Текст книги "Лучшие застольные песни"
Автор книги: Людмила Безусенко
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Васильки
Ах, васильки, васильки,
Сколько мелькало их в поле!..
Помню, у самой реки
Мы собирали их Оле.
Знала она рыбаков,
Этой реки не боялась.
Часто с букетом цветов
С милым на лодке каталась.
Он ее за руки брал,
В глазки смотрел голубые
И без конца целовал
Бледные щечки, худые.
Оля приметит цветок,
К речке головку наклонит:
– Милый, смотри – василек.
Твой поплывет, мой – утонет…
Так же, как в прежние дни,
Он предложил ей кататься.
К речке они подошли —
В лодку помог ей забраться.
«Оля играет тобой», —
Так мне друзья сообщали.
«Есть у ней милый другой», —
Карты цыганки сказали.
Милый тут вынул кинжал,
Низко над Олей склонился.
Оля закрыла глаза,
Труп ее в воду свалился.
Тело нашли рыбаки —
Вниз по реке оно плыло.
Надпись была на груди:
«Олю любовь погубила».
Ах, рыбаки, рыбаки,
Тайну зачем вы открыли?
Лучше б по волнам реки
Труп ее в море пустили.
Шут
Звени, бубенчик мой, звени,
Гитара, пой шута напевы.
Я расскажу вам о любви
Шута с прекрасной королевой.
В одном из замков короля,
С его прекрасными садами,
Жил бедный шут, прекрасный шут,
Шута любили серенады.
Раз королева говорит:
«Исполни, шут, мне серенаду.
И коль затронешь сердце мне —
Получишь поцелуй в награду».
И серенада полилась,
Напев свой обнажая древний.
А уж под утро шут узнал
Любовь и ласку королевы.
Наутро в спальню с палачом
Король ворвался в страшном гневе.
Держал кинжал он под плащом
И так сказал он королеве:
«Шута я вовсе не любил,
Лишь обожал его напевы!..»
И бросил голову шута
К ногам прекрасной королевы.
В одном из замков короля
С его прекрасными садами
Теперь могилка есть одна —
Она с прекрасными цветами.
На ту могилку каждый день
Приходит женщина с сынишкой.
Мальчишка песенку поет,
А мать – рыдает, как малышка:
«Мой бедный шут, мой милый шут,
Тебя я больше не увижу…
Тебя люблю я одного,
А короля я ненавижу!»
Звени, бубенчик мой, звени,
Гитара, пой шута напевы.
Я рассказал вам о любви
Шута с прекрасной королевой.
Военная трагедия
В одном городе жила парочка,
Он был шофер, она – счетовод.
И была у них дочка Аллочка,
И пошел ей тринадцатый год.
Вот пришла война. Мужа в армию
Провожала жена на вокзал…
Распростившися с женой верною,
Он такие слова ей сказал:
«Ухожу на фронт драться с немцами,
И тебя, и страну защищать,
А ты будь моей женой верною
И старайся почаще писать».
Вот уж год война, и второй – война.
Стала мужа жена забывать:
С лейтенантами и майорами
Поздно вечером стала гулять.
«Здравствуй, папочка, – пишет Аллочка.
Мама стала тебя забывать.
А вчерашний день повелела мне
Дядю Петю отцом называть».
Получив письмо, прочитав его,
Муж не стал уж собой дорожить.
И в последний бой пал он смертию,
И сейчас он в могиле лежит.
Ах вы, женушки, вы, неверные,
Муж на фронте, а вы здесь гулять!
Война кончится, и мужья придут —
Что вы будете им отвечать?
Я кончаю петь. Не взыщите вы,
Что у песни печальный конец.
Вы еще себе мужа встретите,
А детям он неродный отец.
Шар голубой
Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть!
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, что я влюблен.
Вот эта улица, вот этот дом
И вот эта барышня, что я влюблен!
Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть![72]72
Песня звучала в кинофильме «Юность Максима».
[Закрыть]
Иволга
Помню, помню, мальчик я босой
В лодке колыхался над волнами,
Девушка с распущенной косой
Мои губы трогала губами.
Иволга поет над родником,
Иволга в малиннике тоскует.
Отчего родился босяком,
Кто и как мне это растолкует?
Ветви я к груди своей прижму,
Вспомню вдруг про юность и удачу,
Иволгу с малинника спугну,
Засмеюсь от счастья и заплачу.
Помню, помню, мальчик я босой
В лодке колыхался над волнами,
Девушка с распущенной косой
Мои губы трогала губами.
Люблю цыгана Яна
Цыгане любят кольца,
Да кольца не простые.
Цыгане любят кольца,
Да кольца золотые.
Припев:
А молодой цыганке,
Ай, дома не сидится,
Она берет гитару,
Поет и веселится:
«Ой, мама, мама, мама,
Люблю цыгана Яна,
А у цыгана Яна
Любовь непостоянна».
Цыгане любят шубы,
Да шубы не простые,
Цыгане любят шубы,
Да шубы меховые.
Припев.
Цыгане любят сани,
Да сани не простые.
Цыгане любят сани,
Да сани расписные.
Припев.
Серая юбка
Когда в море горит бирюза,
Опасайся дурного поступка.
У нее голубые глаза
И дорожная серая юбка.
Припев:
Брось, моряк, не грусти,
Не зови ты на помощь норд-веста.
Эта мисс из богатой семьи,
Эта мисс ведь чужая невеста.
Увидавши ее на борту,
Капитан вылезает из рубки
И становится с трубкой во рту
Перед девушкой в серенькой юбке.
Припев.
И наружно владея собой,
Капитан к незнакомке подходит,
О поэзии грустной морской
Разговор оживленный заводит.
Припев.
Говорит про оставшийся путь,
Мисс любуется морем и шлюпкой,
А он смотрит на девичью грудь
И на ножки под серенькой юбкой.
Припев.
А наутро в каюте видна
Позабытая верная трубка
И при матовом свете огня
Вся измятая серая юбка!
Припев.
А как кончится рейс наконец,
Мисс уедет на берег на шлюпке,
И другой поведет под венец
Эту девушку в серенькой юбке.
Припев.
И опять он стоит на борту,
Только нету в зубах верной трубки.
А в далеком британском порту
Плачет девушка в серенькой юбке!
Припев.
Понапрасну, Ваня, ходишь
А понапрасну, Ваня, ходишь,
А понапрасну ножки бьешь.
А поцелуй ты не получишь,
А дурачком домой пойдешь.
Припев:
Кого-то нет, чего-то жаль,
Куда-то сердце рвется вдаль.
Я вам скажу один секрет:
«Кого люблю, того здесь нет».
Эх, пока кудри, кудри вьются,
Будем девушек любить.
Пока денежки ведутся,
Будем горькую мы пить.
Припев.
На последнюю пятерочку
Найму я тройку лошадей.
Дам я кучеру на водку:
Поезжай-ка поскорей.
Припев:
Кого-то нет, чего-то жаль,
Куда-то сердце рвется в даль.
Я вам скажу один секрет:
«Кого люблю, того здесь нет».
Я вам скажу секрет другой:
«Кого люблю, тот будет мой».
А может быть, и все я вру:
И никого я не люблю.[73]73
Эта песня входила в репертуар Ю. Морфесси (1882–1957), исполнителя русских и цыганских романсов, сыскавшего огромную популярность не только в России, но и в Европе, а особенно в Париже, где он прожил последние годы жизни. Даже откровенно блатные песни он легко превращал в маленькие шедевры.
[Закрыть]
Чёрная роза
В оркестре играют гитара и скрипка,
Шумит полупьяный ночной ресторан,
Так что же ты смотришь с печальной улыбкой
На свой недопитый с шампанским бокал?
Ту черную розу – эмблему печали —
В тот памятный вечер тебе я принес.
Мы оба сидели, мы оба молчали,
Нам плакать хотелось, но не было слез.
Любил я когда-то цыганские пляски,
И пару гнедых, полудиких коней,
То время прошло, пролетело, как в сказке,
И вот я без ласки, без ласки твоей.
А как бы хотелось начать все сначала,
Начать все сначала, все снова начать —
Слезою залиться, смотреть в твои очи
И жгучие губы твои целовать.
В оркестре играют гитара и скрипка,
Шумит полупьяный, ночной ресторан,
Так что же ты смотришь с печальной улыбкой
На свой недопитый с шампанским бокал?
Юнга Билл
На корабле матросы ходят злые,
Кричит им в рупор старый капитан.
У юнги Билла стиснутые зубы,
Он видит берег сквозь густой туман.
На берегу осталась крошка Мэри —
Она стоит в тумане голубом.
И юнга Билл ей верит и не верит —
И машет вдаль подаренным платком.
Вернулся Билл из Северной Канады.
А ну-ка, парень, наливай вина!
Я буду пить за ласку и за Мэри,
Я буду пить бокал вина до дна!
В таверне распахнулись настежь двери,
Глаза у Билла вылезли на лоб:
Пред ним стояла вся в смущеньи Мэри
И с ней высокий толстый боцман Боб.
А ну-ка, Боб, поговорим короче,
Как подобает старым морякам.
Я опоздал всего лишь на две ночи,
Но эту ночь без боя не отдам!
Сверкнула сталь, сошлись в бою матросы.
Как лев, дерется юнга молодой.
Они дрались за пепельные косы,
За крошки Мэри образ голубой.
Но против Билла боцман был сильнее —
Ударил точно его пиратский нож.
Конечно, Билл оказался ранен
И рухнул ниц, как сброшенный мешок.
Прошло пять лет – и снова Билл здоровый:
Искусный лекарь руку залечил.
Теперь его не юнгой Биллом звали —
Ковбой он Гарри в местах, где раньше жил.
В нашу гавань заходили корабли
В нашу гавань заходили корабли,
Большие корабли из океана.
В таверне веселились моряки, ой-ли,
И пили за здоровье атамана.
В таверне шум, и гам, и суета —
Пираты наслаждались танцем Мэри.
Не танцы их пленили – красота!
Ой-ли!..
Вдруг с шумом распахнулись в баре двери…
В дверях стоял наездник молодой,
Глаза его, как молнии, блистали.
Наездник был красивый сам собой,
Ой-ли,
И все узнали в нем ковбоя Гарри.
– О Мэри, он приехал, Гарри твой!
Ребята, он не наш, не с океана.
Мы, Гарри, рассчитаемся с тобой,
Ой-ли, —
Раздался пьяный голос атамана.
И в воздухе сверкнули два ножа.
Пираты затаили все дыханье.
Все знали атамана как вождя, ой-ли,
И мастера по делу фехтованья.
Но Гарри был суров и молчалив.
Он знал, что ему Мэри изменила.
Он молча защищался у перил, ой-ли,
И Мэри в этот миг его любила.
Вот с шумом повалился атаман.
– О, Мэри!.. – его губы прошептали. —
Погиб пират, пусть плачет океан…
А кровь уже стекла с ножа у Гарри.
В нашу гавань заходили корабли,
Большие корабли из океана.
В таверне веселятся моряки, ой-ли,
И пьют уже за Гарри-атамана.
Было то в притоне Сан-Франциско
Было то в притоне Сан-Франциско,
Где шумит огромный океан.
Там однажды утром, на рассвете,
Разыгрался сильный ураган.
Девушку там звали Маргарита,
И она красивою была.
За нее лихие капитаны
Часто выпивали до утра.
Маргариту многие любили,
Но она любила всех шутя.
За любовь ей дорого платили,
За красу дарили жемчуга.
Но однажды в тот притон явился
Статный чернобровый капитан.
Белоснежный китель и тельняшка
Плотно облегали его стан.
Сам он жил когда-то в Сан-Франциско
И имел красивую сестру.
После долгих лет своих скитаний
Прибыл он на родину свою.
Быстро капитан успел напиться,
Кровь бурлила в нем, кровь моряка.
И дрожащим голосом от страсти
Подозвал девчонку с кабака.
Ночь прошла, и утро наступило,
Голова болела после ласк…
И впервые наша Маргарита
С капитана не сводила глаз.
Легкою походкой Маргарита
Тихо к капитану подошла
И спросила, знает ли он Смита,
Смита – ее брата, моряка.
Капитан при этом тихо вздрогнул:
Девушка была его сестрой!
«Милая сестренка, Маргарита,
Что же натворили мы с тобой!»
Вдруг раздался выстрел над таверной —
Маргаритин труп на пол упал.
Смит стоял задумчивый и мрачный,
Пистолет дымящийся держал.
Было то в притоне Сан-Франциско,
Где шумит огромный океан.
Бросился с высокого обрыва
Статный чернобровый капитан.
Как-то по проспекту
Как-то по проспекту
С Манькой я гулял,
Фонарик нам в полсвета
Дорожку освещал.
И чтоб было весело
С Манькой нам идти,
В кабачок Плисецкого
Решили мы зайти.
Захожу в пивную,
Сажуся я за стол
И кидаю шляпу
Прямо я под стол.
Спрашиваю Маньку:
– Что ты будешь пить?
А она зашаривает:
– Голова болить!
– Я ж тебя не спрашиваю,
Что в тебе болить?
А я тебя спрашиваю,
Что ты будешь пить?
Пельзенское пиво,
Самогон, вино,
Душистую фиалку
Али ничего?
Выпили мы пива,
А потом «по сто»
И заговорили
Про это и про то.
А когда мне «пельзень»
В голову вступил,
О любовных чуйствах
Я с ней заговорил:
– Дура бестолковая,
Чего ж ты еще ждешь?
Красивее парня
В мире не найдешь!
Али я не весел?
Али не красив?
Аль тебе не нравится
Мой аккредитив?
Ну и черт с тобою!
Люби сама себя!
Я найду другую,
Плевал я на тебя!
Кровь во мне остыла,
Я сейчас уйду
И на Дерибасовской
Другую я найду!
Мы гуляли с тобой
Мы гуляли с тобой позапрошлой весной
По аллее цветущего сада.
Стан твой нежный такой обнимал я рукой,
Ты шептала: «Не надо, не надо…»
А наутро ко мне мент Григорий пришел,
Разодетый по форме, как надо…
«Одевайся, – сказал, – собирайся, пошли».
Я ответил: «А может, не надо?..»
А когда на суде я «червончик» схватил,
Повели мимо этого сада.
Я твоими словами конвой умолял:
«Не ведите, прошу вас, не надо».
И теперь в лагерях отбываю свой срок
За тебя, моя крошка, отрада.
И ни глазок твоих, и ни ласок твоих,
Ничего уж мне больше не надо.
Вот прошло много лет.
Мой окончился срок,
И знакомым иду тротуаром…
И знакомая речь мне послышалась вдруг:
«Подожди, ну постой, ну не надо…»
Обернулся назад – и увидел тебя…
Шла по парку с сынишкой отрада.
Он бежал впереди, ты кричала ему:
«Подожди, ой, не надо, не надо».
Из далёка колымского края
Из далёка колымского края
Шлю тебе я, родная, привет.
Как живешь ты, моя дорогая?
Напиши поскорее ответ.
Я живу близ Охотского моря,
Где кончается Дальний Восток.
И живу без нужды и без горя,
Строю новый в стране городок.
Вот окончится срок приговора —
С Колымою и морем прощусь.
И на поезде в мягком вагоне
Я к тебе, дорогая, вернусь.
Мама, я жулика люблю
Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!
Одесса-мама!
Фраер топает за мной,
А мне нравится блатной,
Мама, я жулика люблю!
Жулик, хоп!..
Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!
Ух, ты!
Менты ходят – жулик спит,
А мое сердце болит.
Мама, хоп, я жулика люблю!
Эх! Да что ты!
Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!
Ух!!!
Где блатные, там и я,
Все блатные – жизнь моя.
Мама, я жулика люблю!
Хоп! Эх!
Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!
Да-да!
Жулик мой в кандалах,
А я, девочка, в шелках.
Мама, я жулика люблю!
Жулик, эх!
Жулик, да, будет воровать,
А я буду продавать,
Мама, я жулика люблю!
Ой-ой!
Фраер будет мой страдать,
А я буду пропивать,
Мама, я жулика люблю!
Эх!
Жулик будет воровать,
А я буду продавать,
Мама, я жулика люблю!
Вот так-то!
Гуляй, мой хороший!
Мамочка-мама, прости, дорогая,
Что дочку-воровку на свет родила!
Вора любила, за вором ходила,
Вор воровал, воровала и я.
Раз темной ночкой пошли мы на дело.
В деле был вор, а на шухере я.
Вор оторвался, а я не успела,
И в уголовку забрали меня.
Мусор пытал меня, крыса позорная:
«Сказывай, сука, с кем в деле была?»
А я отвечала гордо и смело:
«Это душевная тайна моя!»
Мамочка-мама, прости, дорогая,
Что дочку-воровку на свет родила!
Вора любила, за вором ходила,
Гуляй, мой хороший, не выдам тебя!
Бродяжья
Люди добрые, посочувствуйте,
Человек обращается к вам:
Дайте молодцу на сугрев души,
Я имею в виду – на сто грамм!
Не покиньте вы меня
В этот трудный час,
Я ж вас всех бесконечно люблю.
Скиньтесь, граждане, по копеечке,
Я имею в виду – по рублю.
Если ж нету в ком сострадания,
Если нету сочувствия в ком,
Так покарай своею рукой, Господи,
Я имею в виду – кулаком.
К сожалению, нет больше времени —
Я в другие вагоны иду.
Песня близится к заключению —
Ничего не имею в виду.
Купите бублики
Ночь надвигается, фонарь качается,
Фонарь качается в ночную мглу.
А я несчастная, торговка частная,
Стою и бублики здесь продаю.
Припев:
Купите бублики, горячи бублики,
Купите бублики, да поскорей.
За эти бублики платите рублики,
Что для республики всего милей.
Отец мой – пьяница, за рюмкой тянется.
А мать – уборщица, какой позор!
Сестра – гулящая, тварь настоящая,
А братик маленький – карманный вор.
Припев.
Инспектор с палкою, да, с толстой палкою,
Все собирается забрать патент.
Но я одесская, я всем известная
И без патента все продам в момент.
Припев.
Купите папиросы
Я мальчишка, я калека, мне шестнадцать лет.
Подойдите, пожалейте, дайте мне совет.
Али Богу помолиться, али в ноги поклониться —
Все равно не вижу белый свет.
Припев:
Друзья, друзья, купите папиросы.
Подходи, пехота и матросы.
Подойдите, пожалейте, сироту, меня, согрейте,
Посмотрите, ноги мои босы.
Мой отец в бою жестоком жизнь свою отдал.
Мамку немец из винтовки где-то расстрелял.
А сестра моя в неволе, сам я ранен в чистом поле.
На войне я зрение потерял.
Припев.
Вязаный жакет
В день, когда исполнилось мне шестнадцать лет,
Подарила мама мне вязаный жакет.
И куда-то в сторону отвела глаза:
– Принесли посылку нам.
Это от отца…
Припев:
Ты о нем не подумай плохого!
Подрастешь, сам поймешь все с годами.
Твой отец тебя любит и помнит,
Хоть давно не живет уже с нами.
Вечером, на улице, мне сказал сосед:
«Что же не наденешь ты новый свой жакет?
Мать всю ночь работала, чтоб его связать».
…И тогда я понял, что такое мать!
Припев.
Я рукою гладил новый свой жакет;
Не сказал я матери про ее секрет.
Лишь любовь безгрешная, лишь родная мать
Может так заботливо и так свято лгать!
Припев.
Туманы
Стоит одиноко девчонка, рыдает
И тихо по-детски туманы зовет:
– Туманы, туманы, а где моя мама?
Чего моя мама ко мне не идет?
Мне было три года, когда умерла ты.
С тех пор на могилку ношу я цветы,
С тех пор меня, мама, никто так не любит,
Никто не ласкает так нежно, как ты.
Сиротская жизнь не балует, не нежит,
Зачем появляться мне было на свет!
Туманы, туманы, верните мне маму,
Без мамы мне счастья и радости нет.
Туманы гуляют, гуляют на воле
И будто не слышат девчонки слова:
– Ах, мама родная, услышь, дорогая,
Услышь, как рыдает дочурка твоя!
Туманы седые плыли над могилкой,
Как будто хотели ей что-то сказать.
– Скажите, туманы, как жить мне без мамы?
Такую, как мама, уж мне не сыскать.
Я вижу, как ветер развеял туманы,
А я на могилке стою все одна,
Цветы поливаю своими слезами —
Такая, наверно, мне вышла судьба.
Не знает девчонка, что в поле широком
Туман ту могилку покрыл серебром.
– Туманы, туманы, верните мне маму,
Верните мне маму, прошу об одном.
Любите вы маму, цените вы маму,
Вы мамину ласку узнаете все.
Умрет ваша мама, тогда вы поймете:
За золото маму не купишь нигде.
У кошки четыре ноги
А у кошки четыре ноги,
А сзади у ней длинный хвост.
А ты трогать ее не моги
За ее малый рост, малый рост.
Припев:
А ты не бей, не бей, не бей кота по пузу,
Кота по пузу, кота по пузу.
А ты не бей, не бей, не бей кота по пузу,
И мокрым полотенцем не моги.
А кошку обидеть легко —
Утюгом ее между ушей.
И не будет лакать молоко,
И не будет ловить мышей.
Припев.
А у ней голубые глаза,
На ресницах застыла слеза.
Это ты наступил ей на хвост,
Несмотря на ее малый рост.
Припев.
Цыплёнок жареный
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный
Пошел по улицам гулять.
Его поймали, арестовали,
Велели паспорт показать.
– Я не советский,
Я не кадетский,
А я куриный комиссар,
Я не расстреливал,
Я не допрашивал,
Я только зернышки клевал!
Но власти строгие,
Козлы безрогие,
Его поймали, как в силки.
Его поймали, арестовали
И разорвали на куски.
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный
Не мог им слова возразить.
Судьей раздавленный,
Он был зажаренный…
Цыпленки тоже хочут жить!
Поручик Голицын
Четвертые сутки пылают станицы,
Горит под ногами Донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, седлайте коня.
Мелькают Арбатом знакомые лица,
С аллеи цыганки заходят в кабак.
Подайте бокалы, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
А где-то ведь рядом проносятся тройки…
Увы, не понять нам, в чем наша вина.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, седлайте коня.
А в сумерках кони проносятся к «Яру»…
Ну что загрустили, мой юный корнет?
А в комнатах наших сидят комиссары
И девочек наших ведут в кабинет.
Над Доном угрюмым идем эскадроном,
На бой вдохновляет Россия-страна.
Раздайте патроны, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, надеть ордена.
Ах, русское солнце – великое солнце,
Корабль «Император» застыл, как стена…
Поручик Голицын, а может, вернемся?
Зачем нам, поручик, чужая земля?[74]74
Канонический текст привезен из Парижа Ж. Бичевской. Русская эмиграция первой волны знала эту песню очень давно.
[Закрыть]
Москва златоглавая
Москва златоглавая, звон колоколов.
Царь-пушка державная, аромат пирогов.
На проспектах и улочках в этот праздничный день
Продают сладки булочки – покупай, коль не лень.
Припев:
Конфетки-бараночки, словно лебеди – саночки.
«Эй вы, кони залетные!» – слышен крик с облучка.
Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные,
Грациозно сбивают белый снег с каблучка.
Помню тройку удалую, вспышки дальних зарниц,
Твою позу усталую, трепет длинных ресниц.
Все прошло, все умчалося в бесконечную даль.
Ничего не осталося – лишь тоска да печаль.
Припев.
Сединою покрытая величаво стоишь.
И веками воспетая,
Русь святую хранишь.
И плывет звон серебряный над великой страной,
И звенит звон малиновый над родною Москвой.
Припев.
Не смотрите вы так…
Не смотрите вы так сквозь прищур ваших глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж!
Мой отец в Октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел… И холодное слово «РАССТРЕЛ»… —
Прозвучал приговор трибунала…
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж!
Я сказала полковнику: «Нате, возьмите!
Не донской же валютой за это платить,
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А все остальное – дорожная пыль.
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж!
Только лишь иногда, под порыв дикой страсти,
Вспоминаю Одессы родимую пыль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти!
А все остальное – печальная быль.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж!
Надену я чёрную шляпу
Надену я черную шляпу,
Поеду я в город Анапу
И там я всю жизнь пролежу
На соленом, как вобла, пляжу.
Лежу на пляжу я и млею,
О жизни своей не жалею.
И пенится берег морской
Со своей неуемной тоской.
Перспективы на жизнь очень мрачные,
Я решу наболевший вопрос —
Я погибну под поездом дачным,
Улыбаясь всем промеж колес.
Раскроется злая пучина,
Погибнет шикарный мужчина,
И дамы, увидевши гроб,
Поймут, что красавец усоп.
Останется черная шляпа,
Останется город Анапа,
Останется берег морской
Со своей неуемной тоской.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.