Текст книги "Проезжий"

Глава 20

Это было первое утро в моей жизни, когда я лежал в кровати после семи часов, в первый раз за много недель я проснулся и почувствовал себя отдохнувшим. Несколько минут я еще наслаждался тишиной и покоем, потом встал, побрился и оделся. Все это время меня разбирало любопытство узнать, что творится на улице, а пока я брился, краешком глаза наблюдал за высоким, по меркам города, двухэтажным домом в конце улицы. За ним высоко в небо поднимались горы Ла-Платас. Они еще не покрылись снегом, но осталось уже недолго ждать.

Из кузницы датчанина доносился лязг молота о наковальню, очевидно, он подковывал лошадь или точил стальной бур какому-нибудь шахтеру.

Вверх от Дэдвуд-Галч, из трубы поднимался голубоватый дым, еле различимый на фоне сосен.

Подвешивая ружье на бедро, я мысленно пытался вернуться к тем временам, когда я еще не носил оружия. Девяносто процентов мужчин даже на этой улице были вооружены, но эти дни уходят в прошлое. Я тоже уйду вместе с ними? Я потряс головой, пытаясь отделаться от таких мыслей. Этот дикий, суровый Запад нуждался в неотесанных сильных людях с железными кулаками.

Когда я вышел на улицу, большинство мужчин уже отправились на работу. Ласковое утреннее солнце чуть-чуть пригревало, и я от нечего делать направился по улице к центральному магазину. Какой-то подросток вышел из магазина с пестрым бумажным пакетиком леденцов. Когда мне было столько же лет, сколько ему, леденцы продавались в городских лечебных центрах.

Дверь в магазин раньше меня открыла женщина, а когда я проследовал за ней, то увидел, что она покупает отрез на платье. Большинство женщин сами шили себе одежду, редко встречались такие, которые не умели шить. Продавец как раз вытащил рулон ткани, разложил его на прилавке и показывал ей. Я пересек зал, чтобы взглянуть на седла. Резная кожа, прекрасная работа – ни одно из таких седел не мог себе позволить работающий ковбой. Зачастую седла стоили гораздо дороже, чем сами лошади.

Слоняясь по магазину, я рассматривал шпоры, дорогие вещи, рабочую и повседневную одежду. Что касается меня, то я всегда шил себе одежду из сыромятной кожи на мексиканский манер. В свое время старый мексиканец показал мне, как это делается. В этих краях всегда славилась калифорнийская и мексиканская одежда, и носилась она гораздо лучше и дольше другой. Честно говоря, я надеялся увидеть Джанет. Я подумал, что скоро она появится в ресторане, и мы бы могли позавтракать вместе. Я вышел на улицу, хотя мне не хотелось уходить из магазина, где так приятно пахло свежими зернами кофе – торговцы получали зерна в огромных джутовых мешках, размалывали и продавали мелкими порциями, – новой кожей и сухими продуктами.

В магазинах было мало покупателей. Мужчины отправились на работу, а женщины занялись домашними делами, поэтому в ближайшие пару часов, а может, и больше, не пойдут за покупками.

Датчанин справился с работой и шел в ресторан, выпить кофе. Возле салуна у коновязи стояла пара незнакомых лошадей.

Я находился вдалеке от них и не мог разглядеть клейма, хотя плохо разбирался в клеймах в этих краях.

На голубом небе появились облака. Я пересек улицу, задержался в дверях, посмотрел по сторонам и вошел. Все было тихо, но почему я чувствовал себя неспокойно?

Датчанин пил кофе. Увидев меня, он кивнул. Теперь меня многие знали. В маленьком городе новости быстро распространяются; я заметил, что местные жители украдкой поглядывают на меня, но не решаются заговорить. Они наслышаны о Хьюстоне Бэрроузе и даже Пэне Бичаме, им известно о моей стычке с Лью Пейном, поэтому они считали меня причиной всех неприятностей, которые происходили в городе.

Трудолюбивый датчанин, по-видимому, испытывал такие же чувства ко мне, хотя он понимал, что у меня не было выбора.

– Ты убил Бичама?

– А что мне оставалось делать? Он охотился за мной.

Кружка с кофе в огромных руках кузнеца казалась наперстком.

– Я знал его. Плохой человек. – Он отхлебнул кофе и отломил кусок кукурузной лепешки. – Я встречал его в Тринидаде. Он – брат Клинтона!

Вот оно! Это не только кое-что объясняло, но и свидетельствовало о том, что мои неприятности еще не закончились.

Он посмотрел на меня поверх чашки.

– С тобой связано много проблем. Скоро уезжаешь?

Я чувствовал, как внутри растет раздражение, но мне нравился датчанин. Этот хороший человек много работал и знал свое дело.

– Вероятно, – ответил я. – Но прежде мне хотелось увидеть, как мисс Ле Коди переедет жить на ранчо. На нее обрушилось столько неприятностей.

Они знали, что так и будет, догадывались, что я сыграл решающую роль в той истории.

Ну и прекрасно. Им наперед известно, что я сделал и почему. Но теперь все позади. Проблемы возникают у людей, которые отлично владеют оружием, а им они не нужны. Дикий Запад развивался, и никого больше не привлекала репутация необузданного ковбоя. Построена железная дорога. Энимас-Сити уступил место Дуранго, и многие надеялись, что там будет город уже иного плана, с иными ценностями. Им хотелось привлечь внимание деловых людей, а не кучки дикарей. Мы, слоняющиеся по пустынным тропам, должны понять, что наше время истекло.

И деловым людям приходилось брать винтовку в руки и вышибать из седла некоторых представителей той кучки дикарей, показывая тем самым свое негодование. Тем, у кого коротка память, следует напомнить, что большинство бизнесменов участвовали в Гражданской войне и сражались с индейцами, а многие из них сами когда-то гоняли стада на продажу. Они так же хорошо знали толк в ружьях и сражениях, как и бандиты, а в некоторых вопросах разбирались куда лучше.

Война Линкольна, что разгорелась на пути в Нью-Мексико, сама себя задушила, и в июле, всего лишь шестьдесят дней назад, Малыш Билли был убит Пэтом Гарретом в форте Самнер.

– Сегодня рано утром в городе появились два человека, – продолжил разговор датчанин. – Приезжали с Запада. Ни с кем не разговаривают. – Он отхлебнул из чашки. – Они рассматривали твоих лошадей, их заинтересовал чалый. Мне кажется, они знают этого коня.

Я слушал его вполуха. Я ждал Джанет, но она не появлялась. Может, она уже уехала? Мне хотелось спросить, но я не решился. Эти парни должны знать, что я доехал на чалом до развилки и что он привез меня сюда.

– Ты останешься? – повторил свой вопрос датчанин.

Как бы ему хотелось отделаться от меня! Никакой враждебности, просто он считал, что я не подхожу ни городу, ни времени. Я улыбнулся.

– Датч, я не могу тебе ответить прямо сейчас. Я не знаю. Я подумываю о том, чтобы забрать своих лошадей и отправиться в горы, туда, откуда берут начало реки. Я поеду туда и буду искать то, что смогу отыскать. Я искатель и наблюдатель, кузнец, и не из тех, кто ищет неприятностей на свою голову. Все, что случилось в вашем городе, происходило не по моей воле. Они пришли ко мне, а я позаботился о том, чтобы дорога к ранчо была свободна. Когда Джанет Ле Коди поселится там и будет чувствовать себя в безопасности, я уеду.

– Мы о ней позаботимся.

Я посмотрел на него.

– Датч, у тебя хватает работы – точить сверла, делать петли, подковывать лошадей. Ты будешь сидеть с ней на ранчо, если вернется Чарльз Пелхэм Клинтон? Ты с ним справишься, если он придет? Я имею в виду, с ружьем?

– Мне кажется, тебе лучше уехать.

– Дай мне время, датчанин, дай мне время.

Я встал и вышел из ресторана и сразу увидел двух мужчин, они стояли вместе. На другой стороне улицы рядом с лошадьми находился еще один человек. Все выглядело вполне естественным, за исключением того, что было позднее утро, а в это время в городе редко встретишь шатающихся без дела людей.

Поднявшись к себе в комнату, я растянулся на кровати и задумался. «Тебе нужно уезжать, мистер Приезжий, – пришел я к выводу, – тебе нужно найти место, где бы тебя никто не знал. Тебе пора сматываться, пока ты не накликал на себя новую беду, которая назревает на улице. Ты всем здесь надоел и становишься назойливым. Если покинешь город, те люди отправятся за тобой следом, а местные жители отделаются от тебя».

Я уставился в потолок, почувствовав себя страшно одиноким. Мне стало грустно, и я задумался над тем, что надо этим парням. Те двое позволят мне хотя бы выехать из города? Или это случится прямо здесь? И кто они? Может, им нужен другой человек? «Нечего придумывать, – одернул я себя, – им нужен я». Они хотели подойти ко мне, уверен, что у них есть на то причина.

Вероятно, я похож на Мэтти, только ей еще хуже, потому что она женщина. Вряд ли у нее есть деньги, раз она зависит от миссис Холлируд. Она слишком красива, и у нее нет ни дома, ни родни, ни места, где можно приклонить голову. Кое-что я знал, кое о чем догадался. Чтобы получить работу, ей придется наняться к какому-нибудь хозяину. А у хозяина, вероятно, есть жена. Но разве найдется такая жена, которая согласилась бы, чтобы рядом с ее мужем изо дня в день работала такая красивая, хотя спокойная и холодная женщина, как Мэтти?

Провалявшись целый день в постели, я пошел в ресторан, когда солнце начало садиться. Только один из мужчин болтался на улице возле салуна и курил сигарету. Да, они рассчитывали добиться того, что задумали. Больше я не буду источником неприятностей в Пэрроте. Наступит ночь, я заберу лошадей и уеду из города. Что бы ни задумали эти люди, они добьются своего. Но получат свое где-то в пути. Я надеялся, что они будут удовлетворены тем, что получат.

Повар накрывал на стол и почти не разговаривал со мной до тех пор, пока из ресторана не вышли все посетители. Затем он принес кофейник и сел напротив меня.

– Мне очень жаль, – сказал он – я извиняюсь за тот разговор, что произошел утром, но датчанин высказал общественное мнение.

– И ваше тоже?

– Нет, мое нет. Я говорил им, что вы хороший человек, что полезно иметь такого парня в городе, но они и слушать не хотели, твердили, что в городе все было спокойно, пока не появились вы. Они настаивают, чтобы вы ушли. Датчанин согласен со мной, но горожане попросили его поговорить с вами.

– Я уеду сегодня ночью.

– Мне жаль, что вы уезжаете. – Он сделал паузу. – Датчанин приготовит лошадей, оседлает и сложит вещи. Почему бы вам не поехать через каньон? Вы перейдете горы и спуститесь по Медвежьей реке. Никто никогда не узнает, что с вами случилось.

– Я никогда не увиливал от проблем.

– На сей раз вам лучше поступить так. Если хотите, поезжайте по тропе вдоль каньона, на верху Маддена. На запад можно проехать по берегу Мэнкос. На вашем месте я бы пересек Медвежью реку. Там неподалеку есть местечко, которое называется Теллурайд. Я сам там никогда не бывал.

– Я не езжу по людным местам. Мне нравится дикая природа.

– Там как раз то, что вам нужно.

Потом мы сидели молча. В ресторан заходили другие люди, ели и уходили. Мне тоже пора было сматывать удочки.

– Если вы думаете о молодой женщине, – сказал повар, – то она уехала с обозом в Дуранго. Сегодня утром. Приезжала ее тетя. Она приезжала, чтобы увезти домой племянницу.

– Вы думаете, ей это удастся?

– Почему бы нет? Такое ранчо вовсе не подходящее место для молодой, симпатичной девушки. Чересчур безлюдное. Я полагаю, что она вернется назад на восток.

– Она заходила сюда?

– Рано утром, как только рассвело. Позавтракала. Мне показалось, она не спешила.

Моя чашка была пуста. Я уставился в нее, потом медленно поднялся.

– Ладно, если датчанин приведет моих лошадей в верхний конец города, я уеду.

– К зданию суда, – пояснил повар, – так это место у нас называется.

Не в моем характере было уезжать тайком из города, увиливая от неприятностей, но так хотели местные жители. Спустя час я вышел из гостиницы через заднюю дверь и отправился за домами к условленному месту, где ждал кузнец.

– Спасибо, мистер Проезжий, – сказал он. – Я знаю, не в ваших правилах так поступать, но если от этого зависит спокойствие в городе…

Я вскочил в седло.

– Когда-нибудь увидимся. Не поминайте лихом.

В ту ночь я разбил лагерь на склоне Пэррот-Пик. Я углубился в лес и не стал разводить костер. Когда наступило утро, без завтрака двинулся в путь. Перевалив через горный кряж, я миновал седловину между Хэмлет-Пиком и Хогбэк, и снова переночевал в бассейне Эхо. Утром я ушел вдоль маленькой речки, пока она не слилась с рекой Вест-Мэнкос. Несколько мужчин разведывали рудник. Они как раз заканчивали завтракать, поэтому я решил составить им компанию.

– Ты едешь по высокогорью и безлюдным тропам, – заметил один из них. – Золото ищешь?

– Нет, сейчас не ищу, но когда-то занимался этим. – Я указал рукой на свои вещи. – У меня все инструменты имеются, но вот решил съездить в Сильвертон.

– Прошлой ночью, – высказался другой, – я был в горах Бернт-Ридж и внизу в Парке видел костер. Я хорошо разглядел трех мужчин. Никакой поклажи. Едут налегке. – Он снова взглянул на меня. – Они ведь тебя ищут?

– Должно быть, таковы их намерения. Но не мои. В любом случае, если они попадутся мне на пути, я попытаюсь их развлечь.

Мы поговорили о красках, об обнаженных породах, растениях, что указывают минералы. Я рассказал им о карманах с богатой рудой, которые мне удалось обнаружить, а они поделились со мной своими находками. Затем я встал.

– Спасибо за кофе, – поблагодарил я, – если вам когда-нибудь доведется подъехать к моей стоянке, я буду рад.

– Если доведется, – отозвался один из них, – мы будем ехать осторожно. – Он сделал паузу. – Может статься, что три человека – это и мало…

– Но один порой значит слишком много, – добавил я.

Те люди на моем пути оказались смышлеными ребятами. Они все поняли правильно. Каньон Ла-Плата – это вероятность. Каким-то образом я выехал из города, но двигался не к основной дороге, где ходят обозы, и не к ранчо. Они или владели информацией, в чем я глубоко сомневался, либо просто догадались, а теперь они находятся от меня всего в нескольких милях. Они пока живут догадкой или у них готов план? Я попал на дорогу Голд-Ран и ехал по ней вниз до дороги Потерянный каньон. Они намерены найти меня, так какой смысл бежать? Но я попробую. Их трое, а я один. Теперь они разбредутся в разные стороны, и если один из них заметит меня, то выстрелит, тем самым подаст сигнал остальным.

Я ехал через лес и каждый раз останавливался, чтобы осмотреться и послушать. В горной местности звуки распространяются далеко, но я предположил, что мои враги находятся ниже меня и я смогу их услышать до того, как увижу.

Я вытащил винтовку и осторожно двигался дальше. Мое сердце бешено колотилось. Трое крутых мужчин, кто они?

Я пересекал необъятный горный край, но даже в нем человек не мог затеряться, слишком мало тут было дорог. Я остановился под елью, давая возможность лошадям перевести дух, и оттуда увидел их. Они находились примерно в четырехстах метрах подо мной на расстоянии около двух миль. Их лошади мчались через луг. Солнце сверкало на их винтовках.

Если я поеду вперед, наши пути пересекутся. Если поверну назад, они станут меня догонять. Если попытаться спрятаться, они все равно меня найдут.

Мои губы пересохли. Я облизал их, но это не помогло. Вытащив флягу, я отпил и закупорил ее, наблюдая за всадниками. Они, как и я, знали, что мы находимся рядом. Теперь я начал догадываться, кто эти люди. Отряд Бэрроуза, крепкие ребята. Похоже, я влип в неприятную историю, крайне неприятную.

Глава 21

Отряд Бэрроуза существенно отличался от отряда Лью Пейна. Эти сильные, опасные парни после всего происшедшего не станут встречаться со мной один на один. Они попытаются загнать меня в угол или устроят засаду.

Передо мной раскинулся Медвежий каньон. Дорога Голд-Ран исчезала в нем, а потом спускалась вниз к реке Долорес, откуда открывался путь в нескольких направлениях. Там начинались еще две узкие дороги, по которым, если двигаться на север, можно добраться через каньон к горному кряжу Индейский Путь.

Я не очень хорошо знал эти горы, но о дорогах слышал много. Эти сведения путники передавали друг другу при встрече. Ребята Бэрроуза действовали интуитивно. Они догадывались, куда я направляюсь, и собирались преградить мне путь. Если им удастся это сделать, придется сражаться.

Мне следовало где-нибудь остановиться. Если я буду продолжать бежать, меня поймают. Они ехали налегке и двигались быстрее.

Я пересек открытый луг и, спрятавшись за деревьями, начал спускаться вниз по Голд-Ран. Дорога напоминала американские горы, и большая ее часть скрывалась за деревьями. По моим прикидкам, крутой спуск тянулся более тысячи метров, а внизу я немедленно свернул на восток. Когда позади осталась сотня ярдов, вошел в Медвежью реку и направил своих лошадей в обратную сторону, продолжая идти по воде до ручья Гринстоун. Затем свернул от реки и выбрал из двух дорог ту, что лежала восточнее и подымалась в горы. Я не сомневался в том, что они последуют за мной. Двигаясь по реке, я менял направление, поворачивая то на запад, то на восток, заметал следы, пытаясь сбить их с толку, но знал, что скоро они меня раскусят. Но пока у меня есть время и возможность найти подходящее место.

Я чувствовал, как внутри постепенно нарастает гнев. Я не хотел таких неприятностей. Хьюстон Бэрроуз сам затеял скандал и получил то, чем надеялся угостить меня. Его братья решили мне отомстить и шли за мной по своей собственной воле. Они охотились за мной только по одной причине – чтобы убить. А я уводил их в свои края, в горы, покрытые лесами. Лесами, где деревья прекращают свой рост из-за того, что их почки, находясь высоко над землей, замерзают. Растениям в тундре удается выжить потому, что их почки расположены близко к земле, и это защищает их от мороза.

Мне хотелось столкнуться с ними как раз у такого леса. Там трудно спрятаться, а местность хорошо просматривается на многие мили. Может, они тоже, как и я, привыкли к высокогорьям? Но едва ли. Они пасли коров, а это края овец.

Я выехал из густых еловых зарослей на открытую вершину. Мне нечего было бояться. Если даже они идут за мной следом, то не могут увидеть меня снизу. Чалый привык к горам, и, похоже, ему здесь тоже нравилось. Судя по растительности, мы поднялись на очень большую высоту. Я оглядывался на пройденный путь. Если они хотят меня поймать, им придется сначала поездить по труднопроходимым чащобам.

Выше меня, за голой скалистой вершиной, тянулся горный кряж Индейский Путь. Отыскав небольшую ложбину, я привязал лошадей к карликовым елям, а сам, прихватив с собой винтовку, вошел в еловые заросли и залег.

Место оказалось удобное. Две дороги, что тянулись по разные стороны от ручья Гринстоун, сходились прямо подо мной. По какой бы ни ехали преследователи, они все равно окажутся на открытом пространстве и в пределах ружейного выстрела. Еще одна дорога, по моим догадкам, это была тропа Маленького Медведя, уходила на запад.

Еловый лес, где я нашел себе укрытие, покрывал примерно два акра, в одних местах деревья росли густо, а в других простирались большие поляны. Здесь встречались вершины, покрытые лишайником и безлесые возвышенности. Мои лошади оставались незаметными со стороны дороги, по которой двигались всадники.

Если им нужен я, тогда встреча произойдет в этом месте. Гнев внутри меня перерос в жесткую, зловещую ярость.

Я мог свободно следить за обеими дорогами, поэтому прислонился спиной к дереву и отдыхал, довольный собой. Во мне бушевала ярость, но безмолвная красота и спокойствие природы постепенно вернули мне самообладание. И ярость сменилась обыкновенным гневом на людей, которые хотят принести в эти края кровную месть.

Земля, усыпанная у подножия склона альпийскими лилиями, казалась огненно-красной, как будто индейцы расписали ее своими яркими красками. На горе примерно в пятидесяти шагах от меня грелся на солнце желтобрюхий сурок. Я не мог сказать, заметил он меня или нет.

Наконец, я увидел их. Они находились от меня в добрых пятистах ярдах, с винтовками в руках, готовые к бою. Установив винчестер в рогатине дерева, я наблюдал, как они приближаются.

Английскому лорду, которого я сопровождал на охоте, наверняка понравилась бы наша смертельная игра. Этот сухой, одинокий мужчина, чье сердце осталось где-то в юго-западной Индии, часто рассказывал, как сражался с афганцами и другими народами, вспоминая те времена и места. «Наши противники, – говорил он мне, – были прекрасными воинами. Лысые, жестокие мошенники, сражавшиеся за любовь, готовые убивать без оглядки».

Он часто цитировал Киплинга, одного из немногих поэтов, кого я когда-то читал.

Когда первый из моих врагов приблизился ко мне на четыре сотни ярдов, мой взгляд скользнул по стволу винтовки, я нацелился ему в грудь и легонько нажал на курок. Винтовка дернулась в моих руках, и грохот выстрела эхом отозвался в горах, а тот, что ехал впереди всех, резко подскочил в седле, а другие бросились врассыпную.

Только скрыться им оказалось некуда. Они ехали по открытому склону, ближайший лесок и камни остались позади в нескольких сотнях ярдов. Один всадник развернул коня и поднял винтовку. Но склон в нескольких местах покрывали еловники, он не знал, откуда прогремел выстрел, и стоял как вкопанный, озираясь вокруг.

Я вытащил из сумки кусок крекера, разломил его пополам и начал жевать. Потом бросил в рот оставшуюся половину и ждал. Тот всадник представлял собой отличную мишень – сидя верхом на лошади с винтовкой в руке и глядя по сторонам, но находился далековато, поэтому я не трогал его – пусть себе сидит. Моя пуля не убила человека, в которого я целился. Возможно, он получил лишь легкое ранение. Во всяком случае, теперь он прикован к седлу.

В голубом небе лишь кое-где плыли пышные кучевые облака. Солнце ласкало приятным теплом, а воздух был невероятно чист. Сурок исчез.

Раненый всадник подъехал к своим товарищам. Похоже, они взялись обрабатывать и перевязывать его рану. Я запрокинул голову и закрыл глаза.

Может, на том все и кончится? Приблизиться ко мне по открытому склону – все равно что заказать себе билет на Бут-Хилл. Однако люди, видно мстительные по натуре, они не захотят вернуться домой и признать свое поражение. Ненависть и месть стали для них навязчивой идеей.

Подняв голову, я наблюдал за ними. Двое оставались на своих местах, а третий направился по лугу к тропе Маленького Медведя. Достигнув тропы, он остановился и посмотрел в мою сторону. Я наблюдал за ними, переводя взгляд с одного всадника на другого. Вдруг, как по сигналу, они помчались в мою сторону.

Я ничего не понимал. Линия огня оставалась открытой. Здесь негде было скрыться. Через несколько минут они приблизятся настолько, что я легко достану любого. К тому же они находились так далеко друг от друга, что не могли действовать согласованно. Я снял винтовку и начал подниматься.

Чалый предупредил меня. Лошадь вдруг заржала, я обернулся: трое всадников спустились с холма и теперь стояли у меня за спиной на расстоянии пятидесяти ярдов!

Когда мой конь заржал, они приготовились к атаке. Быстро развернувшись, я выстрелил от бедра. Один человек упал, а я снова нацелился и выстрелил, за спиной послышался стук копыт.

Последовал град выстрелов. Пули летели вокруг меня, врезаясь в деревья. Посыпались иголки. Одна пуля ударила в ствол ели, под которой я сидел, и отскочила в траву. Что-то сильно обожгло мне ногу. Я схватился за ветку, чтобы не упасть, моя винтовка выскользнула из руки и отлетела в сторону. Выхватив шестизарядный револьвер, я пригвоздил одного к дереву, потом послал быстрый выстрел в другого. Он содрогнулся, и я подумал, что больше он ко мне не сунется.

Пальба прекратилась. Стоя на коленях, я извлек две пустые гильзы и перезарядил револьвер. Моя винтовка застряла в куче поваленных деревьев в восьми метрах от меня, поэтому в тот момент я не мог достать ее и воспользоваться ею.

По бровям и носу струился пот. Он заливал глаза, и я вытер лоб рукой. Мои пальцы осторожно нащупывали рану на ноге. Кровь уже просочилась через джинсы, и они стали мокрыми. Похоже, пуля задела бедро, но не повредила кость. Сок сосны часто использовали для остановки кровотечения, и я подумал, что сок ели обладает тем же кровоостанавливающим свойством.

Несколько елей росли у меня за спиной, а их нижние ветки касались земли. В тени елей виднелось пятно грязного снега. Я отполз к елям, пробрался сквозь ветви и прижался к стволу дерева. До тех пор, пока кому-нибудь не взбредет в голову раздвинуть ветки, я останусь невидимым. Любой, кто попытается это сделать, тут же получит пулю в лоб. Я ждал и слушал.

В чистом горном воздухе голоса четко слышны на далекие расстояния.

– …Попал в него, я тебе говорю! Я видел, как он упал!

– Он крепкий.

– Ага! Он побежден. Я с ним справился! Я знаю, что попал в него!

– Я видел, как он упал, – подтвердил другой. – Но я больше не собираюсь гоняться за ним. Легче убить раненого медведя.

– Нам не придется больше гоняться за ним. Мы просто отъедем немного и подождем. Если он не появится, значит, мы его застрелили. Все очень просто.

– Забери его лошадей. Ничего не оставляй.

– Только не чалого! Это – Лошадь Смерти. Ему тоже принес смерть.

– Мы не возьмем его, только отведем подальше в сторону. Мне он тоже не нужен.

То ли их голоса смолкли, то ли у меня помутилось в голове, но больше я ничего не слышал. Медленно и очень осторожно я вытянул раненую ногу. Все, что мне было нужно, находилось в сумке вьючной лошади, но они увели ее с собой. До вечера оставалось далеко, здесь в тени, холод постепенно стал меня пробирать. Ночью я замерзну совсем, поскольку находился очень высоко, а если разведу костер, они вернутся и прикончат меня.

Я разгреб руками сухие иголки, усеявшие землю, сделав небольшое углубление, потом срезал ножом еловые ветки и лег, накрыв себя сверху пышными ветками. От них мало толку, но использовать я мог только то, что имел под рукой. Будет ужасная ночь.

Над Орфан-Бут поднималась холодная луна. На вершине этой горы еще держался прошлогодний снег, а холодный ветер уныло завывал среди елей и весело играл индейскими красками на лугу. В этом пустынном мире ночью все замирало. Здесь наверху даже легкий ветерок может снизить температуру воздуха до тридцати градусов, а ребята Бэрроуза не привыкли к высокогорью. Разумеется, им доводилось бывать высоко в горах, но не так часто. Они разбили лагерь в молодом лесу под вершиной возле ручья Гринстоун. Их костер звездочкой сиял в сумерках.

Если бы они бывали в высокогорных районах, то знали бы, что субальпийские долины – это самые холодные места, поскольку холодный воздух опускается вниз, а в тундровой зоне немного теплее.

Я лежал в своей ложбинке, накрывшись ветками. Меня сковала слабость, раны болели, а вокруг стоял холод, ледяной холод, жестокий холод. Я терпел, потому что они сидели рядом, но они-то не должны терпеть. И в этом было мое преимущество. Они могут собраться и уехать, а я знал, что скоро они так и сделают.

Медленно тянулась лунная ночь, медленно наступил рассвет. Я приподнялся на локте и увидел, что они шевелятся вокруг костра. Вероятно, спорят, что делать дальше. Но я был уверен, что на вторую ночь они здесь не останутся. На стекле блеснул свет. Они осматривали в полевой бинокль островок, поросший елями. Я мог взять винтовку и сейчас кого-то убить, но это значило бы, что перестрелка начнется снова, а я был не в состоянии сражаться.

Едва я успел оправиться от одной раны, как получил другую. Только у меня появился просвет, и я начал верить, что все неприятности позади, как тут же этот свет погас. Даже если они сейчас уедут, что мне-то делать? Чтобы добраться до людей и попросить помощи, я должен преодолеть несколько миль по дикой местности, а рассчитывать на то, что кто-нибудь еще забрался так высоко, бессмысленно.

Через некоторое время я сел, а когда посмотрел на их лагерь, то от него ничего не осталось.

Ничего, но они уже направлялись ко мне и, снова рассеившись по склону, искали меня. У того, что шел сзади, через седло свисал труп. Значит, я все-таки кого-то достал.

Они вышли на меня. Я перевернулся на живот и осторожно, чтобы не издать ни малейшего шороха, подполз к винтовке и стал ждать.

Приблизившись на двести ярдов, они остановились и принялись, изучая траву, медленно ходить вокруг моего убежища. Им хотелось выяснить, не ушел ли я ночью и не оставил ли каких-нибудь следов. Ничего не обнаружив, парни собрались, поглядывая в мою сторону.

Всего их было шестеро. Один мертв, двое ранены, хотя и не очень серьезно.

Не слыша их голосов, я ждал, установив винтовку между сучьями, и решал, кто из них умрет первым. Наконец они повернули лошадей и поехали прочь, погоняя перед собой моих коней. Когда они скрылись из виду на дороге Медвежий ручей, я лег на спину на еловые иголки и закрыл глаза.

Я долго лежал, просто отдыхая, не думая ни о чем, и радовался, что остался один, что мне не придется волноваться из-за следующего нападения. Наконец я открыл глаза и увидел над головой синее небо, по которому медленно плыло облако. Если бы я умер здесь, они бы победили, а я бы проиграл, только в чем? Не в моих правилах сводить счеты. Да, я мог проиграть! Перед этим я проиграл, но прекратил? Нет. Они на самом деле ушли? Я подождал еще немного, затем вышел из елей, поднялся на склон и пополз, прижимаясь к земле. Я не мог не оставлять следов на траве, поскольку цветы и растения альпийских лугов низкие. В некоторых местах цветы достигали восемнадцати дюймов, но такие встречались редко. Когда позади осталась четверть мили, я, опираясь о скалы, поднялся на ноги. Моя нога невыносимо болела. Проковыляв несколько шагов, я остановился. Подождав, пока боль утихла, снова с усилием сделал несколько шагов вперед.

Через какое-то время я вышел на поросшую лишайником плоскость и отдохнул. Где-то вдали гремел гром. В горах каждый день идут грозовые дожди, и я молил Бога, чтобы мне не попасть под ливень. Молния – вездесущая опасность, в особенности на больших высотах, а у меня с собой была винтовка.

Используя винтовку в качестве опоры, я поднялся с камня. Теперь мне удалось сделать пятьдесят шагов, перед тем как пришлось остановиться.

Отдохнув, я снова двинулся в путь, чувствуя головокружение и слабость. Передо мной раскинулся еще один лесок, но я продолжал идти, а потом упал. Собрав последние силы, я дотащился до тени елей, лег на землю и хотел проползти немного вперед, но потерял сознание.

Брызги дождя привели меня в чувство. Уже стемнело. С усилием я переполз под дерево и потащил за собой винтовку, а потом снова потерял сознание. Все, что я слышал, – это гром вдалеке и шум дождя.