Текст книги "Снежный король. Сны об Александре Блоке"

 
На стене его твердый профиль,
Гавриил или Мефистофель
Твой, красавица, паладин?
Демон сам с улыбкой Тамары,
Но какие таятся чары
В этом страшном дымном лице-
Плоть почти что ставшая духом,
И античный локон над ухом-
Все таинственно в пришельце.
Это он в переполненном зале
Слал ту черную розу в бокале
Или все это было сном?
 

Она не понимала в тот момент сон это или явь, да и вся ее жизнь была явью или сном, кто мог знать это.

Он постоял еще немного рядом, повторяя ее строки, улыбнулся и растаял. Она снова осталась в этом мире совсем одна.

Или все это было сном? Это был 1940 тревожный и странный год, мир жил в ожидании войны

Глава 16 Одиночество творца

В ту ночь поэт снова видел во сне, как из льдинок он упорно складывал слово «Вечность». Замерев, он любовался им. У него на этот раз все сложилось. И тогда он снова думал о бессмертии.

Его таинственные творения уже подарили ему его. Если бы не усталость и безразличие. Он хотел найти волшебное лекарство, которое избавило бы его от усталости, как от нестерпимой боли. Он видел карликов, которые его охраняли. Он должен был победить их всех.

Вязь старой сказки казалась ему в такие минуты особенно притягательной. Он жил в придуманном великолепном мире, из которого не хотел уходить, а может быть уже и не мог уйти.

Он знал, что в глубине души остается язычником. Потому и бродил он с упоением по лесам и болотам. Он старался отыскать то настоящее, истинное, что укрыли эти болота от глаз спесивых христиан, и таили до поры и до времени.

Но наступит тот день, когда лягушка станет царевной, и хрустальный гроб выпустит на волю богиню Ладу.

Но тайны оставались тайнами, они никак не открывались ему в те дни. Они были чужими и далекими навсегда.

Но в глубине души и мечтаний его снова обольстительная Саломея танцевала перед Иродом. И она скоро потребует взамен голову Иоанна Крестителя. Ее дерзости не было предела. Но если эта девица ничего не боялась, то почему бояться должен он?

Все запреты были отметены.

Но мир приближался к краю пропасти. Чтобы понять и ощутить это, больше не надо быть пророком. Это очевидно было каждому, кто хотел видеть. И ничего не меняла поэзия и музыка, все осталось здесь прежним.

В пустом храме он видел девицу, убившую из пророка. Она оставалась победительницей в этом диком мире. Она была ничем, но одновременно и всем в этом мире. Вечная женственность, прекрасная и дикая в своей спеси. Ей не могло быть равных и не было.

Легенда убеждала его в том, что богиней могла быть только женщина. Но пока немногим была ведома эта странная тайна

№№№№№

А тем временем Алекс читала стихи, обращенные к Клеопатре. То, чего она так стремилась избежать, совершилось помимо ее воли. Кроме страстей и похоти, судя по всему, а он оставался честен, особенно в творчестве, ее сын ничего не ощущал. Может, потому его стихи и были так чувственны и прекрасны, что в жизни ничего не возникало. Никого нельзя уберечь от скверного наследства и от страшного мира, в котором приходится жить, как бы ты от него не отстранялся. Она одна хорошо знала того, который породил его, и понимала, что с ним происходит. Она даже догадывалась, чем это может завершиться.

Но об этом лучше не думать совсем.

Его отец и на том свете, в аду, который он сам для себя создал, должен был радоваться тому, что здесь творится, он отомстил ей за то, что она вырвалась из его плена, оставила его навсегда, а ведь такой юной и беззащитной казалась.

Иногда ей казалось, что он все время стремился сорвать маску и показать, какое чудовище скрывается под обольстительной внешностью Снежного короля, каким он и оставался с тех самых пор.

Но он другой. Ее усилия не могли быть напрасными. Она сражалась с драконом, но разве она не могла победить этого дракона?

Она не собиралась сдаваться даже сейчас, когда любому могло показаться, что игра давно и навсегда проиграна. Это было не для нее. Она не хотела об этом думать.

Глава 17 Шел 1914 год

Когда они встретились, он сразу же заговорил о Люцифере. Она понимала, что этот тип вырвет ее сына из забвения. И она дрожала от ужаса, сознавая это.

– Я напрасно надеялась на то, что обойдется.

Он ни о чем не спрашивал, но понимал, о чем она говорит. Но не хотел такого разговора даже с матерью. Пусть все идет своим чередом и остается как есть, тем более, что они все равно ничего не смогут изменить.

В его глазах застыла вечная печаль. Они не улыбались, даже когда сам он улыбался.

Она чувствовала только, что ее сердце разрывалось на части от страданий.

Он видел бесконечную и яростную толпу. Она готова была все снести на своем пути. Тогда он начал писать поэму «Возмездие» – повествование о времени, о близких, о себе.

Белый генерал на белом коне. Он был отважен и дерзок. Но разве есть такая сила, которая способна сдержать всех этих людей. Он не отпускал знамени из уже мертвых рук.

Но как же их мало. Толпа, серость задавила все, что тут было.

В тот миг он посмотрел на царя. Каким молодым и каким печальным он казался. Во всем его облике было что-то трагическое. Мир рухнул, а он словно бы путался удержать его на своих плечах

Лирическое отступление ДВА ГАМЛЕТА

Эмалевый крестик в петлице,

И серой шинели сукно.

Какие печальные лица,

И как это было давно.

Какие прекрасные лица

И как безнадежно бледны.

Наследник, императрица,

Четыре великих княжны.

Г. Иванов

Я Гамлет, холодеет кровь,

Когда плетет коварство цепи.

А. Блок

Начало века. Странное непредсказуемое время. Оно заполнено маскарадами и театральными действами. Им хочется сыграть главные роли на подмостках, потому что там это не так страшно, как в реальности, где все грозит настоящей бедой. Там, в театре, герой, убитый минуту назад поднимется и отправится пить чай, полетит на свидание к своей возлюбленной, а здесь убивают по-настоящему.

Могут ли пьесы влиять на судьбу и на реальность? Все в этом мире повторяется, и нет ничего нового. А если актеру уже довелось сыграть Гамлета, роль, о которой большинству остается лишь мечтать. Глубоко несчастны те, кому такие роли не достались, о чем печалиться, чего бояться тому, кто получил эту роль по праву рождения или случайно.

Меня поразил тот факт, отраженный в дневниках и воспоминаниях, что в самом начале молодой, влюбленный, а потому счастливый наш император Николай второй играл на сцене домашнего театра Гамлета, вероятно, считая это невероятной удачей. И всем известно, сохранились фотографии, Гамлета играл в юности первый наш поэт Александр Блок.

№№№№№

В старинной усадьбе Шахматова, принадлежавшей профессору Бекетова, ректору Петербургского университете, которая примыкала к усадьбе знаменитого химика Менделеева Бобылево, все увлечены этой постановкой, распределены роли, и разыгрывается трагедия так мало похожая на историю датского королевства. Они говорят о своем – участники этой драмы. Старые фотографии хранят их молодые прекрасные лица. Розы летят на сцену, где умирает юная Офелия. А Гамлет так молод и так красив. Вскоре он возвестит весь мир о происходящем:

Я Гамлет. Холодеет кровь,

Когда плетет коварство сети.

Юный поэт уже написал самые страшные строки летним днем 1900 года– странного года с двумя нулями, когда непонятно, то ли старый век еще заканчивается, то ли только начинается новый.

Увижу я, как будет погибать

Вселенная, моя отчизна,

Я буду одиноко пировать

Над бытия ужасной тризной.

Пусть одинок, но радостен мой век,

В уничтожение влюбленный.

Да, я, как ни один великий человек,

Свидетель гибели вселенной.

Таким странным оказался этот поэт, игравший Гамлета, или Гамлет, ставший поэтом. Все перепуталось в России, которую, как известно «умом не понять, аршином общим не измерить»

Он не собирался умирать от отравленной шпаги, но знал, что жить ему придется в страшном мире, где смерть бы показалась незаслуженным даром. И очень точно напишет о нем через двадцать лет, лучший из его биографов – А. Ахматова «И принял смертную истому, как незаслуженный покой».

Но до того момента оставались еще стихи, романы, потрясающие этот мир, великолепные влюбленные женщины, и те, кто в ярости не мог разгадать его загадку, и потому готов был обвинить во всех смертных грехах. Оставалось создать еще один великолепный миф, и прежде, чем уйди, испытав «великолепное презрение», оставить разрушенному миру свои творения.

Но пока, в самом начале ХХ века, на поспешно сколоченной сцене в старой дедовской усадьбы он играл Гамлета.

И оставался прекрасным принцем и рыцарем и потом в жизни – это был лучшая и почти единственная его роль, которую подарила поэту судьба и не смогла отнять революция со всем ее насилием и кошмаром.

Роль ли запрограммировала дальнейшую жизнь Поэта, или в Книге Судеб она была изначально записана, и он просто исполнил предначертанное, как знать. Но потом и он и многие из тех, кто стали свидетелями, писали об удивительном спектакле.

Он был очень молод и очень красив этот Гамлет, он смотрел в лицо Офелии и не скрывал своей влюбленности. И что бы ни говорил он по тексту пьесы, все, кто знали, их были уверенны в том, что не завтра так послезавтра младшая дочь знаменитого химика, на свое счастье и на свою беду станет его женой. И останется ею на всю жизнь, какие бы потом страдания и беды им не пришлось пережить.

Это про нее он запишет, отвечая на бесчисленные вопросы о своих романах и похождениях «Для меня в мире всегда существовали Люба и все остальные женщины». Более точного ответа не придумать для всех, кто потом напишет страстные воспоминания и будет уверять нас, что именно она была единственной любовью великолепного поэта.

И только ей, своей Офелии он напишет поразительные строки:

Все-таки, когда-нибудь счастливой

Разве ты со мною не была?

Эта прядь – такая золотая

Разве не от старого огня? —

Страстная, безбожная, пустая,

Незабвенная, прости меня!

И Офелия с самого начала знала, что они связанны друг с другом навсегда, он внушил ей это, она чувствовала. Но по тексту пьесы она должна была погибнуть от жестокости и неверия жениха.

Могли ли они оба думать о том, что пусть не так глобально, но потом эта странная пьеса отразится на всей их жизни, и когда снова и снова они будут расставаться, не эту ли сцену гибели Офелии будет он видеть, и переживать ее уже по настоящему в жизни.

Говорят, что Любови Дмитриевне принесли уже после смерти поэта красивый альбом с картинами и фотографиями, посвященный юбилею А. С. Пушкина. Когда она листала его страницы, то ее взор остановился на портрете Н. Н. Пушкиной. Она долго вглядывалась в ее черты и никак не могла закрыть эту страницу. И не удивительно, ей лучше других было известно, что такое быть женой первого поэта. Это к ней он обращался:

Я не только не имею права,

Я тебя не в силах упрекнуть

За мучительный твой, за лукавый,

Многим женщинам сужденный путь

Разве не о любой роли, разве не о Гамлете думал он в те минуты, когда писал это стихотворение. Создается такое впечатление, что всю жизнь спорил он с датским принцем, которые не был так милосерден к невинной своей возлюбленной. А она так и осталась той юной и прекрасной Офелией в его памяти, которую когда-то на сцене он увидел впервые и был уже безнадежно влюблен навсегда.

Ты всегда мечтала, что сгорая,

Догорим мы вместе – ты и я,

Что дано, в объятьях умирая,

Увидеть блаженные края…

Так через пятнадцать лет была дописана поэтом знаменитая пьеса о Прекрасном и жестоком Принце.

№№№№№№

В императорском дворце, в домашнем театре, которые были так модны в то время, для самых близких ставили пьесу. И это была знаменитая трагедия Шекспира.

Гамлета играл, конечно же, цесаревич, будущий император Николай 2. Эта роль, о которой мечтал бы любой из актеров в любом театра мира, досталась ему по праву положения. Никто не посмел бы поспорить с его желанием сыграть Гамлета. Ему суждено было прожить короткую жизнь датского принца и умереть.

Что чувствовали те, кто видел эту пьесу, когда он пока на сцене, упал, заколотый отравленной шпагой. Потом он поднялся, произошло, как и всегда в театре бывает чудо воскрешения. Но мог ли чувствовать кто-то из тех, кто видел эту трагедию, что очень скоро все это повторится в реальности? Вряд ли. Его считали счастливчиком, ему завидовали многие. Он на самом деле был принцем и наследником. Великолепная мать его с грустью и тревогой думала о его будущем, о том необъятном государстве, которое должно перейти к ее сыну. Они с ее суровым мужем смогли удержать его от всех воин и революций. Она, ставшая невестой одного из царевичей и женой второго, видела истерзанное после взрыва тело бывшего императора. Было отчего прийти в ужас, но все тогда обошлось. Ее сын не было похож на своего отца, к великому сожалению. Он играл Гамлета, и Он был влюблен в прекрасную балерину, принцесса ждала его и страдала, о какой гибели мог думать тогда наследник русского престола?

Но и на этот раз знаменитая пьеса не могла не отпечататься на его судьбе или судьба оказалась странно переплетенной с историей о коварстве, бунте и гибели.

И он очень любил свою Офелию, больше всего на свете, и не посмел бы никогда ее и ни в чем обвинить. Только их жизнь оказалась страшной катастрофой.

Вероятно, в реальности им не приходилось сталкиваться, тому Гамлету, который, покинув подмостки, стал первым поэтом и рыцарем прекрасной дамы, и тому, который надел императорский венец и стал Государем Всея Руси и последним императором. Но об этом нет ни одного достоверного свидетельства. Хотя они жили в одном городе в то тревожное жуткое время.

У них не было вероятно ничего общего, кроме любви, роли Гамлета, сыгранной в юности, и революции с ее отравой для любой души, а уж такой как у Гамлета – вдвойне.

И дни их были сочтены.

17 июля 1918 года вместе со всей семьей: наследник, императрица, четыре великих княжны, Последний русский император будет зверски расстрелян одуревшими от водки и наркотиков рабами, которые теперь считали себя господами. Такое случалось и прежде, не только в России, но нигде они не были так безумны, так жестоки, как в его стране, в его время. И ему оставалось только произнести вечное: «Прости им, Господи, они не ведают то, что творят». И на этот раз он и все его близкие погибли по настоящему– большего кошмара нельзя было придумать, никакой великий драматург не сочинил бы такого.

Второму Гамлету оставалось жить еще три года и несколько дней. В этом новом мире за него хватались, как за спасительную соломинку те самые озверелые большевики, которым не было дела до поэзии и литературы, но они упорно искали оправдания для себя и своих злодеяний, и им нужен был Первый поэт.

А он задохнулся, отказываясь принимать лекарство, и строить светлое будущее, из-за которого они уже успели уничтожить половину страны.

Могло ли его что-то удивить, когда 20 лет назад уже были написаны строки о том, что с ним и с этим миром должно было случиться?

Да, я, как ни один великий человек,

Свидетель гибели вселенной.

Да и как можно было жить, когда они сожгли Библиотеку, то единственное, вечное, что не может быть уничтожено никаким бунтом, никакой революцией – это культура, которой он до конца служил, когда уже был расстрелян русский император, его дети и все, кто был ему близок или дорог.

В этом мире ничего больше не было – наступил конец света, они уничтожали друг друга. И он задохнулся.

В истории болезни перепуганные врачи дрожащими руками записали:

«Умер от нехватки воздуха» – а что еще могли они записать о гибели первого поэта.

– Что мы наделали, мы убили Александра Блока, – кричал Луначарский, когда до него дошло извести о его смерти. Но его быстро заставили замолчать.

Так странно отразилась знаменитая трагедия на нашей истории и на нашей культуре.

В этом мире ничего случайного не бывает. Только некоторые факты кажутся мистическими. И от совпадений становится жутко.

Глава 18 Первая Мировая 1914 год

О, странные времена. Поэт задыхался без влюбленности и музыки, и страсти.

Наступила весна. Он слышал невероятную музыку, и жил ощущением горького и прекрасного.

Сначала была музыка и легенда о цыганке, как мы уже слышали. Теперь ему хотелось, чтобы все снова вернулось, но уже не с Кармен, ее платье отшумело где-то и все стихло в один миг.

Он грустил и понимал, что в его жизни больше никогда и ничего не будет, все страсти отполыхали, как языческие костры. Он еще заходил в театр, чтобы убедиться в том, что и Кармен его больше не волнует.

Начиналась война, жуткая, неприемлемая для нормального человека, но она надвигалась из любимой его и родной Германии.

Он задыхался, в мире, где ее пока не было, но скоро будет точно.

Вся его жизнь прошла среди актрис, они были идеальными партнершами на очень короткий срок, они освещали его жизнь и поэзию и тут же гасли.

Остались три прекрасные легенды Прекрасная Дама – Снежная Маска – Кармен. В стихах актрисы останутся бессмертными, в реальности они исчезли еще до физической смерти своей.

Но потомкам не будет дела до того, как и что было на самом деле у них. И то, что все это отблеск одиночества и страданий, это и подкупает тех, кто прикоснется к творчеству, но каково было жить с этим? Он вспомнил, как волновался перед первым свиданием, заглядывал на странички дневников, перечитывал письма и стихи. Тогда и появились наброски стихотворения «Перед судом». Оно было обращено сразу ко всем трем актрисам, ко всем женщинам, перед которыми он чувствовал свою вину. А кроме вины никаких других чувств все равно не было.

Милая, безбожная, пустая,

Незабвенная, прости меня

Так написалось, по-другому он не принимал и не воспринимал этого.

Они с восторгом приняли эти строки пронзительные, но очень жестокие, и спорили даже, к кому они могут относиться.

Алекс все еще вглядывалась во вторую Любу. Первая никогда не хотела отказываться от собственной жизни и собственного мира, хотя и считалась его женой перед богом и людьми. Она была слишком свободна в своих отношениях с остальным миром. Но вторая, она вроде бы все делала для него, о себе забывала, растворялась в нем. Но он давно от нее отстранился, и только иногда терпел ее присутствие. Если бы она не прилагала невероятных усилий, то он бы и лица ее не вспомнил. Они обречены. И нет такой силы, которая позволила бы ей удержаться рядом с ним, хотя этого ей хочется больше всего.

Проклинала, спиной повернулась,

И должно быть навеки ушла.

Она слишком проста, открыта и лишена какой-то тайны. Она упряма и настырна, в ней нет женской хитрости и коварства, в ней много чего нет вообще, потому она обречена. Как больно сознавать, что и в 40 лет, как и в 17 он снова ошибся. Но ни тогда, ни теперь Алекс ничего не говорила сыну. Он был счастлив с ней какое-то время, и этого больше, чем достаточно, большего и не требуется.

Нет, никогда моей и ты ничьей не будешь.

Глава 19 В океане страсти и нежности

Любой человек должен был рядом с любимым, близким по духу созданием. Даже если он привык быть один и испытывает при этом какие-то неудобства. Но никакие трудности не могут сравниться с одиночеством.

Узнав о появлении в его жизни Кармен, снова появилась и жена. Он принял ее, как вернувшегося ангела– хранителя. Хотя, вероятно, никто другой не принял бы и не простил. И Кармен пришлось удалиться со своим упорством, достойным лучшего применения.

Она могла теперь возникать только иногда, и наблюдать за ними со стороны, Вероятно, она ждала, когда он позовет ее, но это вряд ли когда-то случится. И война сначала казалась избавлением от личных неустройство, она много могла бы оправдать. Но это только в самом начале. Он ушел на фронт вместе со всеми. Хотя невозможно было представить его там. Это было органично для вечного его соперника и боевого офицера, это его стихия. Гумилев затерялся где-то на фронтах, но был уверен, что не там ему суждено погибнуть.

Он просто писал свою биографию на лезвии ножа, на линии огня. Да и в жилах его не текла немецкая кровь, потому он выигрывал в любом случае, если же здесь что-то случиться,

Она слышала многое из того, что они говорили в адрес царицы, которая вместе с дочерями своими самоотверженно работала в госпитале.

И страшно было смотреть на тех, кто оставался, но еще страшнее, на тех, кто уходил.

Они долго говорили накануне. Он вспомнил, как печальна и раздавлена Анна, а ее муж силен и дерзок, его все это только вдохновляет, безрассудный мальчишка, хотя у него у самого уже есть сын.

Он не сомневался, что там не могут родиться и жить его стихи. И в творчестве своем, он не сможет больше воскреснуть в новом качестве, как это было прежде. Потому что к небесам его уводила прежде не война, а любовь. Теперь он чувствовал себя демоном поверженным. Это наказание за дерзость и за прежние страсти, с которыми ему так и не удалось справиться, а не только молодость, и жизнь уже прошла и не вернется назад.

А все остальные из последних сил цеплялись за мирное время, которое ушло и не скоро вернется назад. С особенным жаром говорили о вечерах и недавних шедеврах, и не могли понять, почему он ко всему этому так равнодушен.

И лишь однажды он ответил им:

– Мы живем совсем в ином мире. Ничего прежнего никогда не будет.

И он даже горечи не чувствовал, только реальность, от которой не спастись и не избавиться.

И вспомнилось снова начало, Женщина, безумная гордячка, как это было в другой жизни.

Он вспомнил о том, как посмотрел на себя в огромное старинное зеркало, и память вернула его туда, еще в прошлый век вроде бы, конечно прошлый. И там была она.