Текст книги "Вниз по склонам холмов"

Глава 10

Днем снегопад разошелся вовсю, и Харди посинел от холода. Он направил Биг Реда к полосе деревьев, свидетельствовавших о близости воды, а подъехав к ручью, двинулся вдоль берега, высматривая хоть какое-нибудь убежище.

Однако то, что он все-таки заметил приоткрытую дверь землянки, было чистым везением.

Землянка пряталась за громадным наклонившимся тополем и была почти невидима под его пышной листвой. Дверь была грубо сколочена из расщепленных стволов тополя и подвешена на кожаных петлях.

Вокруг этого места повсюду виднелись многочисленные следы животных и птиц, однако ничто не выдавало присутствия человека. Харди осторожно подъехал и, придерживаясь за ремень стремени, спешился.

Приоткрыв дверь пошире, он заглянул внутрь. Это была явно покинутая, но уютная небольшая землянка. В одной ее стене был устроен очаг, дымоходом для которого служило отверстие, проделанное киркой или лопатой. Возле правой стены была сооружена двойная койка; возле нее стоял чурбан, который, по-видимому, был поочередно то столом, то стулом. Верх его был отполирован от частого употребления.

Здесь побывали пэкрэты – по крайней мере, Харди полагал, что это были именно они. В землянке было пыльно -жилище казалось давно покинутым.

Мальчик помог Бетти Сью слезть на землю и растер ее замерзшие ручонки в своих, отчего обоим стало теплее. Затем он взял нож и вышел осмотреться.

Дальше по ручью Харди нашел нависавший берег, где неизвестный обитатель землянки, вероятно, рудокоп или траппер, держал лошадь. Место это было хорошо защищено от ветра и снега и надежно укрыто от посторонних глаз ивами и тополями. Мальчик привязал там Биг Реда так, что веревка позволяла лошади двигаться от ручья до каменного навеса.

Затем Харди вернулся в землянку и, собрав сухие ветки и палочки из гнезда пэкрэта, развел огонь. Топлива поблизости хватало – и бурелома, и выброшенного ручьем на берег плавника.

Когда огонь разгорелся как следует, Харди начал детально исследовать их новое убежище. Он нашел сковородку, старый железный котелок, такую же старую кирку с рукояткой, почти отгрызенной дикобразами или другими зверьками из-за соленого вкуса, который приобрело дерево от долгого общения с потными руками.

– Кто-то хорошо здесь все устроил, – сказал он Бетти Сью. – По-моему, прежний хозяин прожил здесь долго. И хорошо знал, как надо устраиваться, – добавил он. – Ведь это была просто пещера, которую он расширил, отбивая камни. Даже эта труба была просто дыркой в камне.

Харди отнес котелок и сковородку к ручью, вымыл их золой, вполне заменявшей мыло, а потом хорошенько начистил песком. Теперь они могли вскипятить воду и поджарить бекон.

Он вернулся в землянку, где уже стало тепло, и подержал замерзшие руки над пламенем. Когда руки начали отогреваться, пальцы стало все сильнее покалывать, словно кто-то втыкал в них булавки. Харди достал бекон, нарезал несколько ломтей и поставил сковородку и котелок с водой на огонь. Несколько раз он торопливо выскакивал на холод, чтобы собрать дрова для очага. Дверь можно было закрыть, и Харди даже нашел служившую засовом перекладину, но он думал о Биг Реде – они-то сидят здесь, в тепле, а лошади приходится оставаться на холоде снаружи.

Землянка имела форму треугольника с одним отломанным углом, причем дверь находилась как раз там, где должна была быть эта вершина. В длину она едва достигала восьми футов, однако огонь очага едва рассеивал мрак у противоположной стены. Та стена, в которой был устроен очаг, была очень неровной и грубой, а некоторые ее выступы служили полками.

Вода закипела, Харди, уже поджарив бекон, всыпал в котелок кофе. Когда они управились с беконом, к которому Харди выделил по сухарю, он плеснул в котелок чуть-чуть холодной воды, чтобы осадить гущу, и они по очереди пили прямо из котелка, а чтобы не обжечь руки, Харди придерживал его куском старой мешковины.

Потом Харди продолжил обследование их нового пристанища. В головах койки он обнаружил плотно пригнанную дверцу в стене. Открыв ее, Харди при свете вынутой из очага ветки стал осматривать маленькую каморку. На полу лежал туго свернутый и изгрызенный тюк мехов; на воткнутых в стенки палочках висели старые, изношенные и залатанные джинсы, два пропылившихся одеяла и громадная старая из бизоньей кожи куртка. Хотя она не касалась стены и потому оказалась недоступной для грызунов, все же была изжевана возле ворота.

Вытащив куртку наружу – а она была так тяжела, что Харди это удалось с трудом, – мальчик набросил ее на куст, предварительно стряхнув с него снег, и принялся выколачивать пыль палкой. Куртка так велика, что под ней будет удобно спать вдвоем, а когда они отправятся в путь, ею можно будет укрываться обоим, сидя в седле.

Поначалу Харди решил, что одеяла совсем ни к чему не пригодны, но, когда уже в сумерках он кончил выбивать из них пыль, в голову ему пришла хорошая мысль. Разрезав одно из них пополам, он получил нечто вроде накидок для себя и Бетти Сью.

Из второго одеяла Харди, продев через множество проколотых ножом дырок полоску сыромятной кожи, тоже найденную в землянке, изготовил попону для Биг Реда.

Впервые за много дней дети были под крышей. Время от времени холодный ветер задувал все же под дверь, но в остальном здесь было уютно и тепло.

Харди, когда мы попадем в форт Бриджер? – спросила Бетти Сью.

– Скоро.

– Мама будет там?

– Может быть. Надеюсь.

Она немного помолчала.

– Мне здесь нравится. Здесь тепло.

– Мне тоже нравится. – Он вспомнил, что снег все еще идет. – Может быть, мы пробудем здесь, пока не уляжется буран.

До сих пор он об этом не думал, слова сорвались случайно, но теперь Харди сразу понял, что именно так и следует поступить. У них хватит пищи на два-три дня, пока идет снег, и еще немного останется на дорогу.

Снег продолжал падать. Окружающий мир стал белым; снег покрыл деревья, согнув своей тяжестью ветви, и уничтожил все следы. Поужинав, Харди накинул одеяло и пошел за топливом. Он нашел плавник и валежник, часть занес внутрь, а остальное сложил перед дверью.

Хотя он ужасно устал и еле волочил ноги, однако продолжал заниматься делами. Конечно, ему было только семь, а работы оставалось еще очень много, но мальчик помнил, как отец не раз говорил ему, что успеха добиваются только те, кто работает и верит. Ему казалось, что он понимает смысл, хотя и не смог бы изложить его словами.

Время от времени Харди заглядывал под каменный навес – поговорить с Биг Редом и погладить его. От выпавшего снега стало светлее, и мальчик долго еще работал даже после наступления темноты – до тех пор, пока не устал настолько, что уже ничего не мог делать. Он вернулся в землянку и закрыл за собой дверь на засов.

В щель под дверью задувал ветер, но Харди знал, что такая вентиляция необходима – в землянке было тепло, но не душно. Дети уселись на койку – ноги их не доставали до пола, им было уютно, и они были сыты.

– Подожди, – сказал Харди, – скоро появится папа. Если он нас не разыскивает, то ждет в форте Бриджер. И если мы вскоре не появимся там, я знаю: он начнет нас искать.

Говоря так, Харди понимал, что, даже если бы караван продвигался на Запад без остановок, он сейчас все равно еще не достиг бы форта Бриджер. Вряд ли в форте знают о том, что случилось с караваном. Но так или иначе, вскоре отец узнает все.

Отец вообще никогда ничего не принимал на веру и стремился узнать обо всем сам. Харди готов был поспорить, что отец, добравшись до форта Бриджер, знал все трудности и опасности пути с Востока на Запад. Значит, он мог представить себе и то, что приключилось с детьми.

«Человек жив своими знаниями, – говаривал он Харди. – Попробуй выяснить все обстоятельства, узнать все факты, обдумать и осмыслить их – и тогда тебе будет сопутствовать успех. Когда я еще мальчишкой был учеником у мастера-строителя, он заставлял меня проверять каждый размер, изучать любую заготовку. Если он меня чему и научил – так это узнавать все, что можно, обо всем, что я делаю».

Там, в Висконсине, когда остальные сторонились индейцев, отец не упускал случая поговорить с ними. «Эти индейцы, – повторял он не раз, – жили в здешних местах задолго до того, как пришли белые, и нам есть чему у них поучиться».

Многие думают, что до появления белого человека индейцы жили в мире и согласии, однако на самом деле это было не так. Сиу всегда сражались с чиппевеями, их военные отряды постоянно сновали по холмам и долинам. Множество раз Харди и самому случалось видеть индейцев в боевой раскраске, идущих сквозь леса на север или на юг по тропе войны.

– Как-то раз, – рассказывал он Бетти Сью, – мы с папой были в форте Снеллинг. У папы было какое-то дело к майору Гринлифу Дирборну, связанное со строительством. Я почти ничего не помню об этом, зато как сейчас вижу драгун на параде, флаги и все-все-все. Это, пожалуй, самое раннее, что я могу вспомнить. А на обратном пути мы наткнулись на военный отряд виннебаго. Их было человек двадцать или тридцать, и мы притаились под берегом, тогда как они находились прямо над нами. Мы даже могли слышать, как они переговариваются между собой. Заметив наши следы, индейцы решили схватить нас – ради скальпов и папиной винтовки.

– Что же вы сделали? – спросила Бетти Сью.

– Я помню только то, что рассказывал потом папа. Сам я вспоминаю лишь, как мы прятались под берегом, а папа зажимал мне рот, и еще – как он посадил меня в одно из индейских каноэ, а во всех остальных прорубили дырки топором. Мы отплыли, и они стреляли в нас. У меня и сейчас перед глазами вспышки выстрелов и то, как папа откладывает в сторону весло, чтобы выстрелить в ответ.

Глядя на огонь, Харди вспоминал жизнь с отцом, когда тот работал на лесопилке на Рам-ривер, где отец помогал переделывать мельничное колесо таким образом, чтобы вода падала на него сверху, а не шла низом.

Много времени у них уходило тогда на переходы по лесам от одного поселка к другому – отец мог зарабатывать на жизнь лишь своим ремеслом, он был плотником.

Офицеры в фортах Снеллинг и Аткинсон хотели покрасивее отделать свои жилища, и им это разрешалось, если они оплачивали работу сами. Отец охотно брался за этот труд, но ему не нравилось, что приходится пренебрегать делами на ферме.

Харди любил путешествовать. Леса в Висконсине – дремучие, смешанные, там рядышком растут и лиственные, и хвойные деревья: сахарный клен и вяз, дуб, лесной орех, черный и белый ясень, кедр и береза, а дальше к северу – сосны и ели. Там много орехов, таких же, что попались ему недавно, и ягод – черной смородины и голубики; встречались и дикие яблоки.

Им случалось подолгу жить, питаясь исключительно дарами леса – собирая травы, орехи, ягоды и охотясь на дичь. Приспособившись, человек может очень хорошо жить в лесу, отец быстро выучился всему, что знали и умели индейцы. Он прижился в лесу, словно и родился там, а по следу ходил так, будто занимался этим всю жизнь. Многому научился и Харди. Он наблюдал, слушал и помогал. Для любознательного мальчика это была превосходная школа жизни.

Отец старался побольше читать ему, но чаще Харди читал книгу жизни. Мальчик прислушивался к отцовским разговорам с разными людьми – о фермерстве и охоте, об их профессиональных секретах, запоминая отцовские замечания о людях и местах.

Книг в доме было совсем немного, ими менялись с соседями. На Запад отец переехал с Библией, «Путем паломника», «Шотландскими вождями» и «Айвенго». Когда к ним присоединился мистер Энди, у него были «Тадеуш из Варшавы» Портера и «Замок Рэкрент» Мэри Эджуорт. По вечерам, сидя у очага, отец читал эти книги Харди и начал обучать его грамоте.

Однажды, когда отец работал на стройке в форте Снеллинг, майор Дирборн одолжил ему «Мармиона» Вальтера Скотта и новую, лишь несколько лет назад изданную «Историю французской революции» Карлейля. Двух этих книг хватило им на всю зиму, а «Мармиона» они перечитывали не меньше трех раз – от начала до конца.

Часто им случалось находиться в дороге четыре-пять дней, обычно пешком, и Харди вел с отцом мужские разговоры.

«Почти все, что человек может оставить сыну, – говорил отец, – это то немногое, чему он сам научился в жизни, и еще, может быть, свои мысли и чувства. А как ты ими распорядишься – зависит уже только от тебя.

Когда станешь постарше мы побываем в больших городах и ты сам увидишь, что существуют и другие законы – помимо тех, по которым живешь ты. Но рано или поздно ты все равно поймешь, что лучшие принципы – это именно те, что ты установил для себя сам, которым ты сам решил следовать… А к себе человек должен быть очень строг. И все же тебе придется подчиняться законам городов. Люди не смогли бы жить вместе, не испытывай они уважения друг к другу и к правам других. Если вдуматься, все законы основаны на уважении прав других людей.

Теперь смотри: мы тратим почти все время лишь на то, чтобы выжить. Мы охотимся, строим и жнем, заготовляем на зиму дрова и стараемся засолить побольше мяса и заложить в погреб побольше овощей. Когда люди живут в городе, у них больше времени; есть время посидеть вместе и поговорить, послушать музыку и потанцевать. Но этого не получилось бы, не существуй разделения труда, и в городе каждый выполняет свою работу. Один строит, другой работает в кузнице, третий учит, четвертый проповедует, а кто-то торгует. Когда человек может так устроиться, чтобы заниматься лишь тем, что умеет лучше всего, он и сам счастливее, и дела у него идут лучше. Наверное, так и появилась цивилизация – люди собрались вместе, поделили обязанности и получили возможность общаться.

Ты молод, и потому, находясь в обществе, молчи и слушай. Говорят, дети любят подслушивать, – но они и должны это делать. Ведь это тоже способ чему-то научиться. Ты услышишь кучу глупостей, но вместе с тем – и кое-что мудрое; и ты должен научиться никого не презирать. Даже дурак способен научить тебя уберечься от глупостей, и ты никогда не знаешь, где и от кого услышишь то, что поможет тебе в работе или даже спасет жизнь».

Когда отец говорил такие вещи, Харди помалкивал и запоминал.

Ему вдруг вспомнился разговор миссис Энди и отца. «Ваш мальчик слишком серьезен, – говорила она с сомнением. – Бывает ли у него хоть когда-нибудь время поиграть?» – «У него достаточно времени, – раздраженно отвечал отец, – и я от души радуюсь, что Харди серьезный мальчик. Мы пережили здесь тяжелые времена, и он был мне товарищем и помощником. И в нем нет ни единой ленивой клеточки».

«Не стоило отцу тогда так расстраиваться, – подумал Харди. – у меня хватало времени для игр. На милю вокруг не нашлось бы дерева, на которое я не взобрался бы, и такого места, где бы я не играл в индейцев. Правда, выслеживать в лесу дичь или пытаться понять, что делали птицы или животные, изучая их следы, было еще интереснее…»

Когда отец плотничал в офицерских домах, в фортах Снеллинг или Аткинсон, Харди всегда был с ним. Он играл там с другими ребятами, но куда интереснее ему было путешествовать с отцом по лесам, питаясь подножным кормом. Харди больше всего хотелось, чтобы отец оказался здесь – сейчас, с ними, у этого очага.

Но, по крайней мере, они находились сейчас в тепле и сравнительной безопасности. Харди хорошо запомнил расположение бурелома, где набирал сушняк, и теперь смог бы найти топливо даже под снегом. Он встал, взял накидку и сказал Бетти Сью:

– Пойду посмотрю на Биг Реда, прежде чем мы уляжемся спать.

Он порылся в мешке, достал сухарь и вышел.

Начиналась метель. Однако добраться до конюшни, как называл про себя это место Харди, было нетрудно, потому что пройти надо было лишь вдоль скальной стены – до того места, где она поворачивала к навесу. Частично скрытая деревьями и кустами, конюшня была не хуже, чем многие сараи, в которых держали скотину и не в такой мороз. Харди поговорил с Биг Редом и по кусочкам скормил ему сухарь.

– Ты должен помочь мне, Ред, – шептал мальчик. – Я вроде как побаиваюсь, но никогда не признаюсь в этом Бетти Сью, потому что она надеется на меня. Мы прошли уже половину пути. Ты только будь с нами, Ред, и мы дойдем. Обязательно дойдем.

Внезапно жеребец вскинул голову. Харди прислушался. Это был волк. Где-то неподалеку. Мальчик удлинил привязь так, чтобы жеребец мог лечь, если ему захочется, и дать отпор волку, если будет необходимо. И снова до них донесся одинокий волчий вой… Потом, намного дальше, ему ответил другой.

А вдруг эти волки напали на их след? А что, если они учуяли лошадь и детей?

– Все в порядке, Ред. – Харди скормил ему последний кусочек сухаря. Оглянувшись вокруг и убедившись, что под навес снег не попадает, Харди вышел наружу. Кружащийся снег слепил глаза, но мальчик ощупью пробрался вдоль скалы к двери и вошел в землянку, надежно закрыв дверь на засов.

Он подбросил дров в огонь и устроился рядом с Бетти Сью. Где-то в ночи продолжали завывать волки, и Бетти Сью тесно прижалась к нему.

– Не беспокойся, – ласково сказал ей Харди, – ни один волк сюда не попадет.

– Скорее бы твой папа нашел нас, – задумчиво проговорила Бетти Сью.

– Он найдет нас, – уверенно ответил Харди. – Я знаю, что найдет. Да что там! Могу поспорить, что он ищет нас в эту самую минуту!

Глава 11

Скотт Коллинз остановился, дожидаясь остальных. На его осунувшемся лице появились морщины; читалась тревога и в глазах Дэрроу. Билл Сквайрс, подъехав, вытащил табак и, откусив добрый кусок, засунул пачку обратно в карман рубашки.

– Снег, – с горечью проговорил Дэрроу. – Только его нам и не хватало.

– А ты что думаешь, Билл? – поинтересовался Коллинз. – Ты знаешь эти места лучше нас.

– Идет буран. Настоящая сильная метель. А это значит, что нам надо где-то укрыться и переждать три-четыре дня.

Тем временем снегопад становился все сильнее, а усиливавшийся ветер швырял снег в лицо и хлопал полями шляп.

– Сколько мы еще сможем пройти? – спросил Коллинз. – Я имею в виду, если поедем быстро.

– Час, может быть, и меньше. Сам посуди, Скотт: если мы не найдем места, где спрятаться, то замерзнем насмерть. И кто тогда будет искать детей?

– Ладно. Но давайте пройдем еще немного вперед – пока видны следы. А потом поищем укрытие.

Сквайрс тронул своего пони, мельком взглянув на следы. Отпечатки копыт жеребца различались отчетливо, но не менее отчетливы были и следы преследователей.

Внимание всадников было слишком поглощено следами детей и двух их преследователей, и потому они даже не подумали разъехаться и внимательно изучить все вокруг. В результате незамеченными остались следы, находившиеся совсем неподалеку. Ашаваки не отказался от прекрасного гнедого жеребца, хотя и знал о Кэле и Джуде. Он надеялся вернуться не только с конем, но и с их скальпами – и будет о чем вспоминать в вигваме зимой.

Трое всадников ехали быстро, однако не забывали запоминать окружающую местность.

– Человек должен быть осторожным, – упрямо сказал Дэрроу. – Конечно, для индейцев уже поздно, но кто может залезть в шкуру краснокожего? Шанс встретиться с ними есть всегда.

– Где-то здесь, неподалеку, должно быть жилище Пита Шиффлина, – сообщил Сквайрс. – Как-то мы вместе охотились в этих местах, и он сказал, что нашел золото. Я знаю только, что он рванул из форта Холл, словно черт за ним гнался, – а ведь мы только что туда заявились. Он удрал один, но с полным снаряжением.

– Что же случилось?

– Больше он нигде никогда не появлялся, – сказал Сквайрс и пожал плечами. – Может быть, индейцы… Кто знает? В одиночку, в глуши… Он мог сломать ногу, мог заболеть… И кто бы тогда приносил ему еду и воду?

– Найти бы его берлогу – и мы смогли бы там отсидеться, – заметил Дэрроу.

– Мы ехали тогда по Бивер-Рим, – продолжал Сквайрс, – и разделились, рассчитывая через несколько дней встретиться у Вороньего Гнезда, к западу отсюда. Если он и впрямь нашел золото, это могло случиться где-то между Бивер-Рим и Суитсуотер.

– Ничего себе адресочек, – усмехнулся Дэрроу.

– Вряд ли он забрался слишком далеко на юг, к Суитсуотер. Разделились мы с ним возле истока Крукед-Крик, а встретились на Бивер-Крик, и оттуда до самого Гнезда ехали вместе.

– Это уже немного лучше.

Снег падал все гуще. Он уже покрыл все следы. Теперь можно было рассчитывать только на свои соображения.

– Ты его отец; что мальчик станет делать? – спросил Сквайрс.

– То же, что и мы. Найдет себе укрытие и заползет туда. Несколько раз мы вместе пережидали бураны в Висконсине. И он найдет место с водой и дровами – Харди очень предусмотрительный мальчик. Полагаю, он начал искать укрытие заранее, поняв, что приближается снегопад.

– Если так, он скорее всего где-то у реки. Он должен был продолжать двигаться вперед, если только не надумал свернуть к Суитсуотер.

– Слишком далеко.

– Да, если только он об этом знает.

Становилось все холоднее, и снегопад продолжал усиливаться. Не могло быть и речи о том, чтобы продолжать путь. Надо было срочно найти укрытие.

Отыскали они его на Роки-Дроу. Скала в этом месте была подточена водой и нависала над берегом. Взявшись за топоры они быстро соорудили грубую стенку, которая не только бы защищала их от ветра, но и сохраняла бы тепло будущего костра. Места здесь хватало и для людей, и для лошадей. К тому времени, как они окончательно устроились, вся земля вокруг была покрыта толстым слоем снега.

Скотт Коллинз тяжело опустился на землю возле костра. Лицо его посерело.

– Ты был прав, Фрэнк, – обратился он к Дэрроу. – Им никогда не выбраться. С моей стороны было безумием надеяться на это.

– Ничего подобного, – резко ответил Дэрроу. – Ты сам говорил, что мальчик находчив и сумеет укрыться от непогоды. И если мы были правы, считая, что из лагеря этого ворья он уволок мешок с припасами, то шанс у них есть. Черт побери, много ли нужно, чтобы прокормить таких малышей?

– Они выберутся, – согласился Сквайрс. – Дети хитры.

Дэрроу занялся приготовлением теста для лепешек. Время от времени он посматривал на Коллинза. «Хороший человек, – думал он, – слишком хороший человек, чтобы вот так потерять сына». Он попытался представить себе, что может делать сейчас мальчик, и собственная их безопасность, тепло и надежность укрытия стали его раздражать. Были бы видны следы – Дэрроу сейчас же отправился бы… Но куда идти? Где искать?

Всю ночь шел снег, а набиравший и набиравший силу ветер сметал его в сугробы. Постепенно исчезли знакомые приметы, мир менял облик. Ветер завывал, и свирепые убийцы, лесные волки, прятались, чтобы переждать буран, одни – с полупустыми желудками, другие – совсем голодные, но ни тем, ни другим нечего было надеяться на добычу, пока не кончится метель. Потому что в такую погоду движется только ветер – ветер и снег.

Под тяжестью снега сосны опустили ветви, мелкое зверье искало укрытия под их защитой, возле стволов. Волки не беспокоились. Спрятав носы в теплый мех собственных хвостов, они сворачивались клубком и засыпали. Они привыкли к этому – такова уж была их жизнь.

Обеспокоенный и раздраженный, Скотт Коллинз старался подавить в себе эти чувства, понимая, что в занесенном снегом убежище не может быть ничего хуже человека, который ворчит и жалуется. Пока буран не уляжется и не кончится снегопад, предпринять ничего было нельзя. Попытка покинуть убежище означала сейчас лишь пустую трату сил в бессмысленной борьбе со стихией.

Он заставил себя припомнить то время, когда они вместе с сыном вот так же пережидали пургу где-нибудь в глуши, и мысль, что мальчик может припомнить что-нибудь из того, чему научился в ту пору, принесла Коллинзу некоторое облегчение.

– Когда буран кончится, – заговорил Сквайрс, – по-моему, лучше не теряя времени направиться к Южному Перевалу. Мальчик неизбежно пойдет той дорогой, и нам легче будет его встретить.

Ашаваки больше не был одинок. Там, где равнина начала переходить в холмы, он напал на след травуа note 6Note6
  Травуа – устройство для перевозки грузов, состоящее из двух жердей, соединенных между собой Тащить его могут человек, собака или лошадь.


[Закрыть], оставленный кем-то из его соплеменников. Их хорошо укрытый лагерь он обнаружил на лесной опушке. Там пережидали непогоду дюжина воинов, семь скво и полдюжины детей, которых буран застал в пути к месту главной стоянки племени, находившейся дальше, на северо-западе.

Целый день Ашаваки вел с ними разговоры, и к следующему утру шесть воинов согласились сопровождать его, чтобы выследить и напасть на двух бледнолицых и детей. Они получат их лошадей, оружие и другие вещи.

Люди, которых предстояло выследить, шли порознь, но Ашаваки знал, где они укрываются. Задача выглядела соблазнительно простой. Теперь уже не было нужды идти по следу, рискуя его потерять. Как только стихнет буран, индейцы начнут охоту.

Но одного Ашаваки не знал.

На вторую ночь непрестанной метели Скотт Коллинз вышел из укрытия. Пробравшись между деревьями, он достиг открытого места и остановился. Ветер чуть-чуть стих, и Коллинз напрягал слух, сам не зная, что же надеется услышать в этой тьме… Может быть, голос ребенка, плачущего в ночи-

Он уже хотел возвращаться, когда заметил следы. Не будь он так напряжен в своем стремлении услышать или увидеть хоть что-нибудь, он наверняка пропустил бы их.

Сперва он обратил внимание на ветку, с которой снег то ли упал, то ли был сброшен, тогда как на остальных лежал слой толщиной не менее двух дюймов. Осторожно, стараясь ничего не потревожить, Коллинз подошел ближе. Сквозь тучи пробивалась луна, да и сверкающая белизна снежного покрова прибавляла света.

Снег был испещрен следами мокасин, и все они, похоже, принадлежали одному человеку. Индеец побывал здесь, в кустах, сидел на корточках и рассматривал их убежище, причем занимался этим довольно долго.

Через несколько минут Коллинз вернулся в сопровождении Сквайрса – Дэрроу к тому времени уже спал. Вместе они прошли по почти заметенным снегом следам мокасин туда, откуда появился этот индеец; свою лошадь он привязал среди деревьев в нескольких сотнях ярдов отсюда. Потом Скотт и горец вернулись в лагерь.

На рассвете они вернулись к изучению следов, но уже втроем.

– Тот же самый, – заметил Сквайрс. – Это следы лошади того индейца, что преследовал детей и убил гризли.

– Надо бы нам вести себя поосторожнее, – отозвался Дэрроу. – Путешествуя в такую погоду без скальпа, можно простудиться.

Полчаса спустя они пересекли след травуа и охотничьего отряда индейцев, направлявшихся на север.

– Шайены, – сказал Сквайрс. – Он встретился с ними наверняка.

Всадники сознавали угрожавшую им опасность. Шайены могли продолжить путь на север – ни один индеец не любит сражаться зимой, но с таким же успехом могли и вернуться, надеясь разжиться несколькими лошадьми и скальпами.

Намерение переждать буран не осуществилось. Нужно было уходить – ведь индеец, обнаружив их лагерь, легко мог, притаившись в темноте, убить любого, кто вышел бы посмотреть на лошадей или набрать дров. И всех троих охватило еще большее беспокойство за детей.

В трех милях к северу Кэл и Джуд находились в еще менее надежном укрытии и тоже подумывали тронуться в путь.

А четырьмя милями ниже по Роки-Дроу и чуть больше чем в миле от истока Бивер-Крик спали в землянке дети, и под скальным навесом был привязан Биг Ред. Их следы полностью замело снегом, поскольку они нашли укрытие первыми.

Впереди ехал Скотт Коллинз. Меньше чем через час после того, как они пересекли след травуа, трое всадников находились в какой-нибудь полумиле севернее землянки Шиффлина. Они не сомневались, что их след будет обнаружен и что скорее всего им придется вступить в бой. Все зависело от шайенов. Решатся ли они предпринять в. такую погоду вылазку за скальпами или же продолжат путь к дому?

– Нам лучше не забираться слишком далеко, Скотт, -проговорил Сквайрс, поравнявшись с Коллинзом. – Если мы опередим детей, то никогда уже не найдем. Если наша догадка правильна и они спрятались, то вряд ли снимутся с места… А снегопад опять разыгрывается не на шутку.

Лицо Сквайрса отражало испытываемую им тревогу. Буран мог означать конец всему. Даже если дети переживут его, как найти их, когда все следы начисто замело? Невозможно же обыскать каждый клочок огромной территории…

Подходящее для лагеря место они нашли у холмов, возвышавшихся над Бивер-Крик. С севера место было защищено и от ветра, и от нападения, а несколько стволов деревьев, выброшенных в половодье на три огромных валуна, заваленные сверху снегом, создавали подобие навеса, под которым могли разместиться три человека. Поблизости нашлось место и для лошадей.

Дэрроу подобрал несколько плоских камней и выстроил из них около костра примитивный рефлектор, отражавший тепло в глубь укрытия. Тем временем Сквайрс сосновыми ветками заткнул несколько отверстий, в которые задувал ветер.

Коллинз кончил чистить винтовку и принялся собирать лапник для постелей. Потом набрал дров и сложил их неподалеку от костра. Ночь обещала быть холодной, и огонь надо было поддерживать все время. Периодически кто-то из них выходил из лагеря и прислушивался. Они понимали, что в такую погоду риск нападения индейцев минимален, но нельзя было терять бдительности.

Когда Коллинз в очередной раз вышел из лагеря, метель на какое-то время улеглась. Было тихо и холодно. В воздухе все еще летал мелкий снежок и хрустел под подошвами, когда Скотт спускался по откосу к ручью. Вдоль берегов уже образовался лед, но середина потока оставалась пока чистой. По упавшему дереву Коллинз перебрался на другой берег и мимо заснеженных тополей поднялся на небольшую возвышенность.

Оглянувшись, Скотт не мог разглядеть лагеря. С этой стороны он был хорошо укрыт.

– Харди, мальчик мой, – шепнул Коллинз, – где ты?

В ответ не раздалось ни звука – лишь безмолвно продолжал сыпаться снег.