Текст книги "Кругосветное путешествие юного парижанина"

Эта независимость и является основой реальной автономии, особенно утвердившейся во время последних беспорядков, когда самые элегантные в мире колонисты собрались у ворот «juscados de paz»[338]338
  Мировой суд (исп.). (Примеч. перев.)


[Закрыть] и наголову разбили защищавший его батальон.

Главою, сосредоточившим в своих руках всю власть, стал Леман, врач-швейцарец, обладатель миллионов, собственных заводов по производству тростниковой водки. Это прекрасный, неподражаемый мужчина тридцати пяти лет, недюжинной отваги и энергии, в то же время считался человеком необыкновенно добрым, справедливым, настоящим республиканцем, умевшим укрощать горлопанов.

Добавим, что Леман был к тому же владельцем и основателем местной газеты, называвшейся «Колонист Запада».

Наш новый друг, бывший офицер зуавов, а ныне колонист в Санта-Фе, бургундец Флажоле, жил в доме возле великолепного порта, построенного швейцарским инженером Рола.

Жилище оказалось уютным и изысканным и говорило о том, что его хозяин – человек со вкусом, богатый, поклонник французского комфорта. Гостеприимство было сердечным и изобильным. Нет нужды лишний раз подчеркивать: собравшиеся все время говорили о Париже и пили за Францию.

Настала ночь. Из города доносился негромкий шумок. Можно было различить приглушенный говор, чей-то шепот, бряцание оружия о мостовую, звон шпор и лязг штыков – звуки, знакомые уху Флажоле, как, впрочем, и его гостям.

Буало озабоченно вертелся на стуле.

– Поглядеть бы, хотя бы одним глазом.

– Да, – поддержал Фрике, – ну, немножко.

– А! И охота вам подставлять свои головы? Пусть эти господа сводят между собой счеты, вам же лучше не соваться.

– Но, Флажоле, ты же сказал, опасности нет никакой.

– Все равно не стоит рисковать. К тому же происходящее здесь, признаюсь честно, меня совершенно не тревожит. А! Если бы причина возмущения была иной… Например, угнетенный народ внезапно поднимается, чтобы стать свободным, я бы снял со стены карабин и воскликнул: «На баррикады!» Но какое мне, черт побери, дело до мелких домашних склок, когда свободные как воздух бравые ребята решают мелкие разногласия силой оружия?

– Но мы путешествуем вокруг света не для того, чтобы отсиживаться в четырех стенах. Интересно поглядеть хотя бы немножко на происходящее.

– Ну, месье Флажоле, нас же, в конце концов, не съедят… Посмотрим чуть-чуть.

– Черт побери! Вы хоть знаете, из-за чего тут стреляют?.. Дело в том, что губернатор Ириондо весьма непопулярен среди колонистов. Это крупный мужчина тридцати пяти лет, в общем-то, довольно безобидный, но одержим одной-единственной страстью – к пиву и поглощает его в таких невероятных количествах, что стал бы первым человеком в каком-нибудь из германских университетов. В Буэнос-Айресе этот любитель пива наделал кучу долгов, и это в какой-то мере объясняет, почему он предложил себя в губернаторы. Полагаю, здесь не обошлось без братьев иезуитов[339]339
  Иезуиты – члены католического монашеского ордена, основанного в 1534 году в Париже Игнатием Лойолой. Основные принципы организации ордена: строгая централизация, повиновение младших по положению старшим, абсолютный авторитет главы ордена.


[Закрыть], однако не будем вдаваться в подробности.

– Не люблю иезуитов…– четко и определенно высказался Фрике. – Человек иезуитов не может быть моим другом!.. Вот так!

Флажоле и Буало громко захохотали, когда услышали столь неожиданное заявление.

Да, Фрике – личность уникальная.

– А кто же, если это не секрет, собирается занять его место, месье Флажоле?

– Храбрый малый по имени Итуррассе, я желаю ему всех благ.

– Браво! Это мой человек, – воскликнул немного захмелевший от превосходного бургундского Фрике. – Долой Ириондо! И да здравствует Итуррассе!..

– Muere et traidor!.. Muere el traidor![340]340
  Смерть предателю! (исп.)


[Закрыть]– закричали на улице сотни голосов.

– Что они орут? Так у нас кричат: «На фонарь! Повесить!»

– Боюсь, вы недалеки от истины, – грустно проговорил Флажоле. – Прольется кровь. Налицо заговор. Все руководители уже собрались у Эчеррагуэ – владельца кафе на главной площади – и ждут сигнала «Колорадо».

Не успел бывший зуав произнести последние слова, как внезапно раздалась ружейная стрельба.

Мужчины вздрогнули и в три прыжка выскочили наружу.

Буало не мог не рассмеяться.

– Где ж твое прежнее решение, старый солдат?

– Черт возьми! Попробую примирить враждующие стороны, ну а если не удастся, то попытаюсь смягчить ужасы гражданской войны. Кроме того, могут быть раненые… им понадобится помощь.

– В добрый час! – воскликнул Буало и энергично пожал бургундцу руку. – У тебя доброе и отважное сердце.

– На фонарь! На фонарь!.. – повторял Фрике.

– Да замолчи ты! Раскаркался, как ворона! – воскликнул Флажоле. – Закрой клюв, и пошли!

– Есть, капитан!

Из заведения Эчеррагуэ выскочила беспорядочная группа людей, все размахивали оружием и громко кричали:

– Muere el traidor!

– Они направились к Ириондо… Беднягу прикончат. Во главе группы шел элегантный молодой человек, лет двадцати трех – двадцати четырех, одетый по-европейски.

– Это Кандиотти, – проговорил Флажоле, – мой друг, один из руководителей мятежа. Какая жалость, если ему переломают кости… он богат, умен и храбр, как парижанин.

Кандиотти заметил троих французов и приветственно помахал рукой Флажоле.

Группа росла по мере продвижения и подошла к дому Ириондо, намереваясь взять его во что бы то ни стало.

Дверь оказалась прочной. Несколько заговорщиков принялись рубить ее топорами, прочие вели беглый огонь по фасаду и плотно закрытым окнам. Внезапно дверь отворилась. Поток света от факелов, находившихся в руках дюжины пеонов, залил вход.

Оружия у них не было. Взбешенные «Колорадо» ринулись в широкий коридор и остановились, завидев нечто неожиданное. Бледная, дрожащая, непричесанная, со сверкающими глазами, лицом к ворвавшимся заговорщикам стояла скрестив руки юная девушка, почти ребенок, лет пятнадцати, неописуемой красоты.

Шум смолк, прекратились крики, все замерли.

– Чего вы хотите? – в полной тишине девушка, не сводя глаз с ворвавшихся людей.

– Ириондо! – воскликнул кто-то раздраженным голосом. – Смерть предателю!

– Кто осмеливается заявлять, будто Ириондо предатель? – воскликнула она.

– Я! – ответил нарушивший молчание. – Это я желаю ему смерти!..

– Ты, Педро? Ведь отец спас тебя от тюрьмы!..

– Умри же и ты, змея! – крикнул огромный метис и выстрелил.

Быстрый как молния Кандиотти оттолкнул оружие метиса в момент выстрела, затем, огрев ублюдка саблей плашмя по лицу, звенящим голосим приказал:

– Разоружите его!

Четверо человек тотчас вырвали у метиса нож и револьвер.

– Убирайся!.. Мы воюем с мужчинами!.. Мерзавец, посягнувший на жизнь женщины, не имеет права находиться в рядах патриотов, – произнес гневно Кандиотти.

Взбешенный метис побагровел и со следами удара на лице удалился нетвердой походкой.

– А вы, дитя, поймите, – продолжал отважный партизан, – противостоять воле народа просто глупо. Разрешите пройти, сеньорита… «Колорадо» города Санта-Фе низлагают губернатора Ириондо.

– Вы не тронете моего отца! Нет! Сеньор Кандиотти, это невозможно!.. Смилуйтесь над ним… Сжальтесь!.. Заклинаю во имя вашей матери…

Молодой человек вложил саблю в ножны, почтительно снял шляпу и легким движением руки отодвинул девушку, едва стоявшую на ногах.

Эта сцена длилась недолго. Но когда повстанцы вошли в дом, то Ириондо там уже не было; пока дочь вела переговоры с непрошеными гостями, губернатору в сопровождении капитана Барриаса удалось бежать и укрыться в иезуитском колледже.

Поиски в стенах этого заведения оказались бесплодными. Ириондо просидел под главным алтарем сорок восемь часов без еды и питья и в смертельном страхе ждал, чем кончится восстание.

Заговорщики решили: Ириондо, возможно, укрылся в местной тюрьме. Туда тотчас же отправилась группа всадников. Проскакав через проход Санто-Томе, они очутились перед зданием тюрьмы.

Тем же маршрутом отправился Флажоле, договорившись с Буало и Фрике о встрече. Те же пришли на площадь другим путем, со стороны губернаторского дома. Так трое французов снова оказались вместе.

Опять зазвучали возгласы: «Смерть предателю!..» Обезумевшие от ярости и тростниковой водки, люди бросились на штурм местной тюрьмы.

Огромные ворота были заперты. Неустрашимый Кандиотти первым подошел, вставил револьвер в замочную скважину и четыре раза выстрелил. Пятого выстрела не потребовалось. Как и в доме Ириондо, ворота внезапно распахнулись во всю ширину.

Раздалась команда: «Пли!» Мрачный, точно пещера, длинный коридор осветился зловещими вспышками. На наступавших обрушился свинцовый дождь пуль, выпущенных из множества ремингтонов[341]341
  Ремингтон – усовершенствованные ружья, заряжающиеся не с дула, а с казенной части; изобретатель – техник Фило Ремингтон, сын владельца фирмы «Ремингтон Аре» в штате Нью-Йорк, прекратившей существование в 1886 году. Фирма выпускала весьма совершенные по тем временам пишущие машины; о их качествах говорит то, что отдельные экземпляры в рабочем состоянии можно встретить и поныне.


[Закрыть].

Кандиотти, Итуррассе и сотня их сторонников моментально залегли. Пространство наполнилось дымом. Стоны раненых смешались с криками горечи и отчаяния. Зрелище было ужасным.

Застигнутые врасплох, но не разгромленные, «колорадо» оправились от неожиданности и с ножами в руках обрушились на два взвода провинциальной гвардии, засевших в местной тюрьме.

Атака была остановлена штыками первого взвода, а второй взвод вынудил нападавших покинуть территорию тюрьмы. Но «Колорадо» попытались предпринять новый штурм.

Флажоле, Буало и Фрике, само собой разумеется, безоружные, очутились из-за своей безответственной бравады в самом опасном месте. Казалось, их хранил какой-то добрый гений.

– Этих отчаянных ребят перебьют до последнего, – заметил бывший офицер зуавов. – Вот несчастье! О, Боже… Хотя это меня не касается, но большего я вынести не в силах. Отходить! – он. – Отходить!..

Услышав команду, повстанцы рассыпались, как полагается пехотинцам, и приняли меры предосторожности: одни укрылись за деревьями на площади, другие легли ничком.

Переждав немного, нападавшие повели огонь по широко распахнутым воротам местной тюрьмы, в ответ слышались выстрелы из ремингтонов.

Солдаты провинциальной гвардии, являвшиеся частью регулярных войск, в конце концов сумели закрыть ворота: нападавшие остались снаружи.

Пока один из взводов вел огонь из бойниц на фасаде главного корпуса, другой поднялся на «асотею» (террасу) и стрелял без остановки, но, впрочем, и без особого успеха.

Внезапно протрубил рожок, и на западе, где располагались «cuartel d'infanteria» (пехотные казармы), послышался барабанный бой.

– Вы сейчас попадете в окружение! – воскликнул Флажоле. – Идет отряд на помощь гвардии. Через несколько минут вы очутитесь между двух огней.

– Нельзя допустить, чтобы этих храбрецов перестреляли как кроликов, – звенящим голосом прокричал Фрике.

– Отряд необходимо остановить…

– Но как? – Буало.

– Черт побери! А баррикады на что?!

Стоило лишь произнести это слово, как повстанцы, видя приближение беды, занялись мостовой улицы, ведущей от площади к казармам.

Двойная баррикада, спереди и сзади снабженная брустверами, возникла как по волшебству – хватило пяти минут. И вот наступил решающий момент. Тридцать человек остались на баррикадах, а прочие заняли боковые улицы.

Восставшие были готовы стоять насмерть, прекрасно понимая, что если их схватят, то расстреляют без суда. Так лучше пасть, отстреливаясь до последнего патрона.

Тридцать решительных мужчин, хорошо снабженные боеприпасами, сумели благодаря воздвигнутому «коло-радо» заграждению остановить пехотное подразделение.

И произошло вот что. По иронии судьбы Буало и Фрике, разлученные с Флажоле, очутились среди защитников баррикады.

– Это идиотизм, – проговорил гамен. – Ввязаться в такую авантюру! Политика наводит на меня смертельную тоску. Мне нет дела ни до Ириондо, ни до Итуррассе. Я не боюсь, но буду беспредельно счастлив, если удастся отсюда убраться.

– Ах, вот как! – отозвался Буало. – Ваш боевой пыл, похоже, угас… как погасли фонари, о которых вы кричали. А лозунги «Да здравствует Итуррассе!..», «Долой Ириондо!..». Куда они подевались? Не потому ли вы про них забыли, что бедный Итуррассе свалился с копыт перед входом в местную тюрьму?

– Месье Буало, вы слишком строги ко мне. Если бы не мои друзья, которых во что бы то ни стало надо отыскать, вы бы убедились: я вовсе не рохля.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, мой чертов гамен. Мне просто нравится подтрунивать над вами.

– Внимание… барабаны зовут в атаку, сейчас станет жарко.

И действительно, идущие на приступ и защитники баррикады оказались достойны друг друга. Четыре раза с неудержимои яростью рвались атакующие вперед, четыре раза их порыв разбивался об упорство и стойкость защитников баррикады.

Однако горстка отчаянных храбрецов не могла до бесконечности противостоять многочисленному регулярному войску Республики Аргентина.

Вскоре в дело вмешалась артиллерия, и события приобрели иной оборот: в развороченной снарядами баррикаде появилась огромная брешь, и пехота, прибывшая из казарм, в пятый раз ринулась на штурм.

— Полагаю, – произнес Буало, – нас расстреляют.

– Вполне возможно, – согласился Фрике.

– Друзья, – раздался позади голос Флажоле. – Спускайтесь побыстрее. Пока вы тут занимаетесь словесным фехтованием друг с другом, я все устроил; в обмен на добрый совет я вручил капитану Провинциальной гвардии Эстебану, обошедшему нас со своими ребятами с тыла, пачку банкнот. Храбрый кабальеро любит деньги и беспрепятственно нас пропустит. Другого способа спасти свою шкуру нет. Итак, постараемся не привлекать особого внимания. Остальное я беру на себя. В путь, и поскорее!

Благоразумный маневр бывшего офицера зуавов вполне удался; капитан Эстебан оказался нем как рыба и слеп как крот.

У дверей дома Флажоле уже стояли две оседланные лошади.

– Так вот, друзья, садитесь на них, следуйте вдоль железной дороги и поторапливайтесь. Когда вас нагонит первый же поезд на Кордову, уезжайте подальше. Жаль, приходится расстаться, но ваши жизни дороже. Прощай, мой храбрый Буало, или, быть может, до свидания?

– Месье Флажоле, – обратился к нему Фрике, лошадь под которым проявляла все признаки нетерпения, – позвольте засвидетельствовать самую искреннюю признательность.

– Поезжайте! Поезжайте же, болтуны вы мои!

– Мне так трудно расстаться с вами… У меня сердце разрывается на части.

– Еще раз прошу, уезжайте! Лошади рванулись в темноту. Двое парижан были спасены.

– Уф! Бывает же, – проговорил себе под нос Флажоле, – что от рукопожатий слезает кожа с ладоней!

ГЛАВА 10

Последствия железнодорожной аварии. – Почему у Фрике поранены подошвы ног. – Управляемый и тяжелее воздуха. – Стена высотой в шесть тысяч метров. – Польза от смерти быка. – Как сделать двух птиц с размахом крыльев в шесть метров. – От сильных болезней сильное лекарство. – Прискорбное начало воздухоплавательной карьеры. – Серьезный изобретатель. – Гладиатор и Дочь Воздуха. – Напрямую через Кордильеры. – Вот он, город. – Изумление и восторг. – «Черепаха и Две Утки». – Сантьяго!.. – Вальпараисо!.. – Морские разбойники. – И опять «КОРАБЛЬ-ХИЩНИК».

Читатель, внимательно следящий за странствиями парижского гамена, возможно, надеется, что наш герой сможет передохнуть некоторое время после множества невероятных приключений или, по крайней мере, завершит «Кругосветное путешествие» без особых затруднений. Такое предположение ошибочно. Если Фрике и удалось в целости и сохранности убраться в обществе Буало из охваченного беспорядками Санта-Фе, то лишь благодаря вмешательству бургундца Флажоле. Это великолепно, но от невезения не уйти.

Двое беглецов добрались до «ferro-carril» (железной дороги), идущей в Росарио. С двумя пеонами они отправили лошадей назад, к Флажоле.

Чтобы побыстрее добраться до Сантьяго – конечной цели Фрике, – парижане сели на поезд, шедший из Росарио в Санта-Марию, затем отправились по строящейся дороге в Сан-Луис, купив за золото право проехать в вагоне с материалами.

Все шло замечательно до того самого момента, когда в один прекрасный вечер группа индейцев преградила путь диковинному страшилищу из железа и меди, дышащему огнем и дымом.

Завязалась перестрелка. Рабочие отважно защищались, ожесточенная схватка закончилась бы в пользу пионеров[342]342
  Пионеры – передовые люди, прокладывающие новые пути в какой-либо области деятельности.


[Закрыть] цивилизации, если бы нападавшие, как люди, весьма смышленые, не сняли часть пути.

Внезапно паровоз сошел с рельсов, врезался в землю вплоть до поддувала. Удар был до того силен, что рабочие так и посыпались вниз, причем большинство из них остались лежать без сознания.

В числе пострадавших оказался и бедный Фрике, да и Буало задело бревном по голове.

Правда, обморок молодого человека продолжался всего несколько минут, и когда он пришел в себя, то увидел, что Фрике, точно мешок с хлопком, перекинут через седло индейцем, скачущим во весь опор.

Еще человек шесть линейных рабочих стали, как и Фрике, пленниками краснокожих. Этих несчастных, так же как и юного парижанина, ожидала тяжелая участь – стать пленниками людей, лишенных предрассудков. Индейцы достигли желаемого; локомотив надолго выведен из строя, а в качестве победного трофея они захватили обладателей страшного оружия. Теперь эти отважные стрелки стали беззащитней детей…

Сердце Буало обливалось кровью: ведь он, лишенный сил, едва пришедший в себя, оказался не в состоянии помешать похищению храброго и преданного друга, которого полюбил как брата и ради которого был готов рисковать жизнью.

Буало знал: индейцы Южной Америки менее свирепы, чем их собратья на Севере, и обычно не замучивают пленников до смерти, а используют на самых тяжелых работах. Они применяют дьявольское средство, чтобы удержать своих рабов от побега: на ступнях пленников делаются большие крестообразные надрезы.

Надрезы эти чисто поверхностные и не затрагивают мускулов. Операция не слишком болезненная и позволяет совершать умеренные движения. Однако если такой человек решится на побег или просто будет долго идти пешком, ноги распухнут, начнется кровотечение, а вскоре появится и нагноение.

Этой процедуре подвергся и Фрике на первом же привале. Переход совершался верхом, но, чтобы исключить малейшие поползновения к побегу, гамена привязали к седлу, а для верности на все шесть часов перехода к нему приставили стража-воина.

Вот каким транспортом совершал наш друг путешествие по той части Республики Аргентина, которая простирается между Сан-Луисом и территорией, прилегающей к Кордильерам неподалеку от Мендосы. Он, однако, не отчаивался, полагая, что этот переход приближает его к Сантьяго, и еще надеялся на сообразительность оставшегося на свободе Буало.

Утешая себя столь обнадеживающими раздумьями, обретя даже некое умиротворение, гамен прибыл на земли новых хозяев. Но бедный юноша строил планы, не учитывая мнения тех, кто взял его в плен, а что из этого вышло, увидим.

Фрике пробыл в плену два месяца. Два бесконечных месяца, более томительных, чем два голодных года.

Дело было не в грубом обращении индейцев, не в отсутствии самого необходимого, нет, трудным было то, что юный парижанин не имел даже малого глотка свободы.

Воины отправлялись верхом в более или менее длительные походы. Они садились на мустангов, используя вместо седла тигровые шкуры; а бедный Фрике, успевший полюбить верховую езду, с завистью, как лишившийся коня кавалерист, глядел на кентавров пампы, гарцевавших среди высоких трав и пропадавших из виду.

Парижанин же толок рис и просо, из которых пекли хлеб, а точнее, лепешки, и хандрил, от чего лишь усиливалось ощущение неудачи и полнейшей безысходности. Напрасно он обучил местных виртуозов веселым ритурнелям[343]343
  Ритурнель – музыкальная фраза в аккомпанементе, повторяющаяся подобно припеву в песне.


[Закрыть] мадам Анго, анакреонтическим[344]344
  Анакреонтическая поэзия – воспевающая любовь, вино, пиры, развлечения.


[Закрыть] фантазиям Прекрасной Елены[345]345
  Прекрасная Елена – персонаж греческого эпоса. С именем Елены связана судьба города Трои (Илиона), существовавшего по меньшей мере за 3 тысячи лет до н.э. на северо-западе Малой Азии. Похищение Елены троянским царевичем Парисом привело к десятилетней войне, завершившейся разрушением Трои около 1260 года до н.э. Судьба Елены послужила сюжетом множества литературных и музыкально-драматических произведений, начиная от тех, что приписываются легендарному древнегреческому слепому поэту Гомеру


[Закрыть] и даже высокопарной бессмыслице Хильперика;[346]346
  Хильперик (Хильперих; 561—584) – король франков. В числе прочего известен тем, что занимался богословием, но уклонился от «истинной веры», написав ряд сочинений; изобрел несколько новых букв, которые хотел ввести во всеобщее употребление.


[Закрыть] напрасно открыл местным поварихам искусство приготовления тушеной говядины, рубцов по-кански и телячьих языков в пикантном соусе; и наконец, совершенно без толку пытался внушить щеголихам пампы, что в Париже существуют дамские портные, умеющие при помощи костяных спиц и иголок делать сборки и складки, вышивать по шелку, и их произведения, если окажутся на южноамериканских Венерах, позволили бы последним приобрести приличный вид и одновременно стать мишенью карикатуристов модных газет.

Фрике все надоело. Раны на подошвах в форме знака искупления грехов человечества так и не заживали, поскольку каждое утро старый шут, именовавший себя лекарем племени, – о, где вы, доктор Ламперьер? – парижанина еще до рассвета и всякий раз смазывал надрезы раздражающей мазью. Поэтому раны не затягивались и гамен не мог дать стрекача в места, озаряемые солнцем свободы.

В конце концов бедняга Фрике укрепился в мысли: ни в одном из полушарий Земли нет столь же несчастного, как он, матроса.

Доктор Ламперьер, верный друг и превосходный приемный отец, на помощь! Андре, мудрый старший брат с любящей душой; Буало, обладатель железных кулаков и золотого сердца, куда вы подевались? Мажесте! Бедный, брошенный ребенок, великий помощник во всех делах и преданный товарищ, когда же я вновь увижу тебя?

Ах! Если бы тут появились все четверо! Если бы узнали, в каком состоянии пребывает их дорогой гамен! О! Храбрые друзья Фрике непременно поучили бы здешних бродяг крепкими тумаками, как себя вести!

Но нет! Наш герой томился в плену. Здесь не с кем было говорить о мосте Искусств и Пале-Рояле. Здесь не знали, что на свете есть пароходы. Здесь не понимали, что такое «сплеснивать шкоты». Газовый свет, макадам[347]347
  Макадам – способ мощения улиц, по которому поверх слоя камней насыпается несколько слоев щебня, плотно утрамбовываемых катком; так же называется мостовая, сделанная по этому способу.


[Закрыть] и нарезное оружие тут оставались абсолютно неведомы.

Гамена охватила смертельная тоска, сопряженная с ощущением полнейшей беспомощности, но, быть может, все-таки удастся бежать?.. Идея кристаллизовывалась, несмотря на все трудности, подобно тому как вода точит самый твердый камень. Фрике воспрянул духом и в конце концов придумал способ, способ безрассудный, опасный, возможно смертельный. Тем лучше. Пора положить конец бесцельному времяпрепровождению!

Ситуация прояснилась. Конечно, это всего лишь соломинка в бурном море. Но Фрике готов был за нее схватиться и держаться крепко. Разумное решение. Увидите почему.

И, несмотря на боль в подошвах, он бурно пустился в пляс, когда увидел, как кондор тащит барана.

– Тра-ля-ля-ля!.. Тра-ля-ля-ля!.. Все перевернется вверх тормашками!.. Тра-ля-ля-ля!.. Да здравствуют все республики мира! Вот оно!.. Наконец-то нашел! Спасибо вам, месье Надар[348]348
  Надар Феликс (наст. фам. Турнамон; 1820—1910)– французский журналист, рисовальщик, мастер фотоискусства. Изобрел и построил воздухоплавательный аппарат с газовым баллоном, установленным в корзине аппарата, и совершил полет из Парижа в город Ганновер (Германия) – расстояние по прямой около 700км. Сделал первую аэрофотосъемку


[Закрыть], и тебе, гигантская птица!.. Да!.. Вот оно!.. Да!.. Я нашел!.. Управляемое!.. И тяжелее воздуха. Я – воздухоплаватель!

Уж не сошел ли Фрике с ума?

Прошло два дня. Пал бык. Какая может быть связь между кончиной могучего жвачного животного и искусством воздухоплавания? Нетерпеливый читатель, с полным основанием жаждущий это узнать, вскоре все поймет.

Гамен разделал тушу со сноровкой, которой могли бы позавидовать профессионалы боен. Поскольку он не имел постели и одеяла, то выразил желание взять шкуру, чтобы устроить спальное место. Никто не возражал.

– Прекрасно. Вы добры, как любящие родители, – произнес парижанин, – зато глупы, как несколько десятков свиней.

Однажды Фрике попробовал, как он говорил, «размяться» и ходил целый час, раны воспалились, ноги опухли, из-за чего опыт пришлось прекратить.

Индейское племя располагалось лагерем, как мы уже сказали, у подножия Кордильер, или Андов. Фрике знал, что по ту сторону горного хребта – Чили. Чили! Сантьяго!.. Сантьяго, где должны находиться доктор и Андре.

Однако пусть кто-нибудь попробует преодолеть стену в шесть тысяч метров высотой с изувеченными ногами, если нельзя пройти и двух километров, не захромав! Обычным путем скорее всего не получится…

Фрике объяснил индейцам: из уважения к их обонянию он понесет сушить будущие спальные принадлежности в горы.

Мужчины и женщины, гримасничая, словно макаки, остались довольны его предупредительностью.

Гамен, закинув шкуру за спину, стал подниматься вверх по уступам, опоясывающим всю горную цепь Андов.

Восхождение было долгим и трудным. Фрике гнулся под тяжестью ноши, останавливался каждые десять метров, стирал пот со лба и вновь пускался в путь, распевая песенку.

Слова банальные, даже идиотские. Зато какая бодрящая музыка!

Ждет меня стопочка водочки Там, наверху… Ждет меня стопочка…Ждет меня стопочка… Стопочка водочки…

И так до бесконечности. Ему удалось преодолеть крутой скат, находящийся на высоте свыше тысячи метров, и он остановился на площадке в сто квадратных футов, одна из сторон которой оканчивалась отвесной стеной. «Стопочку» там можно было выпить разве что собственного пота, но Фрике все-таки дошел! Кровь на ногах проступила через плетеную соломенную обувь, зато она обволокла разрезы.

– Вот здесь очень хорошо. Приманка великолепная, шкура красная, как кровавый бифштекс. Птицы спустятся сюда, как спускаются беды на наш несчастный мир… Ну, а пока разложим приманку. Говорят, чтобы сделать рагу из зайца, требуется заяц. Я же полагаю, не в обиду будет сказано месье Дюпи де Лому, чтобы сделать управляемый аэростат, требуется кондор[349]349
  Кондор – хищная птица, длина – 1м, крылья в размахе свыше 2,8м. Взлетает на высоту до 7 тысяч м. Обитает исключительно в Андах. Приведенные далее автором романа сведения о размахе крыльев и огромной силе кондоров основательно преувеличены.


[Закрыть], а лучше два кондора… У меня они будут.

Фрике размотал длинный, прочный кожаный ремень, оказавшийся не чем иным, как лассо, до того служивший гамену поясом. Затем забил в твердую почву заранее припасенный кол и прочно прикрепил к нему один конец лассо, на другом же конце он смастерил петлю.

Потом взял бычью шкуру, развернул, разрезал в середине, расстелил, внешняя сторона шкуры легла наземь, а красная сторона оказалась обращенной вверх. Спрятавшись под шкурой, юноша стал внимательно следить за происходящим.

Кондоры, привлеченные красным пятном, слетались со всех сторон и планировали на невероятной высоте.

С земли воздушные гиганты казались не больше ласточек. Они описывали круги, правильность которых привела бы в восторг геометра, скользя по воздуху в небрежных позах купальщиков, плещущихся в волнах, а затем взмывали вверх, к вящему неудовольствию гамена, считавшему, что «они слишко долго не клюют».

Радиус полетов по кругу то увеличивался, то уменьшался. Гурманство сочеталось с осторожностью.

– Эй вы, лентяи и лодыри, спускайтесь-ка вниз! – задыхаясь под шкурой, бормотал Фрике. – Я не сделаю вам ничего плохого, напротив… если бы вы знали, как это будет забавно… Тихо… похоже, клюет.

Убедившись, что приманка неподвижна, кондоры осмелели и, размахивая крыльями, полетели вниз. Началось нечто вроде воздушного стипль-чеза. Каждому хотелось стать призером. Каждому хотелось первому вонзить когти в кровоточившее мясо и, напрягшись изо всех сил, оторвать и унести самый большой кусок.

Они планировали на высоте около пятисот метров. Вот один камнем пошел вниз.

Кондор оказался чудовищно огромным с размахом крыльев не менее шести метров.

Гамен не терял ни секунды. Просунул правую руку в отверстие, накинул на лапу петлю лассо и туго затянул.

Кондор очутился в плену.

– Попалась, ласточка моя! – от радости, воскликнул Фрике. – Теперь еще один… Скоро соберу полную упряжку.

Кондор отчаянно пытался вырваться, а его смущенные товарищи царственно парили в сказочных высотах, где даже у властелина мира закружится голова.

Шкура, как пончо, укрывала Фрике, а он наматывал на себя лассо, точно якорный канат воздушного шара.

– Надо действовать, нельзя упустить добычу. Есть же кол! Совсем позабыл про него. Птица не смогла его выдернуть… Так пусть посидит на веревочке, как майский жук на ниточке… А надоест – посмотрим.

После здравых рассуждений Фрике отмотал лассо так, чтобы кондор мог подниматься не более чем на десяток метров. Появилась возможность немного отдохнуть.

Попытки освободиться длились недолго; разбитая усталостью, обескураженная тщетностью усилий вырваться из силка, птица опустилась наземь. И хотя она била крыльями и распускала когти, гамен схватил ее, крепко связал, или, как он любил выражаться, «заковал в железо» и «спустил в ров со львами», иными словами, затащил в неглубокую пещеру под боковым уступом.

– Теперь остается словить тебе товарища. Возможно, это будет трудно. Птицы, похоже, встревожились. Тем не менее остается рассчитывать на их глупость.

Гамен разложил орудия ловли в прежнем порядке, вновь залез под шкуру и, с надеждой на успех, принялся внимательно наблюдать за происходящим.

Решительно, глупость кондоров превосходила все возможные пределы. Не прошло и четверти часа, как половина птиц, шумно размахивая крыльями, спустилась на приманку и занялась шкурой.

В плен же Фрике взял только одного, но этого было достаточно: само пленение оказалось столь же недолгим и нетрудным, как и первое. Второй .кондор тоже попал в пещеру.

– Что ж, мои херувимы, – обратился Фрике к остальным с прощальной речью, – если прилетите на ту сторону Кордильер, тогда, наверное, увидимся. Итак, до скорой встречи!

После этого наш друг бодро и весело спустился к индейцам, чтобы истолочь ежедневную порцию риса, маиса и проса.

Он объяснил, что спальные принадлежности оставил наверху, в этот день ел за четверых, а ночью спал блаженным сном.

Следующий день должен был все решить. Проснувшись, Фрике стал насвистывать веселые мелодии, что означало: на душе у него праздник.

Из ляжек покойного быка гамен выкроил два солидных куска по три фунта весом, связал их друг с другом волокнами алоэ и перекинул через плечо.

Затем, срезав три длинных, тонких и прочных побега бамбука (один длиной в семь метров, а два других – по три), Фрике отправился прежним путем в горы, предварительно объяснив индейцам, что собирается на рыбалку:

– Буду удить на леску! А вам, милые друзья, сборище негодяев, желаю счастливо оставаться, надеюсь никогда больше с вами не увидеться…

Фрике быстро добрался до площадки, влез в пещеру, убедился, что птицы на месте, и развернул шкуру.

– А теперь, матрос, за дело, и работать будем не покладая рук! День предстоит тяжелый…

Гамен. вынул нож и разрезал шкуру на полосы разной длины и ширины, из них он изготовил для каждого из кондоров прочную и надежную упряжь, такую по размеру, чтобы скрещенные ремни не стесняли движений.

Затем сшил нечто вроде глубокого кармана, к нему справа и слева приделал специальное кожаное приспособление, похожее на то, которое уланы[350]350
  Уланы – видлегкой кавалерии вЕвропеXVI—XXвеков. Название происходит от монголо-татарских воинов с пиками.


[Закрыть] приделывают к стремени, чтобы помещать туда древко копья.

После этого француз надежно закрепил карман посередине длинной (семиметровой) палки.

– Все в порядке… прекрасно! Теперь запрягу лошадок, а потом… в худшем случае, лучше сломать шею, чем до бесконечности оставаться среди кретинов, превративших меня в ручную мельницу.

Затем Фрике вывел «лошадку номер один» и пристроил ее на одном конце шеста.

Птица, онемевшая, от пут и, возможно, одуревшая от пребывания в замкнутом пространстве, без сопротивления позволила себя «запрячь». То же самое гамен проделал со вторым кондором.

Чтобы оценить опаснейший, требовавший невероятной отваги и энергии маневр, надо уяснить сущность придуманного храбрецом приспособления: шест с карманом, точнее, чем-то вроде гондолы посередине; на каждом конце несгибаемого шеста закреплена упряжь, не мешающая в помете.

Теперь Фрике потребуется залезть в гондолу, подняться в воздух и не просто лететь вместе с птицами, но управлять их полетом, в частности, подъемом и спуском.

Полагаясь, и не без оснований, на хищные инстинкты птиц и желание поесть, гамен привязал на конце каждой из меньших бамбуковых палочек по куску заранее приготовленной говядины, а другой конец закрепил при помощи приспособлений, позаимствованных у уланов. Затем юноша подтащил аэростат к самому краю площадки, откуда начинался обрыв, в один миг развязал кондоров, устроился в гондоле и стал помахивать кормом перед клювами птиц.