Текст книги "Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография"

Глава 24 Смятенье чувств

Тоска и отчаяние Екатерины сменились странной, неестественной радостью. Она благодарила весь мир и даже несносного поэта за то, что он толкнул Дантеса к ней в объятия, она и мечтать о том не могла, но он был с ней, и они скоро поженятся. И только когда до нее дошли слухи о дуэли, стирая слезы, она взмолилась:

– Оставь его, дорогой, я не могу потерять тебя сейчас, когда наше счастье так близко.

– Он становится несносен. И если бы не вы все, я бы давно ответил на его вызов.

– Ты не знаешь, как он стреляет, в такие минуты, сам дьявол вселяется в его мятежную душу, -на лице ее появился настоящий ужас.

– Хоть десять дьяволов, он распространяет гадости, я не заслужил этого и ничего дурного ему не сделал.

– Он странный и непредсказуемый тип, я не знаю, как моя сестра его терпит, но мы не будем с ним часто видеться, это я тебе обещаю.

– Я надеюсь на это, – усмехнулся он, – страшно быть без вины виноватым.

№№№№

И была свадьба, которая привела в замешательство многих девиц, надеявшихся, что они сами будут с ним. Да что там девиц, императрица не скрывала своего недовольства. Почему он должен был жениться на этой Гончаровой, бедняжка, ладно, если бы та, которая стала женой окаянного поэта. Но эта, она такая невзрачная, бедная, и что же будет с карьерой ее любимца, если она ровным счетом ничего не сможет ему дать, конечно, он останется вольной птицей. Но еще неизвестно, какие истерики она станет ему закатывать. Не может же он и на самом деле оставаться ей верным.

Им пришлось на какое – то время забыть о поэте, и не видеть у себя обольстительного француза, смешно сказать, они стали ближайшими родственниками – бывает же такое. И еще больше удивило всех известие о дуэли на Черной речке. Теперь, когда все успокоились, ничто не предвещало беды, было никому не понятно, как они там оказались, почему она все-таки состоялась.

Говорили, что он смертельно ранен. А Дантес? Что будет теперь с ним? Она бросилась к императору, решив, что это все глупые сплетни ее старых фрейлин, которые ничего не знают, все путают, и придумывают самые невероятные сказки. Она взглянула на императора. Он понимал, что ее взволновало и привело сюда.

– Он добился своего, я не хочу сейчас об этом говорить, дорогая, твоему любимцу придется покинуть страну, ведь у нас дуэли запрещены.

– Но он ни в чем не виноват, милый мой.

– Я знаю, если бы он был виноват, я бы по-другому все это сделал, но я не могу допустить повторения 14 декабря.

Странная тень набежала на его лицо, она вздрогнула и пожалела о том, что невольно напомнила ему о той трагедии, которая случилась с ним в первый день его восшествия на престол.

– Его тихо похоронят, Дантес уедет, и никто ни в чем не посмеет меня упрекнуть.

№№№№№

В доме посланника поспешно собирали вещи, он все еще не верил в то, что карьера его так быстро здесь завершилась, и все из-за случайности и нелепости. О, как он не любил всю свою долгую жизнь поэтов и был уверен в том, что ничего, кроме беды они не принесут. И вот накаркал. Он ни в чем не мог упрекнуть своего воспитанника, и все-таки было больно и обидно до слез. Он ни в чем не виноват, но он никогда не смоет этого пятна с души своей и станет новым Геростратом.

– Я не убивал его, – говорил между тем Дантес, – я был на этой чертовой дуэли, но я не мог убить его. Я не знаю, что там произошло, кто кроме меня стрелял, врагов у него была чертова дюжина, они меня подставили, но это была не моя пуля. Мне меньше всех хотелось его убить, ты веришь мне?

– Я верю тебе, мальчик мой, только для нас это ничего не меняет.

Екатерина рыдала, она чувствовала себя во всем виноватой, она проклинала поэта, из-за которого случилась эта жуткая беда, и она боялась потерять своего горячо любимого мужа. А потом, она вдруг успокоилась, и стала благодарить бога за то, что он уберег ее Жоржа, на нем нет ни одной царапины, и это значило, что он и на самом деле ни в чем не виноват.

Она чувствовала, что предает сестру свою, и так будет всегда, между ними будет стоять убитый поэт, и она знает, и знала всегда, как Наталья его любила, но у нее остается муж, она готова была быть с ним, где угодно. Она будет спокойна и счастлива, как только пройдет немного времени, и они забудут о нем.

Жизнь продолжается, он сам решил свою судьбу, видит бог, она умоляла Жоржа не идти туда, но он не говорил ей о том, какие оскорбления пережил из-за него, и она не могла его в чем-то винить, не могла и не хотела.

Перед объездом они встретились с Александриной. Добрейшая сестра ее сама на несколько минут заехала к ним, и сказала только, что сердце разрывается, когда смотришь на Натали.

– Если бы ты знала, как мучительно, как долго он умирал, и все время говорил, что она ни в чем не виновата.

– Мне жаль, но я ничего не хочу знать о нем, – резко произнесла она, – это ты у нас ангел небесный, а я просто женщина, которая любит своего мужа, и нам придется бежать, как преступникам, из-за того, что он никак и нигде не смог найти себе места.

– Не будь жестокой, он мертв.

– Не могу сказать, что очень о том сожалею.

Разговор так и не получился, сестра поспешно уехала, она не могла и не хотела видеть того, кто расправился с Александром, она боялась, что вцепится в него и потеряет контроль над собой. Не раз она представляла себе эту безобразную картину, и надеялась на то, что возможно так, хоть чуть– чуть убавится боли, которая не проходила и не давала ей ни минуты покоя.

– Смывается кровью бесчестье, – повторял вернувшийся Жорж странную строчку, которую незнамо, где услышал. Вот тебе и Россия, сколько возможностей, сколько всего было обещано и как пошло и глупо все закончилось. Недаром вспоминал он Наполеона, вероятно, тот испытывал что-то похожее, когда еще веришь в то, что ты победитель, и мир тебе подчинился, а на самом деле это глупый обман, все совсем не так – горько и отвратительно, и самое страшное, что с этим ничего уже не поделать.

№№№№№№

Всем жандармам и представителям власти были даны строжайшие инструкции, как и в тот день 14 декабря. Император сам следил за тем, что происходило там, на Мойке, но похоже не о чем было волноваться, его тихо увезут в родовое имение, и все уляжется. А если кто-то посмеет возмутиться, он будет беспощаден. Он все еще видел лицо тогда казненного Павла Пестеля, и после этого уже ничего не было страшно. Кто-то особенно старательный молча положил на стол его стихи без подписи. Он краем глаза взглянул на этот белый лист:

Погиб поэт, невольник чести,

Пал, оклеветанный молвой.

Император не стал читать дальше

Он просто понял, что ничего не кончилось, все только начинается. Стихи написаны талантливо, кто бы ни был этот тип (скорее всего он из молодых), и остается надеяться только на то, что он один, за его спиной никто не стоит.

Императрица успела уже прочитать строки, обращенные к Дантесу:

Смеясь, он гордо презирал,

Земли чужой язык и нравы,

Не мог понять он нашей славы,

Не мог понять в сей миг кровавый,

На что он руку поднимал.

30 января 1837 года метель усилилась. Те, кому пришлось везти тело поэта в имение, в той самой степи видели, как

«Бесы вьются, бесы скачут»

И оглядываясь на ящик, в котором было замуровано его тело, они поспешно крестились, и хотели только одного, поскорее добраться до места, похоронить его, и вернуться назад, или хотя бы погреться в теплой избе. В такую погоду добрый хозяин не выпустит на улицу свою собаку, но у них было особенное предписание, и они не смогли бы ослушаться, если бы даже захотели.

Никто не виноват в том, что произошло, просто с его умом и его талантами, его угораздило родиться в России.

Часть 3 Кавказский пленник (1838—41)

Глава 1 На Черной речке белый снег

Помнится, в те дни они были в Петербурге, просто отправились туда, чтобы навестить родичей и знакомых, но была и тайная цель визита. Когда Монго потерял его из вида, то прекрасно знал где искать друга, он отправился на Черную речку. Ошибиться тут было невозможно.

Издалека заметил он знакомую фигуру на том самом месте в полном одиночестве и подумал, что только там и мог оказаться в такой час Мишель. Не решившись приблизиться и нарушить покой, он долго стоял в отдалении и пытался разглядеть то, что творилось в этом жутковатом месте, наверное, только такое и можно было выбрать для дуэли, не забывая о гневе того самого императора, и о том, что дуэли были запрещены и зачинщики жестоко карались за то, что они пытались совершать вопреки воле Его Императорского Величества. Можно было издать какой угодно императорский указ, но остановит ли это тех, кто решил выяснить отношение и постоять за честь своей жены, любимой жены, которая ни в чем не виновата.

Но так думал любивший всех женщин Монго, и по-другому думать он не мог, это не касалось самого мстителя.

А Мишель на том самом месте бросал упреки небесам, за то, что дуэль не была остановлена, за то, что Бог его не спас и не уберег, и потому они с Пушкиным не смогут встретиться никогда на этой земле, а ему важна была именно такая встреча, а не где-то на небесах.

О вечности в те минуты он не думал, какая вечность, там глухо, темно и печально, там никогда не будет никаких встреч, да и поэзия нужна только тут, на земле, а там есть совсем другие сочетания музыки и слов с этим миром никак не связанные, и именно тут он лишен был того самого важного, главного, о чем можно было и не мечтать больше. Да и сам Демон мог ли надеяться на то, что его когда-нибудь вернут на небеса. Все тяжело, все невозможно и уныло, да что там, просто безнадежно, и в месте гибели поэта это ощущалось особенно четко. А может быть, в тот момент он видел совсем другую дуэль. Не ту, которая в прошлом, а теперь в грядущем была?

№№№№№№

Кажется, в один из тех дней они встретились с другом и учителем Гения, Василий Андреевич Жуковский был у бабушки на приеме, они были старыми приятелями. В любое другое время Мишель бы не скрывал своего любопытства, но только не теперь, здесь он готов был обвинить весь мир в трагедии, а уж его самого первого или второго после императора. И это было написано на его лица, так что бабушка поморщилась, а Мария замерла и почувствовала, что задыхается от неловкости и смятения.

Учитель взглянул на юношу удивленно, он слышал, что Мишель пишет какие-то очень мрачные стихи. Елизавета Алексеевна что-то говорила и даже показывала свитки, но ему не хотелось вникать в то, что он видела и слышал, слишком велика была боль утраты, снова включаться в происходящее ему не хотелось, ведь не было сомнения в том, что закончится это скверно, еще хуже, чем на этот раз, хотя казалось, куда уж хуже.

Но избежать разговора с юным дарованием не удалось. Мишель говорил дерзко и отчаянно, вот именно отчаянье слышалось в его голосе, и оно нарастало по мере того, когда он начал говорить. Терпеть такие нападки от мальчишки Старику было не к лицу, но ничего не мог поделать учитель, он понимал в чем его обвиняют, он и сам себя винил в том же самом, только слышать это от заносчивого гусара ему совсем не хотелось, а что поделаешь? А тот остановиться не мог, да и не хотел останавливаться, для него появилась возможность выплеснуть гнев и ярость на настоящее если не виновника, то свидетеля того, что там творилось.

– Вы ближе всех к императору, они убили его. Они убивали его долго и наконец пуля достигла цели, и как теперь с этим жить, ему-то ладно, не впервой, но вам? Вы же могли оценить силу этого таланта.

И в ответ на гробовое молчание он быстро настрочил свое стихотворение «Смерть поэта» – все, что было написано раньше, и не его почерком, разлетелось по миру, не найти конца и края, а потому надо было по памяти записать еще раз, даже если за это его завтра казнят на Сенатской, как тех бунтовщиков. Он передал список учителю с такой яростью, что тот не смог ты отказаться его принять, если бы даже и захотел.

№№№№№№№№

Один из списков так и остался у Жуковского, он умолял поэта сжечь и забыть обо всем, сам же в камин его бросить так и не решился, считал, что он был не в праве это сделать, даже если завтра донесут императору о том, что тут случилось и кто написал эти строки. И не за себя он боялся в тот момент, его жизнь была прожила, ничего там не осталось, а за внука Елизаветы Алексеевны, на которой в тот момент лица не было, ведь она на все готова была, чтобы ее внук оставался цел и не вредим, чтобы он не был замешан в подобных скандалах. Но все напрасно, ее усилия яйца выеденного не стоили, и она наконец начала это понимать. А Жуковский только пожал плечами, подчеркивая свое полное бессилие перед тем, что тут творилось теперь.

– Поздно, все ушло куда-то, как Горе от ума, – говорил Демон о своем творении.

Учитель даже не сразу понял, о чем он говорит.

Это заставило содрогаться и замолчать. Теперь и Васили Андреевич заметил на челе его печать обреченности.

Глава 2 Разговор об императоре и поэте

Елизавета Алексеевна не могла дождаться конца приема. Перевела дыхание только когда все ее гости наконец ушли. Это надо же было Мишелю устроить такое. Скоро о выходке его станет известно всем, и что тогда делать, куда бежать и как его защищать.

Мария тоже пыталась ускользнуть с последними гостями, но она остановила ее, чуть повысив голос, это значило, что спорить бесполезно, тетушка добьется своего. Да и не убежать ей от этого разговора, ясно как божий день, не убежать, а томиться в ожидании еще страшнее, чем посмотреть правде в глаза сейчас, не откладывая в долгий ящик. Она прошла в комнату и опустилась в высокое мягкое кресло, но ей показалось, что она села на камень, и стала вспоминать о том, что же там творилось, о чем говорилось, кто и что мог услышать из всего, что было сказано.

Тетушка появилась неожиданно, хотя все это время она только ее и ждала, гадала, что та скажет, что ей нужно было ответить.

– Да что же это творится, за что нам всем это? – всплеснула она руками, словно бы беда уже случилась.

Мария молчала, она думала о том, что же сказать и по-прежнему не находила слов.

– Прежде он пытался что-то скрывать, а теперь, просто лезет на рожон, я следила, чтобы эти крамольные стихи были написаны не его рукой, но нет, он сделал то, что хотел, сослался на то, что других списков нет, все написал сам, чтобы не оставалось сомнения, чьих рук это дело.

И снова Мария не успела слова вставить, хотя что тут было говорить?

– Ну почему ты молчишь, дорогая, кто если не ты может поставить этого несносного мальчишку на место? Поставить на место, а это хорошо сказано, но куда тебе, ты и без того так много сделала для него, забывая о своих детях, я тебе так за это благодарна, но нужна грубая мужская сила.

Мария наконец начала соображать и поняла, что бабушка говорит о своих братьях, именно к ним она хочет послать гонцов с требованием явиться немедленно, и вот тогда все переменится, они смогут передохнуть спокойно. Мария не слишком верила в такие воспитательные меры по отношению к Мишелю, но разве что-то еще она могла предложить? Да и бабушка поступит так как задумала. Ей не нужны советники, ей нужны собеседники и слушатели, а уж как быть -она решит сама, всегда так было и так будет.

№№№№№

Гости в усадьбе появились внезапно для Мишеля, Мария молчала о таком вторжении. Она тайно надеялась, что может быть они не появятся тут, вдруг их задержат какие-то важные дела? Тогда не стоит и волноваться раньше времени. Но разве тетушка не добьётся своего, если это касается ее внука. Да она из-под земли их достанет, все войны отменит, но они будут тут немедленно.

До самого разговора при закрытых дверях Мишель не верил, что явились они не к бабушке, а к нему, а разговор окажется таким серьезным.

Оказалось, что они знали значительно больше, чем он мог предположить, говорили убедительно, двое взрослых мужиков против него одного, силы были явно не равными. И они не сомневались, что творят доброе дело и спасают его от большой беды.

– Ты не понимаешь, насколько опасно повторять путь Пушкина, с твоим– то несносным характером. Французский посланник оскорблен тем, что ты всех французов ненавидишь, и это тоже плохо закончится, не только для тебя одного, хотя, где тебе о других думать, ты же у нас единственный и неповторимый уродился, бабушку в гроб вгонишь, а нас всех в тюрьму и опалу, словно мы в чем-то виноваты.

Как хорошо давить на самое больное. Мишель должен был почувствовать вину, но он ее совсем не чувствовал, не дождутся, он не сомневался, что поступал правильно, они были не правы, навалившись со всех сторон. Взрослые вроде, а чего они боятся, но все равно кто-то должен сказать правду, это будет он.

От гостей он узнал и о тайном обществе покойно императрицы, в котором, в том не было сомнения, состоял и поэт, с самого лицея, с первой встречи в нее влюбленный. Это тайна мало для кого оставалась тайной и тогда, и теперь.

– Мы все время ходим по лезвию ножа, но новый император ни в чем не виноват, это братец оставил ему такое наследство, а ему платить приходится за то, чего не совершал.

Речи становились туманными, Мишель понимал, что много не знал и не ведал, но вовсе не собирался отказываться от Пушкина и от своего послания на его гибель. Возможно, это единственное, что после него останется, но и этого будет достаточно, чтобы он считал, что прожил жизнь не зря.

– Нельзя жить в России и так ненавидеть ее государя, – услышал Мишель, очнувшись от своих раздумий, и прозвучало это как приговор.

Братья вернулись к бабушке и о чем-то долго говорили, но остались они крайне недовольным тем, что там происходило. Сама Елизавета Алексеевна поняла, что вряд ли еще что-то сможет для него сделать, надо просто жить и ждать беды, ничего другого ей в этой жизни не остается. Только как это сделать, при такой деятельной натуре, вот уж точно это было смерти подобно. Тогда она и остановилась перед иконами, свято веря, что молитва ее дойдет и удастся остановить беду. Надеяться она могла только на чудо.

Глава 3 У края пропасти

То, о чем предупреждали Мишеля братья бабушки сбываться начало почти сразу, слухи о том, что святое место пусто не бывает, и едва успели похоронить Пушкина, а появился его яростный приемник дошли и до сестер Лопухиных. Они и прежде о чем-то догадывались, но одно дело догадываться, а совсем другое знать наверняка, что против императора и двора выступает именно Мишель.

Варвара промолчала, сделала вид, что она не слышала скверную новость и ее это не касается, а вот Мария, совсем другое дело, ей не надо было оглядываться на ярость мужа, потому она могла говорить все, что захочет.

Она и гибель поэта приняла очень близко к сердцу, и сочувствовала его жене, но волновалась больше всего за Мишеля, потому что покойнику хуже от этого не станет, может даже славы прибавит, чего не скажешь о живых. И при первой встрече с ним, она решила поговорить и сказать обо всем, что казалось важным:

– Ты слишком откровенен, никто не решился бы говорить с императором так, он не простит такого. Да что о том говорить, разве от меня первой ты слышишь такое.

Она знала, что состоялся нелицеприятный разговор с бедным Жуковским, и тот едва отбился от нападок. Конечно, Василий Андреевич добр и терпелив, но ведь там явно были чужие уши, и разговор давно передали из уст в уста, и он дошел до самого императора.

Поэт только усмехнулся, хотя пыл юной девы ему понравился.

– Этого невозможно остановить. Даже если бы я хотел, если бы тебе пообещал, я не смогу этого сделать, все произошло слишком быстро, и как поймать голыми руками орла, парящего в небесах.

Мария не отступала и не сдавалась, а вот Варвара только кротко улыбнулась за своим вышиванием и порадовалась, что она поступила правильно, какова была бы ее жизнь рядом с поэтом. Отправиться в ссылку с Сибирь за ним следом, нет, не о таком она мечтала, не такого ждала от жизни.

Мишель заметил ее улыбку, но истолковал ее по-своему, ему казалось, что именно она одобряла все, что он делал и тайно его поддерживала.

Но он прогнал от себя эти мысли, ведь так можно было далеко зайти, и чем черт не шутит, попробовать склонить ее на свою сторону, а теперь это ему нужно меньше, чем всегда, он и вызвать на дуэль ее мужа не сможет, потому что тогда ему точно не снести головы, и нельзя давать повод врагам, пока он не отомстил им всем за случившееся.

№№№№№

Когда он вернулся домой, тетушка беседовала с бабушкой, и рассказывала ей о Наталье Николаевне.

– Она была лишь бледной тенью, попробовали бы они что-то сказать о той, из-за которой все это случилось, ее таинственная смерть, ее последние дни в этом мире, разве бы смог забыть и простить этого вечно влюбленный и несчастный, он только и мог мечтать о покое, уже не надеясь на счастье.

Кажется, они все еще не замечали Мишеля, и он мог дослушать разговор до конца, при этом затаив дыхание

– Он говорил, что она ни в чем не виновата, но просто не мог остановиться. Все его думы в последние часы и дни были о ней, но упаси нас от такого замужества.

Мишель ушел незамеченным, и его терзало раскаянья, ведь все это время он так плохо о ней думал. Долго смотрел на портрет покойной императрицы, стараясь проникнуть в личную тайну гения, но у него это не очень хорошо получалось. Но она жива, с ней он еще сможет встретится и поговорить, здесь еще не все потеряно к счастью. О разговоре он рассказал Монго, и тут же прибавил:

– Я никогда не женюсь, все будет еще хуже. Уж если у него все так вышло, то чего можно ждать мне?

Монго должен был на этот раз с ним согласиться, хотя ему совсем не хотелось того делать, но говорить о семейном счастье, о детях с Мишелем было бесполезно.