Текст книги "Человек закона"

Глава 14

Лэнг Адамс сидел у окна, когда они вошли. Присси заняла вместе с Элси столик, Хайэт Джонсон устроился у другого окна, и все они уставились на вошедших: Борден Чантри и Ким Бака.

– Ну и ну! – Лэнг, улыбаясь, перевел взор с одного на другого. – Удивительные дела творятся!

– Большого Индейца сегодня не будет, – добродушно сообщил Борден, – так что Бака под честное слово отпущен ходить по городу.

– Рискуешь, а? – выразил сомнение Лэнг. – Для меня не будет сюрпризом, если он ухватит еще лошадь и покинет наши края.

– Этого он не сделает. – Борден сел и обвел глазами комнату. – Дал мне обещание, и я в него верю.

Ким Бака пожал плечами, глядя на Адамса.

– Особый сорт, мало таких осталось. До сих пор надеется на людей, верит им на слово. Способен нанять меня ухаживать за своими лошадьми, ей-ей!

Чантри повернул лицо к оратору.

– Возьмешься? – спокойно спросил он. – Хороший работник мне бы пригодился.

Лэнг Адамс в свою очередь пожал плечами.

– Бака, Чантри из таких, не вздумай становиться ему поперек дороги. Подведешь его, не отстанет от тебя до самой своей смерти… или твоей… Он вроде бульдога, не знает, когда надо зажать зубы.

Разговор принял общий характер, Борден смотрел наружу в надвинувшуюся ночь и обдумывал свой следующий ход. Большой Индеец ему действительно был нужен, и заботиться о сидящем в заключении Баке будет некому. К тому же и сам Бака будет ему не лишним.

Он не решался признаться себе, что его поступок имел и другое основание. В глубине души Чантри чувствовал убежденность, что Ким Бака – хороший человек, получше многих. Плохо то, что он развил в себе вкус к дорогостоящему конскому мясу, покупать каковое ему не на что. Но если предоставить ему возможность, он мог бы стать кем только пожелает, и Чантри не хотелось видеть, как он скатится до тюрьмы, где его жизнь повернет в нежелательном направлении. Получив нынешний шанс, парень может оправдаться, и ежели так случится, Борден сдержит обещание и замолвит за него словечко судье.

Судью Чантри знал хорошо – закаленный первопроходец, стоящий за строгость, но знающий жизнь и сознающий: от ошибок не застрахован никто. Борден верил: он даст Баке еще один шанс. И приговорит его к повешению, если тот не сумеет исправиться. Такой он человек: твердый, но понимающий.

Лэнг Адамс сегодня тихий. Высказывается скупо, а когда Борден осведомился о Блоссом Гейли, метнул взгляд в Баку и какое-то время не отвечал.

– С ней все в порядке, – сказал он наконец. – Рук на ранчо не хватает, так что я, может быть, поеду пособить.

– Она доброго работника потеряла – Пина Доувера, – подтвердил Чантри. – Знал его?

– Разговаривал. Да, работал неплохо, все говорят. Его ведь убили, так?

– Так… последнее дело Ригинза. Работал над ним перед своей гибелью.

– Жалко. Мог бы выяснить, кто это сделал.

– Мог бы? Наверняка бы выяснил. Не исключено, что уже успел выяснить, но теперь мы этого никогда не узнаем. Что ему было известно, для нас – закрытая книга, но погубителя Доувера мы достанем.

– У тебя есть путеводная нить?

– Человек обязательно оставляет следы, чем бы он ни занимался. Джордж Ригинз говаривал, что идеальных преступлений не бывает, бывают плохие расследования. И еще новые убийства…

– Считаешь, это его рук дело?

– Само собой, его. – Борден возвысил голос достаточно, чтобы каждый, находящийся в комнате, слышал – если слушает. А находящихся вполне хватит донести до всякой живой души в городе, что у него, Чантри, на уме. – Он убил Джорджа Ригинза и потом Джо Сэкетта и Джонни Маккоя. И меня хотел пришить.

– Я бы на твоем месте, – заметил от соседнего стола Хайэт Джонсон, – держал ухо востро. Пока что он делает успехи.

– Пока… только с каждой следующей смертью он все туже затягивает петлю на своей шее. Людям свойственно создавать определенную картину своими действиями. И этот такую картину нарисовал. Правду говоря, – он отодвинул свой стул, – у меня есть ключ, и хороший. Поэтому Индеец нужен мне в другом месте, и Бака выпущен под честное слово – так мне легче будет его выследить. Возможно, что, вернувшись в город, я буду знать в точности, кто устроил эту бойню… и почему.

– Помочь тебе? – предложил Лэнг. – Стоит только сказать, Борд, и подставлю плечо. Любой в городе не откажется.

– Я знаю, но эту работу я должен сделать сам. – Борден поднялся. – Пошли, Бака, вернемся обратно. Увидимся завтра, Лэнг. Либо послезавтра. Охоту на индеек для меня придержи. Закончу с этим, и тогда уж мы с тобой постреляем.

В тюрьме он проводил Баку до камеры, но дверь оставил распахнутой.

– Спать тут можно, как и во всяком другом месте, мы оба дрыхли в хоромах похуже. Вряд ли я тебя завтра увижу, но смотри во все глаза.

– Буду. – Бака положил руку на решетчатую дверь и подвигал ее взад-вперед. – Доверять так доверять, верно?

– Я доверяю, кому следует, Бака.

– Думаешь, тот головорез поползет за тобой? – Бака изучал взглядом его лицо. – Не побоится?

– У него нет выхода, – бесстрастно произнес Чантри. – Подумай сам. Он уже перепуган до чертиков. Наворочал трупов, и вот теперь я объявляю во всеуслышание, что у меня имеется ключ ко всем убийствам. Я понимаю так: у него пороху не хватит ставить на то, что я ничего не знаю.

В грязных делишках подводит вот что: никогда не знаешь, кто на тебя смотрит. Сам ты никого не видишь и не слышишь, на все сто уверен, что никого в округе нет, а кто-то запросто может там оказаться, а обычно и оказывается. В тени у дороги вылеживается босяк, кто-то подошел к неосвещенному окну задвинуть занавеску или возвращается, ищет, что потерял. Может статься, что это ковбой, решивший вздремнуть под деревцем, или женщина, рвущая цветы… Тыщу лет гадай, Не угадаешь, кто под руку подвернется.

Я считаю так: этому преступнику позарез надо знать все досконально. Думаю, он поедет за мной посмотреть, куда это я нацелился, и составить себе представление о том, что я откопал. А после, когда я соберусь в обратный путь, он меня шлепнет. Постарается, во всяком случае.

– Ну, ты не трусливого десятка, надо признать. – Бака уселся на нары и принялся стягивать сапоги. – Сосну теперь малость.

Несколькими минутами позже Чантри сидел на краю собственной постели и был весьма далек от подобной уверенности. Освободившись от обуви, он глядел в темноту, в пустое окно.

Мора… все упирается в этот городок. Времени бы побольше, он бы туда съездил. Но времени-то у него как раз и нет. Впереди – столкновение, на которое он сам сегодня напросился.

Чантри разделся и залез в постель. Снова раздумывал, кем может оказаться убийца, намечал, куда поедет завтра. И, как ни печально, со всеми своими думами забыл самое существенное.

Упустил из виду Буна Сильву.

В первый раз за несколько дней Чантри почувствовал себя свободным… Городским человеком он так и не стал, пусть Бесс и не нравилось жить на ранчо. Ей бы еще больше пришлась по вкусу жизнь в больших городах на Востоке. Но для него жизнь – это открытый простор, испещренные полынью равнины, где пасется скот и веют нестихающие ветры. Ехал он, не спеша, смакуя ласку ветра и озирая бескрайнее пространство.

Он любил эти пустые земли, где людей встречалось немного или не было совсем. Хоть и помнил сейчас, что над ним нависла опасность. Кто-то хочет его убить; может быть, едет за ним следом; может быть, он где-то здесь.

В окружающей местности он не обманывался: знал ее очень хорошо. Часть его пути пройдет изрезанными участками; многие отрезки лежат на гладкой или слабо волнистой земле. Но и там достаточно оврагов, складок между холмами, где всадник проберется невидимкой, мест, где удобно устроить засаду.

Чантри резко изменил направление. Инстинкт дикого зверя, ведь охотник теперь сам стал мишенью. Он погнал лошадь вверх по крутому склону, повернул назад, поперек этого склона, и выехал на гребень холма. Оглядев противоположный косогор, перевалил и лишь тогда, убравшись с открытого места, осмотрелся основательно.

Ничего… однако? Не пыль ли это? Нечто неопределенное как будто висит в воздухе, но пыль ли это, или просто цветное пятно? Скала чуть посветлее, бледный оттенок почвы могли создать впечатление пыльного облака.

Чантри поехал обратно. Отклонился к юго-западу, потом описал полукруг к северо-востоку. Несколько раз останавливался, чтобы прислушаться. К следующей вершине приблизился из-за кустов, сквозь Которые мог смотреть, не показываясь сам.

Ничего.

Спокойствие не приходило. Шестое чувство предостерегает? Предвидение? Или всего лишь уверенность, сознание, что его могут преследовать?

Дом Эда Пирсона уже недалеко, осталось несколько миль. Преследователь может решить, что Чантри направляется туда. Поэтому лучше дать круг и подъехать с севера. Чантри круто повернул вспять, погрузился в редкую древесную поросль и описал круг. Дольше едешь, зато целее будешь.

Эд поселился в углу, образованном холмами, – нечто вроде большой ямы. Обзавелся там грубо сколоченной хижиной, загоном и сарайчиком, одной стороной которого служил обрыв. Кроме уборной, поставленной шагах в тридцати от хижины, там больше ничего не было.

Шахтный туннель вел от хижины под холм, не очень глубоко. Перед туннелем по склону осыпался отвал белесой рыхлой породы, лежало несколько досок: настил для одноколесной тачки, перевозящей руду и пустую породу.

Нашел ли что Эд Пирсон, было под вопросом. Большинство аборигенов начинали хихикать, когда речь заходила об Эдовой «шахте», и все соглашались между собой, что шахтовладелец жил, скорее, говядиной, добываемой на соседних ранчо, и небольшим клочком земли, который он обработал поблизости от своего участка.

Зная, что за человек тут живет, Борден Чантри подъезжал осторожно.

Над трубой поднимался жидкий дымок, в загоне стояла пара лошадей и ослик. Одна из лошадей заржала, когда Борден – винчестер в руке, глаза все подмечают – появился на тропе.

Опасный момент. Опасное место. Враг легко мог догадаться, куда направляется маршал, и определить его. Но он не слышал ни единого звука, пока из дверей не вышла вислоухая гончая цвета сырой печенки, которая тявкнула без энтузиазма. Затем подошла к гостю, повизгивая и виляя хвостом.

– Привет, парень, – сказал собаке Борден, потом, повысив голос, позвал: – Эд! Тут Борден Чантри!

Ни ответа, ни привета.

Чантри настороженно двинулся к дому. Подъехав, посмотрел в сторону шахты.

Ничего.

Чантри быстро оглядел окружающие холмы, ничего интересного не обнаружил. Шагом поднялся по небольшому уклону вплотную к дверям и, не выпуская ружья из рук, слез с лошади.

Старый пес энергично заскулил, потрусил к двери и остановился там, поджидая гостя.

– Что-нибудь не в порядке, парень?

Борден застрял на пороге, не в силах совладать с беспокойством. Медленно ощупал взором округу. Местность украшали ржавая тачка, валяющаяся на боку, всевозможные куски коррозирующего железа. Настоящая свалка утиля. Пирсон был мастер на все руки и неизменно утаскивал к себе все, что никому не надо, резонно полагая: когда-нибудь да пригодится.

Серый каменистый грунт плавно снижался к рытвине, служащей дождевым стоком. Никого не видно. Но Чантри не оставляло чувство, что за ним следят.

Подошел к двери. Открыта настежь.

– Эд?

Положив на створку ладонь, он толкнул ее, отворяя дверь пошире. Заржавленные петли тихо скрипнули.

Пол внутри оказался на удивление чист – недавно выметен. На столе стояла бензольная лампа. Она еще горела, но фитиль был привернут, оловянная тарелка, голубая эмалированная чашка, тут же лежали ложка, вилка и нож. В камине догорал огонь – уже одни угли, рядом тихонько пыхтел кофейник.

Тут же валялась кочерга. Шагнув через порог, Чантри увидел пустую койку с разворошенными стегаными одеялами и поеденной молью бизоньей шкурой.

На гвоздях, вбитых в стену, висела разная одежда, между прочими тряпками – старый комбинезон, пара поношенных сапог, послужившие свое куртки.

С колышка у изголовья, чтобы можно было схватить его спросонья, свисал пояс с револьвером.

Чантри оглядел комнату. Пила и топор на полу, ящик свечей, какие мог бы употреблять горняк, всякие мелочи… Коробка для хлеба; бочонок, вероятно с мукой; кое-какая бакалея, полно консервных банок. Недавно купленные припасы, ясно.

И ни следа Пирсона.

Чантри отошел к выходу и, стоя у самой стены, внимательно ощупал все взглядом. Безрезультатно.

Куда же исчез хозяин?

Он еще раз осмотрел хибару. Все лежит на своих местах. Можно подумать, жилец только что вышел, собираясь тут же вернуться.

Сарайчик был открыт, и там никого не было. А как насчет шахты?

Немало про эту шахту судачили. Многие не верили, что там есть хоть какая-то руда. Однако Эд ухитрялся с нее жить и, по рассказам судя, порой предлагал на продажу золотой песок или самородки.

Чантри подошел к буфету и снял с полки еще одну голубую чашку. С краю кусочек эмали отколот. Пригляделся к ней, не доверяя чистоплотности закоренелых холостяков типа Пирсона, но чашка сияла чистотой. Поднял кофейник и налил себе кофе.

Черный, как смертный грех, и такой крепкий, что волосы на голове поднимаются дыбом, кофе был горяч и хорош на вкус. С чашкой в руке Чантри двинулся к двери – но не дошел.

У порога метнулась ящерица, остановилась на полдороге, часто дыша.

По дальнему отрогу спускался верховой.

Глава 15

Это не был Эд Пирсон.

Долговязый всадник сидел на сухом рыже-чалом коне, который с виду был хорош как для скорости, так и для выносливости. Слишком хорош этот конь для ковбоя. Неожиданно для себя Борден Чантри отколол свой значок и сунул его в жилетный карман.

У всадника было худое, желтоватое лицо; сальные черные волосы доходили до плеч. Нарядный черный жакет расшит бусами и попорчен жирными пятнами. Минута, в течение которой он рассматривал Чантри, показалась тому долгой.

– Привет, – произнес всадник.

– Слезай и присаживайся, – предложил Чантри.

– Я мимо. – Приехавший продолжал изучать его голубовато-серыми, плоскими глазами, не выдающими ничего. – Город далеко?

– Час езды. Может, побольше.

Глаза, напоминающие о змее, глядели прямо на собеседника.

– Живешь здесь?

– Остановился по дороге.

Чантри выжидал, как выжидал и другой. Оба не торопились высказываться, запускали пробные фразы, вслушивались в ответы, пытаясь понять, что за птица встречный.

Незнакомец дернул головой в направлении туннеля.

– Чего у него там?

Чантри пожал плечами.

– Золото, говорит. В здешних местах отродясь золота не бывало, и его добычи я ни разу не видел.

– С ума сойти – закупориться в таком месте. – Голова медленно поворачивалась, окидывая взглядом окрестности, туловище оставалось без движения. Потом глаза вернулись к Чантри.

– Кто у вас там порядок наводит?

– Чантри один. Ранчо держал, пока стадо у него не вымерзло.

– С револьвером ловок?

– Обходится.

Неизвестный повернул лошадь, посмотрел обратно. Чантри слегка изменил положение тела, чтобы правая рука оставалась свободной, и взгляд чужого прилип к его боку выше пояса. Борден догадался моментально: он двинулся, и чужак приметил значок. Смотреть вниз он не стал – это было глупо.

Глаза незнакомца вдруг озарились догадкой.

– Это ты – Чантри?

– Я. А ты – Бун Сильва?

В глазах его мелькнула какая-то мысль.

– Ага. – Рука показала на значок. – Бросаешь работу? Снял-то почему?

– Нет, не бросаю. Но здесь он мало что стоит. Я – городской маршал.

– Увидимся в городе?

– Буду там.

Сильва небрежно поднял руку и ускакал. Борден Чантри смотрел, как он уезжает, затем поднял прислоненную к притолоке винтовку.

Левой рукой взялся за чашку. Кофе в ней холодный. Он вылил содержимое, отнес чашку к раковине и плеснул из ведра воды, чтобы ее прополоскать, потом возвратился к двери. В воздухе висела пыль. Все тихо, солнце палит вовсю. Его аппалуза стоит на солнцепеке на трех ногах с опущенной головой.

Собака пискнула, и Чантри опустил руку ей на голову.

– В чем дело, старик? Где Эд?

Взяв старое ведро, он пошел к источнику и зачерпнул воды для своей лошади. Пока конь пил, Чантри смотрел по сторонам. Лучше заглянуть в этот туннель. Он больше года не бывал в здешних краях, но Эд продолжал работать над своей шахтой, хотя бы время от времени. Может, он и сейчас там.

Когда лошадь напилась, он заново набрал воды для собаки. Плеснул немного в собачью миску и поставил остальное в тень. Затем с ружьем в руке зашагал по пологому откосу ко входу в туннель.

Рядом были разбросаны инструменты, в пустой жестянке раньше хранился черный порох. Круги на земле показывали, где стояли еще по меньшей мере две такие банки. Чантри ступил в жерло туннеля и окликнул:

– Эд!

Нет ответа. Вообще никаких звуков. Еще шаг.

– Эд! Ты здесь? Это Чантри!

Молчание… Но подожди, там, где почти ничего не видно, в темноте, куда не доходит свет… вроде бы виден сапог?

Он двинулся вперед, налетел лодыжкой на проволоку – или это веревка? – и, уже падая, понял, что случилось. Взрыв распластал его на полу туннеля. Огромной мощности удар, усиленный эхом в замкнутой шахте, казалось, разломил гору надвое. Затем последовали треск расщепляющегося крепежа, тарахтенье камней, шорох песка и щебня. Наконец наступила пропитанная пылью тишина.

Чантри лежал. В полной неподвижности, в полном сознании. С обостренными до предела чувствами ждал, пока осядет медленно опускающаяся пыль, стечет вниз последний ручеек щебенки.

Ему приготовили ловушку, и он в нее попался. Теперь вот он замурован. Погребен заживо.

Или что-нибудь придумает, или может считать себя покойником. Чантри отжался от пола и поднялся на колени. Кругом – сплошь острые камни, несколько расплющенных деревянных брусьев. Он встал; с ног посыпались камни и глина. Нагнувшись, пошарил вокруг и нашел свое ружье.

В глубине рудника стояла полная чернота. Вход закрыт наглухо: свет не проникает совсем. А раз света нет нисколечко, он не станет лучше видеть. Как бы долго здесь ни находился.

А свет нужен отчаянно. Чантри принялся рыться в карманах, отыскивая спички. У Эда должны быть где-то свечи… только где?

Приносил с собой каждый раз новую свечу? Или… пожалуй, это более разумно… Держал запас в самом туннеле?

Но где именно? И насколько этот туннель глубок?

Чантри нашел спички, достал одну и зажег, старательно закрывая ее ладонью от возможного порыва ветра, созданного очередным обвалом.

В тусклом свете осмотрелся вокруг.

Один камень, темное отверстие впереди… и на полу туннеля тело Эда Пирсона. Ему прострелили голову.

Но нет… что-то белое светится на каменной полке… Свечи!

Взяв одну, Чантри зажег ее. Открывшаяся картина его отнюдь не утешила.

Куча колотого камня и крепежа свалилась, отделив его от выхода. А судя по тому, сколько он прошел, и по положению Пирсона, они сейчас находятся в пятидесяти футах в глубину, уж не меньше. Пятьдесят футов плотно уложенного камня отделяют его от поверхности.

Выкопать туннель наружу – дело осуществимое. Если обвалы не будут повторяться. Ну а вдруг он потратит столько времени, израсходует весь оставшийся воздух, и тут сойдет оползень и закроет шахтный выход? Верно, с этого холма много не сползет, но и такие мелочи весят насколько тонн. А кровля туннеля выглядит не очень надежной.

Имеется ли здесь другой выход? Время от времени Чантри как будто бы ощущал слабое дуновение. Впрочем, может быть, он это себе воображает. Пламя свечи горит ровно, не вздрагивает.

Разве не должен Пирсон сделать второй выход? Вентиляционное отверстие? Или запасный, на случай особой нужды?

Есть совковая лопата, кайло, сверла, двухупорный бур. Чантри вспомнил, что видел бур с одним упором снаружи. Пирсон, наверное, использовал его вместо молотка.

Ружье в одной руке, свеча – в другой, и Борден Чантри отправился вдоль по туннелю. Заметил несколько поперечных ходов, не очень глубоких. Руды здесь маловато.

Пирсон жил сам по себе и визитеров не поощрял. А на Западе народ такой – предоставили ему управляться, как знает. Вольная воля всякому – только других не трогай, а там живи, как хочешь.

Борден Чантри не обманывал себя. Он попался. 3арыт в землю живьем. За время, ему отпущенное, его не найдут и не отроют. Что бы ни потребовалось сделать, сделать это надо ему самому. И быстро. Он решительно отбросил мысли о смерти и попытался ясно представить, каковы особенности его положения и есть ли у него шанс выпутаться.

Сомнительно, чтобы преступник знал Пирсона лучше, чем он, да и столь же хорошо – вряд ли. Следовательно, он не мог знать, каков план туннеля, или рудника, или как его еще обозвать. Все, что у негодяя было, – это ходячие сплетни.

Далее: мало вероятности, что у него нашлось время все как следует осмотреть. Как только он угадал цель Чантри, он должен был кинуться прямо сюда, убить Пирсона и приготовить свою ловушку.

Жуть берет, что за человек. Стреляет людей, точно орехи щелкает. Ничего ему не стоит.

Не Бун ли Сильва устроил это? Что в лоб, что по лбу – результат один… Но это не его стиль. Исходя из того, что Чантри стало известно.

Борден замер на месте. Туннель неожиданно закончился.

Он стоял в округлой выработке. С трех сторон – огромные куски камня, несколько накренившихся плит, порядочно мусора. Подняв свечу вверх, Чантри разглядел: выемка смертельно опасна. Здоровенные, плохо закрепленные глыбы нависают, готовые рухнуть от любого толчка. Даже там, где таких нет, шахта нуждается в крепежке – прежде чем можно будет работать.

Повернувшись, он пошел по штреку обратно. Пристроил свою свечу на уступчике в стене, положил винтовку, снял куртку и приступил к делу.

Воздух еще не так плох. Чантри не знал, сколько он сумеет здесь протянуть, но не такой он был человек, чтобы сдаваться. Работал он поначалу руками, откатывая назад крупные обломки камня, наклоняя еще большие, чтобы не мешались на дороге. Когда это стало возможно, он взялся за лопату, но продвигался медленно.

Он взглядывал на часы и опять принимался за свое. По завершении часа попробовал оценить свои успехи. Но они были настолько незначительны, что его обдало волной ужаса.

Надо все время помнить, что очень большая дыра ему не нужна – даже самая маленькая откроет путь свежему воздуху. Снова за работу. Ползком вверх, до места, где нагромождение обломков встречается с кровлей туннеля.

После этого ни думать, ни прикидывать, сколько времени прошло, он себе не позволял. Только работал. Что значит время. Только работа может спасти его от смерти.

Камень за камнем, камень за камнем. Вытащить, откатить назад. От лопаты особого проку не было, хотя кайло иногда помогало. Наконец он сделал перерыв. Вытирая соленый пот, чтобы не тек в глаза, попытался отдышаться.

Чантри остановился, было жарко и душно. Он слез с грязной кучи и сел на солидный камень, осушая лицо платком. Если бы аппалуза решил возвратиться домой! Лэнг Адамс либо Ким Бака могли бы тогда пройти по его следам до Пирсоновой берлоги и увидеть случившееся. И у него бы появился шанс. Маленький, а все же.

Но его конь привык стоять с поводьями, опущенными на землю. Может пройти порядочно времени, прежде чем он сдвинется с места. А гости к Пирсону едва ли заявятся.

Недолгие минуты пролетели, и Чантри вернулся на рабочее место. Перчаток у него не было, и вскоре его руки оказались безобразно изодраны. Не нужно об этом беспокоиться. Не нужно торопиться, нужно работать ровно, без пауз, придерживаясь заведенного порядка. Это – единственная возможность выжить. Возможность, которая маловероятна.

Вскоре он выкопал нору в два своих роста длиной. Двенадцать кубических футов земли переворочал или около того. Осталось почти сорок, если его оценка не расходится с истиной.

Сорок футов! Это уже слишком. Он работал. И работал. Дважды обвалы заставляли его по второму разу пробиваться уже пройденным путем, но он продолжал работать, не меняя темпа, и не позволял себе думать о чем-то, кроме своей задачи.

Прошло неизвестно сколько времени, и он опять выполз наружу. Поближе к свече, он посмотрел на часы, щурясь от напряжения.

Четыре часа… а сделано так мало. Он зажег вторую свечу от огарка первой. Пламя пожирало кислород, но оно было необходимо для его душевного равновесия. Темнота наводила на мысли о могиле, мерцающий же огонек вселял кроху надежды.

Назад к работе. Еще несколько минут – и стоп. Огромный кусина, даже не видно, каких он размеров, упал поперек туннеля, точно дверь. Попробуй справься. К Чантри была обращена его плоская сторона. Лежит гигантским барьером, будто так и надо.

Копая по направлению к правой стороне скалы, Чантри очистил три фута ее, прежде чем добрался до края. В этой стороне продолжался бы туннель, если бы его не забило осыпью. Сзади оказался камешек фунтов эдак на двести. Туго заклинился при падении.

Медленно, задом наперед, он выкарабкался из своей норы. Собрал платком пот с лица.

Во рту и в горле – сухо. Воды нет. Опять опустился на тот же камень и расслабился, стараясь вернуть себе ясность мысли. Чувствовал себя тупым, отяжелевшим. Возможно, кислород уже почти весь кончился. Он бросил взгляд на свечу. Пламя неподвижное, чистое. Но ведь мигало недавно, он помнит! Впрочем, сознание способно на такие шуточки. Есть устоявшееся выражение «мерцающая свеча», в нем-то все и дело. Чантри встал и вполз обратно в узкий ход, чтобы посмотреть какое-то время на мешающий камень, потом начал ковырять киркой, высвобождая из-под него камни поменьше.

Работал он долго, но в конце концов каменюка осел вперед и лег в выкопанную для него яму. Над ним показалось пустое пространство – но небольшое. Не более шести дюймов, и воздухом из него не тянет.

Он вернулся за свечой, заполз обратно и поднял пламя повыше, чтобы лучше видеть. Каверна между двумя глыбами, верных два фута пустоты, тут уже копать не надо. Если он сумеет вытащить этот двухсотфунтовый кругляш.

Чантри вновь принялся за его основание, доковырявшись до того, что заболели плечи, и наконец-то! Камень подался и еще немного съехал вниз. Можно уже протянуть руку, но браться за дело немедленно Чантри не стал. Выбрался ногами вперед из своего хода, взяв с собой свечу, и сел на привычный каменный стульчик.

Он устал. Страшно устал. Засветив следующую свечу, он взглянул на циферблат. Девять часов прошло.

Столько времени он находится здесь в заточении? Сейчас должна быть полночь. Веки налиты тяжестью, так хочется отдохнуть… Ладно, пару минут.

Он вытянулся на полу штреха, устроил голову на шляпе и чуть ли не в тот же миг заснул.

К щеке прикоснулось что-то холодное и мокрое. Вырваться из гнетущего сна было мучительной борьбой, но наконец он сел. Вытянул руку. Пальцы нащупали влажную шерсть. Он охнул, отдернул руку и в неярком свете огарка увидел блестящий силуэт. Прижимается к земле, скулит, шлепнулось на пол – голова на лапах.

Собака Пирсона!

Но как же… Чантри вскочил на ноги в такой спешке, что едва-едва удержался от того, чтобы не упасть. Напуганный пес отскочил от него, но с охотой подошел к протянутой руке.

– Все в норме, парень, – негромко сказал ему Чантри. – А вот как ты попал сюда, хотел бы я знать!

Он подобрал винтовку и свечу, и собака, понимая, что он уходит, кинулась к концу туннеля. Боясь потерять ее из виду, он тоже побежал. Пес достиг круглой выемки, не замедляя бега, свернул куда-то выше и исчез за каменной плитой.

Чантри почувствовал, что его возбуждение гаснет. Пес, вероятно, нашел залитую водой лазейку, в которую только он один и мог протиснуться. Хотя, если он пролез, значит в шахту проникает и воздух. Он вскарабкался по камням и заглянул за плиту. Издали казалось: лежит чуть не впритирку к стене.

И ничего похожего. Позади плиты оказалось отверстие. Темное, капает вода, но отверстие.

Он осторожно присел и принялся всматриваться вглубь четырехфутовой в поперечнике дыры. Где-то среди камней скрыт источник, оттуда и вода, но в двадцати футах отсюда уже видна серая ночь открытого неба.

Собака забежала вперед и стояла, поджидая его. Чантри полез следом. Грязь, сырость, земляная жижа. Но он прошел. Выбрался наружу и выпрямился во весь рост.

Он был жив и свободен.

Над землей разливалась ночь. Судя по звездам, почти уже утро. Чантри стоял, не двигаясь, и все вдыхал и не мог насытиться воздухом. За всю свою жизнь он не пробовал ничего вкуснее.

Обернувшись, он встал на колени, обмыл окровавленные руки и стряхнул с них воду. Поднял ружье и двинулся вокруг холма, вслед за собакой, к дому Пирсона.

Темно и тихо. Но, когда он подходил к хижине, что-то зашевелилось, и его лошадь негромко заржала.

Подобрав поводья, он подвел аппалузу к двери хижины, которую толкнул, закрыв наглухо. Затем вскочил в седло.

– Ну-ка, приятель, – обратился он к собаке, – пошли-ка лучше со мной.

Как хорошо будет очутиться дома.