Электронная библиотека » Людмила Сараскина » » онлайн чтение - страница 15


  • Текст добавлен: 3 июня 2022, 20:43


Автор книги: Людмила Сараскина


Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 15 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Лопухов, Консовский, Вицин, Лыков…

Всего за сто лет по произведениям Гоголя немым и звуковым кино было поставлено более 60 картин – разного жанра и разного качества, удачных и провальных. На примере каждого можно сказать, как кинопродукция пыталась даже не соперничать с Гоголем, но «преодолевать» Гоголя.

Но если с новыми фасонами кинопроизведений читатель и зритель давно уже привыкли мириться, слыша пресловутое режиссерское «Я так вижу» или «Как хочу, так и пою, а вы хотите – слушайте, хотите – нет, дело ваше», то как относиться к попыткам кинематографа перефасонивать личность самого Гоголя, создавать его кинобиографию, историю его жизни и судьбы всяк на свой манер?

Личность Гоголя, как уже было сказано, таит немало загадок. Еще при жизни писателя о нем ходили противоречивые слухи, вызванные в том числе его замкнутостью, бессемейностью, экзальтированной религиозностью, странными обстоятельствами сожжения второго тома «Мертвых душ». Ближний писателю круг знакомых и друзей не могла не волновать роль протоиерея Матфея Константиновского, упрекавшего Гоголя в недостаточном смирении и благочестии, а также требование священника «отречься от Пушкина». Единственный прижизненный читатель рукописи второго тома «Мертвых душ» протоиерей Матфей высказался против его опубликования и даже просил уничтожить то ли весь роман, то ли его часть. Гоголь уничтожил всё. Рукопись сгорела.

Н.А. Бердяев видел в акте сожжения рукописи (а они все-таки горят, еще как горят!) мучительную религиозную драму, яростную борьбу между художником-Гоголем и Гоголем-христианином: написанное переделывалось по многу раз под влиянием то одного, то другого настроения. «Гоголь – один из величайших и самых совершенных русских художников. Он не реалист и не сатирик, как раньше думали. Он фантаст, изображающий не реальных людей, а элементарных злых духов, прежде всего духа лжи, овладевшего Россией. У него даже было слабое чувство реальности, и он неспособен был отличить правду от вымысла. Трагедия Гоголя была в том, что он никогда не мог увидеть и изобразить человеческий образ, образ Божий в человеке. И это его очень мучило. У него было сильное чувство демонических и магических сил. Гоголь наиболее романтик из русских писателей, близкий к Гофману. У него совсем нет психологии, нет живых душ. О Гоголе было сказано, что он видит мир sub specie mortis (с точки зрения смерти). Он сознавался, что у него нет любви к людям. Он был христианин, переживавший свое христианство страстно и трагически. Но он исповедовал религию страха и возмездия»9.

Что искали и что ищут в судьбе Гоголя его кинобиографы? Пытаются ли приоткрыть завесу тайны его личности, снять с нее таинственный покров, разгадать, что за мистический ореол сияет вокруг него?

Первой из шестнадцати игровых картин, где появлялся Гоголь собственной персоной, был немой черно-белый фильм «Поэт и царь» В. Гардина и Е. Червякова (1927), снятый на студии «Совкино» в Ленинграде и посвященный последним дням Пушкина (об этом фильме подробно – в главе о Пушкине). Гоголь (его роль исполнил сорокалетний артист балета Мариинского театра и его художественный руководитель Ф.В. Лопухов) просуществовал на экране меньше минуты в качестве одного из гостей кружка писателей, собиравшихся в доме А.О. Смирновой-Россет, фрейлины императорского двора, близкой приятельницы Пушкина и Лермонтова (с Гоголем ее свяжет обширная переписка и особая душевная близость). В немой картине Гоголь поневоле молчит, внимательно слушает чтение Пушкиным стихов, что-то все время пишет в свою тетрадь и на вопрос Жуковского, который тоже находится среди гостей Смирновой, отвечает: «Я записываю каждое слово Пушкина. Беседа с ним – урок литературного искусства».

Вряд ли можно на основании этой единственной минутной сцены считать биографическую картину о Пушкине также и биографической картиной о Гоголе. Здесь он не более чем статист.

Советский кинематограф старательно приучал зрителя к физическому облику Гоголя. В 1941 году режиссеры Андрей Кустов и Анисим Мазур сняли экранизацию повести Гоголя по сценарию Георгия Гребнера «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»10. Гоголь-рассказчик (Алексей Консовский) появляется в начале картины: обаятельный, улыбчивый, он рассказывает попутчику о славном городе Миргороде, его никогда не просыхающей луже на площади и двух приятелях-помещиках Перерепенко и Довгочхуне. Сцена длится минуту. Еще минуту длится и финальная сцена: проходит 12 лет, Гоголь, будучи проездом в Миргороде, встречает в местной церкви порознь обоих помещиков постаревших, измученных затянувшейся тяжбой. Герои повести существуют уже как бы отдельно от автора, на правах давних знакомых; помирить двух врагов их создатель не в силах…

Вторая экранизация этой же повести, снятая на Одесской киностудии в 1959 году режиссером В. Карасевым по сценарию А. Полторацкого11, тоже показала Гоголя-рассказчика: Георгий Вицин в роли Гоголя так же появляется в финальных кадрах картины с лицом грустным и безрадостным, встретив в церкви обоих помещиков, решивших остаток жизни потратить на пустую тяжбу. Но тяжба уже обросла подробностями, осложнилась враждебностью, стала необратимой – мир не наступит никогда. Гоголь произносит то, что и положено ему по тексту: «Скучно на этом свете, господа!»

Три исполнителя – Лопухов, Консовский и Вицин – сыграли не столько Гоголя, сколько его формальное присутствие в мире Гоголя: он существует номинально, без биографии и судьбы.

Впрочем, Георгию Вицину предстояло еще трижды сыграть Гоголя – внешнее сходство, быть может, стало тому причиной. Так или иначе, но в течение четверти века (1951–1976) Георгий Вицин был лицом Николая Гоголя в советском кинематографе. В 1951-м Вицин сыграл Гоголя в полнометражном (102 мин) черно-белом художественном фильме, поставленном на киностудии «Ленфильм» режиссером Григорием Козинцевым12. Музыку к фильму написал Дмитрий Шостакович.

Эта картина была про то золотое, но и тревожное время, когда в журнал А.А. Краевского «Отечественные Записки», где критический отдел вел В.Г. Белинский, заходили (в порядке появления их в кадре) Некрасов, Лермонтов и Щепкин, а потом еще была встреча Белинского с Герценом и его женой, а потом на спектакль «Ревизор», где Щепкин играл Городничего, пришли Гоголь, Григорович, Тургенев. Гоголь пробыл за кулисами пять минут, передал Белинскому (Сергей Курилов) рукопись «Мертвых душ» и выразительно, с чувством сказал: «Надо писать хорошо, или лучше вообще не писать», «Если поступился правды, лучше сжечь написанное».

Все участники кружка Белинского одержимы идеей-фикс: нужно всячески шатать самодержавие и расшатывать его, ибо сила гения как раз и призвана расшатывать устои общества. Кто дорожит этими устоями и расшатывать их не склонен, тот охранитель, в общем, враг. Все разговоры писателей кружка Белинского, патриота, демократа, борца с царским произволом, исполнены революционного пафоса; Белинский – вождь трудового крестьянства, герой, недаром так часто в картине мелькают картины крестьянского бунта, и кажется, что литературный критик видит себя во главе движения, которое сметет всё на своем пути.

Что же касается Гоголя, он в этой компании самый тихий, застенчивый, меланхоличный, и Белинский, бесконечно любя Гоголя, переживает, что автор «Мертвых душ» не рвется на передовые рубежи борьбы с самодержавием, хотя, казалось бы, почему? Ведь это он написал взрывную комедию «Ревизор». К тому же почти все друзья его – мракобесы и святоши. И окончательно Гоголь разочарует неистового Виссариона, когда напишет «Выбранные места из переписки с друзьями»; реакция Белинского не заставит себя ждать и прогремит на всю Россию: за чтение этого запрещенного цензурой письма на собрании у Петрашевского Достоевский получит смертный приговор.

«Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов – что Вы делаете? – писал Белинский 15 июня 1847 года из силезского Зальцбрунна, где пытался лечить больные легкие. – Взгляните себе под ноги: ведь Вы стоите над бездною… Что Вы подобное учение опираете на православную церковь – это я еще понимаю: она всегда была опорою кнута и угодницей деспотизма; но Христа-то зачем Вы примешали тут? Что Вы нашли общего между Ним и какою-нибудь, а тем более православною, церковью? Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину Своего учения. И оно только до тех пор и было спасением людей, пока не организовалось в церковь и не приняло за основание принципа ортодоксии. Церковь же явилась иерархией, стало быть поборницею неравенства, льстецом власти, врагом и гонительницею братства между людьми, – чем и продолжает быть до сих пор. Но смысл учения Христова открыт философским движением прошлого века. И вот почему какой-нибудь Вольтер, орудием насмешки потушивший в Европе костры фанатизма и невежества, конечно, больше сын Христа, плоть от плоти его и кость от костей его, нежели все Ваши попы, архиереи, митрополиты и патриархи, восточные и западные. Неужели Вы этого не знаете?..»13.

В картине показано, что Некрасов первый оценил все последствия этого манифеста. Для Гоголя это было тягчайшее обвинение. Была задета основа основ: книгу, которую он считал лучшим своим произведением, критик порвал в клочья. Но Гоголь не поддался гневу; он не обещал одуматься или исправиться и вполголоса, почти что ласково, призывал критика не бросаться с головой в революцию. В течение полутора столетий подобные настроения ревдемовская идеология считала ретроградными, едва ли не мракобесными.

Но с сегодняшней точки зрения – время сильно переменилось – Гоголь был недалек от истины: идея «бросаться с головой в революцию» уже не владеет массами. Да и какая власть любит, чтобы творческая интеллигенция расшатывала устои общества? В картине Г. Козинцева есть сцена, где Николай I (Михаил Названов) через Бенкендорфа грозит Белинскому казематом Петропавловской крепости, но узнав, что критик серьезно болен, оставляет его на волю судьбы.

Фильм, с его наступательной революционно-демократической, в сущности, с большевистской программой, всецело стоит за Белинского, что совершенно понятно, если учитывать время создания картины. Поэтому авторы не стали разбираться, что же такое стряслось с великим писателем Гоголем, отказавшимся, вслед за кружком Белинского, расшатывать самодержавие. Личность Гоголя, его творческая и человеческая драма остались для фильма о Белинском тайной за семью печатями.

И снова Вицин в роли Гоголя – в картине, о которой уже говорилось в связи с Пушкиным, – «Композитор Глинка» (1952). Сцена крохотная, но важная: в кружке Глинки обсуждается вопрос, можно ли создать оперу на русской почве. Есть скептики. Но вот слово взял Гоголь: «Какую оперу можно составить из наших национальных мотивов? Покажите мне народ, у которого бы больше было песен? Наша Украина звенит песнями, по Волге, от верховья до моря, наливаются бурлацкие песни. Под песни рубятся из сосновых бревен избы по всей Руси. Под песни мечутся из рук в руки кирпичи и как грибы вырастают города. У нас есть из чего составить оперу!»

Гоголь – патриот, русофил, держится скромно, говорит вдохновенно; понятно, что он за создание русской оперы. Но – не больше. Минутный эпизод. Но почему-то картина числится в ряду гоголевских, биографических. По логике кинословарей, даже минутное появление исторического персонажа на экране позволяет числить картину по ведомству байопиков.

В 1976 году киножурнал «Ералаш» показал остроумный трехминутный сюжет «Чудное мгновенье» (режиссер В. Алеников)14. Он стоит того, чтобы быть процитированным целиком.


«Бабушка (обращается к внуку Пете, убегающему на хоккей): А картошку кто за тебя чистить будет?

Петя: Пушкин.

Бабушка: Может, хоть посуду помоешь?

Петя: Посуду Гоголь помоет. Николай Васильевич. А Лев Толстой пропылесосит. Граф. А ты пока в магазин сходи. Мне чехлы для коньков нужны.

Петя возвращается домой и видит дивную картину: Пушкин чистит картошку, Гоголь моет посуду.

Гоголь: Давно хотел поблагодарить вас, Александр Сергеевич, за подсказанные вами сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ».

Пушкин: Не стоит благодарности. Какие, право, пустяки!

Гоголь: Должен вам заметить, что сегодняшняя ваша идея про мытье посуды с помощью «Гигиены» не менее гениальна.

Лев Толстой, босой, пылесосит. Петя щиплет себя за щеку, не веря своим глазам. Лев Толстой вместе с Пушкиным и Гоголем передвигают бабушку, сидящую в инвалидном кресле.

Петя: А ты почему не в магазине?

Бабушка: А в магазин побежал Лермонтов, Михаил Юрьевич.

Лев Толстой: Все смешалось в доме твоем, Петруша.

Петя падает как подкошенный».


Остроумное разыгрывание на тему буквального прочтения идиомы «Пушкин сделает», распространенное на Гоголя, Лермонтова и Льва Толстого, с включением рекламы моющего средства, конечно, не претендует на статус историко-биографической картины. Для шуточного сюжета используются самые расхожие, уличные представления о писателях, в частности фольклор о босом Толстом («Жил-был великий писатель / Лев Николаич Толстой, / Мяса и рыбы не кушал, / Ходил по именью босой»15), о Пушкине, напевающем романс на музыку Михаила Глинки, о Гоголе с привычным Г. Вициным, отсылающим зрителя к другим его «Гоголям».

«Разные» Гоголи появлялись на советском экране и прежде – в легендарной музыкальной комедии Г. Александрова «Весна» (1947), и тоже на одну минуту. «Только в киностудии можно увидеть сразу двух Гоголей, да и то ненастоящих», – говорит режиссер будущей картины об ученых Аркадий Громов (Николай Черкасов) про двух артистов, загримированных Гоголями, и спорящих, как правильно читать гоголевские строки и где ставить ударение в слове побасенки или побасёнки: «Побасенки!.. – советует читать режиссер, – а вон протекли веки, города и народы снеслись и исчезли с лица земли, как дым унеслось все, что было, – а побасенки живут и повторяются поныне, и внемлют им мудрые цари, глубокие правители, прекрасный старец и полный благородного стремления юноша…»16.

Снова показаны Гоголи мелькающие, фоновые, вызванные на съемочную площадку, чтобы оттенить талант режиссера, который может выразительно, с листа, без репетиций, прочитать сложный, в сущности, поэтический текст, почти стихотворение в прозе. Рядовые Гоголи-артисты так не умеют… И это правда.

Вообще, складывается впечатление, что российскому кинематографу Гоголь полюбился как персонаж бытовой смеховой культуры – с ним можно разыгрывать сценки из повседневной жизни, приспосабливать к учебной дидактике, к школьной морали. Киножурнал «Ералаш», помня опыт 1976 года, снял еще один сюжет с великим классиком, под названием «Гоголь-моголь»17: на заставке – стакан с этим питьем: можно пить через соломинку.

Подросткам-семиклассникам (два мальчика и одна девочка) задано сочинение по русской литературе «Образ Чичикова», но писать крайне неохота. Зато они умеют вызывать духов путем верчения тарелочки.

«Вызываю дух Гоголя! Дух Гоголя, появись! Гоголь-Гоголь, появись!»

– Апчхи, – чихает дух Гоголя (Александр Лыков), появившись из воздуха. – Как вы мне надоели! Позавчера из 7 «б» вызвали, вчера из 7 «а», сегодня вы… Ну, сколько можно! Сочинение задали написать? Ну, если напишу, отстанете? Чуден Днепр при тихой погоде, – произносит дух Гоголя с интонацией, будто неприлично выругался.

Дух Гоголя садится за стол, решительно гасит свечу, отодвигает гусиное перо на подставке, открывает компьютер и начинает бесшумно стучать по клавишам. Но вскоре бешено закрутилась та самая тарелочка, и из ниоткуда появилась Алла Ивановна, школьная учительница, а после полуночи – сотрудница «Ночного дозора».

– Николай Васильевич, голубчик, я за вами!

– Ну вот, – притворно восклицает Гоголь. – На самом интересном месте…

– А вас, – приказывает Алла Ивановна ребятам, и глаза ее светятся нечеловеческим огнем, – я жду завтра, к первому уроку, с готовыми сочинениями.

Гоголь исчезает вместе с ней, компьютер взрывается, портрет Гоголя на стене показывает язык. Школьники растеряны. Мистика вышла боком.

Кажется, однако, что эта киношутка в очередной раз показала язык всем любителям влегкую поиграть с классиком.

Гоголь собственной персоной: реальный и мнимый

В середине восьмидесятых кинематограф решил наконец взяться за Гоголя всерьез. В 1984-м стартовал пятисерийный (385 мин) художественный фильм режиссера Михаила Швейцера «Мертвые души»18, с присутствием в кадре автора, Н.В. Гоголя, лицом которого стал Александр Трофимов, и созвездием советских актеров, среди которых были Александр Калягин (Чичиков), Юрий Богатырев (Манилов), Лариса Удовиченко (Манилова), Тамара Носова (Коробочка), Виталий Шаповалов (Ноздрев), Иннокентий Смоктуновский (Плюшкин), Вячеслав Невинный (Собакевич) и др.

К моменту работы над экранизацией поэмы Гоголя «Мертвые души» М.А. Швейцер был уже маститым режиссером, снявшим лучшие экранизации русской классики советского времени – «Воскресение» (1960–1962), «Маленькие трагедии» (1979); позже будет «Крейцерова соната» (1987).

Бережное, внимательное отношение к тексту, реалистическое видение романной структуры произведения, тщательный подбор актеров сказались и на экранизации «Мертвых душ», о которой можно говорить как об эталонной, с великолепной актерской игрой и замечательной музыкой Альфреда Шнитке, ибо это именно экранизация поэмы Гоголя, а не снятое нечто, «по мотивам», по игре воображения режиссера.

Первые кадры картины – сожжение чистых листов писчей бумаги (формата А4), которые стопкой лежат на столе у писателя: маленький костер из скомканных белых листов охотно горит на круглом металлическом подносе, и Гоголь греет над ним свои озябшие ладони. Потом открывает окна комнаты – там весна. К нему, одетому в черное, является двойник в белом и велит вставать и идти – спасать людей, их живые души, ибо спасти можно души живые, а не мертвые.

Так начинается картина о приключениях и злоключениях Павла Ивановича Чичикова, и вездесущий, невидимый свидетель то и дело (по нескольку раз за серию) являет свой лик с замечаниями «от автора» то сентиментальными, то ироничными, то ехидными, то саркастичными. Он размышляет о характерах людей, о России, обращает внимание на едва заметные детали и на важную подоплеку событий. Персонаж-рассказчик ведет повествование, порой глубоко сопереживая своим героям, порой подтрунивая над ними, порой откровенно, но беззлобно смеясь их нелепым выходкам. Он задается «вечными» вопросами: «Что думает дворовый крепостной человек, когда барин дает ему наставления?»; «Точно ли так велика пропасть, отделяющая Коробочку от нас?», «Всё может статься с человеком…» «Всё черствее и черствее становится жизнь…». Он то и дело восклицает, делает тонкие или лукавые замечания, пристально следит за ходом действия, не упуская ни одной мелочи. К последним сериям присутствие рассказчика, его комментарии и пояснения делаются даже избыточными, навязчивыми – словно он опасается, что его рассказ не так поймут или что-то важное упустят. Он держит зрителя в плену своей личности, не давая остаться наедине с провалившимся Чичиковым и его гонителями.

Образ автора «Мертвых душ» – это портрет интеллектуала, философа, мыслителя, знатока человеческих душ. Гоголь как биограф (а иногда и нянька) своих героев – на своем месте, но кто и каков он сам? Здесь есть здоровый скептицизм, есть насмешка над плутами и жуликами, но где чудаковатость самого Гоголя, его мистицизм, его загадка?

Картина Швейцера таких вопросов не ставила и ставить не должна была. Тогда почему эта в высшей степени достойная экранизация «Мертвых душ» попала в список биографических лент? Наверное, потому, что реальная биографическая история Гоголя не дается кинематографу.

Мелькнуло лицо Гоголя в исполнении Николая Бурляева в картине «Лермонтов» (1986), где Бурляев играет главную роль – Михаила Лермонтова: поэт читает в обществе стихи («С тех пор как вечный судия / Мне дал всеведенье пророка, / В очах людей читаю я / Страницы злобы и порока»). Лермонтов (Бурляев) читает стих, «облитый горечью и злостью», а Гоголь (Бурляев) молча внимательно слушает.

Эффект такой, будто поэт читает стихи самому себе.

Но вот картина режиссера Виктора Жилко по сценарию Владимира Сухореброго «Генеральная репетиция», снятая на киностудии им. А. Довженко по биографической повести Василия Петровича Авенариуса «Гоголь-гимназист» (СПб., 1897), стала приятным исключением. В.П. Авенариус (1839–1923) – писатель, поэт, автор популярных фольклорных сборников для детей и жизнеописаний писателей-классиков, создал в конце XIX века биографическую трилогию «Ученические годы Гоголя: часть I. Гоголь-гимназист; часть II. Гоголь-студент; часть III. Школа жизни великого юмориста»19. Спустя почти сто лет была экранизирована только первая часть трилогии20, но и она, в отличие от всех предыдущих псевдобиографических картин, посвящена жизни Гоголя-подростка: известный писатель (Андрей Зайков) вспоминает о лицейских проказах пятнадцатилетнего Никоши (Александр Коптев) и его однокашников по Гимназии высших наук графа А.Г. Кушелева-Безбородко в городе Нежине, что в Черниговской губернии.

Время действия – декабрь 1823 года. Повесть рассказывает о сидевшем на задней скамейке гимназического класса бледнолицем подростке, с задумчиво-апатичным взором, с нависшими на лоб длинными белокурыми волосами и острым ястребиным носом. «По гимназическим спискам он значился Николаем Гоголем-Яновским; товарищи же и преподаватели называли его попросту Яновским. Ни тем ни другим, разумеется, и в голову не могло прийти, что из этого необщительного, ленивого и телом и духом человечка, напоминавшего о себе другим разве какой-нибудь не совсем безобидной шалостью, выработается великий писатель-юморист»21.

Гоголь не был прилежным учеником, но обладал прекрасной памятью и делал успехи только в рисовании и русской словесности. Когда профессора вызывали его к доске, окликая по фамилии Гоголь-Яновский, он отвечал: «Родовая моя фамилия – Гоголь, а Яновский – только так, приставка: ее поляки выдумали». Но «ленивец Яновский», «озорник Яновский» – эти прозвища приклеились к нему, казалось, навсегда. «Из вас, поверьте моей опытности, – говорил ему директор гимназии Иван Семенович Орлай, – ни великого художника, ни тем паче поэта dei gratia никогда не выйдет». Товарищи защищали Гоголя: «Я знаю Яновского с малых лет: сердце у него доброе. Но у него особенный дар подмечать все смешное, и он не в силах уже устоять…»

Гоголь, однако, несмотря на насмешливые отзывы, пробовал себя в сочинительстве: его стихотворная баллада «Две рыбки» повествовала о нем самом и о его любимом покойном младшем братце Ванечке, которого Никоша не мог забыть. Но прочесть ее публично у него так и не получилось: «Мы все тут и без того знаем, что баллада ваша из рук вон плоха. Но чем плоше, тем лучше: и нам-то веселее, и вам здоровее; как осмеют вас всенародно, так узнаете, по крайности, цену своему непризнанному стихотворству», – сказал один из профессоров. «Как ни плохи мои стихи, но смеяться над ними я никому не позволю…» – таков был ответ автора баллады, изорвавшего затем на мелкие лоскутки единственный список «Двух рыбок».

Подмечать все смешное – это был истинный дар Гоголя, осознанный еще в школьные годы, притом что сам он утверждал: «По природе-то я не комик, а меланхолик… этим я разгоняю свое тоскливое настроение». «Насмешливость вообще в натуре малороссов», – говорили преподаватели гимназии, и это было единственное извиняющее обстоятельство. Школьные провинности имели названия: «за небережливость казенных книг», «за нерадение к тетрадям», «за неопрятность», «за шум во время чтения Евангелия», «за крик во время рисовального класса», «за шалость и грубые шутки», «за неблагопристойность и драку», «за то, что шумел, бранился и давал дулю». Виновные оставлялись без булки, без чая, без одного, без двух блюд, или просто на хлебе и воде, стояли по часу, по два в углу, либо на коленях.

Словом, первая из повестей трилогии так подробно, так ярко описывала жизнь подростка Никоши Гоголя в Нежинской гимназии, что экранизации не пришлось искать специальный язык и особенные краски, чтобы взглянуть на мир юности писателя.

И все же фильм усложнил историю Гоголя-гимназиста: взрослый Гоголь трагически повторяет то, что происходило с подростком: та же мечтательная мрачность, та же отчаянная неуверенность в себе, в своих творческих способностях и в совершенстве своих сочинений. Писатель Гоголь, увидев в только что изданной книге свой портрет на развороте титула, приходит в ужас, вырывает его из книги и предает огню – ведь он не давал разрешения издателю печатать портрет. Мания огня, в котором горят рукописи, преследует Гоголя – и юного, и взрослого. «Все, что не получилось, должно сгореть» – это убеждение прочно утвердилось в сознании Гоголя с тех самых гимназических лет: всякий критикан, всякий завистливый однокашник могут поколебать в нем уверенность в своих силах. Он впечатлителен, раним, а критика больно жалила и метко била.

Зато как отрадно было уехать из гимназии на вакации в родное имение – к папеньке Василию Афанасьевичу (Богдан Ступка), красавице-маменьке Марии Ивановне (Наталья Шостак) и сестрицам. Повесть и фильм согласно показывают «Васильевскую Аркадию». «Сын, питавший к отцу глубокое почтение, можно сказать, благоговение, не находил ничего странного в этих вычурных, освященных уже временем названиях; а теперь, при виде грота дриад, лицо его приняло даже меланхолическое выражение: при самом входе в темный грот, укрытый под густой сенью лип и акаций, лежал большой дикий камень, на котором он, Никоша, играл когда-то еще трехлетним мальчишкой».

Папенька, романтик старой школы, содержал домашний любительский театр, где ставил пьесы собственного сочинения и где его сын пытался пробовать свои силы как комический актер. В те каникулы Никоша заметил, что папенька, моложавый 44-летний мужчина, был уже тронут смертельной болезнью, так что когда вскоре его не станет, гимназист испытает серьезный нравственный перелом. Картина, бесхитростная и безыскусная, без лишенных смысла новомодных перевертышей, тем не менее выполнила свою задачу – получился полноценный киноэтюд «Гоголь: юные годы».

Двадцать лет спустя киношный Гоголь-подросток (Александр Паламишев) снова отправится на каникулы в родную Васильевку – теперь уже только к маменьке (Алена Бабенко) и сестрам, ибо папеньки уже не было в живых. Российской четырехсерийной художественной картине режиссера Константина Худякова «Марево», снятой на киностудии «Мосфильм», путешествие юного Гоголя в родовое имение понадобилось для воплощения его сновидений и фантасмагорий22. Собственно, фильму дан ясный подзаголовок: не биография Гоголя, а фантазии на темы его произведений.

Все перемешано в этой картине: Мария Ивановна на прогулке с сыном и дочерью встретят якобы соседей и якобы знакомых – Афанасия Ивановича Товстогуба и его жену Пульхерию Ивановну, двух трогательных старичков, а также Ивана Ивановича Перерепенко с Иваном Никифоровичем Довгочхуном, задушевных друзей, живущих через забор. После прогулки, окунувшись в холодную реку, гимназист заболевает и в горячечном бреду к нему приходят персонажи его произведений, которые будут написаны через десятилетие. В бреду возникает марево, густое переплетение реальности и фантазии. Героев Гоголя играют прекрасные актеры – Юрий Стоянов и Федор Добронравов, Алиса Фрейндлих и Олег Басилашвили, но сам юноша, в чьем сновидении мирно жили, ели-пили с большим аппетитом, вдохновенно ссорились и мирились персонажи его будущих произведений, пролежал в горячке все каникулы, маменька насилу его вылечила, вымолив перед иконой Богоматери. Перед отъездом сына в Петербург она скажет ему, чтобы писал не про какого-то там непонятного Ганса, а про тех, кого знает, про соседей и близких. И уже садясь в экипаж, чтобы двинутся в дальнюю дорогу, юноша встретит незнакомца, который отрекомендуется Башмачкиным, Акакием Акакиевичем (Виктор Сухоруков) – повесть «Шинель» будет написана спустя 15 лет, в 1841 году.

То есть, режиссер намеревался снять (и снял!) искусный мини-сериал по гоголевским «Старосветским помещикам» (1835) и «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» (1834), но изобразил дело так, будто его занимает исключительно юность автора, которая здесь оказывается просто предлогом, сценарной уловкой.

В 2008 году, к 200-летию со дня рождения Гоголя, вышла на экраны драма Дмитрия Демина «Гоголь: Портрет загадочного гения», где в роли этого самого гения снялся Владислав Ветров. Анонсы картины весьма красноречиво описывают феномен загадочности: «Отступник и святой, певец женской красоты и монах в миру, не знавший семейного счастья, он умел смеяться сквозь слезы и плакать сквозь смех. Гоголь остается загадкой для всех живущих на этом свете. Все события и места, связанные с именем Гоголя, полны тайных знаков и смыслов, которые предстоит расшифровать. В Москве, в старинном особняке на Никитском бульваре, Гоголь провел последние дни своей жизни. Сохранилась комната, в которой он умер. В ней соберутся все, кто хорошо знал Николая Васильевича: писатели Тургенев и Аксаков, граф Александр Толстой, Мария Ивановна Гоголь – мать писателя, красавица Александра Смирнова, врачи и священнослужители. Они будут вспоминать своего великого современника»23.

Трудно, однако, назвать эту картину биографической драмой, во всяком случае – художественной, игровой драмой. Артисты (А. Толубеев, И. Охлобыстин, А. Леонтьев, Д. Спиваковский и др.), загримированные под друзей и знакомцев Гоголя, появляются в кадре, чтобы прочитать отрывки из его писем к ним или отрывки из их писем к нему. Порой промелькнет лицо под вуалью некой «таинственной незнакомки» (при многозначительном закадровом комментарии), но приоткрыть тайну жизни и смерти загадочного гения, как обещала картина, не получилось, хотя было много гоголевских цитат-признаний: «Имя мое после меня будет счастливее меня», «Настоящее мое призвание монашеское», «Спал и видел себя мертвым», «Душа томится земным бытием, а тело помнит о цветах и солнце». Картина лишь обозначила те тайны, которые издавна связаны с именем Гоголя, включая тайну его захоронения и его могилы, но раскрыть их ни режиссеру, ни артистам не удалось.

Название картины Наталии Бондарчук «Гоголь. Ближайший» (2009)24, снятой на киностудии им. А. Довженко и тоже приуроченной к 200-летию со дня рождения писателя, уже содержит в себе режиссерский ключ к трактовке образа. Фильм начинается с закадрового предисловия: на картине знаменитого русского художника Александра Иванова «Явление Христа народу» изображен в том числе и Н.В. Гоголь. Художник и писатель жили в одно и то же время в Риме, где познакомились (1837) и подружились; однажды у Иванова получился эскиз странника с острыми чертами лица – и лицо это повернуто ко Христу. Художник не просто «использовал» оригинальное лицо, но и сделал его фактически центральным персонажем картины, выбрав особое место на ней для своего друга: странник испытывает мучительный страх и переживание своей греховности при известии о появлении Мессии. За странником, в чьем облике угадывались черты Гоголя, закрепилось название – «Ближайший ко Христу».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации