Текст книги "Предсказатели прошлого"

Спираль из белого поля может запрыгнуть в тёмное только тогда, когда страсти и желания человека заглушают и пересиливают чистое чувство и внутренний голос разума. Бывает так, что внутренний голос говорит: «Не надо этого делать. Это плохо», – а человек не слушает добрых советов и продолжает творить зло. Причем человек знает, что поступает плохо, но тут же совершает еще одно зло, и еще, и еще. Низменные страсти и желания берут верх. Иногда человек борется сам с собой, а иногда даже не замечает этой борьбы между внутренним высоким чувством и низменными страстями. Постепенно спираль развития жизни склоняется в сторону тёмного поля, переходит границы полей и оказывается постоянно в темном коридоре.

– Неужели люди в будущем выберут для себя темный коридор? Неужели все разучатся слушать свой внутренний голос, забудут о шестом чувстве?

– Не все, конечно, дорогой Хати, но многие. Разве может внутренний голос говорить: «Обмани друга, укради что-нибудь у соседа, убей ближнего своего»? Здесь не то, что о шестом, ни о каком чувстве не может быть и речи. Но не делай такого грустного лица, Хатарис, будущее не столь уж мрачное. Люди будут жить в нем и радоваться.

– Найдут, чем радоваться, Нахи? А отчего они будут счастливыми?

– Люди будут жить и даже не подозревать о существовании какой-то там спирали развития жизни. Я открою тебе один секрет, Хати. Больше никому не рассказывай о нем. Иногда намного проще и веселее жить, если о прошлом и будущем понятия не имеешь, если вообще ничего не знаешь. Так-то, Хатарис. Почему ты смеешься? Ты хочешь всем рассказать о секрете предсказателя?

– Дорогой Нахи, я никому не скажу о твоей тайне, но ты все-таки большой артист. Тебе бы комиком быть в драматическом театре.

– Где, где?

– Ладно, Борнахи, завтра расскажу, сейчас я засыпаю. Доброй ночи!

– Доброй ночи, Хати, но я хотел все же закончить свой рассказ о спирали развития.

– А, давай, Нахи, я еще не успел уснуть.

– Ты знаешь, что бывают очень удачливые в жизни люди и неудачники. Так вот, спираль жизни первых развивается по светлому полю, а жизнь вторых идет по темному полю. Теперь я закончил.

– Нахи! С этого надо было начинать! Это так важно. Улсвея, ты слышишь? Улсвея, ты спишь? Улсвея, просыпайся! Ты представляешь, наша спираль жизни развивается в светлом коридоре! Какая радость! Ведь мы с тобой, Ули, такие удачливые: в Алатарисе мы жили достойно и хотели жить еще лучше, пережили катастрофу, остались живыми и встретили Нахи и Эю! Подумай, Ули, все это говорит о том, что мы с тобой неплохие люди и что жить стремились достойно. Мы такие счастливые, Ули!

– Да, Хатарис, но сейчас я не могу думать, я могу только видеть сны.

– Ладно, одуванчик мой, спи и смотри сны о нашем счастье. Я тоже буду спать, и пусть мне приснится чудесный сон, для этого у меня есть все основания. Спокойной ночи всем!

* * *

– Доброе утро, Борнахи! Наконец-то мы тебя нашли. Ты с самого утра ходил на холмы?

– Нет, я гулял по берегу моря. Но что случилось, дорогие жители Торнана?

– Нахи, ты видел новый дом? Мы вчера его закончили. Правда, он хороший?

– Замечательный дом, но что же все-таки случилось? Упала какая-нибудь стена, ветер унёс крышу?

– Нет, дорогой наш предсказатель, дом цел, но вот твой второй ребенок со своей женой не хотят в него переселяться. Они сидят у тебя в доме и не хотят даже выйти, чтобы посмотреть на свой. Мы никак не поймём, что Улсвее и Хатарису не нравится?

– О, сейчас разберёмся, в чем дело. Уверен, что причина их упрямства простая и даже смешная.

– Да, Борнахи, поговори с ними, мы подождём тебя здесь.

– Ули, Хати, доброе утро!

* * *

– Привет, Нахи! Можешь не говорить, зачем ты пришел. Мы знаем, тебя прислали жители Торнана. Они уже приходили с самого утра и предлагали нам с Ули переехать.

– Хатарис, а разве плохо переехать в свой собственный дом? Это же большая радость, а у вас печальные лица.

– Собственный дом – конечно, хорошо. Мы с Ули даже не боимся сами хозяйство вести. Но, Нахи… В своем доме мы будем такими одинокими, брошенными и печальными, нам будет так не хватать тебя, любимый предсказатель, Эи и Фати.

– Бедненькие! Если вы не хотите покидать наш дом, то я вас не выгоняю, оставайтесь здесь. Но, Хатарис, Улсвея, давайте хоть посмотрим на новый дом, ведь жители Торнана так старались.

– Ладно, Борнахи, чтобы не обижать жителей Торнана, посмотрим на свой дом.

– Вот и отлично. Пойдемте! Смотри, Хати, ваш дом находится ровно в десяти шагах от моего. Зная вашу любовь к нам, я специально заказал соседям построить дом на доме.

– Так это наш дом? А мы с Улсвеей думали, что благодарные жители Торнана строят тебе пристройку. Борнахи, здесь действительно десять шагов, я уже сам измерил. Ули, какая радость! Может, такой дом нам и подойдет?

– А какой шиповник растет около вашего дома!

– Да, Нахи, замечательный! Хотя он вообще-то здесь везде растет, но около нашего дома шиповник просто чудесный!

– А теперь посмотрим, что внутри.

– С радостью, уважаемый, с радостью. О! Посмотри, Улсвея, здесь есть даже мебель!

– Я вижу, Хати. И вся нужная посуда есть, подушки и перинки, коврики! А это что, Хатарис?

– Посмотрим. Одежда! Кофты моего размера, а платья совсем как на тебя, Ули. Борнахи, это все нам?

– Да, Хатарис, это все вам с Улсвеей. Я же говорил, что жители Торнана очень старались обустроить ваш дом и вашу жизнь как можно лучше.

– Какие они добрые, надо сказать им спасибо.

– Одну минуту, Хатарис. Подойди, пожалуйста, сюда. Что ты видишь?

– Окно и цветочек на нем, такие цветы Улсвея любит.

– Хорошо, Хатарис, а теперь посмотри в окно. Что ты там видишь?

– О, Нахи, я вижу окно твоего дома. Эя и Фати смотрят в него и машут мне рукой.

– Ну вот, Хати, а ты говорил, что вы с Улсвеей будете брошенными и одинокими. Целыми днями мы будем вместе, а если поздним вечером вам станет немножко одиноко, вы с Ули посмотрите в окно и увидите меня, Эю и Фати.

– А что, Ули, новый дом мне нравится.

– Да, Хати, он такой уютный и рядом с домом Нахи!

– Мы сейчас же переезжаем, Ули!

– Я помогу тебе перенести вещи, Хатарис.

– Ладно, Ули, только сначала надо сказать спасибо жителям Торнана.

– Да – да, Хатарис, пойдите и обрадуйте их, они ждут вашего решения.

* * *

– Дорогие жители Торнана, мы с Улсвеей будем жить в своем собственном новом доме! От такого дома просто нельзя отказаться.

– Ух! Замечательные наши, просто гора с плеч! А ты, Борнахи, просто настоящий волшебник. Как тебе удалось переубедить их? У нас утром ничего не получалось.

– А я и не пытался переубеждать Хатариса и Улсвею, я только показал им новый дом. От такого дома действительно нельзя отказаться. Ведь вы строили его и обставляли внутри с большой любовью. Я вам всегда говорю, что любовь и доброта души имеют силу солнца. Все, что ни сделано по доброте душевной, не может быть отвергнуто. Вы только что в этом убедились, уважаемые соседи.

– Да, Нахи, верно. И если Хати и Ули понадобится в хозяйстве еще что-нибудь, мы с удовольствием им поможем. Улсвее мы подарим еще украшений, а Хатарису – еще книг.

– Спасибо, дорогие жители селения, мы с Ули так рады и так благодарны вам за все, что Улсвея сейчас заплачет. Чтобы этого не произошло, мы пойдем посмотрим наш дом еще раз и перенесём туда вещи.

– Хорошо, Хати, а вечером мы устроим праздничный ужин по поводу новоселья. Ваше с Ули дело – нарядно одеться, а остальное мы сами сделаем.

– Тогда мы идем внимательно рассматривать наш дом.

– А после не зайдёшь ли на минутку ко мне, Хати?

– Не зайду ли я к тебе, Нахи? Я готов заходить к тебе каждую минуту. А в чем дело?

– Я хотел расспросить тебя о драматическом театре и узнать, что такое комик. Помнишь, Хати, вчера ты говорил об этом?

– Конечно, помню, но, уважаемый, неужели ты не знаешь, что такое театр?

– Как сказать, я имею представление о театре. В Алатарисе я видел большой дом с множеством стульев и скамеек, туда собирались сотни людей.

– Вот видишь, Нахи, ты все о театре знаешь…

– Постой, Хати, не все. Мне непонятно, зачем людям Алатариса нужен был театр, для чего им было собираться такой толпой под одной крышей?

– Даже не знаю, как лучше ответить. Понимаешь, Нахи, в стране сияющих огней были свои писатели, они писали пьесы, работники театра придумывали, как бы оживить написанное. В общем, на сцене актёры играли чужую жизнь. Не знаю, как еще лучше объяснить.

– Мне кажется, я все понял, Хати. На сцене собирается человек десять, играют чужую жизнь… Это еще придумать надо – играть жизнь! Так вот десять играют, а сотни на них смотрят. Чисто алатарский вариант подхода к жизни.

– Послушать тебя, уважаемый, то покажется, что ты недоволен театром?! А ведь он был у нас культурным центром. Иногда со сцены раздавались умные мысли, достойные идеи.

– Ах, дорогой Хатарис! Для достижения великого существует такая прекрасно-незаменимая вещь, как одиночество, а не театр. Согласись со мной, Хати, что гениальные идеи чаще всего рождаются ночью, когда человек один, а не в театре, где он окружен толпой людей. Честно говоря, я бы и минуты не выдержал в вашем культурном центре. Среди сотен людей я не стал бы предсказателем.

– Ну, Борнахи, предсказателем ты бы стал всегда и везде, но скажи, тебе действительно не нравится театр?

– Не то, чтобы не нравится… Для Алатариса это было нормальным явлением, но для Торнана оно кажется несколько странным.

– Послушай, Нахи, а как по-твоему называются такие явления, как театр? Абсолютно уверен, что для этого заведения у тебя есть свое собственное название.

– Такое заведение у меня называется домом массового психоза, Хатарис.

– Домом психоза?!

– Массового, Хатарис. Не забывай этого уточнения, – психоз бывает только массовым. Где ты видел одного человека, страдающего этим недоразумением?

– Где? Трудно сказать.

– Потому что ты никогда не видел такого человека. А теперь вспомним алатарский театр. Вот сидит сотня людей, десять на сцене изображают жизнь, вдруг люди в первых рядах засмеялись, заплакали или стали хлопать в ладоши. Что происходит с остальными? Через минуту весь зал смеется, рыдает или хлопает в ладоши. Несколько раз я наблюдал за вашими спектаклями, Хати. На мой взгляд, люди вели себя странно в театре – смеялись там, где не просыхать бы от слез, а плакали над тем, над чем надо смеяться. И вообще, как химик ты должен знать, Хати, что там, где много людей, мало кислорода. Это вредно для здоровья.

– Так, значит, ты не отказываешься от своих убеждений о плохом театре?

– Да, Хатарис, уж лучше я останусь при своем мнении. Мои убеждения, по крайней мере, дают мне возможность оставаться в живых, а где сейчас страна сияющих огней с ее театром вместе?

– Самое интересное, что мне нечего тебе возразить, Нахи. Жители селения предупреждали меня, что с тобой бесполезно спорить. Самому же после будет стыдно. Или смешно, как часто со мной бывает.

– О, положительные эмоции укрепляют здоровье, Хати, можешь смеяться, сколько хочешь. Но согласись, театр действительно забавная вещь. Когда я о нем думаю, знаешь, какая картина всплывает у меня перед глазами?

– Какая, Борнахи?

– Сижу я, обедаю, а Фати и Эя только смотрят, как я ем сладкие блинчики. И когда я восторгаюсь вкусным обедом, они бурными аплодисментами разделяют мой восторг. Не знаю почему, но представляю себе театр именно таким. И не пытайся переубедить меня, Хатарис.

– А я и не пытаюсь, после такого образного описания театра кому в голову придет переубеждать тебя, Борнахи? Наоборот, мне кажется, что я сам переубедился. Или попал под твое влияние, уважаемый предсказатель.

– Перестань, Хатарис, разве ты не знаешь, что я применяю гипноз только в исключительных случаях, когда надо предотвратить у человека болевой шок. А так гипноз вреден, особенно для мозга человека. Но мы к истоку большой реки поплыли по ее маленькому притоку. Мы же говорили о театре, Хатарис. Насколько я понимаю, драматический театр – это театр, где актёры играют печальные истории?

– Верно, Борнахи, верно.

– Тогда что такое комик в драматическом театре?

– А комика в таком театре вообще нет, Борнахи. Смех как-то не вяжется с драмой.

– Значит, комик – это человек, который играет смешные истории?

– Да, Нахи, играет или рассказывает.

– Уж лучше быть комиком, Хатарис. Нет ничего хуже, чем заставлять людей огорчаться и плакать. Хотя напоминание о светлой грусти людям не повредит, особенно в будущем. Но играть жизнь, Хатарис, – это бесподобно! Жизнью обычно живут, дорожат, а не играются. Нет, Хати, торнанское миропонимание и театр просто несовместимы!

– Да, Нахи, я понимаю. А знаешь, в последний период существования страны люди в Алатарисе именно игрались жизнью, или играли в нее.

– И то, и другое верно, Хатарис. Но воспоминания о стране огней нагоняют на тебя тоску. Давай забудем того глупого ребенка, который пошел играть с огнем в сарай с хворостом. Ты только подумай, Хатарис, что теперь у тебя есть свой дом. Это же замечательно!

– И правда, Нахи, собственный дом – хорошо! Пойду-ка, посмотрю на него внимательно. К тому же от любопытства я теперь не умру, а если я не страдаю от любопытства, то начинаю страдать от безделья. Поэтому, Нахи, переселяться мне надо.

– Конечно, Хати. У меня тоже есть дела, а о театре я у тебя все выяснил. Спасибо.

– Не за что, дорогой предсказатель. Только зачем ты сказал мне о своих делах? Мне сразу захотелось спросить, что это за дела? А если я начну о чем-то спрашивать, то, сам понимаешь, ни у тебя, ни у меня никаких дел больше не будет.

– Это я понимаю, любопытный наш, поэтому предлагаю вовремя расстаться. Увидимся вечером, Хати, на новоселье.

– Ладно, Борнахи, пока. Я уже ухожу.

* * *

– Привет, любимый предсказатель! Мы с Улсвеей внимательно осмотрели новый дом, перенесли туда свои вещи и разложили их по полочкам, успели погулять по берегу моря, а я даже уже нарядно оделся к празднику. Посмотри, Нахи, какая у меня новая кофта!

– Хатарис, ты просто неотразим!

– Спасибо, Нахи. Но беда в том, что я переделал все свои дела, а до праздничного вечера еще целый час.

– В общем, ты хочешь сказать, что умираешь без работы?

– Да, Борнахи. Поэтому я пришел сюда, может, ты со мной поговоришь этот час?

– Нет, дорогой Хати, говорить я с тобой не буду, но от безделья, так и быть, спасу.

– Правда? А как, Борнахи? У тебя есть для меня работа?

– Я думаю, если ты хорошо знаешь химию, то должен разбираться и в математике.

– Точно. Если твои цифры, Нахи, не больше шестизначных, то я тут же в уме проведу все операции, и через минуту ты получишь готовый ответ.

– О! Неужели мечта моей жизни осуществилась? Наконец-то небо сжалилось надо мной и послало мне помощника!

– Что такое, уважаемый?

– Теперь ты будешь моей ВМ, Хати.

– Чем-чем?

– Вычислительной машиной.

– А-а. Насколько я понимаю, тебе надо что-то подсчитать, Борнахи?

– Да, Хатарис. Я постоянно что-то считаю и высчитываю. Я должен заниматься этим по долгу службы, но математика отнимает у меня очень много времени. Я считаю не так быстро, много раз проверяю себя.

– И правильно делаешь, Нахи. Я уже вижу ошибку в расчетах. В результате сложения и деления этих цифр должно получиться число пи. А у тебя что получилось, Нахи?

– Что-то получилось, однако я даже не знаю, что такое число пи.

– Ты меня удивляешь, любимый предсказатель. Признайся, откуда ты взял эти формулы?

– А что? Мне надо вычислить данные относительно местной долготы и широты.

– Это я понимаю, но ты скажи мне, где ты взял эти формулы, Борнахи?

– А почему это так тебя интересует, Хати?

– Видишь ли, Нахи, у нас в Алатарисе целые научные институты годами бились над решением подобных уравнений. Выведенные таким путем формулы считались научным открытием. Я не хочу тебя обидеть, Борнахи, у тебя, конечно, есть определенные способности к математике, но… извини, с такими способностями открытия не сделаешь. Поэтому скажи, кто дал тебе эти формулы?

– Не беспокойся, Хатарис, никакого другого учёного, кроме тебя, я у себя не прячу. Дались тебе эти формулы!

– Ну, интересно, Нахи.

– Если я не скажу, где их взял, ты, Хати, от меня не отстанешь…

– Это уж точно.

– А если скажу, ты мне не поверишь.

– Откуда ты знаешь? Сначала скажи, а потом видно будет.

– Не поверишь, Хати, или же будешь сомневаться. Знаешь что, давай немного подождём с рассказом о формулах. Сейчас я тебе ничего не скажу, а через несколько дней ты сам все узнаешь. Хорошо?

– Хм, ты меня ужасно заинтриговал, уважаемый. Но разве ты не знаешь, что за несколько дней я могу сгореть от любопытства.

– Ничего, Хатарис, не сгоришь. Я дам тебе столько математической работы, что не заметишь, как три дня пройдут.

– Признайся, Нахи, что ты в восторге от того, что спихнул все формулы и уравнения на меня?

– О чем ты говоришь, Хати, по-моему, это и так видно.

– Я оттого и спрашиваю. Восторг на тебе прямо написан. Сейчас ты очень похож на Фати, который радуется маленькому яркому цветочку.

– Так я же папа моего Фати. Вообще, всем жителям Торнана надо очень мало для большого счастья. Посмотри, Хатарис, они радуются твоему новому дому. Они испекли очень много вкусного и красиво оделись! И все из-за одного новоселья. А еще я вижу необыкновенно нарядную Улсвею.

– Послушай, Нахи, а не пора ли и мне идти на собственное новоселье?

– Пора, Хати, пора.

– Тогда я уже иду.

– А меня не пригласишь на праздник, Хати?

– Зачем я буду приглашать тебя, Борнахи? Я сейчас же возьму тебя с собой. Где твоя семья?

– Я видел, как Эя и Фати шли переодеваться к празднику. Сейчас я их позову, и мы идем.

* * *

– Ах, Нахи, какой был праздник! А какие подарки жители Торнана подарили нам на новоселье! А твой подарок, Нахи? Скажи, почему ты подарил нам кристаллы аметиста?

– Мой подарок называется аметистовой друзой, Хати, он вам с Ули чем-то не понравился?

– Что ты, любимый Борнахи! Улсвея просто в восторге от такого подарка, о себе я вообще молчу. Я только хотел спросить тебя, уважаемый, как ты догадался подарить такой чудесный камень цвета фиолетового космоса и прозрачный, как утренняя капелька росы? Мне всегда нравились аметисты.

– О, дорогой Хатарис, подбирая подарок к новоселью, я пользовался даже эстетическими соображениями. Ведь аметист так подходит к твоим фиолетовым глазам, Хати.

– Ой-ой, я сейчас покраснею.

– Ничего, я могу отвернуться.

– Можешь не стараться, Борнахи. Все равно твои глаза смотрят на мир и на всех людей сразу откуда-то с неба. И если ты даже отвернёшься, то и так будешь видеть меня с высоты. Так что можешь не утруждать себя, любимый предсказатель. И вообще, не мог бы ты придумать еще какую-нибудь причину для аметистового подарка? Эстетическая меня как-то в краску вгоняет.

– Пожалуйста, Хати. Вторая причина была несколько… хм… практичной. Дома у меня есть еще аметистовый шар, поэтому друзу я мог спокойно подарить вам с Улсвеей. Ну, Хатарис, как тебе такое объяснение?

– Ничего, Борнахи. Особенно если сложить эстетический и практический варианты вместе. Но какое бы практическое объяснение подарку ни нашлось, он просто замечательный, Нахи. Спасибо. Улсвея до сих пор сидит и рассматривает прозрачный фиолетовый камень. К ее голубым глазам аметист тоже подходит, правда, Нахи?

– Даже очень.

– А какие песни пели жители Торнана! Какие слова, какая музыка! Знаешь, Нахи, что бы я сейчас сделал с огромным удовольствием?

– Что, Хати?

– Я бы пошел на холмы и всю ночь просмотрел бы на звезды.

– Отличная идея, Хатарис. Зови Улсвею, а я схожу за Эей, Фати и Эиной арфой.

* * *

– Ну, Хатарис, на каком холме ты хочешь остановиться?

– На самом высоком, Борнахи. Вот здесь хорошо – вокруг звезды, небо и такой простор! Скажи, Нахи, а может человек быть таким же бесконечным, как это небо?

– Насколько я понимаю, в Алатарисе велись споры о конечности и бесконечности человека?

– Угу, Нахи.

– Я не буду сейчас рассуждать о Душе, Духе и других составляющих человека, я задам тебе всего один вопрос, Хати.

– Да?

– Дорогой мой, тебе хочется когда-нибудь исчезнуть окончательно, ты желаешь в один прекрасный момент кончиться и навсегда уйти в пустоту, в темноту, в никуда?

– Любимый предсказатель, что ты такое говоришь?! Мне аж холодно от твоего вопроса стало!

– Ну вот, я думаю, не стоит объявлять вслух, какая теория спора о конце и бесконечности победила?

– Нахи, конец придумал какой-то глупый человек!

– Или тот, кто никогда не поднимал голову вверх, и Душа его никогда не стремилась к чудесной бескрайности неба.

– Хати, Ули, вы оба правы. А я скажу проще: конец придумал скучный человек.

– Тоже верно, Борнахи. Но посмотрите, как здесь хорошо и красиво! Это как раз то, что сейчас нужно моей душе.

– Хорошо, Хати, теперь мы все вместе немного помолчим. Молчание – великая вещь. Истина рождается и постигается в молчании.

– Почему, Нахи? Я думал, что истина рождается в спорах и разговорах.

– Милый Хати, разговоры могут быть глупыми или умными, и только. Молчание не может быть ни глупым, ни умным, оно мудрое. А ты уже знаешь, что истинно только то, что мудро, и все мудрое – истинно. Так что, Хатарис, истина рождается и постигается в мудрости, то есть в молчании. Разговорами истину только запутать можно.

– Любимый Борнахи, ты поэт!

– Спасибо, Хатарис. На это я тебе отвечу так: если поэт должен быть хоть чуточку мудрецом, то мудрец обязан быть большим поэтом. Но сейчас я все же хочу передать слово тишине, музыке и арфе. Пожалуйста, Эя.

 
Тихо, тихо,
В лунном свете
Ночь над лесом пролетает.
Тихо листья облетают
С золотых деревьев ночью,
Как странички нашей жизни.
Но откуда-то примчится Ветер,
Он подхватит листья-судьбы
И закружит в хороводе
Быстро, быстро.
Ветер жизни ночью ходит,
Он подхватывает листья
И забрасывает судьбы
То на небо, то в долину.
Листья желтые в долине
Падают в речку,
Дальше их несет теченьем в море,
Но о них никто не знает.
Тихо, тихо,
В лунном свете
Ночь над миром пролетает,
Листья – судьбы собирает,
Те, что Ветер в небо поднимает,
Листья в звезды превращает,
И они нам ярко светят.
Тихо, тихо,
В лунном свете
Ночь над миром пролетает,
Незаметно золотому лесу
Сны о лете посылает.
 

– Такая красота вокруг, и музыка чудесная, Нахи, а я что-то совсем сплю.

– Да? А почему у тебя глаза так широко открыты, Хатарис?

– Так ты думаешь, что я не сплю?

– Думаю, что нет.

– Ты уверен в этом, Нахи? Где же еще, как не во сне, можно увидеть такую странную-престранную прыгающую звездочку? Вот она летит прямо сюда, и иллюминаторы видны… Ой, что это я говорю, любимый предсказатель? Наверное, у меня от переизбытка чувств температура поднялась. Какое несчастье!

– Успокойся, Хати, у тебя нет никакой температуры, ты абсолютно здоров. Наверное, заснул на минуту, и тебе приснился удивительный сон.

– Да? Какое счастье, а то я чуть не подумал, что заболел.

– Ну, какие могут быть болезни на нашем острове, Хатарис? Ты просто очень сонный, Хати. Поэтому ложись и досматривай свой сон о летающей звездочке. Сейчас я тебя укрою… А если поживёшь еще немного в Торнане, то летающие звезды не покажутся тебе странными, ты к ним просто привыкнешь…

– Ты что-то сказал, Борнахи? Я не совсем тебя понял.

– Нет-нет, Хати, это я сам с собой разговариваю, ты спи. Завтра у нас будет много работы.

– Считать меня заставишь?

– Заставлю, Хатарис.

– Я тебе все за полдня решу, а после обеда буду спрашивать, где ты, Нахи, такие формулы взял.

– Спасибо за предупреждение, любопытный наш, во второй половине дня я исчезну с острова.

– Как королева цветочных эльфов? С помощью волшебной палочки? Когда будешь исчезать, Нахи, позови меня, я хочу посмотреть на это.

– Хорошо, позову, но боюсь, Хати, ты ничего не увидишь.

– Почему?

– Добежать не успеешь. Хатарис, перестань смеяться, тебе пора спать. Смотри, Улсвея уже давно уснула.

– Ладно, Борнахи, так и быть, усну. Спокойной ночи. Только…

– Что, любимый Хатарис?

– Может, Эя сыграет для меня хоть одну песенку на арфе? Что-нибудь для души. Под чудесную мелодию я сразу же усну, и мне приснится красивый сон о летающей звезде… С иллюминаторами…

– Ты просишь что-нибудь для души, Хатарис? У меня как раз есть подходящая песенка.

 
Чувства нам даются свыше,
Проникают людям в душу,
Нарастают, после тают.
Наши чувства, чувства тают.
Как скала уходит в море,
Растворяясь в белой дымке,
Как стремительные чайки
С криком исчезают в небе.
Чувства тают, улетают…
Чувства пробуждают мысли.
Мысли, как из ниоткуда,
Прилетают, посещают,
Озаряют человека.
А потом они растают,
Улетая в бесконечность.
Мысли тают, мысли тают…
Как туман весенним утром
Исчезает над рекою.
Чувства тают, мысли тают…
Где-нибудь, в прекрасном мире,
Позади оставив время,
Мысли повстречают чувства.
И тогда в душе поэта
Песня светлая польётся.
В дымке прошлого, в рассвете
Наши чувства,
Чувства тают,
В бесконечность улетая,
Нам они даются свыше.
 

– Чувства тают… О, Эя! После твоей песенки тают не только чувства, но и я сам от переизбытка чувств. Сейчас я готов любить весь мир в прошлом, настоящем и будущем, с его глупыми потомками. Нахи я сейчас люблю как космическое озарение, тебя, Эя – как гармонию жизни, а Улсвея для меня как самая яркая звезда, которая светит и ночью, и днем. Я такой впечатлительный, оказывается. Ах, мои чувства тают, засыпают и улетают… Доброй ночи всем…

* * *

– О, любимый предсказатель! Наконец-то! Ты вернулся! Но знаешь, это нечестно с твоей стороны. И не потому, что ты исчез вместе с Эей и Фати, не предупредив меня, а потому, что исчез на целых два дня вместо обещанной половины одного дня. Утром вместо тебя и твоей семьи я нашел только записку с планом действий и целую гору формул и уравнений.

– Бедный Хатарис! Надеюсь, ты все решил и не очень устал?

– Я говорил тебе, Нахи, что решу все задачи за полдня? Так и вышло. А после, почти целых два дня, мы с Улсвеей были такие несчастные, брошенные. Мы обыскали весь остров, но тебя нигде не было. Борнахи, где ты был?

– Мы ездили на соседний остров навещать родственников. К тому же, Хати, что такое два дня? Это совсем ничего.

– Для кого ничего, а для кого целая вечность. Конечно, Борнахи, в разговорах с любимыми родственниками два дня быстро проходят, но когда два дня сидишь без работы и не знаешь, куда делся предсказатель с семейством, то время просто останавливается!

– Бедненький! Хорошо, что хоть полдня ты был чем-то занят.

– И не думай оправдываться, Нахи! Все равно это было несправедливо с твоей стороны, бросить нас с Ули в Торнане…

– А я и не собираюсь оправдываться. Но если ты действительно закончил все расчёты, мы можем прямо сейчас идти работать на практике. У нас осталось не так уж много времени. Давай, Хати, скорее неси сюда свои вычисления.

– Ну вот, уважаемый, и ты тоже заболел.

– Я? О чем ты?

– О, Нахи, все население Торнана заболело вирусом спешки. С самого утра торнанцы нарядно оделись, они спешно готовят все самое вкусное, постоянно бегают туда-сюда. На мои расспросы только и отвечали, что: «Дорогой Хатарис, некогда нам!» Даже Улсвея заразилась этой спешкой. Я просто уверен, Борнахи, что она не знает, зачем нарядно оделась, зачем испекла алатарские сладости и украсила цветами дом. Все это Ули делала в большой спешке. И еще она постоянно бегает на высокий холм и вместе с другими жителями Торнана что-то выглядывает в небе. А тут и ты заявляешь, что мы должны спешно приниматься за какую-то работу. Вот я и говорю, что ты, Борнахи, тоже заболел спешкой. Но самое ужасное, я тоже заразился. Представляешь, Нахи, у меня все внутри так и торопится узнать, что же в Торнане происходит?

– Хатарис, сейчас действительно не время речи говорить, нам надо работать, а вечером ты сам все увидишь.

– Нахи, ты бы хоть сказал, в чем эта работа заключается?

– Хати, твоя жена поступает в данном случае более правильно. Она не спрашивает, что ей делать, а делает то, что делают другие.

– Хорошо, Нахи, я уже несу все свои расчёты.

– Вот это дело, Хатарис. Вперёд!

* * *

– Такое впечатление, что жители Торнана хотят весь остров разделить на линии, кружочки и квадратики. Послушай, Нахи, что это вы делаете, чего добиваетесь?

– Хатарис, почему ты говоришь – «вы»? Ты ведь тоже причастен к этому делу. Ты разделил весь остров на квадраты и линии на бумаге, а теперь жители селения заняты тем же, только на практике.

– Хорошо, Нахи, – мы. Так чего мы все-таки хотим, и что, собственно, я делаю?

– В данный момент ты, Хати, загораживаешь мне свет. А все мы хотим поставить на острове каменные мегалиты. Раньше у нас были деревянные, и большой волной их унесло в океан. Ты же знаешь об этом.

– И теперь вы… я хотел сказать мы… ищем самое лучшее место для постройки мегалитов?

– Да, Хати.

– Ясно. Нахи, а зачем ты вбиваешь в землю колышек?

– Чтобы после знать, куда мегалит ставить.

– У-у… Нахи, а в прошлый раз ты забил много колышков в ряд и по кругу.

– Правильно, Хатарис, это будет целый комплекс с кругом из аллей и мегалитов.

– Понятно. Только что мне понятно, никак понять не могу. Почему ты на меня так смотришь, Нахи? Вот объясни мне, пожалуйста, ты говорил о каменных мегалитах, а где они? Что-то я ни одного подготовленного к установке камня не вижу, и где ямы, в которые их надо будет ставить?

– Тоже мне, спросил! Хатарис, на берегу так много скал, что из них можно сделать сколько угодно мегалитов. А ямы делать и того легче – раз, и готово!

– Да?.. Хм… Послушай, Борнахи, а как вы будете огромные камни с берега океана сюда перевозить? Где ваши большие повозки?

– Побойся высших сил, Хатарис! Какие повозки? Где ты в Торнане видел хоть одну, даже маленькую? У нас единственное сухопутное средство передвижения – это овцы. Мы перевозим на них небольшие грузы и катаем своих детей в корзинах. А ты какие-то повозки придумал. Зачем?

– Вот я и спрашиваю, как камни перевозить будем.

– Очень просто, Хатарис. И вообще, если ты до сих пор от любопытства не умер, то потерпишь и еще немного. Скоро все сам увидишь, а пока помоги мне забить еще один колышек. Вот так. Спасибо, Хати. А сейчас мы должны идти на берег океана и отметить мелом те скалы, которые пойдут на мегалиты.

– Так у вас что, даже подготовленных камней нет, одни скалы?

– Хатарис, ты меня удивляешь. А что ж, мы скалы руками дробить будем? Что с тобой, любимый Хати?

– Если тебя послушать, Борнахи, то выходит, что камни сами вырубятся из скал и прилетят в центр острова по воздуху. Это же…

– Однако у тебя бывают моменты озарения, Хатарис. Только вот солнце уже начинает клониться к горизонту, а мы еще не успели отметить нужные скалы. Пойдем скорее, Хатарис, поработаем немного верхолазами.

– Только этого не хватало.

– Что поделаешь, милый Хати, положение обязывает. Идем. Надеюсь, ты не потерял мел, который я давал тебе раньше?

– Мел не потерял, а вот голову, похоже, да. Ведь я добровольно иду прыгать с тобой по скалам. Видела бы меня Улсвея, что бы она сказала?