Текст книги "Гвианские робинзоны"

Не говоря о Фернане Кортесе (1519) или Франсиско Писарро (1531), авантюристах высокого пошиба, умевших действовать с размахом в своих экспедициях, по сути грабительских, которые опустошили, первый – Мексику, второй – Перу, к вящей славе и огромной выгоде их венценосного повелителя, перейдем сразу к тем, кто первым исследовал восточную часть экваториальной Америки.

Франсиско Писарро был убит в Куско в 1541 году. Орельяна, один из его лейтенантов, мечтая о еще более богатых странах, где золото должно быть столь же распространено, как у нас самые дешевые металлы, спустился по Амазонке до ее устья и обшарил морское побережье от Эквадора до Ориноко.

Можно ли верить его словам? Или он принял за реальность химеру, которую лелеял столько лет? Действительно ли он видел хотя бы одним глазком уголок этой благословенной земли, описанной им столь пышно и красноречиво?.. Как бы там ни было, к 1548 году волшебное слово «Эльдорадо» было у всех на устах, повторяясь как эхо.

Преодолевая океаны, передаваясь от одного рассказчика к другому, легенда приобретала множество вариаций и становилась все подробнее. Само географическое положение золотого рая весьма часто и значительно разнилось. Где же его искать, может быть, в Гвиане или в Новой Гранаде, в то время мало изученных? Поиски велись на огромных пространствах; с севера на юг и с востока на запад вся экваториальная зона была перекопана теми, кто жаждал золота и чьи скелеты в итоге усеяли эту землю. В конце концов, после множества разочарований, золотоискатели сошлись в одном: Эльдорадо, знаменитое сокровище Сыновей Солнца, находится в Гвиане. Его местоположение уточнялось, некоторые даже утверждали, что после падения Империи инков самый младший брат Атауальпы завладел сокровищами и спустился до Амазонки, недалеко от истоков реки Ояпок.

Этого золотого монарха называли «великий Пайтити», «великий Моксо», «великий Пару».

Кое-кто даже заявлял, что видел его. Среди прочих Уолтер Рэли, фаворит Елизаветы, ведомый, безусловно, личными мотивами, а возможно, приказом сверху, уверял королеву Англии в достоверности этих басен. Испанец по фамилии Мартинес пошел еще дальше. Он утверждал, что провел семь месяцев в Маноа, столице этого вымышленного царства. Описание, которое он приводит, столь невероятно, что мы не можем его не процитировать: «Этот город огромен, а население его бесчисленно. На улице Ювелиров трудится по меньшей мере три тысячи ремесленников. Дворец императора построен из белого мрамора на покрытом зеленью острове и отражается в озере, чьи воды прозрачнее самого чистого хрусталя. Его окружают три горы, первая из чистого золота, вторая из серебра, а третья из соли. Дворец покоится на колоннах из алебастра и порфира и окружен галереями из кедра и черного дерева, инкрустированных драгоценными камнями. Вход в него охраняют две башни. Каждую из них подпирает колонна высотой в двадцать пять футов, а венчает огромная серебряная луна. Живые львы прикованы к колоннам золотыми цепями; в глубине находится большой квадратный двор, украшенный фонтанами с серебряными чашами, куда вода стекает по четырем золотым трубам. Маленькая медная дверь (почему всего лишь медная?), пробитая в скале, скрывает внутренние покои дворца, роскошь которых превосходит всякое воображение.

Здешнего властителя называют Эль Дорадо, что означает «позолоченный», из-за богатства его одеяния. Каждое утро его тело натирают драгоценной смолой, а затем покрывают золотом, пока он не станет выглядеть как золотая статуя». И так далее и тому подобное.

Не останавливаясь более на этих детских россказнях, объясним между делом, что́, согласно Гумбольдту, могло стать их источником. Известно, что в Гвиане вместо татуировки используют рисунки на теле. Индейцы некоторых племен, сегодня вымерших из-за алкоголизма, некогда имели обычай намазываться черепашьим жиром, а затем покрывать тело чешуйками слюды, металлические отблески которой отливают золотом и серебром. Из-за этого примитивного украшения действительно может показаться, что их одежда соткана из золотых и серебряных нитей.

Каковы бы ни были мотивы, заставившие действовать Уолтера Рэли, он, утомленный мрачной реальностью Старого Света, без колебаний поверил в эту химеру и в 1595 году отправился в погоню за заветным идеалом через беспредельный океан. С 1595 по 1597 год он совершил не менее четырех путешествий и безуспешно обыскал все не исследованные ранее уголки. Эльдорадо все время ускользало от него.

С той же целью было предпринято еще по меньшей мере два десятка экспедиций, столь же безрезультатных по вполне понятным причинам. И наконец, как бы невероятно ни выглядел этот факт, последняя, очень хорошо организованная экспедиция отправилась на поиски золота в 1775 году. Так непоколебима была вера в это мифическое место!

Несмотря на то что сказка об Эльдорадо обернулась бесчисленными неудачами, вместе с тем она явилась источником множества открытий, как то случилось и с поисками философского камня. Она позволила по-настоящему исследовать Гвиану и ее реальные богатства. Так, в 1604 году несколько французов под командованием де Ла Равардьера обосновались на острове Кайенна.

Вот что удивительно и вместе с тем вполне объяснимо: легенда об Эльдорадо поддерживалась индейцами Французской Гвианы, как и их соседями, с совершенно невероятным убеждением. Откуда взялась эта вера? Из рассказов европейских завоевателей, обернувшихся упорными поисками, или индейцы сами грезили об Эльдорадо задолго до того, как о нем узнали захватчики? Об этом никто никогда не узнает.

Но если в Гвиане не было и не могло быть знаменитого сокровища инков, то это не означало, что в гвианских колониях, граничащих с Бразилией, Перу и Венесуэлой, не было золотоносных залежей, подобных тем, что были обнаружены в этих странах. Поэтому, надеясь обнаружить месторождения золота, англичане и голландцы и завладели Гвианой в XVII веке. Этот факт подтверждается официальной перепиской, доступной в правительственных архивах. В 1725 году некий португальский монах, знакомый с особенностями добычи золота на бразильских рудниках, предложил властям Гвианы помощь в поисках золотоносных почв, но ему вежливо отказали.

Теперь еще одна странность, возможно даже более удивительная, чем слепая вера тех, кто грезил Эльдорадо: их потомки и слышать не хотели о золоте. То тут, то там во Французской Гвиане находили драгоценный металл, а они отрицали очевидное! Чрезмерная вера сменилась исключительным скептицизмом.

В 1848 году золотой вопрос снова выходит на повестку дня. Губернатор Гвианы месье Паризе, главный инспектор военного флота, находился с проверкой в поселке Мана. К нему привели индейца с реки Ояпок, который уже несколько лет жил в Мане. Это был энергичный и умный человек, который стал здесь вождем индейского поселения. О нем говорили, будто бы ему известна тайна месторождения золота.

Губернатор допросил его. Хитрый краснокожий, почуяв, что здесь можно поживиться тростниковой водкой, поначалу не хотел ничего говорить. Но его скрытность не смогла устоять против бутылки, которую он вылакал в свое удовольствие. После бесконечных разглагольствований и бесчисленных недомолвок он все же сказал:

– Да, я знаю секрет золота.

Затем, тотчас же пожалев о своем признании, он сию же минуту попытался разуверить своего собеседника и опровергнуть собственные слова. Губернатор сделал вид, что не на шутку разгневался:

– Ты мне солгал. Нет никакого золота. А если и есть, то ты не знаешь, где его искать.

Задетый за живое индеец возразил:

– Ты назвал меня лжецом? Хорошо, жди меня через неделю, сам все увидишь.

И он углубился в чащу прямо посреди ночи. Губернатор терпеливо ждал его всю неделю. Вождь не появлялся. Он подождал еще сутки. В конце концов, потеряв всякую надежду, губернатор поднялся на борт шхуны, которая должна была отвезти его в Кайенну, и тут ему доложили о появлении индейской лодки.

Краснокожий выбрался из пироги, бесстрастный и серьезный, и подошел к месье Паризе. Затем, не говоря ни слова, он развязал свое калимбе, закрепленное на талии с помощью лианы. На палубу шхуны с мягким звуком упал небольшой сверток. Это был самородок чистейшего золота весом в двадцать пять – тридцать граммов, завернутый в широкий лист.

На все вопросы насчет его находки индеец неизменно отвечал губернатору:

– Ты сказал, что я лжец. Я никогда не раскрою тебе тайну золота.

Самые заманчивые предложения не смогли поколебать волю вождя, и он удалился, не вымолвив больше ни слова.

Так что золотой вопрос снова был позабыт, пока в 1851 году индеец из португальских владений по имени Мануэль Висенте, знавший месье Лагранжа, старшего комиссара округа Апруаг, однажды не пришел к нему, утверждая, что в верховьях реки есть золото. Прежде ему приходилось работать на золотых шахтах в Бразилии, и он вырезал из древесины мавриции необходимое для добычи золота оборудование по образцу того, что он использовал на родине. Индеец просил месье Лагранжа велеть изготовить такое же и немедленно приступить к промывке золотоносных песков.

Месье Лагранж рассказал об этом открытии двум землевладельцам Апруага, месье Куи и месье Урслеру-старшему. Те ответили ему, что индеец просто хочет воспользоваться его доверчивостью, так что открытие Мануэля осталось невостребованным.

В конце 1854 года тот же Мануэль Висенте уехал в Бразилию. Там он познакомился с месье Дежарденом, с которым поделился тем же, чем тремя годами ранее с месье Лагранжем. Месье Дежарден тут же снарядил шхуну с командой из шести человек, включая индейца по имени Паолине, известного как превосходный золотоискатель. Они добрались до устья реки Апруаг, на плантации «Ла Ресурс» Дежарден встретился с ее хозяином, месье Куи, но скрыл от него цель путешествия. Затем он отправился вверх по реке и заночевал в самой глуши, в хижине тестя Мануэля Висенте, португальского индейца, которого звали Хуан Патава.

Месье Дежарден нашел золото. Но, к сожалению, через несколько дней он заболел дизентерией и был вынужден оставаться в постели в течение трех недель. Когда он наконец смог держаться на ногах, то в первую очередь решил добраться до своего судна, где с сожалением обнаружил, что все продовольствие и другие припасы украдены. Пришлось немедленно возвращаться под страхом голодной смерти.

Его люди утверждали, что во всем виноват Паолине. Дежарден отплыл, чтобы вернуться с запасом провизии, расстался с вором и увез свой секрет с собою. Увы, но состояние здоровья не позволило ему вернуться, он был вынужден остаться в Бразилии на следующие полгода.

Автор так подробно описывает все эти детали лишь потому, что они имеют огромное значение как с исторической, так и с философской точки зрения. История открытия золота в этой нашей колонии почти неизвестна, и никто еще не написал ее с 1848 года по сей день[18]18
  Все нижеследующие детали, доселе нигде не опубликованные, были записаны лично мной со слов месье Луврие Сен-Мари. – Примеч. автора.


[Закрыть]. Что же касается морали, которую здесь можно извлечь, то не странно ли, что такое яростное и непримиримое неприятие самых очевидных фактов сменило ревностные поиски былых времен, а в результате само обнаружение драгоценного металла стало казаться невозможной утопией.

Мы приближаемся к развязке. В 1855 году вышеупомянутый индеец Паолине, объединившись с португальским индейцем Теодозом, своим зятем Николя и его женой, то есть своей сестрой, поднялся вверх по течению Апруага до притока под названием Аратай. Там они начали мыть песок в месте, известном как Айкупай. Они нашли несколько граммов золота, вернулись в Кайенну и показали находку месье Шатону, бразильскому консулу. Анализ подтвердил, что это действительно золото.

При этом сам месье Шатон все еще сомневался. Но месье Куи, узнав об этом, вспомнил сведения, переданные ему прежде месье Лагранжем. Он составил рапорт месье Фавару, директору департамента внутренних дел, получил субсидию в 3000 франков, набрал отряд из семнадцати человек, снарядил три лодки, назначил руководителем месье Луврие Сен-Мари, и 12 апреля 1856 года в пять часов вечера экспедиция добралась до Айкупай. На следующее утро Паолине приступил к работе и промыл множество лотков[19]19
  Лоток – это нечто вроде деревянного подноса, с помощью которого промывают золотоносный песок. Он имеет около сорока сантиметров в диаметре и по форме похож на сильно расширяющийся абажур, но с закрытой верхней частью. – Примеч. автора.


[Закрыть] песка, обнаружив следы золотой пыли. Начальник экспедиции последовал его примеру вопреки протестам индейца, который опасался его неопытности и приговаривал:

– Бросай. Золото убегай от твоя.

В восемь часов утра на дне лотка месье Луврие Сен-Мари оказались первые крупинки золота, впервые добытые французом в Гвиане.

Французской Гвиане более не было нужды завидовать Калифорнии или Австралии.

Открытие гвианского золота прошло почти незамеченным. Старый Свет не испытал энтузиазма, охватившего его при известии, что реки Калифорнии и Австралии несут драгоценный песок. Золотая лихорадка не затронула колонию, которая по-прежнему прозябала, а богатейшие экваториальные месторождения мирно спали. Метрополия не сделала ничего, чтобы извлечь выгоду из этих богатств, о которых большинство французов ничего не слышали, да и теперь не подозревают.

Первые концессионеры золотоносных участков эксплуатировали их весьма скромно, будучи счастливы, когда им удавалось добыть несколько килограммов золота в месяц. Всеобщее безразличие было таким, что за весь 1863 год удалось добыть только лишь 132 килограмма. К 1872 году добыча выросла до 725 килограммов, и, наконец, благодаря частному капиталу в 1880 году она достигла, по официальным данным, 1800 килограммов. Поскольку при вывозе золота из колонии требовалось уплатить восьмипроцентный налог, контрабанда цвела буйным цветом. То есть цифру, с которой был уплачен взнос в бюджет колонии, можно смело увеличить как минимум на четверть, что дает нам 2250 килограммов золота, которые можно приблизительно оценить в шесть миллионов семьсот пятьдесят тысяч франков (6 750 000 фр.).

Еще несколько слов перед тем, как мы вернемся к нашему повествованию. Все золото, добытое в Гвиане, было аллювиальным, то есть полученным с помощью промывки золотоносного песка. Многочисленные и очень богатые золотые жилы в 1881 году даже не разрабатывались!

В 186… году, в то время, когда здесь разворачивались события, пролог которых мы ранее описали, добыча золота ограничивалась реками Апруаг, Синнамари и Мана. Бассейн Марони еще не был исследован; понятное дело, о его богатствах ходили самые невероятные россказни. Казалось, что заветное Эльдорадо вот-вот обнаружат. В обществе циркулировали смутные слухи, как вдруг неожиданное событие придало им большую обоснованность.

Двадцать два года назад доктор В., живший в поселении Мана, встретил на берегу реки индейца, державшего на руках умирающего ребенка. Доктор подошел к нему и спросил, куда он идет.

– Хочу бросить этого ребенка в воду, не знаю, что еще с ним делать, – ответил тот.

Доктор, разумеется, начал решительно возражать, на что индеец заявил:

– Его мать только что умерла. У меня нет молока, чтобы его накормить. Чего ты от меня хочешь? По мне, так лучше привязать ему камень на шею, и аймары быстро избавят его от житейских тягот.

– Ты не хочешь отдать его мне? Я его воспитаю.

– Держи.

После этих слов краснокожий испарился. Доктор доверил ребенка заботам одной негритянки. Он вырос. Приемный отец учил его, насколько позволяла природа маленького дикаря. Через пятнадцать лет явился его отец, потребовал вернуть сына и увел его с собой. Молодой человек обожал своего благодетеля, и хотя он не мог противиться таинственному зову кочевой жизни, каждые три месяца обязательно появлялся в поселении. Когда ему исполнилось двадцать лет, он женился на дочери вождя своего племени, о котором также ходили слухи, что он якобы знает тайну золота. Между тем доктор В. уехал из Маны и поселился в Сен-Лоране. Однажды Жак (так доктор называл приемного сына), желая выказать признательность своему благодетелю, во время последнего посещения, в 186… году, признался ему в том, что он наконец-то тоже посвящен в знаменитую тайну индейского золота.

Доктор весьма сдержанно отнесся к этой исповеди и решил, прежде чем разузнать все подробно, поделиться этими сведениями со своим другом, комендантом исправительной колонии. Однажды вечером он пришел к нему вместе с Жаком, но молодой человек, как некогда индеец месье Паризе, пошел на попятную. Комендант назвал его лжецом и заявил, что юноша не сможет принести даже крупицу золота.

И тогда Жак, оскорбленный подозрением во лжи, воскликнул:

– Нет! Я сказал правду. Вы знаете, господин комендант, как я преклоняюсь перед своим приемным отцом. Так вот! Клянусь вам его жизнью, что через месяц я отведу вас туда, где находится золото.

На последних словах его голос внезапно задрожал.

– Чего же ты боишься, дитя мое? – участливо спросил доктор.

– Дело в том, отец, что моя любовь к тебе заставила меня нарушить клятву. Я раскрыл тайну золота!.. Но эта тайна смертельна!.. Она убивает тех, кто ее раскрывает… Дьявол меня погубит.

Его голос дрожал, глаза вылезли из орбит, черты лица исказились, все свидетельствовало о том, что в душе юноши происходила жестокая борьба.

Немного погодя он продолжил более спокойным тоном:

– Ты спас меня, когда я был ребенком. Моя жизнь принадлежит тебе, отец мой! Впрочем, я не пойду до конца. Вы отправитесь вдвоем, с комендантом. Дьявол краснокожих испугается белых людей. Выйдем через месяц… Тебе нужно будет взять с собой кирки и молотки.

– Зачем же нам молотки?

– Потому что это золото не в земле, как то, что моют на Айкупай и Синнамари. Это золото в скале.

– В скале?! – изумленно вскричали доктор и комендант. – Но в Гвиане прежде не находили золотые жилы.

– Я не знаю, что вы называете жилами, но там есть беловатые скалы с голубыми прожилками, а в них – большие золотые зерна. Есть еще черные скалы, куски золота в них сверкают, как глаза тигра! А еще есть большая пещера, полная шума. Там всегда гремит гром, но молний не видно. В ней-то и живет дьявол, который убивает того, кто раскроет тайну золота.

– Да много ли его там? Ты смог что-то подобрать?

– Когда я тебя туда отведу, ты сможешь собрать там столько золота, что сделаешь из него золотые колеса для своей кареты, золотые сабли и ружья для солдат, будешь есть из золотой посуды и, если захочешь, заменишь золотом все, что сделано из железа.

Двое европейцев с улыбкой слушали этот восторженный рассказ, полный пафоса, но временами похожий на правду.

– И в какую же сторону нам надо идти, чтобы попасть туда?

– Я скажу вам об этом, когда вернусь.

– Ты уходишь?

– Сегодня же ночью. Я хочу еще раз повидаться с моей женой. Сейчас она со своим отцом и моей семьей как раз недалеко от пещеры золотого дьявола, я боюсь за нее и хочу привести ее сюда.

– Долго ли туда добираться?

Молодой краснокожий на мгновение задумался. Затем он достал из складок своего калимбе несколько щепок разной длины. Среди них обнаружилось шесть одинаковых. Он начал считать:

– Шесть дней плыть в пироге по Марони.

Затем он взял две других щепки, покороче.

– Два дня по ручью.

Осталось еще три щепки, длиной примерно с палец. Он положил их параллельно одна другой.

– Три дня пешком через лес. А за ним находятся семь гор, это и есть золотые горы… Прощайте, – сказал он без всякого перехода. – Я вернусь с женой через месяц.

– Но подожди хотя бы до утра. Сейчас же ночь кромешная.

Жак улыбнулся:

– Глаз краснокожего пронзает тьму. Он не боится ночи. День – предатель, а ночь – приятель. Никто не сможет выследить меня, прощайте.

– До свидания, сын мой, и до скорой встречи, – сказал доктор, обняв его.

Комендант проводил его до будки часового, который не пропустил бы индейца без пароля. Через мгновение краснокожий растворился во мраке.

В просторном доме коменданта колонии никого не осталось. Сигнал отбоя давно пробил, каторжники спали в своих бараках под охраной надзирателей, гарнизона морской пехоты и расставленных по местам часовых с заряженным оружием.

Невзирая на тщательные предосторожности, бесконечную охрану, дозоры и обходы, беседа, которую ее участники полагали секретной, все же стала достоянием еще одного слушателя. Затаившись среди великолепных цветущих кустов иксоры и китайской розы, какой-то человек, о присутствии которого никто даже не подозревал, жадно прислушивался к тому, о чем говорили индеец и двое белых.

Как только молодой человек вышел в сопровождении начальника, подозрительный незнакомец улучил момент, пока происходил обмен паролями, и крадучись выскользнул из своего укрытия, произведя не больше шума, чем кошка на охоте за птичкой. Затем он вскочил на босые ноги и стремительно помчался в тени аллеи манговых деревьев, ведущей к реке, до которой было около четырехсот метров. Он бежал что есть духу и сумел значительно опередить индейца. Чтобы добраться до пристани, где осталась пирога, индеец неминуемо должен был пойти по этой дороге.

Пробежав примерно две трети пути, незнакомец внезапно остановился и очень тихо свистнул сквозь зубы. На этот звук, который на расстоянии нескольких метров могло услышать разве что чуткое ухо дикаря, из-за манговых деревьев молча выступили двое мужчин, тоже босоногих.

– Атанда, – прошептал первый чуть слышно. – Он идет. Берем его без шума и пыли. На кону наши шкуры.

Несколько минут назад индеец сказал: «Глаз краснокожего пронзает тьму, день – предатель, а ночь – приятель». Эти слова бедного юноши в скором времени получили жестокое опровержение. Его глаза, еще ослепленные ярким светом в доме коменданта, не успели привыкнуть к темноте.

В лесных дебрях, где опасность принимает бесчисленные формы и грозит ежеминутно, его бы не удалось застигнуть врасплох. Но разве он мог подозревать о засаде в цивилизованном месте, где повсюду вооруженные люди в форме?

Поэтому индеец не успел издать ни звука, когда крепкая рука, словно выкованная из железа, неожиданно обрушилась на него и сдавила ему горло с такой силой, что он захрипел. В одно мгновение, куда быстрее, чем требуется, чтобы об этом написать, его связали по рукам и ногам, да так, что не шевельнуться, а рот заткнули кляпом. Один из похитителей взвалил неподвижного индейца на плечо, и вся троица, двигаясь бесшумно, как тени, пустилась бежать по тропинке, которая вилась вдоль берега Марони и исчезала в лесу неподалеку от ручья Балете. Уверенные в том, что их не преследуют, – налет произошел с удивительной быстротой и ловкостью! – бандиты чуть замедлили ход и вскоре добрались до устья ручья, не произнеся ни единого слова на всем пути.

– Где лодка? – тихо спросил тот, кто нес индейца.

– Здесь, – коротко ответил ему один из двух других, вытягивая лиану, служившую швартовом.

Нос черной скорлупы пироги, изогнутый как у гондолы, вынырнул из речных зарослей и врезался в берег на несколько сантиметров.

Индейца, неподвижного как труп, разместили в центре утлой лодчонки.

– Эй, вы там, чего ждете? Хватайте весла. Все путем?

– Путем.

– Пошел!

Лодка бесшумно рванулась вперед на веслах в ловких руках троих незнакомцев, явно владевших искусством местной гребли, которое совершенно неизвестно европейцам. Без малейшей заминки они покинули французскую территорию, вышли на простор большой реки и устремились наискосок по направлению к голландскому берегу. Начавшийся прилив, толкая пирогу вверх по реке, добавил им скорости. Вскоре они миновали плантацию Кеплер, раскинувшуюся на километр вдоль голландского берега, затем еще немного поднялись вверх по реке и наконец перестали грести.

– Мы на месте, – сказал старший, тем не менее не спеша приставать к берегу.

Он несколько раз пронзительно свистнул, причем ритм и модуляции этого свиста несколько напоминали звук флейты и, по всей видимости, разносились довольно далеко. Он выждал несколько минут, явно рассчитывая на ответный сигнал, но его не последовало. Он снова засвистел и подождал еще. Прошло не менее четверти часа, пока низкий голос, словно исходивший откуда-то из-под земли, грубо крикнул:

– Кто здесь?

– Балдохи битые, – прозвучал ответ, означавший: «беглые каторжники».

– Причаливай.

Свистевший привязал пирогу, взвалил индейца на плечо и ступил на клочок земли, служивший пристанью. Сообщники молча последовали за ним.

– Кто ты? – спросил тот же голос, и новоприбывшие заметили слабый отблеск звезд на стволе наведенного на них ружья.

– Да это же я, Тенги, слуга коменданта. Со мной Матье и Бонне. Ты что, Бенуа, не узнал нас?

– А ну прикуси язык и больше не зови меня по имени.

– Да, шеф, ты прав.

– Вот и ладно. Пошли в хибару.

Что такое! Этот отшельник, забившийся в свое логово, словно кабан, тот, что обменивался сигналами с беглыми каторжниками и до такой степени был с ними на дружеской ноге, что они обращались к нему на «ты», этот «Бенуа», этот «шеф», неужели он и есть тот самый человек, которого мы уже видели десять лет назад в форменном мундире тюремного надзирателя? Бенуа, жестокий любитель пускать в ход палку, палач Робена? Он настолько опустился, что стал сообщником бесчестных подопечных исправительной колонии?

Четыре года назад Бенуа, уволенный за недостойное поведение из полка военной охраны, был вынужден с позором покинуть Сен-Лоран, презираемый бывшими сослуживцами.

Нет необходимости детально разбирать причины его отставки, за ним числилось более чем достаточно отвратительных проступков. В один прекрасный день бывший надзиратель исчез, заявив, что отправляется попытать счастья в Суринам. На самом деле он всего лишь пересек Марони, в глубочайшей тайне устроился прямо в чаще, построил хижину, обзавелся лодкой и занялся делишками самого сомнительного свойства. Контрабанда была, пожалуй, наименее тяжким его грехом.

Ходили смутные слухи о том, что он помогает каторжникам бежать, что снабжает их оружием и провиантом, что, наконец, он сделался их поставщиком и банкиром. Пусть читатель не удивляется этому неожиданному званию «банкира». У всех каторжников водятся деньги. Некоторые обладают весьма значительными суммами, накопленными в ходе былой преступной деятельности. Эти деньги попадают к ним темными путями, они их прячут или доверяют освободившимся товарищам, которые пускают их в оборот и честно возвращают в оговоренное время в условленном месте. Каторжники крайне редко крадут друг у друга. Положение воровского банкира весьма прибыльно, поэтому дела Бенуа процветали. Его ловкость, смелость и энергия, а также предосторожности, коими он окружил свое существование, были таковы, что никто и никогда не смог не только застигнуть его врасплох, но даже просто приблизиться к его жилищу на расстояние окрика, кроме, разумеется, его сообщников. Он жил уединенно и никогда не показывался днем.

Появление троих беглых каторжников привело его в полный восторг. Как только Бенуа узнал, что это был за индеец и при каких обстоятельствах произошло его похищение, он сразу же понял, что важнее этого ничего и представить нельзя.

– Ну вы и хваты, парни, это же настоящая находка, – сказал он с мрачным смехом, утонувшим в густых зарослях его черной бороды. – Это богатство. Даже не верится, Тенги, что ты все это провернул. Давай, сынок, тяпни стаканчик сухого (тафии). А вы что сидите, уснули, что ли, плесните себе тоже!

– Будь здоров, шеф.

– Вам тоже не хворать, голубчики мои.

– А теперь расскажи мне, как ты умудрился проделать такую штуку.

– Ну вот, значит, – начал Тенги, усевшись поудобнее, – все это пара пустяков, да и времени особо не потребовалось. Ты же знаешь, что я работал в обслуге у коменданта и, стало быть, мог входить и выходить, когда хотел. Мой срок выходит через год, так что никто меня не остерегался. К тому же раз я прислуживал за столом, то мог сколько угодно слушать все, о чем там говорили. И понятно, что, когда речь шла о чем-то важном, я растворял уши пошире и старался запомнить покрепче. Как раз так я случайно и услышал историю, которую старый доктор рассказал коменданту несколько дней назад. Они договорились встретиться сегодня. После ужина они вышли в галерею, а я к тому времени уже спрятался под окнами, в цветнике. Можешь быть уверен, я не пропустил ни одного слова из разговора. Так что, когда краснокожий отчалил, тут я его и сцапал, с помощью Матье и Бонне. Я предупредил их накануне, и они были уже начеку в конце манговой аллеи. Так что сам видишь, все вышло проще некуда.

– Это шикарно, – сказал Бенуа с грубым смехом. – Просто шикарно. И вы решили притащить свою добычу к старому шефу, который всегда даст добрый совет, да еще и держит запас всего, что может понадобиться для такого предприятия?

– Да, черт подери, а что прикажешь нам делать? – ответил Тенги в качестве главного оратора, в то время как его сообщники многозначительно закивали.

– Вы верно поступили, ребятки, а я вам отвечу, что это доверие очень скоро будет вознаграждено. Мы станем богачами, миллионерами… Сможем позволить себе все, что захотим. Мы даже сможем купить себе звание честных людей, провалиться мне на этом месте!

– Да, как же, только есть одно условие: надо, чтобы индеец заговорил…

– Он заговорит, – заявил «шеф» глухим голосом.

– …а потом еще отвел нас.

– Он нас отведет, – закончил тот еще более мрачным тоном.