Текст книги "Код Гериона: Осиротевшая Земля"

– Такой рисковый человек, а против матери пойти не захотели, – голос градоначальника был лишён каких-либо эмоций, словно эту фразу произнесла машина.

– Кто ж идет против семьи?.. Кому мы еще нужны на этой чертовой ледяной глыбе?.. – я изобразил на лице крайнее удивление.

– Так я, напротив, восхищён, – мой собеседник впервые заулыбался по– настоящему. – Приятно вести дела с людьми, сохранившими принципы.

«Потому что тебе, дружок, они заведомо проигрывают», – мысленно усмехнулся я.

– Была возможность ознакомиться с городом?

– Только с надводными уровнями, да и то мельком.

– Скажу прямо – на подводных делать нечего. Самые нижние затоплены, а на тех, что повыше, без света да в сырости, жить никто не рвётся; мы там все замуровали, чтоб крысы туда-сюда не бегали. И подозрительные люди тоже.

Значит, к объекту «Наутилуса» просто так не подберёшься. Спасибо, что предупредил!

– А свободные места, где можно поставить лабораторию, есть? Мне показалось, таких должно быть немало.

– Да, но не всюду можно провести электричество, за которым вы приехали, Айвэн. Другое дело – «Пайн-Айлэнд». Там есть медицинские помещения, которые сейчас пустуют. Уверен, они подошли бы вам лучше всего.

Я не верил собственным ушам. Сначала Джек, затем Барри говорили о том, как ревностно Хайдрих следит за доступом чужаков в свою вотчину, а сейчас он приглашает туда незнакомца! Или это мне хочется думать, что приглашает? С одной стороны, проникнуть в его обиталище было бы любопытно, с другой – это приглашение чертовски походило на ловушку.

– Не ожидал такого доверия, – забормотал я в неподдельной растерянности, которой Хайдрих, судя по выражению лица, наслаждался.

– Сэнди, распорядись насчет чая, – велел он молодой женщине, которая выскользнула из комнаты быстро и легко, словно тень. – Подозреваю, вы привезли какие-то образцы?

– Разумеется, – я полез во внутренний карман плаща и достал оттуда охлаждающий мини-контейнер с тоненькими разноцветными пробирками – культурами водорослей, грибов и бактерий. – «Самаритянка» – водоросль, вычищает и обеззараживает гнойные раны. «Процион» – гриб; грибница и плодовые тела люминесцируют в течение шести часов. Возьмите пробирку и отойдите в угол, где потемней. Ничего так биологический фонарик?

– Такое растёт и у нас, причем в самых диких местах, – равнодушно сказал Хайдрих, освещая угол, в котором до этого возлежала его роскошная охранница. – Но штука яркая, соглашусь…

Я знаю наверняка: ярче он пока ничего не видывал: всё, что светится в амбарах и пещерах – это так, курам на смех, первые пробы пера столетней давности. Но Хайдрих, видать, не из тех, кто искренне чему-то удивляется при посторонних.

– Можете забрать и убедиться, что про шесть часов я не врал. В качестве поверхности грибнице сойдет и ржавое железо, – пояснил я.

– Что ещё?

– Скороспелая соя. Вырастает в полноценное растение спустя три дня после посадки, зацветает на четвёртый. При щедром поливе пять растений опутают весь «Пайн-Айлэнд» – почти как в сказке про Джека и бобовый стебель. Пить может даже солёную воду, но вкус зерна, мягко говоря, не выиграет…

Хоть взгляда Хайдриха я и не видел, от меня не ускользнуло то, как недовольно дернулись его губы, а пальцы сжались на подлокотнике кресла. Это длилось лишь долю секунды, а затем он кивнул – якобы довольно.

– Её мне тоже дадите?

– Одно семя. Их у меня мало. – я выдал ему капсулу с зерном, которую он задумчиво покатал между пальцев и положил в нагрудный карман. Знал бы он, сколько километров предок этой сои когда-то пролетел в космосе!

– Tela Aurea – золотая паутина, – я положил в ладонь Хайдриху следующую пробирку. Как значилось в мамином каталоге, грибница образует красивую ткань золотого цвета. А формула, которая у меня есть, позволяет получать эссенцию, которая при уколе в мышцу полностью ее расслабляет. Вам как хирургу будет интересно.

– Испытывали?

– На крысах и на себе. Эссенция в следующей пробирке. Срок годности истекает через три дня: хотите посмотреть на эффект – советую не затягивать.

– А что так мало?

– Полагаю, формулу можно усовершенствовать и обкатать дозировку. Для этого мне не хватало опытного врача, но, кажется, я только что его нашел. И последнее: Chlorophyta Opium – та же самая хлорелла, что до сих пор растет на многих фермах и не даёт нам помереть с голоду. Только в нашем случае – не еда, а сильный анестетик – при должной обработке, которую я могу обеспечить.

На самом деле никакой обработки «опиуму» не требуется – достаточно лишь добавить в водный раствор активатор, который во всей Антарктиде можно получить только у «Крылатого Солнца». Такой активатор есть и у меня, но Хайдриху про это знать не обязательно.

– Нужен день-другой, чтобы опробовать ваши образцы, Иван. Сами понимаете, работы у меня и без того невпроворот; плюс, я своего ремесла не забросил и время от времени лечу заболевших. Беру, правда, не всех, а тех, кто болеет долго или находится при смерти. Всегда приятно отбить у костлявой добычу.

– И многих вы отбили?

– После той нашей заварухи – четверых. Старый пень Лаури мне свою отрезанную ногу никак не простит, хотя и помирал от гангрены, когда его ко мне принесли, – сказал Хайдрих, снова сделав глубокую затяжку и слегка разомлев. – Еще одна залетела пёс знает от кого и попыталась решить проблему ядом. Щенка я сохранить не смог, да, честно говоря, и не особо стремился, но красавица выжила и стала звездой «Алых крыльев». Быть может, вы даже ее увидите.

– Сегодня?

– Ха-ха, не все сразу. Позвольте сначала изучить ваш товар и убедиться, что он достаточно хорош.

Сэнди вернулась с чаем и поставила перед нами поднос. Коричневые, неправильной формы кристаллы на краю каждого блюдца, я узнал сразу: их делали из особого рода водорослей в Новом Пекине и у нас; китайцы продавали его немногим дешевле золота. Небольшой запас ценного вещества имелся и у меня – в качестве валюты для «смазывания колёс».

– Ходят слухи, – начал я, чтобы продолжить уже более лёгкий разговор, – что «Пайн-Айлэнд» все еще может выйти в океан, если перезапустить реактор…

– Многие говорят, что видели морского чёрта, – усмехнулся Хайдрих. – Допустим, реактор вы перезапустили; но что делать с системами управления и навигации, которые давно мертвы?.. И если б я знал, как провести оттуда электричество в Семь Ветров, они стали бы в Антарктиде островком Золотого Века.

– А в какую ярость пришли б Изверги! – сказал я, отхлебывая чаю. – Город греха использует бесовское электричество на полную катушку!

– Изверги! Потерянные Дети! – покачал головой Хайдрих. – Еще и об этом отребье приходится думать. Ваша мама случайно пулемёт или СВЧ-пушку нигде не припрятала?

– Нет, но я знаю тех, кто их припрятать мог.

– Ещё раз убеждаюсь, как глупы были Вартаняны, когда рассорились с Новым Бергеном и что я должен был уже давно восстановить отношения сам. Всегда приятно встретить человека образованного: с этим, сами понимаете, здесь напряжёнка. И просто грамотного повстречать трудно становится!

Голос Хайдриха наконец-то зазвучал по-настоящему дружелюбно, и трудно было воспринимать это иначе как первую победу. В том, что главу Семи Ветров устроят образцы, я был уверен и наконец-то мог спокойно наслаждаться чаем. Теперь-то я обратил внимание на механические часы, украшавшие правое запястье моего собеседника. Корпус из белого металла, советская марка «Штурман» и до сих пор на ходу; я знаю как минимум одного человека, носившего такие же. Ремешок кожаный, ручной работы – современной и довольно грубой. Спрашивать о них сейчас не стоит: пусть пройдет больше времени, вырастет доверие и что-то похожее на приятельство.

– Кстати, я заметил, вы с бывшим караванщиком подружились… – начал Хайдрих, ожидая, что я начну объясняться. Вот же чертяка! И об этом, значит, пронюхал! Но мы и не особенно старались это скрыть, особенно в ночь попойки.

– Ага, – сказал я. – У меня странное увлечение – бросать спасательный круг утопающим. А тут – ходячий путеводитель по Семи Ветрам и нашей ледяной глыбе! Да и потом, он столько всяких баек знает – кабы не дела, слушал бы вместо завтрака, обеда и ужина.

– Вам известно, что мерзавец скормил бандитам моих людей и груз?

– Джек показался мне честным человеком. А при дефиците оружия на большой дороге возможно всякое.

– И что же за байки он вам рассказал?

– Про то, например, как Семь Ветров чуть не разнесло упавшим спутником, когда вы только пришли к власти. И что кусок его нашли, а внутри были мёртвые тела.

Хайдрих сделал три больших глотка чая.

– Ну даёт, – сказал он с какой-то натянутой невозмутимостью. – Спутники делались так, что бесследно тонули в воде: кому же хочется, чтоб технологии попадали в чужие руки! Лодку я туда на всякий случай отправил, но, ясное дело, там ничего не нашли.

– Эх, жаль, – вздохнул я, возвращаясь мыслями к Глассу с его секретами. – А много ли вы знаете о спутниках?

– Намного меньше, чем об исцелении человеческого тела, – сказал Хайдрих и распрощался со мной, обещав прислать через день человека с окончательным ответом. Пока же у меня был выбор – поглазеть на танцовщиц либо вернуться в отель, где, должно быть, меня уже ждал караванщик. Я выбрал второе.

Когда ворота Эдема распахнулись, выпуская меня наружу, я стал свидетелем бурного выяснения отношений. Какой-то бугай, вероятно, из охраны кабаре, прогонял прочь светловолосую девушку – высокую, крепко сбитую, однако, как я успел разглядеть, молоденькую.

– Сказано ж тебе, дура, в среду зайдёшь! – рявкнул он. – Сегодня шоу, и мадам Ламбрекен не до тебя!

– Ланжерон, а не Ламбрекен, пёсья голова! – презрительно выпалила блондинка – Я, может, шоу хочу посмотреть!

– Ха-ха-ха-ха! Еще скажи, у тебя есть деньги!.. Проваливай! Не хватало ещё, чтобы приличные люди видели здесь оборванку!

Горько покачав головой, девушка побрела по улице прочь, но, завидев меня, окликнула.

– Сэр! Не подбросите ли кристаллик сахару или парочку гильз на ночлег? Я здесь чужая, а постель и тарелка супа нынче так дороги.

– Как же тебя сюда занесло без денег? – спросил я, отводя бродяжку подальше от ворот.

– Семью кормить надо. А мать ногами мучается – застудила суставы… Хочу танцевать в «Алых крыльях» и прославиться.

– Хм, не мелочишься.

– Ну да, я ничего не умею. Знаю об этом прекрасно Но человек всему может научиться, ведь так?

– Правильно… Как тебя величать?

– Невис.

– Это ж мужское имя…

– Зависит от того, кто его носит, – сердито вымолвила девушка. Внешность у нее оказалась хоть и простоватой, но милой, а золотистые волосы, струившиеся из капюшона собачьей шубки, были и вовсе прекрасны. Но не прекрасней, чем у покойной Хельги.

– Голодна? – я решил, что час-полтора Джек может и подождать. Не у дверей же будет лежать, а в теплой комнате греться. Красавицы «Алых крыльев» определенно разогрели во мне вкус к романтике.

– Живот к позвоночнику липнет, – прямолинейно ответила Невис.

– «Белая русалка» тебя устроит?

– А то ж!..

– Тогда идём.

– Звать-то вас как? – спохватилась она.

– Иван Василевский.

– Иван… Трудноватая фамилия. О… Позвольте!

Она подошла ко мне вплотную и сняла прилипший волос с моего рукава. Приятная забота, даже если знать, что небескорыстная.

Навстречу нам торопливо шел человек с очень знакомой походкой: это первое, что позволяет мне узнать кого-то, когда лица еще не видно. Джек, будь я проклят! Неужели он хотел поймать меня у кабаре? Никак раскопал что-то серьезное в родной деревне и торопился сообщить без промедления. То, что было дальше, сбило меня с толку: узрев то ли меня, то ли Невис, он застыл на месте, словно перед ним резко выросла стена.

– Гангрена!.. – выругался он. – Сэр, можно вас на минутку? Я кое-что добыл.

– Будь добра, подожди, – сказал я девушке и ответил Джеку. – Что там у тебя, дружище?

Тот нервничал так сильно, что оттащил меня за рукав метров на пятнадцать, прежде чем начать говорить.

– Иван, эта тварь… Это существо… Оно может натворить бед!

– Я вижу просто девчонку.

– Да послушайте! Вы послали меня в Аутлэнд узнать, не было ли там какой– нибудь чертовщины. И я вам говорю – чертовщина связана с ней!

– За ужином выясним, хорошо? – сказал я, поворачиваясь, чтобы взглянуть на Невис, но девушки уже не было: она во всю прыть удирала от нас по переулку, прозванному Изумрудным.

Мёртвый колодец
Джек Марч, 10 апреля 2189

– Не знаю, откуда ты там на самом деле, но могла бы врать и правдоподобнее. На Огненной Земле королева, и ей нравятся мужики, как и любой нормальной бабе, – негромко сказал караванщик, когда его новая спутница рассказала о причине побега из родных мест.

В следующий момент пальцы Катрины непроизвольно вцепились ему в рукав, зелёные глаза потемнели, а щеки вспыхнули огнём. Дорога шла над обрывом, и каменистая земля перед их глазами уступила место темно-синему океанскому простору. Отсюда было видно, как резвится пара китов, выпрыгивая из воды и грузно шлёпаясь обратно. Привычное зрелище для Джека и удивительное – для его спутницы.

– Хороши, да? – усмехнулся Джек. – Когда наступят холода, отрастят крылья и улетят на север.

– Что?.. – Катрина выглядела сбитой с толку.

– Да шутка же!.. Ты море-то раньше видала?

– Ясное дело!

– А непохоже. И цвет лица у тебя странный: будто с самого рождения под землёй держали.

Девушка промолчала. Белизной своей кожи она поразительно отличалась от местных жителей. В долгий полярный день антарктическое солнце делало смуглыми даже блондинов, чего нельзя было сказать об его двойнике – Младшем Солнце «Ра», неярко освещавшем полярную ночь.

– Вот что, птичка. Князя на Огненной Земле нет, но ты от кого-то и вправду бежишь. И есть люди, которые могут подумать, что ты пришла из тайных городов. Некоторые не остановятся и перед пытками, чтобы ты показала туда дорогу – в Гелиополис, например.

Катрина нахмурилась, но не ответила. Джек положил грубую ладонь ей на локоть. – Не бойся; всё, что тебе нужно знать, я расскажу, и научу нашим обычаям.

– А что взамен? – насторожилась девушка. Ей было неловко от того, что спутники Джека могли слышать их разговоры.

Джек шагнул к ней вплотную и прошептал в самое ухо.

– Ты расскажешь о своей родине. Тайны я хранить умею.

– Зачем тебе это?

– Пускай в чьих-то глазах я чурбан, но чурбан любопытный, – сказал караванщик. – И мне не все равно, в каком мире я живу. И насколько опасна для людей та мерзость, что на тебя напала.

– Дойдём только до города сначала… – девушка опасливо взглянула в небо; делала она это часто. На взгляд человека, с ее злоключениями незнакомого, – даже слишком.

– Близкие есть? Семья?

– Все мертвы, – отрезала Катрина. – Говорю же, попадем в Семь Ветров – тогда и спрашивай. Там у вас роботы есть? Компьютеры?.. Какая-то связь?

– Откуда?.. Все погибло. Если что и уцелело, то на нижних уровнях, куда не доберешься. Да, может, у Хайдриха на «Пайн-Айлэнд»…

– «Пайн-Айлэнд»?

– Ну, посудина такая здоровенная. По океану на ней плавали когда-то…

Киты угомонились, и теперь выдавали свое присутствие только раздвоенными белыми фонтанами над водной поверхностью.

– Где у вас можно жить, и как относятся к чужакам?

– Подозрительно. Но ты не бойся: красивых женщин привечают всегда. Хайдрих боится провокаций от недобитых сторонников Мизрахи, де ла Серна и Вартанянов; то были семьи, которые делили город между собой и в конце концов друг друга перебили. Говорят, на нижних уровнях постреливали еще долго, правда, сам я этого не видел. Слышал только…

– Какой нелепый перевод ресурсов и людей! – возмутилась Катрина.

– И не говори! Я, пока войнушка была в самом разгаре, ничьей стороны не принимал и помогал двоюродному брату в деревне. А как Хайдрих власть в городе взял, вернулся к прежней работе: дорога позвала.

– Кто такой этот Хайдрих?

– Чужак без рода без племени, но, похоже, с какой-никакой волей и мозгами: пытается восстановить то, что осталось после заварухи. И либо вытащит нас из болота, либо похоронит окончательно. Кстати, он из грамотных и бледен лицом, как ты.

– Пришлый, говоришь? – подняла брови Катрина. – Не из Крылатого ли Солнца?

– Как будто он скажет! Когда заваруха началась, он был помощником нашего покойного доктора, а тот ещё до Блэкаута прибыл сюда на атомоходе «Пайн-Айлэнд». Старика ранило в шею осколком стекла при взрыве, кровью истёк за несколько секунд. То единственный, кто мог знать о Хайдрихе больше. Старшие докторовы ученики работают и сейчас, да только до Хайдриха, говорят, им как до полюса ползком…

– Поговорить с ним, надеюсь, можно?

– Это уж он сам будет решать – достойна ли ты его времени или нет.

– Так где мне остановиться, когда доберёмся?

– Если кошелька не жаль – можешь поселиться в гостинице, но там тебя быстро обчистят, словно рыбку на базаре. У меня можешь поселиться бесплатно. Сколько хочешь – столько и оставайся. Только учти: кормить буду только первую неделю. Дальше будь добра – зарабатывай на еду сама.

– Ясное дело! – огрызнулась Катрина, которую последняя фраза, по-видимому, задела. – Работа в городе есть?

– Всегда! Кстати, если умеешь врачевать и разбираешься в растениях, попробуй наняться к Хайдриху на работу, раз он тебе зачем-то нужен…

Никогда еще Джек так не спешил привести караван домой, но флегматичные яки, словно назло, ступали очень медленно, то и дело норовя пощипать чего-нибудь между стойбищами. Неразговорчивость Катрины только распаляла любопытство. При том, что девушку постигло большое несчастье, и близких она, скорее всего, лишилась не так давно, она не стремилась вытащить из него больше защиты и покровительства, чем уже получила, и это вызывало уважение – при том, что враг, с которым она столкнулась, вряд ли был менее опасным, чем Потерянные Дети – гроза антарктических поселений и караванов.

Когда Катрина не смотрела на него, он давал волю глазам, созерцая её длинные волосы, дрожащие на ветру истрёпанным черным полотнищем, тонкую талию, «бесконечные» ноги, обтянутые штанинами темно-серого комбинезона с легким синеватым блеском. Плотные чешуйки, из которых состояла ее одежда, заставляли Джека вспомнить легенды о морских девах, завлекающих мужчин в смертельную топь. Только вот никакого желания завлечь, никакого кокетства в поведении Катрины не было; это сбивало с толку, но в итоге прибавляло девушке очков в глазах мужчины.

«Разинул зенки, старый пёс! Раскатал губищи… – досадливо думал Джек, подгоняя громким окриком зазевавшегося яка. – Что ты ей можешь предложить, кроме угла в своей норе, которой даже не владеешь по-настоящему?»

Наконец, он пришел к мысли, что самоедством заниматься нечего, лучше полагаться на время и удачу. Сейчас же нужно позаботиться о девушке, пока она рядом с ним, и сделать всё возможное, чтобы она задержалась в Семи Ветрах или вообще захотела остаться в городе. И все же беспокойство, назойливое, как боль в обрубке руки при плохой погоде, не отпускало его: Джек опасался, как бы в Семи Ветрах его подопечную не втянули в какую-нибудь грязь. Сколько бы раз ни менялась в городе власть, женское тело в нём считалось товаром, и Джек не представлял, что может быть иначе.

7 сентября 2192

Неожиданно получив богатого союзника в лице Ивана Василевского, Джек вновь ощутил решимость, а патроны и гильзы, весело звеневшие в кошельке, изрядно её укрепили. Трезвый, вымытый и переодетый, караванщик чувствовал себя и выглядел совсем другим человеком. Сотрясение мозга ещё напоминало о себе приступами тупой боли, но она не шла ни в какое сравнение с мукой, терзавшей его вчера.

Он вышел на улицу, оставив Василевского готовиться к его собственным делам, спустился по навеки остановившемуся эскалатору на два уровня ниже и узкими переулками, стараясь не показываться в людных местах, выбрался в юго-восточный квартал, выжженный дочерна пожаром трёхмесячной давности. Джека в тот момент в городе не было, но ужас и уныние, накрывшие некогда весёлый и разгульный город, чувствовались в воздухе и ныне: погибло больше двух десятков человек – большая потеря по меркам этого края.

О том, чтобы выйти через главные ворота, и речи не шло: Джек не хотел, чтобы Хайдрих знал о его перемещениях, охрана же у городских ворот донесла бы в два счёта. Но Джек достаточно пожил, чтобы знать: лазейки есть в любом заборе, главное – разнюхать их и дать кому надо на лапу. Поёживаясь от неприятного чувства, что охватило его при виде тронутых грязным снегом руин, он отыскал лестницу и спустился еще на два яруса вниз. Метко прозванные «бакланами» бродячие торговцы, которым не дозволялось оставаться в городе на ночь, раскладывали прямо на улицах найденное в брошенных поселениях барахло – от складных зеркал, пузырьков с духами и плюшевых мишек до микросхем. Хмурый страж с арбалетом следил за тем, чтобы они не расползались за пределы квартала и покинули город в положенное время.

Завидев Джека, эта разношерстная компания с галдежом бросилась к нему, наперебой тыча караванщику в лицо разноцветными бусами («настоящие брильянты!»), искусственными цветами да прочей дребеденью. В другое время Джек разогнал бы нахалов, но в этот раз остерёгся привлекать к себе внимание арбалетчика. Закусив губу, он разворачивался к приставучим торговцам то одним боком, то другим, обходя их, как обтекает препятствия вода или оплывает их проворная рыба. Время от времени он помогал себе то плечом, то локтем.

Вдруг нечто необычное привлекло его внимание в толпе. Ба! Свою племянницу Энни, дочку Фреда, он узнал бы где угодно! Редкая красавица: высокая, кровь с молоком, золотистые волосы завязаны в две длинные косы, личико нежное – загляденье, а не девка! На шее – чудесный синий платок со сказочными птицами (кажется, они назывались «павлины»), который дядя привёз для нее из своего предпоследнего похода. Только вот что она тут делает, позвольте спросить? Фред детей как зеницу ока бережёт; чтобы он своих девчонок одних в Семь Ветров отпускал – да никогда в жизни! И что у неё, интересно, с походкой? Обычно Энни ступала плавно, словно не шла вовсе, а плыла или даже текла по земле. Теперь она двигалась тяжеловато и размашисто, по-мужски. А ведь известно, что походка – это едва ли не последнее, что может измениться у человека, если тот не травмирован и не подточен старостью.

Энни прошла метрах в пяти от караванщика не заметив его. В любом другом случае Джек обязательно догнал бы племянницу и выяснил причину её появления в городе, но сейчас за ним могли следить, и заговарить с девушкой значило подвергнуть её опасности – а семья Фреда и так находилась под угрозой. К тому же, он собирался прямиком к её отцу – у него и выяснит, что да как.

Среди лавок и мастерских Джек отыскал будку, сделанную из кабины грузового лифта. Внутри дремал грузный мужчина с кустистыми, торчащими вверх бровями и крючковатым носом, делавшим своего хозяина похожим на сердитого филина. К нему был приставлен охранник из сил самообороны, но, похоже, самый плохонький да хворенький. Кожаный доспех был ему явно велик, во рту не хватало половины зубов, а в глазах стояло выражение безнадёжной скуки, смешанной с хроническим чувством голода. Узрев караванщика, хворый юноша постучал кулаком по кабине.

– А? Что?.. – прошепелявил «филин», продирая глаза.

Джек показал собеседнику средний палец, но ни «филин», ни его охранник этому не удивились, а напротив, ухмыльнулись друг другу. Убедившись, что рядом никого нет, Джек достал из нагрудного кармана комбинезона небольшой, завёрнутый в пыльную тряпку предмет и порадовался про себя, что не всё успел пропить накануне – ещё одно спасибо Ивану Василевскому. Караванщик развернул свое подношение, не выпуская из руки.

«Филин» едва не уронил челюсть, обнаружив карманные часы на цепочке: сквозь прозрачную, слегка поцарапанную крышку и циферблат просматривался работающий механизм – богатство, за которое можно было легко получить удар ножа меж рёбер. Потерянные Дети не добрались до этих часов лишь потому, что Джек не носил их с собой, а хранил в съёмной комнате.

– Давай-ка руку… – сказал мужчина и, когда Джек закатал рукав, поставил ему на запястье фиолетовый штамп, почему-то изображавший весёлую мышь с бантом на голове. Этот штамп делал доступными все кварталы города, исключая Эдем и «Пайн– Айлэнд». Но Джек и не стремился наверх: он направлялся вниз, на Малую Пристань, куда причаливали лодки торговцев.

Едкая краска больно жгла кожу: она останется с Джеком самое меньшее на год. В некоторых городах татуировки, сделанные такой краской, служили жителям личным документом, но Семь Ветров до последнего хранили репутацию вольного города, чьи власти потакали любым излишествам тех, кто имел достаточно денег, и следили лишь за тем, чтобы люди не перестреляли друг друга. Тщетно: население Семи Ветров после войны кланов сократилось почти втрое.

Хотя город был утыкан световыми шахтами, как морской ёж – иголками, на самых нижних уровнях стояли вечные сумерки, кое-где освещаемые горящими мусорными бочками да светящимся грибком. Здесь царил удушливый кислый смрад: чистый воздух снаружи едва добирался сюда, а система вентиляторов давно не работала. Эти ярусы, расположенные на уровне моря и ниже, были почти полностью заняты складами, откуда товар отправлялся наверх по пустым лифтовым шахтам с помощью системы блоков.

Сюда издавна стекались те, кто имел непростую судьбу, опасные секреты и нечистые руки, но не имел достаточно сахара или золота, чтобы заплатить за ночлег. В темноте и затхлости они множились, как насекомые, а во время гражданской войны хлынули наверх, решив, что пришла пора как следует поживиться, что у них и получилось. Но счастье длилось недолго: Хайдрих тщательно зачистил город от мародёров невзирая на их возраст и пол, всех поразив своим старанием и своей беспощадностью, да так, что ребятишки то пугали им друг друга, то заявляли, что хотят быть как он.

После гражданской войны наблюдение за нижними ярусами усилилось. Одни люки, что вели в систему канализации, к причалам и подтопленным складам, охранялись, другие были замурованы, но Джека пропустили без лишних вопросов, стоило лишь показать печать. На счастье, стражники, дежурившие здесь, не работали на главных воротах, а потому не знали караванщика в лицо. Один из них отворил засов на тяжелой металлической двери и сдвинул её в сторону.

Джек шагнул вперёд и очутился в помещении с высокими сводчатыми стенами, которые образовывали полуовал высотой больше сотни метров. Многочисленные, плавно изогнутые опоры сходились к центральной балке потолка подобно тому, как примыкают к грудной кости рёбра. Караванщик прикинул, что в длину вся конструкция была метров триста: сюда, к Малой пристани Семи Ветров, причаливали яхты, небольшие научные суда и гидросамолёты, укрываясь от яростных ветров и колючего холода. «Пайн-Айлэнд» стоял у Большой Пристани, располагавшейся на Западе, а здесь ютились многочисленные лодки, лодочки и лодчонки, которые возили из океана дары моря и реже – людей с других берегов.

Когда-то потолок и ближайшая к морю стена были прозрачными, как стекло, но огромные стаи птиц и толстый слой морской соли, которую никто не отмывал, так поработали над ними, что свет проникал только в арку, которой этот ангар заканчивался, да сквозь сеть узких трещинок в толстом панцире грязи. «Если всё это так и будет нарастать, не рухнет ли к чертям весь ангар?» – задумался Джек. Вероятно, такой вопрос задавали многие, но в итоге никто ничего не делал – даже Хайдрих.

Под ногами караванщика была безупречно ровная, но при этом шероховатая, словно кошачий язык, серая поверхность. Пятью метрами ниже, за ажурной, некогда белой балюстрадой плескалась грязная вода и колыхались лодки, на дне которых ожидали клиентов перевозчики. Кто-то плёл сеть, кто-то перекусывал сушеными креветками, кто-то, накрывшись с головой куском брезента, предавался сну.

Джек, хоть и был до мозга костей сухопутным человеком, выбрал самую надежную, на его взгляд, лодку, сговорился о цене и попросил высадить его напротив Звёздной Чаши. Одноногий лодочник (звали его Лаури) поморщился: причаливать там было сложно из-за течения – но всё же пустил Джека на борт, отцепил от причала лодку и налёг на вёсла.

Потеряв твердую почву под ногами, караванщик занервничал: раньше у него не возникало нужды путешествовать к кузену Фреду морем. Но спустя немного времени покачивание и подпрыгивание даже развеселило его. Вот и выход из ангара. Ослепительное солнце хлынуло в глаза, заставив надвинуть на них самодельные очки. Солёный ветер наотмашь ударил по лицу.

– За каким чёртом тебя туда понесло, старина? Приключений на старости лет захотелось? – полюбопытствовал Лаури.

– Приключений у меня и так больше, чем нужно, – буркнул Джек, не ожидавший, что лодочник пристанет к нему с расспросами. – Баба у меня там живет.

– На что эти бабы только не толкают доброго человека! И всегда чем-то недовольны! – заворчал лодочник, глядя, как надувается у Джека за спиной закрепленный на корме ветроуказатель.

– Кому как повезёт, – усмехнулся караванщик. – За хорошей можно и в пекло.

– Да ты этот… Как говорили в старину-то?.. Хиромант! Нет… Некромант, что ли?

– Романтик, деревня!.. – усмехнулся Джек, спрашивая себя, как долго у него получится сохранять хорошее настроение.

С каждой пройденной сотней метров качка становилась сильней, и всё крепче становилась брань лодочника, словно таким образом человек надеялся утихомирить ветер. Тут и там из воды поднимались скалы, увенчанные маяками, которые носили фамилии древних покорителей Антарктиды: приземистый «Тейлор», высокий и стройный «Лазарев», полуразрушенные «Бэрд», «Скотт» и «Эванс». Никто уже, наверное, не помнит, что это были за люди и чем конкретно они прославились; остались лишь имена, но когда-нибудь забудутся и они.

Звёздная Чаша величиной с большой дом располагалась на островке километрах в десяти от побережья; как и Семь Ветров с их океанским лайнером, она осталась в наследство от Золотого века. Она стояла на толстой, с маленькими оконцами башне и смотрела в небо: говорили, что с помощью таких чаш древние ловили падающие звезды, но те, кто бывал на острове, нашли на дне только дождевую воду. Из самой ее середины торчал острый штырь – на него, по словам знающих людей, ловились сигналы из космоса – даже с самого Марса, ныне считавшегося вымершим.

По правую руку, на горизонте, озарённая Старшим и Младшим солнцами, сверкала зубчатая белая стена – обозримая часть Центрального ледника, который остался от гигантского ледяного панциря, некогда покрывавшего весь континент. Недалеко располагалось устье реки Быстрой, на которой стояла мельница Фреда.