердился на этой позиции. У него был провиант и боеприпасы, и он не мог не убедить себя, что разместился весьма подходящим образом. Единственная мера предосторожности, которую он принял в отношении своих тылов, состояла в отправке генерала Кинмайера с несколькими тысячами человек в Ингольштадт для наблюдения за баварцами, укрывшимися в Верхнем Пфальце, и для связи с русскими, появления которых он ожидал на большой дороге из Мюнхена.

Шестого октября, в то самое время как генерал Мак оставался в Ульме, корпуса французской армии выходили на равнину Нёрдлингена по ту сторону Швабских гор, на берега Дуная, который они собирались перейти. Вечером 6 октября дивизия Вандама из корпуса Сульта, опередив остальных, подошла к Дунаю и захватила Мюнстерский мост в одном лье выше Донауверта. На следующий день корпус Сульта захватил в самом Донауверте мост, слабо защищенный батальоном генерала Коллоредо, который, не сумев его отстоять, тщетно попытался его уничтожить. Войска Сульта весьма скоро починили его и со всей поспешностью перешли на ту сторону. Мюрат, шедший со своими драгунскими дивизиями в голове правого крыла, сформированного корпусами Ланна и Нея, подошел к Мюнстерскому мосту, уже захваченному Вандамом. Он потребовал этот мост для своих войск и тех, что следовали за ним, оставив Донаувертский мост войскам Сульта, в ту же минуту перешел его с одной драгунской дивизией и устремился за Дунай на захват предмета весьма большого интереса – Райнского моста через Лех. Лех, протекающий позади Иллера и почти параллельно ему, вливаясь в Дунай у Донауверта, образует позицию за пределами Ульмской; заняв Райнский мост, обходили одновременно Иллер и Лех и оставляли генералу Маку мало шансов вовремя отступить. Драгунам Мюрата понадобилось совсем немного времени, чтобы захватить город Райн и мост. Две сотни всадников смели все патрули корпуса Кинмайера, в то время как Сульт своими силами захватывал Донауверт, а Даву подошел к мосту Нейбурга.

Наполеон в тот же день прибыл в Донауверт. Надежды его осуществились, но он счел успех полностью обеспеченным, лишь когда обнаружил все до последнего результаты своего прекрасного маневра. Уже захватили несколько сотен пленных, и их сообщения были единодушными: генерал Мак оставался в Ульме, на Иллере; на другой стороне Дуная встретили и оттеснили его арьергард под командованием генерала Кинмайера, предназначенный для связи с русскими. Наполеон тотчас подумал занять позицию между австрийцами и русскими, чтобы помешать их соединению. Первым движением генерала Мака, если он вовремя решится, будет покинуть берега Иллера, отступить на Лех и пройти через Аугсбург, чтобы соединиться с генералом Кинмайером на дороге в Мюнхен. Не теряя ни минуты, Наполеон предписал следующее расположение войск. Он не захотел передвигать корпус Нея на ту сторону Дуная и оставил его на дорогах, идущих из Вюртемберга в Ульм, чтобы охранять левый берег Дуная, через который прибывали войска. Мюрату и Ланну он приказал перейти на правый берег по Мюнстерскому и Донаувертскому мостам, которыми французы уже завладели, подняться вверх по течению реки и встать между Ульмом и Аугсбургом, чтобы помешать генералу Маку отступить по большой дороге из Аугсбурга в Мюнхен. По пути им приказывалось занять Бургау. Сульту Наполеон приказал уйти с позиции в устье Леха и подняться по этому притоку Дуная до Аугсбурга с тремя дивизиями Сент-Илера, Вандама и Леграна. Дивизия Сюше, четвертая дивизия Сульта, переводилась под командование Ланна. Таким образом, Ней с 20 тысячами человек на правом берегу Дуная, с которого французы ушли, Мюрат и Ланн с 40 тысячами на правом, который французы только что захватили, и Сульт с 30 тысячами на Лехе окружали генерала Мака, каким бы путем он не попытался ускользнуть.

Без промедления перейдя от этой заботы к другим, Наполеон приказал Даву срочно перейти Дунай в Нейбурге и освободить Ингольштадт, к которому должны были подойти Мармон и Бернадотт. Дорога, которой те следовали, была более длинной; они отставали на два перехода. Затем Даву должен был передвинуться в Айхах, на Мюнхенскую дорогу, потеснить генерала Кинмайера и образовать арьергард войск, сосредоточенных вокруг Ульма. Корпуса Мармона и Бернадотта получили приказ ускорить шаг, перейти Дунай в Ингольштадте и двигаться к Мюнхену, дабы сменить курфюрста в его столице месяц спустя после того, как он ее оставил. Так, честь вновь восстановить баварцев в их землях Наполеон предоставил маршалу Бернадотту, в ту минуту их товарищу. Таким расположением Наполеон выставлял против русских, идущих из Мюнхена, Бернадотта и баварцев, а при необходимости и Мармона с Даву, которые должны были, сообразно обстоятельствам, двигаться либо на Мюнхен, либо на Ульм, дабы содействовать полному окружению генерала Мака.

На следующий день, 8 октября, Сульт поднялся вверх по Леху до Аугсбурга, не повстречав на своем пути неприятеля. Мюрат и Ланн передвинулись из Донауверта в Бургау, заняв пересеченную местность между Лехом и Иллером, кое-где поросшую лесом и прорезаемую речушками, впадающими в Дунай. Двигавшиеся во главе колонн драгуны наткнулись перед Вертингеном на неприятельский корпус, более многочисленный, чем те, с которыми они уже сталкивались. Корпус состоял из шести гренадерских и трех стрелковых батальонов под командованием барона Ауфенберга, двух кирасирских эскадронов герцога Альберта и двух эскадронов легкой кавалерии Латура. Их послал в разведку генерал Мак, встревоженный смутными слухами о появлении французов на берегу Дуная. По-прежнему полагали, что это французы из корпуса Бернадотта, корпуса, размещенного, как говорили, в Вюрцбурге для оказания помощи баварцам. Австрийские офицеры обедали, когда им объявили о появлении французов. Они крайне удивились этому известию и поначалу отказывались верить, но вскоре, не имея более возможности сомневаться, стремительно повскакивали на коней, чтобы возглавить свои войска.

Перед Вертингеном находилась деревушка под названием Хохенрайхен, которую охраняли несколько сотен пеших и конных австрийцев. Они вели весьма интенсивный огонь из домов местных жителей и оказали сопротивление полку драгун, первым прибывшему на место. Командир эскадрона Экзельман, отметивший с той поры свое имя многими подвигами, а тогда простой адъютант Мюрата, примчался на шум выстрелов. Он приказал спешиться двум сотням драгун-добровольцев, которые, бросившись с ружьями в руках в деревушку, вытеснили из нее оккупантов. Тем временем подоспели новые подразделения, австрийцев потеснили еще более, ворвались вслед за ними в Вертинген, вышли из городка и обнаружили на плоскогорье за ним девять батальонов, выстроившихся в каре, неширокое, но весьма плотное и глубокое, с пушками и кавалерией на крыльях. Доблестный командир эскадрона Экзельман тотчас с редкостной храбростью стремительно атаковал каре, и под ним убило лошадь, а полковника Мопти рядом с ним смертельно ранили ударом штыка. Но при всей решительности атаки каре разбить не удалось. Некоторое время французские драгуны пытались рубить саблями австрийских гренадеров, которые отвечали им штыковыми ударами и стрельбой. Наконец, привлеченные пушечной пальбой, явились Мюрат с основной частью своей конницы и Ланн с гренадерами Удино. Эскадроны Мюрата немедленно атаковали каре, а Ланн направил гренадеров на видневшуюся в глубине опушку леса, чтобы отрезать австрийцам пути к отступлению. Последние, атакованные в лоб и угрожаемые с тылу, отступали поначалу единой массой, но вскоре каре распалось и отступление стало беспорядочным. Если бы гренадеры Удино явились несколькими минутами ранее, девять австрийских батальонов были бы взяты полностью. Тем не менее было захвачено две тысячи пленных и несколько пушек и знамен.